Текст книги "Весна веры (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Но Ида…
Помогла ему, выходила, считай, от смерти спасла. И Стас почувствовал…
В том-то и дело, что он – почувствовал!
Жизнь была спокойной, ровной, определенной… он живет, он работает, он один из лучших медиков в этой убогой больничке. Его уважают и ценят.
А что до медсестры… случается иногда, без отрыва от работы. Стас никого не принуждал и не собирается, но чего не взять, если сами предлагают?
А Ида…
Она выбивалась из привычного круга, она была другой, она… с ней можно только по-настоящему. А может ли он?
Хочет ли он этого?
Хочет ли вылезти из своей привычной и спокойной жизни, в которой есть больница, и больные, и услужливые сестрички, и даже, пару раз в месяц, казино (да, была у жома Рагальского такая слабость, иначе с чего бы он жил в такой дыре). Правда, в игре ему не слишком везет, но должно повезти в любви.
Должно ли?
Ида?
Стас рассматривал сам себя, препарировал, словно в микроскопе, и ставил диагноз. Неутешительный.
Ида – не Леона, не Берта, не… с ней нельзя поступить так, как он привык. С ней невозможны простые и легкие отношения, без обязательств.
Нереальны, если хотите.
И Стас… сбежал? Скорее, не захотел сделать шаг за грань.
Ему легко и приятно, ему привычно и уютно. А вылезать куда-то туда… строить с девушкой отношения… получится ли? Он в этом искренне сомневался.
Она – тора. Это видно, это чувствуется. И от мужа она потребует соответствовать. Не получится?
Только и семьи нормальной не будет, и счастья. А раз так, то проще не начинать. Проще – так как есть. Но поймет ли это Ида?
С ней надо поговорить.
Больные ни в чем не виноваты, а если она уйдет…
Вот, с этими мыслями Стас и вернулся в отделение. И вызвал Иду к себе.
* * *
– Шах и мат!
Радовалась Ида совершенно искренне. Жом Константин оказался страшным противником. А шахматы…
Это та игра, которую можно играть без отрыва от работы. Если, конечно, хватает способностей. Сделал ход – и жди соперника, думай, прикидывай, поворачивай ситуацию и так, и этак, словно драгоценный камень, играющий сотнями граней. Конечно, Ида умела играть.
Карты? Вот карточных игр она не знала. А шахматы Аделина считала достаточно подобающими высокородной торе.
Так что Ида заходила в палату, делала ход и уходила по своим делам.
Иногда жом Константин успевал сделать ход до ее возвращения, иногда нет… это никак не мешало ей работать. Разве что к больному она стала заглядывать намного чаще.
Но для свободных рук работа всегда найдется. Помочь перевернуться, встряхнуть одеяло… вот против чего Константин протестовал, так это против судна.
Не бывать такому!
Ладно еще, первые день-два! Но потом?
Дойдет!
На четырех костях доползет! И попробуйте только ему мешать! Загрызет не хуже Полкана.
– Ида, вы ужасны! Как под такой милой оболочкой может скрываться такой расчетливый и жестокий разум? – шутливо поднял руки вверх жом Константин.
Третья партия. Да, именно третья партия… сопливая девчонка разбивает его, словно гимназиста! Куда это годится?!
Комплимент Иде понравился. Ха, знали бы вы, мужчины, что творится в головах у милых барышень на выданье, на сколько ходов вперед они должны просчитывать поступки своих товарок, чтобы не остаться в старых девах… да вы бы поседели! От ужаса!
– Ида, вы должны мне реванш…
– Уже который по счету, жом?
– Пока счет пять – три, в вашу пользу, должен признаться. Но я ведь никуда не тороплюсь?
Ида улыбнулась и качнула головой.
– В ближайший месяц точно не торопитесь. Если кость срастется неправильно, будете хромать всю жизнь.
– Нет, этого я не хочу. Итак, реванш?
– Ида, тебя к доктору Рагальскому.
Берта испортила все удовольствие рыцарю Освобождения. Еще и пальцем погрозила, вот ведь зараза семипудовая!
– Увижу с сигаретой – башкой в нужник засуну! Здесь вам не там! Отделение, а не бордель с веселыми девочками!
Мужчина только зубами скрипнул. Вот ведь зараза…
Ида встала, оправила складки на форменном передничке, алом, словно маки на полях, и улыбнулась.
– Мой ход не оригинален. Е2 – Е4, жом Константин.
И вышла.
Мужчина проводил тоненькую фигурку задумчивым взглядом. Вот что ты будешь делать?
Что я буду делать?
А и правда – что!?
Его судьба, возвращаться на родину, как только нога срастется. В Русину. И Освобождение без него не сможет… а Ида?
Он знал, кто она такаяф.
Очередная тора, которая смогла выбраться из охваченной огнем страны, смогла как-то вывезти деньги, устроить свою жизнь… по обмолвкам он понял, что Иде сильно помогла сестра. Где она сейчас?
Может, умерла? Ида на эту тему говорить отказывалась, ловко переводила разговор. И судя по тому, как она это делала, она из высокородных. Возможно, и при дворе ее родители бывали, и императорскую семью знали.
А он…
Константин с себя вины не снимал.
Ладно, положа руку н сердце, правителем Петер был откровенно неудачным, и свергали его даже не Освобожденцы. Вот ни разу. Свергали его часть генералов, Гаврюша там помог, министры надавили…[7]7
Кстати, Николая II тоже ни разу не большевики свергали. Там временное правительство подсуетилось, Родзянко, Гучков, Керенский, октябристы, националисты, кстати, практически все войска была ЗА его отречение, так он всех достал. И вот ни одного большевика. Прим. авт.
[Закрыть]
Но потом, потом, когда Петер уже был приговорен…
Приговаривали его Освобожденцы, будем честны. И приговор в исполнение тоже приводили именно они. Они раскручивали эту воронку. Константин это понимал, а Ида? Она сможет понять?
Простить? Принять? Поехать с ним?
Рыцарь знал ответы на эти вопросы. И от того в груди было горько и тоскливо. Словно сжималось нечто важное… словно погибал последний светлый уголок. Ида…
Все он понимал. И ей нужно не такого, как он. Это ведь детская сказочка получается, про чудовище и цветочек аленький. И он умрет на вечерней заре…
А она будет жить. И будет счастлива. Разве этого мало?!
Разве он смеет желать чего-то большего? Когда у него не просто руки по локоть в крови, ему, пожалуй, целиком искупаться надо… но как в той глупой опере: «нет, все воды мира эту кровь с рук моих не смоют…»[8]8
Шекспира в этом мире не было. Но леди Макбет – образ, идущий сквозь миры. Прим. авт.
[Закрыть]
С его рук кровь тоже ничего не смоет. И то, что они сейчас затеяли с Тигром… дешевенькое искупление получается. Можно оправдываться перед людьми, как больше нравится. И не они разоряли страну, и Петер сам ее довел, и не они начали, они просто подхватили белое знамя свободы, и…
А перед собой не оправдаешься.
То, что он сейчас делает, это как человека сначала столкнуть в канаву, в глубокую, а потом ему руку протянуть. Даже не руку, кончик пальца. Или горбушку хлеба в канаву кинуть. И пусть хочет жрет, хочет выбирается… не нравится?
И плевать. Себя не обманешь.
Ида, ну за что!? Кто нас свел вместе? Почему я тону в твоих голубых глазах, и не могу ничего с собой поделать? Как мне избавиться от этого наваждения?
Жом Ураган впечатал кулак в подушку. И еще раз. И еще…
А потом поставил шахматную доску и сделал первый ход.
Е2 – Е4.
И задумался над доской. Все равно больше ему ничего не остается. Погода еще эта…. Дурацкая…
Показалось Урагану – или нет? Но за окном словно тень мелькнула. Ненадолго. Словно на миг закрыли окно белые перья. Бред какой-то…
* * *
– Ида, нам надо поговорить.
– Слушаю вас, жом Рагальский.
Стас нервным жестом взъерошил волосы.
– Ида, я понимаю, ты чувствуешь себя оскорбленной. Но… то, что ты видела, это просто физиология. У мужчин есть определенные потребности, которые… они просто есть. Как еда или сон. И к чувствам они не имеют никакого отношения.
Зинаида смотрела отстраненно. Голубые глаза были холодными, словно две ледышки.
– Возможно, жом.
– Я пойму, если ты захочешь уйти… больше не приходить в больницу.
– Мне здесь интересно. Я хотела бы пока остаться.
– Я могу поговорить с Рукоцким… выберем для тебя любое отделение, какое пожелаешь…
Ида сморщила носик.
– Жом Рагальский, я понимаю, что у вас могло создаться ошибочное впечатление о наших отношениях. Но я надеюсь, что мы будем по-прежнему соблюдать дистанцию, которая и приличествует между начальником и подчиненным?
– Да…
Обиделась. И к гадалке не ходи – обиделась. Но если не уходит – значит, не смертельно? Не навсегда? Значит, может простить?
– Да, конечно, Ида. И если вы так же будете осваивать медицину, я смогу допустить вас ассистировать при операциях. Правда, при не слишком сложным.
– Благодарю, жом Рагальский. Я могу идти?
– Да, конечно. Вы можете идти. И вы можете вернуться в любой момент.
Ида молча кивнула и вышла из кабинета. Молча вернулась в отделение.
И – не удержалась. Чего уж там? Все равно жом Константин ее в самом разобранном виде видел. Подозвала Полкана – и ушла в палату, проигнорировав возмущенный взгляд Леоны.
Благо, объяснять ничего не пришлось. И разговаривать.
Одного взгляда Урагану хватило, вот уж дураком он отродясь не был. А потому…
– В графине вишневый сок. Будете, тора?
Ида только кивнула.
Она не плакала, нет. Она молча сидела на неудобном больничном стуле и так же молча, ровно, сосредоточенно дышала. Чтобы не расплакаться, не закричать, не взвыть в голос…
Ну, бывает.
Придумала себе героя. А может, еще и сыграло роль то, что она Стаса от смерти спасла. Или что-то еще? Руки у него точно волшебные…
Ида молчала и дышала, понимая, что впадать в истерику – недостойно. А плакать на глазах у людей и вообще не подобает. Так что вдох – выдох. И снова вдох – выдох.
И Полкана гладить. А пес, все отлично понимая, положил тяжеленную голову ей на колени, и сидел рядом. Молчал. Сочувствовал…
И жом Константин рядом. Просто сидит, молчит. И стакан с соком у него наготове. Ничего не говорит, не утешает, не давит… просто – рядом. И это хорошо.
Это правильно и уютно.
И Ида постепенно взяла себя в руки.
Все мы придумываем себе героев. Но она вовремя открыла глаза. И это тоже хорошо. Она выпила сок, поблагодарила мужчину и посмотрела на доску.
Белые Е2-Е4. Черные Е7-Е5.
Что ж.
Ида лукаво улыбнулась, подвинула еще одну пешку и вышла из палаты.
А жом Константин задумался.
F2 – f4.
И куда идти дальше?
Вот ведь… не женщина, а сплошные вопросы[9]9
Для тех, кто интересуется, Ида разыгрывает Бессмертную партию образца 1851 года, между Андерсеном и Кизерицким. Прим. авт.
[Закрыть].
Русина, Ас-Дархан
Анатолий Васильевич Логинов осматривал в подзорную трубу Ас-Дархан. По-хозяйски так осматривал.
Город лежал перед ним, как на ладони. Местность такая, холмы, ямы… тут еще река Вольная протекает. Кстати – через город.
Приказ Валежного был ясен и четок.
Надо взять Ас-Дархан. Сам Валежный идет на Сарск, и если им удастся захватить эти два города… фактически, они всю Русину разрежут на две части. Рекой Вольной. Могучей, мощной… которую еще не всякая птица перелетит. Сейчас птичке, конечно, проще будет. Вольная кое-где подмерзла, но только что кое-где. А вот в Ас-Дархане на такое рассчитывать не приходится.
Здесь зимой река практически никогда не замерзает. Здесь и зима-то условная… вот они стоят, в одних шинелях, и им не слишком холодно. Ветренно, промозгло, но не холодно.
Если он сейчас захватит Ас-Дархан, а Валежный возьмет Сарск, они и сообщение по реке наладят. И снабжение. И… да много чего они сделают!
– Когда штурмовать будем?
Алексеев.
Формально не генерал. Полковник. Подчиненный Логинова.
Фактически… фактически – тоже. Но только под приказом Валежного. Чего уж там, логинов и Алексеев друг друга откровенно не любили.
Анатолий Васильевич потомственным тором не был, только личное выслужил. И отец у него из мещан. И что?
Совершенно это генералу не мешало. И лезть в самые интересные заварушки, и в сражениях участвовать… правда, только когда это действительно было необходимо. Просто так Логинов лезть на рожон не собирался.
Генералы в бой не ходят, у них другая функция. Они должны приглядывать за боем, а если уж вмешается, то только в крайнем случае. Когда выхода другого не будет.
А сейчас…
Логинов посмотрел на Алексеева.
– Постараемся обойтись без штурма.
– Н-но… они не пойдут на переговоры.
Логинов пожал плечами. Может, и не пойдут. А может, и побегут. Что есть такого в Ас-Дархане? Что в нем важного и стратегически интересного?
Да река же!
Река, которая не замерзает, которая прекрасно судоходна, которая сейчас заблокирована кораблями освобожденцев. И эти корабли, кстати, составляют одну из линий обороны. Сушу поддерживают огнем с воды. Воду будут прикрывать с суши.
Штурмовать?
Кровью умоемся. А кровь своих солдат Логинов ценил.
Невысокий, крепкий, словно гриб-боровик, кряжистый такой, темноволосый, с корявым, словно из кирпича вырубленным лицом…. Нет, не красавец. И рядом Илья, высокий, широкоплечий, с золотыми кудрями – погибель девичья.
Но главным здесь и сейчас был Логинов. И он знал, что надо делать.
* * *
Первые боевые пловцы действовали еще в доисторические времена. Ну, точно историю Логинов не знал. Но отлично знал, что может сделать на реке один мальчишка.
На реке!
Понимаете?
В чем беда большинства генералов, полковников, подполковников… да хоть бы и лично императора! Если есть вода – по ней можно плыть. И ПОД ней – тоже. Это еще когда практиковалось. Сухой стебель тростника в зубы, чтобы дышать – и вперед. И ведь справлялись с таким оборудованием[10]10
480 год до н. э. в результате действий боевых пловцов пострадал флот персидского царя Ксеркса. Греки постарались. Прим. авт.
[Закрыть].
Был случай в древности.
Флот шел на мирный приморский город. Начиналась буря, флот встал на якорь. И нашлись в городе смелые люди. Проплыли несколько километров по морю, перерезали кораблям якорные канаты, а буря унесла корабли противника в открытое море. Там они и погибли, практически все.
Правда, пловцы тоже погибли. Но два человека – это не тысяча! Не десять тысяч! Не мирный город с беззащитным гражданским населением. С женщинами, детьми… это люди, которые шли на смерть и знали, на что они идут.
Логинов помнил эту историю. Хотя скорее, не как реальный боевой опыт. Просто – вот что бывало-то! В древности…
А еще…
Он ведь был сыном мещанина. Обычного служащего, и летом он развлекался, как и все мальчишки. И плавать обожал.
Здесь, конечно, нельзя перепилить якорные канаты. Но можно нечто другое.
Не будет штурма. Пока – не будет. Будет попытка сохранить человеческие жизни.
* * *
Понятное дело, о динамите речь не шла. И о пироксилине тоже. И о мелините.
Хороша взрывчатка, да вот беда – ты ее еще доставь! И взорви! Пока доплывешь, там и плюнуть будет не на что. Не взорвется ничего…
Нет, не подойдет.
А вот что подойдет…
Ас-Дархан вообще славился своими месторождениями нефти. Вот Логинов и приказал…
Водяной огонь[11]11
Греческий огонь, прим. авт. Сделать его в тех условиях было вполне реально.
[Закрыть].
Конечно, рецепт не идеальный, но уж как намешали, так намешали. Проверили парой капель на ведре с водой, ведро прожгли… гореть будет. Не потушишь, пока сам не выгорит. А корабли-то с паровыми машинами.
А часть кораблей и вообще деревянные.
Парусники, лодочки… тут загорится – Хелле тошно станет. Дело за малым.
Проплыть и протащить несколько бочек с водяным огнем. Доставить на место, поджечь бикфордов шнур, запасы которого есть, недаром же Логинов армейские склады захватил.
И… умереть.
А у кого-то есть сомнения?
Это – смертники. Люди, которые вызовутся на это задание, просто не вернутся. У них нет шансов. С водяным огнем, в котором даже металл плавится, не каждый, понятно, но то же олово, свинец…
Представляете, что будет с человеком в таких условиях?
И все же Логинов понимал, что нет другого выхода. Только найдутся ли добровольцы?
* * *
Нашлись.
Четырнадцать человек, старшему уже за пятьдесят, младшему и восемнадцати лет. Анатолий хотел ему отказать, но мальчишеские глаза полыхнули такой болью и яростью, что не посмел. Не смог выговорить страшные слова.
Не смог…
Мальчишка же! Ему бы еще жить да жить, а он уже… такого и огонь не возьмет, он изнутри сгорает быстрее, чем снаружи… кого у него отняли? Родителей? Любимую?
Не узнать.
Разве что имена записать, да узнать, куда весточку послать. Если что…
А что тут – что?
И так ясно. Если кто вернется, чудо это будет похлеще ходьбы по воде. И все же… не было другого выхода. Не было. А потом, идите, ребята. И умрите, чтобы сберечь чьи-то жизни.
Идите – и победите. И останьтесь жить в вечности.
* * *
Как это бывает?
А обыденно.
Ночь, голые тела, натертые жиром, густо смешанным с сажей. Понятно, сотрется-смоется, но хоть на какое время сработает. А надолго и не надо. Хоть весна и теплая, а ночью все же минус пять есть. И вода не так, чтобы парное молоко.
Плыть им не очень долго, но…
Но – плыть.
И тащить за собой сетки с небольшими четвертными бочонками. Там в бочонке литров десять горючей смеси. Что-то там из нефти такое сделали местные химики, сами побаиваются. Чего напихали?
А, плевать!
Лишь бы сработало, и горело так, что…
Не один же там бочонок! Нет, не один… и даже не один десяток получился. По два-три бочонка на человека, с поплавками, чтобы легче было тащить…
А когда начнется, они и ударят…
Люди один за другим входили в воду, и Вольная принимала их тела. Логинов смотрел на это молча. Стоя по стойке «смирно».
Что он мог еще сделать для этих людей?
Ничего.
Или…
Шаг к воде, пока никто не видит, украдкой. Пусть люди думают, что генерал по нужде пошел. А он…
Вот камыши. И извлеченный из ножен клинок разрезает ладонь.
– Хозяюшка-Вольная, кровью своей заклинаю, помоги им…
Темные капли крови падают в воду.
Такие черные даже в непроглядной воде.
Такие едкие…
А что ему еще остается? Детское поверье? Да и пусть его… лишь бы сработало! И Логинов ловит себя на еще более детской, забавной мысли. Он ждет ответа.
Ну хоть какого… только его нет. И лишь где-то вдалеке волчий вой… рядом с Ас-Дарханом водятся волки? Никогда не думал…
* * *
Сеня едва шевелился.
Он лежал на воде. Просто лежал так, что из воды едва ли нос и глаза торчали. Ну и губы. А Вольная сама поддерживала его, сама несла вперед и вперед.
Лежать на воде надо уметь.
Он умел. С детства на Вольной, с детства, словно рыба, из воды не вылезал. Они не так богато жили, вот он и помогал отцу, как мог. Тот рыбачил, ну и Сеня знал, что тоже будет.
Только вот подрастет, чтобы силенки были, а пока можно и так рыбки натаскать, на жареху. Чай, на удочку она тоже неплохо идет.
Ни о чем особенно Сеня не мечтал, жил себе – и жил. До пятнадцати дожил, там и невесту присматривать начал…
А она была красивая, словно солнышко. Его Маришка. Маруська…
Волосы светлые, легкие, словно одуванчик, глаза большие, доверчивые… она всем верила, всех любила…
В тот день она пошла на речку. Просто пошла стирать белье, что в этом такого? Но кто ж мог знать, что мимо будет проезжать отряд освобожденцев?
Эти твари ездили по деревням и селам, отнимали последнее у голодных крестьян, издевались, как хотели. Где-то получали отпор, где-то нет…
Вот им Маришка и попалась. Самое начало зимы было.
Там ее и нашли, на мостках…
Много ли надо хрупкой девчонке? Два десятка ублюдков и опытная баба не выдержала бы. А Маришка…
Сеня никогда не забудет ее лицо. Искусанные губы, синяки, искаженные болью и ужасом черты, синие пятна на шее…
Кто?!
Разве это важно?
Освобожденцы, вот и все.
Мать плакала, отец уговаривал, но… Сеня больше не мог жить так, как раньше. Многое он мог пережить, но Маришка?! Вот за что ее?! Просто – за что!?
Она никому не делала зла, она просто жила, и наверняка не заигрывала с негодяями. Почему они не могли оставить девчонку в покое? Что им помешало?
Сеня был не особо грамотен, но… безграмотность ведь не означает глупость. Это просто немного иной взгляд на жизнь, своеобразный, но часто верный. Не затуманенный лишними узорами сомнений и виньетками красивых слов.
Сеня размышлял, и получалось у него так, что освобожденцы просто несут зло. Говорят они красиво, а на деле, они отнимают еду, они убивают людей, разрушают храмы, гонят священников… и им стоит верить? А почему, собственно?
По делам узнаете их… так сказано в Книге Творца. Священник говорил. Он старенький был, поэтому и не ушел, когда освобожденцы пришли. До последнего старался свой храм защитить, лепетал, что иконам уж по тысяче лет, даже больше…. Так и повис на дверях храма. Повесили.
Он же просил не обагрять полы в храме кровью? Вот и не обагрил, такое извращенное чувство юмора.
Значит, освобожденцы – зло. А если есть зло, с ним надо бороться. Это тоже понятно.
Надо проситься в войско к… кому? Да хоть бы и к Логинову. Куда идти крестьяне знали. Сеня и пошел. И попросился.
На смех его не подняли. Каждый доброволец был важен. И Сеня остался в войске. Учился разбирать и чистить тяжеленное ружье, стрелять, правда, не учился, патронов было не так много. Учился колоть штыком, учился убивать…
И ждал.
За свою Маришку он убьет десятерых. А может, и сотню… сколько получится. Они пятерых детей хотели, вот, пятерых он убить обязан, но лучше – больше. Лучше десятерых.
А потом Логинов приехал в войска. И рассказал о том, что необходимы добровольцы.
Сеня подумал, и вышел из строя. Он рыбак и сын рыбака, Вольная – его дом. Другие могут не доплыть, но он справится. А если он подожжет корабли…
Не надо стрелять, не надо даже своими руками убивать. Там ведь намного больше освобожденцев погибнет. Если и он умет, это будет выгодный размен.
И Сеня плыл и плыл, в темноте, едва дыша…. Слышал ли он остальных? Не особенно. По воде звуки далеко разносятся, поэтому все прикусили дерево. Будешь тонуть – тони молча.
Кажется, у кого-то свело ногу.
Кто-то не доплыл…
Сеня ни на что не обращал внимания.
Он сливался с водой, Вольная принимала его, ласкала, укачивала… Маришку она не сберегла. Обман, кругом обман, все обман… и жить особенно незачем. Только ради мести….
Холод?
Холода Сеня почти не чувствовал. Привык…
И сам не заметил, как оказался среди кораблей. Едва не попался – его могли несколько раз увидеть с лодки. Приходилось нырять, скрываться под водой, хорошо, он мог надолго задерживать дыхание. И бочонки… тяжелые… ничего, можно уже вынимать пробку. Внутрь – бикфордов шнур, пусть вода заливается, это уже не страшно…
Его заметили?
Кричат?
Смешно…
Сеня еще мог сохранить свою жизнь, если бы нырнул. Он бы выплыл, он бы смог. Но жить-то ему и не хотелось. Только убивать. А потому…
От выстрела он попросту загородился бочонком.
Тот разбился, вязкая жидкость с гадким запахом потекла, еще выстрел – и вспышка.
Огненная, ослепительная…
И Сеня ныряет на глубину. Он знал, что не сможет ничего сделать. Что умирает. Но хотел остаться на дне Вольной. Смерть в огне – или в воде?
Хотя бы этот выбор у него есть. До самого конца.
До дна он так и не доплыл. У юноши просто остановилось сердце от боли. Вольная приняла его – и мягко понесла вниз, баюкая в своих объятиях. Еще одна жертва братоубийственной войны. Не последняя…
Но – оправданная.
Водный огонь загорелся.
* * *
Ожидание…
Тяжелое, липкое, муторное, ползущее, словно беременная улитка по камням – оно выматывает и раздражает.
Кто-то курит, кто-то пытается движениями сбить напряжение, чистит пистолет, ходит взад-вперед.
Логинов словно окаменел.
Статуя человека. И только ночной ветер треплет волосы.
Ас-Дархан это река, ее притоки, ответвления, каналы, даже небольшой остров. Забавно, правда?
Но именно на острове строились торы. Элитное место. И именно на острове расположился комитет Освобождения. Так безопаснее, и к ним никто не подберется незамеченным. А если что – есть корабли. С доверенными капитанами, которые мгновенно примут на борт и уплывут подальше от опасности.
Но если вода становится ловушкой?
Логинов отлично понимал, достаточно одного бочонка. Лишь одного, который будет открыт и подожжен в нужном месте. Он сработает детонатором для остальных, а дальше процесс будет не остановить. Он ждал. И…
Сначала светлое пятно показалось ему миражом. Досмотрелся…
Но тут вскрикнул Алексеев, потом кто-то еще…
Все верно.
Корабли горели.
Горела сама Вольная, горела – и несла огонь вниз и вперед. К устью.
На остров.
Анатолий усмехнулся, показывая клыки, и кивнул Илье.
– Давай. Можешь начинать!
Алексеев себя ждать не заставил. Вскочил и умчался к своим людям. Спешить особенно некуда, как раз, пока он доберется до позиций, пока они пойдут на штурм…
Логинов не сомневался, он будет успешным.
Пятно огня разрасталось, становилось все шире и шире, ярче и сильнее, крики были слышны даже здесь, кто-то ударил в колокола… пусть горят, сволочи!
* * *
Илья недовольно поморщился.
Он бы предпочел средь белого дня, с саблей, верхом, на врага…
Логинов не поднимал его на смех. Знал, но промолчал. И высказался один раз, едко и зло.
Кавалерию – на пулеметы? Лучше сам сдохни, не гробь людей своим кретинизмом.
Илья понимал, что это правильно. А потому – вот так. Ночью, в темноте, в тишине, но по возможности быстро. Сейчас они посеяли в городе панику и на какое-то время лишили освобожденцев руководства. Илья знает, сейчас, выше по течению, в воду льются бочки с нефтью. Вольная поможет… горят корабли, загорится самое река. Никто из освобожденцев живым не уйдет.
Для реки это плохо, конечно, но какая разница?
Будут живы – все поправят. Погибнут – так хоть освобожденцам напоследок напакостить. Сволочам таким… Вот и их позиции.
Колючая проволока, пулеметные гнезда – хорошо окопались. И если бы их еще с воды прикрывали, вообще были бы непобедимы. Но сейчас…
Сейчас им не до врага.
Илья и сам не поверил в такое везение, но…
Когда загорелись корабли!
Когда все начальство оказалось в огненной ловушке на острове!
Когда руководить стало, фактически, некому… что сделали освобожденцы? Да кто – что!
Кто раскрыл рот и смотрит на происходящее в городе. Кто мечется, кричит, отдает какие-то нелепые приказы. Кто вообще под шумок удирает… да, и это тоже было. Понимают, что если там – такое, то и здесь скоро начнется. А голову класть неясно за что не хочется…
Что ж.
Пусть их, трусов. А те, кто остался… гранаты делать достаточно просто. Взрывчатка плюс поражающие элементы. К примеру, можно к динамиту добавить горсть обыкновенной гальки, только не особенно крупной. Просто нагрести в карманы на реке…
И поверьте, галька отлично сработала.
Взрывы расцветили ночь.
Дальше было проще. Перерезать колючую проволоку, захватить пулемет, хотя бы один, пока освобожденцы не опомнились – и очередью, очередью по сволочам!
И стрелять!
Пусть не все хорошо стреляют! В авангард Логинов выделил тех, кто умел. И патронов жалеть не стал.
Илья шел впереди, и был счастлив.
За Анну!
За Георгия!
За Алексеевку, родителей, сестру, за Русину, за все!!! За весь мир, который рухнул в бездну, вы мне ответите, сволочи! Кровью ответите…
И освобожденцы отвечали.
К утру Ас-Дархан был взят войсками генерала Логинова.
* * *
– Да, реку мы испоганили, – Логинов печально смотрел на обгорелую пристань. Хорошо хоть каменную, была бы деревянная, новую пришлось бы строить, но и камни огонь облизал со всей жадностью. И кое-где нефть еще горела.
Илья только плечами пожал.
– После войны справимся.
– Это понятно… каковы наши потери?
– Около шестисот человек.
Много, неоправданно много, но не всем так повезло, как Илье. Где-то и стреляли, и дрались всерьез, а кто и от огня пострадал. Водяной огонь, знаете ли…
Выпущенный на свободу дракон не станет разбираться свои там или чужие. Он всех скушает.
Флота у освобожденцев попросту нет. Нефти вчера вылили… Логинов даже не знает, сколько. Очень много. Там все горело.
Остров?
Там никто не спасся.
Город тоже сильно пострадал, на Ас-Дархану не впервые. Отстроится и будет еще красивее прежнего. Зато цель достигнута. И Логинов уже дал приказ отправить телеграмму Валежному.
Вольная теперь в их руках.
Если два генерала не промахнутся и дальше, если будут действовать согласованно – Освобождению придет конец уже к следующей зиме. Но что потом?
Потом – будет видно. Найти худшего правителя, чем Петер, это еще очень надо постараться. В крайнем случае, править будет совет. А кто будет сидеть на троне – неважно. Хоть чучело посади, лишь бы оно не вмешивалось в дела государственные, как тот же Петер.
Вот сам Логинов никогда в них не лез.
Полками командовал и неплохо. Воевать умел. Что дано, то дано. А политика… грязно это. Типа клетки с крысами, куда рукой ни поведи, все равно цапнут. Но…
Когда ему пришла телеграмма от Калинина, когда ему предложили поддержать восстание, Логинов ответил отказом. Просто из брезгливости.
Встал под знамя?
Стой под ним до конца. И прими смерть, когда оно упадет. А вот так, из стороны в сторону, ударить в спину… нет. Сам не отдавая себе отчета, сын мещанина оказался благороднее множества торов. Да разве ему это было важно?
Важна была Русина. А потрясения и революции…
Можно прикрывать их самыми красивыми словами, но сути это не изменит. По делам узнаете их… принесли Освобожденцы кому-то добро?
Нет?
То-то и оно… а слова – это только слова. Сотрясение воздуха. Кому это важно?
– Командир?
Алексеев.
Анатолий кивнул ему.
– Подсчитываем убытки, ждем сообщений от Валежного. Надеюсь, он уже взял Сарск.
– А куда потом?
– Разумеется, на Звенигород.
Илья сжал губы и кивнул. Да, на Звенигород.
Вы мне, твари освободительные, за все ответите! За – все.
