Текст книги "Марш Турецкого"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

– Ложитесь сюда, сказала медсестра, указав на открытую установку компьютерной томографии.

Турецкий молча подчинился. После чего был тотчас накрыт стеклянным колпаком, сквозь который принялся с интересом наблюдать за действиями упомянутой девицы. Та, в свою очередь, с не меньшим интересом принялась изучать на экранах мониторов состояние его внутренних органов.

– Много курите, заметила она, выпустив "пациента" из этого своеобразного гроба. И злоупотребляете алкоголем…

– Это не единственные из моих пороков, заметил прокурор, так же откровенно ее разглядывая.

Затем последовали обычные амбулаторные процедуры и анализ крови.

– Все в порядке, наконец сказала девушка. Вы абсолютно здоровы.

– Насколько я понимаю, этот диагноз для меня смертелен? попытался шутить Турецкий.

Сексапильная медсестра не ответила, проводив его долгим недвусмысленным взглядом…

– В чем дело, парень? Или ваш шеф уже осознал свою вину и намерен сдаться прокурору? попытался шутить Турецкий, выйдя из "палаты".

– Шагай! буркнул "качок" и грубо пихнул его в спину.

– Полегче, любезный. Я все-таки государственный чиновник.

– Труп ты ходячий, усмехнулся конвоир. А скоро вообще копыта откинешь…

Немного пройдя по коридору, он распахнул дверь в какое-то соседнее темное помещение, впихнул туда пленника и запер на замок. Турецкий оказался в полной темноте.

Внезапно в темноте сухо щелкнул выключатель, и вспыхнувшая лампа с розовым абажуром осветила небольшую, но довольно уютную комнату наподобие гостиничного номера с очень приличной обстановкой. Большую ее часть занимала огромная постель под золотистым покрывалом, а на ней Турецкий на миг даже закрыл глаза от неожиданности бесстыдно возлежала совершенно голая девица, в которой он тотчас узнал давешнюю медсестру, и насмешливо смотрела на него блудливыми глазами.

Не сводя с него красноречивого взгляда, красотка соблазнительно изогнулась; одна рука ее легла на грудь и начала ласкать коричневый сосок, другая медленно скользнула под живот. Похоже, ей доставляло особое удовольствие мастурбировать на глазах у мужчины и тем самым доводить его до белого каления.

С неопределенной усмешкой Турецкий не спеша приблизился и остановился у края постели. Рука девицы тотчас потянулась к молнии на его джинсах. Продолжая ласкать себя, она принялась энергично возбуждать и его. Впрочем, особых усилий для этого и не потребовалось.

Турецкий почувствовал, что теряет голову. Если это была прелюдия к смерти, то какой, любопытно, будет сама смерть? Он уже глухо застонал и готов был взорваться от возбуждения, когда девица неожиданно отпрянула от него и, соскочив на пол, стала нетерпеливо раздевать его.

Турецкий закрыл глаза и стиснул зубы. На него обрушился поистине океанский шквал страсти вулканического накала. Это был настоящий торнадо, смерч, ураган с неведомым женским именем. И подобно разбушевавшейся стихии, ополоумевшая девица исступленно взвизгивала и кричала во все горло. Перед наступлением оргазма она неожиданно впилась острыми ногтями ему в грудь и с животным воплем располосовала его до крови…

Тяжело дыша, Турецкий с тревогой подумал, что это, скорее всего, было только начало. И как оказалось, не ошибся. Потому что, немного отдышавшись, бешеная фурия начала вновь энергично возбуждать его с такой агрессивностью, что серьезно рисковала кастрировать зубами свою жертву. Но, к счастью, вовремя успела остановиться. И снова оседлав прокурора, однако теперь задом наперед, продолжила скачку с прежним неукротимым пылом.

Вцепившись ногтями в его выгнувшуюся спину, девица уже готова была снова забиться в судорогах вулканического оргазма. Но в последний момент Турецкий неожиданным ударом ребра ладони по шее "выключил" ее и сбросил со своей груди.

– Приехали, девочка, с облегчением выдохнул он. И только сейчас почувствовал, как здорово эта стерва его "освежевала". Раны были неглубоки, но болели изуверски. "Неплохая разминка перед казнью, подумал он. Похоже, надо сматываться, пока с меня окончательно шкуру не спустили…"

Неожиданно снаружи послышались тяжелые шаги. Очевидно, это возвращался охранник. В тот же миг Турецкий бесшумно метнулся к лампе, горевшей в изголовье постели, выключил ее и затаился в углу возле двери. Между тем в замке негромко повернулся ключ, и в комнату недоуменно заглянула бритая голова мордоворота.

– Что за х…? Почему темно? буркнул он. Эй, Волчица, ты чего, уже затрахала этого…

Договорить он не успел. Потому что в воздухе стремительно взметнулась рука Турецкого и с размаху обрушилась на голову бугая. Захрипев, как "подавившийся" унитаз, он мешком рухнул на пол. Прокурор мгновенно втащил его внутрь и, тихо заперев дверь, включил свет.

Мордоворот был оглушен всерьез и надолго. Поспешно его обыскав, прокурор обнаружил у него то, что искал, связку ключей, среди которых наверняка был и ключ от "палаты", где томилась Рита. При бугае оказался пистолет в кобуре, что еще больше обрадовало Турецкого, и какая-то пластиковая карточка с кодом электронного замка. Оставалось лишь раздеть молодца, связать его собственным ремнем и напялить на себя его камуфляжную форму.

Прикрыв лицо обнаруженным в его кармане армейским кепи с длинным козырьком и связав напоследок бесчувственную Волчицу, Турецкий прихватил ее белый халат, уверенно вышел в сумрачный коридор и запер дверь на замок. Впереди были свобода или смерть. И этот единственный шанс он не имел права упустить.

Увидев его в столь неожиданном обличье, девушка поначалу не поверила собственным глазам, а затем радостно вскрикнула:

– Саша!

– Тихо!… цыкнул на нее Турецкий. И вручив Рите белый халат и туфли медсестры, приказал: Переодевайся…

В медицинском халате, с марлевой повязкой на лице, Рита сделалась отчасти похожа на злополучную Волчицу.

Оба вышли в сумрачный коридор. Настороженно оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, Турецкий вразвалочку зашагал впереди, имитируя походку камуфляжных бугаев. Следом, испуганно озираясь, двинулась Рита. Сердце ее замирало от волнения. Перед глазами как будто клубился прозрачный туман…

Внезапно Турецкий, не повернув головы, негромко произнес:

– Иди спокойно, не волнуйся.

Беглецы осторожно прошли под взглядом установленной под потолком портативной телекамеры. Но тревоги не последовало. Значит, их приняли за своих.

За следующим поворотом оказался тупик. Яркий свет, падая из распахнутой настежь двери, ложился на бетонные стены и пол; потянуло табачным дымом.

– Туз! неожиданно рявкнул грубый мужской голос и тотчас глумливо захохотал: Козел ты, Мокруха!

Сделав Рите знак остановиться, Турецкий вынул из кобуры пистолет и решительно шагнул на порог. В ярко освещенном, убогом и заплеванном помещении вроде караульного мирно резались в карты двое камуфляжных бугаев.

– Эй, Толян, садись играть за этого козла! обернувшись, рявкнул один из них. Затем его водянистые дебильные глаза изумленно округлились.

– Руки за голову и лицом к стене, хладнокровно приказал Турецкий.

Ошеломленные молодцы безропотно подчинились. И схлопотав рукояткой пистолета по затылкам, тяжело рухнули на пол.

Возникшая на пороге Рита испуганно ахнула и зажала ладонью рот.

– Не бойся, они живы, успокоил ее Турецкий. И бросился к железной двери с надписью "Оружейная комната". Вместо обычного амбарного замка с перекладиной тут был установлен электронный, карточка от которого досталась прокурору вместе с его нынешней экипировкой. Разве это было не чудо?!

– Только бы не сработала сигнализация, затаив дыхание, произнес Турецкий, вставляя карточку. Послышался легкий гул, а следом щелчок открывшегося замка. Сигнализация не сработала…

Ворвавшись в оружейную комнату, он тотчас сориентировался в обстановке и позвал Риту. Затем вынул из стойки укороченный автомат Калашникова. Мигом напялил на себя пестрый жилет со множеством отделений, где уже торчали снаряженные рожки с патронами. Рассовал по карманам своей камуфляжки несколько гранат. Схватил фонарик, два противогаза и напоследок сунул в руки Рите санитарную сумку.

– Возьми, может, пригодится…

Теперь он был полностью готов к бою. Это уже не какой-то жалкий ТТ! С таким снаряжением можно было смело идти на прорыв.

И они пошли. Сначала по тому же сумрачному и пустынному коридору, потом по темной лестнице и наконец, так никого и не встретив, незаметно юркнули в нишу, где помещались лифты.

Турецкий осторожно нажал кнопку. Послышался мощный гул. И вскоре перед ними распахнулась просторная грузовая кабина. На щитке, рядом с кнопками, была прикреплена табличка.

– Первый ярус, второй ярус, третий ярус, вслух прочел прокурор. Где же выход, черт побери? Ага, вот! Кажется, это…

И он решительно нажал кнопку. Кабина вздрогнула и мягко поползла вверх. Поставив девушку позади себя, Турецкий резко передернул затвор автомата. Неизвестно, что ожидало их за этой дверью…

Внезапно лифт остановился. Дверцы автоматически разошлись. Но вместо охранников, которых он ожидал тут встретить, прокурор увидел просторный сумрачный зал, посреди которого стоял обычный вагон подземки. Это была конечная станция.

Убедившись, что вокруг ни души, Турецкий схватил Риту за руку и побежал к поезду. Дверь кабины машиниста оказалась незаперта. Задыхаясь от стремительного броска, он растерянно взглянул на приборы. Вот так незадача угонять поезда метро ему до сих пор не приходилось!

Немного поколебавшись, Турецкий повернул какую-то ручку вроде тех, которыми управлял вожатый трамвая. И как по сигналу, в зале подземной станции внезапно зажглись яркие прожектора и пронзительно завыла сирена.

– Черт! выругался прокурор. Бежим!

Выскочив из вагона, оба спрыгнули прямо на пути и побежали по замасленным шпалам в черное жерло тоннеля.

На ходу включив фонарик, Турецкий осветил беглым лучом мрачный тоннель. И вдруг Рита испуганно вскрикнула: впереди, метрах в тридцати от них, стены неожиданно стали смыкаться. Вернее, гулко поползли навстречу друг другу тяжелые створки блокировавших тоннель железобетонных ворот.

– Быстрее! крикнул Турецкий, рванув ее за руку. Но, видно, не рассчитал усилия. Потому что девушка невольно споткнулась и упала.

– Нога! жалобно вскрикнула она.

Турецкий в тревоге обернулся. Дорога была каждая секунда. Подхватив Риту на руки, он бросился вперед. Но злополучные ворота успели сомкнуться буквально перед самым его носом!

К счастью, Турецкий вовремя успел заметить в стене тоннеля какую-то приоткрытую железную дверь, распахнул ее ударом ноги и, освещая себе путь фонариком, с девушкой на руках безоглядно устремился внутрь и быстро понял, что это тупик.

Опустив девушку, он вскинул автомат и прижался к холодной стене тоннеля. Не прошло и минуты, как внутрь ударил яркий луч фонаря. Турецкий резко нажал на курок и выпустил оглушительную автоматную очередь. В ответ полоснули сразу несколько яростных очередей. Пули, с искрами рикошетя от стен, тотчас наполнили узкий тоннель пронзительным воем. Горьковато запахло порохом. Одновременно раздался испуганный крик Риты.

– Что с тобой? бросился к ней прокурор. Ты ранена?!

– Нет, захлебываясь слезами, отозвалась девушка. Я… Я боюсь, Саша!

– В угол! крикнул ей Турецкий. Прячься в угол!

Между тем стены тоннеля осветил дымный луч света. Похоже, началась атака. Турецкий наугад полоснул из-за угла длинной очередью. Явно не ожидая такого отпора, атакующие поспешили отойти. А вскоре снова загремели взрывы. Убежище беглецов начали забрасывать гранатами. К счастью, форма тоннеля была такова, что ни одна из них просто не могла залететь в тупик, где скрывались Турецкий и Рита.

Стихло все так же неожиданно, как и началось. И тут снаружи раздался усиленный мегафоном знакомый голос с характерным акцентом:

– Турецкий!

– Кий… кий… кий… подхватило многоголосое эхо.

– Напрасно вы это затеяли, продолжал хозяин подземелья. Я ведь предупреждал вас: отсюда невозможно убежать. Вы могли бы умереть легко и безболезненно. А теперь сами обрекли себя на долгие мучения…

– Что он имеет в виду? с испугом спросила Рита.

– А черт его знает, ответил прокурор.

– Что ж, оставляю вас вашей судьбе, со вздохом заключил Ленц. Прощайте, Турецкий. Увидимся на Страшном суде…

Мегафон умолк, а снаружи послышался свистящий звук газовой горелки.

– Что они задумали, Саша? всхлипнула Рита.

Турецкий не ответил. Он вдруг с отчаянием понял, что в эти минуты вход в их убежище намертво заваривают стальными листами. Значит, этот злополучный тупик должен был стать для них с Ритой общей могилой! И у него не было решительно никакой возможности помешать этому…

Когда снаружи все стихло, Турецкий осторожно пробрался к выходу и вскоре вернулся обратно.

– Что там, Саша? дрожа, спросила девушка. Что они там сделали?

– Ничего, упавшим голосом ответил он, обнимая ее. Не волнуйся. Тебе надо отдохнуть. Спи, девочка. Забудь обо всем. Спи…

И снова потянулись мучительные бесконечные часы ожидания. Ожидания смерти… Измученная и ослабевшая, Рита действительно вскоре задремала, прижавшись к плечу Турецкого. А сам он, зябко дрожа от могильного холода, пробиравшего его до костей, даже не пытался уснуть и, отрешенно глядя в темноту, с горечью думал о своей нелепой и сумасшедшей жизни.

Похоже, изувер Ленц был все-таки прав, когда назвал его храбрым, но недальновидным донкихотом. Жизнь его действительно была сплошной отчаянной битвой. Как ему представлялось во имя торжества закона и справедливости. Битвой отнюдь не с ветряными мельницами… Так неужели вся бесконечная грязь, кровь, смерть, через которые ему довелось пройти и которых вообще не следует видеть человеку, чтобы не лишиться рассудка, неужели все это было напрасно?! А теперь оставалось лишь бесславно околеть в этом чертовом подземелье, и никто даже не узнает, где искать его могилу? Ни друзья, ни жена, ни маленькая дочка…

Вынув из кобуры пистолет, Турецкий решительно сжал его в ладони. Нет, он не будет обреченно ждать смерти и бессильно смотреть, как у него на глазах мучительно умирает ни в чем не повинная девушка. Как хорошо, что она спит. Он сделает все так быстро и осторожно, что она даже не почувствует боли. И не проснется. Никогда. А уж о себе он сумеет позаботиться…

Внезапно где-то наверху послышалась негромкая возня. Он вскинул голову и настороженно прислушался. Возня стала заметно ближе. Отложив пистолет, Турецкий включил фонарик и направил его луч в потолок тоннеля. Там оказалась массивная вентиляционная решетка. И за этой решеткой он, не веря глазам своим, неожиданно увидел чумазую улыбающуюся физиономию Дениски Грязнова.

– Дядя Саша! негромко позвал он. Все в порядке! Сейчас мы вас отсюда вытащим…

– Так есть следственная перспектива или нет? спросил Слава у Кости. Или опять вмешается большая политика и все наши старания псу под хвост?

Костя молчал, не поднимая глаз. Сам бы хотел знать…

Я вспомнил, как ходил на конкурс красоты в "Россию". На сцене были одни красавицы, в зале другие.

Первые были на виду, их освещали, снимали и осыпали цветами. Вторые в этом не нуждались. Они оставались в тени. И тем не менее удостаивались большего внимания, вполне заслуженного.

Так и в политике. Освещенные огнями рампы, публичные политики лишь отвлекают нас от тех, кто на самом деле крутит шестеренки и колеса государственной машины в ту или другую сторону и чьи идеи выдают за свои наши избранники.

Добраться до них законным образом невозможно. Они ни за что не отвечают. Они неприступны. Их не схватишь за руку. Они оставляют свои отпечатки пальцев только на папках с тиснением "На подпись", на дверных ручках, которые открывают перед своими патронами, но не на пистолетах, снайперских винтовках или на замках взламываемых сейфов. Весь наш арсенал борьбы с преступниками здесь бессилен…

Я листал бумаги, оставленные погибшей журналисткой Женей Клейменовой. Потом передавал их Косте, тот Славе…

– И все же стоит попробовать, сказал Костя. Дело рискованное прежде всего для нашей репутации. Могут просто изгнать. Но проблема будет обозначена. Кто и как нами руководит.

– Просто руки чешутся! скрипнул зубами Слава. Готов участвовать на общественных началах во внеурочное время в разоблачении всех этих преступников, оказавшихся потерпевшими.

– Но ты, Слава, из МУРа. А такими экономическими делами занимаются в РУОП, сказал Костя.

– Вопрос в другом: с какого конца за них взяться? вмешался я. Нужно добывать доказательства. Тягунов этого не понимал. Он действовал по-своему. Он их попросту отстреливал. Чтобы понять его, надо сначала побывать там, в этой кровавой бане… В Афгане, в Чечне…

– Мы постоянно должны думать о правосудии, покачал головой Костя. Чего бы это ни стоило. И не выходить за рамки правового поля. Иначе нам здесь нечего делать.

– Нам вообще нечего делать! вскипел Слава. То нельзя, это. А им, он кивнул на потолок, все можно! И они спускают нам сверху те законы, по которым их не поймаешь! Скользкие они, понимаешь? Не ухватишь… А когда этот мужик, вернее, парень стал просто расстреливать, чего они вполне заслужили, так сразу забегали!

– Выходит, правильно нас отстранили, грустно сказал Костя. С таким настроем лучше сразу уволиться. И воззвать к общественному мнению через прессу.

В этот момент в кабинет вошла, как всегда без стука, Лара. Мельком оглядела нас, остановившись в дверях.

– Кажется, я не вовремя, Александр Борисович? прижала она ладонь ко рту, как бы спохватившись.

Я видел, как недовольно насупился Грязнов, а Костя непроизвольно накрыл локтем бумаги, лежавшие перед ним. Не в первый раз происходит подобное вторжение Лары в мой кабинет, но мои друзья из деликатности до сих пор никак это не комментировали. Но я всегда понимал, как это выглядит в их глазах. Наверняка они были наслышаны либо догадывались о прежних наших отношениях, но старались это не показывать.

– В чем дело? недовольно спросил я.

– Там к вам дама просится, жена Тягунова, певица… Ну вы знаете. Находится в бюро пропусков. Вы же ее не приглашали?

Черт знает что такое… Лара явилась по делу, но что-то в ее тоне было свойское, не соответствующее моменту. Не так она должна разговаривать со своим начальником.

– Как раз приглашал, сухо сказал я. Выпишите ей пропуск.

– Она пьет чай, кофе? спросила Лара, оставаясь в дверях.

– Она будет пить то, что пожелает, сказал я. Что попросит, то и сделаешь.

– И с баранками, если можно, добавил Слава.

Лара вышла. Я старался не смотреть на друзей. Им-то все равно, что у меня за дела с моей временной сотрудницей, приданной мне лишь на пару месяцев для оформления следственных бумаг.

А вот дело от наших с ней личных отношений может вполне пострадать. Лара не успела "выстрелить первой", иначе говоря, опередить меня, сказав: "Между нами все кончено!" А такое не забывается. И не прощается.

Когда утром я шел в свой кабинет, секретарша нашей следственной части Лара Колесникова сидела возле своего компьютера и что-то там выстукивала на клавиатуре.

Наверняка что-то очень личное, поскольку никакого задания я ей на сегодня еще не давал.

Лару я оберегал. Мало ли. Вдруг Ирина возьмет и потребует развода? Скажем, из-за той же Лары, про которую ей уже доложили, будто мы с ней задерживаемся на работе или отдыхаем в ночном клубе, где я был всего-то один раз.

Так вот, если Ирина потребует развода, Лара окажется под рукой. И это меня утешит. Коробит, конечно, от мысли, что использую прелестную девушку в качестве подмены, на подхвате… Словом, как коленчатый вал машины про запас, на случай, если штатный выйдет из строя. Коробит, но всегда в запасе есть неоспоримое соображение, что все мужики одинаковы. Козлы, если быть честным. И все дело здесь в концентрации гормонов в крови. Если концентрация низкая, значит, мужчина порядочный. Чуть повыше и он уже подумывает, как бы завалить товарища по работе в койку…

– Ты выписываешь "Московский комсомолец"? спросил я.

– Не мешай, сказала она. После того как я выпил с ней на брудершафт в одной компании, она позволяет себе при всех обращаться ко мне на "ты". Как бы демонстрируя власть надо мной. Но себе я не могу это позволить. Особенно при подчиненных. Где же тогда субординация? Так я никогда не стану генеральным прокурором. О чем, кстати, она мечтает.

– Я, кажется, задавал вопрос, сказал я построже. Чем ты там занята? Мне нужен "Московский комсомолец" за последнюю неделю.

– Я высчитываю по гороскопу, когда у меня родится от тебя мальчик, сказала она. Можешь потерпеть минуту?

– Какой еще мальчик? похолодел я.

– Успокойся. Гипотетический мальчик, сказала она. Как все должно совпадать по времени, чтобы сложилось наилучшим образом, понимаешь? Так вот, зачатие должно произойти уже через два месяца. Уточняю, какого числа… Так что готовься.

Я немного успокоился. За два месяца может произойти много такого, что выбьет эту параноидальную идею из ее прелестной головки.

Иметь ребенка от обожаемого шефа. Я слышал, что сегодня это писк моды. Секретарши и референтки просто тащатся. Но не думал, что это поветрие настигнет Генпрокуратуру России. Придется быть начеку. Не позволять себе ничего лишнего. Тем более что с Ириной Генриховной расставаться пока не собираюсь. И хотя привычки в наших с ней отношениях стало больше, чем любви, такой союз я считаю весьма прочным и непробиваемым.

– Мне нужен не мальчик, а подшивка "Московского комсомольца", резко повторил я. И немедля!…

Значит, она затаила на меня свой гнев и продолжает демонстрировать наши особые отношения, которых уже нет.

Об этом я подумал, когда стал собирать документы Клейменовой, чтобы положить их в сейф. Второй ключ от сейфа оставался у Лары. Не раз и не два я вручал ей его, когда просил купить для нас с Грязновым бутылку коньяка. И почему-то в последний раз не взял этот ключ у нее.

– Старик, сказал Слава, наблюдая за моим состоянием.Мы с Костей давно хотели сказать… Словом, речь идет об утечке информации. Не подумай ничего плохого. Но лучше будет, если все яйца не станем хранить в одной корзине. Разделим эти бумаги на троих. Никто наверняка не знает, что именно досталось нам от погибшей. Распишем, кому что хранить у себя. Ты меня извини, но самое несущественное оставим у тебя. Дело есть дело. Только так мы узнаем, откуда утечка…

– Согласен, сказал я. Чего уж тут разводить политесы. Давайте, пока не пришла Светлова, так и сделаем. Только быстро! Самое важное ты, Слава, забери к себе.

Мы понимающе переглянулись. Кажется, все поняли все. И когда Алла Светлова вошла в мой кабинет, мы уже управились. Теперь никто, кроме нас троих, не знал о нашем раскладе бумаг. Я запер свой сейф уже при Ларе, когда она внесла чай.

– Я бы предпочла кофе, сказала гостья, но пусть будет чай.

– Так что вы собирались нам рассказать? спросил я, не обратив внимания на ее слова о кофе и положив перед собой чистый бланк протокола допроса свидетеля.

– Только представьте, мой бывший муж опять был у нас в театре! сказала она. И оставил мне у билетерши записку. Там кое-что есть и для вас. Вы будете читать сейчас или… Она внимательно оглядела нас.

Наступила пауза, которая становилась все тягостнее и двусмысленнее.

– Я больше не нужна? спросила меня Лара.

– Больше не нужна, сказал я, едва сдерживаясь.

– Позовете, если что понадобится? спросила она.

– Как всегда, ответил я.

На ее глаза навернулись слезы. Что ж, сама напросилась.

– Такая красивая девушка… покачала головой, прищурившись, Алла. А вы так грубо ее отослали. Может, ей хотелось здесь побыть?

– Покажите, что он мне передал, сказал я, стараясь сохранять спокойствие.

Потом стал читать. Это была не записка, а скорее письмо или даже заявление.

– Интересный документ, сказал я, закончив. Я ознакомлю своих коллег с тем, что здесь написано.

Алла замялась. Пожала плечами.

– Вам виднее, Александр Борисович, сказала она. Если это в интересах дела… Пожалуйста.

"Следователю Турецкому А. Б. От подследственного майора Тягунова.

Я отбываю в Чечню, к своим товарищам, с которыми меня связала кровь, пролитая нашими общими друзьями.

Я не могу оставаться здесь больше. Хотя мой список далеко не исчерпан. Но стало невыносимо. Противно до рвоты. Чувство брезгливости пересилило во мне желание отомстить. Поверьте, среди нас, видевших ужасы этой войны, более здоровые и по-настоящему мужские отношения, чем у вас в Москве, где все покупается и все продается. Я сделал для вас все, что смог. С остальными ваша Фемида вполне может теперь разобраться и без меня. Если того пожелает. Но если кто-то опять постарается спустить все на тормозах, я еще вернусь. И буду мстить за своих товарищей, пока тошнота снова не одолеет меня. Причем вернусь наверняка не один. Мы будем убивать всех чеченских бандитов, наживающихся на страданиях своего народа, и московских чинуш, наживающихся на крови русских солдат. Можете так и передать наверх. Мои возможности вы знаете. Я убивал, стараясь не причинить лишнюю боль, чтобы смерть наступила мгновенно. Это выдавало меня с головой. Но в следующий раз я изменю свой почерк. Чтобы, как уже вам говорил, успеть исчерпать весь список, пока меня не поймают.

Вы честно вели себя. И честно делали свое дело. Потому доверяю вам передать все написанное вашим вышестоящим начальникам.

И еще одна просьба. Не говорите ничего моему отцу. Пусть думает, что я пропал без вести. Мою мать это просто убьет. Прошу вас, как человека чести. Они тут ни при чем.

С уважением майор Тягунов".

Алла плакала. Слава понуро смотрел в окно. Костя покусывал губы, тоже глядя куда-то в сторону. Я налил Алле воды. Кивком поблагодарив, она выпила.

– Он в чем-то прав, сказал Костя. Он не имеет права подменять правосудие, но, когда таковое отсутствует, возникает желание подменить его.

– Да он с детства мухи не обидел! воскликнула Алла. Я же росла с ним вместе, в одном дворе! Нас с детства дразнили женихом и невестой!

– Что вы от нас хотите услышать? спросил Костя. Что так и надо? Стреляй каждого, кого считаешь виноватым, раз правосудие перед ними бессильно? Ну и до чего мы дойдем? Россия превратится в театр криминальной бойни. Ваш муж преступник. Но если бы речь зашла об амнистии для участников чеченской войны, я бы записал его фамилию первой. Понимаете? Амнистировать, но не оправдать!

Я давно не видел Костю столь суровым и жестоким. Алла беспомощно посмотрела на меня, ища поддержки. Я промолчал. А что я мог сказать?

Слава смотрел в потолок, словно стараясь там кого-то разглядеть.

Алла слабо улыбнулась, допила свой чай. Невыносимо было видеть страдающей столь красивую женщину. Она, по-видимому, что-то такое поняла и потому улыбнулась уже не вымученно, а как если бы стояла на сцене, куда восторженные зрители вызвали ее на бис.

– Жизнь продолжается, сказала она. Печально, когда приходится видеть славных, хороших людей, охотящихся друг за другом. Я-то вижу! Вы очень хорошие, замечательные люди… Голос ее дрогнул, и она опять улыбнулась. Вижу это все со стороны, и просто сердце разрывается. Представьте, я была вчера на могиле Сережи Горюнова, видела его несчастных родителей… Для них он лучше всех на свете… Он ведь был талантлив. Не его вина, что он всегда попадал в зависимость от тех, кто не годился ему в подметки. Но так уж все устроено… Но почему между людьми такое непонимание? Почему мы все, нормальные люди, не можем по-доброму смотреть друг другу в глаза? Простить друг другу наши слабости? Почему какие-то негодяи могут нас без труда натравливать друг на друга, а мы ничего не можем с этим поделать?

Мы продолжали молчать.

Она поднялась.

– Я пойду… сказала. А вас, троих, приглашаю в мой театр. Приходите! С женами, с детьми. Я буду петь в "Тоске" в ближайшее воскресенье. Приходите обязательно. Я оставлю вам билеты у администратора.

– Такая женщина! вздохнул Слава, когда она ушла. Посмотришь на такую и подумаешь: черт знает чем занимаюсь! А жизнь проходит мимо.

– Занимаешься ты тем, что лучше всего умеешь, сказал Костя. Создаешь для людей хотя бы видимость безопасности. Вот она сейчас уедет, доберется до дома, вечером поедет на свою работу в театр. И если с ней ничего не случится…

– Демагогия! перебил его Слава. Ее бывший супруг, которого она любит, тоже занимается тем, что у него лучше всего получается. А она любит его, а не меня!

– По-моему, тебя заносит, сказал я. И, поднявшись с места, открыл сейф. Достал оставшиеся полбутылки армянского. Подумал о том, что не напрасно мы со Славой стараемся до конца не допивать. Мало ли что подвернется отметить… Вот как сейчас. Вроде бы никакого события: просто только что ушла красивая женщина. Мы ловим ее бывшего мужа, которого ждет смертная казнь, а она говорит нам спасибо и приглашает к себе в театр…

Что вообще происходит со всеми нами? Без бутылки и не разберешься.

В этот момент в кабинет заглянула Лара.

– Можно убрать? спросила, показав на чашки с чаем.

– Лучше присоединяйся к нам, сказал я. Ты пришла очень вовремя.

– Да? Она присела в кресло, в котором только что сидела другая красавица. Как интересно… Вы мне тоже нальете? Она подставила рюмку, которую достала из моего стола. Снова продемонстрировав наши особые отношения. Мы молча наблюдали за ней.

– Мы тут несколько расчувствовались, расслабились… сказал я.

– Еще бы! засмеялась она. Такая женщина! Небось про все на свете сразу забыли.

Смех ее был неестественным, напряженным. Она выпила, кивнув всем нам.

– Ты забыла с нами чокнуться, сказал я, глядя на нее в упор.

Неужели предала? Я подумал, что не успокоюсь, пока это не узнаю именно сейчас.

– А за что мы пили? спросила она.

Слава понял, что со мной что-то происходит, и толкнул меня локтем в бок. Но меня уже невозможно было остановить.

– Значит, стучишь на меня? спросил я.

Актриса из нее была ни к черту! Никакой выдержки. Не то что Светлова. Все, что Лара могла, это широко раскрыть свои зеленые, чуть раскосые глаза, которые я так любил. Гримаса на ее лице выдавала ее с головой.

– Саша… негромко сказал Костя и сделал попытку подняться.

Лара словно опередила его порывисто вскочила с места.

– Сидеть! рявкнул я, и непонятно было, к кому это относится. Во всяком случае, сели на место оба мой начальник и моя подчиненная.

– Ты меня за этим позвал? спросила Лара.

– Вот только что на этом месте сидела другая женщина, сказал я. Она развелась с мужем, сменила его фамилию, его ловят как преступника. Но она не предает его. Понимаешь? Пусть меня осудят мои товарищи… я кивнул попеременно в сторону Кости и Славы. Ибо я поступаю сейчас непрофессионально, вопреки тому, о чем мы договаривались, но я все равно спрошу тебя, поскольку это становится невыносимым: кому ты сказала, что у нас бумаги погибшей Жени Клейменовой? Кому?

Я ударил кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки. У меня с Ларой бывали разного рода размолвки, не раз я орал на нее и стучал кулаком, и она отвечала мне: на свою жену ори! И я смолкал, осознавая ее правоту. Но сейчас она молчала. Только растерянно и жалобно смотрела на меня. И слезы стояли в ее прекрасных глазах, и губы, когда-то целовавшие меня, мелко дрожали.