Текст книги "Чудо-юдо, Агнешка и апельсин"

Автор книги: Ганна Ожоговская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава VII

Раньше Михал не задумывался о том, как он выглядит. Это девчонки интересуются тряпками и без конца говорят о платьях, кофточках, пальто. Главное – чтобы одежда была удобна: зимой в ней должно быть тепло, а летом легко и не жарко. Никогда ему и в голову не приходило, что он одет необычно, хуже того – смешно. Если бы он надел цилиндр, или шубу наизнанку, или женское платье, как ряженые на карнавале, вот это было бы смешно! А нормальная одежда разве может быть смешной?

Возвращаясь из кухни, он остановился в передней перед трюмо – остатком прежней роскоши семейства Шафранцев.

Не раз, проходя мимо этого зеркала, Михал мельком глядел на себя и всегда видел лишь свою сияющую белозубую улыбку. Теперь он остановился перед пыльным и щербатым трюмо, чтобы основательней рассмотреть себя при свете тусклой, висящей под самым потолком лампочки.

Он увидел крепкого, коренастого паренька – ватные плечи пиджака делали его несколько неуклюжим. Штаны немного широковаты. Ну и что? Что в этом смешного?

Но то, что он другим казался смешным, все равно не давало ему покоя.

До большой перемены он не замечал, что делается в классе. Его мысли были заняты другим, он вырабатывал план действий: как быстрей и лучше «сменить кожу». Прежде всего нужно было задобрить дядю.

Во-первых, извиниться перед старухой Шафранец. До сих пор на все уговоры дяди он отвечал коротким: нет! Теперь он извинится.

Во-вторых, дядя любит узнавать об успехах Михала в учебе. Тут поможет Витек.

Потом все должно пойти как по маслу.

К концу уроков Михал опять пришел в хорошее настроение. Он то и дело внушал себе: выйдет, обязательно выйдет!

Со старушкой он разделался легко. Когда Михал шел в кухню греть обед, он встретил пани Леонтину. Видя, что она направляется к дверям, он сразу заговорил:

– Пожалуйста, подождите минуточку… Я хочу извиниться… Я вел себя как свинья. Больше я никогда ничего не скажу про этот грязный стол, даже если вы на него вывалите всю сковородку с яичницей. Даже не пикну. Провалиться мне на месте!

Пани Леонтина смотрела на мальчика с таким изумлением и испугом, что глаза у нее округлились.

– Как же так?.. Значит?.. – начала старушка.

Но Михалу было некогда: на огне стояла кастрюлька с гороховым супом, нужно было помешивать, чтобы горох не пригорал.

– …значит, я перед вами извинился, и точка. У вас чайник кипит. Снять?

Старушка сняла чайник и, качая головой, точно собиралась сказать: «Ну и дела!» – удалилась. Но Михал в блаженном состоянии от исполненного долга этого даже не заметил.

Когда механик вернулся после работы домой и входил в комнату, он услышал, как Витек громко сказал Михалу:

– Разве я один завидую твоим пятеркам? – и замолчал, уставившись на Михала.

– Э-э-э… подумаешь, велика важность – пятерки! – отмахнулся Михал.

– Для тебя, конечно, ерунда… а много у нас в классе таких способных, как ты?

– О чем это вы? – поинтересовался Черник, стягивая через голову свитер. – О чем это вы говорите?

– Вот Михал говорит…

– Да брось ты, – слабо запротестовал Михал.

– Тебе, конечно, брось! Ты способный! Пятерка за пятеркой галопом скачут.

– Если б я не занимался…

– Само собой разумеется, что ты занимаешься… – быстро подхватил Витек, будто отвечал вызубренный урок. Вдруг он вскочил: – Я пойду. Совсем забыл, мне мама велела пойти в магазин.

– Видишь, Михал, – сказал довольный механик, разминая пальцами сигарету, – из тебя толк выйдет, человеком будешь.

– Что мне видеть? – Михал встал на свету у окна. – Лучше вы на меня посмотрите.

– А что мне на тебя смотреть? Не видал я тебя?

– Чучело я огородное, вот кто! – выпалил с досадой Михал. – О пятерках Витек трубит, а о том, что вся школа надо мной смеется, умалчивает.

– Смеется? Почему? – Черник был крайне удивлен. Он подошел к племяннику и снова спросил: – Почему?

– Потому что я похож на клоуна! Что это за штаны? Болтаются, как девчачья юбка. А пиджак у меня ватой набит, я в нем выгляжу, как горбатый.

– Хм!.. Вполне приличный костюм… Может, не совсем модный.

– Я тоже за модой не гонюсь, а эти столичные пижоны делают из меня посмешище. Только и слышу «ха-ха-ха» да «хи-хи-хи»! Хватит с меня! Лучше поеду домой. Если мама не купит мне новую одежду, чтобы было в чем в школу ходить, я устроюсь куда-нибудь на завод. На заводе не так смотрят на одежду, ведь верно, а?

– Верно, – подтвердил озадаченный Черник. – Молодежь любит приодеться, щегольнуть модными вещами, а взрослые… Правда, теперь и взрослые тоже носят брюки поуже и пиджак без таких плечей… Но зачем тебе ехать домой? Дело это мужское. Садись, обсудим, что и где можно тебе купить.

Стратегический план Михала увенчался полным успехом. На другой день Михал шагал в школу в новой, с иголочки одежде. Темно-синяя куртка, надетая поверх серого свитера, прекрасно гармонировала с воротником цветной клетчатой рубашки. А черные «техасы» были такие узкие, что навевали мысль о том, как их, вероятно, трудно надеть. Довершали этот великолепный туалет новые черные туфли.

Преображение, разумеется, сразу заметили. Ребята сдержанно одобрили наряд, а девчонки, которых, вероятно, подговорили Гражина с Данкой, окружили Михала на перемене и хором прокричали:

– Чудо-юдо Рыба-кит!

Михал опешил от неожиданности и даже растерялся, но ничуть не обиделся. Казалось, он даже обрадовался этому знаку внимания.

Витек тоже одобрил новый наряд.

– Классно! Тебе идет! – сказал он с искренним восторгом. – Значит, дядька не пожадничал: раскошелился.

– А что ему жадничать? – Михал пожал плечами. – Напишу матери, она все деньги вернет. Лучше уж тратиться на одежду, чем на водку. А то нет? А старый костюм мне пригодится для работы дома. Сказать честно, мне и в нем было неплохо, но чтобы девки надо мной потешались? От кошки рожки!

– Откуда ты знаешь, что девки? – удивился Витек.

– Ребятам все эти моды до лампочки.

– Не скажи. Хростецкий и Збышек Вихан тоже любят пофасонить. Не замечал?

– Ну, замечал, – отмахнулся с презрением Михал. – Пижоны! Я могу одной рукой обоих уложить.

Но когда после уроков в вестибюле Ендрек и Збышек подошли к Михалу, чтобы поближе рассмотреть его шикарные брюки, Михал с удовольствием сообщил им, сколько они стоят и где куплены.

Витек как раз в это время съезжал по перилам со второго этажа. Он был уже у самого финиша, как вдруг растянулся во всю длину, и вдобавок со страшным грохотом, потому что уронил портфель с книгами.

А все из-за какого-то первоклашки, который бежал по коридору и угодил прямо под ноги Витеку. Оба они катались по полу, пытаясь подняться, и снова падали. Откуда ни возьмись, выскочил еще один мальчонка и, решив, что его товарища бьют, бросился на помощь и стал молотить кулаками бедного Витека.

– Так ему! Всыпь еще, еще! – подзадоривал малыша развеселившийся Збышек.

Михал стоял в стороне и умирал от смеха. Он продолжал хохотать даже тогда, когда Витек поднялся и, не оглядываясь, поплелся домой, затаив обиду на друга.

Обед Михал ел без всякого удовольствия, хотя еще час назад у мальчика текли слюнки при одной только мысли о горячем борще с грудинкой.

А все из-за Витека. Из-за этого глупого Витека, который – это было видно по всему – на него обиделся. За что? Подумаешь, посмеяться нельзя!

Но на душе у Михала было нехорошо. Он был недоволен собой. А это такое чувство, будто у тебя ноет зуб: вроде и боль-то не сильная, но ни о чем другом думать не можешь…

Надо было найти какой-то повод к примирению. И Михал придумал: он сводит Витека в кино на свои деньги. В кинотеатре «Здрове» как раз идет прекрасный фильм. Да, лучшего пути к примирению и не придумаешь…

Михал постучал к Петровским. Дома был один Геня; он сидел на полу и старательно строил из кубиков пирамиду.

– Витека нет, папы нет, мамы нет, – выпалил он одним духом, продолжая заниматься своим делом.

– Витек с родителями ушел? – спросил разочарованный Михал.

– Нет. Он с Агнешкой.

– С Агнешкой! У учительницы? – В голосе Михала прозвучало неподдельное удивление.

– На кухне. Агнешка будет с ним заниматься, – пояснил Геня. – Она это делает лучше тебя. Нашему папе нельзя нервничать. И маме нельзя. Им это вредно. Витеку нельзя оставаться на второй год в пятом… Наша мама не такая богатая, как твоя.

– И кто же это придумал? Агнешка? – спросил Михал с иронией, которой Геня не заметил.

– Нет, не Агнешка, а все. Я же говорю – все.

– А про мою маму, что она богатая, тоже все придумали?

– Не знаю.

– А кто придумал, что Агнешка лучше меня объясняет? Это уж наверняка она!

– Она сказала, что будет учительницей и умеет объяснять. Наша учительница тоже нам все объясняет…

Михал вышел, с досадой хлопнув дверью. В коридоре он помедлил, потом решительно направился в кухню.

Дни становились длинней. И Михалу, привыкшему делать уроки при свете лампы, странной показалась кухня, освещенная лучами заходящего солнца. Витек и Агнешка сидели за столом, а на подоконнике сидела Кисуля.

Михал решил ничему не удивляться.

– Привет зубрилам! – сказал он весело. – Витек, собирайся. У меня два билета на «Благородного пирата».

У Витека загорелись глаза, но он тут же взял себя в руки.

– Не могу. Математика.

– Плюнь ты на нее, спишешь потом у меня.

– Михал, – вмешалась Агнешка, – не приставай к нему! Витеку надо заниматься. Иди сам в кино, раз ты можешь себе такое позволить!

– Могу, потому что у меня мама богатая, да? Это ты хотела сказать? Работала бы ты столько, сколько моя мама, у тебя бы давно горб вырос! – выпалил он залпом.

Агнешка и Витек посмотрели на него с изумлением.

– Никто про твою маму ничего не говорит, – спокойно ответила девочка, гладя Кисулю, которая, испугавшись крика, спрыгнула с подоконника на стол, а со стола – прямо на колени к Агнешке.

– Я знаю, кто что говорит! – продолжал Михал. – Думаешь, не понял, почему ты сказала «можешь себе позволить»?

– Я имела в виду, если ты сделал уроки. Витек еще не сделал, и у него нет времени ходить в кино.

– Поздравляю! Нашел себе няньку! – с издевкой произнес Михал. – Ну, так идешь или нет?

Витек, не глядя на Михала, ответил:

– Нет.

Фильм был великолепный! Ох и глупый, ох и глупый этот Витек! Не пошел на «Благородного пирата» из-за какой-то математики! Ну, не дурак ли он после этого?

За ужином, не удержавшись, Михал стал рассказывать дяде о головокружительных подвигах пирата. Мальчик так энергично размахивал руками, что нечаянно смахнул со стола хлеб.

– А почему Витек с тобой не пошел, – спросил Черник, – или Агнешка?

– Что же я, с девчонкой пойду? – возмутился Михал. – А Витек зубрила!.. Только сидит и зубрит, и зубрит…

– Я слышал, Агнешка ему что-то объясняла на кухне. Очень славная девчушка. Такая вежливая, обходительная. Пани Анеле она тоже очень нравится…

«Ну вот, она и дядьку сумела обворожить! – подумал Михал, уписывая один кусок хлеба за другим. – Что же говорить о Витеке? Но ведь предостерегал я его! Предупреждал! Ох, и хитрая она бестия!»

Последнее время Михалу не везло. А ведь поначалу, когда он приехал в Варшаву, все так удачно складывалось. Все к нему хорошо относились. Он подружился с Витеком. Они вместе гуляли по городу, разговаривали о всякой всячине… А сейчас будто кто-то сглазил, как сказала бы мама. Шафранцы его терпеть не могут. Медсестра тоже недолюбливает. Об учительнице и говорить нечего. И Петровские косо поглядывают на него, когда он заходит к Витеку. А все из-за этой ехидины – Агнешки! Во всем она виновата! Даже Витек и тот стал его чураться…

До сих пор у Михала не было настоящих друзей. Так уж получилось. В Лодзи, бывало, он придет из школы и работает до позднего вечера. Уроки он готовил как попало. Читал он редко. Иногда, если были деньги, шел в кино, а если не было, любил постоять у кинотеатра, послушать, что рассказывают зрители, выходя из зала, после сеанса. Иногда он шел за кем-нибудь и слушал, слушал, а потом дома перед мамой и малышами разыгрывал все, что слышал на улице. Смеху бывало!

Здесь все по-другому – только школа да школа. Одуреть можно! Он думал, что Витек будет ему настоящим другом, а тут – полюбуйтесь добрые люди! – Агнешка прибрала его к рукам!

Ну, посмотрим еще, чья возьмет! Всякому терпению есть предел. Надо Витека образумить. И ей нос утереть!..

На кухне, к великому разочарованию Михала, сидела одна Агнешка.

– Что, все долбишь?

– Много задали на завтра и карту надо начертить.

– Ну, и Витеку башку нагрузить, а туда хоть лопатой нагружай – не нагрузишь. И охота тебе!..

– Почему лопатой? Он смекалистый. Просто у него запущен материал, а в математике, знаешь, стоит немного пропустить – и ничего не соображаешь.

– Как не знать, – подтвердил Михал, а сам подумал: «Обвела его вокруг пальца. А этот осел дал себя околпачить». – Если бы он был смекалистый, он бы мигом все схватывал.

– А ты мигом все схватываешь?

– Я-то? Не слыхала разве? У меня по математике одни пятерки!

– По математике! А по другим предметам?

– По другим тоже неплохо. Двоек, во всяком случае, нет, хотя я не зубрю, как некоторые. Мне долбить ни к чему. Я всегда соображу, как ответить урок. А для этого нужна смекалка! Ясно? – Он постучал пальцем по темени.

– Значит, двойка по литературе будет для тебя как гром среди ясного неба? – с язвительностью полюбопытствовала Агнешка.

– Двойка по литературе? – удивился Михал. – Какая двойка? Нет у меня никакой двойки.

– Нет, есть! Просто ты об этом еще не знаешь. Я бы тебе не говорила, но уж больно ты расхвастался. Тетя влепила тебе пару за сочинение. Так что есть у тебя два распрекрасных балла. Завтра сам увидишь. Тетя сказала, что ты слишком много себе позволяешь. Она даже расстроилась из-за тебя.

– Дура она, твоя тетя! Поберегла бы свои нервы, а то так и в ящик сыграть недолго!..

Агнешка поднялась. Одной рукой она сгребла со стола учебники с тетрадями, другой подхватила сидящую на подоконнике Кисулю и молча ушла из кухни.

В тот вечер Михал допоздна сидел один при свете лампы. Хотя на столе были разложены его тетради и книги, сильно бы ошибся тот, кто решил бы, что мальчик занимается.

Он думал. И не просто думал, а строил всевозможные планы. Витека надо любыми силами вырвать из-под влияния Агнешки. Для начала надо будет уверить Витека, что от дружбы с Агнешкой он ничего не выгадает, а наоборот, прогадает, потому что она девчонка и в настоящих мужских делах ровно ничего не смыслит. Вторым делом надо убедить всех остальных, что Агнешка вовсе не такая милая и добрая, а лишь ловко притворяется такой… да, именно притворяется.

Михал понимал, что убедить всех будет нелегко, но действовать решил немедленно.

Проходя мимо портьеры, он произнес достаточно громко, чтобы его могла услышать пани Леонтина:

– Кисуля, что ты тут вертишься? Не собираешься ли ты слопать еще и канарейку?..

Глава VIII

Витек, торопясь и обжигая рот, пил кофе и слушал излияния старушки Шафранец, которая неожиданно поднялась чуть свет. Обычно Шафранцы никуда не спешили и поэтому готовили завтрак на кухне последними.

– Не знаю, что со мной… Сегодня я всю ночь глаз не сомкнула… Скажите, что мне делать? Пани. Ирена!

– Попросите у пани Анели снотворное, – посоветовала Петровская.

– При чем тут снотворное, если я беспокоилась за Матюшу. Только я вздремнула, меня кто-то точно тряхнул. И всю ночь я прислушивалась, не подкрадывается ли кошка к Матюше.

– Что это вам в голову взбрело? Он же у вас в клетке! – удивилась Петровская.

– А мыши не были в клетке? Мою канарейку ждет такая же участь, поверьте. Эта кошка так обнаглела, что просто ужас! Не поговорить ли мне с пани Толлочко?..

– Знаете, – помолчав, сказала Петровская, – я не уверена, что это кошка… Мне кажется, я тогда зря накинулась на учительницу, зря ее расстроила. По правде говоря, я не уверена, что это кошка…

– А кто же, по-вашему, если не кошка?

– Мало ли кто. Может, Пимпус…

– Пимпус? Да что вы! Пимпус?!

– Не о моем ли Пимпусе речь? – спросила медсестра, стоя одетая на пороге и собираясь уходить на работу.

– Да, вот пани Петровская утверждает, что мышей съел Пимпус, – с готовностью сообщила старуха.

– Пимпус? Мой Пимпус?! – У пани Анели от обиды и возмущения даже задрожал голос. – Этого я от вас никак не ожидала, пани. Ирена!

– Я не сказала, что Пимпус съел мышей. Я сказала, что Пимпус мог их съесть, а это не одно и то же, – оправдывалась Петровская. – Черник говорит, что таксы ловят мышей.

– О люди, люди! – воскликнула вконец расстроенная медсестра. – Никогда, никогда я от вас такого не ожидала! Ни от вас, ни от пана Черника! Бедную вдову легко обидеть!

Витек собирался сразу же обо всем рассказать Михалу, но того уже не было дома. Он ушел в школу без Витека. И снова забытая за ночь обида вспыхнула с новой силой. Разве на Михала можно положиться? Никогда не знаешь, какая его завтра муха укусит. Что и говорить, конечно, лучше пойти в кино, чем корпеть над уроками. Да еще на такой отличный фильм! А Агнешка мировая девчонка… Объясняет она не хуже учителя, даже получше. И нос не задирает. Хорошо, что мама вступилась за учительницу, то есть за кошку… Ведь в самом деле никто не видел, кто съел мышек. Мама справедливая, факт!..

Вдруг Витек заметил идущую далеко впереди Агнешку.

– Агне-е-ешка! – закричал он изо всех сил. Прохожие испуганно оглядывались. Агнешка тоже оглянулась и замедлила шаг.

– Ты что орешь как сумасшедший? – Агнешка делала вид, что сердится, но глаза у нее улыбались. – Людей пугаешь. Что-нибудь случилось?

– Не-е-ет… то есть да… – запыхавшись, проговорил Витек и тут же стал рассказывать: – Знаешь, старуха сегодня пожаловалась моей маме!..

– На кого?

– На… на… ну просто она боится за Матюшу. Кроме него, у них нет никого, и… если с ним что-нибудь случится…

– Он что, заболел?

– Н-нет… но она… просто боится.

– Может, они его неправильно кормят? У нас в доме, когда я жила в Жешуве, тоже была канарейка. Когда она заболела, у нее перышки взъерошились. Сидит, бывало, нахохлившись, грустная-прегрустная, смотреть жалко… Я понимаю пани Леонтину… – Агнешка задумалась, и лицо ее посерьезнело.

В том доме, где Агнешка жила, канарейка для нее была единственным утешением. Когда она умерла, девочка даже заплакала. Впрочем, в том доме ей часто приходилось плакать, хотя никто этого не знал. Она плакала по ночам… Ах, к чему эти невеселые воспоминания! У тети ей хорошо. Агнешка улыбается и говорит:

– Я знаю, что сделаю! Куплю Матюше свежего салата!.. И все-таки кошка лучше канарейки. Она пушистая, теплая. Ее можно брать на руки, гладить. Я ее ужасно люблю, Кисулю.

Витек сразу догадался, почему Агнешка замолчала и какие воспоминания заставили ее посерьезнеть. Мог ли он после этого рассказывать о каких-то пустяках!

Пани Толлочко раздавала домашние сочинения и разбирала ошибки. Сочинение было на тему: «В гостях у товарища». Тетрадь Михала оказалась в самом низу.

– Я намеренно оставила работу Ковальского напоследок, – сказала пани Толлочко, – потому что это своего рода уникальный труд. Я работаю в школе много лет, через мои руки прошло много сочинений, но такого сочинения мне в жизни не доводилось читать. Вот послушайте.

Весь класс замер, с любопытством уставившись на учительницу. Интересно же узнать, что за уникальный труд сочинил Ковальский.

– «В гостях у товарища», – громко прочла учительница заглавие, сделала паузу и продолжила: – Товарища не было дома…»

Снова пауза, но более длительная. Класс с нетерпением ожидал продолжения, но учительница молчала. Наконец она спросила:

– Чего вы ждете? Неужели не ясно? «Товарища не было дома»! Вот и все.

Грянул дружный и громкий хохот. Но тут же оборвался. Пани Толлочко было совсем не до смеха. Михалу пришлось выслушать много горьких слов.

Ребята смотрели на него с любопытством: интересно, что он ответит, чем оправдается?

Но Михал не собирался оправдываться. Он стоял, опустив голову, и, вперив взгляд в парту, молчал.

Сначала Витек подумал, что Михалу стыдно, но, взглянув на друга, он понял, что тот даже не слышит, о чем говорит учительница.

Так оно и было. Михал не слышал, потому что не слушал учительницу. Он думал об Агнешке: хорошо, что она его предупредила насчет двойки. Она хотела его этим уесть. Вот дуреха! А оказала великую услугу. Пусть теперь учительница надрывается! Пусть кричит! Подумаешь: двойка! Что он, двойки не видал?

Прозвенел звонок на перемену. Учительница вышла из класса. И тут же все окружили Михала.

– Слушай, что это ты придумал?

– Зачем ты так написал?

– К чему это?

– Да он просто так, для смеха.

Догадки сыпались со всех сторон. Михал поднял голову и не торопясь спросил:

– А что?

В тишине, которая воцарилась после его слов, особенно громко и отчетливо прозвучала фраза Збышека Вихана:

– Форменный идиот! Не видите, что ли?

Михал быстро отстранил кого-то рукой и очутился лицом к лицу со Збышеком.

– Ну-ка, повтори! – потребовал он.

Збышек мигом оценил физическое превосходство противника и готов был идти на попятную:

– Что психуешь? Разве умный так напишет?

– Ах, умный? Умный, конечно, напишет, как ты! Как там у тебя? – И Михал, кривляясь, точно в самом деле вспоминал выдержки из сочинения Збышека, издевательским тоном прочел: – «Мы с товарищем-дружком ели кашку с молочком». Так, что ли? Эх ты, лопух!.. А по-моему, чем писать такие сочинения, лучше принимать касторку по три ложки в день. Понял? А с «идиотом» в следующий раз полегче! Слышал, как учительница сказала, что впервые за всю жизнь видит такое сочинение? Впервые, понял? Чтобы придумать что-нибудь впервые, нужна голова…

– …Коперника, – подсказал кто-то.

И Михал с радостью подхватил:

– Вот именно, Коперника!

Витек наблюдал за девчонками. Они хотя и пытались делать вид, что возмущены поведением Михала, но смотрели на него с нескрываемым восхищением. Ну, если не с восхищением, то, во всяком случае, с интересом.

В гардеробе Витек случайно услышал разговор Данки с Гражиной.

– Знаешь, Гражина, это кошмарный тип! – говорила Данка.

– Кошмарный? С чего ты взяла?

– Ты что, не видела, как он набросился на Збышека?

– Мужчина должен быть храбрым. А он храбрый, ничего не скажешь… Мамочка родная, такое сочинение накатать! Да я за целую неделю такого бы не придумала!

– Значит, он тебе нравится? – прямо, без обиняков спросила Данка.

– Мне? – возмутилась Гражина. – Мне он совсем не нравится. Только идиотка могла такое подумать!

Витек пожал плечами. Странные они все-таки, эти девчонки! Михал им не нравится, зачем же они все время о нем говорят?..

Это был настоящий праздник. Давно у Шафранцев так не радовались. Они получили посылку из Америки. Первую посылку за целый год. От невестки давно не было писем, и старики очень беспокоились. А тут сразу – посылка.

Когда Агнешка принесла салат для канарейки, ее встретила разрумянившаяся пани Леонтина:

– Спасибо тебе, ты добрая девочка! Позаботилась о нашем Матюше. Видишь, как он обрадовался? Совсем как мы посылке. Иди сюда, посмотри, что нам невестка прислала.

Из вместительного ящика были извлечены и разложены на столе несколько пачек чая, кофе, большая плитка шоколада, нейлоновые чулки и еще кое-какие мелкие вещи.

Агнешка со сдержанным любопытством разглядывала яркие упаковки.

– Трубочный табак, одеколон «Лаванда». Это она моему мужу прислала, до войны он покупал только этот одеколон. Мне тоже нравится «Лаванда», но больше я люблю запах фиалок. Франек, помнишь французские духи Коти?

– Приятно получить такую посылку, – вежливо сказала Агнешка. – Пан Франтишек, наверно, очень любит чай?

– Хм!.. – Пани Леонтина растерянно взглянула на мужа. – Мы оба его любим… но все это не для нас.

– Посылку прислали не вам?

– Нам. Но все пойдет на продажу. К чему нам все это?

– Правильно, Леоня. Когда ты завариваешь чай, он в сто раз лучше всякого заграничного, – сказал старик и галантно поцеловал жене руку. – А я больше всего люблю котлеты с кашей! С моими-то зубами… – Пан Франтишек радовался как ребенок. – Знаешь, Агнешка, после каждой посылки мы закатываем такой пир, что только держись! «Пей душа, гуляй душа!»

– До пира еще далеко. Надо сначала продать вещи, – возразила пани Леонтина. – Пока пани Анеля все это устроит… А она утром на меня обиделась! Теперь неделю к нам не заглянет. Какая жалость! Что же делать?..

И улыбка, такая редкая гостья на лице пани Шафранец, бесследно исчезла. Щеки старухи обвисли, голова затряслась, казалось, пани Леонтина произнесет обычное: «Ну и дела!»

– Может, я могу вам помочь? – спросила Агнешка, которая еще не совсем понимала, о чем речь и при чем тут медсестра.

Старики переглянулись.

– Может, написать записку Стефе? – предложил старик.

– Может, и так, Франек. Но подождем несколько дней, а после позвоним ей, – задумчиво проговорила старушка.

Агнешка все время порывалась уйти, но ей было неловко. Теперь, воспользовавшись случаем, она предложила:

– Давайте я позвоню. Я как раз сегодня вечером буду у подруги, а у них есть телефон.

– Ты славная девочка, – опять похвалила ее пани Шафранец. – А это теперь такая редкость… – И, выдвинув ящик стола, она стала что-то искать. – Где-то здесь у меня был записан номер телефона, сейчас найду… Вон он! Скажешь так: «Пани Шафранец получила посылку и просит вас зайти». Запомнишь?

…Оба мальчика давно сидели на кухне. Михал решил приходить пораньше, чтобы активно бороться с вредным влиянием Агнешки на Витека.

– Ну что, видела? Что им прислали? – бросился Витек к Агнешке. И, встретив ее удивленный взгляд, пояснил: – Мне мама сказала. У пани Леонтины не хватило денег на пошлину, и она у нас заняла.

Агнешка рассказала все, что видела и слышала, а потом спросила:

– А что у них вышло с пани Анелей? Старушка меня просила позвонить какой-то Стефе, потому что пани Анеля сердится на пани Леонтину.

В это время за дверьми радостно заскулил Пимпус. Его хозяйка входила в переднюю: легка на помине.

Витек, тут же опередив Агнешку, доложил:

– Шафранцы посылку получили. Огромную. Тяжелую.

– Да? Значит, пан Франтишек от радости пляшет краковяк! – сказала медсестра.

Старик всегда, если бывал в хорошем настроении, начинал слегка приплясывать.

– Ну и слава богу! Для них это праздник! – сочувственно добавила пани Анеля. Внезапно писк Пимпуса ей напомнил об утреннем происшествии, и она нахмурилась. – Но мне до этого дела нет! Пусть радуются! Меня это не касается.

– Они Агнешку попросили позвонить Стефе, – равнодушно сообщил Витек.

– Этой спекулянтке?! – не выдержала пани Анеля, но тут же заученно повторила: – Меня это не касается. Решительно!

– Ты зачем сказал ей? – набросилась на Витека Агнешка. – Может, пани Леонтине это не понравится?..

– А кто такая Стефа? – полюбопытствовал Михал.

– Бывшая служанка Шафранцев, – пояснил Витек. – Спекулянтка! На барахолке шмотками торгует. Полцены даст, а то и меньше.

– Как! Значит, она их просто ограбит, чтобы нажиться? – возмутилась Агнешка.

– А ты думала, она своих денег прибавит? – ехидно заметил Михал. – А медсестра, думаешь, за красивые глазки станет с этим возиться? Черта с два!

– Брось, Михал, брось! Не знаешь, так молчи! – заступился за медсестру Витек. – Зачем ты так говоришь? Пани Анеля честная!

– Черта с два! – повторил Михал.

– Ты не веришь, что люди могут помогать друг другу просто так? – спросила Агнешка, пристально посмотрев на Михала.

– Не верю! – твердо ответил он. – У каждого должна быть своя выгода.

– Э… сколько раз пани Анеля выручала твоего дядю! То таблетки, то уколы… Ну, и какая же ей от этого выгода? – спросил Витек.

Михал пожал плечами:

– Какая-то должна быть. Может, она за него замуж хочет выйти?

Слова Михала вызвали целую бурю веселья. Все живо представили себе, как толстая медсестра гуляет под руку с тощим и высоким механиком, – смешнее ничего не придумаешь. Михал тоже не удержался и прыснул.

– А ты тоже ничего не делаешь без выгоды? – допытывалась Агнешка.

– Ясное дело. Раз все, так все. Без исключения…

Агнешка недоверчиво посмотрела на него:

– Болтун ты, вот что. Только так говоришь.

– Зачем же мне так говорить?

В кухню заглянула пани Анеля:

– Агнешка, когда ты собираешься звонить?

– Вечером.

– Не звони, девочка, не надо. Я сама все улажу. Им ведь каждый злотый дорог.

– Сказать пани Леонтине? – вскочила девочка.

– Я сама ей скажу.

– Вот видишь, видишь! – радостно кричала Агнешка. – Пани Анеля по-настоящему добрая. Я это давно заметила.

– А я что-то не замечал!

– Потому что ты…

– Но-но, полегче, не умничай! – ощетинился Михал. – И хватит болтать, а то я из-за тебя этих сопливых упражнений не напишу и твоя тетка опять влепит мне пару…

Витека даже передернуло от негодования, и в то же время он не переставал удивляться… Какой все-таки Михал необыкновенный человек! Сильный, самоуверенный, независимый со всеми, будь то ребята или взрослые. Витеку совсем не хотелось быть таким, но если бы он даже захотел, то не смог бы. Не сумел бы! Ну, например, как Михал вел себя сегодня в школе…

Тут Витек вспомнил подслушанный в гардеробе разговор девчонок.

Вздох.

– Ты чего-нибудь не понимаешь? – участливо спрашивает Агнешка.

– Нет, все о’кей! – отвечает он поспешно. Не станет же он говорить Агнешке, что не понимает, почему девчонки интересуются Михалом, а не кем-нибудь другим из ребят. Витеку, разумеется, совсем ни к чему, чтобы им интересовались, но…

Это было на следующий день, в кухне. Ребята решили во время занятий делать небольшие перерывы, чтобы немного размяться и поесть, если кто-нибудь проголодается; последнее относилось больше к Михалу. Вдруг Агнешка предложила:

– Хотите, проделаем психологический опыт?

– Это что? – спросил Витек.

– Ну, вроде игры…

– Валяй. Только я сбегаю за хлебом с маслом, – сказал Михал.

– Тогда побыстрей.

– Ладно, возьму без масла.

Когда Михал вернулся, Агнешка сказала:

– Значит, так. Даю вам по листку бумаги. Теперь внимание, я вам продиктую три слова, а вы образуете с этими словами три предложения. Любое. Первое попавшееся. Понятно?

– Да.

– Потом проверим, что получится.

– А это не розыгрыш? – недоверчиво спросил Михал.

– Нет. Сейчас сами увидите. Итак, диктую: «глазок»… Записали? Другое слово – «подошва». И, наконец, третье – «муха». Написали? Давайте листки. Внимание: читаю предложения Витека: «В темноте светился зеленый глазок приемника. Подошва высокой горы была усеяна цветами. Стекло дрожало, как муха, попавшая в паутину».

– Очень красиво, – одобрила пани Анеля, которая незамеченной пришла в кухню.

– А теперь твои предложения, Михал. «Большой глазок жира плавал в бульоне. Котлета была жесткой, как подошва. Муха в каше ни к чему».

Агнешка, читая, с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Михал спросил со злостью:

– Что тут смешного?

Но смех разобрал и Витека и медсестру. Агнешка не выдержала и тоже прыснула. Они катались со смеху, а при виде надутой, сердитой физиономии Михала закатывались с новой силой.