355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фридрих Незнанский » Грязные игры » Текст книги (страница 4)
Грязные игры
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 18:24

Текст книги "Грязные игры"


Автор книги: Фридрих Незнанский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

И он победоносно посмотрел на меня.

Ну я с самого начала что-то подобное предполагал, – сказал я, пожимая плечами. – Ясно, что убийства связаны между собой. Но это, согласись, нахальство – в один день и из одного оружия... Это наводит на мысль, что и убийца тот же самый.

Грязнов кивнул.

– Ориентировочно Старевича застрелили между девятью и одиннадцатью часами вечера. Примерно через двенадцать часов после Сереброва.

Ну, этого времени хватит, чтобы доехать от Лужников до Калчуги, – иронически заметил я.

Да, даже с избытком, – серьезно и многозначительно произнес Грязнов и полез в карман за сигаретами.

Прикуривал он целую вечность. Я так разволновался, что тоже решил покурить, и пока вынимал сигарету из пачки, сломал две штуки.

Не сори, Турецкий. Не имей такой привычки.

Грязнов выпустил изо рта густую струю дыма и продолжал:

Ты помнишь, с какого расстояния стреляли в Сереброва?

С большого, до той хрущевки метров сто – сто пятьдесят.

Вот. А теперь скажи, Саша, ты веришь, что кое-какие вещи я могу определить и без баллистической экспертизы?

Я переминался с ноги на ногу:

Ну верю, верю. Не томи, Грязнов!

Этот змей еще раз с удовольствием затянулся и продолжил:

В случае с Серебровым пули не прошили грудь и череп насквозь, а застряли в теле. У Старевича произошло приблизительно то же самое. Вывод: стреляли примерно с одинакового расстояния. Ну, может, здесь киллер находился ближе – учитывая погрешность, стекло, которое пуле пришлось пробить... Точно установит экспертиза. Но в общем, я думаю, что мои выводы верны.

Ну и что?

А то. По моим расчетам, стреляли во-он оттуда. Посмотри.

Метрах в ста от дома находился высокий глухой забор из бетонных плит.

То есть ты хочешь сказать, что киллер забрался на забор снаружи и произвел выстрел?

Именно. Больше стрелять неоткуда. И соответственно там и можно найти какие-либо следы. И если ты не возражаешь, мы сейчас туда и отправимся.

Грязнов оказался совершенно прав. Правда, никаких следов пороха или гильзы мы не нашли. Но рядом с забором четко отпечатались следы автомобильных протекторов. Совсем свежие.

Интересно, – почесал в затылке Слава, – зачем он подъехал так близко? Его же могли заметить.

Он показал на соседнюю дачу.

Сейчас уже быстро темнеет. Хотя профессионал все равно не стал бы так рисковать. Может, это отпечатки другой машины?

Непохоже...

Несколько секунд мы молчали, пока мне в голову не пришла разгадка.

Смотри, Слава. Забор совершенно гладкий и высокий. Залезть на него не так уж просто.

Ну!

Неужели киллер стал бы возиться со стремянкой или еще чем-нибудь? Гораздо удобнее подогнать машину прямо к забору и встать на крышу или, скажем, на раму окна. А потом сразу заскочить в кабину и быстро убраться с места преступления.

Грязнов восхищенно улыбнулся:

Похоже на правду. Надо будет провести следственный эксперимент.

Эксперты быстро сфотографировали участок, сняли гипсовые и полимерные слепки отпечатков покрышек, а потом мы не поленились и подогнали к забору «ГАЗ-31» Меркулова. Выводы в точности подтвердились. Правда, на крышу своей служебной машины нам Костя лазить сразу запретил, но это и не понадобилось. Я встал на раму окна, и забор оказался у меня как раз на уровне груди. Двор дачи Старевича был как на ладони. А главное – я прекрасно видел окно и даже дырку от пули. Лучше огневой точки не найти. Кстати, убийца мог упереться локтями и стрелять как с бруствера.

Все так и есть, – сказал я, спрыгивая на мягкую землю, – стрелять отсюда очень удобно.

Итак, теперь у меня в руках была ниточка. Хоть и тонкая и ненадежная, но все-таки лучше, чем ничего. Мне предстояло всего лишь отыскать машину по отпечатку протектора.

И тут я вспомнил про старика, который спал в сторожке у въезда на участок. Он может пролить свет. Конечно, если не дрых вчера весь день.

Мы с Грязновым проследили борозды, оставленные колесами. Судя по ним, машина въехала на асфальтированную дорожку (по которой, видимо, она сюда и попала), а потом двинулась к воротам.

Когда я подошел к сторожке, старикашка как раз занимался своим любимым делом. То есть спал.

Я бесшумно зашел в сторожку и тронул деда за плечо.

А! Кто! Стреляю! – закричал он, тряся седой бородой, и потянулся к резиновой милицейской дубинке, лежащей на столе, видимо, своему единственному оружию. Конечно, завидев вооруженного дубинкой старика, бандиты моментально разбегутся во все стороны!

Спокойно, – сказал я, подсовывая ему под нос свою красную корочку.

На людей старшего поколения удостоверения с гербом оказывают магическое действие. Старик вскочил и вытянулся в струнку. Видимо, бывший военный.

Я из Генеральной прокуратуры. Следователь по особо важным делам, старший советник юстиции Александр Борисович Турецкий.

Мой чин должен был произвести впечатление. И произвел.

Семенюк Пал Анатольевич. Сторож дачного кооператива ЦСКА! – отрапортовал тот.

Добро, Пал Анатольевич. У меня к вам небольшой разговор.

Слушаюсь, товарищ Турецкий. Присаживайтесь.

Я сел на шаткую скамейку, на которой был разложен зимний тулуп, служащий сторожу постелью. Сам он примостился на табуретке.

Павел Анатольевич, вчера вы дежурили?

А как же? Я работаю двое суток через двое. Позавчера утром заступил – значит, завтра в девять домой. Спать, – улыбнулся он в усы.

Как будто здесь он бодрствует! Этого я деду, конечно, не сказал.

А вчера примерно с восьми до одиннадцати вы никуда не отлучались?

Старик покачал головой.

Обижаете, товарищ... старший советник! Куда ж я денусь отсюдова во время дежурства? Я со своего поста ни на шаг. Да и чего мне, старику, на месте не сидеть? Все время был здесь как штык!

Отлично. Кроме этого еще есть въезд на участок?

Нет, только отсюда въезжають.

И много машин вчера было?

Дед погладил бороду.

Да нет, может, машин пять, может, шесть.

Вы, Павел Анатольевич, наверное, все здешние машины знаете?

Знаю. Как не знать, когда они каждый день мимо ездють.

А незнакомые вчера были?

Старик задумался. А потом как-то стыдливо на меня посмотрел.

Вроде нет, не было... – неуверенно сказал он.

Ну вот. Сбылись мои самые худшие предчувствия.

Сторож наверняка вчера вечером дрых как сурок. Эх, дедуля, если б ты знал, как много от тебя сейчас зависит!

Павел Анатольевич, – поднял я указательный палец, – вы должны помочь следствию. Вспомните, очень вас прошу.

Старик наморщил лоб.

Была вроде какая-то. Я как раз задремал немного... – он виновато закашлялся, – а потом от шума мотора проснулся. Мы-то закрываем ворота в двенадцать, и с этого времени точно могу сказать, кто уехал, кто приехал. Это было... А... программа «Время» еще не началась. Значит, около девяти.

Марку машины запомнили? – спросил я осторожно, боясь спугнуть свою удачу.

А шут его знаеть. Я в этом не разбираюсь, ни к чему мне это. Черная, длинная такая... Солидная машина.

Наша?

Нет, – сторож хитро улыбнулся и добавил: – Тут на наших и не ездють. Только на заграничных.

Он несколько секунд помолчал и добавил:

По телевизору часто показывают такую машину. Правительство на таких ездить, депутаты...

И он беззвучно пошевелил губами, давая, видимо, про себя емкую характеристику пассажирам этих машин...Я все-таки выжал из старика все что мог. Потащил его на Рублевское шоссе и заставил смотреть на проезжающие мимо иномарки. Благо машин, в которых «ездить правительство», там всегда достаточно.Наконец сторож вытянул свой дрожащий узловатый палец:

Вот. Такая машина вчерась была. Только без мигалки.

Палец указывал на черный «Мерседес-600».

18 часов 45 минут

Москва, Генеральная прокуратура РФ

Как говорят, главная заповедь следователей – «ищите прецеденты». Но, по-моему, это беспрецедентный случай, когда два убийства в один день имели бы столько общего. Посудите сами: оружие то же самое, патроны тоже. Стреляли с дальней дистанции. Обе жертвы – бывшие знаменитые спортсмены, в настоящее время руководители крупных организаций, связанных со спортом. К тому же раньше оба играли не только в одной команде, но и в одной тройке нападающих...

Кто-то начал отстрел бывших знаменитостей ЦСКА?

Вернувшись в прокуратуру; я поручил Жене Мишину, одному из своих практикантов (надо же его хоть чем-то занять), составить список всех наиболее крупных преступлений, связанных со спортом, за последние полгода. Парнишка попался старательный и минут через сорок принес мне лист бумаги.

Заглянув в него, я прямо-таки присвистнул. Двадцать пунктов, и почти все – убийства. Или покушения на убийства. Люди самые разные. Подбор видов спорта – как на Олимпиаде. Есть любые. Зимние, летние, с мячом, с шайбой, водные и сухопутные. Причем, в основном, убирают крупных функционеров. Скажем, в Нью-Йорке застрелили вице-президента Всемирной боксерской федерации, в Москве – президента Лиги кикбоксинга, и еще кучу вице– и просто президентов, замов, казначеев и председателей. А несколько лет назад, помнится, кокнули председателя Фонда защиты спортсменов с труднопроизносимой грузинской фамилией. Может, с этого все и началось? Защищать стало некому...

Еще один небольшой штрих. Ни одно из убийств раскрыто не было. Примите это к сведению, гражданин Турецкий.

Но шутки в сторону. Если людей, связанных с большим спортом, убивают, значит, это кому-то надо.

Значит, у кого-то, кто обладает большими возможностями, есть интерес в этой области. Ну а какой в наше время может быть интерес? Только деньги.

Деньги.

Значит, спорт у нас, как и все остальное, в загоне, даже российскую сборную иногда одеть не во что, а у всевозможных спортивных лиг, фондов и комитетов денег столько, что из-за них даже устраивают мафиозные разборки с убийствами, стрельбой и кровью. Значит, суммы делятся гигантские.

Тут позвонил Меркулов и прервал мои размышления:

Зайди ко мне, Саша.

Костя сидел за столом и рисовал на листе бумаги геометрические фигуры и тут же заштриховывал их шариковой ручкой. Как он объяснял, это способствует мыслительному процессу. Судя по количеству квадратов и треугольников, мыслительный процесс шел полным ходом.

Плохо дело, – мрачно сказал он, едва я устроился на стуле.

В каком смысле?

В прямом.

И снова приступил к своему нескончаемому чертежу.

Эй, Меркулов! Ау! – позвал я, когда понял, что сам по себе он не заговорит.

Костя бросил ручку на стол и вынул из кармана ключ от сейфа. Мне не надо было объяснять, что это значит.

Может, не надо, а, Костя? – взмолился я, – рабочий день кончился, пора домой. Поздно уже.

Меня жена ждет. Я уже два месяца раньше двенадцати не возвращаюсь.

Служба дни и ночи, – назидательно поднял Костя указательный палец. И достал из сейфа початую бутылку коньяку. Почали мы ее как раз позавчера. И я тогда поехал домой отсыпаться. Что из этого вышло, вы уже знаете.

Меня вызывал Генеральный, – сказал Меркулов, разливая коньяк.

Мы выпили, не чокаясь и без тоста.

И что он тебе сказал?

Костя достал из ящика стола припасенный загодя лимон и порезал его тонкими ломтиками.

В общем, так, Саша. Он дал неделю на раскрытие убийств Сереброва и Старевича.

Но это же нереально, Костя.

Меркулов пожал плечами.

А что я могу поделать? Завтра выступит Президент со своим еженедельным обращением по радио и скажет, что берет под личный контроль расследование.

Откуда это известно?

Что ты имеешь в виду? – не понял Меркулов. – Президент выступает с еженедельным обращением. То есть это происходит каждую неделю.

Нет. Откуда известно содержание будущего обращения?

Шефу звонил пресс-секретарь.

Ну, – махнул я рукой, – они дела Листьева, Меня, Холодова и все остальные тоже под личный контроль брали. И Президент, и премьер, и министр внутренних дел... И что? Помогло? Очень киллеры и организаторы убийств боятся этого «личного контроля». Им плевать на этот лич...

Ну хватит, – стукнул ладонью о стол Меркулов, – хватит юродствовать. Тоже привычку взял. В кабинете старшего по званию...

Извините, господин-товарищ государственный советник юстиции первого класса. Увлекся. Об одном прошу: на гауптвахту не сажайте.

Меркулов только фыркнул и разлил коньяк.

Саша, пойми. Это касается и тебя, и меня. В кои-то веки у нас появился приличный Генеральный прокурор. И чем дольше он тут продержится, тем лучше. Для нас лучше. И, прости за высокий стиль, для страны это тоже лучше.

В глубине души я не мог с ним не согласиться.

Мы выпили.

А между прочим, недельный срок не с неба взялся. Через неделю намечается отчет правительства у Президента. И наш шеф, к твоему сведению, будет отчитываться тоже. А если ему в Кремле похвастаться будет нечем, то не исключено, что он попадется под горячую руку и вылетит из своего кресла.

Да ну!

Ну да! И тогда один Аллах знает, кого нам сюда пришлют. На этот счет у меня самые пессимистические прогнозы. Что же мне, опять перед соседями краснеть, как при прошлом генеральном?!

От этого вывода я так и сел.

О чем речь, Меркулов? Чтобы спасти твой авторитет в глазах соседей, я и в огонь и в воду...

Ну ладно, ладно, кончай язвить, – сдвинул брови Меркулов, – имей в виду, я тоже беру это дело под личный контроль.

Вот это другое дело, – серьезно 'сказал я, – пусть меня обвиняют в отсутствии патриотизма, но тебе, Костя, я доверяю как-то больше.

На этот раз мы с ним чокнулись.

Значит, так, – Меркулов положил перед собой чистый лист бумаги взамен изрисованного, – давай соберем вместе наши соображения и выработаем круг основных версий. Выберем из них самую правдоподобную и...

Он поставил в углу листа цифру 1.

Костя, – сказал я, с сомнением глядя на эту цифру, – мне кажется, до версий еще далеко. Во всяком случае, пока мы не обладаем никакой информацией по поводу убитых. Ни об их связях, ни о том» чем они там в своих конторах занимались. В сущности, что нам известно? В один день застрелены два спортивных функционера – из одного оружия, предположительно одним и тем же человеком. На дачу этот убийца приехал на черном «Мерседесе-600», если, конечно, верить старику сторожу...

И тут я застыл с открытым ртом. Я вспомнил еще одну вчерашнюю деталь.

Ну! – нетерпеливо воскликнул Меркулов. – Что там у тебя в черепушке сварилось?

Слушай, а ведь Серебров со своим телохранителем тоже ехал в «мерседесе», и тоже в черном. Значит, еще одна сходная черта.

Меркулов покачал головой.

В Москве шестисотых «мерседесов» полно. И заметь, почти все они, как один, черные. То, что у Сереброва и убийцы Старевича, а также предположительно его собственного оказалась машина той же марки и цвета, думаю, чистая случайность.

Что-то много случайностей и совпадений...

Мы, конечно, отмели «мерседесы» в сторону. Трудно было предположить, что киллер вышел из машины у Лужников, забрался на чердак, застрелил оттуда Сереброва, потом спустился, спрятался, а когда уехала следственно-оперативная бригада, сел в «мерседес», поехал в Калчугу и застрелил Старевича. В нашей стране, конечно, всякое может быть, но до такой научной фантастики даже мы не дошли. И все-таки где-то в глубине своего мозга я поставил невидимую птичку...

В бутылке уже оставалось совсем на донышке. Меркулов вылил остатки коньяка в рюмки и задумчиво сказал:

Убийства, конечно, заказали люди, как-то связанные с доходами, которые контролировались Серебровым и Старевичем. А эти доходы, Саша, судя по сообщениям в прессе, просто огромные.

Это с чего же?

Турецкий, ты хотя бы время от времени берешь в руки газеты?

Не беру. И телевизор не смотрю. И радио не слушаю.

Как будто он не знает, что у меня времени на это не остается!

Надо следить за средствами массовой информации, – назидательно сказал Меркулов, – ив них иногда содержится разумное, доброе, вечное. Вот, например, в сегодняшних «Известиях» напечатали большую статью про спортивную мафию.

Я понял, Костя, откуда ты берешь все свои гениальные версии причин преступлений. Из газет.

Меркулов загадочно улыбнулся. Может, я хотя бы частично угадал? Впрочем, я хорошо знал, что в кабинет Меркулова регулярно поступали статистические отчеты обо всех преступлениях, совершаемых по всей матушке России. И Костя каким-то неведомым образом складирует их в своей голове. И не просто складирует, а еще и умеет извлечь нужные сведения в нужный момент. Прямо компьютер какой-то, а не мозг у него!

Вот посмотри, Саша. «Еще в конце 1993 года вышел указ о протекционистской политике Российской Федерации в области физической культуры и спорта. Он позволял фактически без таможенных пошлин импортировать и перепродавать любые товары, если выручка от этих операций пойдет на финансирование спортивных мероприятий, содержание стадионов, экипировку спортсменов и тому подобное. И сразу же, как грибы, стали расти спортивные и околоспортивные организации, фонды, федерации и так далее. Разумеется, в большинстве своем они занимались наиболее выгодным – экспортом табачных изделий и спиртных напитков. Во-первых, их ввоз по сравнению с другими группами товаров дает самые большие доходы, а во-вторых, если не платить налогов и акцизных сборов, прибыли поднимаются до фантастических сумм. Например, по непроверенным данным, за полтора года подобной деятельности Российский фонд спорта получил более двух миллиардов долларов чистой прибыли. Информацию о том, как были распределены эти деньги, нам предоставить отказались». – Меркулов поднял брови и отодвинул газету в сторону, чтобы посмотреть на мою реакцию.

Я вздохнул:

Слушай, Костя, я в свое время за школьную сборную по футболу играл. Как ты думаешь, меня возьмут в этот фонд?

Не смешно, – рявкнул Меркулов и снова уткнулся в газету. – «Разумеется, никого не волновало, что спортивные организации, которые прежде всего должны заботиться о здоровье граждан России, фактически занимаются противоположным делом. На развитие спорта шли ничтожные суммы, в то время как доходы росли день ото дня. Разумеется, огромными деньгами заинтересовалась мафия. Ее задачей было как можно быстрее взять под контроль всю деятельность фондов. По мнению некоторых экспертов, на сегодняшний день этот процесс в России практически завершен».

Он отложил газету.

Костя, ежу ясно, что и Старевич и Серебров распоряжались большими деньгами и из-за этого их и убили. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу. Для меня важно знать, какие отношения с мафией были у Сереброва и Старевича.

Да, – согласился Меркулов.

Которые, между прочим, если судить по документам, отданным мне Быстровым, были в последнее время злейшими врагами.

Странно...

Что странно?

Все странно. То, что Быстров неожиданно проявил активность и в мгновение ока добыл эти документы. Странно, что жена Старевича ничего не знает об этих конфликтах, а если и знает, то не говорит.

Ты знаешь, Костя, мне сегодня показалось, что ей известно очень много важного. Но почему она не стала колоться?

Это как дважды два четыре, Саша. Если она знает, хотя бы гипотетически, конкурентов своего мужа...

Она мне сказала, что была в курсе его дел.

Тем более. Если она знает, но не говорит, то, по всей вероятности...

Он замолчал, внимательно разглядывая свои ногти.

По всей вероятности?

Боится, Саша. Жена Старевича просто боится.

Действительно. И как это не пришло мне в голову?! Если Ада Сергеевна боится бывших конкурентов или, наоборот, подельщиков своего мужа, то все сразу становится на свои места. Тогда понятны и ее малоконкретные фразы, и, в общем-то, довольно спокойное поведение. Кроме того, я, как следователь, не могу исключить версию ее участия в убийстве.

Я сегодня уже допросил ее в общих чертах. То есть не допросил, а побеседовал с ней. А на завтра вызвал Аду Сергеевну Старевич для подробного, детального допроса. Надеюсь, завтра она сообщит больше.

Меркулов с сомнением покачал головой:

Если она действительно что-то знает, то ее сомнения могут оказаться не напрасными. И...

Мы посмотрели друг на друга. И нам в голову пришла одна и та же мысль.

20 часовМосква, центр

Потихоньку смеркалось. В конце сентября всегда так – день вроде длится долго, почти столько же, сколько и летом, а потом – раз! – уже сумерки. И начинаешь верить, что через каких-то два – два с половиной месяца начнется долгая унылая московская зима.

В кабинете было почти совсем темно. Только кое– где виднелись блики от наполовину открытых штор – на стеклянных дверях шкафов, на нескольких хрустальных вазах для цветов, ну и, конечно, на плоскостях полированной мебели. В которых, если хорошенько вглядеться, можно было различить причудливые узоры карельской березы.

Самого хозяина кабинета разглядеть было труднее. Он сидел за огромным письменным столом и совершенно сливался с темными дубовыми панелями, которыми были обиты стены. Справа от хозяина кабинета находилась стойка с Российским флагом, а прямо над его головой улыбался Президент. Все как и положено в кабинете у государственного чиновника.

Было тихо. Основная часть служащих давно разошлась по домам. Только редко когда был слышен звук открываемой двери и мягкие шаги по ковровым дорожкам в коридоре.

Человек, сидящий за столом, нервничал. Он беспрерывно курил, выпуская клубы дыма, которые большим сизым облаком скапливались где-то в районе портрета Президента, отчего его становилось почти совсем не видно.

Человек докурил сигарету и потянулся за следующей. Пачка «Мальборо» оказалась пустой. Он открыл ящик письменного стола и тут же с досадой задвинул его обратно. Потом заглянул в сигаретницу из темного дерева, которая при открывании издала мелодичный звук. Но и там было пусто.

Он забарабанил по столу. Схватил лежащий на столе черный круглый предмет и стал постукивать им по столу. Этот предмет издавал тихие глухие звуки, как если бы был сделан из резины.

Это была хоккейная шайба.

Почти совсем стемнело. Человек встал из-за стола и прошелся взад-вперед по кабинету. Шаги глохли на толстом пушистом ковре.

Он подошел к окну.

Просторная Ивановская площадь была совсем пуста. Разумеется, если не считать нескольких охранников, прохаживающихся по дорожкам на лужайках и по чистому кремлевскому асфальту. Серой громадой высился Успенский собор. За ним белела колокольня Ивана Великого. Вон, мимо пушистых голубых елей у стены проехал черный автомобиль с мигалкой на крыше. Горели рубиновые звезды...

За спиной у него мелодично затренькал телефон. Человек кинулся к нему. По всей вероятности, именно этого звонка он так долго ждал.

Да, – коротко сказал он в трубку.

Пару секунд в трубке молчали. Потом раздался голос:

Сегодня. Двадцать три сорок.

Руби, – быстро ответил человек и положил трубку.

В комнате уже была непроглядная темень...

0 часов 10 минут

Кутузовский проспект

Когда мы позвонили в дверь московской квартиры Старевича на Кутузовском проспекте, нам никто не ответил. А между тем родственники на даче, которым мы позвонили, сказали, что она поехала в Москву и должна вернуться только следующим утром.

Медлить было нельзя, и мы вызвали дежурный наряд. С дверью пришлось повозиться – толстый стальной лист с трудом брал даже автоген.

... Ада Сергеевна Старевич лежала посреди гостиной с простреленной головой. На оконном стекле мы обнаружили маленькую аккуратную дырку.

Ночь на 28 сентября

На подлете к аэропорту Шереметъево-2

Надо же, столько мучений – и все ради этого куска железа. Пусть даже один ее вид вызывает восторженные охи и ахи, наверное, у доброй трети человечества. Конечно, которая знает о существовании игры под названием «хоккей».

Так думал Павел Бородин, центральный нападающий команды «Нью-Йорк вингз», то есть «Нью– йоркские крылья», сидя в кресле мерно гудящего «боинга» и глядя не в окошко, за которым все равно было черным-черно, а на то, что лежало На коленях у него и его соседей. Ради чего пришлось целый год тренироваться по десять часов в сутки, а потом в буквальном смысле вырывать победу у видавших виды американских хоккеистов. Ради чего было получено множество травм, выбито несколько зубов, не считая рассеченных клюшками губ. Ради чего ему, да и не только ему, целый год пришлось держать рот на замке. И ради чего даже в просторном «Боинге-747» пришлось поднять подлокотники.

А был это легендарный Кубок Стэнли, за право хотя бы мизинчиком дотронуться до которого любой хоккейный болельщик отдаст десять лет жизни.

Надо сказать, вблизи этот кубок действительно напоминал хромированную консервную банку гигантских размеров на массивном круглом постаменте. Причем банку, судя по весу, наполненную булыжниками.

Хлопоты с этим кубком начались еще в аэропорту Кеннеди. Футляра к нему не полагалось – Кубок Стэнли принято носить над головой на вытянутых руках, выражая при этом крайнюю степень восторга. Не в багаж же его сдавать! Американские таможенники, правда, обалдели от такой «ручной клади». Каждый не преминул прикоснуться к национальной святыне и пожать руки ее обладателям, но о правилах провоза кубков никто ничего не знал. Пришлось везти его на коленях.

Павел, правда, предлагал поставить его куда-нибудь в угол, например в комнату стюардесс, но Слава Шаламов, который, конечно, встречал любое предложение Бородина в штыки, воспротивился. «Мы за него отвечаем», «что мы через неделю вернем в НХЛ, если кубок пропадет», и прочее. Интересно, как в самолете может пропасть такая бандура? Разве что какой-нибудь арабский террорист с парашютом скинет прямо в Атлантический океан, чтобы досадить американцам.

Но к Шаламову сразу присоединились и Валера Коняев, и Сережа Прохоров, и Леша Ким – словом, все остальные члены основной пятерки «крылышек», как они между собой называли «Нью-Йорк вингз».

Так что все двенадцать часов перелета Кубок Стэнли покоился у них на коленях. Павел отделался легче – на его долю досталась узкая нижняя часть с подставкой. Кстати, именно поэтому ему и удалось кое-как поесть. Под завистливые взгляды своих коллег по команде.

Бородина в команде не любили. По многим причинам. Потому что, по слухам, у него был самый выгодный контракт, несмотря на то что в Нью-Йорк он приехал последним. И кстати, последним согласился покинуть родной ЦСКА. Те несколько лет, что он играл за «Детройт террапинз», не в счет. Не любили еще потому, что он был нападающим, что называется, от Бога. Может быть, лучшим нападающим в мире. Потому что ни у кого не было такого сильного и меткого удара. Потому что ему, и только ему, разрешалось пропускать тренировки – все знали, что и так, выйдя на лед, Бородин затмит любую звезду Национальной хоккейной лиги. Ну и еще много за что не любили Павла Бородина в команде.

Хотя трудно представить, чтобы в этой команде вообще кто-нибудь кого-то любил...

Да и русские в «Нью-Йорк вингз» появились всего год назад, заменив собой американцев. И вот результат налицо. То есть на коленях у хоккеистов. И по общему мнению, главной причиной этого была блестящая игра Бородина. Конечно, исключая мнение игроков. Хотя возражать против этого было бессмысленно – Бородин забил в этом сезоне больше шайб, чем кто-либо в команде, – несмотря на это, а скорее всего именно поэтому, отношения с остальными игроками «Нью-Йорк вингз» у него испортились окончательно.

Да, ко всему прочему, и стюардессы ему улыбались больше, чем всем остальным.

Во время перелета они по большей части молчали. Шаламов, Коняев, Прохоров и Ким быстро уснули и храпели почти до самого Франкфурта.

А Павел никак не мог заснуть. Еще бы, совсем скоро, часа через три, он увидит Инну. И все это наконец закончится...

Жаль, что она не знает о его приезде. Менеджеры команды да и сам Патрик Норд настояли, чтобы самолет с нашей пятеркой прибыл в Москву глубокой ночью, чтобы не слишком афишировать главное событие следующего дня – представление Кубка Стэнли, который первый раз за всю историю приехал в Россию. Поэтому Бородин тоже решил устроить сюрприз – явиться неожиданно. И не стал звонить и давать телеграммы в Москву.

Когда самолет подлетал к Шереметьеву, было уже около двух ночи.

Больше всего на свете Павел любил эти минуты в воздухе, последние минуты перед Москвой. Когда самолет летит на небольшой высоте и все видно, как на ладони. Вначале – сплошная чернота, хоть глаз выколи. Потом где-то вдалеке замечаешь огонек. Потом другой. Дальше уже можно различить двор, освещенный мощным прожектором. Островков, состоящих из маленьких огоньков-окон становится все больше. Подмосковные деревеньки и колхозы. Большой остров – это уже городок. И потом, что самое удивительное, вдруг, внезапно все до самого горизонта покрывается большими и маленькими огнями, пронизывается ровными, как стрела, полосками проспектов и шоссе. Это уже большая Москва.

Вот уже и ярко освещенная, с окантовкой из красных фонариков взлетно-посадочная полоса Шереметьева-2. Могучий «Боинг-747», несмотря на свои гигантские размеры и вес, мягко сел на гладкий бетон и покатил к серым кубам здания аэропорта.

«Коллеги» Бородина проснулись. Шаламов нетерпеливо барабанил костяшками пальцев по Кубку Стэнли. Остальные озирались по сторонам и отвечали на восхищенные улыбки пассажиров. Некоторые даже просили у хоккеистов автографы.

Когда подали трап, стюардесса вежливо пригласила хоккеистов к выходу. Конечно, они выходили из самолета первыми. А Павел еще из иллюминатора заметил, что к самолету спешит знакомая фигурка Володи Осипова – заместителя президента Федерации хоккея. Он знал Осипова давно – еще по ЦСКА.

Больше никого не было. Что и говорить, менеджеры постарались, чтобы сохранить приезд спортсменов в тайне. Хотя Шаламов, например, был этим недоволен. Очень ему хотелось, чтобы телекамеры зафиксировали момент, когда он, капитан команды, будет сходить с трапа самолета с кубком в руках. Ну и с соответствующим выражением лица. Но менеджеры были непреклонны.

Так что на летном поле стоял один Володя Осипов. С букетом цветов.

Первым к нему подскочил Шаламов.

Ты чего это один, Володя?

Шаламов все время озирался вокруг, словно ожидая, что вот-вот к ним хлынут толпы восторженных болельщиков. Но никого не было, кроме, конечно, пассажиров, выходящих из «боинга».

Сказано же было – без помпы. Ничего, завтра отпразднуем. Поехали.

Когда они подошли к машине, на которой приехал Володя, Бородин улыбнулся:

Это в России теперь называется «без помпы»?

У служебного въезда на летное поле стоял длиннющий черный «линкольн», своими размерами больше напоминающий трамвай.

А что? – не понял Осипов. – Чем тебе не нравится? В Москве таких теперь много. Хорошая машина. Просторная, и холодильник есть.

Да, – подхватил Павел, – и недорогая.

Все рассмеялись.

Чем хорош был «линкольн» – в его огромном салоне удалось поместить даже кубок.

Все уже расселись в машине, когда вдруг выяснилось, что куда-то подевался водитель. Володя сбегал в будку постового и выяснил, что водитель сказал ему, что идет в туалет, и до сих пор не вернулся.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю