Текст книги "Грязные игры"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Ну и конечно, заработав с первого захода неплохие деньги, Валера решил погулять в столице. И так ему это понравилось, что не стал он возвращаться в грязную, пропахшую рыбьей чешуей Астрахань, а решил остаться в белокаменной. Понравилась Валере она решительно всем – и просторными улицами, и невиданными посольскими иномарками, и веселыми стройными девушками в ресторанах, и докторской колбасой для всеобщего потребления в универсамах. Ничего этого в родном городе не было, да и не могло быть. Кроме пресловутой черной икры, разумеется.

Мунипову удалось избежать горькой стези всех провинциалов, попавших в столицу. Не довелось ему просить пятак на метро и, сидя на вокзальной лавочке, ломать на две части последнюю «Приму». Он сразу просек, где в Москве можно заработать. И заработать неплохо, не марая рук о воняющие рыбой жестяные банки.

Валера снял комнату у древней старухи в Графском переулке. По утрам он обычно шел на Красную площадь, к Новодевичьему монастырю, к автобусной стоянке возле гостиницы «Россия» или просто на улицу Горького. Словом, туда, где можно встретить массу гостей столицы, иначе говоря, иностранцев, которых теперь, кстати говоря, в Москву приезжало все больше и больше.

Процесс зарабатывания денег был чрезвычайно прост. Валера подходил к группе, конечно выбирая прибывших из капиталистических стран, и просто показывал им три расставленных пальца правой руки. Ушлые туристы стразу понимали, что «3» – это курс рубля к доллару. И те, кто еще не успел поменять валюту в Госбанке (для тех, кто не помнит, 1 доллар = 60 копеек), с удовольствием вынимали кошельки и протягивали доллары Валере. И еще благодарили на своих непонятных языках. И потом свысока поглядывали на своих законопослушных спутников, на банкнотах которых уже красовались портреты отнюдь не американских президентов, а того, который, как безапелляционно утверждали красные лозунги на московских улицах, «жил, жив, и будет жить».

Потом Валера сдавал доллары барыгам у памятника героям Плевны по четыре рубля. В результате образовывался совсем неплохой навар – конечно, неплохой для молодого провинциала, живущего без прописки в Москве. Этого хватало на импортные сигареты, на рестораны, на такси и на ухаживание за девушкой по имени Ася. Ну и иногда на то, чтобы откупиться от ментов, у которых была своя солидарность – на самых «доходных» местах они дежурили по очереди, чтобы никому не было обидно.

Так что скоро, примерно через год, Валера Мунипов начал задумываться о другом источнике доходов. Можно было, конечно, снова перейти на икру – это обещало большие доходы. Но эта черная дрянь так обрыдла Валере в родной Астрахани, что он не мог на нее смотреть даже в самых лучших московских ресторанах, немало удивляя этим приятелей-валютчиков. Нужно было придумать что-то другое.

И Валера придумал.

Как-то раз, ужиная вечером в ресторане, он заметил молоденькую девушку, которая пела на сцене самую ресторанную песню всех времен и народов, то есть «Посмотрите, ноги мои босы». Дело, конечно, было не в песне, а в том, как она ее пела. Валера никогда еще не слышал такого. Содержание песни требует надрыва и всхлипываний. Она же пела просто, без фальши, без придыханий. Тем не менее постоянно хотелось залезть в карман за носовым платком, чтобы вытереть набежавшую слезу. Валера никогда в жизни не плакал, и это его озадачило. Озадачило и заинтересовало. Такого, пожалуй, не смогла бы сделать даже сама Алла Пугачева, к которой Валера, как и все остальные жители Советского Союза, уже тогда питал почти родственные чувства.

Что-то особое было то ли в тембре ее голоса, то ли еще в чем – Валера тогда плохо разбирался в таких вещах. Он бросился к ближайшему метро, где торговали ярко-красными бакинскими гвоздиками, и купил целое ведро. Так, в ведре он их и поставил на сцену, к ногам этой удивительной певицы.

Ну какая женщина устоит против такого пылкого проявления восхищения? А тем более ей не исполнилось еще и девятнадцати. Валера подождал, когда она кончит работать, пригласил за свой столик, а потом и в Графский переулок, к древней старухе.

Девушку звали Фатима Салхазова, было ей семнадцать лет, приехала она из Южной Осетии к одному парню, который год назад служил в военной части недалеко от Цхинвали. Парнишка этот встретил ее на Курском вокзале, а потом, как говорится, поматросил, да бросил. Домой возвращаться было стыдно, соседи засмеют, вот Фатима и устроилась в кафе. И работала там целый месяц, пока туда не зашел Валера Мунипов.

Фатима оказалась просто прирожденной певицей. Она пела почти постоянно. По большому счету, ей ничего больше в жизни было не нужно – только возможность петь. Кстати, это и явилось одной из причин, по которой она уехала из дома, – родители хотели, чтобы она пошла по стопам отца, то есть стала агрономом. Фатиму такая перспектива приводила в ужас.

С Валерой такого еще не было. Он просыпался под ее пение, и слезы катились у него по лицу. Потом она затягивала что-то другое – и он смеялся как новорожденный. А стоило ей запеть «Ноги босы», как он вообще впадал в экстаз.

Ко всему прочему, Фатима еще и обладала необычной внешностью. Смесь грузинской, горско-еврейской и просто горской кровей дали совершенно потрясающий результат. Высокая, худая, с маленькой грудью, она напоминала на сцене цаплю. Сходство с этой птицей придавал и крупный, красивой формы нос, большие миндалевидные глаза и огромный рот. В ней было что-то удивительно притягательное и манящее.

Они прожили с Валерой три месяца, и это были три месяца, которые он считал лучшим временем в своей жизни.

Через три месяца Валера немного успокоился, привык к пению Фатимы и, наконец, понял, что пришел его звездный час.

Что может быть проще? Если она так потрясающе действовала на него, то сможет действовать и на других. На пять, десять, пятьдесят человек. На целый концертный зал! На стадион!

Короче говоря, Валера Мунипов решил использовать талант Фатимы Салхазовой в корыстных целях. В то дикое время, когда все торговали сникер– сами и поддельным коньяком «Камю» из Польши, Валера решил зарабатывать деньги на эстраде. И не ошибся.

Он взялся за дело основательно. Валера каждый день водил Фатиму по театрам и хорошим ресторанам. Растормошил свою старуху, которая оказалась бывшей мидовской переводчицей, и заставил ее учить Фатиму хорошим манерам. Между делом он учился и сам. Валера накупил ей нарядов. И в конце концов добился, чтобы с нее сошел восточно-провинциальный налет. Фатима стала чувствовать себя свободно и непринужденно в любом месте.

Теперь надо было начинать действовать. Мунипов где-то откопал спивающегося композитора, и тот написал несколько песен. Стихи сочинил бедный студент Литинститута. Экспертом стала сама Фатима – в этом вопросе Валера ей доверял.

Итак, репертуар был готов. Теперь оставалось заявить о рождении новой звезды.

Это, конечно, оказалось самым трудным. Пробраться в шоу-бизнес всегда и для всех было почти невыполнимым делом.

Но Валера справился и с этим. Он сделал массу дел – выудил из какого-то подмосковного ДК местный ансамбль, нашел подход к нужным людям, которые сделали так, что она смогла выступать как артистка Госконцерта, продал все, что можно было продать, и занял у всех, у кого можно было занять.

В конце концов его усилия увенчались успехом. Она получила разрешение записать маленькую пластинку на фирме «Мелодия», которая разошлась очень быстро. А магнитофонные кассеты с альбомом Фатимы «Свет в окне» появились у всех московских спекулянтов, о ней несколько раз (конечно, не без усилий со стороны Валеры) написали в центральных газетах, афиши с ее именем то и дело появлялись то тут, то там в районных, республиканских и областных центрах.

Через некоторое время пошли деньги. Конечно, Валера пока что вкладывал их исключительно в дело. И это давало результаты. Фатима становилась все более популярной. Журналисты писали о ней все чаще безо всяких «подмазок». Даже по еще совсем в те времена не развращенному деньгами телевидению показали ее песни. Конечно, венцом всему была ее песня в программе «Утренняя почта». Словом, Валере удалось то, что удается очень немногим, – он создал звезду.

Теперь оставалось сделать все, чтобы удержаться на плаву. За маленькой пластинкой вышел полноценный альбом. Теперь вся страна поражалась удивительному голосу Фатимы Салхазовой.

Все закончилось совершенно неожиданно. Как-то раз, когда Валера выходил из Дворца молодежи, где проходил очередной концерт Фатимы, к нему подъехал полированный черный «ЗИЛ», в народе именуемый «членовозом». Поначалу Валера уже было поздравил себя с тем, что слава его «питомицы» достигла властных структур. Однако дверца открылась, и из «членовоза» вышел человек в клетчатых штанах, красной шелковой рубашке и со многими перстнями на пальцах. Он никоим образом не походил на представителя власти. Скорее, на богатого цыгана.

Мунипов? – развязно спросил он, подойдя к Валере.

А что?

То, что надо. Садись в машину, – мотнул головой в сторону «членовоза» «цыган», – поговорить надо.

Валера, конечно, к тому времени уже нанял на работу нескольких хмурых типов, уволившихся из ОМОНа. Но тут они куда-то запропастились. И поэтому он решил принять «приглашение». Тем более он уже давно ждал чего-нибудь в этом роде.

В глубине машины в мягких велюровых креслах сидел человек, которого Валера сразу узнал. Это был король московского шоубизнеса Шамиль Караханов, про которого говорили, что он, сделав только один звонок, может закрыть для какого-то исполнителя все концертные площадки не только Москвы, но и всей России. Под контролем Караханова гастролировало несколько групп и, конечно, самый известный квартет «Пинг-понг», при одном упоминании которого у всех провинциальных девушек от пятнадцати до двадцати пяти лет резко повышалась сексуальная температура.

Завидев Валеру, Караханов улыбнулся своей по– восточному хитрой улыбкой и сделал рукой приглашающий жест:

A-а, здравствуй, здравствуй, Валера. Садись, дорогой.

Мунипов без лишних слов забрался внутрь «членовоза». Дверь за ним сама собой закрылась.

Караханов достал из маленького бара квадратный хрустальный графин и спросил:

Выпьешь со мной?

Выпью, – кивнул Валера.

Забулькал коньяк, и Караханов протянул ему рюмку.

– За то, чтобы люди во всем и всегда находили взаимопонимание, – многозначительно произнес Караханов.

Валера молча чокнулся и отпил глоток.

Э-э, зачем так делаешь? – неодобрительно покачал головой Караханов. – За такой тост надо полную пить.

Валера послушно допил коньяк и приготовился слушать.

Ты, Валера, молодец, – начал Караханов, – так быстро из ресторанной девочки звезду сделал. Это надо талант иметь. Большой талант.

Спасибо...

Между прочим, меня зовут Шамиль Исаевич.

Зачем звали, Шамиль Исаевич? – решил сократить вступление Валера.

А вот торопиться не надо, – опять покачал головой Караханов, – не надо... Хотя ты молодой. Молодые всегда спешат. А если торопиться, можно не только людей рассмешить. Можно шею сломать. Как считаешь?

Намек был достаточно прозрачным. Валера посмотрел прямо в прищуренные глаза Караханова и осторожно ответил:

Если под ноги хорошо смотреть, то не сломаешь. И придешь куда надо.

Ай, молодец! – одобрительно причмокнул губами Караханов. – Ты, я вижу, действительно, как я и думал, умный человек. Я умных людей уважаю. С умным человеком и разговаривать приятно, и коньяк пить приятно, и дела делать приятно...

С этими словами он разлил по рюмкам еще коньяку.

Хороший у вас коньяк, – дипломатично заметил Валера.

Еще бы! Армянский, «КС». Ему цены нет. Я другого не пью. Почки прочищает, кровь прочищает, мозги прочищает...

Он поднял рюмку.

Давай выпьем, чтобы люди никогда не прыгали выше своей головы.

Этот намек был уже посерьезнее.

...А если и прыгают, то пусть, приземляясь, не ломают ноги, – добавил Валера.

Караханов внимательно посмотрел ему в лицо.

Ты, я вижу, за словом в карман не лезешь. Это хорошо. Значит, мы с тобой договоримся.

О чем, Шамиль Исаевич?

Караханов проглотил коньяк и начал:

Я, Валера, люблю, когда все развивается постепенно. Чтобы выросло дерево, нужно посадить семечко, потом поливать, потом ждать, пока появится росток. Чтобы поесть шашлык, нужно, чтобы овца принесла барашка, он вырос, его зарезали, мясо замариновали, подержали ночь, потом нанизали на шампур и жарили. Понимаешь?

Валера кивнул. Он давно понял, куда тот клонит...

...Не может быть, чтобы дерево появилось сразу, а из утробы овцы родился шашлык. Такого не бывает. Вот я, например, приехал сюда двадцать лет назад. Туда-сюда, учился, потом женился, потом в филармонии работал. Постепенно-постепенно трудился, добивался и вот теперь, наконец, добился. Теперь меня вся Москва уважает. Ты согласен?

Что вас вся Москва уважает?

Нет. Что надо все делать постепенно?

Ну, в общем, да. Так тоже можно.

Не «можно», а «нужно». Только так, и никак иначе. В противном случае нарушается главный закон природы – закон эволюции. Если бы у динозавра вдруг родился человек, то он сразу бы погиб. А если кто-то приходит в чужой дом, то сначала надо спросить разрешения. А если не спрашивает, то его могут выгнать. Но если уж пришел, то веди себя тихо, скромно. Вот ты, например. Полтора года назад приехал из Астрахани с икрой. Хорошо. Туда– сюда, торговал валютой. Тоже хорошо...

Вы обо мне все знаете?

Не перебивай старших. Что мне надо, я все знаю. Значит, торговал валютой. Потом сделал то, на что не всякий способен. Из ресторанной девчонки хорошую певицу сделал. Опять хорошо. Молодец. Но ведь ты не хочешь за полтора года пройти такое же расстояние, как я за двадцать? А?

Тогда времена были другие, Шамиль Исаевич, – вежливо заметил Валера.

Времена всегда одни и те же, – сердито возразил Караханов, – и если ты думаешь, что теперь можно на голову садиться...

Я никому на голову не сел, – твердо ответил Валера, – и садиться не собираюсь. Но и другим не позволю. Вы меня понимаете?

Осторожно, мальчик! – угрожающе произнес Караханов. —Я и не таким, как ты, башку ломал!

Что вы хотите? – без обиняков спросил Валера.

Вот это другой разговор.

Он опять налил коньяку.

Я хочу твою девочку, – как бы мимоходом произнес Караханов.

Вот этого Валера не ожидал! Это был удар ниже пояса…

Фатима не вещь, чтобы ее отдавать, – произнес он, еле сдерживая ярость, – и, если ее кто-нибудь хоть пальцем тронет, я...

Ц-ц-ц-ц, – весело улыбаясь покачал головой Караханов, – я же говорю, ты еще совсем мальчишка. Только одно на уме. Ты думаешь, у меня баб не хватает? У меня их столько, сколько тебе никогда даже не приснится. Мне нужна популярная певица Фатима Салхазова. И это только в твоих и ее интересах. Потому что, хоть ты и добился успеха, его нужно сохранить и приумножить. Для этого нужен опыт. А его-то у тебя и нет.

Вы хотите, чтобы я просто так отдал вам ее после того, как она стала приносить деньги? – насмешливо спросил Валера. – Да я лучше...

Зачем просто так? Я всегда, когда что-то беру, обязательно плачу.

А если я не соглашусь?

Не советую. Как сыну не советую. Ты не сможешь давать концерты – раз. В газетах и на телевидении о Фатиме забудут – два. А через два месяца о ней забудут все остальные – три. Тебе это надо?

Конечно, Валере это было не надо. Он понимал, что с Карахановым ему не справиться. Но и о том, чтобы вот так просто отдать Фатиму, – об этом не могло быть и речи.

Так, что вы предлагаете?

Во-первых, гастролировать теперь она будет под моим контролем. Понимаешь, чтобы гастроли не «наезжали» друг на друга, чтобы дать людям на периферии немного стосковаться по эстрадным звездам.

Еще что?

Во-вторых, ты получишь деньги и уедешь на два-три года.

Это еще зачем? – удивился Валера.

Э-э, – махнул рукой Караханов, – молодые люди, любовь, туда-сюда, не дай Бог, она забеременеет. Что тогда? Считай, все коту под хвост. С беременной женщиной лучше не связываться. Она что захочет – то и будет делать. И ничем ее не заставишь. Так что только деньги потеряем.

Валера молчал.

Ты не беспокойся, – похлопал его по руке Караханов, – я о ней буду, как о дочери, заботиться. Сам понимаешь...

Куда же мне ехать? В Астрахань?

Нет. О чем ты говоришь? Про свою Астрахань забудь уже. За границу езжай.

Как это? – испугался Валера. Мысль о загранице по тем временам была почти что крамольной.

Очень просто. Отправлю тебя на ПМЖ.

Куда? – не понял Валера.

На постоянное место жительства, – объяснил Караханов. – В Израиль. Сделаем тебе визы, поживешь, посмотришь. Может, и возвращаться не захочешь.

Я не хочу в Израиль!

Ну, не поедешь, – пожал плечами Караханов, – доедешь до Вены, а там выберешь, куда дальше податься. Многие в Америку едут. В Америку хочешь?

Кто же тогда не хотел в Америку?! Валера кивнул. Отказываться от такого шанса он не мог.

Слушай, я тебе плохого не хочу, – продолжал Караханов, – пойми меня правильно. Если бы ты был в Москве один такой, я бы сказал: пожалуйста, дорогой, работай, зарабатывай. Но если я сейчас тебе позволю, завтра еще двести человек приедут. Умных людей у нас много. Как и талантливых певцов.

Он тяжко вздохнул.

...Очень много. Поэтому нельзя тебе оставаться. И я, старший, тебя как брата прошу: уезжай. А то хуже будет.

И Валера решился:

Хорошо. А сколько я получу?

Пятьдесят, – быстро сказал Караханов.

Чего? – не понял Валера.

Пятьдесят тысяч.

Это смешно, пятьдесят тысяч мы зарабатываем за два месяца.

Пятьдесят тысяч долларов.

Для Валеры, который только-только тогда прикоснулся к большим деньгам, это была фантастическая сумма. За прошедший год он сумел отложить только примерно ее десятую часть. Тем не менее он поморщился и повысил ставку:

Давайте сто.

Караханов с уважением потрепал его по щеке:

А ты настырный. Люблю настырных. Ладно, дам тебе семьдесят. И билет оплачу. Так ты куда поедешь?

А где лучше?

Тебе, наверное, лучше в Америку. А я больше Израиль люблю. Там тепло, фрукты, море, женщины красивые.

Караханов мечтательно закатил глаза.

...Через две недели Валера уже летел в самолете Москва – Вена. Фатиме он ничего не сказал – и как бы он ей объяснил, что элементарно продал ее Караханову.

«Ничего, привыкнет», – успокаивал себя Валера. И надо сказать, быстро успокоил. Его ждала новая жизнь.

Кроме того, его радовала мысль, что он все-таки утер нос королю шоу-бизнеса...

Сигарета догорела до самого основания, но нервы не успокоила. Патрик Норд бросил ее в пепельницу и сразу же достал новую.

Это черт знает что! – произнес он вполголоса.

Нет, он не может просто так сидеть сложа руки! Сначала Жора, потом хоккеисты. Не говоря уже о... Но это, впрочем, он предвидел. И был готов.

А если так будет продолжаться, то, пожалуй, можно считать, что он проиграл...

Нет! Этому не бывать. Он еще никогда в жизни не проигрывал. Шел на компромисс – такое бывало. Но проигрывать...

Патрик Норд снял трубку.

Слушаю, мистер Норд, – донеслось из нее.

Джон, закажите билет на завтра в Москву.

На какое время?

Самый ранний рейс.

Обратную дату проставлять?

Нет. Оставьте открытой.

Положив трубку, Патрик Норд по очереди открыл несколько ящиков своего стола. Наконец он выудил из множества бумаг обтрепанную красную книжечку. Это был советский паспорт на имя Валерия Мунипова...

21 час

Москва, Генеральная прокуратура РФ

Когда я вышел из прокуратуры, уже почти стемнело. И поэтому не сразу заметил, что сразу же, как только я оказался на улице, из машины, припаркованной на противоположной стороне улицы, вышел высокий человек в светлом плаще и торопливо пошел ко мне.

Гражданин Турецкий! – негромко позвал он, оказавшись в нескольких шагах от меня.

Я обернулся:

Да, это я.

Я вас давно здесь жду. Моя фамилия Стриж.

Стриж?

Да, Стриж. Александр Эдуардович.

Вот это неожиданность! Так вот он какой, этот миллиардер, если, конечно, верить газетной статье, которую мне подсунул Меркулов. Председатель Российского фонда спорта. На его месте я бы еще долго не показывался в Москве. По крайней мере до тех пор, пока не окончится этот отстрел крупных спортивных функционеров. А может, он уже окончился? Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить...

Очень хорошо, что вы вернулись из командировки. Мы как раз хотели с вами встретиться.

Да-да, – как-то растерянно повторял он.

Может быть, зайдем в прокуратуру? Там и поговорим.

Мне бы не хотелось, – сказал он, глядя в сторону.

Почему?

Видите ли, я бы не хотел, чтобы о моей встрече с вами кто-нибудь знал. Или хотя бы догадывался.

Гражданин Стриж, прокуратура – это одно из самых безопасных мест в Москве. Кроме того, мы бы все равно вызвали вас повесткой.

Повесткой? – почему-то перепугался Стриж.

Ну да, – пожал плечами я, – конечно, повесткой. Что тут странного?

Нет... Ничего. Просто о том, что я нахожусь в Москве, еще не знает никто. За исключением двухтрех человек. И вас, разумеется.

Не беспокойтесь, – пошутил я, – мы проникнем в мой кабинет инкогнито.

Стриж недоверчиво посмотрел на меня, и я понял, что шутка моя неуместна. Потому что в глазах его был какой-то вселенский неизбывный страх.

Надо сказать, в отличие от своих бывших (а может, в недавнем прошлом и настоящих?) коллег Стриж не страдал той безобразной полнотой отставного спортсмена. Напротив, он был худым, даже сухощавым. Его лицо украшала небольшая бородка и очки в замечательной тонкой оправе. Вообще, он скорее походил на профессора, чем на спортсмена.

Пойдемте, – я взял его за локоть. Он послушно последовал за мной.

Эх, Ирина, сегодня тебе опять придется ужинать в одиночестве!

Ну вот, – сказал я, когда мы вошли в кабинет,– садитесь и рассказывайте, что вас привело ко мне.

Прежде всего... Я, собственно... я хотел спросить вас о Леве...

Я покачал головой.

Ваш сын порядочно влип. Попытка похищения, как вы понимаете, это не шуточки.

Конечно, про то, что он еще и участвовал в нападении на машину с хоккеистами, я не сказал.

Да, я понимаю. Но все-таки и вы тоже должны понимать. Он совсем молодой. Почти мальчик.

Почему они все называют его маленьким мальчиком? Я в его годы уже... К своему стыду, я так и не вспомнил, что именно я делал полезного для общества в его годы. Ну ладно, это не важно.

Вы взрослый человек, – строго сказал я, – и должны знать, что в нашей стране совершеннолетними становятся в восемнадцать лет. Поэтому он будет отвечать по всей строгости закона. Однако вы можете помочь следствию тем, что расскажете некоторые интересующие нас подробности. Кстати, почему он живет не с вами, а у двоюродного брата?

Стриж горестно вздохнул:

Это длинная история. Дело в том, что я развелся с женой, матерью Левы. Он в это время был в армии. Ну и у меня появилась другая женщина. А мальчик почему-то воспринял это очень болезненно. Не могу понять почему. Ну и ушел из дома.

А как ваша новая жена?

Ну до этого дело не дошло...

До чего?

До женитьбы. Мы в итоге расстались. Но Лева обратно не вернулся.

Ясно... Правда, подробности вашей личной жизни меня не слишком интересуют. Итак, я прошу вас помочь следствию.

Здесь, в кабинете, при свете лампы дневного света я еще раз убедился, что у Стрижа лицо чем-то очень напуганного человека.

Конечно, – сказал он, – в общем-то для этого я сюда и пришел. Но я еще раз прошу вас...

О чем?

Поймите, гражданин Турецкий...

Меня зовут Александр Борисович.

Поймите, Александр Борисович, – он чуть наклонился в мою сторону, – я боюсь.

Я кивнул.

Хорошо вас понимаю. Но давайте начнем с самого начала. Во-первых, как вы узнали, что именно я занимаюсь расследованием дел о недавних убийствах Старевича и Сереброва?

Это выяснить нетрудно. Я знал о том, что дело об убийствах Валентина и Володи ведете именно вы, еще в Женеве.

Ну ладно, – сказал я, про себя удивившись, что даже в Швейцарии не составляет никакого труда узнать о внутренних делах Генпрокуратуры. Лихо!

Я буду с вами откровенен. Мне кажется, что и на меня готовится покушение.

Понимаю ваши опасения. Два «С» уже в могиле. Остался третий? Не так ли?

Да. Это верно. Из нашей бывшей тройки остался я один. Но думаю, это просто совпадение.

Что именно?

Я хочу сказать, что вряд ли кто-то задался целью уничтожить весь состав той, старой команды ЦСКА.

Я тоже так думаю. Ну тогда, может быть, вы расскажете о причинах, по которым были убиты

Старевич и Серебров. И по которым теперь вы тоже опасаетесь расправы.

Да. Я расскажу. По крайней мере все, что знаю. Но вы должны предоставить мне гарантии безопасности. Защитите меня. Посадите меня в камеру или еще куда-нибудь.

Мы, – улыбнулся я, – свидетелей не сажаем. Только подозреваемых.

А вы меня ни в чем не подозреваете? – вроде бы пошутил Стриж.

Нет. Во всяком случае, пока что.

Но как же я могу быть спокоен? Ведь завтра, в лучшем случае послезавтра о моем приезде в Москву будет известно всем.

Кому это – всем?

Тем, кого это интересует, – зловеще ответил Стриж.

Предельно конкретно... Вы подозреваете кого-нибудь?

Имен исполнителей я назвать не могу. По простой причине – не знаю.

Это понятно. А как обстоит дело с заказчиками? Ведь главное для нас – это определить их круг.

Стриж улыбнулся:

Мне кажется, это бесперспективный путь. Людей, заинтересованных в том, чтобы убрать Старевича и Сереброва...

И вас, – вставил я.

Да, и меня, – снова помрачнел он, – их слишком много. Никто не сможет проверить всех. Даже вы.

Невысокого вы мнения о наших правоохранительных органах, – улыбнулся я.

Нет. Просто гораздо лучше знать конкретно.

Хорошо. Я не против, – согласился я, – назовите мне их конкретные имена.

Он вздохнул:

В том-то и дело, что я их не знаю. Хотя и догадываюсь.

Мне кажется, что он пытается морочить мне голову!

Пусть будет так. Кого вы подозреваете?

Он нагнулся ко мне и тихо спросил:

А вы?

Я разозлился:

Послушайте, Стриж, вы вынуждаете меня произнести банальнейшую фразу, что вопросы в этом кабинете задаю я.

Ну зачем же вы так, гражданин Турецкий. Я к вам, можно сказать, за помощью, а вы...

Нет, вы только посмотрите на этого хама! Он меня еще и укоряет!

Стриж действительно вполне освоился в моем кабинете и даже достал из кармана плоскую жестяную коробочку с голландскими сигарами. Кстати говоря, мне показалось, что страх в его глазах куда– то испарился. Теперь я видел перед собой только сытого, благополучного и, видимо, очень богатого человека.

Если бы не полная пепельница на моем столе, я бы обязательно запретил ему курить. Просто из принципа!

Можно? – он помахал в воздухе сигарой и золотистой зажигалкой «Ронсон».

А я думал, спортсмены не курят, – желчно заметил я.

Ну-у это далеко не так. И курят и пьют.

Не говоря уже о...

О-о-о, – светски расхохотался Стриж, – это в первую очередь!

Ну а как обстоит дело с бывшими спортсменами? – произнес я, сделав ударение на слове «бывшими».

Стриж не ответил. Он со вкусом прикуривал. Вскоре я почувствовал замечательный аромат и тоже полез в карман за куревом.

Бывшие спортсмены живут по-разному, господин следователь. Кто как устраивается. Кто-то спивается, кто-то болеет...

Ну а у вас, как я понимаю, все в порядке?

Нет. И поэтому я здесь.

Ну со здоровьем, я надеюсь, у вас все нормально?

Спасибо. Но я не об этом.

Я понимаю. Скажите, а зачем вы вообще приехали в Москву? Не лучше ли было оставаться за границей, раз вы так боитесь нападения.

Нет, – подал голос Стриж.

Что – нет?

Не спокойнее.

Почему? – удивился я.

Там я на виду. Меня легко вычислить. Отель, Олимпийский Комитет. Спортивные организации. Не буду же я снимать квартиру или жить в приюте для бездомных. Так что, как это ни парадоксально, в Европе я в меньшей безопасности.

А почему вы не поехали в другую страну?

Ну разве что куда-нибудь в Африку. Нет, Александр Борисович, в наших необъятных просторах гораздо легче затеряться. И так было всегда. Обратите внимание, даже в самые жуткие сталинские годы никто не обнаружил семейство Лыковых. Ну этих, старообрядцев, которые чуть ли не с конца прошлого века живут в тайге.

Знаю, – кивнул Турецкий.

А ведь по всем показателям их должны были арестовать и посадить в лагерь. А они жили себе спокойно, молились...

Давайте оставим Лыковых в покое. Итак, вы приехали, потому что в Москве можно спрятаться более надежно?

Я не имел в виду – в Москве. В России.

Хорошо. Зачем же вы сюда пришли, в центр города? Ехали бы в Сибирь. К Лыковым.

Стриж расхохотался.

А у вас есть чувство юмора, Александр Борисович! Но если говорить серьезно, то в России меня труднее достать человеку, которого я подозреваю в убийствах Старевича и Сереброва.

Так назовите мне его, в конце концов!

Стриж огляделся по сторонам, как будто кто-нибудь мог нас подслушивать, и вполголоса произнес:

Патрик Норд. Вам известно это имя?

Известно...

Ничего нового, конечно, для меня в откровении Стрижа не было. То, как Норд силой заставлял хоккеистов подписывать контракты, говорило само за себя. В общем-то такой человек мог устроить охоту на спортивных функционеров.

У вас есть доказательства? Я имею в виду доказательство его соучастия в убийствах ваших партнеров по спорту, бизнесу...

Он, видимо, был готов к этому вопросу, И с готовностью достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый картонный конверт экспресс-почты.

Вот, пожалуйста, Александр Борисович. Взгляните вот на это письмо. Я получил его в Женеве неделю назад.

Я вынул письмо из конверта и начал читать:

Дорогой Саша!

Посылаю письмо по почте, потому что не слишком доверяю телефону и прочим электронным средствам связи. Кто знает, может быть, они прослушиваются. Ты знаешь, что мой, или, вернее сказать, наш враг по ту сторону океана способен на многое. Если не на все. А почта как-то надежнее.

Хуже всего то, что его никак нельзя поймать за хвост – он действует через подставных лиц и не оставляет никаких следов. Но его требования заходят слишком далеко, и дальше терпеть это я не намерен. Поэтому я попытаюсь лишить его канала, связанного с «Национальным кредитом». Сейчас для этого самый удобный момент.

Твоя задача – подстраховать операцию в Женеве. О том, когда понадобится действовать, я сообщу по телефону. Просто позвоню, и это будет означать, что пора.

Очень надеюсь, что все получится. Ожидай звонка на днях.

Твой Валя.

Письмо было отпечатано на бланке Национальной федерации хоккея.

И что это все значит? – спросил я.

Как вы, наверное, уже знаете, Федерация хоккея занималась кое-какой коммерческой деятельностью. Ну там торговлей, коммерцией.

Торговлей чем?

Разным...

Водкой, например. Сигаретами...

В том числе. Вы же понимаете, сейчас такое время...

Понимаю, – отрезал я. Все эти разговоры о времени, которое вынуждает спортивные организации торговать спиртным и табаком, мне уже порядком надоели, – продолжайте пожалуйста.

Вот. Патрик Норд хотел взять доходы от этих операций под свой контроль.