Текст книги "Пленник королевы фей (СИ)"
Автор книги: Галина Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
И вот он, Хемптон-холл. Он прибыл после обеда и, спешиваясь у крыльца, Эдмунд заранее приготовился к отказу. Да, сейчас поздняя осень, но что мешает леди Сьюзен покинуть старый замок и отправиться куда-нибудь на поиски развлечений? Скоро начнется Сезон в Лондоне, она может быть там. Ведь Эдмунд только написал о приезде и не стал ждать ответа. Он слишком торопился, чтобы быть осмотрительным. И теперь с опозданием приготовился к вежливому отказу.
Но случилось чудо – Сьюзен Хемптон оказалась дома.
Она сидела у камина и что-то вышивала. Ее тетушка подремывала в креслах, а молоденькая компаньонка, девушка лет шестнадцати, вслух читала какую-то книгу. Когда Эдмунд вошел в сопровождении лакея, чтица так разволновалась, что, вскочив, уронила книгу и тут же отпрыгнула в сторону, словно дикая козочка.
Но Эдмунд не обратил на испуганную пигалицу никакого внимания. Сьюзен Хемптон поднялась тоже и стояла у рамы, с улыбкой глядя на него.
– Вы… леди Хемптон, вы, – он настолько не ожидал, что все будет так легко и быстро, что немного растерялся. – Вы получили мое письмо?
– Вчера, – кивнула девушка. – И не думали, что вы явитесь сразу вслед за ним. Вы свалились, как снег на голову.
– Если вы считаете меня легкомысленным, я тотчас же уеду, – насупился Эдмунд. Вот уж чего он не понимал, так это насмешек.
– Нет-нет! Не надо! – Сьюзен быстро шагнула к нему. – Не уезжайте. Я… так рада вас видеть.
– Правда?
– Да. И если вы никуда не торопитесь, мы будем рады принять вас у себя дома на несколько дней.
– Я выпросил отпуск только на две недели. Десятого ноября мне надо быть на месте…
– Уже десятого? – Сьюзен переменилась в лице. – Но ведь это значит, что… что у вас всего неделя! Так мало!
Ее огорчение и потухший взгляд сказали Эдмунду больше, чем любые слова. Не обращая внимания на постепенно краснеющую от смущения компаньонку, на старую мисс Хемптон, которая очнулась от дремоты и села прямее, готовая приветствовать гостя, он подошел к Сьюзен и поклонился девушке:
– Но все эти дни, сколько их не отмерила судьба, я готов провести у ваших ног.
Девушка только тихо ахнула.
И он действительно был подле весь вечер. За обедом они сидели друг напротив друга, и Эдмунду приходилось поддерживать беседу с ее отцом и тетушкой, по мере сил развлекая обоих. Но взгляды, которыми обменивались он и Сьюзен, сполна компенсировали его вынужденное невнимание. Он рассказывал о море, о городах Греции и Италии, где довелось побывать, о Марселе, куда они чуть было не зашли, о Египте, о Ливии, мимо чьих берегов они плыли, опасаясь нападения французов, о Канарских островах, о шторме, который им пришлось пережидать близ берегов Испании. Рассказывал все, что некогда было описывать в коротких письмах – ведь, кроме Хемптон-холла, он отправлял корреспонденцию и своим домашним, матери и отцу и времени на длинные обстоятельные письма просто порой не бывало. Слушая его, Сьюзен только ахала и вздыхала, мечтая о том, чтобы увидеть хоть что-то из описываемых им чудес собственными глазами. Как она завидовала путешественникам! Париж, Неаполь, Рим, Афины, Каир… Какой волшебной музыкой звучали для нее эти слова. А загадочная Вест-Индия! К сожалению, отец не выказывал желания путешествовать и с явной неохотой отпускал единственную дочь куда-то дальше Лондона и Бата.
Потом они сидели в гостиной. Верной дуэньей в кресле затаилась тетя Сара, рядом с которой хлопотала компаньонка, но они не замечали ничего. Они смотрели друг на друга…
… А Роланд смотрел на них. Из глубины, из полутьмы, откуда-то издалека, словно в огромную подзорную трубу. Они были так далеко – и в то же время близко. Стоило руку протянуть. Кузина Сью что-то вязала, кажется, кошелек или шаль, а Эдмунд послушно держал для нее нитки. Они о чем-то говорили. Роланд не слышал ни звука, все тонуло в тишине, осязаемой, как вода. Лишь по губам он мог догадываться о словах. Но надо ли было их подслушивать?
И вдруг…
В разговоре мелькнуло его имя.
«Роланд… Я так по нему скучаю! Не верится, что его нет с нами!»
«Я тоже. Такого друга стоило поискать… Вы часто вспоминаете о нем?»
«Почти каждый день. Когда мне приносили ваши письма, я все надеялась, что это от него. Простите…»
«Понимаю. Вы его любили…»
«Да, и сейчас еще люблю. Как брата! Вы знаете, у меня никогда не было братьев – родных. А Роланд – он был лучшим братом в мире! Мы так играли, когда были детьми… И как жаль, что этого больше никогда не повторится, что мы больше никогда не услышим его голоса, что он никогда не войдет в эту дверь…»
Его друг и кузина разом обернулись на что-то, скрытое от его взгляда. Дверь. Да, он помнил, с какой она стороны. И почувствовал боль в груди.
«Я не могу смириться…» – Сьюзен опустила голову, конец ее фразы он не уловил, но Эдмунд вдруг подался вперед и коснулся ее руки.
«Не надо так тосковать, – Роланд видел друга в профиль и не мог понять правильно последнее слово. – Представьте, что он просто уехал. Навсегда.»
«Навсегда! – Сьюзен вскинула голову. Слезинки заблестели на ее ресницах. – Вы говорите так, словно он умер! Но сердце говорит мне, что он жив!»
«Жив. Только слишком далеко!»
«Да нет же! Нет! – захотелось крикнуть Роланду. – Я рядом! Я здесь! Я вас вижу! Я…»
Не помня себя, он взмахнул рукой…
Мэбилон не успела перехватить его запястья. Гладкая поверхность пошла рябью, зазвенела, как льдинки, а сидящие на той стороне встрепенулись, озираясь по сторонам. Машинально – или пользуясь случаем – Эдмунд Грей схватил Сьюзен Хемптон за руку.
«Вы… слышали?»
«Какой-то звон! Что бы это могло…»
Девушка осеклась. Застыл и Роланд, когда их взгляды неожиданно встретились. Они смотрели друг на друга, и мужчина почти услышал, как вскрикнул от неожиданности его друг, когда нежная рука девушки изо всех сил стиснула ему пальцы, впиваясь ногтями.
– Роланд… Смотрите, Эдмунд, это Роланд!
Пронзительный крик болью ворвался в его уши. Кузина приподнялась, подавшись вперед.
«Что?»
– Смотрите, там Роланд! В зеркале… Он… он там!
Встряхнув Эдмунда за руку и сама крепче перехватив его пальцы, она другой рукой указывала в темные недра зеркала, где сейчас отражалась только та часть комнаты, где они сидели.
– Мисс Сьюзен?
– Да, Эдмунд, да! Я его видела! Он был там, в зеркале. И смотрел на меня.
– Мисс Сьюзен…
– Мне не померещилось! – девушка вскочила. – Вы мне не верите? Это потому, что вы смотрели в другую сторону. Но, Эдмунд, клянусь спасением души, это был он! И я видела вовсе не призрака, а живого человека. Он был… он был одет по-другому, а ведь призраки показываются только в той одежде, в которой их привыкли видеть при жизни, так? Ну, скажите же мне, Эдмунд!
– Я верю вам, мисс Сьюзен, но… но вы меня только что трижды назвали по имени…
– Простите, – она залилась краской и покосилась на зеркало, где еще недавно видела кузена. Поймала себя на мысли, что они стоят рядом, держась за руки. Заметила, как Эдмунд смотрит на нее. – А вам… не нравится?
– Очень нравится, мисс Сьюзен.
– Ну, – девушка бросила взгляд на тетю, но леди Сара Хемптон задремала, а ее компаньонка слова не скажет, – тогда и вы могли бы называть меня просто Сьюзен…
Роланд рванулся вперед, но Мэбилон на этот раз успела первой. Один взмах руки – и все померкло. Стена обрела привычный вид, но лозы испуганно съежились, когда мужчина ударил по ним кулаком.
– Ваше величество! Зачем?
– А как иначе должна я поступить? Ты все готов разрушить ради прихоти! Случайность! Мимолетный взгляд, оброненное слово. Подумай сам, все это стоит жертв?
– Стоит, ваше величество! Это моя кузина и мой друг. Они помнят меня… А может, и не они одни, – добавил он тише. – Я слышал… видел сам…
– Но все ли видел ты? – прозвучал нежный голос королевы. – Я заметила иное. Любовь владеет этими двумя. Они найдут друг в друге утешенье и будут счастливы в семейной жизни. Твое исчезновенье, мой король, поможет им. Печаль, тоска и скорбь иной раз крепче счастья и веселья вяжут узы любви и дружбы. Сам подумай – когда б не горе, не печаль, они бы мимо счастья прошли, его не разглядев. Ты им помог! Теперь им без тебя придется жить. И жить они сумеют. И будут счастливы…
– Без меня, – Роланд все смотрел на то место, куда минуту назад врезался его кулак. Лоза там выглядела больной.
– Жизнь без тебя у них не завершилась. Они все будут счастливы – потом.
– Не все.
– Ты о своих родных? Смотри же.
Стена опять потемнела. Лозы отпрянули в стороны даже с каким-то удовольствием. Роланд рванулся к прозрачной преграде, и глаза его изумленно расширились, когда он узнал комнату младшей сестры. Леди Кэтрин сидела, по своему обыкновению, возле мольберта, но по всему было видно, что мысли девушки бродят далеко от недописанного натюрморта. Кисть в опущенной руке успела подсохнуть. Взгляд художницы скользил мимо. Помня о том, что малейший звук или движение с его стороны могут разрушить хрупкие чары, Роланд просто смотрел. Младшая сестренка за те месяцы, что они не виделись, стала такой взрослой. И столько тихой, смиренной боли появилось в ее взгляде! Как будто умер кто-то близкий.
Рядом на диване сидела его мать. Рукоделие – судя по всему, леди Бартон шила рубашку для бедных – она забыла, погруженная, как и дочь, в свои мысли.
Потом они обе вздрогнули, обернулись, услышав стук двери. Порог переступила горничная с конвертом:
«Миледи, – прочел Роланд по губам, – вам письмо!»
Кэтрин порывисто вскочила, бросилась к горничной, хватая конвертик.
«От Роланда?» – прочел он по губам матери.
Вспыхнувшее было радостью, лицо его сестренки потухло:
«Нет, маменька. От Роджера…»
Она еще что-то пробормотала, опустив голову так, что больше ничего понять было нельзя. Баронесса Бартон тяжело вздохнула.
«Почему он не пишет?»
«Ах, мама, – Кэтрин опустила руки. – Разве оттуда можно написать?»
«Нельзя, – покачала головой мать. – Я глупа, Кетти. Мне бы следовало смириться с тем, какой жребий выпал моему младшему сыну… Но сама мысль о том, что мы его больше не увидим, что теперь его дом – в чертогах фейри, откуда никогда не возвращаются – эта мысль не дает мне покоя.»
Чтобы сдержать свои чувства, Роланд впился ногтями в ладони.
– Мама…
«Ты слышала? – графиня встрепенулась. – Кетти, мне показалось, что я… что меня позвал Роланд?»
Сестренка порывисто бросилась к матери, обняла ее, заговорила о чем-то – и картинка вновь померкла.
Королева Мэбилон смотрела властно и весело:
– Ты видел все? Теперь ты убедился, что те, кто помнил и любил тебя, живут по-прежнему, без горя и забот?
– Нет, ваше величество, – взгляд Роланда сам собой вернулся к стене. – Не все. Не может быть, чтобы больше никто не помнит обо мне… там.
Он боялся произнести вслух имя девушки, которая когда-то – целую жизнь тому назад – обещала стать его женой. Если бы не выбор королевы фей, они бы уже назначили день свадьбы. Дженнет дошивала бы свадебный наряд. Он бы представил ее отцу и матери. Кэтрин полюбила бы свою новую сестру. Она просто не могла ее не полюбить, ведь и Сьюзен души не чаяла в своей якобы сопернице. Как второй сын, он не мог рассчитывать на владение Бартон-холлом, но его собственного наследства ему должно было хватить на то, чтобы обеспечить семье достойную жизнь. Двадцать тысяч – самое меньшее, что он мог бы ей дать. И Дженнет была готова последовать за ним… Они прежде не говорили об их совместном будущем, но Роланд был уверен в девушке, которая сразу, едва он ее увидел, завладела его сердцем. Но королеве Мэбилон вовсе ни к чему знать о существовании соперницы.
– Ты думаешь? – она улыбнулась, словно угадала его мысли. – Что ж, смотри!
Стена померкла в третий раз. Лозы исчезли. Роланд до рези в глазах уставился во мрак, ожидая, что вот-вот увидит Дженнет. Что она делает? Помогает матери по дому? Прогуливается в саду? Беседует с подругами? Склонилась над рукодельем? Где она? Думает ли о нем? Мечтает ли? Сможет ли он при встрече дать ей знак, показать, что помнит ее?
Там, в глубине, мелькали какие-то тени. Лица. Образы… Все знакомые люди, те, с кем он когда-то встречался, кто знал об его исчезновении. Отец… старший брат Роджер, будущий девятый барон Бартон… дядюшка… приятели… начальство… Иные мелькали так быстро, что он не успевал их узнавать. Соседи… девушки, влюбленные в него… Десятки лиц, образов, неясных силуэтов.
Но Дженнет не было.
– Вот, видишь, – журчащий голосок королевы фей пробился сквозь шум крови в ушах, когда Роланд, не в силах сдержать разочарования, прислонился лбом к холодной стене. – В том мире больше не осталось никого, кто думает с любовью о тебе!
Ее нежные руки коснулись его висков. Тихо, но властно королева привлекла мужчину к себе, поглаживая по волосам и шепча еле слышно:
– Ты мой. Навеки мой… Я облеку тебя в шелка и пурпур. Я серебром твое чело украшу. Запру тебя на семьдесят замков, за сто дверей, за тысячу оград… На цепь златую дух твой посажу. Ты будешь здесь… со мною… навсегда! Ты – мой отныне и навек. Нет больше мира за стенами. Есть только ты – и рядом я. Навеки. Навсегда.
Глава 9.
Дженнет открыла глаза и несколько минут лежала, уставившись в зеленый потолок из переплетенных ветвей. Ей было так хорошо, что не хотелось даже шевелиться. Где-то шелестела листва, и девушке казалось, что деревья о чем-то шепчутся. Если постараться, можно даже различить отдельные слова. Но как же хорошо! Вот бы так лежать вечно!
Она неловко повернулась набок, и взгляд ее упал на ряд глиняных мисок. В одной обнаружились лепешки, в другой – ягоды, в третьей – какие-то мелкие корешки, похожие на морковь, а в четвертой, самой глубокой, была родниковая вода, подкрашенная соком ягод. Девушка с удовольствием отведала угощения, сразу ощутив такой прилив сил, что ей немедленно захотелось куда-то бежать и что-то делать. Отряхнув крошки с подола платья, она…
Она с удивлением оглядела свой наряд. Это было не ее платье! Пока она спала, ее переодели в длинную, до пят, желтовато-бурую сорочку, поверх которой было наброшено другое платье, серое, без рукавов, с глубоким вырезом горла. Вместо привычных башмачков у постели стояли другие, плетеные из коры. Рядом на сучке висела накидка, судя по всему вязаная и выкрашенная соком травы. Набросив ее на плечи и чувствуя себя полуголой без головного убора и с распущенными волосами, Дженнет выбралась из шалаша.
Ее появления поначалу никто не заметил. Шелестела листва – деревья перебирали ветвями так, словно переговаривались о чем-то. Рябина, под которой она стояла, вдруг зашумела ветвями, хотя ветра не было. От нее волна шелеста пошла дальше, к кустам и деревьям, постепенно подбираясь к высоким кряжистым дубам, росшим в отдалении, на берегу озера. Дженнет рассмотрела его синюю гладь за кустами и направилась в ту сторону, рассчитывая отыскать хозяев этого места – поблагодарить за заботу и поинтересоваться судьбой своего платья. Путешественница чувствовала себя отдохнувшей и горела желанием продолжить путь. Заодно можно было и про дорогу до замка королевы фей спросить.
Друиды – или нет, наверное, друидессы, ибо среди них не было ни одного мужчины – трудились на берегу, не покладая рук, и не заметили ее появления. Одни перебирали ягоды и грибы, собираясь их сушить. Другие перетирали на каменных жерновах зерно в муку для лепешек. Третьи трепали коноплю и крапиву, четвертые что-то вязали из готовых нитей. Всем нашлось дело, и Дженнет неожиданно почувствовала досаду. Пока она там спала, остальные работали! Но с другой стороны, она же гостья…И у нее есть дело.
– Кхм, прошу прощения, – попробовала она заговорить.
Ее слов, казалось, упали в пустоту. Все продолжали работать, как ни в чем не бывало. И – молча, словно монашки, давшие обет молчания или глухонемые. Дженнет огляделась по сторонам и внезапно заметила знакомое лицо.
– Трава!
Услышав этот крик, высокая женщина повернула голову в ее сторону, посмотрела томными глазами уставшей королевы.
«Проснулась. Отдохнула,» – это был не вопрос, а просто утверждение.
– Да, огромное вам спасибо! – Дженнет сделала книксен. – Я просто умирала от усталости… Благодарю вас за гостеприимство…
«Благодари не меня, а старшую мать!»
Девушка немного растерялась, но потом сообразила, что в этой общине, наверное, так называют главную друидессу. Как мать аббатису в женском монастыре. Как жаль, что она до сей поры ничего не знала о друидах, кроме того, что они когда-то повелевали королями и принцами, разговаривали с деревьями и что-то такое делали с омелой. А еще это друиды построили Стоунхендж. И Ведьмины Камни наверняка тоже их работа.
Вспомнив об этом, Дженнет поняла, о чем она будет говорить со старшей матерью.
– Я с радостью выскажу ей свою благодарность, – заверила она собеседницу. – Но мне ее найти?
«Не где, а когда, – пришел неожиданный ответ. – Старшая мать сама решит, когда будет говорить с тобой!»
– Когда? – опешила девушка. – Но я спешу…
«Когда!» – не прибавив более ни слова, Трава повернулась и плавной походкой направилась прочь с поляны, в чащу леса.
Дженнет метнулась было следом, но одна из друидесс проворно схватила ее за подол платья.
«Не беги, а помоги!»
Три женщины перетирали зерно на меленках, ссыпая муку в три разных глиняных миски. У двух были зерна разного вида, а третья молола нечто, похожее на сушеные ягоды черемухи.
– Вы не понимаете, – всплеснула руками Дженнет. – Я спешу. Мне надо…
«Старшая мать знает, что тебе надо! – друидессы не смотрели в ее сторону, продолжая заниматься своим делом. – Слушайся старшую мать!»
Дженнет опустилась на траву, сложив руки на коленях. Она растерялась.
– Что мне делать?
«Будь здесь. Смотри.»
Что они имели в виду? Что она должна увидеть? Они что, испытывают ее?
Ну, конечно! Это испытание! Она должна его выдержать, и тогда эта самая старшая мать будет говорить с нею. Ведь даже у земных королей и королев придворные должны часами дожидаться аудиенции.
Но сидеть просто так было скучно. И, дождавшись, пока на нее обратят внимание, девушка с готовностью взялась помогать остальным – подсыпать зерно, следя, чтобы не просыпалось ни крошки, относить полные миски к подножию дубов и набирать из озера воду.
Не успела она увлечься этой работой, как появилась Трава. Обрадованная, Дженнет поспешила за нею, но друидесса, все также молча и изъясняясь исключительно жестами – даже тот странный голос перестал звучать – отвела ее к опушке, где кусты росли погуще, а деревья вставали стеной. Там она знаками объяснила, что надо делать, и девушке пришлось принимать участие в непростой работе – ухаживать за лесом.
Надо было убирать лесной мусор, разглаживать подстилку из сухих листьев, удалять сухие сучья, упавшие на кусты, подвязывать молоденькие деревца, чтобы они тянулись к солнцу, относить и складывать в кучи охапки травы, которую друидесса ловко срезала своим серпом. Потом они зачем-то обрывали листья с некоторых кустов, но не выбрасывали их, а складывали в мешок. Потом пересаживали какие-то кустики с места на место и соскребали мох и лишайники со старых пней. Работа сначала казалась Дженнет скучной, нудной и ненужной – какое уж тут благоустройство леса, когда ей надо спешить к королеве фей! – но постепенно девушка увлеклась. Все равно ее сначала должна принять старшая мать. Так почему бы не скоротать время, занявшись хоть чем-то, что дает шанс отвлечься от забот?
К дубам они вернулись поздно, когда в лесу похолодало. Глуше стали птичьи голоса, зато у озера завели свою песню лягушки. Траве и Дженнет выделили по три лепешки и миске, полной ягод. Пили все вместе из одной общей баклаги, передавая ее из рук в руки. Дженнет не слишком понравился этот варварский обычай – пить всем из одной посуды – но потом она вспомнила, что находится в волшебной стране и, когда очередь дошла до нее, послушно сделала глоток. Это оказался слегка забродивший сок каких-то кислых ягод, тем не менее отлично утоливший жажду.
Где-то зазвучала песенка без слов, а потом над озером в вечернем сумраке закружились синие и белые огоньки. Присмотревшись, Дженнет увидела странных крошечных существ. Они мало, чем напоминали знакомых ей фейри – только тем, что у них были две ручки, две ножки и крылышки за плечами. Напевая что-то, они танцевали, как рой комаров, и друидессы, усевшись рядком, наблюдали за их танцем. Вспомнив про фейри, Дженнет вспомнила и свою знакомую Поку, но та куда-то пропала еще вчера.
А Пока тем временем билась в паутине. Она влетела в нее со всего размаха и прилипла прежде, чем сообразила, что, прилагая усилия, только запутывается все больше и больше. Вот уже липкие капли потекли по ее крылышкам, превращая их в две бесполезные слюдяные тряпочки. Ног фейри не чувствовала уже несколько минут, а петля, захлестнувшая грудь, мешала нормально дышать. Но руки пока были почти свободны, и, ругаясь сквозь зубы, Пока потихоньку принялась отрывать одну толстую нить за другой. Паутинки рвались неохотно, приходилось долго тянуть прежде, чем они лопались с противным звоном.
– С-стараеш-шься?
Фейри вскрикнула. Знакомая паучиха возникла из листвы, хищно потирая передние лапы.
– Из-свини, что зас-ставила ждать…
– Ничего, – проворчала фейри. – Мне было, чем заняться.
Дробный смешок был ей ответом.
– Люблю с-смелых! С-с ними не сос-скучиш-шься… Куда с-спеш-шила?
– По делам.
– Вот как? А где же твоя подружка из с-смертных?
– Никакая она мне не подружка! – болтая, Пока не переставала трудиться. Ей почти удалось отчистить одно крыло, и сейчас она осторожно скатывала слизь, покрывавшую другое, в маленькие шарики, которые бросала в траву. – Так, шли вместе…
– И куда дош-шли?
– Отсюда не видать!
– Ты с-со мной не играй! – паучиха медленно двинулась к ней по паутине, и от ее движений липкие нити заколыхались, в результате чего только что освобожденное крыло прилипло опять. – Я вс-се равно с-сильнее!
– Да уж вижу, – Пока стиснула зубы.
– А раз так, давай признавайс-ся, где она?
– Тебе-то что? У друидов.
– А зачем?
– Это уж не моя забота! Что я – враг самой себе? Мне не важно, что с нею будет дальше! Она же смертная! А захотела с самой королевой фей тягаться!
– Ты ее обманула?
– Скажем так, – несмотря на то, что была наполовину облеплена паутиной, Пока ухитрилась гордо выпрямиться, – я ей ничего не обещала!
Паучиха рассмеялась. Она хохотала так, что паутина ходила ходуном под ее жирным телом. Пока болталась в ней туда-сюда, чувствуя, что влипает сильнее, чем можно. Ее взяла досада – неужели, эта жирная толстуха все-таки ею пообедает? Но нет, это невозможно! Даже здесь, в волшебной стране, пауки не разговаривают. Значит, это совсем не паук?
– А ты вруниш-шка!
– Ты тоже не честна со мной!
От неожиданности паучиха перестала хохотать и вытаращила все восемь глаз:
– Ах, ты, мелкая подлая душ-шонка… Да я тебя…
– Съешь? А не противно будет?
В ответ паучиху всю затрясло. Пока успела уже попрощаться с жизнью на случай, если вдруг разозлила это существо, но та вдруг одним движением передних лап порвала паутину, и феечка с пронзительным писком кубарем полетела вниз. Она шлепнулась на траву, и обрывки паутинных нитей рухнули на нее сверху.
– Ползи отс-сюда! – послышалось злобное шипение. – И никогда не возвращайс-ся!
Да не больно-то и хотелось! Пока с трудом выпрямилась, с треском, стиснув зубы, отдирая паутину от травы и себя от паутины. Обрывки нитей все-таки остались на волосах, превратив ее прическу в какой-то ужас. Крылышки тоже никак не желали расправляться, но главное – она была свободна. И феечка решительно зашагала прочь. С каждым шагом ее настроение улучшалось. Удача была на ее стороне. Обманула наивную смертную. Обрела свободу. И даже почти не пострадала от сильных мира сего – ведь за личиной паучихи наверняка скрывался кто-то из Высших. Сейчас она отыщет солнечную полянку, как следует прогреется на солнышке – и высохшая паутина отпадет сама собой. А там немного магии, немного утренней росы – и можно опять лететь навстречу приключениям. Над кем бы ей еще подшутить также весело, как над этой смертной?
А где-то там женщина выпрямилась над котлом, тяжело дыша и рукой пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Она выглядела усталой, но довольной.
– Мелкая, подлая тварь, – это относилось к только что ускользнувшей фейри. – Все вы одинаковы… С вами свяжешься – потом хлопот не оберешься. Но с друидами она отлично придумала.
И легкая улыбка показалась на ее губах.
Лес шептал на сотни голосов. Он шелестел листвой, шуршал травой, поскрипывал ветвями, невнятно что-то бормотал ручеек в низине. К этому говору примешивались и другие голоса – пение птиц, звон комара над ухом, топоток лисицы, писк испуганного мышонка. Тишина дробилась, разбивалась на эти звуки, отголоски, голоса.
Лес был полон жизнью. Не только травы, деревья и кусты, казалось, дышали полной грудью и тянулись в небо. Не только птицы, мелкие зверьки и насекомые занимались своими делами. Иные обитатели волшебного леса были тут как тут. Нет, прямо на глаза они не попадались, но если смотреть не в упор, а искоса, можно было разглядеть крошечных человечков, снующих у подножия деревьев и что-то таскающих в норки под корнями. Крылатых существ, похожих на мотыльков, что вместе с настоящими мотыльками вились возле цветов. Полузверьков-полулюдей, прыгающих по ветвям. Даже на дне ручейка можно было разглядеть чьи-то загадочные тени. Дженнет, идущая по тропе с корзинкой, полной плодов, не знала, как они называются. Она лишь догадывалась, что это фейри, но не знала, кто из них, например, бравни, кто Гилли Ду, а кто – никса. А вон там на ветке мелькнула мальчишеская фигура – это тот, кого в сказках зовут Робин Добрый Малый или кто-то, на него похожий? И ведь не спросишь у друидесс. Они все такие молчаливые, лишнего слова и звука не добьешься. Просто удивительно – дюжина женщин, и все молчат целыми днями! Да и как спрашивать? «Извините, вон там что-то только что мелькало… Кто это мог быть?» Глупо.
Дженнет шла по тропинке и прислушивалась к голосам, шорохам, скрипу, пытаясь вычленить отдельные звуки, имеющие смысл. Ей казалось, что это важно. Как только она поймет хотя бы одно словечко, она вспомнит и что-то важное.
Мысль о том, что она что-то забыла, не давала ей покоя. Все кругом дышало миром и теплом, но Дженнет чувствовала – что-то не так. Что-то неправильно в этом лесу – или в ней самой. И мучительно пыталась найти ответ на эту загадку.
«Остановись!»
Девушка послушно замерла. Тихий голос пришел ниоткуда.
– Кто тут?
«Остановись!»
– Стою… А… кто ты?
Дженнет, не поворачивая головы, покосилась по сторонам. Никого. Даже все эти крошечные человечки куда-то делись. То ли их спугнул человеческий голос, то ли этот странный звук.
«Ты… нездешняя», – в голоске звучало удивление.
– Да. Я пришла издалека.
В ответ раздался тихий вздох. Зашелестели листья.
«Я тоже! И осталась навсегда.»
Дженнет, не таясь, оглянулась. Никого!
– Где ты? Я тебя не вижу!
«Оглянись! Вверх! Смотри вверх!»
Девушка послушно задрала голову. Над нею раскинул крону дуб. Обычный дуб, не лесной великан с кряжистым стволом, толстыми сучьями, торчащими из земли узловатыми корнями и скорбным ликом, которое слагалось из трещин коры. Такие дубы часто встречались там…раньше… где-то…
– Я все равно не вижу…
«На ветвях!»
Присмотревшись, Дженнет тихо ахнула. На одном из сучьев, как раз над ее головой, рос пучок перепутавшихся между собой веточек, усыпанных мелкими светлыми листиками и ягодками. И, хотя прежде она не так уж часто встречала это растение, угадала его название сразу:
– Омела? Ты…говоришь?
«А что в этом такого? Когда-то я была такой, как ты…Нездешней. Чужой. Гостьей…»
Веточки зашевелились, меняя положение – и откуда-то из глубины клубка проступило лицо. Девушка. Тонкие черты лица. Печальные глаза. Кудряшки. Все это было оливково-зеленого цвета разных оттенков – от почти белого до темного.
– Ты… человек?
«Была когда-то…»
Корзинка выпала из рук Дженнет. Дикие яблоки, за которыми она ходила по просьбе Травы, раскатились по траве. Какой-то маленький зверек – или бравни – кинулся ловить одно из них и, пыхтя, покатил прочь, но девушка не обратила на это внимания. Она во все глаза смотрела на собеседницу.
– Ты… была человеком? Но как… тебя звали?
«Уже не помню, – между темно-зеленых бровей пролегла светло-зеленая морщинка. – Порой я вспоминаю, но потом забываю опять. Иногда мне в шелесте веток слышится мое имя, и тогда хочется плакать. Но слез больше нет. Нет больше ничего. Я навсегда останусь тут и постепенно забуду все остальное… Ах, если бы ты не прошла тут, я бы и не вспомнила, что когда-то тоже ходила этой тропинкой. И у меня в руках было… как называется то, что ты держала, но уронила?»
– Корзинка, – Дженнет подобрала ее, стала собирать плоды. – Корзинка с яблоками.
«Яблоки… А каковы они на вкус?»
Дженнет попробовала одно:
– Кислые. Но сестры хотели сделать сидр…
«Сестры, – в голосе девушки-омелы затрепетал страх. – Они… твои сестры?»
– Они просили так себя называть, но мне кажется, что это не так.
«Не так! Они и мне хотели быть сестрами, а теперь видишь, чем я стала?» – веточки зашевелились, поскрипывая. Дуб напрягся. Дерево чувствовало, что на его ветвях творится что-то странное, но пока еще не проснулся и не вмешивался.
– Они тебя превратили в… омелу? – Дженнет ничуть не удивилась бы, если б ее собеседница назвала это ложью, но в ответ послышалось:
«Да».
– Я не верю! Так не бывает!
«Посмотри на меня. Посмотри на этот мир. Ты в волшебной стране. Здесь возможно все!»
Поразмыслив, Дженнет поняла, что собеседница права. Достаточно хоть раз увидеть фейри, услышать голос омелы, увидеть печальное личико среди ветвей, чтобы поверить в то, что это правда.
– Почему?
«Я всего лишь хотела уйти. Я была такой же, как ты. Случайно прошла по запретной тропе и оказалась в волшебном лесу. Я долго блуждала, не видя выхода, пока не попала сюда. Здесь сестры приняли меня, накормили, дали отдохнуть. Потом попросили о помощи… Я стала здесь жить… А потом захотела уйти, – морщинка на лбу стала глубже, глаза сузились. – Я все искала ту тропу, по которой пришла сюда. Потом мне показалось, что я ее отыскала… Пошла по ней. Меня вернули. Я снова пошла… и тогда… тогда… Я не помню, что со мной сделали тогда. Очнулась уже на этой ветке. И мне сказали, что это – навсегда! Хочу уйти – нет ног. Хочу плакать – нет слез. Хочу все забыть – и вижу тебя! Зачем? Зачем ты пошла по этой тропе?»
– Меня попросили сестры, – пробормотала Дженнет, и внезапно ей стало страшно. – Но это значит, что и я однажды…
«И очень скоро, если не уйдешь! Тебе придется либо стать одной из них, либо…»
– Нет, – корзинка выпала из рук снова, и на сей раз Дженнет не спешила ее поднимать. – Я не могу тут оставаться! Мне надо спешить! Я оказалась тут случайно. Пока – это фея, мой проводник – просто привела меня сюда потому, что я устала и хотела есть…»
