Текст книги "Чудо-юдо, Агнешка и апельсин"

Автор книги: Ганна Ожоговская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Вон зоопарк! Видишь? А нашего дома не видно. Его заслоняют дома.

– А вот Кафедральный собор! – воскликнул Витек, обрадовавшись, что и он что-то узнал. – А вон костел Свентего Кшижа!

– Ну, а еще что ты узнаешь?

– Дом Профсоюзов возле моста.

– А ближе?

– Там? – Витек колебался. – Свентокшижская, наверно?

– Ну, эти розоватые корпуса. А еще ближе, возле Коперника, Дворец Сташица. Здание с башенкой на крыше – это «Бристоль», а там, где флаг, – здание Совета Министров. А тут, прямо под нами, наклонись, видишь? Электростанция.

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Витек. – В Варшаве без году неделя. Ты что, часто к тетке приезжал?

– К какой тетке? Она такая же моя, как твоя!

– Как это?

– Нет у меня никакой тетки. Это я на всякий случай сказал, если кто-нибудь спросит.

– Ой, Михал, бежим отсюда!

– Вот, сразу испугался. Да какое кому дело? Посмотреть нельзя, что ли? Были бы денежки, мы бы поднялись еще выше, на самый верх Дворца культуры. Вот откуда, наверно, видик! Ты там был?

– Не-е-е…

– Ну что ты за варшавянин? Лопух несчастный! Ну что ты видал, как говорится, в родимом городе?

– Мало, – откровенно признал Витек. – Михал, давай уйдем отсюда.

– Ладно, пошли.

Он вызвал лифт, но несколькими этажами ниже они снова вышли. Михал повел Витека по каким-то коридорам к другому лифту. Они снова поднялись на пятнадцатый этаж и увидели Варшаву с другой стороны.

Теперь Витек и сам узнавал почти все здания внизу. Но его заинтересовало другое.

– Сколько новых домов кругом! – сказал он восторженно. – Как все-таки много людей в Варшаве! Папа говорит, что после войны, когда он вернулся, здесь были сплошные развалины. Ему ужасно завидовали, когда он поселился у Шафранцев. Тоже мне счастье!

– Тогда это было счастье. А чем теперь несчастье?

– А то нет?

– Эта рухлядь еще крепко держится. Газ есть, электричество есть, ванная и уборная есть. Выходит, квартира-люкс! Все удобства!

– Тебе легко смеяться… ты не поймешь… а моя мама так мечтает о новой квартире… двухкомнатной, с большой кухней… – Говоря это, Витек даже повторил интонации матери.

Они спускались по лестнице, останавливаясь на каждом этаже. Любопытно было видеть, как постепенно сужался кругозор и здания становились все больше и больше, вырастая просто на глазах.

– Здорово ты все придумал! – одобрительно произнес Витек, когда они вышли на улицу. – И как это тебе в голову пришло? Ребятам покажем?

– Вот еще! От кошки рожки! А то как налетят целой оравой – скандал обеспечен! Ты что же думаешь, я каждого и всякого, – он лукаво прищурился, – стану водить к своей тете? Кого захочу, того приведу. Идея моя. Нет, что ли?

– Хорошая идея.

– Котелок у меня варит. Хотя Агнешка и говорит, что у меня нет воображения.

– А Агнешке покажем, а?

– Посмотрим. А пока можешь ей сказать: мол, Михал придумал кое-что интересное. Ну, как бы это назвать…

– Варшава с птичьего полета, – подсказал Витек.

– Во-во! Подходяще! Варшава с птичьего полета. Верно!

– А ты храбрый. Никого в этом доме не знаешь и осмелился…

– Кто тебе сказал, что я никого не знаю? Я знаю.

– Ага. Опять заливаешь.

– Что мне заливать? Не веришь, не надо. Недельки две назад пришел я сюда, чтобы посмотреть сверху на Варшаву. Вечером. Ох, и красота, доложу тебе! Всюду огни, рекламы. Прихожу, а лифт не работает. Ни один. Авария. Мне торопиться некуда: потихоньку поднимаюсь. Поднялся на третий этаж, а там на площадке стоят какие-то две старушки. Я – мимо, а одна говорит сладеньким голоском: «Мальчик, ты на какой этаж идешь?» – «На пятнадцатый, – говорю. «На пятнадцатый? Ах, как хорошо! Будь добр, зайди по дороге к нашей племяннице Еленке. Она живет на четырнадцатом. Скажи, что тетя Маня с тетей Франей пришли ее поздравить, но не могут подняться – лифт не работает. Пусть она спустится. Передашь?» – «Ладно, – говорю, – передам».

Уже на тринадцатом можно было догадаться, в какой квартире веселятся. Стучу. Открывают. Говорю: «Тетя Маня с тетей Франей застряли на третьем этаже и просят Еленку спуститься за корзиной с цветами». Хохоту было! Меня втащили в комнату и заставили умять два пирожных с кремом. И благодарили сто раз. Так как ты считаешь, знакомые они мне или незнакомые? Я даже знаю, где эта Еленка работает. В газете. Может, я к ней по делу иду. А?

Витек слушал и удивлялся: ну и парень этот Михал, ну и парень!

Михал, разумеется, был доволен. Он любил, когда им восхищались.

– Ты меня еще не знаешь… – сказал он хвастливо. – Что толку болтать попусту про дружбу. Я тебе на деле докажу, какой я друг, вот увидишь!

– И ты увидишь! – горячо заверил его Витек. – Я для тебя все сделаю!

– Правда? – спросил Михал, остановившись, и поглядел прямо в глаза товарищу.

– Правда! – твердо ответил Витек.

Михал открыл было рот, чтобы что-то возразить, но передумал и только махнул рукой.

– Ладно, посмотрим! Посмотрим! – повторил он. С улицы Краковское Предместье они спустились на эскалаторе и вернулись домой по набережной.

Агнешка уже доделывала уроки, когда в кухню нагрянул Витек. Он тут же собрался ей рассказать про гениальную идею Михала, но не успел и рот раскрыть, как пожаловал сам автор идеи. Вопреки своей обычной словоохотливости, Михал молча разложил тетради и стал подтачивать карандаш, но мысли его были заняты явно не уроками.

Время от времени он поглядывал то на Витека, то на Агнешку, словно ждал подходящего случая, и наконец сказал:

– Есть хочется, аж в животе бурчит. Витек, достань-ка из кладовки мою кастрюлю с бигосом, тебе ближе. Хотите, вас угощу?

– Спасибо, мы с тетей сейчас будем ужинать, – вежливо отказалась Агнешка.

– Я тоже не хочу… спасибо… Я не люблю бигоса! – заявил Витек, доставая огромную кастрюлю из кладовки.

– Отказываетесь? Тогда зачем мне все разогревать? – проговорил Михал с наигранной непринужденностью. – Витек, там на полке, кажется, стоит маленькая голубенькая кастрюлька. Дай ее сюда. Для меня хватит и такой.

– Но это же кастрюлька Шафранцев. Опасно! – предупредил Витек.

– Лучше не связывайся, а то опять будут неприятности, – отсоветовала Агнешка.

– Давай, давай! – поторапливал Михал.

Витек достал кастрюльку, но нечаянно уронил крышку и, вскрикнув от удивления, чуть не выронил ее из рук.

– Смотрите! Котлеты!

– Какие котлеты? – спросили одновременно Агнешка и Михал.

Но дальше все пошло не так, как предполагал Михал. Неожиданно в кухню с криком примчался Геня:

– Агнешка! Скорей иди! Тетя зовет!

Агнешку точно ветром сдуло. Михал, недовольный тем, что ему помешали разыграть задуманный спектакль, решил сорвать зло на Гене.

– Ты что суешься не в свое дело? Лезешь, куда тебя не просят!

– Никуда я не лезу. И не кричи на меня. Пани Толлочко стало плохо, и она велела позвать Агнешку.

– Надо сказать пани Анеле, – забеспокоился Витек, отставляя кастрюльку в сторону. – Откуда взялись тут котлеты?

– Какие котлеты? – заинтересовался Геня и заглянул в кастрюльку. – Это, наверно, опять котлеты Шафранцев. Витек, не трогай их. Те Михал съел, а если эти пропадут, подумают на тебя.

– Я съел котлеты? – спросил Михал с таким неподдельным удивлением, точно слышал об этом впервые. – Как же я мог их съесть, если они в кастрюльке?

– Может, это другие. Надо узнать. Я сейчас скажу маме, – сказал Витек.

По дороге он постучал в дверь к медсестре, но на его стук отозвался только лаем Пимпус. Пани Анеля давно была у учительницы.

Геня счел самым разумным про котлеты рассказать Шафранцам. Не прошло и минуты, как они прибежали на кухню, возглавляемые Геней. Пани Леонтина заглянула в кастрюлю, охнула и, воздев руки к небу, возопила:

– Это невероятно! Это просто невероятно! Я же сама, сама отложила сюда две котлеты! Как я могла забыть? А все из-за письма. Говорю тебе, Франек, все из-за этого письма! Я уже не помню, что делаю! Ах, как это неприятно! Боже мой! Что же теперь делать?..

– Не расстраивайся, Леоня. С кем не бывает! – успокаивал жену старик. – Конечно, плохо, что ты зря обидела пани Толлочко! Но что делать? Придется извиниться. Она поймет. Годы, душечка, годы… память слабеет…

Пани Анеля хлопотала возле больной учительницы. То и дело медсестра прибегала за чем-нибудь в кухню, где занимались мальчики. Она уже знала, что нашлись котлеты, но говорить ничего не говорила, ей было не до этого.

Витек сидел за столом хмурый и молчал. Михал думал, что его мучают угрызения совести: не заступился же он за Михала, когда того пытались очернить! Но оказалось, что он ошибался.

– Ну что, справедливость торжествует? – не выдержав, произнес Михал.

– Что толку? – вздохнув, сказал Витек. – Вот если бы они вчера нашлись, тогда другое дело: пани Толлочко не отвезла бы Кисулю и Агнешка…

– При чем тут Агнешка? – рассердился не на шутку Михал. – Она свое получила! Так ей и надо!..

– Нет, нет! Неправда!.. Мне а все равно жалко… – сказал Витек, понизив голос. – Знаешь, вчера, когда учительница уехала, Агнешка даже… плакала!

– Подумаешь! Девчонки только плакать и умеют.

– Неправда, – вмешалась медсестра, оказавшись опять в кухне. – Агнешка очень выдержанная девочка. Выдержанная и добрая.

– Добрая, когда спит, – буркнул Михал.

– Вот что я тебе скажу, Михал. Не каждый человек осмелится говорить правду. И не каждый решится встать на защиту справедливости. А она это делает.

– Я вижу, какая она смелая! Чуть что – в квартире мокро от слез.

– А вот и нет. Вчера она плакала, верно, я и сама видела. Просто ей было жаль кошку. Но сегодня, когда потребовалась помощь, она вела себя, как взрослая! За «скорой помощью» хотела бежать. А ведь на улице темно и пустыри кругом…

– Если нужно, я сбегаю… мы вместе с Михалом… – предложил Витек.

– Можем, – согласился Михал.

– Спасибо, не нужно. Завтра вызовем врача. А сегодня и укола хватит. Вот что я еще хочу тебе сказать, Михал. Ведь я – прости меня! – подумала, что это ты съел котлеты.

– Вы? На меня подумали?

– Подумала!.. А Агнешка заступилась за тебя: «Нет! Этого быть не может! Он не возьмет!»

– Правда она так сказала?

– Что же, я тебе сказки рассказываю? Говорю, как есть. Ты уж прости, плохо я о тебе подумала. А вот Агнешка оказалась умнее меня.

– Вот видишь! Вот видишь! – неизвестно чему обрадовался Витек.

– Что? Что я должен видеть? Как вместо друга за меня заступается Агнешка? А ты-то промолчал!! Сдрейфил? И мне ничего не сказал!

– А что говорить? Глупости какие-то! Это же смешно! – И Витек рассмеялся.

– Тебе, конечно, смешно! А мне каково?

Глава X

За обедом Петровский был молчалив и задумчив и, вопреки обыкновению, не рассказывал о том, что делается на работе. Пани. Ирена, разливая в тарелки суп, выжидательно поглядывала на мужа, но, видя, что он продолжает молчать, не выдержала:

– Что ты молчишь? Устал?

– Да нет…

– Что-нибудь случилось на работе? Какая-нибудь неприятность? – забеспокоилась она.

Витек и Геня тоже стали ждать, что он ответит.

– Понимаешь, не знаю, как тебе это сказать… Ты только не волнуйся, выслушай спокойно.

– Ну вот! Недаром мне сегодня приснился плохой сон! Говорила: быть беде!

– Глупости говорила. Весть-то скорее приятная: на месте нашего дома осенью заложат фундамент для нового. А наш – долой.

– Откуда ты знаешь?

– Кассир сказал. Его сестра работает секретарем главного архитектора. Решили взяться за набережную.

– А нас куда?

– О том и речь. Часть квартир в строящемся рядом доме будет готова к осени. Может, нам повезет…

– «Может, может»! – передразнила мама. – У тебя что ни слово, то может! Такие вещи надо знать точно! Надо в жилотдел идти, и немедленно.

– Теперь поздно. Прием уже окончен.

– Тогда завтра! Не откладывая! – горячилась Петровская. – А то квартиры опять получат другие, а мы останемся на бобах. Я с тобой пойду, а то ты с твоими китайскими церемониями ничего не добьешься.

– Хорошо, пойдем вместе. Только не нервничай. Надо будет сказать Чернику, пани Анеле. Жаль, что учительница больна… Шафранцам…

– Всем, всем скажи! Чтобы они нашли дружков? Чтобы лучшие квартиры им достались!

– Каких дружков? Что ты выдумываешь? Делать тебе нечего!

– Ах, я выдумываю?! – Мать энергично убирала со стола. – Хорошо. Поживем – увидим. Но тогда будет поздно. Пойми же наконец, что, только работая локтями, можно чего-то добиться!

– Не только, Иренка! Не только. Ты что же хочешь, чтобы на меня смотрели, как на Рацовского или Пакошку?

– На тебя? – Мать от возмущения не находила слов. – Я этого хочу, я!..

– Вот видишь! Я ли тебя не знаю? – улыбнулся отец. – Сама меня погонишь рассказывать соседям.

– По правде говоря, – мать понемногу остывала, – Шафранцы приютили тебя в тяжелое время. И Черник помогал чем мог… Грудзинская вообще на редкость добрая женщина… Учительница… – Тут мать вздохнула. – Тяжелый у нее характер, но и ей надо помочь. Сама-то ведь не пойдет. Больная…

– Сегодня был врач. – Витек понял, что сейчас самое время вмешаться в разговор родителей.

Петровский вопросительно посмотрел на жену.

– Плохо с ней. Придется прервать работу, – сказала пани. Ирена. – Что-то с легкими. Я всегда говорила, что у нее нехороший кашель. Врач сказал: сильное переутомление. – Петровская пожала плечами.

– Хорошо, что малышка при ней.

– Малышка? Эта малышка работает, как взрослая! Что слепая? И убирает, и стирает, и в магазин за всем ходит. Учительнице ничего не приходится делать. Не понимаю, от чего она переутомилась?

– Не хочешь ли с ней работой поменяться? – спросил не без ехидства муж.

– С удовольствием, только чтоб в школу не надо было ходить, – ответила жена. – Слышать каждый день шум, гам, гвалт – я бы не выдержала. С ума от этого сойдешь!..

Отец от смеха закашлялся. Смеялся и Витек.

– Наша учительница всегда говорит: «Кричите, кричите на переменах, тогда на уроках будет тихо!» – вмешался Геня.

– Слышишь? Их еще уговаривают шуметь!

– Так оно и есть. Дети должны набегаться, напрыгаться. Это же дети. А учителя должны быть снисходительны, терпеливы. Наша, насколько я знаю, особым здоровьем никогда не отличалась. Ты права, Иренка, надо будет ей помочь…

Новость, которую принес Петровский, взбудоражила всех, но каждого по-своему.

Шафранцев она огорчила: даже следа, даже нескольких кирпичей не останется от старого собственного дома.

– Все, Франек! Все! Плохо нам будет в новой квартире, плохо! – вздохнула старуха.

– Что вы такое говорите! – возразила медсестра. – Заживете наконец спокойно. Неужто это плохо? А я так рада, так рада, что слов нет! Комнату красиво обставлю. Мебель куплю в рассрочку. У меня есть кое-какие сбережения на книжке. Для первого взноса вполне достаточно. Для задатка.

– Задатка? Слышишь, Франек! А где мы возьмем деньги на задаток?

– Напишите невестке! – подсказала медсестра.

– Невестке? – с горечью произнесла пани Леонтина. – Зачем мы ей нужны?

– Не говори так, Леоня, – стал утешать жену старик и пояснил медсестре: – Невестка выходит замуж. На днях мы получили от нее письмо.

– Замуж? А что же будет с внуком?

– Внук уезжает работать в другой город.

– Внук, говорите, внук… – со вздохом продолжала старушка. – Ни разу ни слова нам не написал. Невестка пишет, что он польский язык почти забыл и стесняется писать…

Пани Толлочко новость сообщил Петровский. Сначала она к ней отнеслась сдержанно, но когда пани Анеля с разрумянившимся от радости лицом прибежала к учительнице и стала объяснять, как она обставит свою комнату, учительница тоже поддалась ее радостному настроению.

– Надеюсь, что до моего возвращения тут еще ничего не произойдет? – с надеждой сказала она. – А то Агнешка одна не справится. Я и так тревожусь, как она тут останется одна.

– Что же она, в пустыне остается? – возмутилась пани Грудзинская. – Что мы, не люди? Она и сама толковая девочка. Добрая, умная.

– Смотрите не захвалите!

– Тетя, – сказала Агнешка, сконфуженная словами пани Анели, – а мне бы хотелось, пока вас не будет, все устроить, чтобы вы вернулись уже в чистенькую новую квартиру…

– Агнеся, да знаешь ли ты, сколько для этого труда потребуется?.. Но все равно, я это буду делать с удовольствием. Здесь мне ничего не хотелось делать. Вот, постирала занавески еще под Новый год и до сих пор не повесила, – указала она на незавешенные окна. – Думаю, зачем?

– А я думала, у вас совсем нет занавесок.

– Есть. И не одни. Старые, что раньше висели, они еще совсем приличные, и новые, которые я на всякий случай купила. Ведь не век же, думаю, здесь вековать. Я и деньги раньше откладывала…

Тут в дверь просунул голову Геня и поманил Агнешку рукой. Закрывая за собой дверь, девочка услышала, как тетя сказала медсестре: «Теперь сами понимаете, не с чего откладывать… расходов больше…»

У Агнешки сердце сжалось. Она не слышала, о чем говорил Геня. Ему пришлось все повторять дважды, пока она поняла, чего от нее хотят.

– Ребята тебя зовут гулять.

Она взяла себя в руки.

Ребята ждали ее в кухне.

– А тетя тебя отпустит? – с беспокойством спросил Витек.

– Отпустит. Сейчас у нас пани Анеля, а потом тетя еще отдыхать будет. Ведь мы же ненадолго? – ответила Агнешка, а сама подумала: хорошо, что ребята ее вызвали из комнаты. Если бы она осталась, то непременно бы расплакалась.

Они пошли на Тамку. Это предложил Михал. Он считал, что Агнешку нужно вознаградить, ведь она вступилась за его честь. И одновременно ему хотелось дать ей почувствовать, какое у него богатое воображение. Витек столько лет живет в Варшаве, а толку-то что? А он всего несколько месяцев – и какую штуку придумал!

Они шли молча, каждый думая о чем-то своем.

– Кажется, плакала моя новая куртка, – вздохнул Витек. – Теперь мать все до гроша будет откладывать на квартиру… Мы должны получить двухкомнатную, – заявил он не без гордости, – на четверых это норма.

– Интересно, подождет ли мама со стиркой до моего приезда? Она перед праздниками всегда устраивает генеральную стирку, я ей ношу воду и выливаю. У нас ведь колонка во дворе, – рассуждал вслух Михал. – Ох, и рассержусь же я, если не подождет!

– Не успеешь. Нас же отпустят перед самым праздником. А кто же в праздники стирает? Приедешь после бала, – рассмеялся Витек.

– Верно! Тяжело маме будет управиться одной. А для меня это пара пустяков.

– Заработать бы денег, – неожиданно произнесла Агнешка, – чтобы хоть как-то помочь тете.

– Тебе? – удивился Михал. – Ты же еще маленькая. Кто тебя возьмет на работу? Вот меня бы взяли. Я сильный. Стоит только захотеть… да я могу просто за показ Варшавы с птичьего полета брать злотый с человека!

Агнешка остановилась:

– У меня нет злотого. Я не пойду.

– Я тоже, – присоединился Витек.

Михал опешил.

– Да вы что, очумели? Балбесы! С ракеты свалились! Разве я у вас прошу? Я просто так, для примера сказал. Я же вас по-дружески веду…

– А ты знаешь, что такое дружба? – спросила машинально Агнешка, лишь бы что-нибудь сказать, лишь бы не думать о словах тети, без конца звучащих у нее в ушах.

– Нет! Откуда же такому олуху, как я, знать, что такое дружба, – ответил с ехидцей Михал. – В таких деликатных вещах только ты у нас разбираешься, больше никто!

– Прости, Михал. Я просто так сказала, не подумала, извини, – оправдывалась Агнешка.

– Ну, и я просто так…

До самого конца пути они не сказали друг другу ни слова.

Завидев башню на Тамке, Михал уверенным шагом направился к подъезду. Толкнул дверь. Она не подалась. Он толкнул сильней – тот же результат. Лицо у него вытянулось от изумления.

– Непонятно, что это значит? Почему заперто? Пойдем с другого хода.

Но и другая дверь оказалась тоже на замке.

– Видно, двери открываются автоматически, – пояснила Агнешка. – Вон кнопки звонков и рядом фамилии. К кому идешь, тому и звонишь. А жильцы сверху открывают тебе дверь парадной.

– А зачем это нужно?

– Так теперь делают во многих новых домах. Безопасней. В подъезд не войдет никто посторонний. Видно, охотников покататься на лифте хоть отбавляй. Твоя затея была не слишком оригинальной.

– Тогда придумай что-нибудь лучше! – проворчал, разозлившись, Михал и тут же повернул домой.

Они шли по Замковой площади. Витек взглянул на Агнешку. Девочка была чем-то расстроена.

– А ты не рада, что вы получите новую квартиру? – спросил Витек. – Твоя тетя очень этого хочет.

– Почему не рада? Мне бы хотелось как-нибудь помочь тете.

– Такой большой комнаты у вас уже не будет, – сказал Михал. – Теперь такие большие даже не строят.

– Для тети и маленькой достаточно, а я поступлю в интернат.

– А кто платить за тебя будет? – спросил Михал, которого, как известно, нельзя было обвинить в деликатности. – Это, пожалуй, выйдет подороже, чем сейчас.

– Добьюсь стипендии.

– Стипендии? Фью-фью! Для этого надо на одни пятерки учиться, знаешь?

– Неужели так страшно? – слабо улыбнулась Агнешка.

– А я ни за что бы не пошел в интернат. Интернат – это же хуже тюрьмы. В тюрьме, по крайней мере, знаешь, что ты провинился. А тут – добровольно! Делать все по расписанию. Это же каторга! Нет, я бы не согласился. Ни за что на свете! Ни за какие коврижки!

– Конечно. Ты ведь… индивидуалист, которому все хочется делать по-своему: все садятся за уроки, а он наводит порядок в шкафу; все строят дорогу или пожарную вышку, а он – нет, он в это время отдыхает. Он всегда сам по себе…

– А что в этом плохого? Человек должен быть свободен. Нет, скажешь? Без охоты и работа ни к черту. Если бы все люди были одинаковые, было бы ужасно скучно.

– Да. Но так легко стать эгоистом и даже… вредителем.

– Как тот шляхтич, который в сейме кричал «Вето!» и сейм не мог принять ни одного решения, – поддержал Витек.

– Отставить! – запротестовал Михал. – Я могу привести другие примеры! Допустим, все пашут плугом, на лошадях, а я – на тракторе. Все говорят, что на Луну невозможно полететь, а я лечу. Ну?! Если бы не было индивидуалистов, то и прогресса бы не было. Может, нет?

– Верно. Разные бывают индивидуалисты, – согласилась Агнешка и взглянула на часы: – Пойдемте быстрей, а то тетя, наверно, уже встала…

– Где это ты пропадал? – встретила Витека рассерженная Петровская. – Никакой от тебя пользы! Вечно у тебя то уроки, то еще что-нибудь! Где ты шлялся?

– Мамочка, мы были в городе… с Агнешкой, – тихо оправдывался Витек. – На Тамке есть новый дом, небоскреб…

– Я тебе покажу небоскреб! Хоть бы один раз брата с собой взял!

Неизвестно, чем бы кончилась эта «беседа», но, к счастью для Витека, к Петровским заглянул Черник:

– Пани. Ирена, золотая моя, выручите холостяка!

– Ну, раз «золотая», то, наверно, надо что-нибудь зашить? Что у вас там? Рюкзак? Зачем вам понадобился рюкзак? На пикник собрались? Не по сезону!

– Я же вам рассказывал, что собираюсь на экскурсию в Чехословакию. Откладывали, откладывали, а сегодня объявляют: в среду едем.

– Ну и ну! – сказала с восхищением и завистью Петровская. – Вот что значит у человека хорошая специальность. На все у вас денег хватает – и племянника содержать, и на экскурсию за границу поехать…

– За Михала мать платит, – вмешался Витек, но, поймав удивленный взгляд Черника, пояснил: – Михал мне сам говорил.

– Что-то я не видела ни разу, чтобы почтальон вам деньги приносил.

– А сестра… с оказией присылает… прямо на завод… там у нас один парень каждую неделю того… в Лодзь ездит, – путаясь, объяснял Черник, уставившись на рюкзак. – Вот, прошу вас, здесь пристрочите на машине и пришейте ремешок, если можно…

Когда механик ушел, Петровская, не то обращаясь к Витеку, не то к самой себе, сказала:

– Все это он выдумал, мне кажется. Одно хорошо, пить стал меньше. Наверно, мальчишки стесняется. А про деньги что-то не верю…

– Михал сказал. И за его новую одежду мать деньги прислала, все до гроша. Зачем ему врать? Еще когда он на Агнешку накинулся, то сказал, что она задаром у тетки живет, а он не задаром. Мама, а Агнешка сказала, что хотела бы зарабатывать деньги…

– Зачем ей деньги? Чего ей у тетки не хватает?

– Не знаю. Она так сказала.

– Может, она намекала, чтоб заплатили за то, что она помогала тебе?

– Нет. Она сказала: ей хочется помочь тетке. Может, ей не хочется задаром жить?..

– Может. Никому одалживаться неохота. А Михал нехорошо сказал. Недобрый он парень…

– Нет, мама, он не злой. Только на словах огрызается.

– Ох, огрызнулся бы он мне хоть раз, – костей бы не собрал!

– Витек, слыхал, как эта задавака спросила, знаю ли я, что такое дружба?

– Слыхал. Но она же объяснила, что сказала, не подумав, и извинилась…

– Ага! Извинилась, потому что я взял ее за жабры. Но все равно по-своему думает. Я ведь вижу.

– Может, она вспомнила, как ты сказал, что никто без выгоды ничего не делает.

– Дурак! Так это же другое. Я же не про дружбу говорил…

Но о чем он говорил, Михал так и не успел объяснить, потому что в кухню пришла Агнешка.

– Знаете, – сказала она тихим голосом, – у Шафранцев огорчение: их невестка, которая живет в Америке, выходит замуж. Они на прошлой неделе письмо от нее получили.

– А! – воскликнул Михал. – Так вот о каком письме старуха говорила: «все из-за этого письма». Ну и пусть себе выходит! Им-то что?

– Она пишет, что у нее будут большие расходы и теперь ей будет трудней.

– Фью! Значит, посылок больше не пришлет?

– Может, и так. А тут предстоит переезд на новую квартиру. Жаль мне их.

– А что… – Михал хотел спросить «что тебе до этого?», но, взглянув на Витека, осекся. По глазам Витека было видно, что он тоже сочувствует чужому горю.

Шестого урока не было: заболел учитель. Класс отпустили домой. Но кому охота сидеть дома в такой чудесный день?

Только Витек, несмотря на уговоры Михала, спешил домой. Ему надо было отнести в магазин законченное мамой шитье. Мать с отцом пошли в жилотдел узнать подробно, когда и где, а главное, скоро ли им дадут новую квартиру. Они могли вернуться поздно, и Витеку поручили отнести мамину работу и заняться обедом.

Михал долго упрашивал товарища, но, видя, что тот стоит на своем, в сердцах сказал:

– Дурак ты! Подумаешь, волки в лесу передохнут, если ты часок погуляешь! Работу можно и потом отнести.

Но Витек был иного мнения о волках и с такой скоростью помчался домой, будто его кто-то подгонял.

Несколько ребят спустились на набережную. По Висле сновали первые байдарки. Ревела землечерпалка, добывая со дна песок. На пражском берегу приводили в порядок пляж и красили кафе.

Разомлев от солнца, Михал плюхнулся на скамейку. К нему присоединились долговязый Вечорек, Куба и Збышек Вихан, который, продолжая ранее начатый разговор, сказал Вечореку:

– Ну как, меняться будешь? Давай, пока я не раздумал. А то у меня охотников навалом.

Вечорек лениво повернулся:

– Ну-ка, покажи еще разок.

Збышек поспешно расстегнул портфель и достал из него большой альбом для спичечных этикеток. Вечорек, казалось, без всякого интереса стал его перелистывать, рассеянно разглядывая коллекцию.

Михал никогда не увлекался филуменией. Но кое-какое представление об этом имел. Кроме того, он не раз видел, как Витек наклеивал на дверцы шкафа какую-нибудь вновь приобретенную этикетку. Поглядывая в альбом Збышека, он теперь мысленно сравнивал эту коллекцию с собранием Витека и наконец не выдержал:

– Тю! Чудо-юдо Рыба-кит! Нашел чем хвастаться!

– Факт! Вот и я говорю! – подхватил Вечорек. – Одно барахло!

– Збышек, хочешь, дам тебе совет? – начал издеваться Михал. – Сдай-ка ты свою коллекцию в утиль. Глядишь, в стенгазете похвалят за ценный почин!

– Во-во! Сдай на вес! Вместо макулатуры! – подхватили остальные ребята, радуясь возможности позубоскалить.

Збышек, бледный от обиды и злости, захлопнул альбом и вскочил со скамейки. Михал тоже поднялся.

– А у тебя и такой нет! – процедил Збышек сквозь зубы.

– У меня нет, а вот у Витека Петровского коллекция в сто раз лучше твоей.

– У Витека?! Витек за свое хвастовство раз уже схлопотал и утерся, ясно? Тебе что, тоже захотелось?

Ага! Так вот оно что! Вот что произошло между Витеком и Збыхом! Вот почему они враждуют! Ну ладно! Есть шанс расквитаться за товарища. Вот теперь Витек поймет, что значит дружить с Михалом.

Все это молнией пронеслось у него в голове. А ответил он спокойно, но веско:

– Смотри, а то сам сейчас схлопочешь и утрешься. Понял? Сказано тебе, у Витека коллекция лучше!

– Может, поспорим? – вспыхнул Збышек.

– Давай!

– На что?

– Ребята! Ребята! Спор!!! Сюда! Бегом! Мировая сенсация! – во все горло заорал Куба.

– Ну? На что спорим? На десять злотых, давай?

– По мне, хоть на двадцать, – Михал был в себе уверен.

– Идет! На двадцать! Вечорек, разбивай!

– Разбивай, Вечорек! Разбивай! – загудела подоспевшая компания.

Вечорек ударом ладони разъединил руки Михала и Збышека.

– А теперь дуй за альбомом! – сказал Збышек.

– За альбомом? – У Михала вытянулась физиономия. – За альбомом? – повторил он.

Только теперь Михал сообразил, в каком дурацком положении он оказался. Збышек смотрел на него со злорадством. Скотина! Он наверняка знал, какой у Витека «альбом».

– Ну, ты чего? Дурачком прикидываешься? – зашумели ребята. – Горлом хотел взять? Так мы тебе и поверили! За красивые глазки?

– За красивые зубки! – съехидничал Збышек. – Дуй за альбомом, а то худо будет.

– Ты на кого тявкаешь, зелень? – вспыхнул Михал.

Збышек даже попятился.

– Михал, не заводись! Нечего увиливать! Шляпа не папа, а мама не панама… Без альбома, сам понимаешь, лапки кверху – и привет! – потеряли терпение ребята.

– Дуй за альбомом! Давай! Мигом!

Михал, все еще стараясь не терять достоинства, направился в сторону дома. Сначала он думал привести ребят к Петровским и показать на месте коллекцию. Но вовремя спохватился: тогда наверняка разыгрался бы жуткий скандал – ребята бы ворвались целой оравой в чужую квартиру, подняли бы гам. Старуха Шафранец подняла бы крик, соскочила бы с кровати пани Толлочко… Нет! Лучше не надо!

Оставался лишь один-единственный выход. Правда, дело связано с риском, но это был единственный шанс спасти свой авторитет…