Текст книги "Девочка из легенды"

Автор книги: Галина Ширяева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Антонина и Ниночка

В класс, на двери которого висела табличка «7-й Г», учителя входили по-разному.

Сергей Петрович, например, прежде чем войти в класс, перекладывал портфель из правой руки в левую и приглаживал волосы. Василий Илларионович, преподаватель физики, откашливался и раздвигал пошире плечи. Александра Ивановна поправляла ускользающий из-под мышки классный журнал. А Ирина Осиповна, классная руководительница 7-го «Г», подходя к двери класса, начинала хмурить брови.

Об этом оповестили класс Борис Стручков и Валька Пустовойтова. Им поверили, как очевидцам, потому что они часто опаздывали на уроки и входили в класс вслед за учителем. Лишь одна староста класса Антонина Трехина не поверила.

Седьмой «Г» – это вам не седьмой «А» или какой-нибудь там «Б» или «В»! Никаких чрезвычайных происшествий в седьмом «Г» не бывает. В классе восемь отличников (разве мало!), а неуспевающий всего один – Пустовойтова.

Правда, пока еще неизвестно, как покажет себя этот новенький Сенин.

Отметки-то у него хорошие (Трехина в первый же день просмотрела его дневник). Да и вообще вид у Сенина серьезный, тихий. И потом, он носит очки. Это тоже говорит в его пользу.

Но Трехину смущали две вещи.

Во-первых, у новенького сильно хромает физкультура, а лишняя двойка, конечно, потянет назад весь класс.

Во-вторых (а это, пожалуй, самое главное), новенький сел рядом с Пустовойтовой, а она уж обязательно повлияет на него отрицательно.

Своими опасениями Трехина поделилась с председателем совета отряда Ниночкой Петелиной.

Робкая, застенчивая Ниночка озабоченно нахмурила тоненькие брови.

– Да-да. Я тоже об этом думала.

«Ничего она не думала, – отметила про себя Трехина. – Никаких, ну совершенно никаких у Петелиной способностей к руководству нет. Везу двойной воз: и за себя, и за председателя».

Но вслух Трехина ничего не сказала, потому что везти двойной воз ей нравилось.

– Я поговорю с Сениным, – робко сказала Ниночка.

– Нет! – перебила ее Трехина. – Ты не сумеешь. Я сама все сделаю, как надо.

– Хорошо, – покорно согласилась Ниночка.

После недолгих раздумий Трехиной в голову пришла блестящая мысль. Вид у новенького довольно болезненный, сам он бледненький, худой, сутулый. Надо настоять на том, чтобы он добился у школьного врача освобождения от физкультуры.

Вот у Литы Серебряковой и сердце, и печенка, и легкие в полном порядке, а пошла она к врачу, поплакалась, и ей выдали справку.

А что касается Пустовойтовой, то ее следует от Сенина отсадить.

Нужно сказать об этом Ирине Осиповне.

Раньше классным руководителем седьмого «Г» был Василий Илларионович, учитель по физике.

Василий Илларионович был строг, и ученики его побаивались. Двойки он ставил беспощадно, хотя, когда ставил их, заметно нервничал.

Как говорила Трехина, она с Василием Илларионовичем «сработалась» очень хорошо. Оба были строгими, оба имели одинаковые мнения о тех или иных учениках седьмого «Г», оба готовы были сурово наказывать.

Но внезапно в начале этого учебного года Василия Илларионовича назначили классным руководителем в девятый класс, руководитель которого ушёл на пенсию, а седьмой «Г» передали Ирине Осиповне – молоденькой преподавательнице русского языка, которая только что окончила пединститут.

Вот уж с ней-то староста никак сработаться не могла!

Учеников своих Ирина Осиповна знала еще очень плохо, и уж, кажется, в этом отношении староста Трехина должна была бы стать единственным связующим звеном между нею и классом. (Ведь три года Трехина на руководящей работе, всех одноклассников знает, как свои пять пальцев!)

Но Ирина Осиповна предпочитала иметь о каждом из учеников свое собственное мнение, и мнение это, по-видимому, очень сильно расходилось с мнением старосты.

Когда Трехина вежливо намекала Ирине Осиповне, что некоторых учеников седьмого «Г», таких, как, например, Пустовойтова, все равно не перевоспитаешь, и лучше бы уж не тянуть Пустовойтову из класса в класс, а поскорее бы от нее отделаться, оставить на второй год, Ирина Осиповна смотрела на Трехину очень холодно.

Когда Трехина сказала Ирине Осиповне, что Пустовойтову и Сенина нужно бы обязательно рассадить по разным партам, та нахмурясь, промолчала и никаких мер относительно Сенина и Пустовойтовой не приняла.

Староста решила действовать самостоятельно.

– Слушай, – сказала она на большой перемене Ниночке. – Ты сейчас пересядешь на заднюю парту к Сенину, а я возьму к себе Пустовойтову. На меня-то она не повлияет!

Но Пустовойтова уходить с задней парты не захотела.

Староста возмутилась:

– Сейчас же собирай книги! Живо!

– Не пойду!

– Хорошо же!

Трехина ухватила Вальку за руку и потянула к себе.

Валька другой рукой крепко вцепилась в парту. Трехина потянула сильнее.

– Валя! – вдруг жалобно попросила Валька. – Помоги!..

Растерявшийся Валя ухватил Вальку за край фартука.

Староста покраснела от негодования и потянула Вальку еще сильнее.

Но Валя крепко уперся коленями в край парты и Валькиного фартука не выпустил.

А по коридору уже мчался кто-то из семиклассников и по дороге всем сообщал:

– В классе Трехина и новенький из-за Вальки дерутся…

Когда вокруг парты, где происходило сражение, собралась веселая толпа, староста выпустила Валькину руку, грозно посмотрела сначала на Вальку, потом на Валю и с достоинством отошла к своей парте, где сидела, держа под мышкой портфель, готовая к эвакуации на заднюю парту, председатель Ниночка.

– Поздно спохватились, – сказала ей староста. – Она на него уже успела повлиять.

Ох, зачем только выбрали Ниночку председателем! Выбрали бы Колю Чижаковского. Он один раз сказал, что у него лопнет в конце концов терпение и он как следует треснет деятельного сверх меры старосту по шее.

А у нее, у Ниночки, терпения хватит, наверно, надолго-надолго…

Ниночка привыкла слушаться Трехину и подчиняться ей во всем.

Жили они с детства в одном дворе, вместе играли когда-то в дочки-матери (Трехина всегда была «матерью», а Ниночка «дочкой») и в школу (Трехина была «учительницей», а Ниночка «ученицей»).

Еще тогда все взрослые во дворе говорили, что из рассудительной и серьезной, умеющей командовать Тони Трехиной непременно выйдет педагог.

А сама Трехина педагогом стать решила лишь в прошлом году. И уж, конечно, педагог из нее получится замечательный!

«Уж будьте покойны, – говорила она, – педагогических способностей у меня побольше, чем у некоторых педагогов. Во всяком случае, у меня на уроках руки дрожать не будут».

Последнее относилось к Ирине Осиповне.

Трехина и Ниночка сидели на первой парте и видели, как у Ирины Осиповны дрожали пальчики, когда она, начиная урок, раскрывала классный журнал.

А вот позавчера Ирина Осиповна вместо пятерки Коле Чижаковскому поставила на журнальной странице напротив его фамилии кляксу.

Промокашки в журнале не оказалось, и Ирина Осиповна промокнула кляксу указательным пальцем, а после этого покраснела почти до слез.

Ниночке стало ее жалко, а Трехина лишь усмехнулась: будьте покойны, у нее на уроке этого никогда не случится, уж она не покраснеет.

* * *

Обе мамы, Валина и Валькина, друг другу понравились.

Они этому очень обрадовались. А когда выяснилось, что их дети, Валя и Валька, учатся в одном классе да еще сидят за одной партой, то обрадовались вдвойне. И тут же вручили Вале и Вальке ключ от коридора – один на двоих. Причем ключ отдали Вальке.

Вот и приходилось теперь возвращаться из школы домой вместе: дома в это время дня никого не было, и дверь можно было открыть лишь этим ключом, который Валька держала в своей сумке.

Всю дорогу до дому Валька болтала почти без умолку.

Валя узнал от нее множество разных вещей о седьмом «Г», о Валькиной семье, о самой Вальке.

Слушая Валькину болтовню, Валя презрительно пожимал плечами. Ну какое ему дело до того, что старший Валькин брат Аркадий скоро женится! И совершенно Вале неинтересно то, что Серебрякову в классе считают настоящей кокеткой…

Впрочем, это как раз интересно: о кокетстве Валя слыхал и читал давно, надо посмотреть, как оно выглядит на практике.

У Серебряковой (девочки с золотыми завитками на голове, похожими на поросячьи хвостики) было марсианское имя Аэлита. В классе ее звали Литой.

На людей Лита смотрела всегда прищуренными глазами, и непонятно было: то ли она смотрит так потому, что плохо видит, то ли потому, что всех презирает, А может, потому, что хочет показать свои длинные ресницы?

Ее соседку по парте звали в классе Маркой.

На голове у Марки была такая же куча завитков, как и у Литы, только они не были похожи на поросячьи хвостики, каждый напоминал собой штопор.

В парте у Марки лежала маленькая круглая коробочка. Иногда среди урока Марка открывала ее, тогда Вале в лицо прыгал солнечный зайчик: в крышку коробки было вделано зеркальце. Марка загораживалась учебником, низко наклонялась над партой и что-то начинала делать с лицом.

– И мне! И мне! – шептала тогда Лита.

Когда Марка отдавала ей коробочку. Лита тоже загораживалась учебником и тоже начинала что-то делать с лицом, рассыпая из коробочки на колени и на пол белый порошок.

«Пудрятся! – догадался Валя. – Вот сказать старосте! Задаст она им перцу!»

Уже на второй день своего пребывания в новой школе Валя решил, что староста Трехина – человек дельный. Она прочно держала в своих руках бразды правления. Ей подчинялся даже председатель совета отряда.

По сравнению со старостой председатель выглядел несолидно и неавторитетно. Да и звали все в классе его неавторитетно: Ниночка. Старосту же все называли почтительно полным именем – Антонина. Из этого Валя сделал вывод, что старосту в классе уважают.

Староста дала Вале довольно дельный совет: сходить к школьному врачу и добиться у него освобождения от физкультуры.

Валя обрадовался. И как это раньше он до этого не додумался! Хорошим здоровьем он никогда не отличался. В детстве часто болел, и болеть ему нравилось: мама срочно брала отпуск, сидела у его постели, читала ему вслух книжки, покупала шоколад и печенье. Поэтому Валя в детстве цеплялся за болезни. А когда вырос, то болезни уже сами стали за него цепляться, и ему никак не удавалось от них отделаться.

«Надо посоветоваться с мамой», – решил Валя.

Но мама Валиному решению не обрадовалась.

Она очень холодно сказала:

– А тебе было бы полезно заниматься спортом.

И из следующей получки купила Вале лыжи.

Прыжок

Во второй половине декабря вдруг подул теплый южный ветер, разом слизнул ледяные узоры с оконных стекол, принес с собой крупные хлопья мокрого снега. Из водосточных труб полились тоненькие струйки воды.

А потом снова ударил мороз, и снег на окраинных улицах, во дворах домов и на площади перед Валиной школой покрылся толстой коркой бугорчатого льда.

В такую погоду на лыжах не покатаешься.

Но Валя каждый день забирал в охапку свои новенькие лыжи и выходил на улицу.

Сначала он делал это, обидевшись на мать. «Вот расшибусь где-нибудь, сломаю руку или ногу, тогда узнаешь, как мне полезно заниматься спортом!»

А потом обида на мать прошла, и Валя решил: «Позанимаюсь неделю-другую и утру всем нос».

Погода больше подходила для коньков, а не для лыж, но Валя составил твердый план занятий и решил выполнить его во что бы то ни стало.

Неделю Валя ходил на лыжах во дворе своего дома. В субботу он спустился вниз по взвозу к Волге и побегал немножко на лыжах по волжскому берегу.

А в понедельник он решил попытать счастья на том самом холме, где недавно так осрамился на уроке физкультуры.

В намеченный понедельник Валя, придя из школы, даже есть не стал, тут же натянул на себя лыжные брюки и теплую тужурку – так ему хотелось поскорее покончить с главным разделом своего лыжного плана.

Когда Валя, доставая лыжи, загремел стоящим в углу корытом, в коридор выбежала Валька.

– Ты куда? Опять на Волгу?

– Нет. На гору.

– Ой, что ты! Там же сейчас сплошной лед!

– Ну и что же! – невозмутимо ответил Валя, закутал поплотнее шарфом горло, поправил очки и, подхватив в охапку лыжи, ушел.

Вальке было страшно интересно, как это Валя будет съезжать с горы. Она решила прибрать комнаты, доварить суп и сбегать на гору – посмотреть…

Склон холма так обледенел, что взобраться на вершину не то что на лыжах, на четвереньках можно было лишь с великим трудом.

Но Валя все же взобрался, до крови ободрав ладони о ледяную корку.

Взобрался и шепотом похвалил себя: «Молодец!»

Но, взглянув на лыжную дорогу, заледеневшую, пустынную, снова пал духом: уж очень круто! Разве что попробовать на первый раз только до поворота?

Он осторожно оттолкнулся лыжными палками и поехал вниз.

Но на середине пути не выдержал, присел на корточки: так ехать было удобнее и безопаснее.

Достигнув поворота, Валя вернулся назад. «Ничего, – утешил он себя. – Первый шаг сделан. Сейчас передохну и сделаю второй шаг».

Он огляделся по сторонам и увидел карабкающуюся вверх по склону холма Вальку. Она тащила с собой лыжи.

Ну вот! Сейчас сорвет все его планы и замыслы!

Попробовать разве спрятаться куда-нибудь? Тогда, может быть, она уйдет?

Валя, не снимая лыж, присел за обледеневший снежный бугор.

Валька взобралась на вершину и удивленно огляделась по сторонам. Прошла взад и вперед, с беспокойством посмотрела в сторону оврага, потом еще раз прошла взад и вперед, заглянула, наконец, за бугор и увидела Валю.

Валя сделал вид, что поправляет крепление.

– Вот ты где! – обрадовалась Валька. – А я уж подумала, что ты в овраг прыгнул.

– В овраг? Что я, сумасшедший, что ли, чтобы в овраг прыгать!

– Почему сумасшедший? Вот Чижаковский у нас туда уже два раза прыгал. Как с трамплина. Стручков тоже прыгал. Правда, лыжу одну сломал. У нас девчонки только трусят. Боязно все-таки, правда?

Валиным ушам под шапкой стало жарко.

– Ничего не боязно, – сказал он обиженным голосом. – Это вам, девчонкам, страшно, а нам… мне не страшно ни капельки.

Валька не поверила:

– Ой, врешь! Я ж видела, как ты на физкультуре тогда трусил! Все же видели!

Валя судорожно дернулся, словно его обожгли.

– Видели?.. – И вдруг, оттолкнувшись лыжными палками, сделал несколько решительных шагов в сторону оврага… – А это вы видели?..

– Куда ты? – вскрикнула Валька. – Стой!

Но Валя не остановился.

Он уже не мог остановиться: лыжи, разогнавшись, быстро скользя по ледяной коре, влекли его вниз, к оврагу…

Валька прижала к груди руки и отчаянно закричала:

– Падай! Расшибешься! Падай на землю!

Но Валя не упал.

Он лишь выпустил из рук лыжные палки и, часто-часто приседая, царапал пальцами лед – пытался ухватиться за что-нибудь.

На один миг оглянулся он назад, и Валька увидела его страшно бледное, перепуганное насмерть лицо…

Тогда Валька встала на лыжи, всхлипнула и, зажмурив глаза, ринулась следом за ним…

Она неслась к обрыву с закрытыми глазами.

Она ничего не видела и ничего не чувствовала.

Только слышала, как визжит и похрустывает ледяная пленка, ломающаяся под лыжными полозьями…

Потом этот ледяной визг кончился, а Валька все продолжала стремительно нестись вниз, навстречу ветру, который изо всех сил старался оттолкнуть ее назад.

Лишь когда что-то ударило по ногам, подбросило и сбило в снег, Валька поняла, что эти последние секунды она летела в воздухе, что она уже на дне оврага и что, самое главное, она жива и, кажется, не сломала себе ни рук, ни ног.

Валька открыла глаза и осмотрелась.

Валя лежал в нескольких метрах от нее.

Валька вскочила, отшвырнула лыжи и, ломая подошвами полуботинок ледяную пленку над сухим и рассыпчатым снегом, проваливаясь в этот снег по колени, бросилась к Вале.

Валя лежал на спине и смотрел сквозь запорошенные снегом стекла очков в небо.

Валька обхватила Валю за плечи и попыталась приподнять его, повторяя испуганно: «Валя, Валечка! Что с тобой? Господи, да что же с тобой?»

Но когда Валя, дрогнув губами, повернул к ней голову и, заикаясь, сказал: «А з-здорово… Как с трамплина…», – Валька крепко стиснула кулак и сунула его Вале под нос.

– Тебе же говорили: падай! Зачем не падал?!

Валя улыбнулся ей дрожащими губами:

– А все-таки прыгнул!..

Они долго не могли выбраться наверх и не меньше часа брели по дну оврага, проваливаясь в снег и волоча за собой лыжи. А когда, наконец, выбрались из оврага, то оказались в добрых двух километрах от города.

Всю дорогу до дому они шли, не разговаривая, лишь поддерживали друг друга, когда встречался на пути обледеневший бугор или попадалась застекленевшая ледяная лужица.

В коридоре их встретил Вовка.

Сестре он устроил скандал. Он-то, Вовка, небось, выполнил свою долю домашней работы – отвел утром Василька в детский садик, а Валька даже картошки поджарить не потрудилась. И суп есть нельзя: несоленый.

Валька молчала: ведь в самом деле виновата, прогуляла целых два часа, а гулять-то не полагалось.

Валя ушел к себе, сердито хлопнув дверью.

Треснуть бы этого нахала Вовку как следует по физиономии! Но треснуть нельзя: даст сдачи, и получится драка.

Валя пощупал свои мускулы и безнадежно махнул рукой.

Елка

Оказывается, была оно совсем неплохой, эта девочка с косой, похожей на хвост благородного пуделя Артемона.

И напрасно звали ее не Валей, а Валькой.

Вот только с учебой у Вальки что-то не получалось…

– Вчера я весь вечер над физикой просидела и так ничего и не выучила. Какой-то параграф непонятный попался.

– Что же там непонятного? Все ясно, по-моему, – сказал Валя.

– Это тебе, может, все ясно, а я ничего не поняла.

Пришлось объяснять.

Они пристроились в кухне между газовой плитой и столиком и раскрыли учебник.

Помешал им Вовка. Увидев сестру и Валю, склонившихся над учебником, он громко хохотнул.

– Идиллия! А обед-то скоро будет?

Валя покраснел и захлопнул учебник. Валька резко повернулась к брату.

– Сегодня обеда до маминого прихода не получишь!

Вовка пожал плечами и ушел из кухни обиженный и удивленный: никогда еще сестра не лишала его обеда из-за чужих мальчишек.

Трудный параграф все-таки одолели. Валька сказала:

– Конечно, если подольше над ним посидеть, так я, может, и сама додумалась бы… А то вот не знаешь, что сначала делать – уроки учить или картошку чистить.

Валя встал и решительно прошелся из угла в угол.

– Знаешь что! Надо поговорить с твоей матерью.

– Поговори, – сказала Валька.

– Что ты! Я? – испугался Валя. – Да она ж меня не послушает!

– Верно, не послушает, – согласилась с ним Валька. – Она вот и Ирины Осиповны не послушалась, сказала: «Кроме Вальки, помогать мне некому».

– Да почему же ты одна все! – воскликнул Валя. – А Вовка? А Димка? А Аркадий, в конце концов? Он же полдня дома, не работает, а в институте учится!

– Так они ж мальчишки. Вот ты, небось, тоже ничего по хозяйству не делаешь! Все мать!

Валя разом захлопнул рот.

– Но… но я помогаю, – сказал он через некоторое время, уже не очень воинственно. – Я вот сегодня кастрюлю вымыл.

– Покажи-ка, – заинтересовалась Валька.

И когда Валя подал ей вымытую им кастрюлю, она спросила:

– Холодной водой мыл?

– Угу.

– Из-под крана?

– Угу.

– Горе от таких помощников! Лучше бы уж не брались помогать! Грей воду, я помою.

Валя было запротестовал, но Валька строго прикрикнула на него, как покрикивала на братьев:

– Ладно! Без тебя знают!

Когда кастрюля была вымыта. Валя, чтобы хоть чем-нибудь отблагодарить Вальку, предложил:

– Давай я тебе задачи по геометрии объясню. Знаешь, какие на завтра трудные задали! Еле справился!

Валька подумала и сказала:

– Лучше я сама попробую, А ты мне картошки помоги начистить.

Чистить картошку Валя не умел.

Толстые скользкие картофелины то и дело выскальзывали у него из рук и шлепались на пол. Вале приходилось лазить за ними то под плиту, то под стол, то еще куда-нибудь. Валька хохотала, да и Вале было весело.

Потом они вместе варили рисовый суп с томатом, а потом Валька научила Валю мыть кастрюли. Горячей водой и мочалкой.

* * *

Пришли зимние каникулы.

По физкультуре у Вали в табеле вышла четверка (спасла погода: лыжных вылазок на уроках физкультуры больше не устраивали), и он был доволен.

У Вальки в табеле оказалась одна двойка, и она тоже была довольна.

– Могло быть хуже, – сказала она Вале. – В прошлом году все зимние каникулы за спиной три двойки провисели. И елка не в елку была… Слушан, а ты к нам на елку-то придешь? Приходи!

Валя уже забыл, когда последний раз имел дело с елкой, – считал он себя давно уже вышедшим из «елочного» возраста, но на елку к Вальке пришел.

Кроме него, на елку были приглашены две крошечные лупоглазые приятельницы маленького Василька и три одноклассника десятилетнего Димки. Все они под Валькиным руководством восторженно визжали, носились вокруг елки, танцевали, скакали, пели.

Валя и Вовка оба стояли в уголке комнаты, терлись спинами о стену, снисходительно поглядывали на Вальку, но молчали и друг на друга старались не смотреть.

Под конец Валька все-таки перетянула Валю на свою сторону, и он вместе со всеми хором пел «елка, елка, елка, зеленая иголка». Потом проскакал галопом вокруг елки, сшиб с ветки ватного зайчика, и они с Валькой долго ползали под елкой, разыскивая этого зайчика, и крепко стукнулись лбами.

– Примета есть такая – породнимся с тобой когда-нибудь, – сказала Валька, потирая ушибленный лоб.

– Каким же это образом? – удивился Валя.

Валька села на пол, подумала и спросила:

– Тебе Клава Добрикова родственницей не приходится?

– Нет. А что это за Клава Добрикова?

Валька оглянулась по сторонам, убедилась, что на них никто не смотрит, и на ухо Вале сказала:

– Мы с ней скоро породнимся. Это на ней наш Аркашка скоро женится. В марте свадьбу будем играть.

Валька прижала к груди ватного зайца и умоляюще сказала:

– Господи, хоть бы теща хорошая попалась. Он ведь к ним жить-то пойдет!

Когда Валя уходил от Пустовойтовых, на прощанье ему вручили бумажный мешочек с конфетами и картонного лопоухого щенка, осыпанного блестками.

Праздник начался весело. А завтра они с Валькой пойдут еще в школу – на утренник семиклассников…

Но на утренник Валька не пошла. Валя подумал-подумал и тоже не пошел: без Вальки идти не хотелось.