Текст книги "Весна веры (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
После его карательных мер кое-что на заводе наладилось. Кое-что, потому как шестеро подмастерьев одного мастера не заменят. Но это один завод.
А сколько их по стране?
Он все подряд объезжать будет? Заводы, фабрики… все стоят без хозяйского глаза. Фабриканты сбежали, чай, не дураки, а работать без них… управляющих прикончили, часто за дело, но кому теперь работать? Вот что обычный слесарь знает о сбыте продукции? О договорах, поставках, логистике… он ее с логикой даже не перепутает.
Он не знает такого слова.
Теперь надо налаживать все с нуля. А пока заводы и фабрики стоят, и разрушаются, их же никто не консервировал, не умеют! И оборудование, стоящее дикие деньги, приходит в негодность.
Купцы тоже сбежали. А это торговля, это артели, это бригады, склады, опять же, связи…
Опять дыра?
И это даже на Петера не спишешь, потому как уже под ИХ лозунгом вешают всех «угнетателей трудового народа». А без них, оказывается, тоже никуда. И крикун в белой папахе, поставленный над заводом, ничего не может. Хоть ты оборись на станок… поможет?
Ну сходи, еще постреляй по нему!
А план давать нужно.
Более того, жом Тигр отлично понимал – даже если они сейчас объявят амнистию, никто не вернется. Не враги ж они себе!?
Кто сбежал, тот сбежал, более того, если кто и вернется… пообещать безопасность они могут. А сделать – нет. Первая же смерть, и уже не вернется никто и никогда. А смерти будут. Спустить дураков с цепи всегда легче, чем на нее вернуть.
Выть иногда хотелось.
Ладно, допустим, Ураган закупил зерно.
Но надо будет его раздавать, надо будет это организовать, пресекать подпольную торговлю, выявлять, работать!
Работать, мать-перемать, а не лозунги кричать!
Пламенный это тоже понимает, но надеется на лучшее. А Тигр ни на что не надеется, он точно знает, что не обойдется. Пожалуй, для них действительно единственный выход – договариваться.
Если бы Валежный пролетел с Сарском…
Если бы Логинов не взял Ас-Дархан…
История не терпит сослагательных наклонений. В любом мире. Они УЖЕ в этих городах, и оба генерала не дураки. Не паркетные шаркуны, типа того же Алексеева… если бы захватом Ас-Дархана командовал Алексеев, можно было бы не дергаться. Но Логинов… это ж надо придумать – зажечь реку?
В момент обезглавить войско, уничтожить флот, посеять панику среди ополченцев… они такого в своих деревнях и не видали! Репа не горит, а брюква не кусается.
А тут…
Конечно, бежали вперед своего визга, тут и Алексеев справился, чего ему?
А теперь…
Им нужна хотя бы одна победа, а уж потом можно и поговорить с Валежным. Но выводить войско на войско… нет, Тигр не рискнул бы.
Кстати говоря!
Надо вызвать к себе Калинина. При всей свой стервозности (плевать, что бабское качество, лучше не скажешь) генерал весьма неглуп. И воевать умеет.
Что, интересно, он посоветует?
Тигр сделал зарубку в памяти, чтобы не забыть, и прикрыл глаза.
Самый идеальный вариант… ладно! Иллюзия, но все же… если бы Яна не ушла и была рядом! Если бы… Вот тогда можно было бы и с Валежным договориться, и с кем угодно. Но…
Зараево на совести Пламенного. Но исполнял всех его брат. Могла Яна об этом не знать?
Нет, не могла. Разговоры в поезде велись, что-то она да услышала. Наверняка.
И – осталась? Спасала ему жизнь, а потом… гхм.
Все зная.
Все понимая – осталась.
Почему?!
Тигр и сам не понимал, для чего он хочет найти Яну. То ли посадить на трон, то ли просто посмотреть ей в глаза. Красивые, карие, с золотыми искорками…
Яна, где ты сейчас?
Почему ты не вмешиваешься, если видишь, что происходит? Это ТВОЯ страна, ты ей правишь, ты не можешь об этом не знать…
Нет, не понять…
Или…
Пришедшая в тигриную голову мысль была совершенно неожиданной. Но от этого ничуть не менее интересной.
А знает ли сама Яна, ЧЕМ она обладает?
Потому что если НЕ знала, то это объясняло многое. Даже все. В той части, которая касалась Русины.
Яну здесь едва не убили, она стремится… отправиться в столицу?! В Звенигород? А зачем?
Если за наследством, то почему она ничего не делает?
Если удрать, то что ей делать в столице?
Если она знает о его роли в смерти Петера, то почему пощадила. А если не знает… а как она может НЕ знать!?
Болит ли у тигров голова? Да тут и хвост заболел бы! Если бы был тот хвост! А если и нет – вы доведете! До фантомных болей!
Все вы, бабы… то есть женщины, настоящее зло. И временами этого зла нам остро не хватает!
* * *
Лирическое настроение совершенно не помешало Тигру размышлять. И к утру у него был готов план.
Не самый лучший, но единственно возможный в этой ситуации.
Они не смогут пока встретиться с Валежным лицом к лицу. Но как гласит ферейская мудрость, если ты пришел за медом и столкнулся с медведем – кинь в него улей.
Почему бы нет?
И Пламенному он изложил свою идею без особых колебаний.
Хормельская волость. И вольные охотники.
У Валежного много людей, но фронт растянут. Вольные охотники, которые будут кусать то там, то здесь, доставят ему куда больше неприятностей, чем войско. Легко убить медведя.
Поди, прихлопни рой шершней!
Пламенный одобрил.
– Кто у нас сейчас там есть? Из наших?
– Ураган рассказывал. Когда он сидел в очередной раз, рядом с ним парнишка терся. Все расспрашивал, пытался усвоить… Ураган говорил – анархист.
Уточнение было немаловажным.
Ураган был за свободу.
А вот этот человек, о котором они говорили, был против любой власти. Вообще.
Командир вольных отрядов Хормельской волости, которого и старики звали Папашей.
Никон Иванович Счастливый. Его людей, соответственно, прозвали «счастливчиками». Надо полагать – зря. Гоняли их с двух сторон, в хвост и в гриву, а Папаша колебался, как то самое в проруби…
Не знал, где выгоднее купят.
Анархия – это понятно, но кушать хотелось вкусно, а жить – долго.
– И чего он за помощь захочет?
– Какая разница? – неприятно оскалился Тигр.
Пламенный подумал секунду – и ухмыльнулся еще гаже. А ведь и верно – никакой разницы. Пусть Папаша потаскает для них каштаны из огня, а потом… на что он будет годен, с опаленными-то лапами? И будут ли у него силы отстоять свои запросы? Ой ли…
Уж они постараются, чтобы сил у него и не осталось.
Папаша? Да хоть Мамаша! Многодетная!
Пламенный подумал какое-то время, и согласился с Тигром. Пожалуй, что другого выхода у них и не было. Но деньги и паспорта для бегства он все равно приготовит.
Анна, Россия
– Папс?
Кира была свежа, довольна и счастлива. Борис Викторович, кстати, тоже. И Анна.
– Девочки, у меня для вас есть предложение.
– Какое?
– Ипподром.
– Ипподром? – не поняла Кира. – А что там делать?
– Я могу позвонить знакомым. Хотите покататься на лошадках?
– Лошадки!
– Вау!
Гошка и Кира были почти единодушны. Анна улыбнулась и развела руками.
Если так – конечно, хотим!
* * *
– Папс?
Анна собирала сына на ипподром, а Кира, пользуясь случаем, проскользнула к отцу в спальню.
– Ась?
– Я тут подумала… вчера – не твоя работа?
– Это ты сейчас о чем? – с видом полнейшей невинности посмотрел Борис Викторович.
– Об этом… Олеге!
– Нет, не моя, – отперся Борис Викторович, даже не уточняя о чем идет речь.
– Точно?
– Абсолютно! Ты родному отцу не веришь?
Кира посмотрела пристальнее.
– Я – верю. А вот Анна может и не поверить.
– А может и не спросить, – намекнул мужчина своему бестолковому дитятку.
– Может. И не спросит.
Дитятко оказалось вполне толковым.
– Вот и ладненько. Кстати, Кирюш, ты джинсы сними, а лосины надень.
– Разве?
Борис Викторович пожал плечами.
– Можешь не слушаться. Но учти – когда садишься на лошадь, должна быть растяжка. Лесенка там не предусмотрена.
– А… ты уверен?
– Ты сама видишь, как я одеваюсь.
Действительно. Борис Викторович влез в спортивный костюм. Дорогой, теплый, мягкий, очень удобный.
– Можешь что-то такое надеть. Но жесткие штаны не надо. Красиво, но неудобно будет.
– Хорошо, – согласилась Кира. И удрала. А уже за дверью потерла ладошки, хитро улыбнулась.
Ну, папс! Молодец!
Вот что ревность животворящая делает!
* * *
Борис Викторович проводил чадушко взглядом, и улыбнулся своему отражению в зеркале. Отражение ему очень даже нравилось.
Ну, не юноша.
Но и не старик, и не урод, и женщинам он нравится, и вообще… вкусы у всех разные! Костюм ему этот вообще к лицу!
Интересно, что Кира наденет? Он честно предупредил… умничка дочка. Догадалась.
Это он вчера позвонил и попросил устроить Лейкину расстройство желудка. Обещал все компенсировать, все убытки. И владелец «Орхидеи», кое-чем обязанный Савойскому, согласился. Не так много с него и требовали…
Детство какое-то?
Ну да! Но иногда так приятно! Пусть детство, пусть! Иногда – можно. Жалко только, записи с камер попросить не догадался. Для полного удовольствия.
А вот нечего тут!
Это моя… моя… моя Анна!
И кто к ней руки протянет, тому я их с корнем вырву! Точка!
* * *
Лошади!
Анна и не понимала, как соскучилась по ним! По умным серьезным глазам, по бархатным крупам, по особенному, лошадиному запаху. Неприятному?
Домашнему…
Она переходила от стойла к стойлу, угощала коней, хлебом, морковкой, яблоком…
– Ань, тебе не страшно?
– Кира, ты о чем?
– Ну… у них зубы, – честно сказала девочка. – А вдруг цапнет?
– И копыта, – согласилась Анна. – И лягнуть может. Но лошади очень умные. Если ты им не захочешь причинить зла, то и они тебе тоже.
– А они об этом знают?
– Конечно. Вот, возьми морковку, дай… Огоньку, – прочитала кличку Анна. – Посмотри, он ведь очень осторожен, едва твоей руки касается.
Кира смотрела с сомнением, но морковку протянула. Осторожно, держа за самый кончик.
Рыжий Огонек сомневаться не стал. Морковка только хрупнула.
– Погладить хочешь?
– Может, в другой раз?
– А прокатиться?
Мужчина лет тридцати, который подошел сзади, смотрел весело. С улыбкой, с подначкой даже… Анна его не осуждала. Понятно же, не будет посетителей, не будет и денег, а лошадки кушать хотят, и людям за труд платить надо, и корма заказывать, а все равно – тяжко.
Натура у всех разная, этому, вот, сразу видно, клиентам угождать поперек души, а приходится. Он и изворачивается на свой лад. Василий Иванович, главный конюх… наверное, немало насмешек из-за своего имени получил.
– На Огоньке? – уточнила Кира. – Да можно, наверное…
Анна качнула головой.
Прошлась вдоль лошадей, и выбрала.
– А на Буране можно?
– Не справитесь, девушка.
Анна пожала плечами. Серый, в яблоках, Буран, смотрел неприветливо. Не для развлечения конь. Ему бы в бой… такие и сами из-под пуль уйдут, и седока вынесут…
– Если я его оседлаю – разрешите?
– Он вас покалечит, а мне отвечай.
Анна качнула головой.
– Не покалечит. Держи.
Горбушка черного хлеба, круто посыпанная солью, пришлась как нельзя более кстати. Буран всхрапнул, коснулся ее губами.
– Где седло? – требовательно спросила Анна.
И столько настойчивости было в ее голосе, столько уверенности в своих силах, что Василий Иванович даже и сопротивляться не стал. Просто показал кивком в сторону кладовки.
Анна возилась недолго.
Да, и оседлать коня. И почистить после охоты, и напоить, и… даже лечить случалось. Петер лошадей не любил. А вот Анна любила. Всегда. И на конюшню сама удирала, бывало. Ей за это от матери доставалось, но девочка все равно выбирала моменты.
Да и охота. И выездка. И парад – мало ли где лошади нужны?
Буран попробовал надуть живот, но с Анной этот номер не прошел. И наступить ей на ногу не вышло, и цапнуть за плечо – тоже. Щелчок по носу – не больно, но очень обидно. А вот нечего тут!
Василий Иванович смотрел на это широко раскрытыми глазами. Не ожидал такого от впервые увиденной горожанки.
Кира тоже была удивлена. А Анна спокойно оседлала коня, угостила еще одной горбушкой хлеба, потом взяла его за уздечку и повела за собой.
И Буран, вредный, неуступчивый, не признающий практически никого, пошел, словно щенок на веревочке. Аккурат до выхода.
А там…
Кира своим глазам не поверила. Анна словно бы даже не коснулась седла. Так взлетела, словно птица.
– Мам, круто! – ахнул Гошка.
– Иди сюда, – предложила Анна.
Одно движение, и сын оказался в седле, впереди Анны.
– Василий Иванович, оседлайте для Киры Белочку и поводите ее на корде, – распорядилась женщина. – Для начинающих в самый раз будет.
– А…
– А мы пару кругов сделаем. Да, Гошка?
– Да, мам!
Вот мальчишка никаких сомнений не испытывал. Это же его мама! Конечно, она должна все уметь, и знать, и вообще быть самой-самой…
Это – его мама!
* * *
Борис Викторович только рот открыл, когда их увидел. Он на ипподром захаживал, бывало, и нрав Бурана знал. Чтобы этот черт в яблоках преспокойно катал и женщину, и мальчика?
Да с него уже сорок потов сойти должно!
Он тут свечки через одну делать должен! Драться, сопротивляться… нет?
То-то и оно, что не сопротивляется. Наоборот, ему это… нравится? Он словно красуется!
Вот Гошка не так уверенно сидит в седле, а Анна… кажется, бокал с водой ей на голову поставь – не шелохнется. Спина прямая, руки уверенно держат поводья, лицо спокойное.
– Борис Викторович?
– Анна, вы…
– Киру я оставила со старшим конюхом. Он ее покатает пока по кругу. Рано ей что-то серьезное.
– А вам?
– Буран не возражает, – коснулась красиво изогнутой шеи Анна.
– Против чего – не возражает?
– Покататься.
Анна чуть шевельнула поводьями, и конь сорвался с места, полетел, словно легендарный Пегас, под восхищенный Гошкин визг, под женский смех… где она так научилась?
Это ведь не в деревне! Если на крестьянских лошадках охлюпкой ездить, такому не научишься! Вот на что угодно Боря сейчас готов был спорить, что Анне и выездка по плечу, и конкур…
* * *
Полчаса.
Потом Анна отправила промерзшего Гошку в маленькое кафе, вместе с Кирой. На пару.
Пить чай, лопать удивительно вкусные булочки с корицей, отогреваться. Дети не возражали.
Полчаса – это много на лошади для новичка. А Василий Иванович не удержался. Кивнул Анне.
– Можете показать класс?
Анна только плечами пожала.
– Буран?
Вот чем хотите мог Боря поклясться, что конь… кивнул?
И они показали класс! Буран легко брал препятствия, летел над покрытием, словно птица, Анна даже не замечала их. Словно слилась в единое целое с конем. И не мешала.
Главное, не мешала. Отдавалась бешеной скачке так, словно это была любовь. Сколько Боря не смотрел, Анна ни разу не коснулась боков коня каблуками. Не пришпорила, не поторопила.
Буран делал то, что хотел, но Анна хотела того же. И вместе они составляли потрясающую пару.
– Вот спорить готов, она и выездку может. Охренеть, мы людей годами учим, а она…
Борис Викторович только плечами пожал.
– Анна у меня много чего умеет.
Анна.
У меня.
И почему-то эти слова звучат очень правильно. Идеально правильно.
* * *
– Аня, офигеть!
– Мам, ты была, как эти… китавры!
– Кен-тав-ры, Гоша.
– Вот! Они самые! Кен-тав-ры!
Анна улыбнулась.
Приятно видеть восхищение в глазах своего ребенка.
– Ты тоже так научишься.
– Правда?
– Мы сюда будем часто ездить, – пообещал Борис Викторович.
Они всласть накатались, пообедали в ресторане, купили детям по несколько игрушек, посмотрели фильм в небольшом частном кинотеатре, и возвращались домой. Довольные до безумия.
День получился действительно замечательный.
И за все это время Борис Викторович ни разу не вспомнил о Лизе. Вот ни разу.
Ни на пять минут, ни на секунду…
Наваждение какое-то! Но ведь полное ощущение, что это был день, проведенный с семьей! И от себя правду скрывать получается все хуже и хуже.
Его семья…
Глава 6
И курился пар – и калился жар –
И роса пряла… и весна плыла…
Валежный. Сарск
– Сколько сейчас у нас людей?
– У нас восемнадцать тысяч человек. У Логинова двадцать две, но там еще корпус Алексеева.
– А у Калинина?
– Порядка шестидесяти тысяч.
Валежный помрачнел.
Да, это много. Это очень много, но бить их все равно надо.
– Есть телеграмма от Изюмского.
– Давай сюда.
Телеграмма Валежного порадовала.
Изюмский писал, что напал на Зараево, отбил его у комитета Освобождения (жаль, поймать их не удалось, очень быстро бежали), и он готов двигаться дальше. Людей у него немного, всего тысячи полторы, но если он захочет…
Если Валежный поможет…
Валежный тоже хотел помочь. И сейчас мог это сделать. Вольная была в его руках.
– Телеграфируй Логинову. Пусть поделится.
Армейские склады – штука такая… с них не одну армию обрядить можно – шесть! Если, конечно, как следует потрясти интенданта.
Окрестности Хормеля, Русина
– Братия! Нам великий шанс выпал! Ежели падет Русина, станет свободной наша волость! Станет возможной наша воля! Сами решать будем! Свое государство построим! Вольности ждут! За них бороться будем, братие!
Говорящий взмахнул папахой и спрыгнул с телеги!
Его проводил гром аплодисментов, но мужчина, не обращая на них внимания, подошел к ближайшему костру, уселся, ловко вынул из костра головешку и прикурил папироску.
– Хорошо…
Вино и спиртные напитки он на дух не переносил. А вот табачком побаловаться любил.
– Никон Иваныч?
Рядом опустился парень лет двадцати, уставился на обожаемого вождя глазами преданной собаки.
– Чего тебе, Сенька?
– Никон Иваныч, неужто вольности дождемся?
Мужчина затянулся еще раз. Помолчал немного. И ответил – рассудительно, взвешенно.
– Вольность, Сенька, просто так не дается. Ее с боя брать приходится, как предки наши воевали, как жизнями платили, чтобы их дети выжили. Так и мы…
– Так мы ж завсегда готовы!
– Оно так. Но мыслю я, Сеня, другое. Валежный на Звенигород пойдет, это понятно.
Сене это тоже было понятно.
– Пламенный умирать не хочет. Но и войска у него сейчас никакие. После фереев, после Сарска, после Ас-Дархана… нет, с Валежным впрямую и я сойтись побоюсь.
– Вы!?
В глазах Сени было тесно изумлению. Как?! Обожаемый вождь, легендарный уже Папаша, кого-то боится? Да быть такого не может!
– Я, Сеня. Я. Ты учти, на тигра тоже в одиночку не охотятся. Подготовка нужна, а без того завалит тебя кошка полосатая…
Сеня закивал. Понял.
– А тогда как же…
– Думаешь, я своих братьев под пули погоню, чтобы Пламенный себе кусок урвал?
– Нет…
– И на Пламенного не пойду. Валежный коли придет, так о вольности и сказать будет страшно. Вояка же! Он свой порядок наведет!
Сеня и с этим не спорил. А что? Папаша всегда прав! Даже если небо на землю падать будет!
– Я подожду удобного момента. А кого ударить и когда… посмотрим, Сеня. Посмотрим. Пусть братья готовы будут, но спешить в таком деле не след. Тигра надо стрелять, когда он на тебя не смотрит.
Причем – любого. Хоть четверолапого, хоть двуногого…
– Я понял, Папаша! Спасибо!
– А раз понял – иди, погуляй. Дай подумать, – отослал верного оруженосца Никон.
Не то, чтобы ему размышлялось о чем-то серьезном. Не сейчас, когда кровь еще кипит после выступления, когда он так завел толпу, что стоять рядом страшно. Нет, не сейчас…
Но Сеньке хотелось побежать к приятелям, пересказать им речи мудрого атамана… пусть. Для популярности такое полезно.
А кроме Сеньки к нему мало кто подойти решается. Сенька же, Валькин брат, на том и назначен при нем оруженосцем. И то дело.
Валька, да…
Чернобровая, черноглазая, с такими формами, что вздохнуть страшно…
А уж норов какой!
Ну, оказался он на речке, когда она белье полоскала. Сказало пару слов… так ведь оценил-то он ее весьма и весьма высоко.
И подумайте!
Баба развернулась, да как мокрой тряпкой по нему хлестанула! Да еще раз, да с приговором, мол ты, бандюга, у меня сейчас получишь! Ишь, пришли, ведут себя, как хозяева, да еще и язык поганый распускают?! Вы уедете и поминай, как звали, а мне еще замуж выходить! А ну, пошел!!!
Никон и пошел, как царапины зажили. Когтями Валька к нему тогда тоже хорошо приложилась. Свататься пошел.
Родители, конечно, не отказали.
Сейчас Валька жила с родителями – пока, а брат ее, Сенька, был при Никоне. Так оно спокойнее… опять же, и дети под присмотром, двое уже у Папаши, Валька третьего ждет.
Кстати, Никон мальчишке и не соврал ничуточки. Все верно, рисковать той парой тысяч конников, которые у него есть, он не будет. Пусть сначала Пламенный оружие какое пришлет, провизию…
Нашел дураков – за его речи головы класть!
Тьфу два раза!
Никон собирался сражаться только на своей стороне. На стороне Хормельской волости. Получится у него оторвать Хормель от Русины – дОбре будет. Вольность будет, как раньше. Недаром же река Вольной зовется, потому как воля на ней была…
В своих размышлениях Никон не учитывал лишь один важный момент.
Ни одно государство не потерпело бы ничего подобного у себя под боком. Да и Хормель…
В чужом кармане он был способен доиться золотом. Очень уж плодородный край. Но сам по себе…
Одной пшеничкой жив не будешь. А лесов в Хормеле, считай, что и нет, выхода к морю нет, река Вольная тоже далеко… нет, рано или поздно все бы закончилось очередным присоединением.
Но об этом Никон не думал.
Ему просто хотелось свободы. Для всех. А как это будет выглядеть, он особо не задумывался. Ввяжемся в драку, а там и посмотрим. По ситуации.
Время мутное. Пора рыбку ловить. Большу-ую…
Яна, Русина, Карев
– Урррааа!
Гошка орал от всей души. А что!?
Выиграл он у Мишки!
Выиграл, понимаете!?
А Мишка старше! Но у Гошки глазомер лучше! И рука тверже, а это немаловажно в такой серьезной игре, как ножички.
– Давайте в морской бой! – предложил он, на правах победителя?
Мишка подумал и согласился. Машка радостно запищала. Яна наблюдала за всем этим с умилением.
Несколько счастливых дней. Мало?
Невероятно много.
Навсегда вот эти дни останутся с ней. Легкие, счастливые, когда не ждешь удара в спину, когда просыпаешься от того, что родной сын ночью пришел к тебе спать и улегся всей тяжестью маме на плечо, насмерть отлежав руку, когда обнимаешь совершенно спокойного и счастливого ребенка, слушаешь его смех, смотришь в родные карие глазенки…
У Хеллы она вспомнит эти дни. И в лютую метель ей будет не холодно.
Яна знала, что впереди у нее тяжелый… год? Нет, уже полгода. Но все равно трудные, все равно ей придется немало постараться, чтобы все получилось. Чтобы пристроить сына, чтобы определить в жизни сестру, чтобы никакая тварь даже глаз в их сторону скосить не смела…
Список тварей выходил впечатляющий.
Именно здесь, у Федора Михайловича, Яна получила то, чего ей недоставало.
Информацию.
Анна, при всей ее высокородности и знатности, не умела правильно работать с газетами. Не знала о статистике, не умела ее правильно применять. А вот Яна могла еще и не такое.
Нет, специально ее не обучали. Но люди на кордоне были самые разные. И слушая, как они обсуждают ту или иную проблему… к примеру, вот, в том году был хороший урожай сахарной свеклы, и в этом году он хороший. Образуется избыток сахара. Что с ним делать? Понятно, продать людям, но не снижать же цену?
Нет, конечно.
А вот пустить слух, что свекла не уродилась и временно создать дефицит в магазинах – запросто. Потом поднимаем цену на сахар, и испуганный народ разметает сначала прошлогодний сахар, а потом и урожай этого года! Красота!
Те же окна Овертона… Анна была не в курсе. А вот Яне объяснили, как это действует. И хоть стреляйте – против императорской семьи применили именно их.
Первый этап – немыслимо. Свергнуть императора? Да никогда! Ужас-ужас…
Н потом начинается обсуждение данной темы. Пока в определенных кругах, но слова-то сказаны?
Второй этап – радикально. И вот вам первые борцы за освобождение. Первая радикальная группировка. Террористы чертовы, мать их йети!
Третий этап – приемлемо. Да, потом это становится приемлемо. А что такого? Кинуть бомбу в императора? Кидали. Хотя и не в Петера, а в его деда, но ведь кидали же!
Четвертый этап – разумно. Ведь императорская семья действительно правит не лучшим образом, и Петер плохой император, а уж что касается Гаврюши, которого утопить бы в младенчестве, чтобы породу не портил…
Пятый – стандартно. Когда и Петер начал сомневаться, бояться, отрекся от трона… коз-зел!
Шестой – УРА! Кто помнит, что произошло в Зараево? Вот Яна помнила, в нее стреляли, у нее на руках умер Петер, у нее едва не погибла Нини.
Нравится?
Да, это растянуто не на год, не на два, на десятки лет. Это программа, которую Яна спокойно отследила по газетам, по рассказам, по собственным воспоминаниям… ладно, воспоминания были Анны, а ее обработка.
Как с этим можно бороться? Только одним способом. Понимать, что происходит. Как только ты осознаешь, на что направлена пропаганда, ты больше в этом не участвуешь. Более того, ты можешь противостоять этому, можешь бороться, можешь открывать глаза другим людям. Если они захотят услышать.
Федор Михайлович Яну, во всяком случае, выслушал. Проглядел статьи, подчеркнутые карандашом, задумчиво почесал бороду.
– Йэх ты… и кто ж такую пакость удумал?
– А кому выгодно, чтобы у Русины начались проблемы? Ламермур? Лионесс? Борхум? Кому?
– Вот с… самки собаки!
Яна только руками развела. Теоретически, обижаться на них не за что. Они стараются для своей страны. Основное правило мировой политики гласит – сожри соседа, усилься сам. Осуждать их не за что. А вот добром за добро отплатить стоит. При случае…
Только вот у Яны такого случая не будет.
Кто еще у нее есть из врагов? Освобожденцы? Это свора собак. Убивать надо не шавок, а охотника.
Да, освобожденцы…
Яна вспомнила ярко-зеленые глаза, вспомнила темные волосы с ниточками седины, в которые было так приятно запускать пальцы… немало времени уже прошло, а своего нечаянного любовника она все равно вспоминала иногда.
Думает ли он о ней? Хоть раз бы подумал…
Он бы смог рассчитаться с Лионессом, получив власть. И Борхуму потом хвост прищемил бы. Но разве можно ему доверять?
Яна посмотрела в окно. Весна, а не заметно. Все серое, грустное, грязное, все еще ждет пробуждения. Ничего, уже скоро из-под земли рванутся зеленые побеги. Это будет ее последняя весна…
И Яна была ей рада.
В лесу она обожала собирать сон-траву. Прострел, ветренница, как ни назови – самыми любимыми для Яны были не ландыши, не подснежники, а именно эти хрупкие бархатные цветы. Лиловые, нежные.
Были и желтые, но те Яне нравились меньше.
А вот сон-траву она рвала, ставила букеты в комнате и шалела от ее запаха, как кошка от валерьянки. Как же здорово!
Этой весной она увидит ветренницу. Разве это не чудесно?
А жом Тигр…
Он про нее наверняка забыл. Уже давно. Была и была, ушла и ушла, у него таких любовниц двенадцать на дюжину, неинтересно. И… нет, Яна не отдала бы ему власть над Русиной.
Он бы справился, но какой ценой? И когда обычный, пусть и жесткий, и жестокий человек превратился бы в чудовище? В дракона, который что не сожрет, то спалит?
Он мог.
Если бы Яна осталась рядом, если бы могла поделиться опытом, помочь советом… и то! Рядом с такой личностью, как Тигр даже стоять иногда страшно. Смогла бы она с ним справиться?
Мечта всех дам в романах – мрачный и крутой герой, который со всеми сволочь, а с ними розовая пусечка, но в жизни так не бывает. Если мужчина привык всех давить и подчинять, он и в семье будет тираном. А если женщина превратится в его тень…
Сколько времени пройдет, прежде, чем он утратит к ней интерес?
Очень мало.
И все же…
Тигр мог бы справиться. Может, не в одиночку, с хорошей командой, но вот он Русину бы удержал. Потенциал этого невысокого, немногословного мужчины Яна оценила в полной мере.
Мог бы.
Именно он. Яна бы точно не справилась, а раз так, то и браться не стоит.
Грустные мысли развеял Федор Михайлович, который с порога взмахнул маленьким листочком.
– Валежный взял Сарск!
– Оппа! – порадовалась Яна. – Это кстати! А что еще?
– Логинов захватил Ас-Дархан.
Яна наморщила лоб, но потом решила не трудиться.
– А карта у нас где?
– Прошу вас…
Меньшикову было сложновато. С одной стороны – императрица. С другой – от нее же и огребешь, если начнешь величать, как положено и проявлять почтение. А потом и освобожденцы явятся.
Но переломить себя было невероятно сложно.
Яна это понимала, и не давила.
– Пойдем? Посмотрим?
В кабинете купца она взирала на карту, прикрепленную к стене с помощью обычной канцелярской кнопки. Самое забавное, что здесь ее еще не изобрели.
Или Кирстен не родился, или Линдштедт не заинтересовался, или рано еще. Но Федор Михайлович идею оценил, и собирался запатентовать, как только они выедут из Русины. В ней патентные бюро сейчас не работали, увы…[13]13
Изобретатель канцелярской кнопки – И. Кирстен, 1903 г., патент на нее взял П. Линдштедт, 1904 г. и стал миллионером. Прим. авт.
[Закрыть]
А казалось бы, чего там делать? Кружочек, треугольник и штампуй! Купец однозначно оценил.
Яна повела пальцем по синей линии реки Вольной, нашла Ас-Дархан, нашла Сарск…
– Валежный, считай, полстраны контролирует?
– Да. Но мы сейчас в другой половине.
– И добираться нам до него еще прилично, – Яна смотрела дороги. – Может, по реке?
– Не в эту пору. Где половодье, где лед еще не сойдет. Весной по реке путешествовать плохо.
Яна вздохнула.
– Тогда… вот так?
– Да. Через Хормельскую волость проще всего. Но охрану придется еще нанять. Человек хотя бы двадцать.
– У вас и так два десятка есть?
– Так ведь волость…
Яна подняла брови, требуя разъяснений. Купец подчинился. Ее величество уже объяснила, что мать и отец считали некоторые вещи… не слишком подходящими для ушей юных благородных девушек. И старались оградить их от правды жизни. Доограждались.
Поэтому Яна просто не в курсе некоторых ситуаций. Хорошо хоть про секс узнала, а то родители все об аисте, да о капусте… поверил ли купец? Во всяком случае, это было логично. Про стерву Аделину и подкаблучника Петера в народе байки рассказывали.
– Хормельская волость, – вздохнул купец. – Место-то хорошее, да вот…
Яна внимательно слушала его рассказ. И думала, что ситуации повторяются из раза в раз.
Считается, что город Хормель – один из первых городов Русины. Первая его столица, Звенигород уже потом построили. И хормельцы на этом основании считали себя первыми, лучшими, требовали себе больше прав и свобод… императоры такого юмора совершенно не понимали.
А агенты Борхума, который как раз был географически близок, этим отлично пользовались. Развлекались на чем свет стоит, убеждали, деньги платили, императоры это дело попросту проморгали.
Не заметили семян национализма.
Но хормельцы стали поговаривать, что хорошо бы им отделиться от Русины, да основать Великий Хормель! А чего?! Ух!
Яна вспомнила кадр из старого фильма. Там, где «Иван Васильевич меняет профессию». Когда Федьке прилетело сначала медальоном, потом шапкой, он себя оглядывает – и ух! Приосанивается!
Красава!
Почти царь!
И совершенно не понимает, что не шапка царя делает.
Вот и тут… Хормельцы не понимали, что сама по себе большая область и плодородная земля им ничего не дадут. Веник-то силен в связке. А если ее разорвать, да по прутику рассыпать…
Кто там будет Хормель поддерживать?
Да никто!
Он нужен, чтобы отвлекать Русину, ослаблять Русину, тянуть с него деньги…
Независимость?
Ню-ню. Все равно сожрут, сколько б и кто там не кричал. Не одни, так другие. Вопрос только, сразу или постепенно. Если правитель будет умный, то постепенно. Если дурак, то практически сразу – для исторических процессов. Лет за двадцать-тридцать.
