Текст книги "Марш Турецкого"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

– Тебе, Александр, придется оставаться здесь. Смакаускас знает тебя в лицо.

– К сожалению, угрюмо бросил Турецкий.

В эту минуту по рации поступило сообщение, что снайперы заняли точки наблюдения.

– Начали! Сантехники пошли к зданию!

– А вот и он! воскликнул Альгерис, глянув на пейджер. Твой Ромео!

Он взял радиотрубку, набрал номер телефона.

– Смакаускас? тут же послышался голос Турецкого. Кантурия будет выпущена из СИЗО в тринадцать ноль-ноль.

– Это поздно, ответил Альгерис.

– Раньше не получится, жестко отреагировал Турецкий.

– Ну, значит, Наталья Николаевна падет смертью храбрых ровно в полдень, подмигнул Наташе Альгерис.

– Никуда она не падет. Ты подождешь. Раньше не получается. Но ровно в тринадцать Нина Вахтанговна будет встречать Тамару у Матросской Тишины. Если ты сваляешь дурака, их встреча не состоится. Это все, что я могу тебе обещать. Дай трубку Наташе.

Наташа опять-таки не слышала, что говорится в трубку. Альгерис заслонял ее рукой. Из реплик своего похитителя она поняла, что Турецкий просит отсрочки. Они не могут ее найти! Наташа зажмурилась, поставила себя на место Александра. Конечно! Он боится за нее, он каждую минуту боится за нее. И это ему мешает. Думать, действовать хладнокровно.

Альгерис протянул трубку в ее сторону, не приближаясь к ней.

– Ну скажи что-нибудь. Спой, ласточка, спой.

– Нас не надо жалеть, ведь и мы никого б не жалели… громко произнесла Наташа.

Альгерис отключил трубку, удивленно посмотрел на женщину.

– Тебе бы со сцены стихи читать, а не в подвале сидеть, усмехнулся он.

Наташа замолчала. Перевела дыхание, посмотрела на часы. Одиннадцать тридцать.

Затекла спина. Затекла уже другая рука, прикованная к трубе. Она поерзала на своем жестком ложе, растерла свободной рукой поясницу.

– Надоело сидеть? опять усмехнулся Альгерис. Немного осталось. Он посмотрел на свои часы. А может, тебе в туалет надо? еще шире осклабился он.

"А это мысль, подумала Наташа. Может, снимет наручник?"

Она кивнула. Но в этот момент в мерное капанье ворвались посторонние звуки. За дверью подвала (но выше, видимо, у входа в дом) слышался громкий мужской разговор. Альгерис тут же подобрался словно зверь. В один миг он метнулся к женщине, сорвал шарф с ее шеи, сжимая ее горло. Наташа невольно открыла рот, чтобы глотнуть воздуха. В ту же секунду рот ее был перетянут шелковым шарфом, который Альгерис завязал на ее затылке. Затем он в одно мгновение отцепил наручник от трубы и, схватив вторую руку женщины, сковал обе руки.

– Сиди и не рыпайся, очень тихо произнес Смакаускас, глядя ей прямо в глаза.

Он на цыпочках прошел к двери, приник к ней.

– Да здесь надо всю батарею менять. Слышь, Григорий?! крикнули из-за двери. Но не рядом. Все так же сверху. Куда весь чемодан-то уволок с инструментом? Да, надо Кольке позвонить, чтобы батарею новую приволок, продолжал кричать мужчина.

Ему что– то отвечал другой. Но слов было не разобрать.

Потом послышались удары по трубам, которые гулко отзывались в подвале.

Альгерис злобно глянул на Наташу. Взял "беретту", задумчиво тряхнул ее на ладони, взвел курок. Наташа зажмурилась. Но выстрела не было. Мужчина поставил "беретту" на предохранитель, положил пистолет на доску-столик и начал щелкать кнопками радиотрубки.

– Нино, тихо проронил он, как у тебя?

– Я собираюсь ехать за Тамрико! радостным голосом отозвалась Нина Вахтанговна. Звонил замгенпрокурора Меркулов. Он сказал, что в час дня она выйдет. Предложил привезти ее сюда. Я отказалась. Ты молодец!

– Пусть выпустят раньше! приказал Альгерис.

– Раньше не получается. Все согласовано на тринадцать, начала заводиться Нино. Подержи бабу еще час! Я требую! Я прошу тебя, умоляюще сказала она, иначе все сорвется. Тамрико не отдадут.

Альгерис сунул трубку в карман. Посмотрел на пленницу. Она отвернулась к окну. По щеке ее текла слеза.

– Ну вот что, решил наконец он, подходя к Наташе и присев перед ней. Мы сейчас выйдем отсюда. Будем идти в обнимку. Ты будешь под моим прицелом. Мы должны выйти из ворот и сесть в машину. Это рядом. Три минуты ходу. Чуть рыпнешься, застрелю. Ты уже меня знаешь…

Наташа всхлипнула, сжала губы.

– Нет, так не пойдет, задумчиво проговорил Альгерис. Он быстро подошел к столику, разбил ампулу, вскрыл упаковку со шприцем, набрал в него желтоватую жидкость.

– Давай руку! приказал он Наташе, схватив ее за руку.

Та в ужасе задергалась, мотая головой.

– Дура! Я сейчас убивать тебя не собираюсь, мне выйти с тобой надо.

Все это он говорил скорее для себя, поскольку Наташа, придавленная к стене его могучим телом, не могла сопротивляться. Найдя вену, он пережал ее руку выше места укола. Другой ловко всадил шприц, ослабил хватку. Жидкость потекла в вену…

…– Они выходят, послышался в рации голос Руслана.

– Хорошо, Руслан. Веди его. Главное не дать ему дойти до машины.

Вышедшая с дальней стороны здания пара представляла собой довольно странное зрелище. Приличного вида женщина в светлом плаще медленно шла к воротам больницы, то и дело спотыкаясь и покачиваясь. Лицо ее озаряла странная улыбка. Ее тесно прижимал к себе шедший рядом мужчина.

Покачивания Наташи очень мешали Руслану. Альгерис, шедший как бы сзади, поскольку держал одной рукой спутницу, а другой пистолет у ее спины, в оптическом прицеле СВД лишь на полголовы был левее каштановых Наташиных волос.

Пара подошла к воротам больницы. Альгерис глянул на калитку и остолбенел. Всегда открытая для людей металлическая калитка была закрыта.

– Откройте ворота, крикнул он, останавливаясь прямо перед решетчатой дверцей.

– Главврач велел закрыть. А то с заправки люди в больницу шастают. Вон кражи начались, сварливо говорил кто-то из будки.

– Слышь, мужик, я тебя по-хорошему прошу. Видишь, женщине плохо? А у меня вон машина в двух шагах. Что же мне, ее через весь двор обратно вести?

Наташа продолжала качаться.

– А ты давай сюда ее. Может, ей врач нужен?

Альгерис обернулся. Вокруг никого не было. Эта часть территории была самой дальней и пустынной.

– Хорошо, согласился вдруг он. Выйди помоги мне. А то она уж падает, мне не удержать.

Из вахтерки показался мужчина. Альгерис одним движением швырнул Наташу вперед, на ограду, направил пистолет на Гоголева. И вдруг дернулся, рука его чуть опустилась. Раздался выстрел, и Гоголев рухнул на колени, ухватившись за стремительно набухавший кровью рукав. Но взгляд Виктора Петровича был устремлен на Смакаускаса, который, чуть качнувшись на крепких ногах, рухнул вперед, подмяв под себя сползавшую по решетке Наташу.

Через минуту со всех сторон к ним бежали люди. Спецназовцы в камуфляже, отсидевшие четыре часа в засаде вокруг здания. Бывшие "сантехники". Из помещения расположенной напротив ворот бензоколонки выскочил Турецкий, неизвестно откуда там взявшийся. Гоголев и Наташа находились в вахтерке. Виктору кто-то из спецназовцев ухе перехватывал раненую руку жгутом. Наташа сидела на топчане. Плащ ее был в крови. Она улыбалась, глядя на окружавших и тормошивших ее людей широкими зрачками, делавшими ее серые глаза почти черными.

– Как вы? вскричал Турецкий, влетая в вахтерку.

– Я нормально, ответил Виктор. Пуля насквозь прошла. А Наталью он, гад, обколол чем-то.

– Наташа, Наташа, как ты? Ты прости меня, бросился к ней Александр. Это все из-за меня.

Наташа нахмурилась. Посмотрела на Турецкого. Поджала губы, словно сердилась. Даже отвернулась к окну. Александр растерянно замолчал.

– Лаборатория, наконец вспомнила она. Лаборатория, которую ты ищешь. Она в том же здании.

В прихожей его встретила обиженная Нинка.

– Пап, эта крыса сожрала все мои конфеты!

– Ты же худеешь.

– Но конфеты ведь мне подарили, а она взяла и схряпала. Мои конфеты!

– Что за крыса-то?

– Какая-то мадам, говорит, пришла брать у нас интервью, говорит, мы все будем ужасно знаменитые, вроде Моники Левински.

Что?!

Все еще не веря, но уже закипая бешенством, Турецкий медленно раздевался, вслушиваясь в гитарный перезвон, доносящийся из кухни, и живой, веселенький Иркин треп.

– А еще она мой аккордеон трогала, продолжала ябедничать Нинка.

– Щас разберемся, пообещал Турецкий, взвешивая на руке торт и прикидывая, запустить им в корреспондентшу или просто спустить ее с лестницы, а тортик потом употребить по назначению.

На кухне царила идиллия: напившийся чаю и нажравшийся Нинкиных конфет оператор разомлел у батареи и, пристроив работающую камеру на подоконнике, дремал. Мадам Гримм, сегодня уже с зеленоватыми волосами, увлеченно наяривала на гитаре, а Ирина, подложив ручки под щечки, восхищенно пялилась на нее во все глаза.

– Баста, карапузики, кончилися танцы, безапелляционно заявил хозяин дома.

– Конечно, конечно, давайте пить чай, вскинулась Ирина, неверно истолковав мужнину речь. Была она при параде и так и лучилась удовольствием.

– Ща попьем, серьезно подтвердил Турецкий. Только гостей проводим. Он демонстративно упрятал торт в холодильник и встал у двери, приглашая визитеров прощаться.

Ирина наконец уразумела, что супруг не шутит и грядет непредсказуемых размеров скандал, а потому поспешила принять удар на себя и, извинившись перед гостями, немедленно уволокла Турецкого в спальню.

– Саша, как тебе не стыдно, люди пришли к нам в дом, сидят, культурно пьют чай, а тут врываешься ты и все портишь. Сейчас же пойди извинись, не ставь нас в неудобное положение.

– Что я порчу? взвился Турецкий. Как ты могла впустить в дом этих проходимцев?

– Правильно, пап, давай их прогоним, поддержала Нинка.

– Они не проходимцы, а приятные, интеллигентные люди. Оставшись в меньшинстве, Ирина отчаянно сопротивлялась. А наша гостья вообще очень талантливый и уникальный человек…

– Во-во! Уникальный это ты здорово подметила.

– Да-да уникальный, не отступала Ирина, она так не похожа на наших писак-скандалистов, она очень тонко чувствует и понимает жизнь. Несмотря на то что она немка, она знает и любит русскую поэзию, театр. А пока мы ожидали тебя, она показала мне несколько своих песен…

– Она еще и поет!

– И музыку пишет…

– И швец, и жнец, и на коне ездец… Да что, черт побери, она делает в моем доме?!

– Репортаж о неотесанном тебе, чтобы рассказать своим зрителям, что не все у вас в прокуратуре коррумпированные хамы и низколобые дебилы.

– Хватит! закрыл прения Турецкий. Если она тебе так глубоко симпатична, поди и извинись за меня, неотесанного, иначе я вышвырну ее вон безо всяких реверансов.

– Ты… ты садист и хам. Ирина пустила дежурную слезу и умчалась в ванную.

А на кухне, несмотря на семейную сцену за стеной, чаепитие продолжалось.

– Саша, у вас прекрасный вкус, торт просто чудо, с детства люблю безе. Корреспондентша уже распотрошила коробку и с наслаждением потребляла хрустяще-воздушный торт. То, что Турецкий предварительно упрятал его в холодильник, ее нимало не смутило.

Оператор пробудился на запах новой еды и тоже участвовал.

– А я с детства люблю копаться в видеокамерах. Турецкий решительно отключил камеру и извлек кассету, благо приходилось когда-то держать в руках такой же агрегат, знал, на какую кнопку жать. Спасибо за содержательный вечер и до свидания.

Оператор робко протестовал в основном жестами, опасаясь, что хозяин может и камеру сломать сгоряча, а кассета черт с ней, не жалко, все равно ничего путного не сняли.

Мадам Гримм, покончив с тортом, демонстративно медленно закурила:

– И все-таки два слова об убийстве Штайна и вашей работе. Что скажете?

– Идите к черту!

– О, целых три слова. А поподробнее?

Турецкий взял даму под локоток и неделикатно подтолкнул к выходу.

– Если ты… еще раз приблизишься ко мне менее чем на триста метров…

– Ты меня застрелишь? Из большого пистолета? Такого длинного-длинного? томно выдохнула она.

– Увидишь! заорал Турецкий.

– Пугаешь?

– Предупреждаю.

Вытолкав наконец корреспондентов за дверь, Турецкий отправился извлекать из ванной зареванную жену, которую надлежало немедленно ублажить остатками торта и житейскими разговорами, иначе потом неделю как минимум придется выслушивать ее шипение и горькие вздохи. Но тут пронзительно и требовательно задребезжал телефон.

Звонил Грязнов:

– Саня, я зашился совсем, а начальство прямо с ножом к горлу: подавай им Рыбака через три дня и хоть ты лопни.

– Ну и? рявкнул Турецкий.

– Опять с Иркой поцапался?

– Хм… У тебя что, третий глаз открылся и прямо из трубки торчит?

– Нет, просто ты предсказуем как хреновый шахматный компьютер.

– Кончай трепаться. Что нужно?

– В общем, не в дружбу, а в службу я с Меркуловым согласовал, прощупай рыбаковский "Буревестник".

Турецкий уже надел ботинки, открыл входную дверь и сделал один шаг из квартиры, когда сзади раздался протестующий голос дочери. А он хорошо знал, что, когда Нинка начинает говорить своими считалочками, стоит ждать немедленной грозы.

И Нинка скороговоркой завопила:

Кони– кони!

Сидели на балконе!

Чай пили!

Чашки били!

По– турецки говорили!

Мы набрали в рот воды

И сказали всем:

Замри!

Турецкий остановился как вкопанный и ехидно подумал, что, несмотря на то что "по-турецки говорили", стишки больше подошли бы Грязнову, имеющему довольно свежий опыт общения с лошадьми. Здорово Рыбак его объездил…

– Папка, ты куда?

– В "Буревестник", сказал папа святую правду.

– Без меня?! возмутилась Нинка.

– А почему я должен ехать туда с тобой? удивился Турецкий.

– Но ты же обещал-обещал!

– Да что я такое обещал?

– В зоопарк ее сводить обещал, ядовито прошипела Ирина Генриховна. Последние мозги… Тоже мне, отец, называется.

Турецкий хлопнул себя по лбу и посмотрел на дочь. Глаза у нее были на мокром месте. Вот тебе и "Буревестник". Буря, скоро грянет буря.

Пришлось разуться.

– Ты хоть представляешь, что такое "Буревестник"? спросил он, не зная, что же такое спасительное придумать.

– Что ж я, дура, что ли?! Буревестник это птичка такая!

Действительно птичка, подумал Турецкий, а что же еще?

– Я давно подозревала, что ты ездишь в зоопарк без меня, давно-давно подозревала!

Ишь ты, давно подозревала, дочь следователя.

Ирина Генриховна с садистским интересом наблюдала за тем, как будет выкручиваться супруг.

– Буревестник, сказал Турецкий, еще совершенно не зная, как продолжит, буревестник… это ужасное, дикое и хищное существо. Только большой и умный следователь вроде твоего отца может с ним общаться по субботам.

Мать и дочь пораженно открыли рты.

– Не веришь? вдохновенно врал Турецкий. Немедленно тащи свою энциклопедию и сама убедишься… Ну что там про буревестника?

Нинка нашла нужную страницу, статью и затараторила:

– "Буревестники относятся к отряду трубконосых, к которому причисляются еще глупыши и кочурки".

– То есть тупицы, которые кочуют с места на место, перевел на нормальный язык Турецкий и подумал о бесконечных перемещениях Рыбака. "Гастролеры", короче. А какие бывают буревестники? Внешность?

– "В семействе есть птицы большие и малые. Крошки ростом с дрозда и весом иногда менее 30 граммов и равные альбатросам гигантские буревестники до 2,8 метра!"

– И "мухачи", и тяжеловесы. Понял, пошли дальше. Их образ действия? Чем на жизнь зарабатывают?

– "Гигантские буревестники на островах вокруг Антарктиды терроризируют пингвинов, воруют их яйца и птенцов".

– Ясно? удовлетворенно кивнул Турецкий и осторожно двинулся в прихожую. Киднеппингом промышляют.

– Но это еще не все! войдя во вкус, возразила Ниночка. "Днем взрослые буревестники охотятся над морем, днем прилетают и кормят своих птенцов".

– Обычное дело. Готовят себе замену. А как выглядит подрастающее поколение?

– "Птенец буревестника подвижный и злобный. Убегать, кем-либо потревоженный, он и не думает. Взрослая птица, если она рядом, отодвигается, и птенец встречает противника "лицом к лицу", широко расставив ноги для лучшего упора перед меткой огневой атакой, которая немедленно последует: вонючая струя, с силой выброшенная из клюва, ударит во врага!"

– Блеск, не мог не признать Турецкий, как бы невзначай надевая ботинки. С таким без ордера на арест лучше не связываться. Но чем же это он стреляет?

– "Остатки полупереваренной пищи единственное оружие птенца буревестника, но оно действует на врагов ошеломляюще и очень эффективно".

– В общем, те еще ребята, из молодых, да ранние.

– "Подросшие птенцы странствуют, как альбатросы, над океаном за тысячи верст от родины".

– Бездельники, сурово констатировал следователь Генпрокуратуры, осторожно приоткрывая входную дверь.

– Но у буревестников разные повадки! заступилась Ниночка. "Одни скитальцы, следуя за восточным ветром, облетают они земной шар. Другие лишь на сотни метров решаются удалиться от берегов. Одного буревестника увезли за пять тысяч километров из Англии в Америку. Но через двенадцать дней он вернулся и нашел свое крошечное гнездо на скалистом берегу Уэльса".

Но Турецкий остался тверд.

– Обычная бандитская ностальгия. И он решительно закрыл за собой дверь.

Производство допросов распределили следующим образом: Турецкому досталась администрация колонии, Азарову заключенные, в том числе и сами виновники торжества, Тернозов с Петровским.

Турецкий потратил полдня на допросы начальника колонии, "кума", начальников блоков Тернозова и Петровского. Результат, как и ожидалось, нулевой. Народ в колонии, разумеется, тертый, в здешней особенно, а у Турецкого не было никаких фактов. Он честно пытался поймать допрашиваемых на противоречиях, хотя с самого начала не верил в перспективность этой затеи. Его роль фактически свелась к созданию отвлекающего эффекта и обеспечению прикрытия Азарову на случай непредвиденной ситуации.

Встретились после обеда. Азаров, похоже, остался доволен своей работой.

– Молчат все поголовно: дескать, ничего не знаем. Но есть одна зацепка. Как раз пятнадцатого числа в день убийства Сахнова произошла авария в котельной. И мастерскую, где работает Петровский, бросили авралить. В котельной работает один вольнонаемный мастер. Сейчас там у них опять какая-то авария, поэтому поговорить с ним я не смог, но потихоньку отозвал в сторонку, и после смены он обещал подойти.

– Вот что, сказал Турецкий после некоторого раздумья. Давай для форсу пойдем скажем до свиданья, сделаем вид, что вышло недоразумение, но теперь все стало на свои места, и поедем себе в направлении Москвы. Когда у твоего кочегара смена заканчивается?

– В пять.

– Вот к пяти и вернемся. А я три часика покемарю где-нибудь на лоне природы.

Без десяти пять они въехали в город.

На сей раз с противоположной, юго-восточной стороны, для чего пришлось дать получасовой крюк по проселку. Турецкий, отоспавшийся в теньке, чувствовал себя намного лучше и даже не страдал от жары, хотя машина еле ползла по ухабам и крыша раскалилась как утюг.

Оставлять автомобиль с московскими номерами на видном месте было бы неправильно: сразу заметят, городишко микроскопический, и вся конспирация коту под хвост. Ставить его на стоянку неудобно, может пригодиться в любой момент, а бросать где-нибудь в подворотне только провоцировать местных охотников за запчастями. В итоге решено было оставить его во дворе продуктового магазина, где должна была состояться встреча, в пределах видимости.

Мастер опаздывал.

Азаров начал нервничать.

Турецкий пошел за пивом и пристроился в магазине на подоконнике тут было прохладно, хотя и пованивало хлоркой. Он успел вовремя. Две минуты спустя набилось десятка два алкашей не протолкнешься. Следом за Турецким они облепили подоконник. Может, и наш деятель тоже пропустил свою поллитру после смены, подумал Турецкий, и теперь неплохо себя чувствует, а мы тут его ждем, как идиоты. В этот момент Азаров дал отмашку.

Они стали под деревом возле служебного хода. Турецкий раздал всем по бутылке пива. Мастер был явно не в себе.

– Вы помните аварию пятнадцатого июня? сразу перешел к делу Азаров, даже бутылку не открыл.

– Ну… Ну помню, авария как авария. Трубам полвека…

– Сколько человек прислали вам на подмогу?

Пятерых. Вроде бы. Там, с котельной рядом, ремонтная мастерская. Как раз пять человек народу работает. Если чего надо, их завсегда…

– То есть вы их всех знаете?

– Ну как знаю…

– В лицо и по имени.

– Ну.

– Петровский был в тот день?

– Ну был… ответил мастер, воровато озираясь.

– Так "ну" или был?! начал наступать на него Азаров.

– Чего вы ко мне пристебались?! Хотите, чтоб меня порешили? Вон…

Он спрятался за Турецкого и кивнул в сторону двух амбалов, откровенно наблюдавших за ними. Поняв, что их заметили, мордовороты спокойно пошли на сближение. Турецкий достал пистолет и снял с предохранителя. Парни тоже синхронно полезли за пазуху.

Но пострелять им не дали: откуда ни возьмись влетел милицейский "газик".

Амбалы так же синхронно развернулись кругом и резвым прогулочным шагом покинули место событий.

Мастер еще раньше, только заметив неладное, отступил на несколько шагов. А теперь продолжал пятиться, делая вид, что он здесь ни при чем.

Наряд был настроен по-боевому. Два крупногабаритных сержанта в бронежилетах взяли их на мушку, а третий, капитан, подошел сбоку и потребовал документы.

– Генеральная прокуратура, поспешно ответил Азаров, доставая корочку.

– Ах, Генеральная прокуратура… Капитан взял его удостоверение и неожиданно ударил рукояткой пистолета по шее.

Азаров отключился и безвольно шлепнулся на землю.

– В машину! скомандовал капитан Турецкому, указав стволом в сторону "газика", и отобрал пистолет, который тот держал в руке. Рыпнешься завалю тут же. Удостоверением он не поинтересовался.

Два сержанта подхватили Азарова под руки, но с первой попытки забросить внутрь "газика" не смогли, в бронежилетах они чувствовали себя неудобно, возможно, новички…

Турецкий тоже подошел к машине, но не к задней дверце, а со стороны водителя. Тот, открыв дверь, с кривой ухмылкой наблюдал за неуклюжими действиями своих коллег. Турецкий резко схватил его за шиворот и дернул на себя. Водитель кубарем выкатился из кабины. Турецкий прыгнул на его место и, не закрыв дверь, нажал на газ: двигатель, слава богу, работал…

Полного успеха ему добиться не удалось: когда он рванул с места, Азаров выпал через заднюю дверь на мостовую. Капитан выстрелил дважды, но не попал, Турецкий сразу свернул за угол.

Милицейский "газик" он бросил в четырех кварталах от магазина, свернул в проулок и стал лихорадочно соображать, что делать дальше.

Первым делом следовало доложить Меркулову, чтобы предпринимал экстренные меры по вызволению Азарова. Слава богу, вот мобильник и пригодился.

Уже через две минуты Меркулов обещал в самое кратчайшее время поставить всех на уши, а пока Турецкому следовало затаиться. Восстановление конституционного порядка в Кондратьевске могло потребовать нескольких часов.

Затаиться как следует он не успел. Выйдя из проулка после разговора с Меркуловым, Турецкий неожиданно очутился перед горисполкомом и сразу же нарвался на наряд милиции. Турецкий попытался пройти мимо как ни в чем не бывало, но, видимо, уже все патрульные в городе успели получить его приметы.

Удивляясь собственной прыти, Турецкий перемахнул через забор и только благодаря этому избежал участи Азарова. Он рванул что есть духу через огороды, не разбирая дороги, и сумел-таки оторваться. Правда, внешний вид при этом пострадал порвался в двух местах пиджак, что еще полбеды: поскольку пистолет все равно отобрали, можно снять и пиджак и кобуру, но на брюках выше колена зияла дыра, в которую легко мог пролезть футбольный мяч. Теперь на улицу не сунешься, с досадой подумал Турецкий.

Он остановился, чтобы отдышаться, посреди пустыря, но место, похоже, было достаточно людным, мимо прошло несколько кондратьевцев и все пялились на него с нескрываемым любопытством. Что, никогда не видели следователя по особо важным делам, возмутился он про себя.

Турецкий решил не останавливаться на достигнутом, перелез еще несколько заборов и очутился напротив кладбища. И едва успел отскочить в кусты мимо опять проехал милицейский "уазик!" Да, собственно, это был тот самый, который он угнал менее получаса назад. Похоже, на него устроили полномасштабную облаву.

Турецкий пробрался на кладбище. Но и здесь ему пришлось постоянно ходить туда-сюда, сворачивая при виде людей кладбище не было пустынным, а сидеть на одном месте Турецкий не мог себя заставить, ему постоянно казалось, что на него смотрят с подозрением.

На самом деле, в Москве спрятаться в миллион раз проще, чем в этом городишке, подумал Турецкий, несмотря на то что здесь на квадратный километр приходится три жителя и по десять тысяч кустов и деревьев. То есть, наоборот, именно благодаря этому.

В конце концов, ему надоело слоняться по кладбищу, тем более мимо несколько раз проезжали патрульные машины. И он забрался в водонапорную башню. Воды в ней не было, зато было чудовищно душно и жарко от обилия раскаленного за день металла. В какой-то степени это компенсировалось относительной безопасностью и хорошим обзором. В течение получаса Турецкий насчитал пять желтых "уазиков", патрулировавших город.

Он опять позвонил Косте. Слышимость была отвратительная все по той же причине: слишком много железа под боком.

– Есть информация, прорвался сквозь треск Меркулов. В Кондратьевское РОВД якобы поступила из области ориентировка на двух особо опасных преступников с липовыми удостоверениями Генпрокуратуры, которые собирались организовать побег из спецколонии. В Рязани эту информацию пока не подтверждают. Ты понял меня?

– С трудом. Что с Азаровым?

– Обещали разобраться. Скоро выпустят.

Тем не менее Турецкому пришлось проторчать в водонапорной башне еще около трех часов, пока совсем не стемнело.

Наконец позвонил Меркулов. В его тоне чувствовалось явное облегчение и вместе с тем не спадавшее напряжение.

– Можешь выбираться из своего логова. Азарова освободили, я с ним только что разговаривал по телефону. Но у него там вроде какое-то ЧП. Разберись поскорее и сразу же перезвони. Я буду на телефоне.

Турецкий с некоторой опаской позвонил по "02" и потребовал, чтобы его подобрали у ворот кладбища. К удивлению "важняка", патрульный автомобиль повез его не в РОВД, а заехал во двор районной больницы.

Азаров был в морге и осматривал какой-то труп. Выглядел он (Азаров, не труп) еще хуже Турецкого: одежда в основном цела, но на пол-лица синяк, и еще он поминутно со вздохами хватался за поясницу.

– Кто это? спросил Турецкий, кивнув в сторону покойника.

– Наш мастер из котельной. Напился, упал в открытый люк на задворках магазина и сломал шею. Якобы.

– Во сколько?

– Около половины седьмого. Обнаружили через пятнадцать минут. Еще тепленький был.

– Следы борьбы?

Азаров грустно махнул рукой:

– А, поди разбери, это следы борьбы или следы падения…

– Ладно, поехали отсюда, сказал Турецкий. Пусть этим занимается областная прокуратура.

Двое оперативников сидели на лавочке перед подъездом дома на Моховой. Точнее, это была не лавка, а бетонная площадка перед входной дверью. И на ней, наверное подостлав газеты, отдыхали пожилые обитатели старинного дома. Двор был высокий, колодцеобразный и не очень уютный, типичный петербургский. В нем быстро темнело.

Перед тем как приехал Турецкий с Лизой и охранником, во двор как-то уж больно лихо вкатила иномарка из породы "фордов" с нечетко проглядывающими номерами. Стекла ее были притемнены, так что нельзя было разобрать, кто в машине и сколько народу. Машина замерла посреди двора. Похоже, что приехавшие разглядывали двоих парней возле двери. Оперативники сделали вид, что не обратили на машину никакого внимания, и та ловко развернулась и покинула двор.

А потом прибыл Турецкий, вынул из багажника большой картонный ящик. Спросил у Лени, какие у него планы, не хочет ли разделить ужин. Тот стал отнекиваться в смысле если есть еще какие-то дела, то это одно, а если нет, то он бы предпочел заехать на Литейный, доложиться и домой. Ну хорошо, согласился Турецкий, в конце концов, была бы честь предложена.

"Жигули" уехали. А вот ребятам придется еще подежурить. Пока не приедет Косенкова. Те рассказали Турецкому о странной машине.

– Вы голодные, хлопцы? спросил он.

Оперативники засмущались:

– Да нет, не то чтобы…

– Ясно! остановил их Турецкий. Елизавета Евдокимовна, у вас что-нибудь найдется подкормить ребят? А то им тут еще часа три как минимум придется…

– Конечно! с жаром отозвалась Лиза. Пойдемте!

– Тогда вперед, хлопцы, чем богаты…

На этаже, напротив лифта, выходящего Турецкого встретил еще один оперативник.

– Александр Борисович? строго спросил он.

– Так точно! отрапортовал Турецкий, чем вызвал у сопровождавших его улыбки.

– Происшествий не было. Кроме одного.

– Заходите, кивнул остальным Александр, мы сейчас. Слушаю.

– Я в окно смотрел, вон туда, на противоположный тротуар. Тут же, с третьего этажа, рукой подать. И вижу, из машины вышел мужик с самострелом, знаете, вроде спортивного такого? Чего-то ходил туда-сюда. Смотрел по сторонам. Потом, смотрю, сел в машину и уехал. Я подумал, что это, возможно, "технарь". Нас Виктор Петрович проинструктировал на этот счет. Вы в квартире окна снаружи посмотрите. Спецы иногда прослушку на присосках таких, типа детских стрел, устанавливают.

– Молодец, одобрил Турецкий, а теперь пошли. Перекусим. Мы тут одну дамочку ждем к восьми. Если не опоздает. Надо будет ее аккуратно встретить. А если кто вместе с ней, тот пусть пока погуляет. Лады?

– О чем речь? Сделаем.

Три часа впереди времени для бараньей ноги более чем достаточно. Поэтому Лиза быстро сварганила операм большую яичницу и отварила пельмени.

Турецкий же тем временем открыл окна, обследовал наружные рамы и стекла и обнаружил-таки детскую игрушку. Стерженек на присоске плотно сидел на уголке оконной рамы в большой комнате. Он принес находку на кухню, где оперативники успешно расправлялись уже и со вчерашней, заново разогретой пиццей, и показал им "игрушку". А после, когда они, посмеиваясь, обсудили достоинства стрелки, открыл форточку и выкинул находку во двор.

Оперативники попили чаю и пошли работать дальше.

Лиза стала разогревать духовку, а Александр занялся подготовкой бараньей ноги. Спросил у нее:

– У тебя есть немного сливочного масла?

– Немного есть. Но я хотела его на бутерброды, у меня есть в заначке баночка красной икры.

– Ни в коем случае! Нельзя смешивать жанры! Баранина есть баранина, а икра совсем из другой оперы, ты что?! Чтоб на столе не было никакой икры! Баранина, вино, горячий лаваш с зеленью и растопленным сулугуни и все! Это стол. А все остальное глупости эмансипированных баб. Во всем должна быть сохранена чистота жанра! Я понятно объясняю?

– Более чем! смеялась Лиза, откидывая тыльной стороной ладони волосы, падающие на глаза. Ты говоришь как профессиональный литературный критик. Иди ко мне в журнал, будешь вести рубрику.