Текст книги "Девочка из легенды"

Автор книги: Галина Ширяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

«Симпампулечка»

Зима стояла капризная. То мороз, то оттепель.

Волжский лед был некрепок, и автомашины через Волгу не ходили.

Поэтому до Ершовки, где жила Валина бабушка, приходилось теперь добираться пешком.

Бабушку навещали каждую неделю. Чаще всего к ней ходила мать. Она уходила в Ершовку в субботу вечером, а возвращалась на следующий день, в воскресенье.

До Ершовки было не так уж далеко – два часа ходьбы по прямой ровненькой дорожке, протоптанной пешеходами по волжскому льду и по противоположному заволжскому берегу.

Утром в последнее январское воскресенье, когда мать находилась в Ершовке и возвращение ее домой предполагалось не раньше пяти-шести часов вечера, Валя решил отправиться в кино.

Новенький, недавно построенный кинотеатр находился тут же поблизости, недалеко от Валиного дома.

Шла новая иностранная кинокартина. На афише была сделана приписка: «Дети до шестнадцати лет не допускаются».

Валя немного потоптался перед афишей и хотел было уйти, но его окликнули:

– Эй, Валек! Сбежать собираешься?

Это был Клюев. Валя смущенно улыбнулся.

– Да кто их знает, вдруг паспорт потребуют. Иногда спрашивают.

– Чепуха! Гони монету на билет. Сейчас пролезем без осложнений.

Но пролезть им не удалось: билетерша не пропустила. Пришлось продать билеты и отправиться восвояси.

Когда шли по улице, Клюев вдруг спросил:

– Говорят, у тебя в классе симпампулечка завелась?

– Что?.. – не поверил Валя своим ушам.

– Марка всем растрезвонила. Симпатичненькая? В вашем классе-то я всех знаю. Какая же твоя-то?

– М-моя? – в величайшем смущении пролепетал Валя. – М-моя?

Но отвечать, к его счастью, ему не пришлось. Клюев сыпал, как из пулемета:

– Слушай, ты меня с ней познакомь. Посмотрим, посмотрим! Вот мы Восьмое марта собираемся своей компанией отметить. Семь рублей с носа. Приходи. Повеселимся, пластинки погоняем, у одного знакомого парня чинные пластинки есть, напрокат возьмем.

– Хорошо, хорошо, – торопливо забормотал Валя. – Только лучше об этом… потом… позже.

…Валя разом взлетел к себе на четвертый этаж и позвонил.

Дверь открыла Евдокия Андреевна. Она была чем-то очень озабочена: открыв дверь, даже не посмотрела, кто пришел, повернулась и пошла к себе, что-то нашептывая и поочередно загибая пальцы на руке.

У Пустовойтовых готовились к свадьбе.

Валя на цыпочках прошел через кухню, там никого не было; открыл дверь в свою комнату, снял пальто, бухнулся на постель и сунул голову под подушку.

В кухне затопали чьи-то ноги. Валька! Ее полуботинки Валя знал хорошо.

Он вскочил, распахнул дверь и пробкой вылетел в кухню.

Валька стояла у плиты, как всегда, в заплатанных брюках и в майке. Плечи и локти торчат острыми уголочками, гладкие волосы зализаны, а на конце Артемонова хвоста – бант из выцветшей голубой ленты.

– Валька, – сказал Валя внезапно осипшим голосом, – ну что ты все время в этих штанах заплатанных ходишь?

Валька посмотрела на него с удивлением.

– Братнины донашиваю. Не выбрасывать же их.

Она еще раз пристально посмотрела на Валю и спросила:

– А что это ты сегодня ошалелый какой-то?

Валя ушел к себе, хлопнув дверью. Снова лег на постель и снова сунул голову под подушку.

…Хоть бы два-три завиточка Валька себе на лбу устроила!..

И глаза у нее небольшие и не очень красивые. И губы тоненькие, совсем не яркие. Нос, правда, ничего, но он все равно обшей картины не меняет. Уж во всяком случае Литины завиточки выглядят красивее Валькиной косы…

Литочка-снегурочка

В конце февраля вдруг нагрянули морозы и снежные метели.

За ночь на деревьях вырастали голубоватые гребешки инея, свежий снег подновил зимний наряд города, а в школе на уроках физкультуры снова первое место заняли лыжи.

Валя чуть не плакал: опять приходится срамиться на виду у всего класса.

Каждый день теперь, проснувшись утром, Валя первым делом бросался к окну – посмотреть, не подтаяли ли хоть немного на стеклах ледяные папоротники.

Но папоротники не таяли, а наоборот, все больше и больше обрастали снежным пушком.

А в начале марта даже отменили занятия для младшеклассников: мороз стоял в тридцать градусов.

В один из таких морозных мартовских вечеров, когда Валя, сидя за столом, решал задачу по физике, кто-то позвонил.

Дверь пошла открывать Валентина Васильевна.

На пороге стояла девочка в беличьей шубке и в модной изящной шапочке, из-под которой выбивались нежные золотые завитки. Хорошенькая, румяная, на бровях и на ресницах пушинки инея. Снегурочка!

Снегурочка скромненько опустила глаза и не сказала, а пропела удивленной Валентине Васильевне:

– Будьте добры, пригласите сюда, пожалуйста. Валю Сенина.

Валентина Васильевна вернулась в комнату немного смущенная.

– Валюша, там к тебе барышня пришла.

Валя удивился и смутился не меньше матери. Он вскочил, одернул на себе свитер, сунулся было к зеркалу, но, взглянув на мать, вовремя спохватился и вышел в коридор.

В коридоре стояла Лита Серебрякова.

Она схватила Валю за руку, вытянула его на лестничную площадку и зашептала:

– Валечка! У меня к тебе просьба. Исполнишь?

– А какая просьба?..

– Если у тебя нет времени, то я могу к Коле Чижаковскому сбегать, он тут рядом живет…

– Выполню, выполню, – торопливо пообещал Валя.

– Понимаешь, Валечка, я с катка иду. На улице темно, никого нет. Подхожу к нашему дому, смотрю: у фонаря какой-то подозрительный тип стоит. – Лита затеребила пушистую меховую пуговицу на своей шубке. – Проводи, Валечка.

Валя ожидал любой просьбы: дать списать сегодняшнюю задачу по физике, дать «напрокат» до завтрашнего урока черчения чертежи, но такой просьбы он не ожидал.

– Да-да! Конечно! Идем! – в волнении пробормотал он и направился к лестнице.

– Да ты оденься, – засмеялась Лита.

Валя вихрем влетел в комнату, натянул на себя пальто, сказал удивленной Валентине Васильевне: «Я сейчас, мама, вернусь», – и бросился обратно, уронив по дороге стул.

Когда вышли на лестницу, Лита взяла Валю под руку. Валя гордо выпрямил спину, – сейчас он готов был драться с целой тысячей подозрительных типов.

Когда вышли на пустую, занесенную снегом улицу, Лита вдруг испуганно пискнула:

– Ой-ой! Смотри, Валечка, вон там, у фонаря…

У Вали словно поцарапали пальцами по спине, он дергающейся рукой поправил очки на носу, всмотрелся.

У фонаря никого не было.

Когда подошли к следующему фонарю. Лита снова пискнула: «Ой-ой!» Но и у этого фонаря никого не оказалось.

Когда, наконец, добрались до Литиного дома (у фонаря, стоящего напротив ее дома, тоже никакого «подозрительного типа» не было), она остановилась, положила руку на рукав Валиного пальто и сказала:

– Валечка! Восьмого марта мы устраиваем вечер. Будут только свои. Будут танцы, пластинки. Деньги Слава собирает. Мне бы очень-очень-очень хотелось, Валечка, чтобы ты пришел. Придешь?

– Приду, – сейчас же сказал Валя. – Приду.

И тут же подумал: «Разрешит ли мама?»

«Впрочем, нужно ли говорить об этом маме? Ведь Восьмое марта приходится на следующую субботу, а в субботу мамы не будет дома – уйдет в Ершовку, к бабушке».

Домой Валя возвращался в чудесном настроении. Стоял крепкий мороз, но Вале совсем не было холодно, даже пальто расстегнул…

«Мне бы очень-очень-очень хотелось, Валечка, чтобы ты пришел…»

Эх, Валька, Валька! Очень-очень-очень далеко тебе до милой, хорошенькой, замечательной Литочки-снегурочки…

* * *

В субботу вечером Пустовойтовы отправились на свадьбу. Свадьбу справляли у невесты.

Дома остались лишь Валька, Димка и Василек.

Димка, обиженный тем, что его на свадьбу не взяли, улегся с восьми часов спать, а Валька убаюкивала Василька. В кухню из квартиры Пустовойтовых доносилось: «Я кому говорю, спи. Спи! А то выпорю!»

Валентина Васильевна воспользовалась удобным случаем (в кухне никто не топчется, места много), затеяла стирку.

Валя сновал взад и вперед по кухне и время от времени тревожно заглядывал в корыто.

У Клюева решили собраться к десяти часам, сейчас уже девятый час, а стирка в самом разгаре.

– Мам! Ты посмотри-ка, как поздно уже. Ты бы поскорее. Через Волгу-то страшно идти будет.

– А я не боюсь.

– И метель вроде поднимается. Снег-то какой идет… И что это ты в праздник затеяла!.. Мам, ты бы кончила, а?

– Ну, скоро ты от меня отвяжешься или нет? – не вытерпела, наконец, Валентина Васильевна.

Валя решился на последний шаг:

– Мам! Ты иди. А я достираю…

Белье мать достирала сама. Ушла она, когда часы показывали без четверти десять.

Как только за ней закрылась дверь, Валя заметался, как угорелый, от зеркала к умывальнику, от умывальника к утюгу.

Провел утюгом по штанине – и блестящая полоса. Провел еще раз утюгом – и еще полоса! Черт с ними, придется надевать неглаженые.

Уходя, он, на свою беду, сильнее, чем следовало, хлопнул в кухне дверью.

В кухню высунулась Валька. Высунулась и вопросительно уставилась на него. Валя со смущенным видом застегнул пальто, покашлял в кулак.

– Я к бабушке. В Ершовку.

– А с матерью что же вместе не пошел? – удивилась Валька.

– Да я только сейчас надумал. Бабушка обижается – давно у нее не был. Я сегодня вернусь, часиков в двенадцать. Дойду и сейчас же обратно.

– Ты бы ключ взял. Я спать буду, а наши не вернутся еще, небось. Назвонишься у дверей. Я крепко сплю.

Валя взял у Вальки ключ, зачем-то сказал «до свидания» и ушел.

…А минут через десять вернулась вся засыпанная с ног до головы снегом Валентина Васильевна.

– Метель, – сказала она, развязывая платок, с которого посыпались толстые снежные пластинки. – Метель поднялась. В городе-то еще ничего, а на Волге, как в степи. С ног валит. Вот вернулась…

– Батюшки! – всплеснула Валька руками. – А Валя-то следом за вами пошел!

– Как следом? Куда?

– Да в Ершовку же!

– Зачем в Ершовку? Ты что-то путаешь! Он туда и не собирался!

– Честное слово, пошел! Сам мне сказал: бабушка обижается, давно у нее не был. Вот он и надумал.

– Вот наказание! Ведь не дойдет же!.. Заметет по дороге! И давно ушел?

– Да вот сию-сию минуточку! Ну, минут десять назад. Я за это время только Василька в кровать с дивана переложила да в комнате прибрала немножко…

Валентина Васильевна торопливо завязала платок.

– Слава богу, далеко еще не успел уйти. Побегу догонять.

– Вы ж замерзли! Нос-то совсем синий! И платок-то, смотрите, мокрый весь… Уж лучше давайте я догоню… Я бегом!

И Валька, не дожидаясь ответа, рванулась к вешалке, натянула на себя тулупчик, шапку. Валентина Васильевна только и успела сказать:

– Ты б валенки мои надела!

Валька уже с лестницы крикнула:

– Да они велики, небось! Пятки на чулках продеру…

Валентина Васильевна, закрыв за Валькой дверь, увидела стоявшего в коридоре в одной рубашонке Василька.

– А где Валька? – спросил он.

– А ты почему не спишь?

Валентина Васильевна подхватила Василька на руки, унесла в комнату и, пристроившись вместе с ним на диване, стала тихонько напевать:

 
Ходит дрема
Возле дома,
Бродит сон
У окон…
 

Василек сердито запыхтел и недовольно сказал:

– Я на этом диване сегодня уже один раз укачивался.

Подумал-подумал и стал шепотком подпевать.

Валентина Васильевна засмеялась, покрепче прижала к себе Василька. Он засопел, уткнувшись ей в плечо, и Валентине Васильевне вдруг вспомнилось очень далекое и очень тревожное.

Вспомнилось, как бежала она по страшной затемненной улице, а где-то невдалеке рвались бомбы, и по железным крышам прыгали осколки…

Господи, как хорошо-то, что ничего этого больше нет…

Валентина Васильевна прижалась намерзшейся на холоде щекой к Василькову лбу и незаметно для себя задремала.

«Хо-дит дре-ма воз-ле до-ма, бро-дит сон у окон», – напевал кто-то рядом тихонечко-тихонечко.

Метель

Когда Валька выбежала на улицу и огляделась по сторонам, она только плечами пожала – какая же это метель!

Просто падает обыкновенный снег.

Только уж очень густо падает. Перед глазами словно занавес.

Падает, падает сверху этот занавес и все никак не может упасть, даже голова от него кружится. Так и хочется раздвинуть его руками. Как бы Валю не проглядеть…

А может, и проглядела уже?.. Ведь минут десять уже бежит вниз по взвозу, а Вали-то и нет.

Валька остановилась и громко позвала:

– Ва-а-ля!

Позвала еще раз, подождала. Махнула рукой и снова побежала вниз, к берегу.

На берегу ее встретил ветер, с такой силой хлестнул по лицу снежной плеткой, что Валька чуть не задохнулась.

Она остановилась, повернулась спиной к ветру и снова позвала:

– Валя!

Снова никто не ответил.

Где же тут дорога-то через Волгу?

Кажется, она начинается у старой билетной кассы, что всю зиму стоит заколоченная. Где же эта касса? Разве разглядишь? В городе-то хоть фонари светятся, а здесь совсем темно, и снег вдобавок по глазам хлещет…

Ага! Вот она, касса! Валька нащупала руками деревянную стенку и угол какой-то будочки. Значит, теперь прямо по льду.

Только скорее, скорее, а то этот глупый Валя уйдет еще дальше…

Валька ступила на лед.

Лед прятался под толстым слоем снега, в котором ноги тонули выше щиколоток.

«Глупая, глупая, – отругала себя Валька, – не догадалась взять лыжи!»

Но, кто же знал, что Валя за какие-нибудь десять-пятнадцать минут уйдет так далеко!..

Снег так сильно бил в лицо, что щеки и лоб одеревенели…

Идти было так трудно, что хотелось плакать. Но Валька только всхлипывала иногда и все бежала, бежала…

Несколько раз принималась звать Валю, но ветер относил ее зов назад, забивался в рот и начинал душить.

Потом он налетел с такой силой, что Валька не выдержала: села в снег и прикрыла лицо руками.

«Господи, – ужаснулась она, – а ведь Валя где-то тут недалеко… И в одних ботиночках пошел… И шарфа, кажется, не надел…»

Она вскочила и снова побежала вперед.

Ветер теперь почему-то дул не прямо в лицо, а в левую щеку и в висок.

Значит, Валька повернула вправо и идет не в ту сторону, куда нужно…

Валька снова повернулась лицом к ветру и снова пошла…

Лишь бы только не поморозиться! Пальцы на ногах уже вроде неметь начинают…

Вдруг она споткнулась о что-то и упала.

Она сняла варежку, ощупала это «что-то».

Пень! Из-под снега торчал пень!.. А рядом торчат какие-то прутики – куст! Откуда он мог взяться? Почти на середине Волги?

Куда же это она забрела?..

Валька огляделась по сторонам, ничего, кроме снежного занавеса, не увидела и еще раз жалобно позвала:

– Валя!..

«Ангел летел над кроваткой…»

Кроме Вали, Литы и Клюева, на вечеринке были еще трое: незнакомый паренек с пышно взбитым чубом, девочка со светленькими косичками, подвязанными к затылку двумя толстыми петельками, и Марка.

Выяснилось, что на настоящей вечеринке все в первый раз. А настоящей эта вечеринка считалась потому, что в центре внимания были танцы, модные пластинки и стоящая на столе бутылка вина. Впрочем, к бутылке никто не прикасался: не решались. Но бутылку со стола не убирали: какая же это вечеринка без, вина!..

Литочка была в пестром летнем платье с короткими рукавчиками. Она без конца смеялась, щурила глаза, и завиточков на голове у нее сегодня было вдвое больше, чем обычно.

«Самая настоящая вечеринка» Вале не понравилась.

Он сидел в уголке, смотрел на танцующих и невольно представлял себе, что было бы, если бы на эту вечеринку явилась вдруг Валька…

Паренька с пышно взбитым чубом она, пожалуй, причесала бы. А Литочке сказала бы что-нибудь такое, от чего все бы засмеялись. Кроме Литочки, конечно.

А Славку Клюева дернула бы за ухо. Как вчера Вовку, когда он полез ложкой в кастрюлю с компотом… Непременно бы дернула!

Валя засмеялся – в первый раз за этот вечер ему стало весело.

В комнате было тесно. Вале то и дело наступали на ноги. Он встал и вышел в кухню.

В кухне присел на сундук. Сейчас же к нему на колени прыгнула пушистая толстая кошка и замурлыкала ласково, по-домашнему.

Скорее бы домой! Поздно уже. Около двенадцати, наверно. Спать хочется.

– Валечка!

Валя вскинул голову. Возле сундука, прижимая к груди тетрадь в розовой обложке, стояла Лита.

– Валечка, – сказала Лита и положила ему на колени розовую тетрадку, – напиши мне сюда что-нибудь.

На розовой обложке стояла разноцветная надпись: «Альбом».

На первой страничке среди кружочков, завиточков и крендельков было выписано крупными каракульками:

 
Ангел летел над кроваткой,
Лита в то время спала.
Ангел сказал ей три слова:
«Лита, голубка моя».
 

Внизу стояла подпись: «Твоя Марочка».

Лита быстро перелистала исписанные листочки, нашла чистую страничку и сунула Вале в руку красный карандаш.

– Вот тут напиши.

– А что писать?

Лита словно только и ждала этого вопроса, быстро выдернула из кармашка листок бумаги, свернутый в крошечную трубочку.

– Вот это.

Валя развернул листок. Там было написано стихотворение. Говорилось в нем о цветах, о каких-то елках и немножко о любви.

Валя переписал стихотворение на чистую страничку, расписался и даже пририсовал сбоку цветочек, похожий на подсолнух.

Когда он кончил, Лита почти вырвала у него из рук альбом и убежала.

Немного погодя к Вале подошел Славка.

– Слушай, а ведь Литка твоя сейчас там вовсю хвастается.

– Чем хвастается?

– А вот тем, что ты ей в альбом написал. Все хохочут. Ты это зря. Она ж всем разболтает. Вот увидишь, в понедельник вся школа знать будет.

– А что я написал? – испугался Валя. – Там ничего такого особенного нет. Там что-то про елки написано… Я читал.

Славка хохотнул.

– Смотря как читать! Можно слева направо, а можно и наоборот. А можно и сверху вниз. А ты, небось, и не догадался?

Валя пошарил вокруг себя – вот он, листок, который ему дала Лита. Он торопливо прочел стихотворение с начала до конца:

 
Любовь нам для счастья дана.
Юность – что вешние воды.
Быстро промчится она,
Лови же счастливые годы,
Юное счастье лови.
 
 
Томный цветок – отцветает,
Ель молодая – растет.
Быстро и счастье увянет.
Ясная юность – пройдет.
 

Попробовал прочесть первую строку справа налево, получилась белиберда.

Прочел все первые заглавные буквы сверху вниз и позеленел…

А внизу, под этим дурацким стихотворением, красовалась четко выписанная Валина подпись.

Валя задрожал от такой несправедливости, мерзости, подлости. Он подбирал слово похлеще, но похлеще слов в его лексиконе не находилось, и он все повторял: «Мерзость, мерзость, подлость!»

…Литочка сидела возле паренька с пышно взбитым чубом, а вспотевший от усердия паренек старательно выписывал что-то в Литочкиной розовой тетрадке.

Валя выхватил тетрадку у него из рук, лихорадочно перелистал страницы и вырвал лист, на котором его рукой было написано: «Люблю тебя».

Литочка налилась красным соком, как помидор, и наскочила на Валю.

– Дурак! Не дам! Мой альбом!

Когда-то Вале казалось, что если Литочка посмотрит на него не прищурившись, а так, как смотрят все люди, то по его лицу забегают солнечные зайчики.

Сейчас Лита смотрела на Валю во все глаза, но солнечных зайчиков не было. Литочкины глаза были похожи на двух колючих холодных жучков.

– Я скажу… Тебя изобьют, – кричала Лита. – Выследят и изобьют… У меня друзья!

Она обернулась к Клюеву. Клюев развел руками: «Я тут совершенно ни при чем».

Валя в кухне кое-как натянул на себя пальто и ушел.

На улице падал снег. Густой, тяжелый. В двух шагах ничего не видно. Валя брел к своему дому наугад.

Вот, кажется, он и добрался. Тяжелая дверь, впуская его в дом, сердито скрипнула. Валя поставил ногу на первую ступеньку и остановился: по лестнице к нему навстречу бежала мать…

Беда

Валентина Васильевна проснулась оттого, что перестала вдруг ощущать возле себя маленькое теплое тельце. Она вздрогнула и открыла глаза.

Василек сидел на другом конце дивана и смотрел на нее.

– Василек, куда же ты от меня улез?

– А где Валька? – враждебно спросил Василек.

– Валька?..

Валентина Васильевна встрепенулась, взглянула на будильник, стоящий на тумбочке. Стрелки показывали пять минут второго.

Она не поверила своим глазам, поднесла будильник к уху. Идет! Торопливо рванув рукав платья, посмотрела на ручные часики… Пять минут второго ночи! Да что же это такое?

– А где Валька? – снова спросил Василек.

Валентина Васильевна прижала задрожавшие пальцы к вискам, вскочила, стремительно пробежала через коридор и кухню, распахнула дверь в свою комнату, включила свет.

В комнате никого не было.

– Валя! – позвала Валентина Васильевна. – Валя!

Ей никто не ответил.

Через кухню протопал босыми ногами Василек, остановился на пороге комнаты, глядя на Валентину Васильевну перепуганными, готовыми к слезам глазами.

С Валей случилось несчастье!.. Попал под машину!.. Зарезало трамваем!.. А Валька боится сказать ей об этом и не идет домой…

Нужно куда-то бежать… Куда-нибудь… К людям… Звать на помощь…

– Василек, – не слыша своего голоса, крикнула Валентина Васильевна. – Ступай к себе, я вернусь…

Она не бежала по лестнице, а летела.

Одна лестничная площадка. Другая… Мешают высокие каблуки. Валентина Васильевна сбросила на ходу туфли.

Еще одна площадка, еще одна. Кажется, последняя…

Навстречу ей по лестнице поднимался Валя.

…Валя, увидев мать, замер и ухватился руками за перила.

– Разве ты?.. – пробормотал он и замолчал.

Мать была в одном платье, без пальто, даже платка на голову не накинула, и в одних чулках.

– Мамочка… честное слово, я не виноват… Меня пригласили… Я бы не пошел… Мне эта вечеринка, ни капельки не понравилась… Честное слово, ни капельки…

– Где Валька?

– Валька? Я не знаю.

– Уходи вон, – сказала мать не своим, чужим голосом.

– Что? – не поверил Валя.

Мать протянула руку, отстранила сына с дороги и торопливо пошла вниз, к двери.

– Мама! Куда ты? Босиком…

Он выскочил на улицу следом за ней.

Мать стояла в будке телефона-автомата у подъезда и торопливо набирала номер.

«Ноль два! – ужаснулся Валя. – Милиция!»

Разве он что-нибудь сделал ужасное? Разве он бил кого-нибудь? Хулиганил?..

Мать что-то быстро-быстро говорила в трубку.

Потом она открыла застекленную дверь будки и крикнула:

– Принеси мне пальто и на ноги что-нибудь. Скорее!

Валя бросился домой.

На лестничной площадке между вторым и третьим этажом подобрал мамины туфли со стоптанными каблуками…

В коридоре громко плакал Василек.

– Не реви! – на ходу бросил ему Валя. – И без тебя тошно!

Когда он вернулся к телефонной будке, мать, торопясь, вырвала у него из рук свое пальто и ботики, торопливо оделась и, крикнув на ходу «ступай домой, смотри за ребенком», побежала куда-то по темной улице.

– Куда ты? – слабо крикнул ей вдогонку Валя.

Мать не обернулась. Валя беспомощно огляделся по сторонам.

«Что-то случилось. И он, Валя, к этому причастен… Мать велела смотреть за каким-то ребенком… Ах, да! За Васильком!»

Валя поднялся наверх, попробовал чего-нибудь добиться от Василька, но Василек смотрел на него злыми глазами и молчал, вытирая со щек слезы.

Валя растолкал спящего Димку. Димка ничего не понял, перевернулся на другой бок и снова уснул.

Валя, не раздеваясь, прошел в кухню, опустился на стул и уставился на темное окно.

Сидел так он недолго, пришел Вовка.

Валя бросился к нему навстречу, в коридоре начал было спрашивать:

– Ты не знаешь, что…

Вовка, не говоря ни слова, отпихнул его в сторону локтем так, что Валя ударился спиной о стенку, прошел в угол, где стояли новенькие Валины лыжи, расшвырял в стороны стоявшие там тазы и лоханки, которые отчаянно загромыхали, взял лыжи и ушел, оставив дверь на лестничную площадку распахнутой настежь.

Валя постоял немного у двери на сквозняке.

Дом стоял, погруженный в темноту, даже на лестничных площадках уже погасили неяркие лампочки. Распахнутая в темноту дверь была похожа на вход в черную пещеру.

Вале стало не по себе, он захлопнул дверь. Заглянул к Пустовойтовым.

Василек сидел в уголке дивана, подперев ладошкой щеку. Валя присел рядом, но Василек совсем по-вовкиному отпихнул его локтем. Валя отодвинулся в другой угол дивана…

Густая темнота за оконными стеклами стала постепенно светлеть.

Когда рассвело, пришла мать.

Пришла она уставшая, бледная, вокруг глаз синие круги.

Развязывая платок, глухо, в воротник пальто сказала:

– Нашли…

* * *

После метели вдруг к концу первой половины дня заявила о себе весна.

Заявила робко, жалась пока поближе к теплу – к крылечкам, над которыми задымился жиденький влажный пар, и к железным крышам, с которых потихоньку начали сползать холодные капельки.

Сначала они полегоньку зашлепали по выросшим за ночь сугробам, потом забарабанили сильнее.

Но сугробы все еще стояли неприступные, крепкие, и ледяные папоротники на оконных стеклах таять пока не собирались.

И Валя, бродя по улочкам и крошечным площадям тихого больничного городка, напрасно пытался разглядеть сквозь заросли этих папоротников, что делается в больничных палатах.

Сюда, в больничный городок на окраине города, куда привезли Вальку, Валя приехал, как только узнал, что вчера произошло.

Он не знал, в какой палате находится Валька, не знал даже, в какой из этих белых больничных корпусов ее привезли.

Он бродил по улочкам больничного городка, заглядывал в окна и боялся спросить о ней у какой-нибудь из аккуратных строгих медсестер, появлявшихся иногда на больничных чистеньких улицах.

Если он заговорит с ними о Вальке, то они непременно будут расспрашивать его о том, кем он приходится Вальке, и уж обязательно догадаются, что он – тот самый человек, из-за которого Валька сюда попала…

Валя ни минуты не сомневался в том, что сегодня в этом больничном чистеньком городке все говорят и думают лишь о девочке, которую сегодня ночью нашли на Зеленом острове и привезли к ним сюда с отмороженными ногами…

И эти двое в белых халатах, что разговаривают сейчас вон за той стеклянной дверью, непременно говорят о ней!

Валя тихонечко приоткрыл тяжелую дверь с десятком граненых квадратиков на створках и, затаив дыхание, прислушался.

Высокий полный старик говорил светловолосой девушке в белом халатике:

– Придется все-таки ампутировать…

У Вали перед глазами вспыхнули черные искры.

Он выпустил дверную ручку, дверь захлопнулась с грохотом, заглушив отчаянный Валин крик:

– Не надо!

* * *

…Валя шагал вдоль трамвайной линии, глядя себе под ноги.

Кажется, домой можно было доехать на трамвае. Да, сюда, в больничный городок, он ехал на трамвае через весь город. Кажется, это очень далеко…

Но не все ли равно ему теперь – пешком или на трамвае, далеко или близко…

Вот лечь сейчас на рельсы, чтобы ему отрезало ноги. Может, Вальке тогда легче будет, если за компанию…

Ведь не побоялась же Валька прыгнуть следом за ним в овраг. Просто так… Чтобы Вале было не так страшно.

Дома Валентина Васильевна, увидев его, поднесла руки к сердцу и коротко вздохнула. Как гора с плеч свалилась! Вернулся! Изнервничалась совсем, хотела уже бежать разыскивать.

А тут еще у Пустовойтовых дома настоящее столпотворение. Евдокия Андреевна с утра в больнице, у дочери, а Сергей Иванович бушует…

Сергей Иванович стоял на середине кухни с толстым ремнем в руке, а у плиты Вовка, жалко пригнув плечи, чистил картошку. Димка с веником в руках метался по коридору – сметал паутину.

Даже Василек, которого отец сегодня в первый раз за четыре года назвал не Васильком, а просто Васькой, деловито пыхтя, ползал под стульями и столиками – собирал в кучку свои разбросанные игрушки.

Валя прошел мимо Сергея Ивановича, невольно втянув голову в плечи: вдруг ударит.

Но Сергей Иванович лишь посмотрел на него.

Лучше бы уж ударил.

Евдокия Андреевна пришла к вечеру. Она остановилась на пороге и сказала тихо:

– Говорят, отлечат…

Опустилась на стул и всхлипнула.