Текст книги "РОС: Забытый род (СИ)"

Автор книги: Гарри Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 2

Сердце колотилось где-то в горле, готовое вырваться наружу и присоединиться к желтой пене на мраморе, где еще минуту назад бился в агонии Димон. Труп уже утащили. Мокрое пятно – вот и весь памятник его бычьей глупости. Рубиновые глаза Аспида сверлили меня. Голодные. Насмешливые.

Твою мать. Твою разэтакую мать.

Варианты? Ноль. Бежать? Эти стражницы в облегающей коже прошьют меня шпагами, как решето, прежде чем я сделаю три шага. Бунт? Хорёк рядом мочился в штаны от страха, остальные были бледнее мрамора под ногами. Драться с ними? Ха. Старшая посмотрела бы на меня, как на назойливую муху, перед тем как прихлопнуть.

Терять было нечего. Только жизнь. Которая и так висела на волоске с момента пробуждения в этой адской карете.

Я шагнул вперед. Камень под ногами был ледяным. Воздух вокруг статуи вибрировал, густой и горький. Я поднял голову. Встретил взгляд двух кровавых солнц. Ну давай, чешуйчатый ублюдок, – мысленно плюнул я, впиваясь взглядом в рубины. Если суждено сдохнуть – так сдохнуть. Только не тяни резину, как с Димоном. Раз – и в помойку.

И вдруг… в голове что-то щелкнуло.

Не звук. Ощущение. Как будто гигантская игла вонзилась в мозг. И по ней побежал голос.

Хриплый. Будто камни трутся друг о друга. Играющий. Как кошка с дохлой мышкой. Колючий. Каждое слово – укол.

«Интересненько…» – проскрежетало у меня в черепной коробке. – «Один из… товара. Но пахнешь… перегаром иного мира. Чужим. Как же ты сюда… занесло, пылинка?»

Я чуть не подпрыгнул. Мысли спутались. Ты… Ты кто? Аспид?

«Кто же еще, глупыш?» – послышалось ехидное шипение. – «Камень и плоть. Дух и Яд. Я – Основа. Я – Судья. А ты… загадка. Не отсюда. Не здешняя грязь в твоей… эссенции.»

Эссенция? Я едва не фыркнул вслух. У меня сейчас эссенция – чистый страх и желание не обосраться. Что за мир? КАК я сюда попал?

«Оооо, мой дорогой попавший в ловушку друг…» – голос Тотемного Аспида стал слащавым, как испорченный мед. – «Это такие… деликатные вопросы. Ответы на них – для Избранного. Для Главы Семьи. Стань им… и двери Тайн распахнутся. Но сейчас… сейчас я должен проверить. Ты ли… достоин вопроса? Или просто… мусор?»

Проверить? Плюнуть в меня своим ядом? – мысленно заорал я. – Да кто из живых это выдержит? Ты же видел! Он сварился заживо!

В голове раздался низкий, каменный смех. Он вибрировал в костях.

«Наивный червячок! Я распыляю… не совсем яд. Вернее, не только яд.» – Голос стал вдруг серьезнее, древнее. – «Мои пары… они проникают в разум. Читают. Сканируют. Ищут слабину. Глупость. Жадность. Трусость. Или… опасность для моего Рода. Если находят… тогда яд становится смертельным. Мгновенно. Считай это… нашим защитным механизмом. Отбором истинным.»

Как у скунса? – вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать. Только вонь – смертельная?

«Я ТЕБЕ НЕ ВОНЮЧКА!» – громовой рёв обрушился на мое сознание, заставив пошатнуться. Рубиновые глаза вспыхнули ярче, ослепительно. – «Я – ДРЕВНОСТЬ! Я – СИЛА! Я – ИСПЫТАНИЕ! ХВАТИТ БОЛТАТЬ! ПОКАЖИ, ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ ВНУТРИ!»

Время проверки. Я почувствовал, как зеленоватый туман из пасти статуи сгустился, стал видимым, тягучим. Он обволок меня, проник в ноздри, в поры. Горько-сладкий вкус заполнил рот. В голове – давление. Как будто невидимые щупальца копошатся в мыслях, выискивая… что? Страх? Да он был! Озверевший, дикий! Но под ним – ярость. Решимость. И дикое, неукротимое: НЕ СДОХНУ!

Щупальца копошились, тыкались в воспоминания-обрывки: экран монитора, вкус кофе, холод кареты, страх Хорька, предсмертный визг Димона… Впивались в ненависть к продавшей меня "семье", в презрение к этим ядовитым красоткам, в острое, животное желание ЖИТЬ.

Ищи, чешуйчатый! Ищи слабину! Я не идеален! Я в говне по уши! Но я не сломаюсь! Не дам тебе удовольствия увидеть, как я визжу!

Давление нарастало. Виски горели. Но боли не было. Той адской, разрывающей боли, как у Димона. Было… напряжение. Экзамен. Испытание на прочность духа. Я стоял. Сжав кулаки до крови в ладонях. Глядя в ненавистные рубиновые глаза. Дышал этим дерьмом. И не падал. Не закашливался. Не начинал пускать пузыри.

Зеленый туман начал рассеиваться. Давление в голове ослабло. В ушах стоял звон. Но я стоял. На своих двоих.

И тут случилось нечто, от чего кровь реально стынет в жилах. Старшая стражница подошла. Быстро, решительно. Ее лицо было непроницаемым, но в глазах – искра невероятного, шокирующего интереса. И она… взяла меня за руку. Выше локтя. Кожа ее перчатки была холодной, гладкой, как змеиная чешуя.

Я замер. Ожидая жгучей боли, распада плоти, предсмертного хрипа. Но… ничего. Только холод. И ее лицо, приблизившееся к моему уху. Губы почти коснулись мочки. Дыхание – прохладное, пахнущее полынью и чем-то металлическим.

– Ты… – ее шепот был едва слышен, но каждое слово врезалось в мозг, как игла. – Ты с ним разговаривал? Я подойду к тебе после отбора…

Я не успел даже подумать о ответе. Она уже отстранилась. И ее голос, громкий, командный, ледяной, прорезал напряженную тишину площади:

– Первый прошел! – Она резко кивнула в сторону уцелевших кандидатов, их глаза были полны ужаса и… зависти. – Осталось сорок пять. СЛЕДУЮЩИЙ!

Она отпустила мою руку. Легкий толчок в спину – иди. Я сделал шаг, потом другой, отходя от статуи. Ноги ватные. В голове – каша из голоса Аспида и ее шепота. Рука, где она касалась, горела холодом. Но я был жив. Я выдержал.

Я отошел к пустому месту за тотемом. Хорёк смотрел на меня, как на призрака. Кто-то прошептал: «Везучий ублюдок…»

Я не чувствовал себя везучим. Я чувствовал себя пешкой, которую только что передвинули на опасное поле в какой-то чудовищной игре. Играли Аспид… и та стражница. А ее последние слова висели в воздухе, зловещие и неотвратимые:

– Я подойду к тебе после отбора…

Отбора… который только начался. Сорок пять вдохов смерти еще впереди. Но первый шаг в Ад был сделан. И Ад… в лице крылатой змеи с рубиновыми глазами и стражницы в облегающей коже… впервые взглянул на меня с интересом. От этого не стало легче. Стало в тысячу раз страшнее.

Следующие часы слились в кровавый, шипящий кошмар. Я стоял в сторонке, прислонившись к холодной стене здания на краю площади, и наблюдал, как Жатва пожинает свой урожай. Один за другим. Мужики подходили к каменной пасти. Зеленый туман окутывал их. И дальше… вариантов было немного.

Хрип. Резкий, как рвущаяся ткань. Человек хватался за горло, глаза вылезали из орбит. Падал. Дергался. Пена. Конец. (Так ушли семеро).

Визг. Пронзительный, безумный. Кандидат начинал рвать на себе одежду, биться головой о камень, пока стражницы не приканчивали его ударом эфеса в висок. (Еще пятеро, включая парня, который пытался бежать к статуе с криком «Я король!»).

Молчание. Просто падали замертво после первого же вдоха. Без звука. Лишь судорога и стеклянные глаза. (Большинство. Одиннадцать человек.)

Хорёк был в середине очереди. Он подошел, дрожа как осиновый лист, слезы текли по грязным щекам. Он что-то бормотал, молился. Зеленый туман коснулся его лица… и он просто сложился пополам, как тряпичная кукла. Беззвучно. Только мелкая дрожь, потом – тишина. Стражницы вздохнули, почти с досадой, и потащили его к решетке. Аспид не ценит слабость. Точка.

К вечеру, когда лиловое небо Изнанки потемнело до цвета синяка, на площади стояли только шестеро. ШЕСТЕРО! Из пятидесяти. Воздух пропитался сладковато-кислым запахом смерти и страха. Мрамор под статуей был липким от непонятных пятен. Стражницы выглядели… скучающими. Как будто убрали мусор после долгого дня.

Старшая подошла к нам. Ее золотистая вышивка тускло мерцала в сумерках. На губах играла та же коварная ухмылка.

– Поздравляю, выжившие! – ее голос громко прозвучал в гнетущей тишине. – Сегодня вам удалось… не умереть. Заслужили ужин и постель. – Она обвела нас тем же оценивающим взглядом, что и утром, но теперь в нем было что-то… хищное. – И да. Вам теперь позволено… касаться нас. – Она провела рукой в перчатке по своему бедру. За ее спиной несколько стражниц усмехнулись, их глаза сверкнули опасным огоньком. – Но не обольщайтесь, червячки. Мы для вас все так же смертельны. Один неверный шаг, одна глупая мысль… – Она сделала выразительную паузу. – …и ваши кишки украсят мостовую. Понятно? Шевелитесь, за мной!

Нас повели по темнеющим улицам, мимо все тех же змеиных фасадов и мерцающих окон. Девушки в окнах теперь не подмигивали. Они наблюдали. Молча. Как удавы за добычей, зашедшей в нору.

Привели к зданию. Похоже, когда-то это была таверна. Сейчас же… "Склад еды для графа Дракулы после набега вандалов" – было точнее. Готические арки окон, почерневшие деревянные балки, огромный камин, в котором тлели жалкие угольки. Запах – пыль, сырость и старое мясо. Длинная барная стойка, заваленная бутылками странных форм и цветов. И несколько дверей, ведущих, видимо, в комнаты. Никакого уюта. Только мрак и ощущение ловушки.

– Еда. Выпивка. – Старшая махнула рукой в сторону стойки. – Комнаты – любые свободные. Выбирайте. Утро – на площади. Опоздавших – казним. Спокойной ночи, червячки. – Она повернулась, ее стражницы вышли, и тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась. Тишика щелкнул массивный замок.

Мы стояли в полумраке, освещенные лишь тлеющим огоньком камина и парой тускло горящих масляных ламп. Шесть теней. Шесть выживших в первом круге ада.

Григорий: Лет под сорок, коренастый, крепкий, как дубовый пень. Лицо – в шрамах и щетине. Один глаз мутный, белесый (катаракта?). Одежда – грубая, поношенная, но прочная. Стоит, опершись о косяк, наблюдает за всеми с холодным, бывалым спокойствием. "Ну, живем пока. Бывало и хуже. В имперской тюрьме, например."

Марк: Худощавый, с острыми чертами лица и лихорадочным блеском в глазах за толстыми стеклами очков (как они уцелели?!). Одет в потрепанный, но чистый камзол. Потирает руки, нервно озирается. "Фасцинирующе! Фульминантный нейротоксин избирательного действия! Статуя – не просто артефакт, а биологический интерфейс! Надо записать…" (Роется в карманах, ищет карандаш и клочок бумаги).

Степан: Молодой, но с потухшим взглядом. Лицо бледное, осунувшееся. Одет в простую рубаху и портки. Постоянно крестится, шепчет молитвы. "Господи, прости… Господи, защити… Это наказание за грехи наши…"

Клим: Тихий, незаметный парень лет двадцати пяти. Движения плавные, кошачьи. Глаза темные, внимательные, почти не моргают. На шее – синяк в форме пальцев. Одежда – темная, удобная для движения. Ничего не говорит, просто смотрит на бутылки за стойкой. (…)

Артём: Почти мальчишка, лет восемнадцати. Глаза красные от слез, но старается держаться. Одежда – добротная, но порванная и грязная. Похоже, из небедной, но не знатной семьи. "Мама… Папа… Зачем вы меня продали? Я же не хотел…" (Всхлипывает, но старается сдержаться).

И Я. Синяки побледнели, но тело ломит. В глазах – смесь усталости, ярости и нарастающего параноидального ожидания. «Я подойду к тебе после отбора…»

Молчание повисло тягучее и неловкое. Прервал его Григорий, подойдя к стойке с грохотом отодвинув стул.

– Ну, что, герои? – его хриплый голос звучал громко в тишине. – Выжили. Чем не повод выпить? Эй, малец! – он кивнул Артёму. – Подбери нам чего-нибудь крепкого. И еды, если найдется неядовитой. Хотя… – он усмехнулся беззвучно, – …после сегодняшнего, может, и яд пойдет.

Артём кивнул, утирая лицо рукавом, и робко полез за стойку. Марк тут же пристроился к нему, с интересом разглядывая бутылки.

– О! Видимо, настойка на корнях Мандрагоры Изнаночной! И это… Кровь Теневого Оленя? Фантастический гемо-стимулятор! Степан, перестань бормотать, иди сюда, выпей, глоток храбрости тебе не помешает! Степан только молитвенно сложил руки и покачал головой. Клим молча взял первую попавшуюся бутылку темного стекла и налил себе в глиняную кружку. Понюхал. Выпил залпом. Не поморщился.

Я налил себе чего-то, пахнущего дымом и смолой. Обжег горло. Хорошо. Отвлекло на секунду.

– Итак, – Григорий поднял свою кружку, – за то, чтобы завтра не стать удобрением. Имена? Я – Григорий. Бывалый. Солдат. Продали за долги. Кто следующий?

– Марк, – откликнулся ученый, отхлебывая странную фиолетовую жидкость из пробирки (где он ее нашел?!). – Академик низшего круга. Исследователь токсинов. Сам… вызвался. За знанием. – Он нервно поправил очки.

– Степан… – пробормотал молитвенник. – Сельский… Меня… забрали… за недоимки… – Он снова замолчал, уставившись в огонь.

– Клим, – коротко бросил темноглазый, наливая себе вторую. Больше ничего.

– Артём, – прошептал юнец. – Сын купца… Родители… продали контракт… думали, шанс… для меня… – Голос его задрожал.

Все взгляды обратились ко мне.

Продали. Как скотину. Правда, хоть и не вся.

– Лекс, – соврал я, хлебая свой "дымок". – Семьи нет. Продали. И точка. – Постарался сделать голос грубым и не терпящим вопросов.

– Жестко, – констатировал Григорий. – Но не редкость. Сегодня… – он тяжело вздохнул, – …было жестоко. Даже для меня. Эти визги… Эта пена… – Он вдруг резко осушил кружку. – Ладно. Пить надо. Забыться. Завтра – ад второй серии.

Мы пили. Молча. Каждый со своими мыслями и демонами. Марк что-то бормотал о "нейротрансмиттерах" и "фильтрации сознания". Степан тихо плакал. Клим сидел неподвижно, как статуя, лишь его глаза отслеживали каждое движение в полумраке. Артём быстро захмелел и уснул прямо за столом, уронив голову на руки. Григорий пил методично, как солдат перед расстрелом. Я пил, чтобы заглушить навязчивый шепот в голове: «Я подойду к тебе после отбора…» Что она хочет? Зачем? Когда?!

Хмель ударил в голову, смешав страх, усталость и адреналин в тягучую, мутную кашу. Глаза слипались. Один за другим мы поползли в комнаты. Я выбрал самую дальнюю, маленькую, с узкой койкой и одним одеялом, пахнущим пылью. Рухнул на жесткий тюфяк, не раздеваясь.

Шестеро… Только начало… Завтра… Старшая… Аспид…

Тьма поглотила сознание. Глухой, беспробудный сон усталости и отравленного хмеля.

Холод.

Холодное прикосновение к плечу. Твердое. Через ткань рубахи.

– Проснись, червячок.

Голос. Тихий. Знакомый. С шипящими нотками. И запах… полынь и холодная сталь.

Я дернулся, пытаясь вынырнуть из липкого сна. Глаза слипались. В кромешной темноте комнаты едва угадывался силуэт у кровати. Высокий. В шлеме? Нет… Просто собранные волосы. И два холодных рубиновых отблеска – не глаз, а эмблемы на груди, едва видимые в темноте.

Старшая стражница. Она пришла. После отбора. Как и обещала.

Мое сердце ушло в пятки, а потом рванулось в горло, готовое выпрыгнуть. Хмель выветрился мгновенно. Остался только чистый, леденящий страх. И вопрос, висящий в темноте:

Зачем?

Холодное прикосновение сменилось… весом. Твердым, теплым, неожиданным. Я открыл глаза, все еще проваливаясь в липкую паутину сна и хмеля. В кромешной тьме комнаты сиделка моих кошмаров обрела форму. Старшая стражница. Она сидела верхом на мне, упершись руками в тюфяк по бокам моей головы. Ее бедра… двигались. Нет, не так – елозили. Сознание, затуманенное страхом и остатками алкоголя, пыталось осмыслить этот сюрреализм.

Что? Какого черта?! – мысль пробилась сквозь панику. – Она что, решила меня… до смерти? Буквально?

– Хочешь прогуляться? – ее голос прозвучал неожиданно… нормально? Почти игриво? В темноте я не видел лица, но слышал легкое дыхание. – Покажу тебе город. Настоящий.

Голос сорвался в хриплый шепот:

– Чтобы я сдох? Или прикончить тихо решила? В лесу удобнее труп прятать?

Она… фыркнула. Коротко, как рассерженная кошка. И… надула губки? Я почувствовал, как ее бедра перестали двигаться.

– Нет же, дубина! – ее шепот стал резче, но без привычной ледяной злобы. – С тобой же Аспид разговаривал. А он этого… никогда не делает. Только судит. Молча. Значит… – она наклонилась чуть ближе, я почувствовал запах полыни и холодной кожи, – …есть шанс, что ты выживешь. До конца. И я… – пауза, будто слова давались с трудом, – …я никогда не гуляла с мужиком! Заткнись и пошли!

Она резко соскочила с меня, как будто обожглась. Я лежал, оглушенный. Свидание?! – пронеслось в голове. В этом аду? После дня, когда сорок четыре человека превратились в пену? Но… да, логично. Железная. Если отбор идет десять лет безрезультатно… Судя по ее виду – двадцать пять, от силы – значит, последних «нормальных» мужчин в их роду она видела лет в двенадцать. Если видела вообще.

Я поднялся, костяшками протирая глаза. Она уже стояла у двери, силуэт напряженный, как тетива лука. Я подошел, все еще не веря.

– Как тебя зовут? – прошептал я.

– Тшшш! – она резко приложила палец в перчатке к моим губам. – Потом. Если выживешь. Идем.

Мы выскользнули из комнаты, как тени. Она вела меня не к главной двери, а вглубь здания, в какой-то чулан, откуда тянуло сыростью и мышиным пометом. Там, за грубой мешковиной, скрывалась низкая, покосившаяся дверь. Черный ход. Она ловко отодвинула засов – скрип прозвучал громовым раскатом в тишине – и мы вынырнули в узкий, вонючий переулок.

Свидание… – мысль крутилась, как назойливая муха, смешиваясь с адреналином и абсурдом. – В городе змей. С девушкой, которая за секунду может превратить меня в лужу.

Она схватила меня за рукав (опять – прикосновение! – и опять без последствий!) и потянула за собой. Мы не шли – крались. От тени к тени, прижимаясь к холодным, змеиным стенам домов. Она двигалась как призрак – бесшумно, стремительно, ее темная форма сливалась с мраком. Я пытался не отставать, спотыкаясь о неровности камней, сердце колотилось как бешеное. Глаза вылезали из орбит, высматривая стражу, ловушки, ядовитых дев, выглядывающих из окон. Но город казался вымершим. Только лиловый свет Изнанки лился с неба, отбрасывая длинные, искаженные тени.

И вдруг – стена. Высокая, древняя, поросшая темным мхом. Казалось, это край города, крепостной вал. Но Старшая стражница подбежала к неприметной нише, где каменные блоки образовывали что-то вроде арки, заросшей колючим, ядовито-синим плющом. Она провела рукой по камню – что-то щелкнуло – и часть стены бесшумно отъехала, открывая проход. Не в ров, а… в лес.

Лес? В центре города-крепости? – мелькнула дикая мысль, но задаваться вопросами было некогда. Она втолкнула меня внутрь, проскользнула сама, и камень так же бесшумно встал на место. Тишина. Густая, звенящая. И запах – не городская гниль и яд, а сырость, прелые листья, что-то древнее и древесное.

Мы оказались в чаще. Деревья были странными – огромные, с черными, чешуйчатыми стволами и листьями, отливавшими в лиловом свете серебром и ядовитой зеленью. Воздух вибрировал от невидимой жизни. Старшая стражница отбежала на несколько шагов, огляделась по сторонам, как дитя, проверяющее, не поймали ли его за шалость. Потом обернулась ко мне, и на ее лице расцвела самая настоящая, детская улыбка. Она даже подпрыгнула на месте от возбуждения!

– Да! – выдохнула она с чистым, незамутненным торжеством. – Мы справились! Они нас не заметили! Хих-хих! – Она засмеялась тихо, счастливо, прикрыв рот рукой.

Я стоял, остолбенев. Та самая старшая стражница? Та, что на площади командовала стражей с лицом ледяной маски, что спокойно наблюдала, как люди превращаются в пену? Передо мной была… девчонка. Взволнованная, сияющая от успеха своего маленького приключения. Ее пронзительные глаза, теперь я мог разглядеть их цвет даже в полумраке – изумрудно-зеленые, как у змеи, но полные живого огня – не могли оторваться от меня. В них светилось чистое любопытство и… восторг.

Она подошла ближе, вдруг смутившись, поправила несуществующую прядь волос (ее каштановые волосы были туго собраны, но несколько непослушных прядей все же выбились). Потом сделала небольшой, театральный реверанс, подбоченившись другой рукой. Носик ее, действительно горделивый, с легкой горбинкой, задорно вздернулся.

– Позволь представиться должным образом, раз уж мы… гуляем, – ее голос звучал звонче, моложе, без привычной командирской хрипотцы. – Я – Графиня Виолетта Аспидова. Пятая, самая младшая из Старших Дочерей Аспида. И… – она выпрямилась, стараясь вернуть себе величие, но это выглядело скорее мило, чем грозно, – …Лидер Стражниц Города. Надеюсь, ты впечатлен? – Она подняла подбородок, ожидая реакции.

Я смотрел на нее. На эту опасную, ядовитую, невероятно красивую и внезапно такую… человечную девушку в змеиной коже. На ее сияющие глаза, не отрывающиеся от меня. На детскую радость от "прогулки". На высокомерно вздернутый носик, который так и хотелось… тронуть. Осторожно.

Империя рухнула. Ад замер. Остался только этот странный лес в сердце города змей, лиловый свет Изнанки и графиня Виолетта Аспидова, которая впервые в жизни гуляла с мужчиной и явно понятия не имела, что делать дальше.

Ну вот, – подумал я, чувствуя, как уголки губ сами собой поползли вверх, несмотря на весь ужас положения. – Похоже, свидание началось.