Текст книги "Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера"
Автор книги: Гала Рихтер
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Никто же так и не узнал, какой они национальности или к какой конфессии принадлежат. Эти гребаные террористы словно возникли из ниоткуда и исчезли с Луна-Сити в никуда. Может, это радикально настроенные мусульмане? Или какие-нибудь сектанты? Или та же самая ИРА? Или просто наемники, подчиняющиеся мафии? Если не узнать этого сейчас, мы, так называемое человечество, окажемся в таком дерьме, каком не бывали со времен Хиросимы и Нагасаки. Только хуже. Намного хуже.
Любой кризис, если он начнется сейчас, в эпоху полной глобализации, заденет не одну отдельно взятую страну, а весь мир. И аукнется всем по полной программе, в этом я не сомневался.
То ли от сделанных выводов, то ли от кофе в сочетании с чипсами, меня слегка замутило. Я зашел в ванную и с остервенением вымыл лицо холодной водой.
Необходимо было поговорить обо всем этом с кем-нибудь старшим, кто уж всяко лучше меня разбирается во всем этом бреде. Я снова набрал Полину, но посмотрел на часы и передумал – приближалось три часа ночи. Да, если честно, я не был уверен, что она ответит на все мои вопросы. Оставался Дик, но я даже представить себе не мог, что он со мной сделает, если я его сейчас разбужу. В конце концов, я просто лег на кровать прямо в одежде и даже не заметил, как заснул.
* * *
Утром первым делом я рванул к директрисе, надеясь получить исчерпывающую информацию, но дверь все так же была заперта. У Чейсов тоже была заперто. Я еще разок выругался и направился к кухне, чтобы позавтракать. Я хотя и классический кофеман со всеми выходящими из этого последствиями, но есть мне иногда бывает необходимо.
На кухне-то я их и нашел. Питер и Джой сидели за столом (в половину шестого утра!), и молча пили дымящийся чай.
– Доброе утро, – бодро сказал я. Джой обожгла меня злым взглядом, будто хотела сказать, что утро никак нельзя назвать добрым. Питер даже не поднял голову и это больше всего меня пугало. Он словно был выключен из реальности, оказался в своем собственном мире неизвестных мне переживаний. Джой отреагировала более адекватно – по крайней мере, я бы тоже злился, как и она.
Я налил себе кофе и сделал пару бутербродов.
– Может, расскажете, где вы вчера были, – предложил я, обращаясь, в основном к Джой. Она сосредоточенно размазывала масло по хлебу и молчала, – Понял, не расскажете. Все в порядке?
– Все просто замечательно, – саркастически сказала она, – Разве незаметно? Чарли, где ты был, когда раздавали тактичность, в туалете?
– Нет, стоял в очереди за мозгами, – огрызнулся я. – Я задал вопрос, ты можешь дать на него ответ, где, по-твоему, здесь затесалось хамство?
– Идиот, – заявила Джой. Я почувствовал, как происходит самое настоящее дежавю, и что я возвращаюсь в самые первые дни нашего знакомства. Только я собирался сказать очень много всякого доброго, как Питер встал, резко оттолкнув стул, и по прежнему молча вышел из столовой. Его сестра обеспокоенно посмотрела ему вслед. Я пожал плечами: мол, я-то тут причем…
Несколько минут мы сидели в полной тишине, а потом Джой не выдержала:
– Мы вчера ездили в ФБР. Нам отдали вещи родителей, которые нашли… там.
– Почему у Питера такая реакция? – спросил я неожиданно даже для себя, – Что конкретно произошло тогда, в Луна-Сити?
Джой отложила недоеденный бутерброд, внимательно вгляделась в мое лицо:
– Что ты знаешь?
Я пожал плечами. Знать ничего и не требовалась, достаточно было видеть. Пережившие горе, даже такое горе как смерть родителей, спустя годы успокаиваются, могут говорить об этом, иногда – если человек достаточно циничен, как, например я, – даже иронизировать по этому поводу, но если такого спокойного и умного человека как Питер выбило из колеи это событие… значит, произошло травмировавшееего так сильно, что он постарался спрятать это в глубинах сознания, забыть навсегда, но уж когда вспомнил…
Одно время Дик осчастливил меня тем, что заставил проходить наблюдение у психологов и полицейских психиатров. Уж не знаю, чего они там нарыли, я лично отнесся к этому наблюдению с изрядной долей сарказма, но кое-чего у них поднабрался. И книжек потом умных полистал на досуге.
– Ничего я не знаю, – досадливо отмахнулся я, – Ничего и ни о ком. Там случилось что-то страшное, да?
Джой пару секунд поколебалась, раздумывая, говорить со мной об этом или же нет, но потом все-таки произнесла:
– Я многого не помню. Мне было девять всего, а Питеру уже одиннадцать. Тогда все кричали, бегали, была какая-то суета, – она поморщилась, – Я еще помню, что держала в руках куклу, у меня была красивая кукла, папа подарил на день рождения, и плакала…Питер был тогда с отцом, когда мама нашла их, они оба были с оружием. Да, с оружием. В доках был один единственный корабль, на автоматике, взрослый бы туда не влез, а мы были маленькие… – она вспоминала мучительно, будто картинки из давно прошедшего прошлого были затемнены, словно в старых кинофильмах, когда пленка выцветала и трескалась. – Мама запрограммировала корабль так, чтобы он летел на Землю… Потом, когда нам сообщили о том, что папа и мама пропали без вести, я заболела…а Пит…он… Он принял это и начал жить дальше. Поддерживал меня, вытаскивал из всякого дерьма, в которое я умудрялась влезать тогда…
Я лихорадочно анализировал информацию – и молчал. Потому что сказать то, о чем я надумал Джой, было равносильно самоубийству. Машинально, я накрыл ее ладонь своей, и сказал фальшивым голосом ободряюще:
– Все будет хорошо. Точно тебе говорю.
– Обязательно, – проговорила она, – Просто потому, что хуже уже точно не будет.
А вот с этим было не поспорить. Я, по крайней мере, спорить бы не стал. Я не оптимист – жизнь давно уже научила меня, что если сегодня плохо, то завтра вполне может быть еще хуже – и теперь я склонен был ждать подвоха.
Джой осторожно высвободила свою руку, и теперь смотрела на меня…как-то странно… ожидающе, что ли. Мы сидели совсем близко, и я мог чувствовать запах ее шампуня – свежий, пахнущий солью и какими-то цветами. У Джой была потрясающая кожа – светлая, с еле заметным румянцем на высоких скулах, с маленькой родинкой на правой щеке.
Все слова, которые я легко сказал бы любой другой девушке, внезапно застряли где-то в горле, и мне не оставалось ничего… я уже почти решился ее поцеловать, мы были близко, так близко, что кружилась голова…
Дверь распахнулась, и в кухню ворвался Тони Лестер.
– Эй, ребята, а что это вы тут делаете в такую рань?! – он смотрел на нас подозрительно и мы тут же отпрянули друг от друга, испугавшись. Тони ухмыльнулся, – А я случаем не помешал?
Катись к дьяволу, Лестер, – нелюбезно пожелал я, и мы с Джой вышли в коридор.
Она не казалась смущенной, а я, напротив, весь горел. Чертов Тони явился куда как не вовремя – или вовремя, это как посмотреть. Я не умел целоваться. Как-то так вышло, что никогда раньше я не целовался – не то, чтобы я не хотел, и девушки мне нравились, но… Так что, может, благодаря Лестеру, я не опозорился сейчас перед Джой.
– Я провожу тебя до комнаты, – заливаясь краской предложил я. Она смущенно улыбнулась.
– Не стоит, Чарли. Правда, не стоит.
Мы разошлись в разные стороны, и я, идя в свою комнату, думал о том, что в моем образовании существуют определенные пробелы. Не уметь целоваться было глупо почти так же, как и краснеть в присутствии девушки, которая мне нравится. Но, если честно, мое невежество в данном вопросе было второстепенным. А вот то, что происходило с Чейсами, первоочередным. Я решил позвонить Риди и кое о чем с ним посоветоваться.
– Дик, доброе утро, как спалось? – жизнерадостно сказал я, когда Дик, помянув меня недобрым словом, появился на экране. Вид у него был помятый.
– Скажи-ка мне, Чарли, мы с тобой в одном часовом поясе находимся или в разных?
– Вроде в одном.
– Тогда какого хрена ты звонишь мне в шесть утра в выходной день? Я б еще понял, если бы у тебя был день, но звонить в такую рань – это бессердечие и хамство! – заявил он громко, – А если у меня свидание?
– Ну да, – усомнился я, – Разве что найдется такая женщина, которая бы тебя вытерпела…
Риди сказал пару слов, которые, на мой взгляд, не стоило говорить при детях, особенно если эти дети находятся на твоем попечении. Дика спасло только то, что я уже давным-давно не считал себя ребенком.
– Что опять, Чарли? Несчастная влюбленность, или еще и папаша нашелся на твою голову? Выкладывай, ради бога, и отвали, – взмолился он наконец, – чертовы "жаворонки", появляются тут по мою душу с утра пораньше, будто нельзя днем позвонить…
– Хорош жаловаться, – прервал его излияния я, – Лучше помоги.
– Кого надо убить, чтобы мне дали выспаться? – полюбопытствовал он.
Я сел на кровать. Собрался с мыслями.
– Ну? – Дик уже готов был послать меня со всеми моими бредовыми идеями подальше, но я наконец начал:
– Что ты знаешь о тех, кто напал на Луна-Сити?
Дик аж присвистнул.
– Я тебе что, ФБР, ЦРУ или ФСБ? – язвительно спросил он. – Я – простой коп, в политику не лезу. Мне оно надо?
Ага. Вот она, зацепка.
– Так это – политика?
– Чарли, не спрашивай.
– Это– политика? Зачем этим козлам ученые, занимающиеся космосом? Это ведь заговор, так?
– Чарли, ты рехнулся.
– Черта с два, я нормальнее всех в этом зоопарке! Дик, я может и не гений, но сложить два и два и получить четыре – тут мозгов много не надо!
Дик потер подбородок:
– Зачем это тебе? Не припомню, чтобы тебе было интересно что-то, кроме твоей собственной персоны.
– Я – не эгоист! – вскипел я. Чертов сукин сын, да как он посмел!
Риди повторил:
– Зачем это тебе? – он выделил последнее слово, и я чуть-чуть остыл.
– Питер и Джой Чейс – мои друзья. Их родители были на этой базе. Я хочу разобраться. Ты мне поможешь?
Дик устало выдохнул, потянулся к тумбочке, на которой валялась пачка, затянулся. Я молча наблюдал за ним, испытывая жуткое желание покурить.
– Ладно, – сказал он наконец, – Я позвоню, когда что-нибудь узнаю. Только больше не надо будить меня в такую рань. Договорились?
– Ладно, – уныло согласился я. Риди скорчил гримасу, явно мне не поверив, и отключился.
Он явно о чем-то знал, но мне сообщать об этом не торопился. Политика… Если это действительно политика, то дело дрянь. Ничего мы никогда не узнаем, разве что пройдет лет сто, и историки, копаясь в архивах, найдут данные по этому делу. История уже знала подобные прецеденты, взять хотя бы сталинские репрессии в России. Да и в Америке такое случалось сплошь и рядом.
Так что, друг Чарли, сиди на месте и молчи в тряпочку, посоветовал мне внутренний голос. И я был склонен, в кои-то веки, его послушать.
* * *
Вечером я, впервые за все пребывание в "Новом доме", подрался. Подрался, правда, это уж очень громко звучит – я просто набил морду своему же приятелю Тони Лестеру. За ужином он вспомнил утреннюю сцену и принялся на чрезвычайно повышенных тонах рассказывать об этом всей нашей компании. Я вежливо предложил ему заткнуться. Тони предупреждению не внял. В ответ на особо насмешливую реплику я ему врезал. Ну и понеслось. Нас разняли минут через десять, и это была никто иная как Джой, разглядывавшая меня как очень интересное, но мерзкое на вид насекомое.
– Идиоты, – прошипела она. Тони ругнулся и похромал в лазарет: я разбил ему скулу и, кажется, сломал руку. У меня у самого лопнула губа, и кровь большими каплями летела на воротник рубашки. Вот черт, пятна от крови всегда хуже отстирываются, мимоходом подумал я в тот самый момент, когда мне сообщили, что меня вызывает к себе директриса.
Отлично. Сейчас меня ненавязчиво попросят из этого приличного заведения туда, откуда я собственно прибыл. Либо на улицу, либо, если я серьезно покалечил нашу звезду физики, в колонию для малолеток.
– Замечательно! – я пнул одну из стен, – Отлично! Просто великолепно! Черт!
К двери директорского кабинета я подошел с уже оформленным решением смыться сразу же после разговора куда-нибудь, где Риди меня не достанет. А что, можно, например, рвануть во Фриско, благо есть знакомые. Вот дьявол, как же меня угораздило!
– Здравствуй, Чарли, – как обычно приветливо сказала Полина. Она что, робот, постоянно улыбаться, мелькнула у меня шальная мысль – у меня от постоянной улыбки скулы бы свело.
– Здрасьте, – буркнул я, – Нотации читать будете?
– Даже не собираюсь. Садись, – она указала на стул, напротив своего, – поговорим?
Я плюхнулся на предложенное мне место и предупредил сразу:
– Извинений у этого козла я просить не буду.
– Чарли, я разве хоть слово сказала о мистере Лестере? Мисс Гринберг уже сообщила мне, что он сам виноват в произошедшем. Конечно, бросаться на человека с кулаками – это не решение, и за драку я непременно накажу вас обоих. Но сейчас я хочу поговорить с тобой на предмет твоей заинтересованности в деле, касающемся Чейсов.
Я облегченно выдохнул и инстинктивно дотронулся рукой до разбитой губы. Придурок Лестер драться конечно не умел, но один хороший удар у него вышел, факт.
– А что – Чейсы? – спросил я, кося под дурака. Разумеется, о моем звонке Дику Полина Чанг вряд ли знала, но обезопасить себе следовало.
– Видишь ли, Чарли, – начала директриса, – И Джой и Питер попали в школу почти шесть лет назад с сильной психологической травмой, только у Джой это приняло внешнюю форму и вскоре прошло, а Питер до сих пор живет… с тем, что тогда случилось.
– С тем, что он тогда убил одного из нападавших? – в упор спросил я, высказав свою гипотезу. Полину аж передернуло.
– Откуда ты знаешь? Он сам тебе сказал?
– Нет, конечно. Джой проболталась о том, что видела его в тот день с оружием, и я просто сделал выводы.
– Хорошо, – облегченно сказала она, – Я думаю, тебе не стоит упоминать об этом в разговорах. Постарайся не напоминать ему о том, что произошло тогда, ладно, Чарли?
Я мог бы ответить утвердительно и успокоить Полину, но…
– Это не выход, – сказал я. – Глупо думать, что он справится с этим сам.
– С ним работают психологи.
– Подумаешь, доки! От них вреда больше чем пользы. Ему просто надо знать правду о родителях, вот это ему поможет!
– Я подумаю об этом, – произнесла миссис Чанг размеренно. – А ты иди к себе.
Выйдя я первым делом пошел в библиотеку – что-то мне подсказывало, что если Питера нет в комнате, и на обеде и ужине он тоже не появлялся, было местечко, где он мог спрятаться. По пути мне встретилась Натали, с обеспокоенным видом спросившая меня о своем парне. Я ответил как можно более равнодушно, что понятия не имею, где его носит.
В библиотеке Питера не было. Зато была Рахиль, сосредоточенно перебиравшая каталоги.
– Привет, – сказал я. Она подняла голову:
– Привет. Как ты?
– Нормально, – ответил я, снова тронув уголок губ. Там все еще саднило. – От этого еще никто не умирал.
Она коротко рассмеялась. Смех у нее был приятный, переливчатый как звон колокольчика. Рахиль бросила свои каталоги, достала из большого ящика аптечку – такие здесь были в каждом кабинете.
– Дай, посмотрю на твои боевые раны, – попросила она, доставая вату и перекись водорода и серьезно добавила, – Надо обработать, чтобы не занести инфекцию.
Я хмыкнул – вряд ли пара царапин могла сравниться с тем случаем, когда меня задели ножом и оставили на грязном асфальте. Тогда "Скорая" прикатила через час, но никакой инфекции не было. Зато была кровопотеря.
– Да ерунда, выживу, – улыбнулся я. Рахиль все равно коснулась ссадины ватой. Прикосновение было прохладным и приятным. – Спасибо.
– Не за что, – сказала она, и мы поцеловались.
Это бред, конечно. Я ее не целовал, правда. Она сама! Но, в конце концов, целоваться с Рахиль было чертовски легко и приятно, и не надо было думать о том, куда девать руки, и я не краснел и не смущался, как тогда, когда рядом была Джой Чейс.
Которая как раз зашла в библиотеку, увидела нас и вышла, громко хлопнув дверью.
Ну я и идиот, решил я раз в пятнадцатый за прошедшие сутки.
Рахиль дернула носом:
– Опять эта чокнутая Чейс, – недовольно сказала она, – Ну и бог с ней, Чарли.
И снова потащила меня целоваться. Я отстранился. Из губы снова шла кровь, но мне помешала продолжить это замечательное занятие отнюдь не она.
– Ты извини, – выдавил я из себя. – Но мне надо…надо срочно найти Пита.
Пробормотав какие-то глупости, я сбежал из библиотеки. Все было до такой степени запутанно, что голова раскалывалась.
* * *
Риди позвонил через день, сияя как новенький доллар. Первым делом он поинтересовался ехидно:
– Слыхал, ты подружку завел, Чарли. Ну и как?
– Церковь для венчания еще не выбрали, – буркнул я. Наверняка, Полина раззвенелась. Вот черт. – Накопал что-нибудь?
– Еще какое "что-нибудь"! – многообещающе сказал Дик, – Я из-за твоего звонка, Чарли, чувствую себя мокрой солью в солонке.
– Это как? – удивился я.
– Не высыпаюсь! – грохнул Риди довольно, – Короче, ты был прав. Если верить знакомым из ведомств, о которых не говорят в приличном обществе, пресловутые террористы на самом деле из объединения "Альтернативный мир". Слышал о таком?
– Я что, по-твоему, должен знать обо всех бандах в криминальном мире Земли? – ядовито поинтересовался я, – Колись, что за объединение? Китайская мафия?
– Ты еще комиссара Катани вспомни, – расхохотался Дик. – Бери выше, Чарли, это тебе не бандиты из соседней подворотни и даже не ребята покрупнее. Эти действуют по старинке, ради наживы или власти, а "Альтернативный мир", мать их, идейники.
– Ну и какая у них идея?
– Антиглобалисты. – бросил Дик, – Но не те, которые стоят с транспарантами против объединения государств в Земную Федерацию, а кому осточертела матушка Земля с гребаным прогрессом и псевдоблагополучием. Революционеры, короче. Ясно?
– Да ни черта не ясно! – раздражение во мне стало нарастать как снежный ком, – Так какого хрена этим альтернативщикам понадобились ученые?
Дик развел руками:
– Мне они не докладывались. Но, учитывая, что среди членов "Альтернативного мира" не только молодые раздолбаи, которым больше нечем заняться, но и обладатели энного количества миллиардов, все дела, которые они хотят делать, они делают. Еще вопросы?
Я сдулся как проколотый воздушный шарик. Вопросов была куча, но ответа на них Дик явно не знал.
– Мда… И больше ничего?
– По нулям. Я пытался залезть в архивы, но меня турнули. Так что, Чарли, придется тебе успокоиться. Я очень надеюсь, что у тебя хватит ума не лезть разгребать все это дерьмо самостоятельно.
Вот этого я обещать не стал. Риди правильно понял мое молчание.
– Чарли Рэндом Рихтер, только попробуй во все это влезть! – угрожающе начал он, – Если поймаю на этом, выдеру так, что сидеть не сможешь.
– Не имеешь права, – заявил я. Дик оскалился:
– Угу. Не имею. Но выдеру. Учти это на будущее. Чарли, это – не игрушки. И даже не твои похождения на улицах славного города Нью-Йорк. Это – закрытая информация, за разглашение которой лично меня могут попросту убрать с работы, а тебя, с твоей-то репутацией, упрятать туда, где ты уж точно успокоишься. Сделай, пожалуйста, правильные выводы. Обещаешь?
Я надулся, но пообещал. После этого разговор плавно перетек в другое русло. Риди поинтересовался о моей гипотетической девушке:
– Это та самая, в которую ты тогда по самые уши?
– Не-а, – я покачал головой и все ему рассказал и о драке с Лестером, и о том, что Рахиль дезинфицировала мне ссадины и сама меня поцеловала, и что нас увидела Джой, и теперь официально я как бы с Рахиль, но каждый раз, когда вижу знакомые синие глаза, у меня сердце падает куда-то в пятки.
Дик смотрел на меня с иронической улыбкой.
– Подростки. Возраст клинического идиотизма. Не хотел бы я снова возвращаться в свои пятнадцать.
– Ну и что теперь делать? – задал я ставший традиционным вопрос. Дик хмыкнул, но ответил вполне серьезно:
– А я не знаю. Чарли, у человека есть одно единственное отличие от любого, даже самого развитого животного – возможность выбора. Ты можешь выбрать быть с этой Рахиль, и тебе с ней будет замечательно – поцелуйчики, потом обнимашки, может и дальше зайдет, но до той поры, пока ты не поймешь, что все это – без любви. И ты будешь натыкаться на Джой снова и снова, если только у тебя не хватит смелости просто подойти и признаться.
– А если не хватит? – тихо спросил я.
– А вот это уже твоя личная половая трагедия, – схохмил Дик. – Чарли, есть вещи, в которых надо разбираться самому, а любые советчики только портят дело. Подумай об этом на досуге.
– Подумаю, – вяло согласился я, и разговор на этом закончился. Я получил свою долю пищи для размышлений о том, почему мне так не везет в личной жизни, а Риди – возможность безнаказанно надо мной поиздеваться.
Наверное, он был прав насчет Джой. За последние сутки мы пересеклись в тысяче мест, где раньше никогда не появлялись одновременно, каждый раз я застывал как статуя, и ничего не мог сказать. Она презрительно фыркала и, подняв кверху нос, гордо шествовала мимо. Все присутствующие ухмылялись в кулаки. Никогда не думал, что я настолько "прозрачен" в эмоциях. Придется, решил я, отслеживать все такие проявления в мимике и жестах.
После разговора с Диком я направился к Питеру. Он перестал ото всех прятаться, но все еще витал где-то в своих собственных мыслях – то есть, где-то очень далеко. Натали, как и всех остальных, он игнорировал, но я надеялся пробиться сквозь ледяную корку равнодушия, которая окружила его со всех сторон.
Когда я вломился в его комнату, Питер сидел на подоконнике и смотрел на круживший за окном снег.
– Стучать не учили? – безжизненно спросил он, даже не обернувшись. Я захлопнул дверь с ноги – я заставлю тебя очухаться, черт тебя дери, даже если сейчас сюда сбегутся на шум все учителя!
– Есть разговор!
– А, это ты, – он узнал меня по голосу, – Чарли, я сейчас не в настроении разговаривать.
– А я и не спрашивал в настроении ты или нет, – заявил я с порога, подтаскивая стул поближе к подоконнику, и уселся так, чтобы видеть лицо Питера. Так и есть: глаза сухие, но красные. Дьявольщина!
– Свали отсюда, сделай милость.
– Ага, сейчас. Только шнурки поглажу, – саркастически пообещал я, – Только сначала ты меня выслушаешь. А будешь сопротивляться, я привяжу тебя к табурету и еще пару психологов приволоку, вот тогда запросишь пощады.
Он даже не улыбнулся. Плохо. Я сменил тон.
– Пит, давай поговорим. Ты когда в последний раз ел?
Выглядел он и впрямь отвратно – лицо заострилось и посерело, под глазами залегли серые тени. Питер качнул головой:
– Не помню я. А что, это имеет значение?
– Еще какое! – возмутился я, – Пит, ты, что, хочешь угробить себя?
Он ничего не ответил. На Питера было жалко смотреть – он казался совсем сломленным, опустившим руки. Но показать то, что я его жалею было бы подлостью. Не думаю, что ему нужна была жалость от кого бы то ни было.
– Питер Чейс, чтоб тебя! – разозлился (или притворился, что разозлился) я, – Может, хватит, а? Тебе радоваться надо, что твои предки живы и здоровы, и есть шансы, что вы с Джой их снова увидите. А ты построил из себя… ну, не знаю, барышню кисейную! Давай, – дожимал я, – Валяй, жалей себя, поплачь в одиночестве, ты ж такой один, мистер Уникальность! К твоему сведению, Питер, здесь интернат, а это значит, что практически все живут без родителей! И не устраивают по этому поводу траур!
Меня в секунду прижало к стене – я даже не сразу понял, что это Питер вскочил с подоконника и схватил меня за воротник свитера. Отлично, реакция пошла.
– Ну, давай, бей! Что, правду слышать не устраивает? Конечно, с тобой же все носятся, ах, бедняжка, у него психологическая травма, он так переживает! – рявкнул я. Питер с полминуты буравил меня яростным взглядом, но потом снова погас, посерел.
– Дело не в этом, – сказал он, наконец.
– А в чем?
– Я… я…
– Убийца? – подсказал я ему шепотом. Питер поднял на меня глаза. – И что?
– А то, что я убил человека.
– И что? – повторил я, – Ты его мучил? Пытал? Специально вел за ним охоту? Ограбил еще теплый труп? Или чего похуже?
– Я его убил, – сказал он, игнорируя мои циничные намеки. Я не выдержал:
– Ты был пацан. Мальчишка одиннадцати лет. И ты защищал свою семью. Да, ты умудрился затолкать это в самые глубины памяти, а теперь вдруг вспомнил, но это не повод ударяться в депрессию.
– А что бы ты делал на моем месте?
Я выдохнул. На его месте… Мне вспомнился один эпизод из той, прошлой моей жизни, вспомнился так отчетливо, так ярко, что меня передернуло, от того, какой все-таки скотиной я иногда мог быть, но я сказал честно:
– А с чего ты взял, что я не бывал на твоем месте, а?
– Чарли…
– Что вы все заладили: Чарли, Чарли… – отмахнулся я, – Я просто принял, что я на такое способен и постарался больше так не делать. Но, поверь, это было не так благородно, как в твоем случае.
На безжизненном лице Питера появилось слабое подобие любопытства:
– Как это?
– А так. Думаешь, я бродяжил от хорошей жизни? Мы все ходили по краю – воровали, дрались, грабили магазины. А однажды просто не удержались. Подумаешь, старик с улицы, кому он нужен… – я говорил тихо – не для того, чтобы Питер услышал и воспринял каждое слово. Мне и самому непросто было вспоминать. Никому раньше я этого не рассказывал. Риди знал, конечно, что тогдашняя моя компания состояла, мягко выражаясь, из законченных подонков, но об этом происшествии он не догадывался. Иначе бы я сейчас тусовался в совсем другом интернате.
– И? – спросил Питер с каким-то жадным интересом.
– И все. Ты же слышал, как я бредил во сне? Так вот, каждую ночь я и вижу его.
Питер охнул, зябко повел плечами, но тусклые глаза постепенно наливались синим цветом. Сейчас полезет с помощью и очухается, решил я.
– И-извини, – пробормотал он, заикаясь. – Я не хотел тебе об этом напоминать.
– Ты и не напоминал. Я сам рассказал. Пит, ты вот что… давай уже, выходи из всего этого, а то Джой беспокоится, – грубовато сказал я и хлопнул его по плечу. – А я, пожалуй, пойду.
Я вышел от Питера и побежал в свою комнату. И лишь там я перевел дыхание – воспоминание все же было слишком тяжелым.
* * *
Приближалось Рождество. За прошедшие дни мало что изменилось – в новостях все так же показывали фрагменты из съемки штурма, клятые журналюги даже прикатили в школу, но Полина их моментально отшила, и до Питера с Джой они не добрались – но все-таки жизнь продолжалась. Питер "отошел" от своих проблем, то ли благодаря нашему разговору, то ли после психологических консультаций, начал улыбаться, и даже подрядился играть на утреннике для детворы Санта-Клауса. Услыхав про эту новость, я тотчас предложил ему пару кандидатур на роль северных оленей (Тони Лестер, несмотря на наши улучшившиеся отношения, был первым в списке), но Пит с серьезным видом отказался, заявив, что полезет в дымоход, а с упряжкой это будет проблематично. В один из выходных я отпросился в город дабы выбрать подарок для Рахиль, официально вошедшей в статус "моей" девушки, а на самом деле пошатался по городу, заглянул в несколько магазинов, потратил стипендию за несколько месяцев и, наконец, заявился к Риди в участок.
Увидев меня, он многоэтажно выругался:
– Нельзя же так пугать, Чарли! – сказал он, когда я сообщил, что просто проходил мимо, – Я-то уж было подумал, что опять все праздники придется нянчиться с тобой!
– Напомни мне, пожалуйста, почему я испытываю к такому сукиному сыну, как ты, дружеские чувства? – поинтересовался я. Риди хмыкнул:
– Потому что скоро Рождество, и ты хочешь на подарок больше!
Мы немного поболтали о том, о сем, выпили по огромной чашке хорошего настоящего кофе, поиграли в шахматы (Риди позорно продулся в трех партиях: два раза был "детский мат"), и я уехал, оставив ему подарок – брелок для ключей от машины, выразив надежду, что он выкинет свою археологическую древность на свалку и купит, наконец, нормальный автомобиль. Дик обещал подумать. В итоге, в "Новый Дом" я вернулся только к вечеру, отметился о прибытии у Полины и пошел упаковывать подарки.
Говорят, каждый человек покупает в подарок то, что сам хотел бы иметь. Если так, то мои потребности вышли весьма своеобразными. Питеру я выбрал классный складной нож – зажигалку – штопор – фонарик (и еще с десяток неизвестных мне функций) из немецкой легированной стали. Близняшкам Нильсен – одинаковые симпатичные шарфы, Лестеру – зеркало (на оборотной стороне гравер вывел кое-что про соринку в глазу), а для Рахиль нашел потрясающую книжку Омара Хайама, "Рубайатом" которого она увлекалась, с иллюстрациями.
… ну, маленький серебряный кулон с аквамарином, я бы конечно в подарок не хотел, но как только я его увидел, рука сама потянулась к деньгам. Он настолько подходил синим глазам Джой, что дух захватывало. Но дарить его я не собирался. Глупая, в общем, вышла покупка, и я не стал его упаковывать, просто сунул в карман прямо в пластиковой коробке, которую мне всучили в ювелирном…
Вот с таким грустно-праздничным (праздничным потому что до Рождества оставалось всего три дня, а грустным, потому что в моей жизни все опять запуталось) настроением я и шел к Питеру. Мы договорились вместе придумать озвучку на традиционный рождественский спектакль. Сама задумка – с ангелами, волхвами Девой Марией и младенцем Иисусом была, конечно, кошмарна, но не помочь малышам было бы некрасиво. В кабинете, который прятался за актовым залом, была маленькая студия, с синтезатором, расстроенной гитарой, ударными и прочей дребеденью. Партию Пречистой я собирался сделать на флейте, тихой минорной мелодией, кристально чистой, похожей на горную воду, волхвов – ну, это что-то такое восточное, но не совсем. Мелодии Аравийского полуострова прекрасно бы подошли. Я не профессиональный музыкант, даже нот толком не знаю, если честно, но музыка была для меня отдушиной, куда я время от времени нырял с головой, слушая то Грига, то Рахманинова, то "The Beatles", то вовсе новомодных электронщиков из "Людей Мира". Сочинять самому было интересно, но записать собственные мелодии я не мог – качество карманного диктофона меня не устраивало, на звукозаписывающую студию у меня не было денег (когда деньги были, возникали и ненужные вопросы о том, откуда они взялись), а нотной грамоты я, повторюсь, не знал.
Питер, как оказалось, готов еще не был. Он сидел на полу, в окружении разбросанных бумаг, дисков, радиодеталей и всякой другой всячины, предназначение которой мне было неизвестно.
– Пит, мне, что купить тебе часы?
– Не надо, – он посмотрел на меня, оторвавшись от исписанного мелким четким почерком листа. Через очки его глаза казались очень большими и очень удивленными, – У меня есть уже.
– Да ну? – притворно изумился я, – Тогда они, наверное, опаздывают? Пит, мы хотели записать мелодии для спектакля в шесть, помнишь? А время без трех минут!
– Ааа… – протянул Питер, – Чарли, ты извини, я тут решил разобраться с вещами и совсем забыл.