Текст книги "Прощай генерал… прости!"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– А вот тут, Николай Степанович, позволю себе немного поправить вас. Вот и ваш любезный адвокат подтвердит, что мысль в оригинале много глубже, да и точнее, нежели это расхожее выражение. Помните, Зорий Августович, все у того же апостола? Сейчас напомню… «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем». И главное тут, по-моему, все-таки честь. Это Матфей цитирует Иисуса. Тринадцатая глава Евангелия, так, кажется…

– Вы меня напрочь уложили, Александр Борисович! – облегченно рассмеялся наконец и адвокат…

Возвращаясь в первом часу ночи в гостиницу, Турецкий, не чувствовавший никакого, даже легкого, опьянения, словно бы проговаривал про себя заново все, о чем говорилось за ужином. И видел, что Бугаев, по сути, четко выстроил линию своей защиты. Не сам, конечно, а с помощью Белкина, но это и не важно. Важно другое, он сообразил, что и сам поневоле находится теперь на прицеле у Генеральной прокуратуры. И он выстроил и успокоился. Хотя и не совсем уж так, чтобы на все остальное махнуть рукой. Опасность-то он опытным своим носом чует. А сегодня устроил что-то вроде проверки самого себя. Ну и следователя – тоже. Насколько коммуникабелен, насколько восприимчив к чужому мнению, которое, при взаимопонимании, всегда может быть подтверждено чем-то куда более существенным, нежели душеспасительные беседы за рюмочкой. Либо, при полном непонимании, это дает возможность продемонстрировать некие силовые приемы, исключающие в дальнейшем мирное решение проблемы. Как суровое предупреждение. Но в последнем своем мнении, если таковое у них имелось, они ошиблись и теперь попытаются все свести к нелепой какой-нибудь случайности. Так, чтобы и воспоминаний ни у кого не осталось. Они и курьера, узнав от Турецкого, что это был именно курьер, и никто другой, особо искать не станут. Тут ведь какие обиды? Объяснения получены, а устроят они или нет, это уж, извините, нам без разницы…

А Филя – молодец, обошелся без крупного членовредительства… Если все действительно закончилось именно так, как доложили Бугаеву его холуи.

И снова возникло перед глазами неулыбающееся, будто у степной каменной бабы, лицо того Миши. Вот из кого классные убийцы-то получаются. Смахнет движением руки и не заметит. Надо бы и его «прокачать» как следует. Еще, значит, неблагодарная работенка для Филиппа…

Кстати, сам факт телефонного разговора красноречиво свидетельствовал еще и о том, что правоохранительные органы здесь тоже куплены, может, и не поголовно, но, скорее всего, в большинстве своем, господином Бугаевым, в миру – Бугаем, и иже с ним. И драться они тут все привыкли без правил, как любые отморозки, которые одинаковы везде – что в Москве, что в Сибири…

3

Он ошибался, когда подумал, что его оставили в покое хотя бы на сегодня, имея в виду, что на дворе уже давно ночь. А ведь Александр Борисович собирался еще созвониться с Агеевым, чтобы получить информацию из первых рук. Нет, как же, дадут они тебе отдохнуть!

Едва вошел в номер, как «достал» звонок мобильного телефона; Такое ощущение, будто они вообще не спускают с него глаз. Естественно, Белкин, кто ж еще! Реакция ему интересна…

– Все в порядке? Доехали? Происшествий не было? – Голос прямо так и журчал, так и растекался сладким сиропом. – Ну, доложу вам, мой дорогой, удивили вы нас… в смысле меня, – поправился тут же. – И что ж это за курьер такой у вас? Прямо страх божий!

– Вы-то почем знаете? А мне он показался совершенно безобидным человеком. Мягким, вежливым.

– Ну да, поглядели б на его работу!

«Эге, да никак злорадство обнаружилось в голосе адвоката? И как же вас понять прикажете?»

– Чего не видел, того не видел… А вам-то, уважаемый, какое беспокойство? Чего смотреть поехали?

– Да больше из любопытства, честно говоря, – явно «сдал назад» Белкин, сообразив, что так-то уж ему бы вроде и действительно ни к чему. – Неужто у вас, в Генпрокуратуре, теперь такие кадры служат?

– Кадры бывают всякие… Информация тоже в серьезной защите нуждается, – мирным голосом ответил Турецкий. – А вот я, пользуясь случаем, что вы позвонили, хочу вас спросить, просто по-приятельски, между нами. Чего ж это вы больно уж неосмотрительно как-то беседовали с вдовой, Зорий Августович? Прямо-таки насмерть перепугали бедную женщину! Она теперь со мной и слово боится вымолвить.

– Ну вы скажете! Кабы насмерть, она бы, поди, молчала как рыбка, однако вы ж вот знаете.

– Так то – я! Расколол дамочку. Профессия такая. А она ведь и не догадывается, от кого исходят угрозы. Это я знаю. Ну ладно, спокойной ночи. Свидимся завтра, если я не улечу…

– Батюшки, да куда это вы? Уж не в Москву ли? – фальшиво обрадовался адвокат.

– Компанию хотите составить?

– Да нет, видно, я еще на денек-другой задержусь. Но и вы не забывайте, Александр Борисович, о наших договоренностях, да?

– А как поступают с теми, кто сперва договаривается, а затем начинает бой без всяких цивилизованных правил? Не знаете?

– И как?

– Соответственно, дорогой Зорий Августович, соответственно. Хотя лично мне претит любая необязательность. Особенно когда договариваются серьезные и солидные мужчины. Но это я так, к слову. На будущее.

– Я уверен, что в дальнейшем все будет нормально, Александр Борисович. – Напряжение оставило адвоката, и показалось, что он вздохнул с облегчением. Все же этот разговор ему самому был наверняка неприятен, да заставили. Куда денешься от своих клиентов… – И вам, полагаю, после нашей сегодняшней встречи, от которой, насколько я догадываюсь, у Николая Степановича осталось самое приятное впечатление, тоже опасаться нечего. Чисто по-человечески. Я ж уверял вас, что достойные люди всегда способны найти общий язык. Ну, не буду морочить вам голову на сон грядущий, хе-хе!..

Наконец Турецкий получил возможность связаться с Филиппом. А тот, похоже, спал, причем сном праведника, поскольку долго не отзывался, и спросил совершенно сонным голосом:

– Кому я сегодня понадобился?

– А ты взгляни на номер абонента.

– Понял. Через минуту буду как стеклышко. В смысле проснусь… – И действительно, ровно через минуту он заговорил нормальным тоном: – Что, Борисыч, доложили? Смотри, как у них тут быстро, года не прошло… Но я сработал чисто и никаких следов постарался не оставлять. Даже горлышко от графина унес.

Ну а отпечатки на битой посуде они и сами вряд ли смогут идентифицировать. Для этого же надо головы на плечах носить, а не кошельки, куда им башли суют. Но я все же попросил… одного человечка поинтересоваться у местных криминалистов, на всякий случай, если те вдруг додумаются… Не беспокойся. Что у тебя?

– А вот теперь, Филя, нам с тобой придется соблюдать полнейшую конспирацию. Ты у меня проходишь под грифом приезжего курьера. А общие впечатления? Зверь, конечно, не страшен, но очень опасен. Потенциально. И еще есть у него некто Миша, похожий на бурята – длинный такой и хладнокровный. Вот его бы надо вычислить. Думаю, на нем много чего висит интересного…

– Учтем… Еще?

– Что тебе еще? На тебе уже висит тот бортмеханик. Ты хоть с этим-то разберись!

– Разберемся, Сан Борисыч, и достанем, и расколем. Я здесь найду помощников, не волнуйся. Полетим-то когда? Мне что-то тот бывший градобой все покоя не дает.

– Я тоже о нем думал. Но, видимо, лететь туда, опять-таки, придется пока тебе одному. Я договорюсь с утра с Нечаевым, чтоб тебя потихоньку забросили на строительство. И покуда я здесь буду изображать бурное расследование, ты там пошарь. Да и нам с тобой пересекаться в ближайшие несколько дней нежелательно. Курьер прибыл – убыл, и весь сказ. И потом, я думаю, что после сегодняшних «посиделок» у Бугаева вряд ли появится острая нужда приставлять ко мне своих соглядатаев. У меня сложилось ощущение, что он понял: лучше худой мир, чем самая развеселая ссора с Генеральной прокуратурой. И адвокат, я почти уверен, будет стараться нам в том способствовать. Уж ему-то никак не выгодно, чтобы мы с его клиентом уперлись рогами. Но все равно нужна, Филя, предельная осторожность – и подставят, и схавают, не успеешь заметить. Крутые ребятки… Особенно этот Миша.

Покончив с первоочередным делом, Александр Борисович взглянул на часы и многозначительно крякнул. Времени-то уже третий час ночи! Ни хрена себе, как говорится! Это ж он Филю поднял самым свинским образом…

А ведь весь вечер думал, что надо бы еще сегодня, в смысле уже давно вчера, позвонить сестре Катерины и уточнить у нее еще один момент относительно Гены Нестерова, о котором только что напомнил Филипп. Вот и он тоже усек, что здесь имеется для следствия какая-то неясная еще перспектива. Да, но теперь звонить, конечно, нельзя.

Ну а если нельзя, а спать совсем не хочется, то что? Вот же город, никого знакомых! Хотя, впрочем?..

Он взял список местных телефонов, пробежал глазами гостиничные номера и набрал три цифры.

Откликнулся немного сонный голос:

– Администратор Ромашкова… Слушаю вас?

– Настенька, а ты все еще не спишь? – убаюкивающим голосом спросил Турецкий. – Сегодня, оказывается, ты дежуришь?

– Скажите на милость! – чуть сварливо отозвалась она. – Просвистал мимо, даже не взглянул! Совесть, что ли, проснулась?

– И совесть – тоже.

– А что еще? – Он почти увидел, как она тягуче потянулась всем телом. Даже, кажется, слегка застонала. Подумал: а почему бы и нет? Она ж там наверняка не одна, значит, есть кому на некоторое время ее подменить. Да и зачем вдруг, в три-то часа ночи, может потребоваться администратор?

– А еще, – невольно передразнивая ее сытую, сонную лень, промурлыкал в трубку Турецкий, – будет потом. У тебя нет желания… провести принципиальную беседу, как мне следует вести себя с красивыми женщинами, полными этого… ну, скрытой страсти и, как говорится, потрясающей мужское воображение неги?

– Ох, да что ж с тобой поделаешь, проказник ты этакий… Слова-то все какие! Ладно уж, так и быть, возможно, подойду сейчас, погляжу, хотя ты совершенно недостоин моего внимания, посмотрю, в какой такой неотложной помощи нуждается наш клиент. – И добавила тише: – Через полчасика, ключ-то вынь из двери.

«Ну да, у нее же наверняка запасной имеется… Вишь, как все в мире просто». – Александр Борисович вздохнул и отправился в душ…

Там, в «резиденции», после ужина, Бугаев пригласил его, так сказать, «прошвырнуться» по разным помещениям, где были оборудованы и небольшое казино с рулеткой и джекпотом, и бильярдная, и, естественно, ресторан с баром и кабинетами, и даже сауна с номерами для полноценного отдыха трудящихся братков и их подруг, так следовало понимать, исходя из контингента присутствующих.

Демонстрируя, во что можно при желании превратить бывшую официальную губернаторскую резиденцию, Николай Степанович мимоходом обмолвился, что в принципе на переоборудование, на все про все, ушло не больше недели. Умеем, мол, когда хотим. И имеем соответствующее настроение. И бабки, разумеется…

А для президента, если вдруг потребуется, в городе имеются куда более достойные его положения места для приемов и проведения совещаний на самом высоком уровне. Недаром же строительная отрасль в крае, по сути, контролируется тем же Николаем Степановичем. А народ говорит, что вкус у него на этот счет есть… Скромненько так заметил о себе Бугаев, хотя было видно, что, может, от чего другого, но уж от скромности-то он никогда не умрет. А тут и слушатель представился – лучше некуда. Обработать его и привести в свою веру – это ли не достойная задача? Но если человек очень хочет выглядеть в глазах своих слушателей победителем, зачем же ему мешать в этом? Ощущение собственного величия, между прочим, расслабляет, это известно. И на ошибки толкает, чаще всего, непредвиденные, непредсказуемые.

И так же, что называется – к слову, Бугаев с небрежной этакой солидностью добавил, что во второй половине ночи присутствующим здесь может быть представлена весьма оригинальная программа. Со стриптизом. Нет, не какие-нибудь там провинциальные штучки, а все без подделки, от лучших столичных кабаре. Не желает ли Александр Борисович оказать честь своим присутствием? Может, чего приглянется, а? Сказано было, конечно, походя, но как само собой разумеющееся. И не без подковырки – честь, мол, оказать. Высоким штилем заговорил… Тоже, понимаешь, апостол Матфей!..

А вот тут уже и Турецкий несколько кокетливо, как он это умел, и предельно вежливо извинился перед хозяевами, чтоб, не дай бог, не обидеть отказом, но и заронить при этом мыслишку, что в жизни, в общем-то, нет ничего такого, против чего нормальный, живой человек возражал бы категорически. Ну не сегодня, так завтра, мало ли, как ляжет карта! Тем более что и сильно пьяного изображать из себя тоже не было нужды – и выпито за столом вполне достаточно, и язык под хмельком, известно, сам иногда развязывается, как ты его ни стереги…

Не стоило изображать из себя «упертого следака», для которого шаг вправо и шаг влево считается побегом из-под стражи, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Выгоднее было немного замутить, запудрить им мозги. Что, по мнению Александра Борисовича, и было проделано не без успеха. Во всяком случае, быстрые, понимающие взгляды, которыми пару раз обменялись адвокат с Бугаевым, подтвердили, что его игра достигала цели. Вот и хорошо, вот и славно…

Но теперь-то можно чуточку и расслабиться. Нельзя ж без конца держать себя в неспадающем напряжении. Да к тому же Филя поклялся, что глазок в спальне больше «не пашет». Ну а о «прослушке» вообще речи нет. Следовательно, и риска тоже. А организм, может, не столько и требовал, сколько, пожалуй, не возражал бы против некоторой встряски, ибо память услужливо подсовывала Александру Борисовичу отдельные нескромные картинки общения с пылкой женщиной, обнаружившей вдруг изрядное количество достоинств, которые, впрочем, еще изучать да изучать…

4

Утром следователь Серов преподнес сюрприз. Черный, естественно.

Просматривая сводку происшествий за минувшие сутки, он нашел упоминание о трупе неизвестного, обнаруженном в сожженном автомобиле «Жигули» шестой модели. По номерному знаку удалось определить, что машина принадлежала бортинженеру авиаотряда Восточно-Сибирского регионального Управления воздушным транспортом Филенкову Леониду Аркадьевичу. Ввиду того что самого хозяина движущегося средства по адресу его проживания обнаружить не удалось, утверждать до окончательного заключения судебно-медицинской экспертизы, что сильно обгоревшее тело является трупом Филенкова, преждевременно. Хотя на это обстоятельство указывают некоторые косвенные факты.

В сводке никаких фактов, разумеется, не приводилось, но промелькнувшая было нотка странного какого-то торжества, что ли, в голосе следователя насторожила Турецкого. Чему радоваться? Уж не тому ли, что исчезают свидетели, которые могли бы внести ясность в расследование? И он попросил – не приказал, нет, просто попросил Юрия Матвеевича распорядиться, чтобы все материалы, касающиеся данного происшествия, были немедленно доставлены сюда, в кабинет. Не стал объяснять Турецкий, что, вероятнее всего, новое дело может быть соединено в одном производстве с тем, которое они уже ведут. Конечно, если обнаруженные факты позже подтвердят его предположение. Да и чего было объяснять-то, оно ведь и дураку понятно. Оказалось, что дураку, возможно, и да, а вот «важняку» Серову – пока, увы, нет!

– Еще ведь неизвестно, чей там труп! – недовольно морщась, отозвался он. Видно было, что он не имел ни малейшего желания перевешивать новую заботу на свои плечи. А чьи же еще? Турецкий-то посидит, покомандует и улетит обратно, в свою Москву, а «висяк»-то останется. – Может, угнали машину, а чужой труп запросто подбросили. У нас так делают, ага… Так что даже не представляю себе, на каком основании?..

– На том, – сдерживая себя, чтобы не сорваться и не нагрубить этому «непонятливому», медленно и почти по слогам заговорил Александр Борисович, – что господин Филенков проходит у нас, по сути, одним из главных свидетелей! Я что, неясно выражаюсь? Нужен переводчик?

Помрачнел Серов, но промолчал. Решил для себя небось, что вчерашняя откровенность Турецкого дает ему право на этакие выходки? Поднял трубку и стал названивать в Управление внутренних дел того района, где была найдена сгоревшая машина с трупом, а потом – и в районную прокуратуру, к тому следователю, на чью долю выпало расследование очередного «висяка».

Здесь, в провинции, подобными делами завалены все следственные учреждения, поскольку бандитские разборки подобного рода давно уже превратились из происшествий громких в явления, к сожалению, повседневные, рутинные и неперспективные в судебном отношении. Так, в паузах между фразами, которые Серов говорил в телефонную трубку, он, будто оправдываясь и адресуясь к Турецкому, объяснял свою точку зрения. И заодно как бы извиняясь за свою неоправданную строптивость. Неужто дошло?

Александр Борисович не стал вслушиваться во взаимные сетования беседующих следователей и, чтобы не терять времени, вернулся к показаниям бортинженера. А заодно – и остальных.

Вот первые свидетельства, полученные от Филенкова практически сразу после катастрофы. Они, надо понимать, были зафиксированы дознавателем из районной оперативно-следственной группы, ранее других примчавшейся к месту гибели вертолета. Эти ребята и производили первоначальный, по горячим следам, осмотр места происшествия, а также опрос оставшихся в живых свидетелей, способных, несмотря на свое стрессовое состояние, дать событию какое-то логическое объяснение. Проще говоря, изложить для протокола то, что видели, слышали и лично пережили.

Между прочим, в таких крайних ситуациях частенько самые первые впечатления и бывают наиболее точными, верными. Еще ведь не сложилось «общее мнение», не оказано и соответствующее, иной раз даже и невольное, давление на свидетеля – пусть не в плане того, о чем ему конкретно следует говорить, а про что лучше промолчать. Просто в тот момент еще никто из руководителей следственных органов, как правило, не готов вынести окончательного суждения. А если кто-то и рвется поскорее повлиять на общественное мнение, поскольку заранее был заинтересован именно в таком исходе, то он, по идее, еще не должен светиться, рано ему высказывать категорические соображения, можно нечаянно и проколоться со своей неавторизованной, как говорится, активностью. Вот позже, когда уже более-менее сложится общая картина, разве что тогда… Однако такая игра должна быть очень тонкой и, возможно, в чем-то изящной, чтоб и комар носа не подточил. Не говоря уж о «важняке» из Генеральной прокуратуры… Исподволь надо бы действовать, господа, аккуратно, а не с помощью лома, который в данной ситуации просматривался довольно отчетливо.

Но ведь вполне возможно, что они и в самом деле уверены, будто против лома, то есть против них, нет приема? И между прочим, сегодняшние реалии как раз на это обстоятельство и указывают. Не стесняются же! Один любезный адвокат чего стоит!

И все-таки что-то не сходится… Потому что в этом случае гибель вертолета с губернатором на борту (свита, надо полагать, в расчет вообще не принималась) они должны были бы организовать грубо и по-бандитски откровенно. Материалы же расследования никак на то не указывали, если, конечно, исключить факт «дружного» изменения свидетельских показаний. Но это, в свою очередь, наталкивает на мысль, что на пострадавших было не сразу, а позже оказано давление. Видимо, уже на том этапе, когда у следствия не складывалась картина, демонстрирующая ошибку экипажа, и потребовалось срочно принять меры, которые могли бы ее, эту ошибку, и все ей сопутствующее подтвердить. Причем меры были приняты второпях и с явным перебором, инициировавшим в итоге эту самую «дружность». Подставили, другими словами, себя исполнители. Засветили собственную активность.

Очень интересно, а чего ж это они вдруг испугались? Ведь в том-то и дело, что в настоящий момент Турецкий мог бы сказать с определенной долей уверенности: исполнение самой акции (если проблему рассматривать именно в этой плоскости) было организовано на высоком профессиональном уровне. Как – это совсем другой вопрос. И когда на него удастся получить ответ, в деле можно будет поставить точку. А пока рано.

Итак, первоначально ни на какие снежные заряды, неожиданно свалившуюся на головы пургу, ни на что-то подобное в погодных сводках не было и намека. То же утверждали и свидетели. Чистое небо, отличная видимость на подлете, уверенная работа экипажа… И самое главное – общее спокойствие. Где-то там, прежде, когда поднялись в Тимофеевском, на подходах к Саянам, да, было нелегко – машину кидало в воздушные ямы, возникали неприятные ощущения. А что касается последнего момента, то есть уже самой катастрофы, то, по утверждениям большинства допрошенных свидетелей, причиной ее мог быть только взрыв. Причем под днищем вертолета. После чего машину резко швырнуло вверх, как стало известно позже, прямо в провода линии высоковольтной электропередачи. Ну а все остальное наблюдали другие свидетели, находившиеся в тот момент на земле. Те, кто работали на строительстве базы. Но, как ни странно, вот их показания не менялись и с самого начала выглядели весьма расплывчатыми и фрагментарными, из которых никак не складывалась общая картина.

Один указывал, что видел падающий вертолет, окутанный снежным облаком. Другой заметил лишь разлетающиеся в разные стороны обломки лопастей, а перед тем – искры, словно от удара молнии. Третий просто слышал непонятный грохот и треск, а после сломя голову бежал на помощь упавшим людям. Саму же аварию – от и до – не наблюдал со стороны практически никто. Что уже само по себе непонятно: было известно, что на базу летит губернатор, а уж гул вертолетных двигателей далеко слышен. Но – нет так нет. Точно так же, как никто не мог внятно объяснить причины грохота и, собственно, падения машины.

Позже стали ссылаться, как по команде, на погодные условия. Мол, синоптики – тоже люди и могут ошибаться. Недаром говорят: врет, как бюро погоды. А в критических ситуациях и реакция пилотов не всегда бывает адекватной, будь ты хоть трижды заслуженный….

В конечном счете следствие остановилось на варианте, наиболее понятном и для и следователей, и свидетелей: все-таки неожиданная пурга, снежные заряды – явление в здешних местах нередкое. Особенно в горах. А поводом могло послужить все, что угодно, включая сорвавшуюся где-нибудь неподалеку, да хоть и на соседнем хребте, снежную лавину. Просто народ здесь работает в основном привычный, на многое давно научился не обращать внимания.

Все это уже неоднократно читал Александр Борисович. Из повторных, совершенно противоположных по смыслу, показаний явствовало, что все разговоры об отличной погоде в тот день не соответствуют истине. И никакого спокойствия в работе экипажа тоже не наблюдалось. И губернатор был крайне раздражен, требуя, чтобы строптивый командир экипажа выполнял его личные указания, а не следовал каким-то собственным соображениям. И виной всему в конечном счете – та высоковольтка, не внесенная в полетные карты, в которую, в буквальном смысле, «врубился» вертолет. Что указывало на грубые ошибки пилотов и наземных служб обеспечения полетов, приведшие к трагедии.

Но самое любопытное заключалось в том, что следствие почему-то настойчиво игнорировало факт кардинального изменения свидетельских показаний. Причина? Да тот же Серов, как бы между делом, обмолвился, что хорошо их понимает. Поначалу-то наверняка имела место быть некоторая эйфория, вызванная тем, что человек попросту жив остался, а позже, когда он смог наконец-то трезво оценить происшедшее, у него в мозгах началась определенная корректировка. Что-то вдруг прояснилось, связались некоторые необъяснимые до того концы, вернувшаяся память помогла сопоставить прежде незамеченные детали. Словом, ничего необычного, скорее, медицинский факт…

– И что, у всех сразу? В одночасье?!

– А что, не бывает?

«Черт его знает, может, у них, в этих краях, и бывает…»

И вот теперь – нате вам, москвичи, сожженный труп в машине, принадлежавшей исчезнувшему бортинженеру, поиском которого должен был уже сегодня заняться Филипп Агеев. Снова, значит, опередили?

Хотя почему – снова? Пока что они опять прокололись, наглым образом продемонстрировав свой интерес к досье на Бугаева. Вот и «Аргусом» можно будет заняться. Но – попутно: кто учредитель, кого обслуживает и все остальное об этих «стоглазых псах» из греческой мифологии. Документы, кстати, отобранные Филиппом у братков, оказались не фальшивкой, это он уже успел выяснить. Значит, тем более кое-кому придется давать объяснения – по какому такому праву охранники избивают официальное лицо не на охраняемом ими объекте, что еще как-то понять можно, а в общественном месте, к которому их служба не имеет отношения?..

«А вот с Филенковым, – сказал себе Турецкий, – получился непростительный прокол уже у нас. И Рейман тоже оказался хорош! Мог бы заранее предупредить, что квартира прослушивается. И уж, тем более, не называть фамилий… А теперь, волей-неволей, придется заняться косвенными фактами, на которые без всяких объяснений указывается в сводке происшествий».

Наконец курьер доставил тонкую папочку с немногочисленными материалами практически только что возбужденного уголовного дела. Александр Борисович внимательно просмотрел протоколы осмотра места происшествия и опроса свидетелей, которые, по большому счету, могли называться таковыми с огромной натяжкой.

Самого возгорания машины, как следовало из показаний действительно совершенно случайных людей (да и кто станет бродить посреди ночи по заросшему, заброшенному пустырю, где оказалась машина?), никто из них толком не видел. А обнаружили ее лишь по той причине, что больно уж сильно горела! И как человек в нее попал, и был ли вообще живым, когда этот пожар случился, тоже никто сказать не мог.

Пока вызвали «пожарку», пока та приехала, пока гасили, то да се, уже рассвело. Труп увезли в морг, а из остатков машины выбрали то, что могло бы помочь опознанию ее принадлежности. Таким вот образом и обнаружился владелец автомобиля – Филенков.

Ну а дальше, как говорится, дело техники. Отыскали по картотеке в ГАИ, навестили по домашнему адресу, где нашли квартиру запертой, и выяснили у соседей, что ни сам Филенков, ни его супруга уже несколько дней в своей квартире не появлялись. Может, куда уехали? Где-то у них вроде бы есть родня в районе, но адреса никто не знал. Или не хотели сообщать представителям органов.

Адрес квартиры Филенкова имелся в деле. Турецкий не стал его записывать, чтобы лишний раз не привлекать внимания Серова, исподволь наблюдавшего за ним, но запомнил. И, выйдя через некоторое время в туалет, связался с Агеевым и передал ему новое задание.

Филя отреагировал однозначно:

– Сан Борисыч, я не люблю таких проколов. Но это означает, что они начинают спешно зачищать территорию. Получается, не слишком ты их убедил… в своей лояльности.

– А я и не настаиваю на том, что пытался убеждать изо всех сил. Обычная информация, не более. А как поняли и поверили или нет, это уж не моя забота. Но в данном случае, думаю, дело в другом. Наверняка Фи-ленков что-то знал. И они тоже догадывались, о чем ему могло быть известно. Недаром же он исчез после второго допроса, на котором полностью изменил свои показания, как сквозь землю провалился. И с машиной тут не все чисто. От кого скрывался-то, сам подумай, от своих же коллег? Или все-таки от бандитов? Между прочим, он женат, но детей нет. Пошарь, возможно, жена тоже в курсе каких-нибудь событий, хотя вряд ли. А труп в машине, я почти уверен, его. Подождем результатов экспертизы.

– Если б она чего знала, ее тоже достали бы. Я смотрю, они тут вообще устанавливают правила в одностороннем порядке, исключительно в свою пользу. Придется, видно, их снова немного разочаровать.

– Ты только это… гляди у меня!

– Ладно, до связи… – Филя рассмеялся.