Текст книги "Девочка из легенды"

Автор книги: Галина Ширяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Последнее лето

На окнах новые занавески. На подоконниках расставлены букеты цветов, а в коридоре на полу улеглись ковровые дорожки и яркие солнечные квадраты.

У десятиклассников сегодня выпускной вечер.

Но это Светланы совершенно не касается. Пока.

За распахнутым окном стоит тишина. У молоденькой листвы в школьном саду еще не хватает сил шелестеть по-летнему. Лето в этом году запоздало.

Пускай. Пусть оно не очень спешит, это последнее школьное лето…

У дверей библиотеки, на четвертом этаже, Светлана увидела Клашу Матвееву. Клаша стояла, держа под мышкой толстую книгу, и смотрела на Светлану исподлобья.

– Клашка, ты зачем в школе?

– Книгу вот принесла сдать, – нехотя ответила Клаша, – да библиотека закрыта.

– Так иди домой. Потом придешь, сдашь.

Клаша прислонилась спиной к стенке и сказала:

– Нет уж, я дождусь.

Светлана сунула ей в лицо красную гвоздику.

– Вот. Выпала из букета. Стебелек отломился. Пахнет?

– Нет, – мотнула Клаша головой. – Не пахнет. Светлана вздохнула и пристроила гвоздичку в волосах над ухом.

– А я цветы десятому «Б» относила. Они еще вчера заказывали. Для учителей. Я в каждый букет побольше цветов насовала. А мама увидела, все букеты растребушила и по-своему сама их уложила. Обидно! Ведь для наших же учителей!

– А ты бы с ней поругалась.

– А я не ругаюсь с мамой.

– Зря.

– Почему ты не любишь мою маму, Клашка?..

Клашка презрительно дернула плечом.

– Вредная ты, Клашка, – сказала Светлана. – Не хочу с тобой больше разговаривать.

Она круто повернулась и пошла по коридору к двери, не оглядываясь на Клашу.

Разговоры с Клашей кончались почти всегда одинаково…

– Клашка противная! – сказала Светлана матери, вернувшись домой. – Я сейчас с ней опять поругалась.

Мать оторвалась от работы.

– Помнишь, Света, в четвертом классе я просила учительницу рассадить вас по разным нартам? Почему же вы потом опять сели вместе?

– Не знаю, – пожала плечами Светлана. – Привыкли как-то.

– Кушай пирог, Светик. Еще не остыл, теплый.

– Уже спекла? Когда же ты успела?

– Успела. Я и насчет дачи сегодня уже успела договориться. Недалеко от Гурзуфа. Хозяйка здешняя. Тетя Мария ее хорошо знает. У тебя будет отдельная комната. Отдохнешь по-настоящему.

– А ты?

– У меня же работа. Я уж как-нибудь потом.

Мать поступила работать надомницей в какую-то артель. Шьет что-то странное, непонятное, черного цвета. Платья не платья, халаты не халаты. «Это такие спецовки», – пояснила Светлане мать.

– Знаешь, мама, а Клашка едет в пионерский лагерь. На месяц. Работать вожатой. Говорит, что будут платить настоящую зарплату.

– Ну и пускай едет.

– А если мне тоже туда?

– Ну вот! Выдумала! В последнее-то лето! Хватит того, что месяц на заводе моталась. Десятый класс на носу, а она: «Вожатой поеду!» Придумала!

– Не еду, не еду, не еду! Где пирог?

– В кухне. На подоконнике, под платком.

Светлана прошла в кухню.

Здесь на столе лежал огромный букет белых роз.

– Мама! – позвала Светлана. – Мама!

Мать сейчас же появилась на пороге кухни.

– Ну зачем ты прибежала? Зачем прибежала? – заворчала Светлана. – Могла бы ведь и оттуда ответить, ведь правда? Я просто хотела спросить, кто это такой большой букет заказал? Наверно, певец какой-нибудь на гастроли приехал, да? Или свадьба?

Мать покачала головой.

– Нет. Это я для тети Марии приготовила. Сейчас отнесу. Боюсь, осыпаться начнут.

– Давай я отнесу, – предложила Светлана.

– Ты уж отдыхай. Я сама.

– Вот еще! Должна я тебе в конце концов помогать или нет? Ведь должна, да?

Светлана завернула букет в чистый лист бумаги и вышла на улицу.

Улица глухая, окраинная. Здесь не шумят трамваи и автомашины. И большой завод с гулкими цехами, куда собирается идти работать после школы Клаша Матвеева, далеко отсюда. На другом конце города…

Тетя Мария жила в собственном деревянном домике. Домик стоял в Глебовом овраге. Это была отмирающая часть города: новых домов здесь не строили, а старые сносили.

Когда зимой над городом бушевали метели, здесь, в овраге, было тихо. И летом сухие ветры проносились над городом, не заглядывая в овраг.

Зато весной, когда начинал таять снег, весенний поток стремительно несся по дну оврага, грозя затопить отжившие свой век домишки.

Глебов овраг отсекал от города кусок окраины вместе со школой, аптекой, больницей и старинной белой церковью под зеленым куполом.

Церковь и школа стояли на одной площади.

Зимним утром по свежему снегу через площадь к дверям школы протаптывались три дороги: со стороны Соколовой горы, из Затона и от трамвайной остановки.

К церкви по утрам тоже протаптывались дороги. Их было тоже три. И вели они из тех же самых краев – со стороны Соколовой горы, из Затона и от трамвайной остановки.

Но они были такие узенькие и незаметные, что Светлана никогда не обращала на них внимания. И никогда не придавала значения тому, что по одной из этих дорог-тропинок ходит в церковь тетя Мария, двоюродная сестра матери. Ведь, если уж строго разобраться, тетя Мария не такая уж и молодая. А старушки часто ходят в церковь.

Отец не любил тетю Марию. Светлана это хорошо помнит. Но отца давно нет…

Дверь Светлане открыли не сразу, пришлось долго стучать.

Наконец, из коридора звонкий голос крикнул:

– Валяй! Топай!

Дверь распахнулась. Светлана заглянула в коридор.

Незнакомая девушка лет шестнадцати мыла в коридоре полы.

– Чего тебе? – спросила она Светлану, подняв к ней лицо с курносым носиком-пипочкой.

– Я к Марии Васильевне.

– Ее дома нет.

– А вы кто?

– Да ты проходи.

Девушка распахнула перед Светланой дверь в прихожую.

– Топай! Только ноги вытирай на всех инстанциях!

Светлана послушно вытерла ноги «на всех инстанциях» – сначала на крыльце, потом в коридоре, потом на пороге прихожей.

– Я ихняя домработница, – объяснила Светлане девушка, – Ленка. Меня маманька сюда устроила. По знакомству. Место, говорит, выгодное. Она у меня в церкви свечками торгует. Для Николая Угодника. Возле церкви, знаешь, как кормиться можно!

– Не знаю, – холодно ответила ей Светлана. – Я к вам только на минутку. Вот цветы оставить.

Ленка взяла букет, развернула бумагу, понюхала цветы.

– Красота! От верующего, небось, какого-нибудь?

– Почему от верующего? Совсем не от верующего! Это моя мама прислала. Она сестра Марии Васильевны, а не верующая…

– А-а! – удивленно протянула Ленка. – Значит, это ты и есть Светик-семицветик, да? Ладно. Я сейчас твои цветы в воду поставлю.

Она протопала босыми ногами в кухню.

– И не стыдно вам вот так… кормиться возле церкви? – презрительно спросила Светлана.

Ленка из кухни ответила:

– Так это же маманька у меня возле церкви кормится. А я-то что? Я работаю. Вот видишь, полы везде помыла. А сейчас на базар побегу.

– Неужели вы никакой другой работы, получше, найти не могли?

– А я отсюда скоро уйду, – ответила Ленка. – Махну куда-нибудь. На стройку, что ли. Уйду искажу: «Черт с вами со всеми!»

Она громко рассмеялась и, вернувшись в прихожую, добавила:

– Люблю вот так ругаться – чертей поминать. Наша Мария Васильевна непременно скажет: «Не говори так – черт с ними, говори – бог с ними».

– Да?..

– А я уйду обязательно. Вот до осени потерплю как-нибудь, а там уйду. Работать пойду. А может, и учиться. А то маманька мне с первого класса твердила: «В школу не ходи, учителей не слушай, они антихристы, в кино не ходи, там черти прыгают…» В общем, зарабатывай себе царство небесное! Осенью уйду. Вот только паспорт получу. Мне осенью шестнадцать лет исполнится. Сама себе хозяйка.

– Осенью? А мне шестнадцать лет исполнится раньше! В этом месяце, – похвасталась Светлана.

– Знаю, – сказала Ленка и посмотрела на Светлану уже почему-то не очень дружелюбно. – Подарок они тебе готовят. Все совещаются, что купить… А твою маманьку я хорошо знаю.

Вернувшись домой, Светлана отрезала себе кусок пирога и вышла в сад. Сад большой. Летом и весной здесь цветут цветы – тюльпаны, флоксы, цинии, даже розы. Мать продает их. Большой букет – два рубля, поменьше – рубль пятьдесят.

В дальнем углу, возле самого забора, каждое лето поспевал паслен. Его никогда никто не собирал, и маленькие круглые ягоды, перезрев, осыпались на землю.

Однажды, очень давно, соседка Клаша, ровесница Светланы, перебралась через забор в сад и нарвала ягод – все равно пропадают.

Ее поймала Светланина мать и долго ласково разъясняла, что воровать нехорошо. Толстенькая светловолосая Клаша стояла, опустив голову, смотрела на зажатую в руке коробочку из-под сапожного крема, где лежали маленькие черные ягоды, и тихонько всхлипывала.

Мать погладила ее по голове, взяла за руку и вывела на улицу за ворота.

Клаша, не выпуская из рук коробочку с ягодами, всхлипывая, пошла к своей калитке. Светлана догнала ее и сказала:

– Не плачь. У меня мама хорошая.

Клаша посмотрела на Светлану и одну за другой высыпала все ягоды из коробочки на дорогу, в пыль: «на, ешь».

– Ты дура! – крикнула Светлана.

Клаша в ответ показала ей маленький крепкий кулачок.

В тот год осенью они вместе пошли в первый класс, и их посадили за одну парту. На перемене, отправляясь на прогулку, первоклассники построились парами. Светлана взяла Клашу за руку, но крепенький Клашин кулачок в ладошку не разжался.

Они так и остались сидеть за одной партой, но не подружились. С первого класса враждовали и обидно дразнили друг друга.

На днях Клаша едет работать вожатой в пионерский лагерь. Чтобы помочь семье. Странно. Неужели им не хватает денег? Вот у Светланы нет отца, а живется им с матерью совсем нетрудно. Светлана вот даже в Крым отдыхать едет. Да и вообще Светлане везет в жизни во всех отношениях. А Клашке даже хозяйством приходится заниматься!

Вот и сейчас, небось, если вернулась из школы, то или полы моет, или белье стирает, или еще чем-нибудь неприятным занимается.

Светлана доела пирог и заглянула в одну из щелок в заборе. В щелку был виден кусок Клашиного двора.

Так и есть! Клаша во дворе выбивает палкой пыль из ковра. От работы Клаша разрумянилась, волосы растрепались. Одна прядь упала на щеку. Клаша откинула ее на лоб и сердито прихлопнула ладонью – знай свое место!

– Клашка! – позвала Светлана.

– Чего тебе? – не отрываясь от работы, откликнулась Клаша.

– Книгу-то сдала?

– Сдала.

– Открылась библиотека?

– Открылась.

– Знаешь, Клашка, а ты вдруг малость посимпатичней стала. Наверно, это оттого, что ты сейчас растрепанная.

– Умнее ничего сказать не могла?

– А я в Крым еду! – объявила Светлана. – Через две недели. А то и раньше. Еще подумаю, когда. Может, тебе оттуда чего привезти надо?

– Привези.

– Чего?

– Медузу.

– Медузу?..

– Да. Только самую толстую.

– А зачем она тебе?

– Отвяжись ты, Светка, от меня с твоими медузами! Не видишь: дело делаю! Не нужно мне твоих медуз. Поезжай себе, отдыхай на здоровье. Поправляйся. Толстей. Поезжай, поезжай.

– Я завтра еду. И приеду, когда захочу!

– Хоть сегодня поезжай. Мне-то что!

– Вот и поеду сегодня! Вот уложусь и поеду!

– Ты давай, Светка, от забора отлепись. А то я сейчас двор из шланга поливать буду. Могу тебе душ холодный нечаянно устроить.

– А ты перестань свое барахло возле нашего забора трясти. Пыль прямо на цветы летит.

– Ничего с вашими цветами не стрясется.

– Вредная ты, Клашка! Не хочу с тобой больше разговаривать!

Светлана стукнула на прощанье кулаком по забору и отошла. Вернувшись в дом, она громко объявила:

– Еду сегодня! Еду! Еду! Сейчас сбегаю на вокзал, узнаю насчет поезда, уложусь, и все! Ты, пожалуйста, меня, мама, не разубеждай. Уже решила! Вот беру чемодан и укладываюсь! Видишь?

Мать развела руками.

– Ведь не уложено ничего! И платки носовые не выстираны, и сорочки. А день рождения-то как же? Ведь мы же хотели сначала твой день рождения отметить и паспорт оформить… А теперь как же?.. Да и с Виктором-то на коней месяца договорились.

Светлана удивленно посмотрела на мать.

– Что это еще за Виктор?

– Виктор? – мать почему-то смутилась. – Виктор – это сын хозяйки дачи. Он на днях тоже на дачу едет. Я договорилась с его матерью, вы поедете вместе. Вдвоем-то веселее. Он очень воспитанный, приличный. Да помнишь, зимой мы видели его у тети Марии. Тебя с ним познакомили. Помнишь? Он еще сказал тебе, что давно хотел с тобой познакомиться.

– Тот самый? С сосульками вместо глаз? Зря договаривалась! Без провожатых обойдусь. Что я, маленькая, что ли? Шестнадцать лет скоро.

Светлана вытянула из-под кровати чемодан, швырнула в него платье, шерстяную кофточку.

– Так я еду, мама!

Мать в сердцах махнула рукой.

– Поезжай!

– Я так и знала, что ты согласишься!

– Ну еще бы! Разве тебе в чем-нибудь откажешь! Ты ж упрямая, вся в отца!

– Не вспоминай отца, – попросила Светлана. – Не хочу, чтобы ты сердилась. Ты всегда, когда его вспоминаешь, сердишься… Он сделал что-нибудь плохое, да?

– Оставим этот разговор! – раздраженно сказала мать.

– Хорошо. Оставим.

Светлана снова склонилась над чемоданом. Отец, конечно, ничего плохого не сделал, но мать все равно на него сердится.

* * *

Кончился ливень, и сразу все стало ярким: и небо, и море, и кустики самшита у веранды. Только земля потемнела, и светлая галька на дорожке, ведущей к даче, стала черной.

– Светлана!

Это позвал Виктор. Светлана не обернулась. Она смотрела на море. Море было голубее неба, красивое-красивое. Смотреть на море было приятнее, чем на Виктора.

– Я еще неделю назад просила тебя показать мне грот Пушкина. Ты трусишь, да? Ты трус, да?

Виктор за ее спиной тихонько покашлял. Голос у него был хрипловатый, и он часто покашливал, словно хотел откашляться.

– Наша лодка очень старенькая, – произнес он тихо, – а я не умею плавать. Если что случится, то мы оба утонем.

– Я не утону, – сказала Светлана. – Ты как хочешь, а я не утону.

Она обернулась и посмотрела на Виктора. Виктор все время ходил в темном костюме и в серой крапчатой кепке. И сегодня он был в черном костюме и в кепке. Можно подумать, что это форменная одежда.

Глаза у Виктора были бесцветные. Они никогда почему-то не отражали ни моря, ни неба. В них все время Светлана видела лишь свое отражение. Может быть, потому, что он всегда смотрел на нее? А нос его напоминал вытянутый вперед указательный палец.

– Я поеду сегодня в грот, – сказала Светлана. – Я возьму лодку и буду грести сама. Если хочешь, можешь поехать со мной. Только имей в виду: если будем тонуть, я тебя спасать не буду…

В жизни бывают, конечно, разные встречи, но этот некрасивый, жалкий и вдобавок трусливый Виктор встретился ей совершенно напрасно.

Светлана, обдирая ладони и коленки о большие острые камни, разыскивала на морском берегу красивые перламутровые раковинки, а он говорил, что гораздо легче купить в Гурзуфе на лотке шкатулку, оклеенную такими же перламутровыми раковинками и отодрать их, если уж они очень понадобятся.

Светлана уходила за два километра от дачи, чтобы нарвать маков с прозрачными шелковыми лепестками, а он говорил, что за тридцать копеек может купить на рынке маков в два раза больше, чем она соберет.

Она хотела посмотреть Пушкинский грот, к которому можно было добраться только на лодке, а он боялся утонуть и приглашал Светлану посидеть на скамеечке возле дачи.

Кажется, он учился где-то. А может быть, и нет. Светлана его не спрашивала об этом…

– Я поеду в грот сейчас! – сказала Светлана. – Сию минуту!

Она сбежала по ступенькам с веранды и оглянулась на Виктора. Виктор торопливо шагал за ней. Светлана покачала головой – вот привязался!..

Лодка оказалась совсем старенькой, дряхлой. На дне плескалась вода.

Светлана прыгнула в лодку и с трудом опустила концы тяжелых весел в воду.

Потом она мельком глянула на Виктора. Может быть, все-таки струсит окончательно? Ведь она и в самом деле его спасать не собирается.

Виктор забрался в лодку и сел на скамью, положив на колени руки. Костяшки его пальцев были худые, длинные, и кисти рук поэтому напоминали лапки какого-то зверька.

Светлана взялась за весла.

Берег, к которому они плыли, был далеко. Аю-Даг, опустивший в море медвежью морду, казался отсюда, издалека, совсем маленьким. А две скалы, высунувшиеся из воды возле артековского берега, похожие друг на друга, как близнецы, напоминали крошечные камушки, что валяются на пляже.

Верхний слой воды был прозрачным и чистым. Если вглядеться хорошо, то можно увидеть, как проплывают под водой медузы, похожие на куски размокшей ваты.

– Как ловят медуз? – спросила Светлана.

– Зачем их ловить? – ответил Виктор. – Пусть плавают.

Грести было тяжело. Платье на спине намокло от пота и прилипло к телу.

– Отдохни, – посоветовал Виктор.

Светлана с силой ударила веслом по воде.

– Я слыхала, что в Черном море до сих пор встречаются мины. Мы можем подорваться.

– Может быть, – ответил Виктор. – Что же поделаешь.

И он снова замолчал.

– Говорят, один раз даже подорвались два артековских пионера. Купались в море и подорвались. Их похоронили в Артеке.

– Что ж поделаешь, – снова сказал Виктор и повыше поджал ноги.

– А какие они?

– Кто?

– Мины.

– Я не знаю.

– Мины круглые, – разъяснила ему Светлана. – С рогами. Вон там что-то похожее плывет. Тоже с рогами.

Виктор догадался, наверно, что над ним издеваются. Он покашлял и переменил тему разговора:

– Как плохо это устроено – нельзя попасть в грог сушей. Ведь все-таки это – историческая достопримечательность. Кстати, грот находится на территории Артека, а в Артек посторонних не пускают. Нас не будут ругать, если увидят?

– Обязательно будут! – с торжеством произнесла Светлана. – И правильно сделают! Очень даже правильно!..

Артековский пляж был пуст, и над огромным морем зелени от Аю-Дага до высокой скалы над морем, по темневшей от недавнего дождя, было совсем тихо.

– А где же грот? – спросил Виктор.

– Сейчас, – ответила Светлана и налегла на весла.

Лодка объехала скалы-близнецы, выступающие из воды крутыми островками, и очутилась у входа в каменную пещеру.

Светлана сложила весла и с силой оттолкнулась руками от большого серого камня у входа. Лодка плавно вошла в грот.

Здесь стоял полумрак. Потревоженная волна негромко плескалась о стены грота. На больших обтесанных водой камнях круглыми лепешками чернели мелкие раковины.

– Здесь Пушкин писал стихи, – тихо промолвила Светлана. – Это здесь он, наверно, написал стихотворение «Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной»…

– Брехня! – раздалось вдруг из глубины грота.

Светлана и Виктор разом вздрогнули и обернулись на голос.

На большом облепленном ракушками камне сидел мальчишка лет двенадцати. Он был в темных трусиках. Круглая голова с торчащими ушами острижена наголо.

– Брехня! – повторил еще раз мальчишка. – Про стихию Пушкин писал на Большой Султанке. Это скала такая. Над морем. Там стоит башня. А на башню ведет лестница.

– Что ты тут делаешь? – сердито спросила Светлана.

– Вдохновляюсь. Сегодня у нас закрытие лагеря, разъезжается по домам наша смена. Я хотел написать стихотворение. Прощальное.

– Написал?

– Так вы же помешали, успел только одну строчку придумать. «Стоит высокий Аю-Даг – мечты моей кумир». А потом я думал, что, может быть, здесь найду голубой камень.

– Голубой камень?

– Да.

– Разве бывают голубые камни?

– Должны быть.

– А зачем тебе голубой камень?

– Он приносит счастье. Есть такая легенда. Тут кругом легенды. Даже про лавровый лист есть легенда. На нашем пляже полно камней. Разных цветов. Черные, белые, серые, даже розовые попадаются. А голубых нет. Я думал, может, здесь, в гроте, найду. А здесь только ракушки. Ничего, я поныряю в море. Может, найду на дне возле берега… Слушайте-ка, если уж вы сюда приплыли, то довезите меня, пожалуйста, до нашего пляжа. Лодки тут часто появляются, никто и внимания не обратит, а если поплыву, то меня обязательно увидят, и мне попадет. У нас сейчас абсолют.

– А что это такое? – поинтересовалась Светлана.

– Абсолют-то? Абсолют – это, по-нашему, по-артековскому, мертвый час. Это значит, что все должны спать. Все абсолютно. А я сегодня не абсолютный.

И мальчишка без лишних разговоров полез в лодку.

Светлана взялась за весла. Мальчишка покосился на Виктора, подождал немного, потом, отстранив Светлану от весел, сказал:

– Давай я.

– А ты умеешь?

Мальчишка сплюнул за борт и налег на весла.

– А этот, – он кивнул на Виктора и понизил голос до шепота, – больной, что ли?

– Он не умеет! – громко сказала Светлана. – Он не умеет грести, не умеет плавать, не умеет нырять. Он ничего не умеет. Это чудо, а не человек!

– Чудо, – согласился мальчишка. – Самое настоящее чудо.

Он благополучно высадился на артековском пляже и, обращаясь к Светлане, сказал:

– У нас сегодня закрытие лагеря. Вечером будет Большой костер. Приходи посмотреть.

– А пустят? – спросила Светлана.

Мальчишка задумался на минутку.

– Я не знаю, пустят ли тебя на Костровую площадку, – сказал он, наконец. – Но через Суук-Су тебя ни за что не пропустят. Там девчонки. Вредные. Придется идти через Мертвую долину.

– Я не боюсь идти через Мертвую долину, – сказала Светлана.

– Там могут быть змеи, – вставил словечко Виктор.

– Там нет змей, – возразила Светлана. – Там одни улитки.

– Правильно, – поддержал ее мальчишка. – Улиток там много. Зачем-то они взбираются на кончики сухих травинок и сидят там. Наверно, им там удобно.

– Я не боюсь идти через Мертвую долину, – еще раз сказала Светлана.

– Так приходи!

Мальчишка помахал рукой на прощанье и побежал к каменной лестнице, ведущей в парк. Светлана проводила его глазами, вздохнула и снова взялась за весла.

Лодка подъехала к скалам-близнецам.

Светлана, тронув ладонью серый, отполированный водой бок скалы, спросила Виктора:

– Ты можешь отыскать голубой камень?

Виктор вдруг засмеялся. Светлана посмотрела на него с удивлением. Иногда она говорила очень смешные вещи, а он не смеялся. Почему же смеется теперь, без всякой причины?

– Я могу найти голубой камень, – сказал он. – Я подарю тебе его. Обязательно. Чтобы ты была счастливой.

– Но ты же не умеешь нырять! – презрительно сказала Светлана.

– Это не обязательно.

– Нет обязательно! А вот я умею нырять. Я могу даже вот сейчас нырнуть. Только здесь глубоко, наверное. Не видно дна.

Светлана перевесилась через борт и посмотрела в воду. В воде отразилась красивая русалка с длинными косами. Коса скользнула по плечу и шлепнулась концом в воду. Русалка в воде запрыгала и стала некрасивой, как Клаша.

Светлана выпрямилась, закинула вымокшую косу за плечо.

– Не нужен мне твой голубой камень. Я сама его найду, если он мне понадобится.

– Ты такого не найдешь.

– Найду. А сегодня я пойду через Мертвую долину, и ты, пожалуйста, за мной не увязывайся!

Виктор смотрел на Светлану. В его бесцветных глазах Светлана вновь увидела свое отражение.

Как он смеет ее отражать!

Светлана в сердцах ударила веслом по воде, и лодка, рванувшись в сторону, стукнулась о скалу. Гнилые доски треснули, но выдержали.

А Светлана для шутки крикнула:

– Тонем!

И тут же выпустила из рук весла. Увидела: Виктор перекрестился…

– Ты чего? – испуганно спросила Светлана.

Виктор не покраснел.

Он только серьезно и строго посмотрел на Светлану.

А Светлана, раскрыв рот, в свою очередь смотрела на это самое что ни на есть настоящее чудо – живого человека, такого же странного, как житель Марса или Луны.

Человека, который верит в бога.

* * *

Костер уже пылал! Огромный, яркий, он гудел и разбрасывал искры, старался захватить желтыми лапами ветви кипарисов у ограды.

Светлана остановилась недалеко от входа, прижалась спиной к чугунной ограде, и Большой костер ласково прикоснулся к ее лицу своим теплом.

Две девочки-артековки, пристроившиеся прямо на земле – поближе к костру, оглянулись и посмотрели на нее.

Они посмотрели на нее без всякого интереса, равнодушно, а Светлана в их взглядах прочла: «Зачем ты сюда пришла? Костер у моря и даже угольки, что от этого костра останутся, – это уже не твое, это наше. А у тебя, наверно, уже совсем другие заботы».

«Неправда! – молча ответила им Светлана. – Нет у меня никаких забот!.. А если уж вам так жалко вашего костра, то, пожалуйста, я могу уйти! И не нужны мне угольки от вашего костра, и не нужны мне ваши голубые камни!» Но девочки уже давно на нее не смотрели, отвернулись.

Жалко. Она бы еще сказала этим двум девочкам о том, что шла сюда, на Костровую площадку, через Мертвую долину и не боялась ни капельки. Хотя там не было ни одной живой души. Только одни улитки. Но они все равно молчали. Светлана, наверно, не одну раздавила в темноте ногами, а они даже не пикнули.

Она бы сказала этим двум девочкам еще о том, что после сегодняшнего случая на море захотелось вдруг уехать домой.

Вот она возьмет и уедет. Кто ей может помешать? Никто! Вот возьмет и уедет!

Светлана постояла еще немного на Костровой площадке, подставляя лицо теплому дыханию Большого костра, потом вздохнула тихонько и направилась к выходу.

Утром хозяйка дачи, мать Виктора, сказала Светлане:

– Взбалмошная ты, балованная!

У нее были такие же, как у сына, глаза, похожие на сосульки. Сейчас эти глаза смотрели на Светлану так, словно Светлана в чем-то обманула их хозяйку. Светлана пожала плечами – за комнату уплачено до конца месяца. За молоко тоже. В чем же дело?

– Балованная. Очень балованная, – повторила еще раз хозяйка. – Это, конечно, если разобраться, не такая уж беда. Обломать можно.

– Нет, – сказала Светлана.

– Почему «нет»?

– Потому что никому не дам себя обламывать.

– Ну, как сказать! – протянула хозяйка и ушла из комнаты.

Светлана присела на корточках перед раскрытым чемоданом, нужно собраться в дорогу, уложить вещи, перебрать морские камешки-голыши, собранные на морском берегу, – какие взять с собой на память, какие выбросить.

К Светлане подошел Виктор и тихо попросил:

– Подари мне что-нибудь на память.

– У меня нет ничего для тебя.

– Да хоть вот этот камешек, что сейчас в чемодан спрятала. Я тебе подарю вместо него камень красивее, лучше.

– Не надо мне твоих камней.

Виктор молчал. А его глаза снова отражали Светлану.

– Не смотри на меня! – прикрикнула на него Светлана.

Он послушно отвел глаза в сторону. Светлана с треском захлопнула чемодан.

Наверно, Виктор долго стоял на ступеньках веранды и смотрел вслед Светлане. Светлана назад не оглянулась.

* * *

Утро пришло яркое, настоящее летнее.

Комната залита солнечным светом. Лучи солнца, теплые и ласковые, как дыхание Большого костра, светят прямо в лицо.

Наверно, поэтому Светлане, перед тем, как она проснулась, приснился Большой костер и артековский мальчишка в трусиках, держащий в руке яркий голубой камешек (нашел все-таки!).

«Хорошо, что я дома», – подумала Светлана и пропела вслух:

– Это очень хорошо, даже очень хорошо!

Она приехала домой вчера. Мать, открыв ей дверь, всплеснула руками.

– Ты?..

– Я!

– Приехала?

– Приехала! – весело крикнула Светлана и звонко поцеловала мать в щеку.

– Что же ты?.. Не понравилось?

– Не понравилось! – сказала Светлана, входя в дом. – Твои знакомые не понравились. Чудо, а не знакомые! Их только в музей!

Светлана поставила чемодан на пол, стянула с себя плащ.

– Уф, устала! Камней, наверно, с полпуда приволокла!

Она взглянула на мать. Та рассеянно перебирала лепестки цветов, стоящих в банке с водой на столе. И лицо у матери было расстроенное-расстроенное.

– Мама! – огорченно воскликнула Светлана. – Да я и здесь хорошо отдохну! Честное слово, у нас в саду лучше, чем в Крыму.

– Ах, не в этом дело! – ответила мать и махнула рукой.

И весь день до самого вечера она сердилась на Светлану.

Вечером Светлана спросила ее:

– Это ты из-за денег, да?

– Из-за каких денег?

– Я же заплатила хозяйке за месяц. За комнату-то. А сама прожила только две недели. Ты из-за денег, да?

– Нет-нет, – сказала мать. – Бог с ними, с деньгами!..

«Из-за чего же тогда? – думала Светлана теперь, причесываясь перед зеркалом. – Конечно, из-за денег!.. Ничего, мама! Вот я вырасту!..»

Светлана тут же улыбнулась: «Вот я вырасту!» Действительно смешно! Разве она уже не выросла? Ведь шестнадцать лет!

Сегодня ей исполняется шестнадцать лет! Странно: совершенно не чувствуется, что она уже взрослая…

Светлана причесалась, надела новенькое, тщательно отглаженное с вечера платье и вышла в сад. В саду мать возилась с цветами. Она срезала ножницами цветочки настурции. На земле у ее ног кучкой лежали только что срезанные флоксы и махровые бархотки. Кто-то заказал букет. «Обидно, – подумала Светлана. – Обидно торговать цветами. Цветы нужно дарить, а не продавать…»

– Тебе помочь? – спросила Светлана у матери.

– Да я почти уже все приготовила, – отозвалась мать. – Все к празднику готово. Вот только за колбасой сбегать нужно.

– Давай сбегаю.

– Да уж я сама.

– Вот еще! Должна я тебе помогать или нет? Ведь должна, да? Где деньги?

– Возьми в сумочке три рубля. Постой, постой! Ну зачем ты опять комсомольский значок нацепила? Ты же не на собрание идешь! Совсем не идет значок к этому платью. Если б вот брошка!

– Смешная ты, мама! – пожала плечами Светлана.

Она сунула в кармашек платья сложенную вчетверо трешницу и вышла на улицу.

Завернув за угол, она глухими закоулками добралась до берега Волги. Волжский берег на окраине города всегда был тихим и пустынным. А сейчас здесь было многолюдно и шумно. Гудели грузовики, плыл высоко над берегом подъемный кран. Город отгораживался от Волги большими бетонными щитами – скоро Волга разольется.

Светлана подошла к самой воде, присела на корточки и опустила руку в воду. Волна ласково плеснулась ей в ладонь.

Неподалеку от Светланы, в воде возле берега, бултыхалась веселая шумная орава – несколько маленьких мальчишек и девчонок. Они кричали, спорили, старались что-то вытянуть со дна.

Вот если сейчас подойти и строго на них прикрикнуть! Для интереса. Может, испугаются. Может, примут ее за пионервожатую. А может, и за учительницу примут. Если уложить на затылке косы узлом, то, может, примут и за учительницу.

Светлана приблизилась к веселой ораве и строго спросила:

– В чем дело?

Девчушка в трусиках и розовой майке, вымокшая до последнего волосика в косичках, ни капельки не испугавшись, ответила:

– Там на дне что-то лежит и булькает.

– Булькает? – заинтересовалась Светлана. – Почему булькает? А ну-ка, давайте я посмотрю.

Она скинула босоножки, подобрала подол платья и вошла в воду.

– Вот здесь, здесь. Вот видите: пузырьки. Оно в песке завязло, а мы тянем.

Светлана нащупала рукой лежащий на дне круглый предмет.

– Цепляйтесь, цепляйтесь за него, – сказала девчушка. – Тяните, а мы вам поможем.

– Эх, ухнем! – сказала Светлана, ухватившись обеими руками за круглый предмет.

Подол ее платья вздулся ярким цветком-колокольчиком и, опав, легко опустился на воду.

– Тяните! – крикнула Светлана. – По моей команде. Ну, раз-два, взяли!

Таинственный предмет вытащили из воды.