Текст книги "Абсурдистан"

Автор книги: Гари Штейнгарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Я откупорил пузырек и проглотил две таблетки, запив их турецким пивом.

– Да, сегодня не мой год, – пробурчал я. – Честно говоря, я надеюсь, что весь мир провалится в тартарары.

Ларри погладил мою руку.

– Ваша судьба скоро изменится к лучшему, – заверил он меня. – Я говорил с капитаном Белугиным. Сегодня мы сделаем вам бельгийское гражданство. Может быть, Руанна переедет к вам в Брюссель, если вы будете с ней правильно обращаться. Ради бога, отнеситесь серьезно к ее попыткам писать. Вы же знаете, как мы, американцы, относимся к самовыражению.

– Хороший совет, – согласился я.

– Отправляйтесь в бар «Белуга», – сказал Зартарьян. – Ваш друг Алеша будет там обедать с Джошем Вайнером из американского посольства.

– Знакомая фамилия, – заметил я.

– Через несколько минут объявится этот маленький туземец. Мы называем его Сакха Демократ. Он служит в каком-то местном агентстве по правам человека. Угостите его гамбургером с индейкой и картофелем фри, и он отведет вас на встречу с Жан-Мишелем Лефевром из бельгийского консульства. Следуйте за ним после ланча в отеле, и я вам гарантирую: еще до захода солнца вы будете бельгийцем.

Я пожал руку Ларри Зартарьяну.

– Вы славный человек, – сказал я. – Я не забуду вашу доброту.

– Пожалуйста, пришлите мне е-мейл, когда будете в Брюсселе, – попросил Зартарьян. Он сделал мне жест, охватывающий его кабинет с компьютерными мониторами и кипами пожелтевших документов. – Вы даже представить себе не можете, до чего я несчастен, – сказал он.

Глава 16
ДАЙТЕ МНЕ СВОБОДУ!

В баре «Белуга» на берегу пруда было очень жарко. Мальчиков из «Хайатта» подрядили бросать в пруд кубики льда и принесли гигантские переносные вентиляторы, чтобы овевать наши тела спасительным холодком. По одну сторону пруда лысеющие постояльцы отеля жадно набросились на осетрину и горячие гамбургеры. По другую сторону пруда проститутки из «Хайатта» расположились в зеленых шезлонгах, обмахивая друг друга брошенными экземплярами «Файнэншл таймс» и время от времени выкрикивая название их любимой американской компании, «Голли Бертон», в сторону нефтяников, обедавших по другую сторону пруда. Нефтяники, у многих из которых был сильный шотландский акцент, отвечали по-английски что-то одобрительное, хотя и не очень внятное. Хотя я в совершенстве владею английским, я не мог понять, почему женщине лестно, когда ее называют «птичкой».

Алеша-Боб сидел рядом с молодым мужчиной в хаки и полосатой рубашке-поло, который со скептическим видом изучал меню «Хайатт», водя пальцем по колонке с указанием цен. У него был ледяной взгляд, по какой-то причине заставивший меня вспомнить Эксидентал-колледж. Приближаясь к их столику, я попытался вспомнить его фамилию, но никак не мог это сделать. Есть категория представителей высшего класса Америки, которые для меня все на одно лицо.

– Джош? – спросил я. – Джош Вайнер?

Вайнер взглянул на мою надвигающуюся тень.

– Папаша Закусь? – осведомился он в свою очередь. – Черт возьми! Боб только что мне сказал, что ты тоже здесь.

Мы хлопнули ладонью о ладонь, потом «выстрелили» друг в друга из воображаемых пистолетов, как было принято в Эксидентал-колледже.

– А помнишь, как первокурсники терли тебе живот перед сессией – на счастье? – спросил Вайнер. – Не возражаешь, если я сейчас потру тебе брюшко, Закусь?

Я действительно слишком хорошо помнил эту церемонию с моим животом. Множество маленьких белых ручек поглаживали мое брюхо в столовой, и это было так унизительно! Как я просил всех этих Джошей и Джонни прекратить!

– Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал, – ответил я. – Мой психоаналитик говорит, что это усиливает некоторые поведенческие тенденции. Это вызывает у меня ощущение, будто ко мне применяют насилие.

– Угу, – произнес Вайнер. – Я тут спрашивал Боба, общаетесь ли вы еще с Джерри Штейнфарбом. Я в восторге от его книги. Эта «Ручная работа русского карьериста» такая забавная! И очень трогательная. Я люблю именно такую литературу. Штейнфарб молодец!

Упоминание моего соперника вместе с предложением погладить мой живот вывело меня из себя.

– Я слышал, ты трудишься в Государственном департаменте, – мстительно заметил я. Молодой дипломат чуть со стула не упал. Подобная карьера считалась неприемлемой в Эксидентал-колледже, многие выпускники которого занялись выращиванием спаржи на орегонском побережье. Уже в годы учебы в колледже у Вайнера проявлялись нездоровые тенденции. Например, он вел спортивную колонку в «Эксидентал геральд», газете колледжа. За подобное дело взялся бы лишь крайне амбициозный иммигрант.

– Полегче, дружище, – рассмеялся Вайнер. – Если ты считаешь, что я продался, загляни в мою платежную ведомость, черт побери. – Я продолжал смотреть на него с самым невинным видом.

– Итак, ребята, давайте поговорим о политике, – решил сменить тему Алеша-Боб. – На улицах Абсурдистана ходят слухи, что сево собираются протестовать, если к власти придет этот идиот, сын Георгия Канука. Какова официальная позиция США в этом вопросе?

– На самом деле мы не уверены, – признался Джош Вайнер, жадно набросившись на вазочку с миндалем. – У нас есть небольшая проблема. Видите ли, никто из наших сотрудников не говорит на местных наречиях. Правда, есть один парень, который вроде бы говорит по-русски, но он все еще пытается выучить будущее время. Вы оба из этой части света. Вы знаете, что будет после смерти Георгия Канука? Больше демократии? Меньше?

– Когда в этой стране случается переворот, сразу же хватаются за оружие, – сказал Алеша-Боб. – Вспомни об османском восстании 1756 года или о борьбе за персидский престол в 1550 году.

– О, я не могу вспоминать столь давние события, – возразил Джош Вайнер. – Это было тогда, а мы имеем сейчас. У нас глобальная экономика, и никому не интересно, чтобы судно село на мель. Валовый национальный продукт Абсурдистана в прошлом году вырос на девять процентов. В середине сентября начнет эксплуатироваться месторождение «Фига-6 Шеврон (БП)», а это значит сто восемьдесят тысяч баррелей в день! И дело не только в нефти. Сектор сервиса тоже процветает. Вы видели новый ресторан «Тосканский стейк и бобы» на бульваре Национального Единства? Вы пробовали суп ribbolita и crostini misti? Туда вложен серьезный капитал, ребята.

– А как насчет отношений сево и свани? – спросил я. – Ларри Зартарьян сказал, что…

– О, к черту этот крест с разными нижними черточками-перекладинами. Эти люди – прагматики. «Хрен с ним со всем, плати мне» – вот их позиция. Кстати о прагматизме – вот идет мой друг-демократ.

К нам рысцой приближался маленький человечек с носом крючком. На какую-то секунду мне показалось, что я вижу копию своего покойного папы в те дни, когда он еще не был олигархом. Умные карие глаза, козья бородка, мелкие желтые зубы. Вероятно, бывший советский академик, сорока с лишним лет, неимущий; жена страдает от шумов в сердце, а у двоих блестящих, пытливых детей плоскостопие.

– Джентльмены, познакомьтесь, это Сакха Демократ, – представил его Вайнер. – Он редактирует глянцевый журнал «Дайте мне свободу!». Это один из наших мелких местных проектов.

– Простите, что опоздал, – задыхаясь, произнес Сакха, вцепившись в свой ярко-оранжевый галстук. – Надеюсь, вы еще не поели. Я сильно проголодался.

– Мы как раз собирались сделать заказ, – ответил Алеша-Боб. – Мистер Сакха, это мой однокашник по колледжу и друг Миша Вайнберг.

– У еврейского народа долгая и мирная история в нашей стране, – сказал Сакха, прижимая трясущуюся руку к сердцу. – Они наши братья, и их враг – наш враг. Когда вы находитесь в Абсурдистане, моя мать – ваша мать, моя жена – ваша сестра, и вы всегда можете пить воду из моего колодца.

– Спасибо, – ответил я. – Мне бы хотелось ответить вам тем же, но моя дорогая мама умерла, а любимая девушка только что сбежала с одним ничтожеством.

– Они здесь просто так говорят, – объяснил мне Вайнер. – На самом деле это ровным счетом ничего не значит. – Я взглянул на него, и во взгляде моем ясно читалось, что он недостоин находиться со мной на одной планете.

Мы подозвали официанта, и я заказал три омлета с осетриной и графин «кровавой Мэри».

– Можно мне заказать цыпленка с картофелем по-французски, помидорами и пикулями, мистер Вайнер? – спросил Сакха Демократ. Он показал молодому дипломату: – Это вот здесь…

– Закажите только цыпленка, – усталым тоном произнес Вайнер. – Нам урезают наш демократический бюджет.

– Я заплачу за ваш картофель по-французски, мистер Сакха, – вмешался я.

– О, благодарю вас, мистер Вайнберг! – вскричал Сакха Демократ. – Как приятно видеть молодого человека, заинтересованного в плюрализме.

– Как можно выполнять важную работу на голодный желудок? – сказал я ему, заметив, что Джош Вайнер смерил меня ледяным взглядом.

– А кто вы по профессии? – спросил меня Сакха.

– Я филантроп, – ответил я. – Создал в Петербурге благотворительный фонд под названием «Мишины дети».

– У вас открытое сердце, – сказал мой новый друг. – Это так редко бывает в наши дни.

– Сакха только что вернулся с демократического форума в Нью-Йорке, – заметил Джон Вайнер, – где купил себе этот прелестный оранжевый галстук. Мы оплатили авиабилеты и пятидневное пребывание в четырехзвездочном отеле. Полагаю, за галстук он заплатил сам. В бюджете определенно не была предусмотрена подобная статья.

– Это действительно прелестный галстук, – вмешался Алеша-Боб.

– Я купил его в «Веке 21», – со счастливым видом сказал Сакха. – Этот цвет называется «Темно-оранжевый всадник». Некоторые говорят, что люди свани первоначально были коневодами. Вы знаете, что наш археолог нашел глиняный горшок, датируемый восемьсот пятидесятым годом до нашей эры, на котором изображен местный житель, укрощающий пони? Вот и я теперь с этим галстуком могу претендовать на то, что я всадник! Конечно, я всего лишь шучу, джентльмены. Ха-ха!

– Вы по национальности свани? – спросил я.

– Я сево, – ответил Сакха Демократ. – Но это не имеет значения. Свани, сево – все мы один народ. Различия выгодны только правящему классу…

– Как так, мистер Сакха?! – заинтересовался я.

– Таким образом им легче нас подавлять! – воскликнул он. Но, вместо того чтобы развить свою мысль, следующие пятнадцать минут демократ с надеждой смотрел в сторону кухни. Наконец принесли наш заказ. После того как Сакха положил половину картофеля по-французски в свой дипломат «для моих трех маленьких девочек», он расправился с цыпленком прежде, чем я принялся за первый из своих омлетов с осетриной. Пикули он оставил на закуску и смаковал каждый кусочек, и глаза у него были влажные от удовольствия. – Самая вкусная еда в мире, – сказал он. – Как в американском ресторане «Арбис». Не каждый день удается полакомиться картофелем по-французски.

Я с торжествующим видом Взглянул на Джоша Вайнера.

– Я рад, – ответил я.

– Вот что я тебе скажу, Сакха, старина, отчего бы нам с тобой не заказать на двоих чизкейк по-ньюйоркски и кофе? – предложил Джош Вайнер.

– У меня есть идея получше, – вмешался я в разговор. – Сакха, почему бы вам не зайти внутрь, в бар с мороженым, и не угоститься пломбиром с разными фруктами и сиропами? Скажите, чтобы записали на мой счет. Миша Вайнберг, номер в пентхаузе.

– О, если бы только мои маленькие девочки могли меня сейчас видеть! – прошептал Сакха, обращаясь к самому себе, и отправился в бар за вкусным угощением.

– «Мишины дети», – медленно произнес Джон Вайнер. Атмосфера вокруг нас стала густой, как взбитые сливки. – Невероятно, мать их за ногу. Ты просто сочиняешь это на ходу, не так ли, Вайнберг? А потом, когда не остается ничего иного, подписываешь чек.

Я доел последний омлет, наслаждаясь вкусными, экологически чистыми яйцами Абсурдистана и вдыхая соленую свежесть осетрины.

– По крайней мере, я помогаю людям, – прошептал я.

Мы сидели, не произнося ни слова, пока не вернулся Сакха с сооружением из мороженого, напоминавшим фрегат, который взгромоздили на авианосец.

– Банан я не стал брать, – отчитался он передо мной. – Бананы я могу есть где угодно.

– Ешьте, ешьте, – сказал я, погладив его по рукаву.

После того как пломбир с фруктами и сиропом был съеден, наша компания поспешила разбежаться. Мы с Джошем не удостоили друг друга взглядом, по традиции хлопнув ладонью о ладонь на прощанье. Мы даже не выстрелили друг в друга из воображаемых пистолетов, что было немыслимо для выпускников Эксидентал-колледжа. В общем, это был не лучший день для нашего колледжа.

– Идите за мной, – сказал мне Сакха Демократ, когда отбыл мой однокашник. – Я вызвал вашего слугу из его сарая за прудом. Месье Лефевр ждет нас позади «Макдоналдса» на Террасе Свани.

– Где это? – спросил я, но Сакха уже направился в вестибюль.

Глава 17
БЕЛЬГИЙСКОЕ КОНГО КОРОЛЯ ЛЕОПОЛЬДА

Мы выехали с бульвара Национального Единства с небоскребами и сетью магазинов и попали на широкую плоскую возвышенность, откуда открывался вид на город. Сакха Демократ, сияя от гордости – ведь он интеллектуал, который все тут знает! – попросил меня выйти из машины и полюбоваться вместе с ним пейзажем. Мой слуга Тимофей тут же ринулся ко мне и раскрыл пляжный зонтик над моей тушей, как будто я был каким-то африканским правителем, прибывшим в аэропорт. Однако зонтик не помог. Пот с меня катился градом и испарялся, и скоро я стал пахнуть, как гамбургер.

Мы смотрели вниз, на город.

– Посмотрите, мистер Вайнберг! – воскликнул Сакха. – Вы когда-нибудь видели такую красоту? Возможно, это не может сравниться с вашим родным Петербургом или – поскольку вы еврей – с вашим любимым Иерусалимом, но все равно – горы, море, архитектурный ансамбль, создававшийся веками… Разве ваше сердце не трепещет?

Но оно не трепетало. Столица Абсурдистана походила на миниатюрный Каир, как бы разбившийся о скалу. Из этой скалистой горы выступали три населенные террасы, связанные петлявшей дорогой. На вершине находилась Интернациональная Терраса с многонациональными небоскребами, посольствами и филиалами крупных фирм (например, «Стэплз», «Хьюго Босс», «Парфюмерия 718»). Ниже, на Террасе Свани, где проживало большинство народа свани, имелся знаменитый рынок с подержанными пультами дистанционного управления, а также мусульманский квартал, где за древней крепостной стеной высились минареты.

– Я так и знал, что здесь есть мусульмане! – воскликнул я, обращаясь к Сакхе. – Мусульмане живут на Востоке. Это факт.

И наконец. Терраса Сево, традиционное обиталище народа сево, которого меньшинство, – здесь особняки в стиле модерн, построенные нефтяными баронами в конце века, образовали нечто вроде решетки вокруг того, что, как я узнал позднее, называлось Ватикан Сево.

– О, да это похоже на осьминога! – сказал я Сакхе. Огромный белый купол с восемью арками, вытянувшимися во все стороны, напомнил мне это бледное морское существо с щупальцами, которое выбросило волной на берег. На голове осьминога сверкал крест сево высотой в шесть метров, и его нижняя перекладина была повернута не в ту сторону.

Рядом с Ватиканом Сево была эспланада, спускавшаяся к маленькому контейнерному порту, а дальше располагался главный бизнес города. И вот тут становилось очевидно, что этот город – всего лишь сноска к тому, что на самом деле превратило этих сево и свани сначала в советскую республику, а затем в неуживчивое современное государство. Абсурдистан – это Каспийское море, а Каспий – это нефть, которой в нем полным-полно.Нефтяные вышки начинались там, где кончались приметы человеческого жилья. Нефть отказывала городу даже в краткой передышке; она не давала жителям ни малейшего шанса взглянуть на воду и увидеть свое отражение. Смиренные вышки советской конструкции, похожие на дешевые ржавые ведра в измученном море, быстро сменялись чудовищными западными нефтяными платформами, которые по высоте соперничали с небоскребами Интернациональной Террасы. Город Свани с тремя своими террасами устремлялся к Каспийскому морю, а оно отвергало его, ударяя волнами, пропахшими нефтью.

– Не смотрите так долго на нефтяной промысел, – посоветовал мне Сакха, заметив направление моего взгляда. – Взгляните на город. Попытайтесь вообразить море, в котором совсем нет нефти, и город, гордо возвышающийся над ним.

Я перевел взгляд с нефтяных вышек на Террасы Сево и Свани подо мной. При этом я мурлыкал песню Джона Леннона «Вообрази». Я вообразил,как пролетаю над городом на вертолете, любуясь его архитектурными красотами, но вертолет упорно летел в северо-западном направлении, пока не добрался до южной оконечности острова Манхэттен, и тень его упала на асфальт деловой части, а потом показались коньки крыш и окна мансард «Дакота Апартментс» у Центрального парка Нью-Йорка, где когда-то жил и умер мистер Леннон.

А потом я очутился в поезде метро, направлявшемся в Бронкс, на Ист-Тремонт-авеню. Была зима, отопление уже включили, и я чувствовал, как пот скапливается между второй и третьей складками моей шеи. Я чувствовал, как холодная вода струится по моей груди и орошает курчавые волосы в паху. Мне было и жарко, и холодно, я был взволнован и влюблен. Горожане в поездах, направлявшихся в дальние районы Нью-Йорка, были весьма упитанные толстяки, одетые в плотные куртки, которые могли бы спасти астронавта от удушья в космосе. Прислонившись к дверям для равновесия, они обгладывали куриные крылышки, выплевывая косточки в полиэтиленовые сумки. Кем были эти атланты Амстердам-авеню? Эти Калигулы Сайпресс-Хиллз? Если б я так не боялся испачкать руки, то присоединился бы к их трапезе.

А девушки! О, как они меня волновали! В каждой было что-то от моей Руанны – плюшевый нос, подбритая бровь, полная нижняя губа, – и все они перекрикивались и пересмеивались со своими подружками на местном наречии Бронкса, которое я только начинал понимать. Был февраль, и хотя на этих юных леди были теплые куртки, они каким-то образом ухитрялись в то же время быть полураздетыми. И время от времени, как бы в ответ на мои мечтания, они демонстрировали свои подмышки со следами выбритых волос – дело в том, что я принадлежу к той школе, которая связывает волосы под мышкой с необузданной сексуальностью.

У Третьей авеню – остановка «149-я улица» – я уже вижу проблеск зимнего солнца, его лучи скользят вниз, по лестницам станции. Через секунду мы вырываемся из туннеля, и вот уже вокруг нас Бронкс, и вагон метро весь залит солнечным светом.

Я с волнением смотрю на прямоугольные дымоходы, увенчанные круглыми цистернами для воды; на высокие здания жилмассивов: на странные дома в стиле поздней английской готики, словно перенесенные сюда из английских пригородов; на старика в солнечных очках и наушниках, который стоит на Фримен-стрит и поет (главным образом ради собственного удовольствия): «Нет никакого смысла. / Ничего не поделаешь»; на мусульманских девушек в переливчатых желтых юбках и серых шарфах на голове, которые сбились кучкой из соображений безопасности возле будки кондуктора; на жизнь тысяч людей, квартиры которых находятся на уровне проезжающего поезда метро: на социального работника, который безрадостно листает учебник под названием «Но все они возвращаются: проблемы, связанные с возвращением заключенных из тюрьмы»: на свежевыкрашенные лазурные пожарные лестницы, выделяющиеся на фоне кирпичной кладки; на женщину весом в 350 фунтов (моя давно утраченная половина), которая входит на станции «149-я улица»; на любознательного ребенка (он никак не может оторвать взгляд от книжки у меня на коленях: Уильям Дин Хоуэлле, «Превратности погони за богатством» [7]7
  Хоуэллс, Уильям Дин (1837–1920) – американский писатель; роман «Превратности погони за богатством» написан им в 1890 г.


[Закрыть], который спрашивает меня: «Что это ты читаешь?»

Я выпал из моих грез о Нью-Йорке так же быстро, как когда-то впал в «погоню за богатством» Любимого Папы. Сакха все еще пространно разглагольствовал и жестикулировал. Я попытался следовать за ходом его мыслей, вернуться в окружающий меня мир, установить связь со страной, в которой сейчас находился и не мог дождаться, когда покину. Я ощутил необходимость сказать что-то умное, как это часто бывает, когда находишься в обществе интеллектуалов.

– Значит, сево живут на Террасе Сево, а свани – на своей собственной террасе? – спросил я.

– Первоначально так и было. Из-за географического положения города мы были разделены во время Трехсотлетней войны из-за Раскола Креста, и благодаря этой же географии нас не могли захватить турецкие, персидские и русские завоеватели. Но последние два столетия люди живут, где им нравится. В советские времена половина населения заключала браки с представителями другой народности. Сейчас различия между нами практически стерлись.

– А вы живете на Террасе Сево? – задал я вопрос. Вообще-то мысли мои все еще были там, в нью-йоркской подземке, с той толстухой.

– О, нет, – рассмеялся Сакха. – Я очень бедный демократ. Я не могу себе позволить селиться на террасах. Я живу в Горбиграде. – Он сделал жест в сторону оранжевой скалы, видневшейся вдали, – я полагал, что она не населена. Цвет этой скалы напомнил мне о широко известном Большом каньоне в Аризоне.

– Вы живете на голой скале? – удивился я.

– Присмотритесь повнимательнее, – посоветовал Сакха. Я прищурился и, заслонив лицо от солнца, различил муравейник, состоявший из тысяч домов с «хрущобами». – Это Горбиград, – пояснил Сакха. – Здесь живет свыше половины населения города. Горбиград назван в честь Горбачева – местные жители все еще обвиняют этого человека во всем, что случилось.

– Погодите-ка, значит, это не богатая страна? – спросил я. – А как же насчет всей этой нефти?

– Согласно данным ООН, мы занимаем следующее место после Бангладеш. Что касается детской смертности…

– Ах вы, бедный народ! – воскликнул я. – Я понятия не имел.

– Добро пожаловать в каспийскую Норвегию.

– Мне бы хотелось открыть здесь аванпост «Мишиных детей», мистер Сакха. Хотелось бы мне иметь больше денег и времени.

– Вы очень добрый человек, – сказал Сакха. – Вам с Джошем Вайнером дали действительно бесценное образование в Эксидентал-колледже.

– «Вы думаете, что один человек может изменить мир?» – произнес я по-английски. – «Мы тоже так думаем».

– Что это такое?

– Девиз фонда «Мишины дети».

– Хотелось бы мне, чтобы это было и моим девизом, – вздохнул Сакха. Неожиданно он подбоченился. – Я не могу пожаловаться, мистер Вайнберг, – сказал он. – Американцы нам действительно помогают. Ксероксы, бесплатное пользование факсом после девяти часов вечера, майонез «Хеллман» со скидкой с американского склада продовольствия, пять тысяч бесплатных экземпляров «Американской жизни» Рональда Рейгана. Мы знаем, что такое демократия. Читали о ней. Мы были в «Веке 21». Но как же нам сделать, чтобы и у нас была демократия? Здесь?Потому что, честно говоря, мистер Вайнберг, как только иссякнет нефть, кого в мире будет интересовать, существуем ли мы еще?

Я чуть не сказал ему, что в любом случае никого не интересует, существуют ли они, но счел это бестактным.

– Может быть, вам стоит отправить дочерей в Бельгию, – предложил я. – Я заплачу за их билеты на самолет.

– Вы такой внимательный и искренний, – расчувствовался Сакха и, в нарушение всех правил поведения мужественного кавказца, отвернулся и всхлипнул.

– Мы же не выбираем, где родиться, – заметил я и тотчас же почувствовал, что ляпнул глупость.

Сакха перевел взгляд с горизонта, пестревшего нефтяными вышками, на мою изнемогавшую от зноя тушу.

– Вам жарко, мистер Вайнберг? – спросил он, положив руку на мое потное плечо. – Давайте вернемся в машину. Месье Лефевр ждет нас возле «Макдоналдса».

Я кивнул в знак согласия. Но когда мы повернули к машине, Сакха снова оглянулся на город, лежавший у нас под ногами.

– Я упоминал, что Ватикан Сево был первоначально покрыт шестиугольными плитками из золота, которые отдал нам в качестве дани бухарский хан? А также что мотив шестиугольника отображает шесть великих городов древнего периода сево?

– Да, мне кажется, упомянули, – подтвердил я.

– И я сказал вам названия всех шести городов? – не унимался Сакха. – Может быть, я забыл их упомянуть?

– Нет, вы их назвали, мистер Сакха, – сказал я. – Ваша страна может гордиться своей историей. Я это понимаю.

Сакха кивнул и поправил узел своего оранжевого галстука.

– Ну что же, тогда идемте, – предложил он.

Перебравшись с Интернациональной Террасы на Террасу Свани, мы как будто покинули Портленд, штат Орегон, и прибыли в Кабул. Тут не было ни «Хайатта», ни ирландских баров. Местный бизнес был представлен мужчинами средних лет, которые курили сигареты и сплетничали возле праздно стоявших такси. Юноши и подростки бегали с ведрами, полными семечек, которые насыпали в бумажные кульки и продавали по пять тысяч абсурди за порцию (как я узнал позже, это составляло 0,05 доллара США).

«Макдоналдс» располагался позади площади, на которой, должно быть, когда-то проводились первомайские парады. Сейчас она была превращена в специальный рынок для торговли бывшими в употреблении пультами дистанционного управления. Мы прошли мимо орд потенциальных покупателей, которые нацеливали эти приборы в небо, словно хотели отключить палящее солнце. Над сверкающими грудами пультов высилась огромная фреска, на которой были изображены Георгий Канук и его сын, Дебил, танцующие друг с другом на площадке для вертолетов, устроенной на нефтяной платформе «Шеврон». Крупный мужчина во фраке, при «бабочке», записывал что-то гусиным пером на древнем свитке в сторонке от вертолетной площадки. У него были такие же аккуратные усики, как у диктатора и его сына, и совершенно не сочетающиеся с ними курчавые африканские волосы.

– Кто это? – спросил я.

– Александр Дюма, – ответил мне торговец устаревшими пультами. – Он приезжал в нашу страну в 1858 году. Назвал народ свани «жемчужиной Каспия». Ему понравилось сушеное мясо и влажные женщины. Когда он пришел на Террасу Сево, его ограбили негодяи и обманули местные торговцы. Он их возненавидел.

Я взглянул на Сакху, который лишь пожал плечами.

– Это старая легенда свани, – пояснил он.

– А кто вы по национальности? – спросил было торговец, но Сакха увлек меня в ту сторону, где нас ждали.

Мы вошли в «Макдоналдс», пропитанный запахом говядины, и голодные посетители посмотрели на меня так, как будто я был воплощением жизненного стиля «фаст фуд».

– Лично я предпочитаю «слоу фуд», то есть медленную еду, – громко заявил я, обращаясь к семье, делившей самый маленький гамбургер на шесть частей, чтобы все члены семьи смогли его попробовать. Бедняги! Они живут у Каспийского моря, вокруг полно вкусной свежей осетрины и помидоров, а они ходят в «Макдоналдс». Я сделал мысленную заметку насчет контроля над меню «Мишиных детей». Надеюсь, прогрессивные социальные работники из Парк-Слоуп уже прилетели в Санкт-Петербург и занялись малышами.

– А, вон тот демократ! – закричал кто-то при виде Сакхи. – Эй, демократ, купи-ка мне молочный коктейль! Тогда я поверю всему, что ты говоришь.

Высокий молодой человек со славянской внешностью, лет двадцати, в форменной одежде «Макдоналдса», приблизился к нам. У него был чопорный и официальный вид, но, судя по улыбке гомосексуалиста, он мог бы сделать себе имя в петербургском «Клубе 69». На лацкане был ярлычок с надписью кириллицей: «Младший менеджер».

– Сэр, – обратился он ко мне, – вы пришли сюда повидаться с месье Лефевром?

– Уж конечно, я пришел сюда не для того, чтобы есть вашу вредную пищу, – ответил я.

– Пожалуйста, идите за мной, – предложил младший менеджер. – А мистер Сакха и ваш слуга могут пока что съесть бесплатный чизбургер. Нет, мистер Сакха, вы можете разделить один чизбургер, вот и все.

Он провел меня мимо туалетов, откуда ужасающе пахло каким-то дезинфицирующим средством, мимо эстампа в рамке, на котором было изображено шоссе на тихоокеанском побережье в Калифорнии, и наконец мы добрались до двери, за которой был тупик, где в огромных пластиковых контейнерах был мусор из «Макдоналдса». Я не сразу разглядел Жан-Мишеля Лефевра из бельгийского консульства, который лежал на грязном матрасе, вцепившись обеими руками в его края, словно он был Ионой, только что выбравшимся из чрева кита.

– Месье Лефевр неважно себя чувствует, – пояснил мне стройный русский юноша. – Я собираюсь принести ему что-нибудь выпить.

– Миша, – простонал бельгиец. – Принесите водки, – сказал он по-русски.

– Вы обращаетесь ко мне? – спросил я.

– Меня тоже зовут Миша, – сказал юноша и оставил нас наедине.

Бельгиец приподнялся на локтях и перекатился на спину, чтобы получше меня рассмотреть.

– Матерь Божия, – произнес он по-английски. – Какой вы большой! Даже больше, чем на фотографии капитана Белугина. Таких огромных мне не приходилось видеть.

– Да, я крупный мужчина, – ответил я.

Лефевр был блондин средних лет с красными глазами, заросший щетиной. Несмотря на приятный загар, приобретенный в Абсурдистане, где сочетались солнце, вода и песок, вид у него был изнуренный. То ужасное, что когда-то с ним произошло, случилось быстро, и последствия были необратимы.

– Итак, – ухмыльнулся Лефевр, – кто у нас хочет быть бельгийцем?

– Я. – Это он так пытается шутить? – Я заплатил капитану Белугину двести сорок тысяч долларов. Этого должно хватить на гражданство для меня и на рабочую визу для моего слуги. Все должно быть в порядке.

– Гм-м, – вымолвил бельгиец, подняв руку, которая сразу же бессильно упала. – Все хотят быть бельгийцами. А вот я не хочу быть бельгийцем – нет, сэр. Я хочу быть мексиканским сторонником Сапаты или черногорцем – в общем, кем-нибудь диким. – Зевнув, он почесал идеально белую переносицу. Я заметил, что у его ног лежат разбитые солнечные очки.

Миша, младший менеджер «Макдоналдса», вернулся с бутылкой водки «Флагман» и бумажным стаканчиком. Наполнив стаканчик, он осторожно наклонил Лефевру голову и влил дипломату в рот водку. Тот слегка захлебнулся, но основная часть алкоголя попала в организм, отчего загар быстро сделался красноватым.

– Кто вы такой? – спросил меня Лефевр, позволяя Мише вытереть себе лицо бумажной салфеткой с логотипом «Макдоналдса». – Что вы делаете?

– Я филантроп, – ответил я. – Занимаюсь благотворительным фондом под названием «Мишины дети».

– Вы что-то вроде педофила?

– Что? – вскричал я. – Как вы можете! Это просто ужасно! Всю свою жизнь я хотел помогать детям.

– Я просто подумал, потому что вы такой толстый…

– Прекратите меня оскорблять. Я знаю свои права.

– Вы еще не бельгиец, мой друг, – заметил он. – Я просто шучу. У нас в Бельгии проблема с педофилией. Большой скандал. Подразумеваются даже люди из правительства и полиции.

– Подозреваются, – поправил я его.

– Я подумал, вам нужно знать побольше о вашей новой стране, прежде чем вы примете гражданство. Вы хотите что-нибудь еще узнать?