Текст книги "Рекламная любовь"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25
«ШУРЫ-МУРЫ»

Антон вышел в сопровождении очаровательной пухленькой блондинки.

– Вот, Алик, это Мариночка – хозяйка заведения. – Мы все уладили, правда, Мариночка?

– Конечно! Я очень рада принять вас в нашем кафе, это такая честь для нас! – защебетала Марина. – Есть маленькая проблема: понимаете, у нас здесь сегодня свадьба гуляет.

Арнольд вздохнул. Присутствовать на свадьбе совершенно не хотелось.

– Может, мы ее отменим? – пошутил Антон.

– Ну что вы! Они уже расписались! Как же можно… Такая пара красивая! Через час приедут, вы сами увидите.

Арнольд поморщился. Марине очень не хотелось упускать столичного гостя, который, как сказал его приятель, магнат рекламного бизнеса, известный продюсер, друг режиссера Мигалкина (ой, батюшки! Вдруг потом и Сам приедет?!). Поэтому она улыбнулась самой лучезарной из своих улыбок и заворковала с удвоенной энергией:

– У нас есть отдельные кабинеты! Мы вас разместим в самом лучшем! Вам будет там удобно, вот увидите! И потом, свадьба через час, вы вполне успеете поужинать. А может, вам у нас понравится и вы задержитесь на весь вечер? Соглашайтесь, а? Коньяк за счет заведения! – неожиданно добавила она, мгновенно просчитав:

«Ладно, на свадьбу спишу, там одной меньше, одной больше – кто заметит?»

– Ну если коньяк бесплатный, тогда какие разговоры, голубушка? Что же вы сразу-то не сказали? – хохотнул Арнольд. – Ну, чаровница, ведите нас в свои чертоги! Что там у вас за «шуры-муры» такие?

Чертоги оказались концептуальным заведением, оформленным в духе чистого, как первач, кича. Стены были оклеены обоями в полосочку, на одной из низ висели часы-кукушка, на другой – гитара с бантом. Лестница светлого дерева, уводившая на галерею, и барная стойка украшены цветными лоскутками. На окнах занавески в горошек и горшки с геранью… И, наконец, открытки с целующимися голубками, прилепленные то тут, то там.

– Впечатляет, – только и вымолвил Трахтенберг.

Середину зала занимали составленные и уже накрытые белыми скатертями столы.

Между ними сновали официантки с «бейджиками» на блузках, где были указаны имена девушек: «Оленька», «Светочка», «Дашенька», – выхватил глазами Арнольд.

– Боже, какая прелесть. Здесь можно снимать! – обернулся он к хозяйке заведения.

– Правда? – засияла та.

– Да, снимать здесь можно. Но где можно поесть?

– Ой! Вот же кабинеты! Вот! И вот!

Она отдергивала тяжелые шторы, показывая расположенные по периметру тесные закутки.

– М-да-а-а… А что у вас на втором этаже? – Арнольд поднял голову.

– Там тоже есть столики! И даже отдельный выход на улицу! На другую сторону здания.

– И там тоже… герань? И лоскуточки?

– Нет-нет, там мы еще этого не успели… Там все просто, – извиняющимся тоном произнесла Марина.

– Какое счастье! Значит, нам туда!

Мужчины поднялись на второй этаж. Заняли столик возле перил. Окна второго этажа были распахнуты. Свежий вечерний воздух щедро лился в помещение. Арнольд вдохнул его полной грудью.

– Замечательно! – выдохнул он. – Остаемся. Тащите меню!

Через минуту перед ними возникла официантка Оленька с картой меню.

– Прочтите, голубушка! – попросил Трахтенберг.

– А что вы будете? – застенчиво спросила Оленька. – Закуски, супы, горячие блюда…

– Огласите весь список.

– Ну у нас закуски фирменные под общим названием «тещины салатики». Туда входят селедочка под шубой, соленые опята, буженинка, овощные салатики, сациви из курочки, салатик из кальмаров…

– Давайте всего понемножку!

– Хорошо. – Девушка строчила карандашиком в блокноте. – Дальше горячие закуски. Это блины с красной икоркой…

– Берем! Всем по порции.

– Хорошо. Дальше первые блюда. Соляночка рыбная «Подь ко мне, моя селянка», грибной супчик, борщ…

– Что-что? Не понял? «Подь ко мне моя селянка» – это что такое?

– Это так рыбная соляночка называется.

– Прекрасно! Берем.

– Дальше у нас горячие блюда…

– Ладно, Оленька, вы сами что посоветуете?

– Ну… «амурчики», например. Это куриные крылышки, закопченные на углях…

– С ними возни много. Что еще?

– Жаркое из телятинки в горшочках с овощами, шашлычки…

– Одно жаркое… Антон, ты?

– Мне тоже.

– Григорий?

– Я, шеф, от шашлычка бы не отказался..

– Значит, два жарких и два шашлыка. Так… Теперь алкоголь.

– Сейчас вам коньяк принесут.

– Какой?

– «Otard». Это французский.

– Мы в курсе! – рассмеялся Трахтенберг. – Что ж, еще триста водки, какая там у вас лучшая и по бутылке минералки без газа. Все, лети, голубка! И неси все быстрее!

Вокруг них засуетились сразу несколько человек. Девушки бегали шустро вверх-вниз. На столе появился коньяк, множество закусок.

– Ты, заметил, Антон, что у них здесь все в уменьшительно-ласкательном виде? Официантки – Оленьки, Светочки. В меню салатики, соляночки, шашлычки… Вот она, провинция, во всей своей первозданной красе! Наливай, Григорий!

Личный охранник Трахтенберга налил шефу и его другу коньяк, себе. – водки.

Мужчины выпили, принялись за закуски.

– Что ж, пока замечаний нет, – налегая на сациви, заметил Арнольд.

– Я ж тебе говорил: не пожалеешь. Да и цены здесь просто бросовые. По московским меркам.

– Тогда, Гриня, наливай еще! Что-то мне сегодня напиться хочется.

Григорий мигом исполнил просьбу хозяина, стараясь поймать его взгляд. Но шеф смотрел как-то мимо.

– Интересная затея – устроить здесь свадьбу, – заметил Трахтенберг. – «Шуры-муры» на всю жизнь. Что ж, посмотрим на их свадьбу. Хотя бы на невесту. Она, конечно, юная и прекрасная. Не то что какая-нибудь тухлая курица, верно, Гриня?

Григорий с трудом проглотил кусок. Кивнул. Заложили все же, сволочи! По спине неприятно поползла капля.

– Знаешь что, Антоша? Давай-ка выпьем за моего Гриню! За моего верного стража! Охранник– он ведь ближе чем жена. В том смысле, что заботится о хозяине каждую минуту. А жена только тогда, когда муж дома. Что в моем случае бывает нечасто. Так что за тебя, Григорий. Наливай! И себе плесни, что стесняешься? Мы отдыхаем. Ну, давайте за моего верного Григория. Ты ведь, Гриня, верный человек? Преданный?

– Гос-с-поди, Арнольд Теодорович! Я ли не доказал…

– Я помню, помню. А все же, насколько ты мне предан?

– Ну… Вообще…

– Ничего для меня не пожалеешь?

– Вы что, шеф? Какие разговоры?

– Что ни попрошу, все сделаешь?

– Да когда же я отказывался?

– Ты мне вопросом на вопрос не отвечай. Ты давай четко, по-военному. Все, что попрошу, сделаешь? – Трахтенберг взглянул прямо в глаза Григорию.

– Да! – Тот постарался выдержать взгляд.

– Ну, за это и выпьем! Прозит!

После некоторой паузы Арнольд как бы мимоходом осведомился:

– А что-то я, Гришенька, твою жену никогда не видел? Что это ты ее на наши корпоративные мероприятия не берешь?

– Ой, да она это не любит! Ей бы все дома сидеть… Такая домоседка!

– Курица, одним словом. А фотография-то ее у тебя с собой есть?

Григорий поперхнулся, закашлялся.

– Должна быть! Ты у нас мужик сентиментальный. Должен носить в кармане. Носишь? Только не врать!

– Ну… Ношу.

– Дай взглянуть! – приказал Арнольд.

– Я… У меня она, кажется, в другом пиджаке…

– Смотри, сейчас обшмонаю тебя, – усмехнулся Арнольд. – Если найду фото, уволю. Зачем мне охранник, который врет?

Григорий долго шарил сначала в одном кармане пиджака, затем полез в другой.

– Вот. – Он достал бумажник, открыл его. В пластиковый карманчик действительно была вложена фотография.

– Вынимай!

Григорий вытащил фото, протянул Трахтенбергу.

– О, ты посмотри, Антоша, какая у нашего Грини жена красавица!

Антон заглянул через плечо друга.

– Да… Хороша, ничего не скажешь.

– Хороша? Да просто неотразима! Фигура идеальная, ножки точеные, ты только посмотри… И волосы роскошные. Она у тебя натуральная блондинка или крашеная?

– Натуральная, – еле выдавил Гриша, которому весь этот спектакль очень не нравился.

– Обожаю натуральных блондинок! И глаза… Роскошная женщина! Следует немедленно за нее выпить! Наливай, Гриня, выпьем за твою жену. Как ее зовут?

– Алина. Я ее Алкой зову.

– Пьем за Алину, она же Алла.

Мужчины выпили. Официантка Оленька принесла горшочки с солянкой.

– Как раз под горячее, – усмехнулся Трахтенберг, помешивая ложкой густое варево. – Скажи, Гриня, а она у тебя горячая женщина, Алина твоя?

– Н-нормальная. Вернее, она вообще не по этой части, – испуганно добавил Григорий.

– Не по этой? – изумился Арнольд. – Так ты за это ее лупишь смертным боем?

– Я… Ее? Кто вам сказал? Врут они все! – заголосил Григорий. – Я ведь чувствую, что вам на меня наговорили! А вы и верите! Я вам так предан, я для вас на все готов, а вы…

– На все? Что ж, это ты сказал! Вот что, уступи-ка мне свою Алку на пару месяцев.

– Ч-что? – одними губами спросил Григорий.

– Алик, ну зачем ты? – укоризненно произнес Антон.

– А ты, Антоша, не вмешивайся, – не глядя на друга, процедил Трахтенберг. – Там вон свадьба, кажется, начинается. Ты пойди посмотри на невесту. А мы пока побазарим.

Антон встал, отошел к перилам, закурил.

Трахтенберг повторил:

– Так что? Уступаешь? У меня секретарша в декрет уходит. Пусть твоя Алина за нее поработает. Пока я ей замену не найду. Не брать же с улицы… А я ее всему научу, останешься доволен. Работа у нас напряженная, сам знаешь. Так что, если она порой домой ночевать не придет, ты уж ее не ругай, лады?

– Я… Давайте я вам подыщу… У моего кореша жена…

– Ты мне баб не подсовывай, сморчок! Я сам выбирать умею! В город вернемся, чтобы на следующий день она была в моей приемной! Понял?

– Да, – одними губами произнес Григорий.

– А если не приведешь ее, считай себя уволенным – раз, и не только уволенным. Ты меня понял?

Григорий кивнул.

– Вот и молодец. За это и выпьем. О, да у тебя уже графин-то опустел… Мы это поправим. Оленька, нам еще триста водки. Той же, голубушка, той же…

…Антон Владимирович курил уже вторую сигарету. За его спиной Арнольд все изливался желчью на охранника.

Черт его понес с этим сумасшедшим Арнольдом! Весь вечер будет испорчен! Мог бы при друге не затевать разборок с охраной… Слинять, что ли? Позвонить Маше, пригласить ее в гостиницу. Сколько не виделись? Пять месяцев, с тех пор, когда он приезжал сюда принимать зимнюю сессию…

Антон обернулся, посмотрел на приятеля. Тот не сводил налитых бешенством глаз с Григория. Что он к нему привязался?

Глава 26
ПОБЕГ

Внизу все как-то оживились, засуетились, выстраиваясь по обе стороны от входа.

– Внимание! Мария и Сергей Гончаровы! Встречайте! – вскричала пухленькая хозяйка заведения.

Под шквал аплодисментов в зал вошли новобрачные. К их ногам бросали деньги, молодые смеялись. «До чего красивая пара! – в первый момент подумал Антон Владимирович. В следующий момент он просто ахнул. – Боже, твоя воля!»

Маша Разуваева, нет, теперь уже Гончарова, в длинном подвенечном платье, в трехслойной фате, сияла ослепительной красотой. Рядом с ней, в темном костюме, в белой рубашке с бабочкой стоял… Боже, тот самый мальчик, которого он, Антон, видел на лестнице Машиного дома, уходя от нее под утро. Вернее, дом был не Машин, а ее подруги Надежды. Да вот и она! Стоит рядом с невестой. Понятно, свидетельница. Надо же! Машка вышла замуж… От этого открытия, от внезапности и какой-то киношной неправдоподобности встречи у него заныло сердце.

А он-то, старый дурак, хотел позвонить ей, пригласить в гостиницу… Невесту! Теперь уже жену этого юного создания. Он ведь моложе ее лет на пять, вспомнил Антон. Выходил все же Марию. Высидел на подоконниках свое счастье… Но Машка-то! Зачем ей этот юнец? Так рвалась в Москву, как «Три сестры» в одном флаконе. Приперло, что ли? Может, залетела? А может, от него, Антона? Он впился глазами в плоский живот невесты, не замечая, что спускается вниз.

– Гости дорогие, рассаживайтесь! – Командовала сухощавая брюнетка. – Маша, Сережа, приглашайте гостей к столу!

– Дорогие гости! Просим вас к столу! – звонко и весело выкрикнула Маша.

Теперь, когда он услышал ее голос, сомнений не оставалось – это она, Маша Разуваева. То есть теперь Мария Гончарова. Ах, как жаль! Как жаль, что больше он не сможет проводить с нею ночи. Жаркие ночи любви… М-да-а, пропал целый город! На черта теперь ездить сюда на сессию?

– Антон Владимирович! – услышал он и вздрогнул.

К нему устремилась Надежда, подружка невесты.

– Вот так встреча! А вы что здесь делаете?

– Да вот, приехал Марию поздравить, – попытался пошутить Антон.

– Она вам сообщила о свадьбе? – округлила глаза Надя.

– Я сердцем почувствовал, – пошутил Антон.

– Здорово! Я сейчас скажу Маше…

– Не нужно! Не сейчас! Неудобно.

– Почему? – как бы удивилась Надя. – Вы не бойтесь, места лишние есть, – простодушно добавила она. – Машкина родня не приехала.

– Почему?

– А она им ничего не сообщила. Свекрови сказала, что пригласила, а сама не пригласила, сказала, что они там все заболели у нее. Вот лишние места и образовались. Ну… Вы же помните, из какой она семьи… – не преминула добавить Надя.

– Ничего я не помню. А эта брюнетка? Я думал, это Машина мама. Она кто?

– Это посаженная мать. Машкина начальница. Алла Юрьевна.

– Где свидетельница? – громогласно спросила брюнетка.

– Я иду, иду, Аллюрьевна! Правда, пойдемте! Маша будет очень рада! – Надя буквально вцепилась в его руку.

– Нет, Надя. Я здесь не один. Мы с другом… – вырывался Антон Владимирович. Да что же она в меня впилась, как клещ энцефалитный? Бред какой-то…

– С Другом? С тем самым? Из рекламы?

– Из какой рекламы? Ах, ну да… Мы наверху, вон наш столик. Я попозже спущусь, если удобно будет.

– Обязательно, ладно? Обещаете?

– Надежда? Ты с кем там любезничаешь? Пригласи мужчину к столу и займи свое место!

– Ой, я бегу, бегу, Аллюрьевна!

– С кем это ты там любезничал? – спросил Трахтенберг.

Он был нетрезв. Вернее, пьян. Не в общепринятом смысле слова. Антон никогда не видел приятеля вдребезги пьяным. Он всегда держался на ногах, балагурил, мог часами «держать стол», отражать шутки и всякие подколки, на которые так щедра актерско-режиссерская братия. И при этом в нем «сидело» порядка литра водки или коньяка. Антон сам неоднократно был свидетелем подобных застолий. Единственное, что выдавало степень опьянения Трахтенберга– возникавшая под парами страсть к авантюрам, мистификациям. Он мог, словно Воланд, запросто забросить компанию из двадцати человек в другой город, купив целый вагон. И ящиками лить шампанское на изумленных проводниц. Бывали такие случаи. Поутру компания очухивалась где-нибудь в Мурманске. И злой с похмелья Арнольд далеко не всегда обеспечивал публику обратными билетами. Сама, сама, сама…

Еще опаснее была другая ипостась пьяного Арнольда: угрюмая решимость устроить шумный скандал с далеко идущими последствиями… Например, набить морду заместителю министра на банкете по случаю закрытия кинофестиваля. Свидетелем такого события Антону тоже довелось быть… Короче, куда ни кинь, всюду клин.

Антон оглядел стол. Ого! Одну бутылку коньяка приятель уже «усадил». Оленька как раз принесла вторую… Григорий вообще был, что называется вусмерть… И все пытался что-то объяснить шефу заплетающимся языком.

– Пошел вон, пьяная скотина! – оборвал его Трахтенберг. – Пересядь за другой стол. Вон туда, к окну. И жди, когда я тебя позову.

Охранник с трудом поднялся, едва держась на ногах, дошел до пункта назначения, где и рухнул на стул, уронив голову на натруженные в спортзалах руки.

– Вот так! Тень, знай свое место! – злобно проговорил вслед Арнольд.

– Алик, ну что ты завелся? Отдохнуть ведь приехали, а ты вечер портишь…

– Ладно, не лезь, не твое дело! Скажи лучше, с кем это ты любезничал? Уже снял девчонку? – хохотнул Арнольд.

– Нет, знакомую встретил. Даже двух…

– Двух – это хорошо! Нас тоже двое! Кто такие? Покажи!

– Перестань, Арнольд! – поморщился Антон. Но желание поделиться переживаниями пересилило. – Представляешь, невеста – моя бывшая студентка!

– Ну и что? Плохо училась?

– Училась хорошо. Она не только училась. Она и на это дело мастерица…

– Любовница твоя, что ли?

– Ну… Теперь уже бывшая. Нет, ну представляешь, приехать в этот городишко, где я не был четыре месяца, случайно зайти именно в это кафе и попасть на свадьбу бывшей возлюбленной! Каково? Готовый сценарий мелодрамы, ей-богу!

– Ну… Пока еще не очень интересно. Я понимаю, если бы она с тобой с этой свадьбы сбежала… Но она этого не сделает… Постой-ка, я хоть посмотрю на нее.

Трахтенберг взглянул вниз.

Прелестная девушка в подвенечном платье выполняла какое-то задание из так любимых в народе свадебных игр. Ага! Ей протянули блюдо с пирожным. Она должна была съесть его, не прикасаясь руками. Вот девушка высунула острый розовый язычок и старательно облизала крем. Затем надкусила, демонстрируя ровный ряд зубов… Затем рассмеялась, схватила пирожное рукой и принялась его есть. Как красиво она это делала! Все рассмеялись вместе с нею.

– Проиграла, проиграла! – кричали гости.

Но невесту это не обеспокоило. Она доела бисквит, облизнулась эдакой кошечкой и звонко прокричала:

– Ну и пусть! Зато вкусно!

Все опять рассмеялись.

А ведь это готовый ролик! Трахтенберг даже текст придумал в мгновение ока. Могло бы пойти для рекламы, да, для любой. Любого товара. Поскольку девушка уж больно хороша! Так хороша, что хочется сломать, как красивую игрушку, подумал вдруг он.

Жених, совсем мальчик, не спускал с нее обожающих глаз. И такому мальчишке такую прелесть? За что? За какие такие заслуги?

Антон тревожно поглядывал на хищное выражение, появившееся на лице приятеля.

– Что ж, Антоша, барышня хоть куда! От такой и я бы не отказался. Что за девушка? Расскажи о ней.

– Ну что рассказывать… Обычная история. Родом из какого-то захолустья. Закончила заочно наш вуз. Мечтала о карьере актрисы или модели. Вышла замуж за студента. Все. Точка. Ру.

– А родители здесь?

– Нет. Она вообще с родней отношений не поддерживает. Так я понял.

– А что это за телка ее опекает?

– Это ее начальница. Посаженная мать.

– Понятно. А та, с другой стороны, личико кулачком – это, надо понимать, мать жениха?

– Наверное.

– А ведь она невестку не любит, – хмыкнул Арнольд.

– С чего ты взял?

– А ты понаблюдай, как она на нее смотрит. Старается вообще не смотреть. А если приходится, то выражение у нее такое, будто она жабу проглотила. И все шушукается с родственницами, видишь? И все они вздыхают, головами качают… Не приживется твоя пассия в этой семье…

– Что ты каркаешь? – Как бы поморщился Антон, всем нутром чувствуя, что он и не хочет, чтобы Маша прижилась в семье мужа.

– Ладно, Антоша, пойдем…

– Куда? – не понял Антон Владимирович.

– Представишь меня невесте. Я хочу с ней потанцевать. Могу я исполнить танго с невестой? Как столичный гость. Идем!

Свадьба, как в песне поется, пела и плясала… Невеста с женихом кружились в вальсе.

Алла Юрьевна слушала Надежду, глядя на двух приближающихся мужчин весьма респектабельного вида. С другой стороны ей на ухо нашептывала что-то взволнованная хозяйка заведения Марина.

– Хорошо, хорошо! Я поняла… Здравствуйте! – улыбнулась подошедшим Алла Юрьевна. – Мы очень рады гостям! Говорят, неожиданные гости на свадьбе – это к деньгам! Как вас представить?

Она склонила аккуратную головку, слушая Антона Владимировича. Короткий внимательный взгляд на Трахтенберга.

– Замечательно!

Алла Юрьевна сделала знак двум молоденьким скрипачам, те опустили инструменты.

Танцующие пары в недоумении остановились.

– Дорогие друзья! У нас гости! Как вы, наверное, слышали, в нашем городе будут проходить съемки нового фильма известного и горячо любимого нами режиссера. Так вот, сейчас здесь, среди нас, продюсер фильма господин Трахтенберг… – она чуть запнулась.

– Арнольд Теодорович, – подсказал Арнольд.

– Да, да. Арнольд Теодорович, который помимо прочего еще и видный деятель рекламного бизнеса. Всякие там ролики про тетю Асю… Это он! Так что можете сказать гостю все, что вы по этому поводу думаете… Это я шучу, конечно. Мы гостей не обижаем. А рядом с ним его друг, Антон Владимирович – преподаватель Маши по институту! Машенька, принимай гостей!

Маша освободилась из рук Сергея и бросилась к Антону. Смотрела она при этом не на него, а на стоящего рядом с ним мужчину.

– Здравствуйте, Антон Владимирович! Как я рада вас видеть!

– Здравствуй, Маша! Поздравляю тебя! Познакомься: Арнольд Теодорович.

– Очень рада, – улыбнулась Маша. – Я много слышала о вас от Антона Владимировича и давно мечтала познакомиться.

– Вот и познакомились. Сегодня такой день: все ваши мечты должны сбываться!

Он смотрел на нее в упор. Маша замерла, не в силах отвести глаз от властного взора мужчины. Он был похож… на того грузина-армянина… Ей показалось, что она видит в его руке плеть… Она даже зажмурилась на мгновение.

– Сережа! Иди сюда! – позвала она, отведя наконец глаза. – Вот! Познакомьтесь, это мой муж! Сереженька, это Антон Владимирович, а это Арнольд Теодорович.

– Очень приятно, – Сергей пожал протянутые руки.

Один из мужчин был смутно знаком. Как будто Сергей где-то его видел.

– Сережа! Подойди, пожалуйста!

– Сейчас, мама! Извините, я на минуту.

– Какой симпатичный юноша. И хороший сын, – произнес Арнольд.

В его словах явно слышалась насмешка. Он назвал Сергея юношей и сыном, но не мужем, отметила Маша. И ей стало неудобно. Неловко за Сергея, побежавшего по первому зову своей драгоценной мамочки.

Потом они танцевали танго. Арнольд, разумеется, испросил разрешения у Сергея, которого взяла в плен мамаша. Тот рассеянно кивнул, любуясь женой и как бы подтверждая известное: «большое (в данном случае прекрасное) видится на расстоянии».

Арнольд положил ладонь на ее спину, и у Маши снова побежали мурашки… Он прекрасно танцевал, уверенно вел Машу, крутил ее, опрокидывал на ладонь… А она, которая никогда ни с кем не танцевала настоящее танго, слушалась его как скрипочка в руках искусного скрипача. Они не говорили ни слова. Он только смотрел ей прямо в глаза. Смотрел властно, уверенно, будто все уже было решено и требовалось лишь соблюсти некоторые формальности.

В какой-то момент Маша закрыла глаза. Господи, она танцует с самим Трахтенбергом! С рекламным королем, о знакомстве с которым так просила Антона. И этот негодяй ничего ему о ней не говорил! Это же ясно как день! Так же ясно, как то, что она нравится Трахтенбергу. Мужчине, которому готова служить не только потому, что он богат и влиятелен, а еще и потому, что он ее мужчина – она это кожей чувствует!

Танец закончился. Им аплодировали.

Трахтенберг усадил Машу на один из диванчиков в фойе.

– Слушайте меня внимательно! У нас мало времени, поэтому я буду говорить, а вы – только слушать. Я предлагаю вам уехать со мной в Москву. Сегодня, сейчас же. Я обещаю вам карьеру актрисы. Вы ослепительно, невозможно хороши собой, чрезвычайно милы и органичны. Что вам здесь делать? Вы, извините, протухнете в этой семейке, с блаженным мальчиком-мужем, который годится вам в младшие братья. И со свекровью, которая вас уже ненавидит. Неужели вы всего этого не видите?

– Я… А когда ехать? – слабо спросила Маша.

– Я же сказал вам: сегодня, сейчас!

– Но как же Сережа? Я же замужем…

– Только не стройте из себя Татьяну Ларину. Это ваш единственный шанс прожить жизнь яркую, насыщенную, богатую событиями и впечатлениями. Или вы думаете, что я приеду сюда из-за вас еще раз? Я очень, очень занятой человек. Наша встреча – полнейшая случайность. И если вы не воспользуетесь этой минутой, значит, вы простая провинциальная дура. И тогда мне вас не жаль. Живите с мужем-подкаблучником, который будет разрываться между вами и матерью. И ведите со свекровью затяжную войну до летального исхода одной из сторон. А если ваш Сережа действительно вас любит, он приедет за вами в Москву. И вы будет жить самостоятельной семьей, а не на птичьих правах в квартире его родителей. Вы ведь там собираетесь жить?

Маша кивнула. Ее словно гипнотизировали.

– Но… Можно, я с ним посоветуюсь? Он же все равно за мной приедет? Можно, я спрошу разрешения? – Она не соображала, что говорит. Ее словно затягивало в сладкий омут, на дне которого была погибель. И нужно было сопротивляться, но сил почти не оставалось.

– Спросить? У мужа? И вы думаете, что он отпустит вас прямо со свадьбы? М-да, похоже, я ошибся.

Он встал. Маша вскочила следом.

– Я согласна! – быстро проговорила она.

– Хорошо! Тогда через двадцать минут вы выйдете на улицу. Освежиться. Подышать воздухом.

– Меня одну не пустят. Кто-нибудь увяжется…

– Главное, чтобы муж за вами не увязался. Остальное мы уладим. Ну, смотрите, не разочаруйте меня! Не передумайте! Иначе будете жалеть всю жизнь! А теперь идите к жениху. Отдайте эти минуты ему.

Он встал, поцеловал Маше руку и подвел ее к Сергею.

– Возвращаю вам вашу красавицу жену. Она у вас еще и умница! Мне очень приятно было с ней побеседовать.

Маша села на свое место. Сережа взял ее руку и не отпускал, словно ребенок, едва не потерявшийся в супермаркете.

Трахтенберг поднялся наверх. Там, возле своего столика, достал мобильный, связался с Семеном.

– Друзья! Друзья! Минуту внимания! Еще тост! – постукивала вилкой по бокалу Алла Юрьевна. – Антон Владимирович просит слова!

Антон Владимирович никакого слова не просил. Он сидел рядом с Надеждой, слушая историю сватовства Сергея. Чуткая Алла Юрьевна уловила краем уха слова, которые не следовало произносить вообще, а здесь и сейчас – тем более.

– Он ушел из дома и обещал покончить с собой. Тогда его мать и сдалась, – излишне громко шептала Надя.

– Антон Владимирович! Мы вас слушаем!

Антон поднялся. Говорить ничего не хотелось.

Вообще все было грустно. Жаль было Машу, ее юного мужа. И почему-то больше всего было жаль себя. Тем не менее он поднял бокал.

– Что ж, я, разумеется, желаю молодым счастья, мира в доме, детского смеха… Видите ли, господа, я знаю Машеньку давно…

Маша подобралась, впившись глазами в старого любовника. Еще этого мне не хватало!

– …Я учил ее русской словесности в течение пяти лет. Она была хорошей ученицей. Маша прекрасно читала стихи и помнила их великое множество. Сейчас мы проверим, какая у нее память… Я начну, а Маша продолжит. Идет?

Маша улыбнулась, пожала плечиком.

– Итак:

 
…Есть что-то в ней, что красоты прекрасней.
Что говорит не с чувствами – с душой;
Есть что-то в ней над сердцем самовластней Земной любви и прелести земной…
 

– Маша?..

Маша вздохнула, чуть помедлила и продолжила:

 
… Как сладкое душе воспоминанье,
Как милый свет родной звезды твоей,
Какое-то влечет очарованье К ее ногам и под защиту к ней…
 

Антон Владимирович, волнуясь и не поднимая глаз от бокала, перебил ее:

 
… Когда ты с ней, мечты твоей неясной Неясною владычицей она:
Не мыслишь ты, – и только лишь прекрасной Присутствием душа твоя полна…
 

Маша закончила:

 
…Бредешь ли ты дорогою возвратной,
С ней разлучась, в пустынный угол твой, —
Ты полон весь мечтою необъятной Ты полон весь таинственной тоской.
 

Сильный грудной голос ее звучал глубоко, страстно, привораживая. Но вот она замолчала.

– Браво, Маша!

– Да ты у нас актриса!

– А пусть Машу возьмут в кино сниматься!

– Кто автор этих строк? – тоном экзаменатора спросил Антон Владимирович.

Посыпались варианты:

– Лермонтов!

– Пушкин!

– Жуковский!

– Вяземский!

– Маша, кто автор? – спросил преподаватель бывшую студентку.

– Баратынский, – улыбнулась Маша.

– Молодец! Ставлю пятерку! Пусть и семейная твоя жизнь идет только на «отлично»!

Антон Владимирович подошел к невесте с бокалом. Маша поднялась и задела свой бокал рукавом. Вино пролилось на платье.

– Ах! – вскричала невеста, испуганно глядя на пятно.

Сергей тут же вновь наполнил ее бокал. Маша торопливо чокнулась с Антоном, стараясь смотреть мимо его наполненных слезами глаз, куда-то в переносицу…

Едва пригубив бокал, она наклонилась к мужу:

– Сережа, я в туалет, пятно замыть. Ты тут займи его разговором. А то он перебрал, кажется, – шепнула она.

– Хорошо, – послушно кивнул тот. – Антон Владимирович, а как вы относитесь к творчеству… Ахматовой и Цветаевой? Кто более талантлив?

– Ну, батенька, нельзя же так ставить вопрос, – утирая платком глаза, витийствовал Антон. – Ахматова – поэт сложившейся традиции. Цветаева во многом новатор…

Все это Маша слышала уже спиной, пробираясь через ряды гостей к туалетной комнате. Она включила воду, замывая ткань платья и глядя на себя в зеркало. Глаза горели, щеки пылали. Через пять минут она должна выйти на улицу и… в новую жизнь как головой в омут. Или остаться? Сережу жалко, конечно, но он действительно совсем ребенок. Ну какой он муж? Одно недоразумение. Маменькин сынок. Вот пусть и докажет, что не маменькин! Пусть приедет за ней! А она, как только устроится, сразу ему напишет, успокаивала себя Маша. Нехорошо, конечно, что вот так, со свадьбы… А и хорошо! Ну какая из нее жена? Все это она выдумала назло себе, назло судьбе. А судьбу-то не обманешь. Судьба-то сама за ней приехала… Значит, будь что будет!

Словно бес вселялся в нее: «И пусть… И пропаду… И ладно… А может, и не пропаду, а прославлюсь! Стану знаменитой! И кто тогда меня осудит? Победителей не судят!»

– Невеста! Невеста! – кричали из зала.

Что же делать? Нужно возвращаться… а время идет.

В туалет влетела Надежда.

– Ты что здесь застряла? Там этот Трахтенберг такой букет приволок! Корзину роз! Иди скорее! Везет же тебе, Машка!

Маша на негнущихся ногах вошла в зал. Арнольд Теодорович действительно стоял возле огромной корзины алых роз.

– А вот и невеста! – воскликнул он. – Машенька, поскольку, как уже было отмечено, мы оказались здесь случайно, то и подарок приготовить не успели. Пусть эти цветы будут своеобразным извинением.

Маша посмотрела на него. Ее испуганный взгляд говорил: «Что? Неужели все отменяется?»

«Ни в коем случае!» – ответили его глаза.

– Спасибо! – произнесла Маша, чувствуя, что хочет уехать немедленно, сейчас же, сию же минуту. Она не выдерживала напряжения этих мгновений.

– Семен, цветы в студию!

Плечистый крепыш внес еще одну корзину, на этот раз чайных роз.

– А эти цветы я хотел бы преподнести женщине, которая вырастила такого замечательного сына. Прошу вас, примите этот скромный дар!

Семен понес корзину в конец стола. Поставил ее возле Сережиной матери, склонился к ней и тихо произнес:

– Там в цветах конверт. Вы потом разверните, когда гости уйдут.

И быстро повернул назад, не дав женщине опомниться. Проходя мимо Антона Владимировича, он шепнул тому на ухо:

– Шеф велел немедленно на выход! Через пять минут уезжаем! И тихо! Уходим по-английски, чтобы народ не волновать. Понятно?

Антон кивнул, стряхнул с локтя Надежду, направился к выходу.

Гости отвлеклись на розы, обсуждая, где, в каком магазине и почем были приобретены цветы… Сережа заметил белый шлейф платья, встал было, увидел, как Маша обернулась, улыбнулась ему, показывая условным знаком, что ей нужно в туалет.