Текст книги "Весна веры (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Вот так.
Алексеев справится при атаке в лоб. Там сложно не справиться, разведка доносит страшное о Шарукане. А Логинов незаменим при рейде по тылам противника. Сам из крестьян, он обстоятельно, неторопливо и внимательно разрушит все, на что упадет взгляд.
Валежный придвинул к себе следующий лист бумаги.
Атаману Повстанческих войск Н.И. Счастливому.
Моя армия идет исключительно против освобожденцев, с целью помочь народу избавиться от тяжкого бремени, и закрепить за трудовым крестьянством земли, на которых они будут жить и работать.
Русинские солдаты и офицеры борются за народ и его благополучие. Каждый, кто идет за народ, должен идти рука об руку с нами. Поэтому теперь усильте работу по борьбе с освобожденцами, нападая на их тыл, разрушая транспорт и всемерно содействуя нам в окончательном разгроме войск противника. Главное командование будет посильно помогать Вам вооружением, снаряжением, а также специалистами. Пришлите своего доверенного в штаб со сведениями, что Вам особенно необходимо и для согласования боевых действий.
Начальник штаба генерал Валежный.
Поможет ли, нет ли, а не повредит. Это уж точно.
Хотя особых иллюзий Валежный не питал. Счастливый – тварь очень себе на уме. Скорее всего, не согласится. Но хотя бы предложить!
Правда, скорее часть бандитов Счастливого к ним перебежит, если им будет сопутствовать удача. Но – нет отбросов, есть резервы. Пойдут, как смазка для клинка.
И вообще, хороший стратег использует любую сволочь!
Взрыв заставил генерала поморщиться.
Освобожденцы не смогли смириться с потерей Царицына, и вот уже третий день атаковали город. Все бы неплохо, но кто, собственно, первым примчался к Царицыну?
Кавалерия.
По Вольной флот прийти не мог, Ас-Дархан намертво перекрывал освобожденцам дорогу.
С авиацией у освобожденцев было откровенно плохо, и что оставалось?
Пехота, кавалерия, артиллерия… последняя как раз медленно двигалась к Царицыну. А вот кавалерийские отряды под командованием некоего Клюкина уже были на месте. И зря.
Валежный себя каким-то невероятным гением не считал, но уж такое организовать? Что тут сложного?
Сарск окружала кольцевая железная дорога. Пустить по ней два бронепоезда… мало два? Четыре пустите! А еще не забудьте «ежиков» и «чеснок» разбросать.
Вот вам и убыль в кавалерии. Коней жалко, но освобожденцы оказываются на земле, а там их добивают огнем из пулемета.
Пушки палят только в крайних случаях, когда освобожденцы решают, что могут прорвать фронт, к примеру, продавив его массой. Взять численностью…
Да, их намного больше. Но к Валежному начался уже приток людей, а проиграть он просто не имеет права.
Вперед и только вперед.
К приятному донесению.
Не успел Валежный выйти из палатки…
– Тор генерал, разрешите доложить?
– Что случилось, голубчик?
– Вот!
В руке у молодого солдатика была фуражка. Вроде бы самая обыкновенная, но с кокардой – звезда на белом фоне. Символ освобожденцев.
– Тор генерал, Клюкина положили! Они как раз в атаку пошли, а тут мы… одним выстрелом, и…
Валежный даже огорчился немного. Вот был бы он адъютантом, небось бы, закричал «Ура»! А так – нельзя! Зато можно другое.
– Молодцы, ребята! Благодарю за службу! Имя героя известно?
– Конечно, тор генерал! Артиллерист Сидоров. Ефим Иваныч…
– Дам распоряжение! Медаль ему и следующий чин! А на экипаж поезда – еще пять крестов. Пусть сами распределят!
– Благодарю, тор генерал!
Мальчишка аж искрился восторгом.
– Старайтесь, ребята, а за мной не заржавеет.
– Служу Русине!
Валежный отпустил парня, и задумался.
Что ж. Первое наступление отбито. Надо теперь отбить второе, и самому двигаться вперед. На Звенигород. А то что ж? Столица в руках врага?
Непорядок!
Ас-Дархан. Илья Алексеев
– Ты меня не любишь!
Илья едва глаза не закатил. Маргоша с каждым днем становилась все более невыносимой. Так что мужчина был рад-радешенек приказу Валежного.
Уйти на войну!
Это ж счастье!
Там враги, их убивать можно, а что тут сделать? Когда тебя слезами и соплями уливают?
– Маргоша, я тебя люблю…
– Если бы любил, так не оставил бы!
– Я же тебя не в чистом поле бросаю, а в Ас-Дархане. И деньги оставляю, и позаботятся о тебе…
– Я хочу с тобой!
– Куда, на войну!?
– Ты меня не любишь!
Замечательный вывод, ага! И куда у баб во время беременности мозги деваются? Все в ребенка уходят?
Из дома Илья вырвался взмокший и злой, как шершень. Взять Шарукан? Да пожалуйста, лишь бы в Ас-Дархане не оставаться. Вот кому он сочувствовал, так это полковнику Савельеву, который был назначен комендантом Ас-Дархана. За полгода освобожденцы умудрились изгадить все, до чего добрались! Просто – все.
Осквернение храмов? Это еще цветочки!
Храмы разрушали, всю ценную утварь тупо тащили по домам, иконы… как оказывается, они отлично горят, правда, из одного монастыря сделали больницу, но словно в насмешку, лечили там освобожденцев-сифилитиков.
Да, эта болезнь была весьма распространена среди них, по слухам и Пламенный тоже… того-с. Страдал. Гордо и молча.
Где-то монахов расстреливали, где-то просто пинками выгоняли на улицу. Очень отличился жом Обрубок, который приказал привязать монахов в монастыре и взорвать его к растакой-то матери! Мол, где в вас верят, там вас и похоронят.
Нарекать имя, венчать, погребать? Только под присмотром освобожденцев. Создали «Учетные книги», в которые всех и записывали. Понятное дело, не бесплатно…
Школы тоже пострадали. Половину закрыли, во второй половине назначили комиссаров, которые должны были следить за тем, что преподают детям. Науки поделили на «торские» и «жомские», понятно, первые надо было запретить, а вторые поощрить. Но поскольку сами жомы вообще ничего не знали, разве что как пистолет разбирать, под запрет попало практически все. Кроме чистописания и арифметики.
История, география, закон Божий… все пошло под запрет. А ВУЗы попросту закрыли.
Зачем жому высшее образование? Вот еще глупости, это все торы придумали, чтобы вернее народ закабалить!
Пострадали законы и суд. Кого-то из законников казнили, кого-то уволили, почти семьдесят человек взяли в заложники. Правда, освобожденцам это не помогло, потому что работать на них не стал никто.
Освобожденцы не расстроились и организовали военно-полевой трибунал, который отличался крайней скоростью рассмотрения дел. Правда, приговор всегда был один. Виновен, расстрелять…
Иногда в день приговаривали до пятидесяти человек, а один из судей обожал лично командовать расстрелами. Бравировал этим, говорил, мол, друг научил. Раньше вот сердце болело на человеческие смертушки смотреть, а сейчас не болит. Рецепт-то прост! Нацеди стакан крови из сердца человеческого, да выпей, и будет тебе спокойствие душевное.
Видимо, нацедил.
А вот со спокойствием промахнулся. Попался он корпусу Логинова, когда тот вошел в Ас-Дархан, а потом уж от очевидцев о его развлечениях и узнали.
И как же он визжал, когда Логинов приказал его повесить. На гитарной струне, за шею, чтобы помучился, гад!
Полчаса провисел, потом-таки задохнулся. Но визгу было…[15]15
Автор не придумывает, автор преуменьшает. Сильно. Прим. авт.
[Закрыть]
Народ оценил и обрадовался.
Городское самоуправление устранили, ввели шестичасовый рабочий день и пятидневную неделю. После чего встало все производство. От и до.
Результат?
Восхитителен!
Больницы и школы изуродованы, доктора как-то тоже не рвались помогать освобожденцам и все делали из-под палки, или вообще сбегали. Почта и телефонная станция скончались в муках.
Конюшни и скотоводства опустошили, склады разграбили, весь инвентарь раздали по рукам, и он исчез навечно, фураж тоже реквизировали, так что больше половины скота еще и погибло, а инструмент раздавали самым доверенным и надежным, считай – дуракам, лентяям и пьяницам. Так что и инструмент практически весь погиб.
И вот это все Савельеву надо восстанавливать!
Нет, лично Илья был согласен на войну.
* * *
Вечером Илью нашел дед Савва.
– Тор генерал, доброго вам здоровьичка!
– Чего тебе?
– Так тора за вами послала.
– Она мне уже все нервы вымотала, спасибо, сыт, – невежливо отозвался Илья.
– Она и кается. Баба ж! Да в тягости! Ясно – дура!
Илья только застонал. Но час уговоров сделал свое дело, дед Савва уговорил Илью отправиться к Маргоше. А там, слово за слово, да под водочку, да под закусочку…
И как это Илья пообещал жениться?
Да еще до отъезда на войну?
Он и сам не понял. Но пообещал…
А и верно. Чего это его сын должен ублюдком расти? Даже если отец голову сложит, все ж Маргоше и польза будет, и пенсион какой…
Женюсь!
Решено!
Глава 9
Мимо, мимо идите!
Рвите неверные нити!
Анна, Россия
Как в свое время Анне удалось сохранить все в тайне?
И любовь, и беременность? О, теперь она отлично знала ответ на этот вопрос. Потому как она тогда никому нужна не была.
Пять дочерей!
Штукой больше, штукой меньше, да еще и не самой любимой штукой.
А вот в доме, где все и всё видят… нет, нереально!
Про Романа попросту молчим. Не будучи идиотами, водители видят и слышат многое. Но и молчат. Если не идиоты. Вот Роман и молчал. Горничным все было безразлично. Зато Роза Ильинична пригляделась к Ане, к хозяину, да и уволокла девушку к себе в комнату под явно надуманным предлогом.
– НУ!?
– Роза Ильинична, простите…
– Бог простит. Ты мне скажи, свадьба когда?
Вот что хотите делайте, что можете – говорите… есть вещи, которые просто невозможно произнести вслух! У Анны язык не повернулся рассказать женщине всю правду. Про свою предстоящую смерть. Про другой мир, про Хеллу… Пришлось развести руками.
– Если Боря сможет безопасно отделаться от Лизы. Если захочет…
– А ты так и будешь терпеть? Вот эту крысу?
Анна подумала пару минут.
– Буду. Потому что я его… люблю?
Сказала и сама себе удивилась. Любит?
А ведь и правда… оказывается, и так бывает? Когда ты была одна, ты была растеряна, а тебя подобрали на улице, взяли в дом, пригрели в теплых ладонях – и ты почувствовала себя в безопасности. Сначала решила отплатить добром за добро, а потом… когда это переросло в любовь?
Анна не знала. Но теплую искорку внутри чувствовала очень хорошо. Вырастет она?
Или придавить?
С Ильей было не так. Там они полыхнули оба – в юношеской горячке, в приступе страсти… и может быть, живи они рядом, давно бы прогорели до углей. Зола бы осталась. Серая, холодная…
Но препятствия – отличное горючее для любви. Вот они и горели… долго горели. А потом смерть накрыла пламя холодным белым снегом. И Анна начала все с чистого листа.
Она видела Бориса всяким. Радостным, утомленным, раздраженным, расслабленным… а вот счастливым практически ни разу. И ей очень захотелось, чтобы этот серьезный и очень усталый мужчина хоть иногда улыбался.
Добилась.
Дура!
Хоть и ругала себя Анна, а что тут поделаешь?
Роза Ильинична поглядела на ее лицо, и даже спрашивать больше ничего не стала. Только обняла.
– Жаль, Риточка не дожила. Вот уж кто бы за сына порадовался…
– При ней мне тут делать было бы нечего, – отозвалась Анна.
– А, не говори. Если вы друг другу суждены, так судьба вас обязательно сводить будет.
Анна промолчала. Чего зря воздух сотрясать – на эту тему. А вот на другую…
– Роза Ильинична, прошу вас пока молчать о том, что вы узнали.
– Обещаю, деточка. Я Боре не враг, и тебе другом буду. Только сделай мальчика счастливым. Он этого давно заслуживает.
Анна опустила глаза.
– Хорошо. Я постараюсь.
Почему-то ей было больно. Вранье впивалось во внутренности, словно ледяные осколки, ранило, терзало… больно! Очень больно! Стыдно, горько, несправедливо.
Анна знала, что причинит этим людям боль. Незаслуженную, обидную, подлую… исподтишка. И ничего с этим не поделаешь.
Но напоказ княжна улыбнулась. Она справится. У нее еще есть полгода. Она что-нибудь придумает.
Ее любимые не будут страдать по ее вине!
* * *
Тот же монастырь.
Только тогда он был в желтых листьях, а сейчас – сейчас у него нет единого цвета. Белые стены, черная земля, белые проплешины снега.
Черная кошка, которая брезгливо сидит на относительно сухом клочке брусчатки, подвернув длинный хвост.
– Багира…
– Мя? – отозвалась кошка с непередаваемой интонацией.
В переводе на русский это значило – и чего тебе надобно, смертная? От меня – настоящей Кошки?
– Проводишь меня к твоей… – Анна замешкалась. Хозяйке? Нет, неправильное слово. – Компаньонке?
Багира чуточку подумала. Она – кошка. Ей не положено бегать, словно собаке. Но эта странная смертная вполне уважительна. И пахнет от нее завлекательно – котом. Вот, даже шерсть черная на юбке.
– Мя.
Кошка подняла хвост и медленно проследовала на территорию монастыря. Анна пошла за ней.
Аллея, вторая, поворот…
Двери храма.
Анна замешкалась.
– Она там, да?
– Мя, – Багира посмотрела на девушку с удивлением. Мол, чего не идешь?
Анна подобрала юбку и присела на корточки, стараясь оказаться на одном уровне с кошкой. И на колени стала бы, да грязно.
– Киса, не надо мне туда. Нехорошо это. Неправильно. Ты можешь хозяйку позвать?
– Мя, – отозвалась Багира с непередаваемой интонацией, и нырнула в церковь.
Люди!
Что хозяйка сейчас внизу, читает какую-то книгу, что вот эта… с морозным узором вокруг… как же сложно быть человеком! Вечно они понаплетут дорог, поназапутают путей, а потом и сами заблудятся. И выйти не могут, и им больно, и всем остальным больно…
Хорошо, что рядом с людьми есть высшие существа – кошки! Они-то никому пропасть не дадут.
Долго ждать Анне не пришлось. Она даже пару уровней в телефоне не прошла. Забавная такая игрушка, из заданного числа букв слова складывать.
Матушка Афанасия вышла из двери храма и улыбнулась Анне. Та поспешила убрать гаджет.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Аннушка. Как дела?
Матушка Афанасия ничуть не изменилась. Те же внимательные ясные глаза, та же теплая улыбка.
– Сложно, матушка, – честно призналась Анна. Странно было называть матушкой чужую женщину, но… Аделина Шеллес-Альденская тоже не слишком-то баловала дочерей, предпочитая «матушке» более изысканное «маман».
– А на то и сложности в жизни, чтобы душа росла. Как спортсмен через препятствия бегает и прыгает, видела?
– Видела.
По телевизору. Было.
– Вот и душе нагрузка нужна. А если ее нет, то и остального не будет. Понимания, мудрости, доброты, терпения….
– О мудрости в моем случае речь не идет, – вздохнула Анна.
Матушка Афанасия вздохнула и как-то плавно, округло повела рукой в тулупчике.
– Пойдем, Аннушка. У меня чаек душистый, мне чабреца сушеного привезли. Как заваришь, так и кажется, что лето рядом.
– А я… вы… я вас не отрываю?
– А и ничего. Потом доделаю. Ты же потом приехать не сможешь, а Псалтырь и не убежит, – улыбнулась женщина. Тепло так, по-доброму.
Анна вздохнула. Опустила плечи.
– Спасибо вам…
– Идем, детка. Идем…
* * *
Чай действительно был выше всяких похвал. А еще к нему предлагался в этот раз мед необычно темного цвета (гречишный, как пояснила матушка) и батон. Самый обычный, нарезанный ломтиками и чуточку подсушенный.
Но как же это было вкусно!
Анна жмурилась от счастья, слизывая мед. Матушка наблюдала за ней с теплой улыбкой, и не торопила. Наоборот, разговаривала о самых обычных, посторонних даже вещах.
О погоде, о весне, о первоцветах, о мусоре, который обязательно надо убирать, да и бордюры подновить не помешало бы, о Багире…
Багира к Анне на колени не пошла.
Но третий стул был оставлен для нее.
И кусочек колбаски, аккуратно нарезанный на тарелочке, тоже был подвинут поближе к кошке. А что она – не человек уже?
Может, еще и побольше некоторых… тварей Божьих!
Наконец Анна решилась.
– Матушка Афанасия, только не считайте меня сумасшедшей. Мне правда поделиться этим не с кем…никому довериться не могу. Знаю, что и вы мне можете не поверить, но так получилось, ближе вас у меня сейчас никого нет.
– Есть ведь… и сын, и отец…
– Я не могу взвалить эту ношу на их плечи.
И поэтому берешь все на себя? Так ведь и рухнуть можно, и подняться не получится. Но монахиня не стала спорить.
– Мне – можешь. Я тебе сейчас на иконе поклянусь, что тайну твою сохраню.
Анна качнула головой.
– Не надо. Слова достаточно.
Благородства в этой женщине было как бы не больше, чем в любимой подруге матери – Зиночке Валенской. Порядочности, и внутренней, сдержанной силы. Словно стремнина подо льдом.
Пока – подо льдом.
– Обещаю никому и ничего без твоего разрешения не рассказывать, – просто ответила матушка.
Анна поверила.
И ринулась, словно в пропасть.
– Мой сын был обречен. Полгода назад мне предложили обменять мою жизнь, на его. И дали ровно год. Через полгода я умру.
Чего уж она ждала?
Возмущения? Отрицания?
Ответом ей было пожатие плечами. Очень спокойное, очень уверенное.
– Разве хоть одна мать примет иное решение?
– Примет, – вспомнила свою мать Анна.
– А это не мать. Это утроба. Которая выносила, но и только. Как котенка из авоськи вытряхнула, но не полюбила. И матерью не стала.
– Может, и так. Я согласилась на этот размен.
– Спрашивать, кто тебе предложил – не стоит?
Анна пожала плечами.
– Это не то, что вы называете темными силами. Или сатанинскими. Она не имеет к ним никакого отношения. Никогда не имела.
– Ведьма?
– Нет. Скорее, наоборот.
Назвать богиню ведьмой?
Анна никогда бы так не поступила. Да и благодарна она была Хелле. За все – благодарна.
И тут произошло крохотное недопонимание. Была ведь и Матрона Московская, и другие праведницы. Матушка Афанасия попросту решила, что Анна к такой и обращалась. А тем женщинам виднее…
Им многое доступно. И коли уж так сказано, значит – неспроста…
– Если тебе год отпущен, тебе надобно о сыне подумать.
– Я о нем и думаю. Деньгами он обеспечен…
– А близкими людьми? Цыплятам защита нужна, пока они не вырастут. Не то их даже другая курица заклевать может.
Анна кивнула.
– В корень смотрите. У Гошки есть дед. Я хотела за этот год найти ему опекуна. И… я так запуталась! – почти стоном вырвалось у нее, – я уже ничего не понимаю! Ни в себе, ни в ситуации! Мне иногда просто кричать хочется.
– Вот кричать не надо. Багире это не нравится. Она подойдет и тебя укусит. Или оцарапает, – предупредила матушка Афанасия.
Да, такой кошачий «Антискандал». В элегантной черной шубке и с зелеными глазами.
Анна невольно фыркнула. Оказывается, и так бывает?
– Ты попробуй начать сначала. Или с конца? Может, так и лучше получится…
С конца, определенно, было начать попроще.
– Помните того мужчину? С которым мы здесь были? С его дочерью?
– Да, помню. Твоя подопечная и ее отец.
– Я с ним… мы с ним…
Выговорить слово «переспала» было так же сложно, как и слово «люблю». Но матушка и так все отлично поняла.
– Он ведь не женат?
– Но собирается. И слово дал… а я… подло это! Гадко!
Матушка Афанасия помолчала пару минут. А потом повела рукой.
– Скажи мне, кому с того хуже будет? Может, и неправильно так говорить, не по-божески, а может, и правильно. Ты от него какой выгоды ищешь?
– Никакой.
– Может, зло ему причинить хочешь?
– Нет.
– В жизнь его вмешаться?
– Я же умру через полгода.
– Вот именно, – приговорила матушка. – Почему нехорошо то, что вам двоим счастье принесло? Ты ведь любишь его, я вижу. А он тебя?
– Не знаю… это он начал. Не я…
Рассказать ситуацию с Олегом тоже было несложно.
– Вот видишь. Тебя уже любят, защищают, в тебе тоже выгоды не ищут. Разве это плохо?
– А Лиза?
– Лиза-Лиза… Аннушка, так ведь через полгода у нее и причин для ревности не будет. Верно?
– Да.
– Так позволь себе хоть немножечко счастья. И себе, и ему… лЮбите вы друг друга? Я же вижу, горит огонек. А значит – любИте. Бог есть любовь, только люди об этом частенько не помнят.
– Но не плотская же?
– Так в том и разница. Между козлячьей похотью и искренними чувствами. Вот ежели «Ромео и Джульетту» вспомнить, так там страсть была. И препятствия были. А была ли настоящая любовь?
– Автор пишет, что была.
– А выдержала бы она испытание временем? Или это как взрыв? Вспыхнуло, да и погасло. И разрушило многое? Сложно сказать, Аннушка. Но настоящей любовью люди, как костром, греются. А похоть – она только пачкает многое. И тело, и душу…
– Христианство ее осуждает.
– Только ли оно? И у предков-славян считалось достойным мужчины хранить целомудрие. Достойным женщины не гулять. А если уж случалось чего… так все мы люди. Но ворота-то дегтем гулящим девкам мазали. И с парня спросить могли, уж ты поверь. Удаль молодцу не в укор куда как позже родилось, а раньше люди строже были. Правильнее. Жизнь их заставляла, и спрашивала – строго.
– Допустим, – Анна как-то о таком не задумывалась.
– Вот ежели у вас не похоть, а любовь, так пусть она у вас будет. Любовь нам от Бога дана, убить ее в себе – грех великий.
– Да?
– Конечно, Аннушка. Заблуждаются люди, всякое бывает. Но ведь у вас-то не с бухты-барахты?
– Нет.
– Тогда позволь себе хотя бы эти полгода любить. Пусть и он будет счастлив, и ты…
– Но я же потом умру! А ему будет плохо!
Матушка подумала, что не ошиблась в этой девочке. Если бы она сказала о себе… тогда это не любовь. Где есть эгоизм, там она не вырастет.
Анна сказала о любимом человеке. Все правильно.
– Во-первых, пути господни неисповедимы. Так что не загадывай заранее.
– Ладно. А во-вторых?
– А во-вторых, ты будешь счастлива, он будет счастлив, так тепла в мире и прибавится. И все правильно будет, не сомневайся. Ты ради сына на смерть пошла, ты и сейчас думаешь и о сыне, и о любимом человеке, и об отце… не о себе. Так что все правильно, Аннушка. Не обделяй ни его, ни себя…
– А Лиза?
– Ежели я в твоем мужчине не ошиблась, он сам разберется. И с Лизой, и с подлизой…
– Вы как Кира, – хихикнула Анна. – Та ее иначе не называет.
– Вот и подумай, будет ли твоему любимому плохо, если он с этим сокровищем расстанется? Видела я ее, девочка может, и хорошая, да уж больно незрелая. Ей как раз трудить ничего не надо. Ни душу, ни ум, ни тело… ей все уже готовенькое принесли. Вот и получается… такое счастье. Кому попадется, так тот не отплюется. Много-то меда, небось, и несладко будет. А много такого счастья?
– Это верно.
– А еще… не бери все на себя. Ты же его не насиловала? Сама не предлагалась?
– Нет.
– Вот видишь. Сам твой мужчина выбор сделал, сам и отвечать за него будет. Чай, не маленький.
– Мяу, – неожиданно согласилась Багира.
– То-то и оно. Беда у нас, женщин. Отвыкли мы доверять мужчинам, разучились. Сами да сами норовим все порешать, а может, и зря. С этим же также… даже если ты умнее, сильнее… ну помоги и подставь руки. А решать и идти дай самому. Или так до конца дней мужчина останется мальчиком под маминой юбкой. Самой же и надоест такое…
– Может быть…
– И может, Аннушка, и будет. Пойми одно. Тебе редчайший подарок дали. Вы встретились с Борисом. Встретились на этой земле, вы рядом, вы вместе… знаешь, сколько людей так свою половинку и не находят?
– Да.
– А ты этот дар собираешься Богу в лицо бросить и гордо проплакать полгода?
– Эммм…
В таком ракурсе поступки Анны выглядели откровенно глупыми. А то и свинскими. Девушка даже растерялась. Осуждения она могла бы ждать. Отвращения, ругательств… но чтобы вот так?
Теплая ладонь пригладила ей волосы.
– Бедная ты моя, запутавшаяся девочка.
И скажите, кто бы выдержал?
Рыдала Анна долго и упоенно. Пока не кончились слезы, не остались одни сухие короткие всхлипы… все она переносила. Но любовь едва не стала непосильной ношей для мятущейся души.
Матушка Афанасия не стала продолжать разговор.
Ничего. Нужное сказано, Анна запомнит. А сейчас самое верное дело напоить ее горячим чаем с медом, чабрецом и малиной, укутать потеплее, да и домой отправить. Пусть полежит немножко, пусть в себя придет, обдумает сказанное…
И совесть матушку Афанасию совсем не мучила.
Даже если Анна права… насчет полугода…
В такое матушка не то, чтобы верила или не верила.
Оно – бывает. Вне зависимости от веры.
Дело в другом. Матушка видела всю компанию. Специально наблюдала, интересно ей стало. И выводы она сделала.
Мужчине нужна хорошая и добрая жена. Девочке – мать. А истеричная крикса нуждается в порке. Да не по методу БДСМ, не обольщайтесь. А просто – сорвать пучок крапивы по весне, да и воспитывать до просветления в мозгу.
Чего тут непонятного?
Может, и не в церковных правилах такой совет, но и каяться матушка не собиралась.
Бог есть любовь! И десять заповедей Анна не нарушила. Даже в том месте, где «не пожелай жены ближнего своего». Если говорить о муже, Борис и Лиза пред Его лицом пока не женаты. Не прелюбодействуй?
Так и тут не нарушено.
Есть блуд, а есть любовь. Путать не надо!
Блуд, это когда ты все для себя делаешь. Ты хочешь, ты делаешь, ты получаешь удовольствие…
Любовь, это когда другой человек для тебя важнее твоих интересов. Ты хочешь. Но хочешь сделать его счастливым. Не в постели. По-настоящему. Добра человеку хочешь. Себя ради него забываешь.
Тогда и Господь против не будет. Разве ж отцу плохо, когда его дети любят? Он за них только порадуется…
Анна любит.
Лиза не любит, она выгоду ищет. И кто из них прав?
– Правда ведь, Багира?
– Мурррум, – ответила кошка.
Она была согласна. И даже кончиком хвоста не дергала. Сложные эти люди… вот у кошек проще. Есть кот, есть весна… коты тоже кошек не за ошейники выбирают. И не за евроремонт у хозяек.
С кошачьей точки зрения все было правильно. И почему этого люди никак не поймут?
Матушка прошла в угол и встала перед иконами на колени.
Слова молитвы легко слетали с языка. И на душу снисходило спокойствие. Здесь и сейчас она знала – все верно. Все сделано и сказано именно так, как нужно.
Все по совести и по чести. Хотя и своеобразной чести…
Господи, сбереги дочь твою, Анну. Спаси и сохрани ее. Дай ей покой душевный и силы жить дальше. Помоги…
Но почему-то матушке казалось, что даже молитва ни на что уже не повлияет. Все сложится наиболее справедливо.
А что не всем это понравится…
На то и справедливость Господня, чтобы люди взрослели и умнели. Воспитание называется.
* * *
Матушка Афанасия была права до абсолюта. В отношении Бориса.
Здесь и сейчас, Борис размышлял, как ему аккуратно избавиться от Лизы. Так, чтобы не обидеть Игоря. Придумалось ему только одно.
Мужчина сделал пару телефонных звонков, взял пачку денег из сейфа, так, на всякий случай, и вышел из кабинета.
Искомый человек находился именно там, где и предполагалось. Сидел, грустил над комплексным обедом.
– Добрый день, товарищ Лейкин. Или сейчас надо говорить – господин Лейкин?
– Можете говорить просто – Олег Андреевич, – парировал Лейкин, без особой приязни глядя на Бориса. Приперся тут, да еще и издевается! Понятно, аванс он Ольге Сергеевне не вернул. Но там же еще и основная сумма была! Которую он теперь не получит!
А влетело ему от начальства так…
Спасибо, доказательств не было, а то и выкинули бы. Но уж квартальной премии ему точно не видать. Так что… шел бы ты, дядя…
– Хорошо, просто Олег Андреевич, – Борис, недолго думая, уселся за стол – и положил перед собой конверт. – Это тебе. Подарок.
– Подставить хочешь?
Борис закатил глаза.
– Тебя? Да мне проще позвонить, и ты поедешь куда-нибудь в колхоз «Красные зорьки», коров проверять. Думаешь, сложно?
Олег был уверен, что несложно. Оценил уровень, с которого на него кобеля спустили. Действительно, один звонок – и никаких проблем. И уволили бы, и посадили, а чтобы подставить, надо было кого-то другого присылать. Так что Олег аккуратно взял конверт за краешек и заглянул внутрь.
Содержимое приятно радовало взгляд розовым цветом купюр. На первый взгляд тысяч сто там точно было. Может, и побольше.
– Хороший подарок.
– Но не бескорыстный.
– Вот как? И что от меня надо?
– Сколько тебе Цветаева обещала? Судя по авансу?
– Да примерно столько и обещала. А что?
– Вот, столько и получишь. И еще раз, если захочешь.
– А за что я это самое «столько» получу? – заинтересовался Олег. – Дураком он не был, и понимал, что с Цветаевой бодаться не с руки. И вообще, во все подряд он не ввяжется…
Как ни странно, у него тоже была совесть. Просто хорошо воспитанная и прикормленная.
– За две вещи. Первое, ты продолжаешь кормить Цветаеву обещаниями, что вот-вот… понял?
– Она не дура, надолго затянуть не выйдет.
– На сколько получится. Хотя бы два-три месяца.
Борис здраво рассудил, что потом он женится на Анне, усыновляет Гошку, а из полной семьи мальчишку выдернуть станет на порядок сложнее.
К тому же, где он, а где Цветаева. В Европе он бы с ней потягаться… решился бы, но сильно подумал. А в России… она здесь давно не бывала, она здесь уже стала чужой. В том-то и беда эмигрантов. Отсюда они себя выпололи, а там прирасти… дай Бог, если у их внуков получится.
– Это я могу. А второе?
– Вот, – Борис открыл на телефоне одну из фотографий с Лизой. – Видишь девушку?
– Да.
– Это моя невеста. И у меня есть подозрения, что я рогат.
– Есть рога или подозрения?
– Есть подозрения, – поморщился Борис. Точно он не знал, но пару раз… не то, чтобы он подметил… ощущения к делу не подошьешь. А что их вызвало, он и сам не понимал.
– Хочешь компромат?
– Хочу. Пока мы не женаты, это одно. А потом алименты на чужого ребенка платить, рога терпеть и прочее… оно мне надо?
– Не надо, – Лейкин мужика понять мог. – Мне бы тоже не надо было.
– Вот. Подделывать ничего не надо. А последить, посмотреть… понял?
– А то ж. Договорились.
Борис пожал Олегу руку. Но посмотрел строго.
– Увижу рядом с Анной – не обессудь.
– Ты… с ней? – аккуратно задал вопрос Олег. И понял, что не ошибся. Но словесного ответа все равно не получил. Борис покачал головой.
– Я предупредил. Деньги или проблемы – выбирать тебе.
– Я уже выбрал. Телефон оставь для связи.
– У тебя его еще нет?
– Есть. Но с клиентом надо быть вежливым.
– Перебьюсь.
Борис ушел, и Олег принялся за комплексный обед, который теперь показался мужчиние намного вкуснее. Наверное, ему остыть надо было, чтобы вкус раскрылся.
Или конверт в кармане грел душу…
Разговор у Олега на всякий случай был записан. И что, и за что…
Да, не стоит так подрабатывать. И закон он нарушает. Но кто не грешен? Тот, кто не пойман. А ему и машину бы поменять, и квартирку обновить, и вообще…
Между нами говоря, вот поручение Цветаевой Олегу не понравилось. Видно же, что мать не маргиналка, и сына любит.
А вот последить за гламурной куклой… чего тут и не последить? Сама напросилась.
* * *
Анна открыла глаза, когда за окном уже стемнело. Чувствовала она себя не слишком хорошо… после беседы с матушкой она предпочла залезть в берлогу и отлежаться.
Она обожала и Гошку, и Киру, ей было тепло и уютно в большом доме, а сейчас… Боря…
Но обдумать все хотелось в тишине и покое. Хотя о своем решении она и так уже примерно знала.
Полгода?
Это будут ЕЕ полгода! Хотя это так мало… но и за это спасибо тебе, Хелла!
Скорее, ей требовалось время, чтобы принять решение, которое шло вразрез с тем, чему ее учили, с жизненными установками. Получалось так, что все правильно.
