Текст книги "Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера"

Автор книги: Гала Рихтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Может, поделишься тогда, с какой целью ты караулил меня у порога?

Вопрос был прямой.

– Надо было завершить разговор, это же очевидно. А что такого?

– Да ничего, – Синклер усмехнулся и откинулся на спинку стула, на котором сидел, – Вот он я. Можешь начинать. Только учти, что если ты – на этом корабле гость, то я – его капитан, и времени у меня не так уж и много.

Вот бы сюда Питера, подумалось мне. Или Джой с ее несомненным умением вешать лапшу на уши окружающих с самым невинным видом.

Я слегка потерялся в потоке вариантов. Начать можно было с криков и обвинений. Или с угроз. Или просто прыгнуть сейчас на Синклера и переломать ему шейные позвонки.

Вместо этого я просто вылетел из каюты, со всей силы пнув в коридоре быстро закрывающуюся дверь. План был провален полностью!

Ощущение того, что я нахожусь в самом центре непонятной мне игры, не покидало. У меня была куча вопросов – почему я здесь, что собирается делать капитан этого громадного корабля, какова вообще цель всего происходящего – но ответов не было. Вообще.

В том, что я – пешка в этой странной игре, я даже не сомневался. Скорей всего, просто прихоть Синклера. Он меня изучал, только и всего. Может быть, я напоминал ему сына, и это было моей основной версией на данный момент.

Корабль. "Квебек" был еще одной нестыковкой. Зачем на протяжении стольких лет тратить время, чтобы построить эту неповоротливую, на первый взгляд, громадину? Зачем похищать ученых, делать из всего этого страшную тайну, если любую помощь, любые расчеты можно было бы просто заказать или купить. Организация "Альтернативный мир", если верить Риди, имела в запасе активы, которые даже не снились половине земного шара. И потом, Волинчек обмолвился, что "Квебек" уже готов к выполнению всех своих функций, то есть…

Ох, ну я и дебил!

Если исходить из того, что похищение научного штата Луна-Сити было необходимо, чтобы создать космический корабль такого масштаба, то логически к моменту завершения работы над "Квебеком" необходимость в содержании черт знает какого количества народа просто-напросто отпала. И ими вполне можно было пожертвовать в тот, пусть и случайный, но все-таки предугаданный момент, когда одному бывшему беспризорнику вздумалось поиграть в героя. Никто не знал всей информации, только частично, и хотя сложить дважды два легче легкого, но противодействия от Земли ждать было глупо. На планете просто не было ничего, что может противостоять космическому кораблю такой мощи. Хотя, говорят, в Азиатском Союзе, этой проблемой активно занимались японцы, которые когда-то догадались поставить уменьшенные двигатели Тодда на миниатюрные, почти игрушечные флайеры, но результатов особых еще не было.

И не будет еще лет семь-восемь, подумал я. До того момента как соберутся работавшие над "Квебеком" умники и не догадаются разорить правительства и налогоплательщиков своих стран на энную кучу денег и построить такой же корабль. Но до этого момента Синклера без особых напрягов можно будет считать королем космоса.

Оставался один, самый главный вопрос: чего он добивается? Цели "Альтернативного мира" были на редкость просты и незатейливы для такой большой и разветвленной организации. Бороться с тем, что неизбежно, всё рано, что стоять на Трафальгарской Площади и размахивать плакатами – все равно ничего не изменится.

Как всегда в момент умственного напряжения, я безумно захотел кофе. Но той бурды, что наливалась в столовой, мне, откровенно говоря, не хотелось, а настоящего черного кофе я здесь еще не видал. Для полноты ощущений не хватало еще крепкой сигариллы, но это было еще недостижимей.

Вернусь на Землю – если вернусь, конечно – выкурю пачку "Кэптен Блэка" за день. И пусть мне будет плохо!

Да вот только возвращение на Землю казалось перспективой, все более отдаляющейся от меня с каждым мгновеньем. Если даже нам с Волинчеком удастся каким-нибудь Великим Чудом пробраться в стыковочный отсек и угнать флайер, даже если допустить, что он будет функционировать до самой матушки-Земли, мы ничем не сможем помочь.

Во-первых, потому что о корабле властям уже почти наверняка известно, а в Пентагоне, Кремле, японском Императорском дворце и прочих резиденциях вопросы такого рода решаются как-то без помощи остального населения страны. А во-вторых, потому что это все равно ничего не меняло. Мы ж не знали цели Синклера, того, ради чего он все это и затеял.

Думай, Чарли, думай, велел я себе. Голова никогда не была моим сильным местом, особенно если сравнивать с Чейсами или тем же Волинчеком, но разгадывать чужие замыслы мне всегда было легко. Когда ждешь от окружающих только плохого, ошибаешься редко.

Но в голову как назло ничего не лезло. Чертов сон, который я видел, все время заставлял отвлекаться с дела на размышления о моей мамаше. Я не хотел о ней думать – долгое время я и вспоминать-то о ней не хотел – но мысли сами лезли в голову.

Я когда-то читал сказку одного французского писателя, Экзюпери, кажется, про мальчика, который жил на крошечной планете и улетел, обидевшись на Розу. Неважно, что сама сказка показалась мне – тогдашнему, одиннадцатилетнему, немного наивной. Мне не было жалко Принца, и Летчика мне, пожалуй, тоже не было жаль, но я запомнил фразу, которая меня тогда здорово насмешила.

"Мы в ответе за тех, кого приручили".

Если верить этой сказке, каждый из нас был ответственен за своих близких. За друзей, за семью. За детей. За тех, кого любит.

Неужели она, спустя столько лет, вдруг это поняла, и пришла не потому что ей захотелось славы, или чего-то еще, или взыграла спящая до сих пор беспробудным сном совесть, а потому что она почувствовала ответственность за того, кого когда-то бросила? Навряд ли. Опыт подсказывал мне, что люди не меняются. Они покупают новые костюмы и машины, красят волосы в другие цвета и меняют лица, но сущность их остается прежней. Тогда почему?

В итоге, я решил, что размышлять об этом бесполезно. Жизнь так же богата на странности как Портленд на чудаков, и искать в ней логику может только человек, сам ее начисто лишенный. Изменять что-либо просто бесполезно, а вот приспособившись можно кое-чего добиться. Я терпеть не мог прогибаться под обстоятельства, но в данный момент решил это сделать. Из принципа.

* * *

Курить на "Квебеке" невозможно по той же причине, по которой запрещается курить на подводных лодках, и, как я слышал, в Луна-Сити: высокий уровень противопожарной безопасности и экономия кислорода, вырабатываемого установками. Спасаться в вакууме от пожара, так же как на дне океана, было довольно проблематичным, точно так же как и сделать производство кислорода максимально дешевым, и я это понимал. Но на седьмые сутки пребывания на космическом корабле я уже был готов выть от желания затянуться хотя бы самым распоследним дешевым "Кэмелом". Если бы не тот факт, что Синклер наконец нашел мне занятие, я просто рехнулся бы от никотиновой и кофеиновой ломки и вопиющего безделья. Но – к счастью или нет – Синклер свалил на меня всю заботу о корабельной библиотеке, дав задание создать каталоги и прошерстить всю ненужную подшивку. Учитывая, что половину контингента "Квебека" составляли ученые, библиотека была богатой, и работы мне хватало. Сначала я думал взъерепениться и послать его подальше, но потом осознал, что с моим неумением сидеть на месте больше получаса, я просто взорвусь от нереализованной энергии. К тому же, в библиотеке было интересно. Кроме богатой научной подборки обнаружилась пара сотен коробок с классическими романами, которые я отложил подальше, литература по военному делу, куча справочников по астрономии, и подшивка центральных газет со всего мира за последние несколько лет. Как ни странно, последние выпуски были совсем свежими – недельной давности или около того. Я сопоставил даты, и решил, что их купили в то же самое время, что похитили меня. Газеты я отложил на потом – писаки меня раздражали всегда, и я давно уже вывел, что чтобы найти в СМИ что-то полезное, а главное, честное, надо сначала прочесть уймы информации и вытащить пару абзацев правды.

Раньше – честное слово – чтобы заставить меня прочитать что-нибудь, кроме криминальной хроники, учителям приходилось стоять надо мной чуть ли не с палкой. Но годам к двенадцати я понял всю прелесть чтения, узнавания чего-то нового через книги. Это было интересно – жить чужой жизнью хотя бы час в сутки, представлять себя на месте героев. Книги ведь тоже своего рода наркотик.

Правда, фанатом книг, таким, как например Питер или Рахиль, я так и не стал. Им был интересен сам процесс. Пит, дай ему волю, вообще жил бы в библиотеке, выбираясь из нее исключительно в душ, туалет и кухню, да и туда с каким-нибудь печатным изданием в руках. В семье Чейс только Джой вела более активный образ жизни, предпочитая учебному процессу поход в спортзал, а здоровому сну развеселую вечеринку, что, впрочем, не сказывалось ни на ее успеваемости, ни на внешности.

Правда, читать мне до "Нового дома" приходилось редко. Когда живешь на улице тебе не очень-то до высоких материй, если честно. Попадая то в один приют, то в другой, я урывал моменты для того, чтобы заглянуть в библиотеку, пролистывая то одну книгу, то другую, пока не дорвался до Хайнлайна. "Чужак в чужой стране", украденный в детройтском приюте, валялся у меня в рюкзаке уже полтора года, путешествуя по всем тем местам, куда я умудрялся попасть. Иногда мне казалось, что эта книга словно написана про меня: нет, я не сравнивал себя с Майклом, разумеется, просто я тоже был чужим в любом месте, куда бы ни попал. Странно это было: давно умерший человек полтора века назад написал фантастическую книжку – что он мог знать про меня, мою жизнь? – но у меня порой возникало стойкое ощущение, что он знал или предчувствовал.

Когда я говорил об этом с Питером, он только рассмеялся, и сказал, что, наверное, у каждого из нас есть такая книга, читая которую он может сказать, что "это про меня". У самого Пита таких книжек была сотня-другая, не меньше, поэтому его авторитетному мнению вполне можно было доверять.

Черт, а я ведь скучаю!

Прошла всего неделя, а я уже тосковал по дому – а здание на Ривер-Сайд очень быстро стало мне домом, по долгим разговорам с Питером на отвлеченные темы, по перепалкам с Джой… Глупо, правда? И почему только в тот самый момент, когда у меня появилась настоящая семья, моей жизни обязательно надо было совершить очередной кульбит?

Так я и сидел, перебирая каталоги и размышляя о том, какую еще пакость приготовила мне судьба, когда в библиотеку вперся Волинчек.

– Вот ты где! Я уже обыскался!

– Ты с какой-то целью, или просто соскучился по моему обществу? – лениво поинтересовался я. Лукас мне по-прежнему стойко не нравился, несмотря на то, что мы довольно часто общались, встречаясь во время обеда и ужина в столовой и разговаривали о том, о сем.

Я… ну, давай, Чарли, будь честным хотя бы сам с собой…Я…ревновал! Да, ревновал, а что тут такого? Я прекрасно знаю, что поводов к ревности у меня было не больше, чем, к примеру, у Гордона: Джой одинаково относилась (а точнее, не относилась) к каждому из нас, и, если не считать того злосчастного поцелуя, ничего-то нас не связывало. Ну, кроме того, что она мне нравилась. Очень.

В общем, тот факт, что она неровно дышала к Волинчеку, заставлял меня скрежетать зубами и сжимать кулаки практически каждый раз, когда этот недотепа появлялся в пределах видимости. От попыток выяснить отношения раз и навсегда меня удерживал тот факт, что Лукас был моим единственным союзником на черт знает каком расстоянии от Земли, а я был самым настоящим прагматиком и всегда старался блюсти свою выгоду.

– Не скажу, что стосковался, – хмыкнул он, – просто пришел проведать. Думаю, тетя Мел мне за это сказала бы спасибо.

– Думаю, мы с Мелани Чейс разобрались бы сами, – тоном, источающим яд, проговорил я, – Нянька мне не нужна, со своими проблемами я справляюсь сам. Думаю, я выразился достаточно понятно?

– Понятней некуда. Чарли, я что, занимал у тебя полтинник и забыл отдать? Если нет, то чего ты постоянно на меня крысишься?

– Волинчек, сделай милость, заткнись, – попросил я, – Изображать из себя заботливого старшего брата не надо: я – единственный ребенок, да и ты, насколько мне известно, тоже.

– А откуда, если не секрет, известно? – поинтересовался Лукас, потирая переносицу (был у него такой характерный жест).

Ох и правда, откуда… как будто Джой была не единственным человеком, который прожужжал мне все уши темой: "боже, как мне нравится Лукас Волинчек и как хорошо, что мы идем сегодня ужинать в чешский ресторан "Королевская Дорога", потому что мне так нравится все чешское, а главное сам Лукас…Как, я это уже говорила четыре раза?". Джой иногда была чертовски утомительна, честное слово.

Я сделал гримасу:

– Сведения засекречены, доступ к ним запрещен всем, кто не имеет уровня А.

Волинчек ухмыльнулся:

– И кто же имеет такой доступ?

– Только я, – я кровожадно улыбнулся. Ну, спроси у меня еще что-нибудь, я тебя так далеко пошлю, что дорогу не найдешь…

То ли Волинчек обладал незаурядной интуицией, то ли был хорошим физиогномистом, но больше вопросов на тему Джой не последовало.

– Ты на ужин-то пойдешь, библиотекарь?

Я пожал плечами. Сидеть, обложившись бумагами, дисками и коробками от фильмов, было так уютно и спокойно, что забывалась тьма за иллюминатором, и ужасно не хотелось вставать. Лукас понял меня правильно и быстро ретировался, пообещав, если не поем и завтра, потащить меня утром в столовую за уши. За последние семь дней я опять начал терять в весе: мне просто не хотелось есть со всеми, а потом я про это забывал. Слава богу, зеркала у меня в каюте не было, а в душе я задерживался ровно настолько, чтобы вымыться, не заглядываясь на свое бледное и худосочное отражение.

После ухода Волинчека я убрал все книги на полки и занялся периодикой. Терпеть не могу газеты за традиционную идиотскую привычку издаваться в печатном виде; то ли дело журналы, которые в принципе уже лет двадцать нельзя найти в бумажном виде, с настоящими страницами, и толстыми глянцевыми обложками. В "Новом доме" была подшивка "National Geographic", не выходящего уже сорок лет: иногда, пока Питер искал материалы по физике, я пролистывал до сих не выцветшие страницы и с интересом погружался в мир прошлого. В общем, регулярные СМИ я складировал на отдельную полку, пока один из заголовков не привлек мое внимание.

"Формальное объединение в Земную Федерацию уже в марте! Съезд лидеров мировых государств 27 марта этого года в Пекине"

Ну да, об этом много говорили и писали. Мне, правда, всегда было не до политики – Риди наверняка был уверен, что до того возраста, когда можно участвовать в голосовании, я успею попасть за решетку, накопив на "пожизненное", но на самом деле, это было слишком запутанно и далеко от тех реалий, в которых я жил.

Значит, уже через два месяца я стану гражданином Земной Федерации. Звучало забавно. А вот стоила ли овчинки выделки – не знаю. Не мне судить.

В Пекине, если верить статье, должно было собраться чертова куча народа, и по сему поводу, предпринимались самые большие меры безопасности. Через объединенные силы спецназа и разведок всех стран мира мышь бы не прошмыгнула, хотя… меня ведь тоже охраняли… И это не помешало Синклеру и его ребятам увести меня, почти не поднимая шума. Если бы не Дэйвис со своими младшими, играющий в парке, я бы точно числился в списке пропавших без вести.

Постой-ка, Чарли Рэндом Рихтер, что ты сейчас сказал?

Я прокрутил эту информацию в мозге еще раз.

Так, что мы имеем? Скорого на решения бывшего военного и политика с жаждой мести, космический корабль непонятно какого предназначения (исследовательским его назвать было трудно – а вот вооружен он вполне мог быть), и собрание самых влиятельных людей планеты на одном небольшом кусочке Земли в один небольшой отрезок времени. Будь я на месте капитана "Квебека", я воспользовался бы ситуацией и кокнул всех этих политиканов одним единственным ударом. Но не думаю, что Синклер хотел их уничтожить: он не был сумасшедшим. Скорее всего, он хотел переломить ситуацию в свою пользу, в пользу "Альтернативного мира". Ведь количество членов организации было явно больше, чем шестьсот человек, находящихся на корабле.

Черт! Вот черт!

Конечно же, никакое Чикаго Синклеру на черта не сдалось. Пекинский съезд готовился уже несколько лет, и у него было до хрена времени для того, чтобы подготовить всю операцию и просчитать все до мелочей. Оставался лишь один вопрос: зачем ему нужен я, но и это, если подумать хорошенько, объяснялось тем, что я своим появлением едва не сорвал его планы тогда, в пустыне, и мог догадаться обо всем этом, живя в Чикаго. Он просто перестраховался, вот и все. Все слова о жалости были самой обыкновенной ложью, а я-то еще – вот кретин – ему поверил, испугался за Чейсов, за ребят и запаниковал.

Сволочь! Хренов манипулятор! Ублюдок!

Я рванул ворот рубашки, задыхаясь в бессильной злости, и зацепился за шнурок, на котором висел аквамариновый кулон. Синий камень блеснул в ярком свете лампы глазами Джой, и, внезапно, я успокоился. Самое главное, что Джой жива, как будут жить все, кто мне близок. Я смогу отсюда выбраться. Рано или поздно, Синклеру придется вернуть меня на Землю, и я вернусь в Чикаго, выкурю добрых полпачки "Кэптен Блэка", встану у порога дома на Ривер-Сайд и поцелую Джой, которая откроет дверь. И плевать на то, что если не меня не прибьет Питер, то сама Джой уж точно превратит в отбивную котлету.

ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ, ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ ВОПРОСИТЕЛЬНАЯ, РАССКАЗЫВАЮЩАЯ О ТОМ, ЧТО ЛУКАС ШПИОНИТ, ЧАРЛИ НАПИВАЕТСЯ, А КАПИТАН КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ «КВЕБЕК» БОЛТАЕТ МНОГО ЛИШНЕГО.

"– Вы арестованы.

– У тебя пистолетик-то есть?

– Тогда задержаны…"

Из известной комедии начала двадцать первого века.

Следующие корабельные «сутки» прошли скучно. Я просидел в библиотеке почти весь «день», пока не заявился Волинчек и не вытащил меня в столовую, назвав по дороге какой-то «костлявой немочью» (я хотел было обидеться, но потом прикинул и решил, что это, наверное, представитель восточно-европейского фольклора, а не полноценное ругательство).

– Если тетя Мел узнает, что я был рядом и не следил за тем, как ты питаешься, она меня самого сожрет, честное слово, – сказал он, садясь за стол с двумя подносами, до верха наполненными едой, – Я же ее знаю. А Джой еще и добавит.

Я пробормотал о Лукасе кое-что нецензурное, когда услышал имя Джой в его исполнении, но он не обратил внимания – был слишком занят тем, что поливал жаркое кетчупом.

– Э-э-э… слушай, Волинчек, можно тебя спросить?

– Попробуй, – отозвался он.

Что, черт возьми, у тебя с Джой, чуть не выпалил я. Но не смог. Слова застряли в горле, и я почувствовал, как начинаю мучительно краснеть.

Лукас поднял голову от своего обеда, потер переносицу указательным пальцем и внимательно на меня уставился:

– Ну, спрашивай. Что, Чарли?

Я набрал в легкие воздуха, но… спросил совсем о другом:

– А как продукты доставляются на "Квебек". Это ведь очень трудоемко и дорого, поставлять их с Земли или Луны?

– А, – Волинчек усмехнулся, – Частично, овощи выращиваются в оранжерее. Но белок, по большей части, лабораторный, здешние химики просто придают ему вид и вкус, похожие на настоящие.

– То есть, это мясо – вовсе и не мясо? – я поковырялся пластмассовой вилкой в ранее выглядевшем аппетитно содержимом тарелки, – И картофель тоже искусственный?

– Тоже, – Волинчек выглядел так, будто его забавляла моя реакция, – Я думал ты знал, и поэтому почти не ешь в этой столовой.

– Я нормально питаюсь, – огрызнулся я, – И я этого не знал. Может, не будем говорить об этом за столом!

Об искусственной пище ходили разные слухи: и то, что есть ее было вредно для здоровья, и то, что производство было дорогостоящим (что не мешало азиатским странам богатеть на производстве). Мне доводилось в свое время питаться всякой дрянью, да и регулярное курение вряд ли укрепляло мой организм, так что я ел мало вовсе не поэтому.

Волинчек – вот идиот – только хмыкнул:

– Джой говорила, что ты парень со странностями, но я, если честно, не верил.

Если он еще слово скажет про Джой, я его убью, твердо решил я. Но спросил, не выдержав, сам:

– А что еще она обо мне говорила? Не то чтобы мне было интересно, но…

Лукас пожал плечами и лаконично ответил:

– Разное.

Развернутого ответа не последовало. Я подождал еще немного, поклевал искусственного мяса (по вкусу, оно, правда, совершенно не отличалось от натуральной говядины, поэтому я разохотился и начал есть нормально), допил дерьмовый корабельный кофе, и встал из-за стола. Уже в дверях я заметил, как Волинчек улыбается своим мыслям, и жутко разозлился.

Вот ведь черт! Я злился на себя за то, что спросил у него о Джой: было глупо ожидать, что он ответит, но еще больше я злился на самого Лукаса за то, что он не ответил. Наверное, это очередной приступ морального садомазохизма, но мне и в самом деле было важно знать, что Джой говорила обо мне.

Я мчался по коридору с такой быстротой, что налетел на шагающего по коридору Синклера, и выбил у него из рук громадную кипу бумаг.

– Мальчик, ходить помедленнее и оглядываться по сторонам тебя не учили? – спросил он раздраженно, – Или это, черт побери, диверсия?

– Ох, простите, я… – я смешался, пытаясь поймать кружащиеся листки, и думая о том, что за глупость записывать что-то на бумаге в век компьютеров. Но, с другой стороны, Лоуренс Чейс тоже чаще писал что-то от руки, а уж потом, собрав достаточное количество намёток, вводил данные в электронную память.

Когда я собрал упавшие бумаги и встал, то увидел, что лицо у капитана ужасно усталое.

– Извинения приняты, – мрачно сказал он, – Я могу идти, или ты так и будешь загораживать дорогу?

Я молча вжался в стену, и проводил его взглядом: высокий, атлетически сложенный человек, шагающий так, будто на его плечах лежит огромный тяжеленный груз. Он напомнил мне колонны в древнегреческих храмах – скульптуры, держащие на своих руках все здание, громадные, величественные.

О том, что иногда они не выдерживали эту тяжесть и обрушивались, я предпочитал не вспоминать.

Остаток дня я провел в библиотеке, в одиночестве, перемежаемом лишь приходом высокой худой женщины-офицера, попросившей помочь ей с поиском книги (она взяла, как это ни странно, справочник по астрографии Солнечной Системы и Новый Завет) и парня из механиков, который взял несколько развлекательных журналов и очень интересовался наличием эротической литературы, намекнув, что приплатил бы за оную. К счастью, эротики в библиотеке не было изначально – спорю на что угодно, тут уж постарался капитан "Квебека" – и я отослал любителя "клубнички" куда подальше. В общем, никаких событий не произошло, и к тому времени, как наступил корабельный вечер, я готов был убить себя за неуемное любопытство: слова Волинчека о Джой не давали мне покоя. В самом деле, удивительным был даже тот факт, что она говорила обо мне со своим бойфрендом, не говоря уж о том, что она говорила. Готов поспорить на все что угодно, включая последнюю десятку и раздолбанные часы с разбившимся циферблатом, которые носил больше по привычке, потому что время они показывали только периодически, что ничего хорошего из уст Джой Чейс обо мне еще никто никогда не слышал, и не услышит впредь.

Черт, и почему только меня это волнует? Еще далеко не факт, что я вообще выберусь с "Квебека", так почему я думаю не о том, как свалить отсюда побыстрее, а о том, что говорит или думает обо мне Джой Чейс? Что за бред, черт побери, Чарли?

Загнав в итоге все мысли о Джой куда-то в самую глубину сознания, я поплелся в свою каюту. Наступала "корабельная" ночь, и хотел уткнуться в подушку и постараться забыться.

Но тут меня ждал сюрприз.

Дверь в комнату была полуоткрыта, горел свет. Все мое сонное настроение мигом слетело, и я беззвучно подкрался к двери, очень стараясь не издавать ни звука.

Твою мать!

Лукас Волинчек собственной персоной стоял вполоборота у прикроватной тумбочки и внимательно изучал то, что на ней лежало.

Я напряг память. Утром там были свалены те самые газеты, которые я нашел в библиотеке. Конечно же, догадаться о том, чтобы спрятать их подальше от чересчур любопытных глаз, я подумал только сейчас, не раньше. Черт, да как я вообще мог подумать о том, что кто-то будет следить за мной и здесь тоже!

Волинчек перелистнул ломкие газетные страницы, еле слышно чертыхнулся и аккуратно убрал их на кровать. Там оставалась последняя вырезка, из "Нью-Йоркского Времени", с фотографией Чейсов на развороте. Он поднес ее к глазам, что-то неслышно прошептал, и, так же аккуратно, сложил все на место.

Да он же Джой любуется, мать его! Я дернулся было к двери, чтобы уничтожить этого урода на месте, но тот холодный здравый смысл, что поселился во мне после того, как я узнал о том, что задумал Синклер, заставил меня вернуться на свое место. От резкого движения дверь шелохнулась, и Лукас развернулся.

Я откатился за ближайший поворот и постарался не дышать, вслушиваясь в торопливые тихие шаги. Лукас вышел из комнаты, видимо, огляделся, и ушел куда-то в противоположную от меня сторону.

Черт! Черт, черт, черт…

Я сполз на пол, опершись о стену, и выдохнул. Бешеный стук сердца отдавался в висках гулким звуком – будто изнутри били маленькие молоточки. Хладнокровие? К чертям собачьим такое хладнокровие: будь на то моя воля, я разнес бы этот корабль со всеми его обитателями на мелкие кусочки и развеял по Дальнему космосу – пусть летают до скончания времен вокруг своей оси.

Что же это за сволочизм такой, а? Почему, не вот скажите мне, почему всё так происходит? Какого хрена этому долбаному Волинчеку понадобилось в моей комнате? Почему все постоянно мне лгут?

Ты этого никогда не узнаешь, Чарли, сказал внутренний голос – в кои-то веки обойдясь без сарказма. Я устало выдохнул.

Надо было, наверное, идти в комнату, ложиться спать, чтобы отдохнуть и не пропустить ничего важного, но я не мог заставить себя туда зайти. Влажное, липкое ощущение брезгливости остановило меня на пороге.

– Давай, Рихтер, не сходи с ума. Что за бред? Подумаешь, чертов Волинчек… – пытался я уговорить себя, пару минут стоя в дверях, но ощущение не проходило. Было противно и страшно – словно кто-то, походя, залез в душу и успел там натоптать грязными ботинками.

В любом приюте, конечно же, могли и украсть что-то из барахла, и пройтись по тумбочке, но в том было и дело – там это было в порядке вещей. Сам я ни разу так не поступал. Не то чтобы моральные принципы мешали, просто мне ничего не было нужно.

Я убрал газеты с тумбочки, сунул все имеющиеся вещи в пакет и вышел, хлопнув дверью. Просто находиться в этой комнате было неприятно до тошноты.

В итоге, я оказался у комнаты Синклера, и решительно постучался.

– Войдите.

Поль Синклер сидел за своим столом, аккуратно отмечая что-то в бумагах. Увидев меня, он скривился.

– Мальчик, что еще случилось?

– Ничего. То есть… могу я войти?

– Иисусе! Я же уже сказал, что можно, – Синклер отложил карандаш, которым делал записи. – Садись.

В его голосе я услышал уже привычное раздражение. Такое же периодически возникало в тоне Риди, когда я его в очередной раз доставал какими-нибудь глупостями. Раньше я даже думал, что Дик не умеет разговаривать иначе – только с нарастающим раздражением по любому поводу, выливающимся в крики и нотации. На какую-то долю мгновенья условный рефлекс сработал, и я уже был готов сбежать из комнаты капитана, боясь нарваться на педагогическую акцию, но я себя быстро одернул. Это было уж очень глупо.

– Садись и выкладывай, что у тебя? – повторил Синклер, – И я был бы очень благодарен, если бы ты уложился минут в десять. У меня очень много работы, мальчик.

Я уселся на стул напротив.

– Это насчет моей комнаты…

– Каюты, юноша, – поправил меня капитан.

– Из-звините…насчет каюты.

Синклер устало потер глаза, поправил воротник, врезающийся в шею, и, наконец, посмотрел на меня:

– Чем же она тебе так немила?

По идее, здесь должен следовать рассказ о произошедшем несколько минут назад, но…

– Мне в ней неуютно, – дерзко ответил я, – Мне другая нужна.

– Мальчик, я что, похож на гостиничного администратора? – ядовито спросил Синклер, – Постарайся как-то привыкнуть, "Хилтона" здесь нет.

– Но…

– Вопрос не обсуждается, Чарли. Ты мне мешаешь.

Формально, меня послали куда подальше, и теперь нужно было ретироваться с самой большой скоростью, на которую я только был способен, дабы не нарваться на большие неприятности. Так я и сделал.

Идти в комнату мне не хотелось по-прежнему. Вместо этого я ушел в библиотеку. Там стояло кресло, в котором – с натяжкой, конечно – но можно было спать, и там не было этого удушающего ощущения "присутствия".

Как вариант можно было пойти и придушить Волинчека, но этим я загнал бы пару последних гвоздей в крышку гроба своего великого плана, и, поэтому, я постарался утихомириться. Убить Лукаса я мог и после, причем, признаться, жаждал этого с нетерпением.

Ну да, я не пацифист. И что с того?

В библиотеке было холодно. Спать не хотелось совершенно, так же, как и думать о произошедшем, и я, взяв с полки томик Малой Энциклопедии Космоса, открыл статью про спутники Марса.

Фобос и Деймос интересовали меня примерно в той же степени, что и великая теорема Ферма – и к первому и ко второму я относился индифферентно. Но чтобы отвлечься годилось все, что угодно, даже учебники по астрономии. Я уселся в кресло, накрылся пледом и начал бездумно листать страницы. Будь здесь Джой, она наверняка осмеяла бы то, что я делал.

Будь здесь Джой, все было бы иначе…

Дверь в библиотеку открылась. Я вскинул голову, чтобы отправить непрошеного гостя, припершегося в столь поздний час, куда подальше, но наткнулся на изучающий взгляд Синклера.

– Что тут делаешь, мальчик? Почему ты не у себя в каюте?

– Вы мне что – папаша? Какая вам разница? – разозлился я.

Капитан уселся во второе кресло, скрестив руки на груди. Он, верно, уже собирался спать, и одет был в простую белую футболку и легкие светлые брюки.

– Иди спать, Чарли, – велел он. Я покивал, отказываясь:

– Я буду спать здесь.

– Мальчик, ты всегда так упрям? – поинтересовался Синклер. Я пожал плечами и напомнил:

– Вы же меня изучали. Должны бы знать.

Довести человека до белого каления один раз может любой – главное поставить цель. А вот делать это постоянно – уже умение, основанное на богатом опыте. У меня такой опыт был. Поль Синклер держался дольше Риди, но я не сомневался, что справлюсь.

Капитан потер подбородок.