Текст книги "Чудо-юдо, Агнешка и апельсин"

Автор книги: Ганна Ожоговская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Ну и ну! – сказала, вытирая слезы, медсестра. – Проявил ты себя, нечего сказать! Теперь выпиши и подчеркни: бульон, котлета, каша… Только компота не хватает… Ох, сил моих нет! Давно я так не смеялась!

Михал повернулся к Агнешке:

– Глупая шутка! Надо было предупредить, что писать нужно что-нибудь этакое. – Он помахал над головой руками. – А ты – любое, первое попавшееся. Вот я и написал.

– Не сердись, Михал. Это же психологический опыт. Он показал, что у тебя мало воображения. А смеялись мы потому, что у тебя вышло целое меню…

– Только поэтому, – подтвердила пани Анеля и вдруг спросила участливо: – Может, ты сегодня не обедал?

Михал, все еще сердясь, ответил резко:

– Вы о своем Пимпусе заботьтесь. Вон он у вас от жира лопается.

Витек и Агнешка онемели от ужаса: ну, теперь начнется! Но пани Анеля, как ни странно, осталась невозмутимой. Она погладила Пимпуса, которого держала на руках, и сказала:

– Я не очень ученая, но Агнешка правильно говорит: мало у тебя воображения. Будь его чуть больше, ты бы что-нибудь новое придумал. Я понимаю, тебе хотелось меня уколоть, но фантазии у тебя опять не хватило. Все-то ты на одном месте топчешься: все у тебя с едой связано. Ты мог бы выступать в передаче «Советы домашним хозяйкам». Да, воображения у тебя ни на грош, но что в тебе сидит наверняка, – добавила уходя, – это громадный солитер!

Слова медсестры произвели на Михала сильнейшее впечатление. Солитер! Что-то омерзительное! Сидит в человеке и не может насытиться: человеку приходится есть за него и за себя. Бр-р!

Первой заговорила Агнешка.

– Нет, мне кажется, что это не так… В ком сидит солитер, тот обычно худой, высохший, а ты выглядишь крепким, здоровым. И даже старше своих лет.

– Верно! – подтвердил Михал и даже надулся от важности. – А на воображение я чихать хотел. Зачем оно нужно? Скажи, зачем, раз ты такая умная. Только не изворачивайся, а говори напрямик. Ну?

– По-моему… – начала медленно Агнешка, подыскивая нужные слова, – … по-моему… воображение необходимо в любом деле… оно помогает…

– Чем? Чем? – торопил Михал. – Приведи пример. Докажи, ты, философ!

– Помогает открыть что-нибудь новое, исправить или переделать старое… – продолжала она свои рассуждения. – Помогает понять другого человека, представить, что он чувствует.

– А какое мне до этого дело? Пусть себе чувствует что хочет. Ни к черту твои объяснения! И вообще, много задаешься! Думаешь, ты умнее всех? А знаешь, ты кто? Служанка при тетке!

Агнешка так подпрыгнула, что стол закачался.

– Не прыгай. Это всем известно. А то стала бы тебя тетка держать!

– Михал, – вмешался Витек, – чушь болтаешь! Агнешка живет у тетки так же, как ты у дядьки!

– О нет! Тут большая разница! За меня мама деньги присылает!..

– Я пойду… я уже все сделала, – поднялась Агнешка из-за стола с таким растерянным видом, что даже Михал был озадачен.

– Постыдился бы! – Витек был возмущен до глубины души. – Что за гнус в тебе сидит! Ко всем пристаешь, всех изводишь!

– А что я такое сделал? – Михал был искренне удивлен. – Что я сказал? Неправду? Правду сказал. Нет разве? Ведь учительница ее содержит!

– А тебе какое дело?

– А какое ей дело, есть у меня воображение или нет? Все меня обсуждают, а мне слово вставить нельзя? Нет уж! Дудки! Я как говорил правду, так и буду всегда! Никто мне этого не может запретить! Понял? Правда для меня – все!

– Понял. А что ж ты про свою любовь к правде сегодня в школе забыл?

– ??

– Когда математик тебя похвалил за то, что ты меня хорошо подтянул. И что домашние задания у меня всегда сделаны.

– А-а-а… что я должен был говорить? Только время терять. Не все ли равно? Какая разница?

– Ну, и вышло, что ты отличный товарищ.

– А что? Нет?

– Ты только себя любишь! – сказал задумчиво Витек. – Ты все примеряешь, подходит тебе или не подходит…

– Все умные люди так поступают и тебе тоже советую. Что это ты мне речи толкаешь? Воспитатель нашелся! Одна кончила, так этот начал! Давно ты стал такой разговорчивый?

– У тебя научился!

– Вот видишь, значит, со мной водиться полезно, – сразу подобрел Михал. – Еще тебе надо мышцы подкачать, а то смотри, какой ты хилый. Слушай, а может, это у тебя солитер?.. Умора! А?! Ох, сказал, и сразу есть захотелось! – рассмеялся он и помчался к себе в комнату.

После ужина, укладывая в портфель учебники и тетради, Михал взглянул на тетрадку с сочинением и даже поморщился. Учительница велела ему дать тетрадку на подпись дяде. Церемонии! За стенкой живет, а надо ей, чтобы дядя расписывался.

– Дядя, подпишите, – сказал Михал, подсунув Чернику тетрадь. – Пани Толлочко велела.

– Зачем? Под одной крышей живем…

– То-то и оно, – начал было Михал.

Но тут механик заметил злосчастную двойку, поддерживаемую двумя жирными минусами.

– Ой, двойка!

– Двойка.

– Мне это не нравится. А ты так легко говоришь!

– Мне тоже не нравится, но раз пани Толлочко взъелась на меня, то хоть из кожи лезь, ничего не сделаешь…

– За что же она на тебя взъелась?

– А я знаю? Может, из-за кошки? Я случайно впотьмах наступил ей на хвост. Ну, кошка как заорет, учительница выскочила – и на меня!

– А ты небось в долгу не остался: я тебя знаю.

– Даже ни-ни! Что ж я, дурак? Не знаю, что значит с ней заводиться? И вот видите, отомстила.

– Так-так, отомстила. Ну, давай тетрадь. Что ж тут так мало?

– Я не виноват. Был бы товарищ дома, я бы побольше написал. Я, наверно, раз пять звонил, и никто не открыл.

– Не мог про другого товарища написать? Про Витека, а? Или из головы выдумать.

– Другие очень далеко живут. А Витек не в счет, потому что слишком близко, а выдумывать я не умею. Для этого нужно иметь это… как его… воображение. А у меня нет. Даже Агнешка сказала, что нет.

– Ох, Михал, Михал, не хочешь ты ладить с людьми. Смотри: Агнешка со всеми по-хорошему, и о ней никто слова плохого не скажет.

Глава IX

По воскресеньям обычно бывало тихо: никто никуда не спешил, не стучался в ванную, не нервничал из-за того, что на газовой плите некуда поставить чайник. Жильцы поднимались поздно. Иногда занимались уборкой, стиркой, гладили белье, готовили обед – тот особенный воскресный обед, который люди едят не торопясь, всей семьей.

Но иногда случались и мелкие конфликты.

Этот воскресный день начался просто ужасно.

– Здесь было ровно шесть котлет! Ровно шесть! – завопила с самого утра старушка Шафранец и стала показывать выскочившим соседям содержимое кастрюли. – А теперь их четыре! Я всегда беру в магазине такой кусок мяса, чтобы у меня выходило шесть котлет. Конечно, до войны я этого не делала, этим занималась прислуга. Но какие тогда были котлеты! Не то что теперь! Разве можно сравнить! Но и эти кошка сожрала!

– Что же вы так кричите?

– Буду кричать! Лопнуло мое ангельское терпение! Больше такое вынести невозможно…

– Ах, поберегли бы сердце, пани Леонтина. Здоровье свое пожалейте! Стоит ли из-за каких-то котлет поднимать такой трезвон? – увещевала старушку медсестра и добавила веско: – По крайней мере, теперь уже никто не сможет обвинить моего Пимпуса.

– Разве я когда-нибудь говорила что-нибудь плохое про вашего Пимпуса? Упаси меня бог! Это же воспитанная собачка. И потом, он бы ни за что не смог прыгнуть на балкон за котлетами. Он для этого слишком толст. А кошку я уже не раз оттуда прогоняла!

– Почему же она не съела все котлеты? – задумчиво произнесла пани Анеля.

– Побойтесь бога! Вам мало, что она съела две? Вам хочется, чтоб мы совсем без обеда остались? – Пани Леонтина готова была пустить слезу, она даже предусмотрительно извлекла из кармана платочек.

– Нет, нет, что вы?! – замахала на нее руками медсестра. – Вы меня не так поняли! Я имела в виду аппетит кошки! Если она забралась в кастрюлю, она должна была съесть все котлеты…

– Может, она вполне насытилась двумя, а остальные оставила на после. Это же большие котлеты. С кулак. Посмотрите! Нет, я этого так не оставлю. Я сейчас же иду к учительнице и выскажу ей в лицо все, что я думаю о ее кошке!

Медсестра пыталась удержать старушку и даже высказала предположение, что котлеты съела не кошка учительницы, а какая-то пришлая, чужая кошка, одна из тех, которые ютятся в развалинах и орут ночами под окнами. Но этим она только подлила масла в огонь.

– Если бы в доме не было кошки, сюда бы не сбегались коты со всей Варшавы! Мало, что они спать не дают, так еще хватают из кастрюль котлеты! Нет, я этого так не оставлю!

Михал был вне себя от радости. Ну, теперь Агнешке несдобровать! Так ей и надо! Теперь она перестанет носиться со своей Кисулей. Может, и вообще в кухню перестанет ходить. И тогда они с Витеком снова будут заниматься вдвоем, как раньше.

Доставая из кладовки кастрюлю с бигосом, Михал случайно сдвинул крышку с маленькой кастрюльки Шафранцев. Мальчик хотел накрыть ее обратно и вдруг, случайно заглянув в нее, оцепенел.

– Вот так номер! – пробормотал он, потрясенный. – Вот так номер!

В это воскресенье пани Толлочко после обеда не прилегла отдохнуть. Из большого шкафа, где все было сложено ровненько, как по линейке, она достала внушительного вида корзину с крышкой.

– Как ты считаешь, Агнеся, кошка отсюда не выпрыгнет? – спросила она племянницу и, заметив в глазах девочки испуг, пояснила: – Не пугайся. Я совсем не собираюсь держать Кисулю в этой корзине. Просто я в ней отвезу кошку в Констанцин к пани Кобежицкой. Она очень любит кошек.

– Вы собираетесь отдать Кисулю?

– Да.

– Насовсем?

– Насовсем, – сказала твердо учительница, стараясь не замечать слез в голосе девочки. – Ты же видишь, что делается. Разве можно так жить дальше? Что бы в доме ни случилось, во всем бедная кошка виновата. Не могу же я ее держать взаперти, как собаку…

– И вам… не жалко ее отдавать?

– Я думаю, что без нее нам будет спокойней. И в доме чище, – уклончиво ответила пани Янина.

– Тетя, я буду за ней ухаживать.

– Нет, нет, не уговаривай меня… Знаешь, почему я завела кошку? Из-за мышей. Как только Петровские купили мышей, я тут же выпросила у пани Кобежицкой кошку. Я панически боюсь мышей. Мне все время казалось, что они выбегут из клетки и начнут носиться по всем комнатам. Теперь мышей нет, значит, и кошка не нужна.

– Такая умная, такая славная Кисуля!.. – сказала Агнешка с мольбой в голосе.

Но учительница осталась тверда:

– Ты от нее быстро отвыкнешь… Мне нельзя нервничать. Ты же знаешь, что сказал доктор: если я буду постоянно нервничать, это для меня плохо кончится… Нет, нет! Кошку мы отвезем, и все. Собирайся. У пани Кобежицкой есть две внучки, твои ровесницы… тебе будет интересно.

– Нет, я останусь, – сказала Агнешка. – У меня много уроков. И почитать хочется… Вчера я не успела ничего приготовить, а сегодня из-за этой кутерьмы тоже.

– Вот видишь! Каждому для работы необходим душевный покой. Ну ладно, оставайся…

Агнешка солгала. Уроки она могла бы сделать и вечером. Но ей не хотелось сейчас никуда ехать. Не хотелось ни с кем знакомиться. Наверняка девочки начали бы расспрашивать, почему она живет у тети, и где ее мамочка, и где ее папочка… А у нее не было бы сил отвечать…

Жалко, не будет Кисули! Как грустно! Бывало, она свернется клубочком у ног Агнешки и мурлычет, мурлычет, как заведенный моторчик. А как приятно было держать ее на коленях – мягкую, теплую, пушистую! Все кончено! Теперь ничего этого не будет. Как внимательно смотрела она на Агнешку, жмуря глазки, точно давала понять, что она знает все, о чем Агнешка думает!

Нет Кисули! Нет!.. И по щекам девочки потекли слезы.

Петровские собирались с детьми на прогулку. Витек забежал к Михалу, чтобы позвать и его, но тот поднял его на смех:

– С папочкой и мамочкой за ручку?.. От кошки рожки! Лучше я в кино схожу! Могу и тебя сводить. Пойдем? – предложил он великодушно.

– Я не могу, – страдальчески вздохнул Витек. – Мама меня ни за что не отпустит. Мы идем дышать свежим воздухом. Пани Анеля подкинула маме эту грандиозную идею. Говорит, что нам с Генькой ужасно не хватает воздуха. И маме тоже, раз она все время сидит дома.

– Вот и прекрасно! Теперь сможешь шататься со мной, без нянек! – бросил Михал вслед Витеку утешительную фразу. – Приходи вечерком, потолкуем. Дяди не будет. Он уходит на крестины к приятелю и опять, наверно, вернется под утро.

Выйдя от Михала, Витек зашел к Агнешке: мать послала его узнать, не пойдет ли девочка с ними на прогулку. Разумеется, если позволит тетя.

Агнешка сидела, забившись в самый угол дивана, окруженная подушками и закутанная в плед, так что из всего этого одеяния торчал лишь кончик ее носа. Учительницы дома не было.

– Ты что, замерзла? – удивился Витек.

– Нет… но… кажется, у меня насморк, – ответила девочка хриплым, не своим голосом.

– А я думал, ты пойдешь с нами погулять.

– Нет, спасибо, я не могу. У меня еще полно уроков. Я и с тетей в Констанцин поэтому не поехала.

Витек вернулся в комнату и сообщил матери, разговаривавшей о чем-то с пани Анелей:

– Кажется, Агнешка заболела. Щеки у нее горят. Хрипит.

Медсестра, извинившись, тут же помчалась посмотреть, что с девочкой.

Такого захватывающего фильма, как «Вокруг света в 80 дней», Михал еще в жизни не видел. Три часа промелькнули, как одна минута. Он даже забыл о еде. Всю дорогу он мысленно возвращался то к одному, то к другому эпизоду фильма, отождествлял себя с его героями, жил их жизнью.

Вот он, эсквайр Фогг, шагает по улице, представительный, сдержанный, в цилиндре. Одной рукой он поглаживает пышные бакенбарды, а другой опирается на массивную трость. Вдруг навстречу ему идет Агнешка. Она приближается. На лице ее растерянность и удивление.

«Здравствуй, Агнешка», – произносит он холодно и проходит мимо, вежливо приподняв цилиндр.

Или вот так. Идет бой быков, страшный кровавый бой быков. Разорваны на куски три лучших матадора. Вдруг на арене появляется еще один. Неизвестный в маске. Несколько мастерских движений – и бык, пронзенный насквозь шпагой, замертво падает. Трибуны ликуют! Публика требует, чтобы герой снял маску. Все хотят узнать имя победителя!..

Михал срывает маску и вежливо, но холодно кланяется в сторону ложи, где сидит Агнешка.

Глаза Агнешки расширены от удивления. Она потрясена. Еще бы! Узнать в неизвестном герое Михала!..

Нет, лучше вот так. Он испанский танцор и пляшет на столе в таверне. Ах, как он танцует!.. Толпа вокруг сцены растет. Издалека приближается Агнешка. Ей тоже хочется взглянуть на танцора. Но толпа заслоняет его. Тогда Агнешка забирается на соседний столик – и узнает Михала! Ах!!

– Не ахать, а смотреть надо, куда идешь! Что за воспитание! – сердито крикнула дама, на которую Михал налетел.

Это сразу привело его в чувство.

– Я же нечаянно. А что же вы не смотрите, куда идете?

Дама еще долго что-то кричала ему вслед. Но Михал не обернулся.

Да. Лучше всего быть этим испанцем. Ох, и здорово он плясал! Интересно, можно ли научиться так плясать? Пожалуй, можно, если каждый день тренироваться. Надо будет попробовать. Чтобы он да не научился? Медведя и то научили танцевать, а чтобы такой способный парень, как он, не научился? Тогда он докажет Агнешке, на что способен! Странная она все-таки девчонка. Каждый день они встречаются на кухне и иногда в школе на переменках, а хоть бы она что-нибудь про него хорошее сказала. Ну, допустим, про зубы. Сказала же ему Гражина, что зубы у него, как у американского киноактера Берта Ланкастера. А эта точно ничего не замечает. Только плохое. Даже новую одежду на нем не заметила. Зато ехидничать она мастер. Про карикатуру сразу сказала: «Сходство уловлено!» И про двойку – «два распрекрасных балла тебе тетя поставила». И про то, что у него нет воображения, что думает только о еде… Словом, про все плохое – пожалуйста, а про хорошее – ни слова.

Только один раз, в самом начале, она сказала, что он остроумный. А после ни разу ничего хорошего. И всегда старается подчеркнуть, что он глупее ее. Сама она дура после этого!!!

Петровские вернулись с прогулки час назад. Витек дожидался Михала, прислушивался к каждому скрипу двери, наконец он взял лото и отправился к Агнешке.

Они играли, разговаривали, слушали радио.

Неожиданно в комнату заглянул Геня и, увидев, что учительницы нет, подбежал к Витеку и таинственным шепотом сообщил:

– Послушайте, с Михалом что-то происходит.

– Разве он вернулся? Я не слыхал.

– У вас радио включено, поэтому не слышно. Вернулся. Я пошел к нему – думал, ты там. Дверь закрыта, Михал стоит на столе и вот так прыгает и трясется…

– А ты откуда знаешь? – одновременно спросили Агнешка и Витек.

– Я посмотрел в замочную скважину, – признался Геня.

– Ты что, постучал и он тебе не открыл?

– Он не слышит, у него тоже радио включено. Смотрю, а он стоит на столе и вот так животом крутит. И без ботинок. Пойдем, сам увидишь!

Они бросились в переднюю. Витек нагнулся к замочной скважине, но тут же отпрянул и застонал от боли. Они с Агнешкой сильно стукнулись лбами.

– Давай лучше постучим, – застеснявшись, предложила Агнешка.

– Тогда он слезет со стола, и вы ничего не увидите, – предупредил рассудительный Геня.

Витек пригнулся и заглянул в замочную скважину: Михал стоял в одних носках на столе, топал ногами, делая какие-то выкрутасы, странно виляя бедрами и выбрасывая вперед то левую, то правую ногу. Это было так уморительно смешно, что Витек не выдержал и прыснул.

– Что тут происходит? Что вы там вытворяете в комнате Черника? – грозно спросила старуха Шафранец, появившись за спиной у ребят. Она попыталась открыть дверь и, увидев, что она заперта, изо всех сил постучала в нее кулаком: – Перестань сейчас же! У нас святой Антоний свалился со стены от твоих штучек. Подожди, негодник, вот вернется дядя, я ему все расскажу! Совести у тебя нет, беспокоишь порядочных людей в их собственной квартире!..

На крик выскочили Петровские и пан Шафранец, а с лестничной площадки как раз входила учительница.

– В чем дело? Что опять произошло? – с беспокойством спросила она, увидев необычное скопление людей в передней.

– Он тут землетрясение устраивает! – гневно проговорила старуха. – И это называется школьник! Чему их только учат? Ну и порядки!

– Михал, послушай, что ты там делаешь? – спросил Петровский, постучав в дверь.

В комнате Черника наступила мертвая тишина. Собравшиеся смотрели друг на друга с испугом и недоумением: полно, а есть ли там, в комнате, кто-нибудь? Даже Витек был в растерянности, хотя только что воочию видел скачущего на столе Михала.

Утром Геня случайно столкнулся с Михалом в ванной и предложил выгодную, на его взгляд, сделку: Михал должен сделать Гене рогатку, а тот за это расскажет Михалу все.

Михал скривился, тем самым дав понять Гене, что сомневается в ценности этого «все», но малыш интригующе спросил:

– А ты знаешь, кто съел котлеты у Шафранцев?

Это уже становилось интересно, и Михал в свою очередь спросил:

– А ты знаешь?

– Я-то знаю.

– Кто же?

– А рогатку сделаешь?

– Сделаю.

– Ты!..

– Что – я? – не понял Михал.

– Котлеты съел ты. У тебя кто-то внутри сидит и все время просит есть, – Геня указал на живот, – поэтому ты все время думаешь о еде. А знаешь, Агнешка из-за тебя плакала. Если бы ты не съел котлеты, учительница бы не увезла Кисулю… Ой, Михал! А как ты смешно вчера прыгал на столе. Я чуть не умер со смеху! Правда, в замочную скважину было плохо видно…

– Ты подглядывал? – Михал грозно двинулся на Геню.

– И Витек тоже, и Агнешка, – оправдывался Геня, пятясь к двери.

– И Агнешка?..

– Угу… Сделай мне сначала рогатку, тогда я тебе расскажу…

– Сначала я тебе надаю по шее, так что калоши растеряешь! – пригрозил Михал и устрашающе оскалился.

Геня вмиг оказался за порогом. Однако поспешное бегство не мешало ему подумать: «А при чем тут калоши, если у меня обыкновенные ботинки?»

Верхний свет был погашен. Горела настольная лампа, прикрытая с одной стороны газетой так, чтобы свет не мешал ребятам спать. Родители были уверены, что оба мальчика давно уснули. Обычно, коснувшись головой подушки, они тут же засыпали здоровым, крепким сном. Не подозревая, что Витек не спит, Петровские заговорили о Михале.

– Ничего хорошего я от этой дружбы не жду, – с тревогой в голосе говорила пани. Ирена. – Ты посмотри, как Витек изменился в последнее время! Слово ему скажешь – он тебе в ответ четыре. Куда-то они стали бегать после уроков? Раньше был какой-то кружок, а теперь он то уходит смотреть телевизор к товарищу, то походить по городу, а недавно заявляет: «Пойду в кино!» Не много ли воли ему даем?

– А тебе бы хотелось, чтоб он, как Геня, за твою юбку держался? Да он без пяти минут мужчина! Того и гляди, бриться начнет… И я в его годы много бегал по улицам, только что в те времена ни у кого из моих приятелей не было телевизора… Да что говорить! Даже радио не у всех было!.. А в учебе он заметно подтянулся, и это главное. Смотри, по математике у него даже троек нет!

– Это все Агнешка ему помогла. Толковая девочка. Витек и сам говорит, что стал лучше соображать благодаря ей. Надо будет девочке что-нибудь подарить…

Витек лежал лицом к стене, боясь пошевелиться. Его так и подмывало пощупать, не растут ли у него уже усы. Матери все кажется, что он маленький. И чего она боится? Раньше, когда он был тихоней, она говорила: «Что ты за молчальник! Ворчуном к старости будешь!» Теперь опять же плохо: слишком говорливый. Ей не угодишь. Но про Агнешку все правильно.

Даже Михал сказал ему, что он стал слишком разговорчивый. А чье влияние? Михала, конечно. А плохо, что ли? Раньше Витек завидовал всем, кто умеет ответить как следует. Среди школьной братии нужно обладать или бойким языком, или тяжелыми кулаками, а то пропадешь. Михал умеет и огрызнуться как следует, и кулаки в ход пустить, если надо. Эти неоспоримые преимущества в классе тут же заметили и оценили. Девочки стреляют в него глазками, а ребята предпочитают не нарываться на неприятности. С тех пор как Витек подружился с Михалом, с ним тоже считаются. Вот он и расхрабрился, стал остер на язык. А храбрость любого рода в школе в почете.

Да, Витек и сам заметил, что к нему стали относиться лучше, чем раньше. Хорошо иметь такого друга, как Михал. Но настоящие ли они друзья? Настоящая ли у них дружба?.. Михал последнее время ведет себя очень странно… Что это он выделывал на столе? Почему не отзывался? Почему Витеку ничего не рассказал? И в ванную не пришел, хотя Витек его дважды там ждал. Может, завтра… может, завтра он что-нибудь расскажет?

Родители перестали шептаться, и Витек вскоре тоже уснул.

День был на редкость хорош. На улицах продавали веточки вербы, обсыпанные золотистой пыльцой, и первые весенние цветы. Набережная была полна народу.

Михал и Витек, оба без шапок, в расстегнутых куртках наблюдали за работой на стройке. Примерно в ста шагах от их развалюхи недавно началось строительство большого жилого здания. Фундамент был заложен еще осенью, теперь сюда привозили строительные материалы, тарахтели машины, экскаваторы, скрипел подъемный кран.

– Может, высотное строят? – предположил Витек.

– Как на улице Вашингтона? Неплохо бы, а? Но нигде на набережной таких домов не строят, – сказал Михал.

– Если бы здесь поставили небоскреб, он бы загородил и набережную и Прагу – весь вид бы испортил, – согласился Витек. – Слушай, Михал, а может, нас туда поселят? Ведь нашу хибару вот-вот снесут, а?

– Раз ты у меня спрашиваешь, могу тебе ответить. От кошки рожки видал? Так же и этот дом увидишь. Квартиры отгрохают шикарные, но не про нас с тобой.

– А папа сказал, что это возможно. Ведь все работают в этом районе – и он, и медсестра, и учительница. Сколько ребят из нашей школы в новых домах живет! Они и думать забыли, когда переехали.

– Что, опять в одну казарму? О небо! Пусть уж лучше дяде дадут квартиру в районе Праги, в крупнопанельном.

– Почему в одну казарму? Ведь квартиры-то разные. У каждого своя. Тебе, конечно, безразлично, где жить, а я привык, с детства тут живу. И воздуха здесь больше, и на Вислу можно из окна посмотреть, и нашу школу я люблю. Тебе бы хотелось в новую?

– Нет, если уж ходить, то лучше в эту. Тут и ребята ничего. Не все, правда… А вообще, я тебе скажу, лучше ни к чему не привыкать. Особенно к людям. Тебе кажется, что у тебя настоящий друг, товарищ, и вдруг – пшик и ничего. Лопнула дружба!

Витек внимательно посмотрел на Михала. Ему хотелось понять, куда тот клонит.

– Да… друг должен быть такой…

– …чтобы на него можно было положиться, – быстро заключил Михал.

– …и чтобы всегда выручал. Агнешка рассказывает…

– Что ты вечно со своей Агнешкой суешься? Что она понимает, дуреха? Девчонка остается девчонкой!

– Неправда. Она умная. С ней можно серьезно поговорить. Без шуточек всяких.

– А со мной, значит, только с шуточками?..

– Нет. Знаешь, ей нелегко живется. Уж я-то знаю, что из себя представляет эта пани Толлочко.

– Нажаловалась тебе эта плакса?

– Ни слова не сказала. Но догадаться нетрудно…

– Пусть тогда уезжает туда, откуда приехала.

– Не может она. Безвыходное у нее положение.

– Поплакалась она тебе в жилетку. А обо мне что говорила?

– Ничего. При чем тут ты? Про одного своего друга рассказывала. Это был настоящий друг.

– Раз настоящий, значит, не стал бы над ней смеяться! – сказал серьезно Михал.

– Ясное дело! Особенно с ее врагом, как ты когда-то со Збышеком надо мной, – подхватил Витек.

– Или как ты с Агнешкой у меня под дверью! – тут же парировал удар Михал.

– Ах, вот ты о чем! – искренне удивился Витек.

– А ты о том? Осел ты! Смешно было, вот я и смеялся. Но в замочную скважину не подглядывал, ясно?

– У тебя тоже был вид – не расплачешься! – И Витек залился смехом.

Он отбросил портфель и стал показывать, как Михал вилял бедрами.

– Просто хотелось проверить, смогу ли я выделывать на столе такие фортели, как один испанец в фильме, – пояснил Михал и тоже рассмеялся. – Ладно. Квиты. Только не говори мне больше про Агнешку и про этого парня. Наверняка она в него втрескалась.

– Она говорит, что нет. Просто это ее друг.

– Знаем, знаем таких друзей. Ты лучше держись от нее подальше. Девчонки все обманщицы. А какой я, ты еще узнаешь…

– Михал! – обрадовался Витек, что они наконец выяснили отношения. – Ты тоже сможешь убедиться… Я для друга готов на все! На все!.. Все отдам! Чем хочешь – поделюсь!

– Да я вижу: поделился бы… гриппом.

– Я серьезно. Если бы я нашел клад…

– Держи карман шире! – вставил Михал. – Как же, ждут тебя клады. А если бы ты выиграл миллион в спортлото…

– Все равно, пусть и в спортлото, я бы половину тебе отдал. Правда! А ты?

– Я?.. Я бы взял!.. – беспечно ответил Михал. – Пойдем обедать, а то в животе бурчит.

Они направились домой. Когда они подходили к подъезду, их окликнул знакомый звонкий голос.

– Эй, мальчики!.. Ребята!.. Постойте!

Они остановились. По улице, держа в руке куртку и размахивая ею, бежала Агнешка. Над ушами у нее подпрыгивали перевязанные бантиками хвостики.

– Есть новость! Вы ничего не знаете, потому что вас отпустили раньше. На шестом уроке по классам ходил рассыльный и сказал, – Агнешка перевела дыхание, – что в воскресенье вся наша школа будет расчищать этот участок, почти всю набережную. Взрослые тоже выйдут работать.

– С какой стати? – сразу запротестовал Михал. – Я не пойду. И дядю не пущу. Воскресенье человеку дано для отдыха, и точка.

– Ах, Михал, вечно ты артачишься! Любишь, чтобы тебя уговаривали, – сказала Агнешка.

Но Михал не дал ей договорить.

– Вовсе я не артачусь. Пусть вкалывают те, кто здесь жить будет, а меня увольте.

– А я… – начала было Агнешка.

Но он снова прервал ее:

– Понятно, понятно – а ты, и Витек, и этот твой друг сразу помчались бы, и не щадя живота своего, до последней капли пота!..

– Откуда ты знаешь про моего друга? – растерявшись, спросила Агнешка.

– Я ему рассказывал… – покраснев до ушей, пробормотал сконфуженно Витек.

– Ох, и друг! Помогал каждому! И сам учился на медаль! – продолжал издеваться Михал. – А воображения у него было! Вагон и маленькая тележка! Что ни секунда – новая идея. И постился через день. Посмотрит на тарелку бигоса или фляков, и его прямо воротит.

Михал так комично изобразил отвращение при виде тарелки бигоса, что Агнешка с Витеком закатились смехом.

– Все это очень смешно, – воскликнула девочка, – но ты не угадал. У Ромека отличный аппетит, не хуже твоего. А что касается воображения – правда. Настоящий умница! И организатор отличный! Чуть что случится, все говорят: «Ромек что-нибудь придумает!»

– Ну, тогда пошли телеграмму, пригласи на воскресенье. Посмотрим на этого… с ломиком в руках… – Михал хотел изобразить пренебрежение, но в его голосе прозвучали интерес и зависть…

После обеда Витек с Михалом пошли к Мареку Галичу смотреть телевизор. Когда они подходили к дому, сконфуженный Марек ждал их у ворот.

– Телевизор сломался, – сообщил он.

– Жаль! Такой мировецкий фильм! – с досадой проговорил Витек.

– Жаль не жаль, а раз сломался, ничего не попишешь. Привет! Мы пошли! – У Михала мигом созрела новая идея.

Они двинулись дальше бодрым шагом. По обеим сторонам улицы Краковское Предместье гуляли по-весеннему одетые люди. Из магазинов и в магазины валили толпы покупателей. Ребят не интересовали витрины, лишь один раз они остановились у гостиницы «Бристоль» посмотреть на иностранные машины.

– Идем, идем! – торопил Михал. – Что в этих гробах хорошего? Вот мотоцикл или велосипед – это я понимаю! Захочу – заработаю денег, соберу сколько нужно и куплю.

Витек посмотрел на него с недоверием, он было открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут они обогнули памятник Копернику и оказались перед высоким зданием-башней.

Михал уверенным шагом направился к подъезду. Он знал, где находится лифт, решительно открыл дверцу и пропустил Витека вперед. Прежде чем ошарашенный Витек опомнился, они уже поднимались на пятнадцатый этаж.

– К кому мы едем? Кто здесь живет? – спросил вполголоса Витек, точно с лестницы его могли услышать.

– Здесь? Много народу. И кроме того, моя тетя!

– Тетя? Ты никогда не говорил, что у тебя есть тетя в Варшаве, – удивился Витек. – Я и не подозревал.

– Ты еще многого обо мне не знаешь, – сказал снисходительно Михал.

– А твоя тетя не рассердится? Мы ей не помешаем? – продолжал допытываться Витек.

– Ну чем мы можем ей помешать? Не робей! А теперь гляди! – Михал вытолкнул товарища из лифта, и тот оказался перед громадным окном. – Видал?!

Витек чуть не вскрикнул от восхищения.

Отсюда, сверху, была видна почти вся Варшава. Висла темной полосой протекала под двумя мостами – Силезско-Домбровским и Гданьским. Улицы казались крохотными, как на макете в музее. По улицам сновали трамваи и автомобили. На старом железнодорожном мосту, полностью закрытом новым двухъярусным мостом, дымил невидимый паровоз.