Текст книги "Рекламная любовь"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Смотри, какое шикарное! – указала она глазами на что-то бледно-зеленое. – Не бойся, я не это выбрала. Это очень дорогое… А я вон то, черное…

– Нет, примерь именно это!

– Сереженька, это невозможно! Оно очень дорогое!

– Ерунда! У меня есть деньги. Я же говорил, что достану, – и достал!

Она долго торчала в примерочной. Сережу усадили в кресло, и он, как взрослый, самостоятельный мужчина, ждал свою женщину, листая какой-то дурацкий журнал мод.

Наконец Маша отдернула штору. И Сергей ахнул. Платье безумно, невероятно ей шло, оттеняя серо-зеленые глаза, делая ее выше, строже и… шикарнее, что ли. У него дух перехватило.

– По-моему, неплохо, да? – улыбалась Маша. – Если еще волосы поднять…

Она показала, какой должна быть прическа, придерживая волнистые пряди рукой.

– Вам очень, очень идет, – подтвердила продавщица. – И заметьте, это авторская вещь. Эксклюзив.

– Берем! – воскликнул Сергей.

– Хороший выбор, – одобрила продавщица, с сомнением оглядывая Сергея. – Будете платить наличными или…

– Наличными, – уверенно произнес Сергей.

Платье было упаковано в фирменный пакет. Они вышли и, едва завернули за угол, Маша повисла на его шее, осыпая поцелуями.

– Спасибо, Сереженька! Когда ты такой, я самая счастливая женщина! Ты у меня самый лучший, самый щедрый, самый красивый…

Сережа был запредельно счастлив.

Потом они пошли в кино. Смотрели какую-то дребедень модного режиссера и целовались, целовались…

Он вернулся домой очень поздно, почти не видя сжатое в кулачок лицо мамы, поджидавшей его на кухне.

– Я третий раз разогреваю тебе ужин, – сухо произнесла она.

Этот сухой, отчужденный тон стал уже привычным, с тех пор как в его жизни возникла Маша. «Значит, она еще не знает», – подумал Сергей, принимаясь за еду.

Глава 11
НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ

Турецкий сидел в своем кабинете, просматривая бумаги в ожидании Грязнова. Накануне, во время ежевечернего созвона и обмена впечатлениями за день, было решено встретиться нынче пополудни, дабы обсудить новую информацию по взрыву на пересечении улиц Вавилова и Дмитрия Ульянова.

– Ну что, Санечка, как дела? – вместо приветствия поинтересовался Грязнов, возникший в кабинете Турецкого, едва приемник, настроенный на волну «Маяка», пропиликал полдень.

– Дела у прокурора… – машинально ответил Александр, отодвигая бумаги и снимая очки.

– А у помощника генерального так… делишки, – продолжил Грязнов.

– Какое там! Чем выше сидишь, тем дальше видишь. А знания умножают скорбь.

– Да?

– Да. А то ты не знаешь. Сам что, низко сидишь?

– Ладно, оба мы хороши. Кофейком-то угостишь? А то ведь время пить кофе! Я, Санечка, пожертвовал собственным, извиняюсь, ланчем, дабы предстать пред твоими светлыми очами.

Грязнов уже доставал из дипломата свою знаменитую фляжку.

– Что это ты велеречив не в меру? Ты меня ни с кем не путаешь?

– С кем же тебя можно перепутать, гордость Генпрокуратуры?

– С Клавдией Сергеевной, например.

– С Клавой? Господь с тобою! Как же можно перепутать коня, в смысле жеребца, с трепетной ланью? Это я так, от избытка хорошего настроения.

– Есть повод?

– Для чего?

– Для хорошего настроения?

– Нет, Санечка, поводов особых нет. Но я уже в том возрасте, когда повода ждать не стоит. Можно и не дождаться. А лучше создавать его себе самостоятельно. Глядишь, и повод найдется. Согласен?

– А то! – рассмеялся Александр. – Наташа, сделай нам кофейку. И бутербродов настрогай, пожалуйста, – через селектор попросил он.

– Что, Ириша теперь бутерброды тебе не делает? Зазналась, что ли, как жена высокого чиновника?

– Так нет сейчас Ириши. Они же с Нинкой в Черногории.

– Фу-ты, забыл, старый пень! Ладно, угостимся бутербродами, сделанными твоей секретаршей. Симпатичная особа, между прочим.

– Ты на моих секретарш рот не разевай! У тебя свои есть.

– Так чужое всегда вкуснее, хоть бутерброды, хоть секретарши, – все балагурил Вячеслав.

Симпатичная Наташа внесла поднос.

– Правда, Наташенька? – обернулся к ней Грязнов.

– Что – правда? – От неожиданности девушка едва не пролила кофе.

– Что самые симпатичные девушки работают в Генеральной прокуратуре. А самая симпатичная из них – помощником господина Турецкого.

Наташа покраснела, поставила поднос на журнальный столик.

– Не слушай его, Наталья, это старый ловелас…

– Я старый солдат, и не знаю слов любви, – вскричал Грязнов. – Но в данном случае слова сами льются с моих уст…

– Я могу идти, Александр Борисович? – промолвила ошеломленная Наташа.

– Иди, конечно. И никогда не верь старым солдатам, поняла? Знают они слова любви. Даже слишком хорошо! – как бы строго произнес Турецкий.

– Да, – кивнула Наташа и испарилась.

Друзья рассмеялись.

– Ну, доволен? Напугал девушку?

– Пусть привыкает, Санечка! Она живет в мире мужчин!

– Интересная мысль. Что ж, наливай. За что пьем-то? Не за мужчин же…

– Упаси боже! Мы же не гомики какие… Только за женщин! За женщин, украшающих жизнь мужчин!

– Хорошо сказано. Присоединяюсь.

После чашки кофе, пятидесяти граммов отменного коньяку и пары бутербродов на душу, населения, разговор, само собой, перешел на производственную тему.

– Ну что? Кто начнет? – Грязнов полез в дипломат.

Турецкий закурил.

– Давай я начну. Вот что накопали мои ребята о «рекламных убийствах». Информация собрана за десять последних лет. Начиная с девяносто третьего года, то есть до прихода господина Трахтенберга в этот бизнес. Вернее, до создания «АРТ», так как в бизнес он пришел, как ты помнишь, раньше, совмещая данную деятельность с педагогической. Так вот, в период с девяносто третьего по девяносто пятый «ребятишки-рекламщики» слегка постреливали, пошумливали, но так… Скорее для острастки. То машину чью-либо спалят, то какой-нибудь современный «коктейль Молотова» в офис закинут, то ранят какого-либо особо активного «рекламщика». Но все этак почти по-семейному. И вот летом девяносто пятого года было совершено покушение на гендиректора рекламного агентства SGS communication Ивана Артеменко. Это была видная фигура на шахматной доске. Ферзь. Председатель совета Российской ассоциации рекламных агентств.

Артеменко выходил из своего дома, когда неизвестный открыл по нему огонь из «макарыча». Стрелял почти вплотную. Артеменко получил два серьезных ранения: в бедро и в спину.

– Умер?

– Жив. Но не известно, что лучше… Нижняя часть тела парализована. Мужик прикован к инвалидному креслу. Живет теперь уединенно в одном из московских пригородов. Дальше у нас следует что?

– Президентская кампания девяносто пятого – девяносто шестого годов.

– Верно, мой проницательный друг! Так вот, до покушения основным кандидатом на проведение президентской рекламной кампании было именно агентство SGS communication… А после покушения…

– Проведение данной кампании было передано агентству «АРТ», правильно?

– И опять не ошибся, мой догадливый товарищ!

– Саша, не фиглярствуй… – поморщился Грязнов. – Или наливай!

– А-а-а, понял!

Выпив и подхватив по дольке лимона в сахарной пудре, друзья продолжили обмен информацией..

– Так вот… Прошли выборы, жизнь потекла своим чередом. А далее на протяжении девяносто девятого – две тысячи первого года от выстрелов киллеров погибают сразу три руководителя трех наиболее успешно дебютирующих на рекламном рынке агентств. И все. Тишина. С две тысячи второго года – тишь да гладь да Божья благодать. И знаешь, кто являлся председателем совета Российской ассоциации рекламных агентств начиная с две тысячи второго года по прошлую среду? Угадай с трех раз.

– Я сразу скажу – Трахтенберг.

– Вот именно! Комментарии есть?

– Есть. Картинка получается такая: в девяносто пятом произошел передел рынка. На место бывшего вожака стаи пришел новый Акела. Интересно, что Артеменко не убили, а именно изувечили, хотя, как ты говоришь, стреляли почти вплотную. В назидание другим, наверное. Как думаешь?

– В общем-то, так же. Интересно было бы с Артеменко пообщаться лично. Хоть он и изолировал себя от внешнего мира, но, думаю, проявит интерес к факту убийства Трахтенберга. Я уже звонил ему нынче с утра, передал через секретаря… или кто там у него, что хотел бы встретиться. Оставил телефоны. Подождем ответного звонка. Не дождемся, явимся сами, без приглашения.

– А как комментируют убийство Трахтенберга его коллеги или клиенты?

– Никак. Все как воды в рот набрали. Вот вчера Левин беседовал с руководством московских представительств марок «форд», косметических фирм, с пивоварами – это наиболее активные клиенты «АРТ». Все молчат. На каких условиях сотрудничали с Трахтенбергом? Каковы возможные мотивы убийства? Были ли у покойного враги? На все вопросы ответы весьма лаконичны: «Коммерческая тайна», «Без комментариев», «Не знаем, не видели, не слышали»… Все в этом духе.

– Так потому они и живы до сих пор, – усмехнулся Грязнов.

– Что касается партнеров Трахтенберга по бизнесу, они считают, что глава «АРТ» не мог стать жертвой коллег. Вот слушай показания Владлена Игнатьева.

– Это кто такой?

– Агентство «Триада». Рекламируют предметы гигиены, пищевые добавки, ну и пиво, конечно. Помнишь: «Мы такие разные…» Во, это они. Так вот что показал Игнатьев. Слушай: «Детище Трахтенберга входило в десятку самых успешных игроков на рекламном рынке. Это добросовестная компания, крепко стоящая на ногах. Сейчас на рекламном рынке так не убивают, не та ситуация. Да и сам Арнольд не был конфликтным человеком. С ним всегда можно было договориться…»

– Ага. А зачем же он, такой белый и пушистый, броневичок себе завел? И кто же покушался на него в прошлый раз?

– Думаешь, появился новый Акела?

– А что? Почему бы и нет? Через три года новая президентская кампания начнется…

– Не скажи, Слава. Все же таперича не то, что давече. Когда рынок поделен, он стабилен…

– Пока не появится новый желающий его поделить, – парировал Вячеслав. – Хотя у меня есть и другая версия…

– Да? Что ж, расскажешь. Хотелось бы все же переговорить с господином Артеменко. Он от активных дел отошел, видит ситуацию со стороны. И бояться ему, наверное, уже нечего: хуже не будет. Так что подожду звонка пару дней, а потом сам к нему выберусь. Ну а что у тебя? Что за версия?

– Меня все же интересовало, что делал в машине Трахтенберга бывший наш коллега Сидихин. Какие такие у них общие дела были?

– И что? Были?

– Представь, да! Оказалось, были эти ребятишки связаны когда-то совместным бизнесом.

– Что за бизнес?

– Старый как мир.

Грязнов помолчал и, насладившись недоумением Турецкого, закончил:

– Золото!

– А конкретнее?

– Пожалуйста! Я тебе говорил, что Сидихина повязали три года назад…

– При участии твоего суперопера Колобова, – не удержался Турецкий.

– Прошу без ехидства! Продолжаю: взяли его на «ювелирке». Была раскрыта целая сеть подпольного производства золотых изделий. Парни из ОБЭП утверждают, что господин Трахтенберг вел в этом бизнесе свою собственную партию. А «крышевал» его бизнес именно Сидихин, бывший тогда полковником того же ведомства. Взять Арнольда не удалось: не было доказательной базы. Никто из задержанных по этому делу его не сдал. Разрабатывали операцию фээсбешники. Все подробности у них.

– Вот как? Что ж, давай свяжемся с Самойловичем. Есть у нас, слава богу, свои люди в системе… Наташа, соедини меня с Самойловичем. Ага, спасибо, голубушка. Игорь Николаевич? Рад приветствовать! Как здоровье? Спасибо, тоже не жалуюсь. По делу, Игорь Николаевич, по делу… Тут у нас «вольво» взорвали, слышали? К счастью, да – на теракт не похоже. И киллер имеется в наличии. Правда, он у нас все еще неопознанный, но уже нелетающий объект… Хотелось бы на заказчика преступления выйти. Трое погибших, а с киллером – четверо. Да какой он киллер? Я тоже так думаю. Скорее всего, подставили. Вот и хотелось бы знать, кто у нас мальчишек под бомбы подставляет. Жертвы? Основная рыбина – акула рекламного бизнеса, господин Трахтенберг. Рядом с ним был некто Сидихин, бывший полковник… Знаете? Ах, вот оно что?! Меня-то вот что интересует: не были ли связаны покойнички какими-либо общими делами? Да? А вы не могли бы… Отлично! Завтра в это же время? Хорошо. Где? Мне к вам… Нет? Лучше вы ко мне? – Турецкий перемигнулся с Грязновым. – Понимаю. Что ж, завтра жду. Мы с Вячеславом Ивановичем будем вас ждать, – поправился он.

– Ну что там? Мадридский двор? «Лучше я к вам», – передразнил Грязнов манеру Самойловича тщательно произносить каждое слово тихим, бесцветным голосом. – От кого прячется?

– Ну, Слава, он же не обязан снабжать нас информацией без санкции своего руководства. Так что ты уж, пожалуйста, завтра не пыхти себе под нос! Учти, у него что-то есть, в том числе и на твоего Сидихина.

– Да раздражает он меня! Одно слово в минуту!

– Но заметь, каждому слову можно верить!

– Пока он свои тетрадочки и папочки раскладывает, карандашиком по ним водит… А потом начнет излагать от мезозойской эры до наших дней, пока дойдет до интересующего тебя конкретного момента… Это ж забеременеть можно!

– Прими контрацептив! Граммов сто! – рассмеялся Турецкий.

– Ладно, во имя истины я готов потерпеть даже Самойловича! – откликнулся Грязнов. – И даже на трезвую голову!

Глава 12
ЗОЛОТОЙ ПУТЬ

Игорь Николаевич Самойлович приехал на Дмитровку ровно к назначенному часу. Турецкий поднялся ему навстречу, приветливо улыбаясь. В отличие от Грязнова, Саша спокойно реагировал на Самойловича. Полковник ФСБ не вызывал у него раздражения. Напротив, Турецкому импонировали скрупулезность и тщательность, с которыми. Игорь Николаевич вел каждое порученное ему дело. А что до занудства…Если бы весь мир состоял из одних «Грязновых», можно было бы устать от суматохи. Для контраста нужны и «самойловичи». Да и человеческая порядочность полковника не вызывала сомнения, что гораздо более важно! И готовность помочь при расследовании опасных преступлений, которую Самойлович не раз проявлял, обращался ли к нему за помощью Костя Меркулов или он, Турецкий, – это тоже дорогого стоило.

– Добрый день, Игорь Николаевич, присаживайтесь, – Александр пожал мягкую пухлую руку. – Вот сюда, пожалуйста. Через минуту подойдет Грязнов, подождем?

Едва заметная тень мелькнула в серых, почти бесцветных глазах. И тут же исчезла.

– Подождем, – кивнул Самойлович.

«Это у них взаимная неприязнь, – улыбнулся про себя Турецкий. – Самойлович, однако, умеет ее скрывать, в отличие от друга Славы…»

Друг Слава не заставил себя ждать. Едва Игорь Николаевич расположился возле длинного стола, как в приемной послышался сочный баритон Грязнова. Тот расточал комплименты секретарше:

– Наташенька, вы все хорошеете! Сколько же можно? Пожалейте старика!

– Ой, ну какой вы старик, Вячеслав Иванович! – игриво отвечала явно осмелевшая Наташа. – С вами еще очень даже можно… в кино сходить. На дневной сеанс, – почему-то уточнила девушка.

– Как на дневной? – вскричал Вячеслав. – На дневной, и только-то?! Я оскорблен и потрясен. Нынче же застрелюсь! – пообещал он хохочущей Наташе и ворвался в кабинет.

Губы Самойловича тронула едва заметная неодобрительная полуулыбка. «Что за фиглярство? Серьезные же люди!» – было написано на его лице. Но Саша не разделял этого высокомерного презрения. Ему нравилась манера Грязнова: если самому не создавать хорошего настроения и не заражать им окружающих, то кто это сделает? Кто, как не мы? Хорошее настроение – это немногое, чем заразить не зазорно…

– Заходи, Вячеслав. Садись! – улыбнулся ему Александр. – Мы тебя ждем.

Слава шумно поздоровался, излишне крепко пожал пухлую руку, чем опять вызвал на лице полковника легкую гримаску, шумно уселся, ерзая на стуле, пристраивая свое грузное тело, шумно высморкался в клетчатый платок… Самойлович, не реагируя на разыгранный для него спектакль, раскладывал на столе пластиковые папочки разных цветов.

– Курить будем? – прекрасно зная, что Самойлович не выносит табачного дыма, утвердительно спросил Грязнов.

У бедного полковника полезли вверх почти невидимые брови.

– Нет, Вячеслав Иванович, – решительно оборвал спектакль Турецкий. – Курить будем потом, под кофе и сопутствующие бутерброды.

– Лады, – легко согласился Грязнов и уставился на Самойловича. Дескать, говори уже что-нибудь, раз пришел.

Ну, Славка, ну, паразит! Вот возьмет полковник и уйдет. На фиг ему… Но, похоже, Самойлович удар держать умел.

– Александр Борисович, – невозмутимо начал он. – Вы просили вчера выяснить, что могло связывать Сидихина и Трахтенберга. А также подобрать информацию, которая могла бы пролить свет на их убийство, так?

Саша кивнул, обратившись в слух.

– Связь действительно прослеживалась. Эти господа были связаны «золотым бизнесом». Но, если позволите, я начну издалека.

– Разумеется. Мы вас внимательно слушаем, – стараясь не глядеть на друга, ответил Турецкий.

– Как известно, золотой бизнес – один из самых прибыльных. И действует он в наших Палестинах давно, со времен СССР. Поначалу действовали одиночки. Но там, где есть золотая жила, всегда найдутся желающие припасть к ней, так сказать. Что говорить? Достаточно перечесть Джека Лондона.

– Вот именно, – едва слышно пробурчал Грязнов.

Самойлович не обратил на него ни малейшего внимания.

– Так вот, в застойные восьмидесятые золотой песок с северных приисков уже утекал широкой рекой прямиком за границу. Контролировали этот процесс чеченские и ингушские преступные группировки. Это был изначально их бизнес. И вытеснить чеченов из поселков старателей было делом весьма сложным. Они проживали там вполне официально: каждый десятый житель – чеченец или ингуш. Таскали с приисков и драгоценные камни. Позже, в конце девяностых, в норильский золотой бизнес попытались войти армянские воры под руководством весьма авторитетного вора в законе Арама Барсегяна. Но не вышло. Арам был задержан на улице Норильска милицейским нарядом, а поскольку без ствола на улицу не выходил, ему вменили незаконное ношение оружия и упрятали в камеру. Через сутки физически крепкий Арам скончался на тюремной шконке от сердечного приступа. Вскоре от пуль и несчастных случаев погибло все ближайшее окружение армянского вора.

Грязнов шумно вздохнул. Самойлович невозмутимо продолжил:

– После этих разборок долгое время в «золото» никто не совался. Но пришли другие времена, началась эпоха дикого капитализма, а с ним и челночного бизнеса. И некоторые шустрые граждане быстро поняли, что из Турции можно возить не только дешевые тряпки, но и дешевое золото. Между прочим, знаете ли вы, где провел отроческие и юношеские годы господин Трахтенберг? В Норильске!

– Вот как? – удивился Турецкий. – Какими судьбами? Кажется, он родом из Ярославля.

– Ну да, родился в Ярославле. Арнольд Теодорович – сын военнослужащего. И мотался по стране вместе с родителями. Юношество пришлось как раз на Норильск. И кто ж в Норильске не знал, что чечены балуются золотом? И что это очень прибыльно. Каждый знал.

– И что?

– А то, что во времена «великого турецкого пути» Трахтенберг придумал свою схему. Свою цепочку, в которой действовали челноки, подпольные заводы и магазины. Челноки, или, как их называли, «верблюды», ввозили золотые изделия из Турции. Причем изделия создавались под заказ: привозились эскизы самых модных, пользующихся спросом золотых побрякушек. В Турции по образцам изготавливался товар, который «верблюд» вез назад, в Россию.

Иногда «верблюдов» ловили… Но надо отдать должное: на взятки Арнольд Теодорович не скупился. Если на месте «своего» таможенника случайно оказывался другой, «верблюд» декларировал ввозимое золото, заявляя, что намеревается открыть ювелирный салон. И сдавал золото на хранение, ибо кто же будет платить таможенные пошлины за столь дорогой груз, если его ввозят в количестве пятнадцать килограммов? Дураков там нет. Затем золото по-тихому просачивалось через таможню либо с помощью «своего» таможенника, либо какого-нибудь другого заинтересованного лица, вплоть до уборщиц, выносивших золотишко в мусорных баках.

– А как же проба? На изделиях должна ведь быть проба. Кто же ее ставил?

– Вы имеете в виду клеймение, – поправил Турецкого Самойлович. – Хороший вопрос, – кивнул он. – Чтобы на него ответить, я сделаю еще один небольшой экскурс в историю…

Грязнов отчаянно закашлялся. Турецкий не взглянул на него, поощрив Самойловича любезным:

– Продолжайте, Игорь Николаевич.

– После распада Союза протоптала свои криминальные тропы и отечественная ювелирная промышленность. Взять хоть известный завод под Костромой, самый большой в Европе. В советские времена на нем работало более трех тысяч человек. Но независимой России такое количество ювелиров оказалось не нужно. И куда было деваться уникальным специалистам, которых знатоки помнили по именам не только у нас, но и во всем мире? Самый известный мастер-ювелир застрелился от безысходности, оставив троих детей на произвол судьбы. Кто-то спился, а кто-то – и таких большинство – ушел в подполье. И отличить сделанные их руками изделия от легальных невозможно, поскольку работают те же люди, которые ранее производили данную продукцию на заводе. То же самое и с клеймением. По нашим данным, на заводах, изготавливающих кернеры…

– Что? – перебил Грязнов, вложивший в вопрос всю гамму обуревавших его чувств: Самойлович распинался уже полчаса, а до дела… Как до мировой победы социализма.

– Кернер – это инструмент в виде стального стержня с коническим острием для нанесения клейма.

«Восемь лишних слов!» – сосчитал Грязнов и сцепил зубы.

– …Так вот, на этих заводах зачастую изготавливали кернеры и для «подпольщиков». Отличить одни от других было практически невозможно. Я подчеркиваю: было. Вот вам и преступная цепочка: контрабандная поставка золота – подпольное производство – незаконное клеймение – незаконная продажа через ювелирные магазины – прибыль! Клеймение было налажено прямо в Москве. Трахтенберг арендовал через подставное лицо полуразрушенный, заброшенный заводик и – вперед!

– А как нелегальные изделия «проходили» в магазинах?

– Обычно их сдавали на комиссию. Естественно, была необходимость в том, чтобы золото носили не один-два человека, а группа, так сказать, товарищей. Использовали утерянные паспорта, а то и паспортные данные умерших людей. Данные узнавали через паспортные столы. Говорю же, дело было поставлено широко!

– Какие это годы? – встрял бледный от тихой ярости Грязнов.

– Девяносто первый – девяносто четвертый.

– Насколько мы знаем, в это время Трахтенберг уже занимался рекламным бизнесом, да еще был и ректором в университете.

– Совершенно верно, – подтвердил Самойлович.

– Как же он совмещал?..

– Совмещал. До поры до времени… Он вообще активный был мужчина… Во всех смыслах. – Игорь Николаевич так посмотрел на Грязнова, что тот аж покраснел и зыркнул в сторону Александра Борисовича. «А я-то при чем? Это Турецкий у нас активный во всех смыслах», – выражал его взгляд.

Александр рассмеялся.

– Знаете что? Предлагаю сделать перерыв на кофе.

– И перекур! – взревел Грязнов.

– И перекур. У окошка.

Турецкий дал соответствующие указания через селектор.

– Одну минуту, Александр Борисович! – откликнулась мелодичным голоском секретарь.

Пока Грязнов шумно и сердито курил, Наташа вкатила сервировочный столик, на котором уютно располагались кофейник, белоснежные чашечки и тарелочки. Очень аппетитно выглядели бутерброды с красной икрой и семгой, а также с нежнейшим карбонатом и твердокопченой колбасой, блестящей капельками жира.

– Ого! – присвистнул Грязнов, вдавливая окурок в пепельницу.

Наташа разлила кофе и так мило улыбнулась именно Грязнову, что тот совершенно растаял.