Текст книги "Живая бомба"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава 3
СОБЫТИЯ НА «РАКЕТЕ»

Телефоны журналиста Глеба Парфенова Володя Поремский разыскал без особого труда. Оказалось, что Парфенов больше не пишет разоблачительные статьи, а работает на телевидении простым оператором. Уже через полчаса после начала своих поисков Поремский набрал номер сотового телефона Парфенова.

– Слушаю, – ответил ему жесткий, чуть сипловатый голос.

– Глеб Олегович?

– Он самый. С кем имею честь?

– Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Генеральной прокуратуры Владимир Дмитриевич Поремский. Мне нужно поговорить с вами по поводу одной вашей старой статьи. И если можно, то сегодня.

В трубке повисла пауза, затем Парфенов издал горлом странный звук – смесь ярости и досады – и лишь затем отозвался:

– Ладно. Вы сейчас где?

– На Большой Дмитровке.

– М-м… Говорите срочно? Где же нам с вами пересечься?.. Давайте в «Макдональдсе» на Тверской? В том, что рядом с Центральным телеграфом.

– Во сколько?

– Через час. У нас там рядом съемки, а потом я часа два свободен.

– Договорились.

…Журналист оказался рыжим парнем лет двадцати восьми, с упрямым, нервным лицом, беспокойными глазами и привычкой вертеть в пальцах разные предметы при разговоре. На этот раз предметом, подвергшимся головокружительной экзекуции, оказался картонный стаканчик с остатками кока-колы, которую бывший журналист выпил почти залпом, в несколько больших глотков. Красный стаканчик так и мелькал перед глазами у Поремского.

– Значит, вы теперь оператор? – сказал Поремский, вытирая губы салфеткой (Владимир Дмитриевич решил соединить приятное с полезным и заодно пообедать).

– Так точно, – кивнул Парфенов.

Вы этому где-то учились или овладеваете профессией по ходу работы?

Парфенов едко усмехнулся:

– Этой профессией нельзя овладеть «по ходу». Я три года проучился во ВГИКе, на операторском, прежде чем перевестись на журналистский факультет.

– Ясно.

Парфенов быстро огляделся по сторонам, и в его руке откуда ни возьмись появилась маленькая бутылочка коньяку.

«Московский», – прокомментировал бывший журналист, свинтил крышку и плеснул немного коньяку в картонный стаканчик. Выпьете со мной? – обратился он к Поремскому.

– Спасибо, нет. Я на работе.

– Я тоже, – пожал плечами Парфенов. – Но, как видите, мне это нисколько не мешает.

Он спрятал бутылочку в карман жилетки, затем взял стакан и, закинув голову, ловко опрокинул его содержимое себе в глотку.

– Ну вот, – сказал бывший журналист, и по его конопатому лицу расползлась довольная улыбка, – теперь можно и поговорить. Так о чем вы хотели меня спросить?

– О вашей статье. Про махинации на заводе «Ракета».

Парфенов вздохнул и нахмурился:

– Помню-помню… Вообще-то это дело прошлое. В моем настоящем – только камера и штатив. Ну да ладно. Если спрашиваете, значит, вам действительно интересно.

В своей статье вы писали, что была предпринята попытка захвата завода. Расскажите об этом поподробнее.

– На этот завод велась активная атака со стороны коммерческой структуры под названием «Нем-трейдинг», зарегистрированной на Кипре. Она приобрела девять процентов акций «Ракеты», и если бы ей удалось скупить еще один процент, то ее представитель вошел бы в состав акционеров завода. А в перспективе мог стать гендиректором.

– Что это за фирма?

– Я знаю только то, что знали все. А все знали, что за фирмой с Кипра стоял главный экономист завода Андрей Голубев вместе с некими финансовыми покровителями. Кипрская офшорка безуспешно выдвигала его в совет директоров. Впрочем, обо всем этом я написал в статье. Правда, там больше намеков, чем фактов, но… Вы позволите, я еще раз остограммлюсь?

– Как хотите. Только чтобы дети не видели.

Парфенов усмехнулся:

– Не увидят. А если и увидят – невелика беда. Нынешних детей ничем не удивишь. – Он еще раз проделал фокус с коньяком и кока-колой, затем продолжил: – Итак, с помощью своих покровителей Голубев таки пробрался в руководство «Ракеты». Уникальный оборонный завод он начал превращать в цех по сборке мясорубок. Кроме того, возникли подозрения, что некоторая часть средств по индийским контрактам не поступает на завод.

– Индийские контракты? – прищурился Поремский.

Парфенов кивнул:

– Да. «Ракета» подписала с ними контракты на поставку систем ПВО. Но об этом лучше спросите у кого-нибудь другого. Я не успел вникнуть в детали.

– Хорошо. Так что там с Голубевым?

– Против него в местной милиции возбудили уголовное дело. Но, как это обычно происходит в нашей стране, дело быстро замяли, чтобы не бросать тень на само предприятие. Однако с прежней активной деятельностью Голубеву пришлось завязать. В итоге пост гендиректора занял Владимир Барков, который отвечал на заводе за производство. А Голубеву дали пинком под зад. Репутация этого подонка была безнадежно испорчена, и покровители больше не хотели с ним возиться. Вот, собственно, и все.

Поремский внимательно посмотрел на бывшего журналиста:

– Почему же вы не продолжили развивать эту тему?

Тот усмехнулся:

– Неужели непонятно? Тема эта уж чересчур взрывоопасная. Я,знаете ли, не хочу, чтобы однажды утром меня нашли в подъезде с простреленной головой.

– А что, вам уже угрожали?

– Было дело, – кивнул Парфенов. – На следующий же день после выхода статьи мне позвонил некто, представившийся «доброжелателем», и настоятельно порекомендовал оставить «Ракету» в покое. И даже забыть это название.

– И вы тут же подняли лапки кверху?

– Если бы. Одними угрозами они не ограничились. В то время я еще был смелым малым, таким, как вы сейчас. Звонок еще больше раззадорил меня. Я отправился на завод и полдня беседовал с сотрудниками, стараясь узнать подробности. В тот же вечер меня встретили в подъезде двое неизвестных. Этакие гориллы с пудовыми кулаками в ботинках сорок седьмого размера. Итог встречи оказался для меня весьма плачевным. Два сломанных ребра, трещина в нижней челюсти, а также выбитый зуб – вот чего мне стоила эта проклятая статья.

Парфенов глянул на наручные часы:

– А теперь, если позволите, мне пора работать. Если что – звоните.

– Ага, все в сборе! – Поремский прикрыл за собой дверь и решительно прошел к столу. – Это хорошо.

– Выглядите счастливым, – заметил Камельков, отрываясь от компьютера. – >– Судя по всему, журналист оказался словоохотливым.

Кое-что рассказал, – кивнул Поремский. – А что у вас?

– А у нас в квартире газ, – весело отозвалась Алена. – И еще – корабельные пушки.

Поремский присел на стул рядом с ребятами и, прищурившись, глянул на экран компьютера.

– Что-то я не вижу никаких пушек. По-моему, это сайт анекдотов. Этим вы и занимались полдня?

– Обижаете, Владимир Дмитриевич. Анекдоты – это на время краткого перекура. А так… – Камельков стукнул по клавише, и картинка на экране исчезла. Вместо нее раскрылась страничка вордовского файла. – Вот взгляните. Это то, что мы наковыряли про вашу «Ракету».

– Не про «вашу», а про нашу, – сурово поправил Поремский.

Камельков кивнул.

– С этим не поспоришь. Сами будете читать или вам пересказать своими словами? Тут вообще куча ненужной шелухи. Ямогу за пару минут изложить самую суть.

Поремский откинулся на спинку стула и кивнул:

– Излагай.

Камельков пару раз кашлянул, прочищая горло, и приступил к рассказу:

– Значит, так. Завод «Ракета» входит в концерн «Геракл», точнее – в «Концерн ПВО «Геракл». Вместе с другими сорока пятью предприятиями. Предприятия эти в основном занимаются оборонкой. С недавних пор «Ракета» осталась единственным в России заводом по производству систем управления для противовоздушной обороны морских кораблей.

– Это точно?

– Да. Было еще два, но они обанкротились. Теперь более… э-э… щекотливые факты. Не так давно Индия и Китай обратились в российское правительство с просьбой переоснастить их военные суда. И если верить слухам и намекам… а иначе наше правительство, как вы понимаете, и не выражается… то все контракты достались «Ракете». И к тому же… – Голос Камелькова сорвался на хрип. – Секундочку! – сказал он, взял со стола бутылку колы и, свинтив крышечку, хорошенько к ней приложился.

Алена и Поремский молча наблюдали за его действиями – Алена с пониманием, Поремский с нетерпением. Наконец Камельков оставил бутылку с колой в покое.

– Уф-ф… – сказал он и вытер ладонью потный лоб. – Жара. Ален, продолжай ты, я что-то осип.

Поремский повернулся к Алене.

– А что тут продолжать, – пожала та плечами. – Основное Мишаня уже сказал. После заключения контрактов с Индией и Китаем завод «Ракета» стал весьма лакомым куском.

– Какова стоимость контрактов?

– В разных источниках называются разные цифры. От трехсот миллионов до полутора миллиардов.

Поремский присвистнул:

– Действительно, кусочек очень лакомый. Вот, значит, на что позарились господин Голубев и его веселая кипрская компания. Губа не дура.

– Что еще за компания? – спросил Миша Камельков.

– Да, Владимир Дмитриевич, расскажите же наконец, что вы узнали? – присоединилась к Камелькову Алена.

А меня здесь угостят чаем?

– И чаем, и печеньем, – кивнула Алена, – Что ж, тогда слушайте…

Глава 4
ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

Москва, 10 июня

Менеджер «Концерна ПВО «Геракл» Игорь Каленов был сегодня не в духе. День не заладился с самого утра. Вначале он проспал планерку, на которой должен был выступать со своими предложениями и дополнениями к индийскому контракту. Села батарейка на мобильнике, а поставить телефон с вечера на подзарядку Игорь забыл. Почему забыл? Известно почему. Если выпить за вечер бутылку виски (а в качестве разгона еще и полбутылки мартини, оставшегося с прошлого выходного), то забудешь не только про телефон, но даже про то, как зовут твою родную мать.

Пить накануне рабочего дня – дело, конечно, скверное. Но бывают моменты, когда просто нельзя не напиться. Особенно когда любимая девушка в ответ на твое предложение пойти куда-нибудь прогуляться отвечает тебе: «Извини, зайчик, но меня уже пригласили, перезвони часа через три-четыре». И ладно бы пошла с нормальным человеком, так ведь нет! Весь вечер шлялась по клубам с этим разряженным петухом из фэшн-агент-ства. Сознавать, что тебе, крутому менеджеру и просто хорошему парню, предпочли какого-то урода с петушиным начесом на голове, было невыносимо.

Перезванивать Каленов не стал. К тому времени он уже был некрасиво и безнадежно пьян.

Опохмелиться с утра не было никакой возможности, и Каленов поехал на работу больным и злым. Выступление свое на планерке он провалил (выкладки с цифрами забыл дома), с директором концерна поссорился (тому не понравился тон Каленова, а какой тут, к черту, тон, когда у тебя голова раскалывается!). А потом еще и на секретаршу наорал. Теперь дня три придется ловить на себе холодные, неприязненные взгляды этой матроны с тараканами в голове и с металлом в голосе.

Под конец рабочего дня Каленова ждал еще один неприятный сюрприз. Его серебристый «мерин», которому не было еще и двух лет от роду, вдруг взбунтовался и заглох при выезде со стоянки. Это уже ни в какие ворота!

– Мерзкая, бракованная железяка! – обругал машину Каленов. – И за что вас только хвалят!

Скинув «мерс» на попечение подоспевшему помощнику, Каленов отправился домой на казенной машине.

До дома добрался без особых приключений. Несколько раз Каленова подбивало остановить тачку возле какого-нибудь кабака и промочить пересохшее горло холодным и терпким, градусов этак на сорок, напитком, но он стискивал зубы и прогонял от себя эти гнусные мысли. «Хватит с меня и одного неудачного дня! До выходных ни капли!»

Железная воля помогла Каленову справиться с искушением.

Припарковав машину у подъезда, Игорь Каленов достал из кармана сигареты и закурил. Идти домой ему не хотелось. В квартире царил бардак. Домработницу он не держал, предпочитая прибирать комнаты сам. Не то чтобы Каленов жалел денег на уборщицу, нет, просто ему нравилось подмечать, как с каждым движением его руки квартира преображается: вещи становятся на свои места, пыль исчезает с полировки, узор на ковре становится четким и контрастным. Расставляя вещи по своим местам, Каленов в полной мере удовлетворял свою тягу к педантизму. Наводя порядок в квартире, он одновременно наводил порядок в своей душе.

Однако сейчас Каленову не хотелось идти домой. В его измученной похмельем и непониманием окружающих душе шевелилось какое-то мрачное, ничем не мотивированное предчувствие. «Стоит тебе покинуть машину, – шептал ему внутренний голос, – и случится что-то страшное, что-то такое, что уже невозможно будет исправить».

Каленов сидел в машине и курил, задумчиво глядя на мерцающий кончик сигареты. Минута шла за минутой. Вскоре сигарета превратилась в окурок.

– К черту! – нервно проворчал Каленов и щелчком пальца вышвырнул окурок в окно.

Путь от машины до подъезда занял не больше минуты. Каленов достал из кармана связку ключей и приложил магнитный ключ к кружочку электронного замка. В замке мелодично пропиликало – и железная дверь, вздрогнув, приоткрылась.

Едва Каленов взялся за ручку двери, как услышал у себя за спиной невнятный шорох. Сердце Каленова отчаянно забилось. «Вот оно!» – шепнул ему внутренний голос.

Обернуться Каленов не успел. Пистолет рявкнул четыре раза. Первая пуля вошла Каленову под лопатку, три остальные – в голову

Молодой высокий мужчина в форме капитана милиции быстро огляделся по сторонам. Участок двора, примыкающий к подъезду, был пуст. Мужчина бросил пистолет в куст сирени, повернулся и зашагал прочь. Походка мужчины была быстрой и уверенной. Распростертый на асфальтовой площадке у собственного подъезда менеджер Каленов этого уже не видел. Он лежал на правом боку, откинув в сторону руку, в которой по-прежнему была зажата связка ключей. Волосы Каленова были красными от крови. Лица у него больше не было.

Глава 5
ВТОРАЯ ЖЕРТВА

Серпухов, 10 июня

День коммерческого директора «Ракеты» Сергея Бойко начался более удачно. Он совершенно не пил спиртного, поэтому по утрам у него никогда не болела голова. Вставал обычно в семь часов, надевал спортивную форму, обувал кроссовки и отправлялся на утреннюю пробежку.

Двухкилометровая пробежка помогала Сергею не только размять суставы, но и прочистить затуманенные сном мозги. По ходу бега он обдумывал свои дела на грядущий день. Мысли его текли четко и ясно. Бойко давно уже заметил, что самые лучшие идеи посещали его во время утренней пробежки. Последующий же рабочий день был предназначен для того, чтобы воплотить эти идеи в жизнь.

Приняв душ, Сергей побрился, почистил зубы, причесал влажные волосы, оделся, затем отправился на кухню и принялся за кофе и круассаны, которые приготовила ему жена Нина.

– Не остыл? – спросила, показывая кивком на кофе, Нина, пышноволосая красавица-шатенка, с которой Сергей познакомился три года назад, представляя спонсоров на конкурсе красоты «Мисс Москва» (Нина заняла тогда почетное третье место и получила в подарок от спонсоров японскую видеокамеру).

– Нет, – ответил Бойко. – В самый раз. Ты ведь знаешь, я не люблю слишком горячий.

– Что у тебя сегодня на работе? Вернешься поздно?

Бойко улыбнулся:

– А что? Хочешь привести любовника?

– Точно, – кивнула жена. – Двоих.

Бойко был уверен, что жена ему не изменяет, однако иногда закрадывалось смутное подозрение. Нина была очень хороша собой. За два года в браке она не прибавила ни одного лишнего килограмма. Она любила мужское общество и к тому же была ненасытна в сексе. Все это давало богатую почву для ревности, однако Бойко слишком любил и уважал себя, чтобы не доверять жене.

Попив кофе, Бойко встал из-за стола, сказал жене «до вечера, дорогая», поцеловал ее в губы, затем взял портфель и вышел из квартиры.

Время до обеда пролетело быстро. А после обеда в кабинет Бойко вошел его старый друг и коллега Шварцман.

– Послушай, Серж, – сказал Шварцман, усаживаясь на уголок стола, – я буду говорить с тобой прямо и по-мужски, хорошо?

Бойко с любопытством воззрился на друга:

– Валяй. Что случилось?

– Ходят слухи, что твоя Нина… – Шварцман замялся, подбирая нужное слово. – В общем, что она ведет себя не так, как должна себя вести порядочная жена.

Бойко прищурился:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты только не обижайся. Я заговорил с тобой об этом только потому, что… – Шварцман вновь замолчал. Потом сглотнул слюну и докончил фразу: – Потому, что мне не доставляет радости слушать гнусные разговоры, которые ведут у тебя за спиной всякие уроды.

– Вот как? – Бойко нахмурился. – Что еще за разговоры? И при чем тут моя жена?

– Возле твоего дома есть кафе «Березка»? – вдруг спросил Шварцман.

– Ну есть.

– Так вот, болтают, что твою жену видели в этом кафе среди бела дня с каким-то парнем.

– Кто болтает?

Шварцман пожал плечами:

Не знаю кто. Я слышал только голоса.

– Что за чушь? – поморщился Бойко. – Какие еще голоса?

Обыкновенные, – сказал Шварцман и объяснил: – Я сидел в туалете, дверь кабинки была закрыта. Поэтому я слышал только голоса: два парня обсуждали твою жену. Один из них сказал другому: «Между нами говоря, эта красотка не прочь иногда сходить налево». Второй ему: «Да ладно тебе! Ты что, свечку над ней держал?» А тот: «Нет, не держал. Еще круче! Я сам лежал под этой свечкой!» А потом добавил: «Недалеко от их дома есть кафе «Березка». Там мы обычно и встречаемся. Если хочешь – подъезжай и посмотри сам. Сегодня, в четыре часа. Не буду рассказывать о том, чем мы с ней занимаемся в туалете, но…»

– Ну хватит! – рявкнул Бойко, бешено вращая глазами. – Хватит пороть ахинею!

– Я просто пересказал тебе то, что слышал, – обиженно ответил Шварцман. – Мне, конечно, следовало бы промолчать, но мы с тобой дружим почти с детства. Если бы я увидел парня, который… с которым… В общем, если б я увидел этого мерзавца, я бы набил ему морду! Клянусь!

Шварцман ушел, оставив Бойко наедине с мрачными, мучительными мыслями.

«Неужели это правда? – думал Бойко. Неужели все, что он сказал, правда? Нет, не может быть. Я слишком хорошо знаю свою жену, чтобы верить дурацким сплетням».

Несмотря на пламенную веру в честность и нравственную чистоту жены, мысли Сергея Бойко с каждой секундой приобретали все более яростный оттенок.

«Но что, если это правда? Что, если все эти годы она наставляет мне рога? И все вокруг знают об этом!» От последней мысли по спине Бойко побежали холодные струйки пота.

«Все знают, и все смеются надо мной! Черт!»

Бойко вскочил на ноги, постоял так с полминуты, затем вновь опустился на стул. Он вынул из стаканчика остро отточенный карандаш и принялся задумчиво постукивать им по столешнице.

«Да нет, – убеждал себя Бойко. – Полная чушь. Просто эти ублюдки завидуют, что у меня все хорошо. Завидуют тому, что у меня есть деньги и красивая жена, а у них нет ни черта. Они считают копейки в дырявых кошельках и дрочат по ночам в потные ладошки, а я занимаюсь любовью с самой красивой женщиной. К тому же этот Шварцман… Он всегда был неравнодушен к моей жене. Помню, каким взглядом он смотрел на Нинку на нашей свадьбе! Чуть глаза не потерял, черт булькастый! С другой стороны – зачем ему врать? Чтобы досадить мне? Да нет, это как-то глупо и мелко. Даже для такого глупого и мелкого паршивца, как Витька Шварцман».

Сергей Бойко саркастически усмехнулся.

«Неудачники, – подумал он. – Мерзкие, завистливые неудачники. Хотя… – На высокий лоб Бойко вновь набежали морщины. – Если в словах того туалетного ублюдка есть хоть доля правды, я легко смогу это выяснить. Более того – я просто обязан это выяснить!»

Без пяти четыре машина Сергея Бойко остановилась возле кафе «Березка». Он выбрался из салона, громко хлопнув дверцей, и направился было к кафе, но успел сделать не больше трех шагов.

Высокий молодой человек в форме капитана милиции подошел к Бойко, поднял руку с зажатым в ней пистолетом Макарова и нажал на спусковой крючок. Выстрел отбросил Бойко к машине. Молодой человек в форме капитана милиции нажимал на спуск еще три

Три пули вошли Бойко в грудь. Последняя, четвертая, – в голову.

Где-то закричала женщина. К ней присоединился еще один, охающий и причитающий, женский голос.

Молодой человек бросил пистолет на асфальт, рядом с трупом Бойко, затем повернулся и зашагал по дорожке, ведущей к проходному двору. Через несколько секунд он завернул за угол дома и скрылся из вида.

Глава 6
ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА

Питер, 10 июня

У парапета с бутылками пива в руках стояли два человека. Один – высокий и широкоплечий, с властным взглядом и сурово очерченными губами (по всему видать – большой начальник), второй – среднего роста, лысоватый, с намечающимся брюшком.

Лысоватый отпил пива, вытер рот пухлой ладонью и сказал, обращаясь к высокому:

– Нет, Владимир Сергеич, вы не правы. У жаркого лета тоже есть свои преимущества. Должны же и мы забыть про холод и снег и погреть свои косточки хотя бы один месяц в году.

Владимир Сергеевич Роткевич усмехнулся:

– Греть косточки надо на пляже, Антон. В трусах и с голым пузом. А не в пыльном городе и не в прилипающей к спине рубашке. И чтобы рядом было теплое море, куда можно окунуться и смыть пот.

– Это, конечно, да, – кивнул Антон Антонович Михайлов. – Но все-таки постоять вот так у парапета с бутылочкой пива в руке – тоже приятно. И так, чтобы не кутаться в плащ и не поднимать воротник от пронизывающего ветра.

Роткевич хотел возразить, но передумал. Ведь и в самом деле, приятно постоять вот так с пивом, забыв на полчаса о проблемах, деньгах, дурной погоде. Постоять и потрепаться о жизни со старым другом (пускай даже друг ниже тебя по чиновничьему ранжиру).

«Когда я в последний раз пил пиво у парапета?» – подумал Роткевич. Он припомнил тихий, далекий вечер. Тогда тоже была хорошая погода. Солнце шло на закат и не жгло так яростно, как сейчас. И рядом с ним стоял не обрюзгший от проблем и выпивки помощник, а прекрасная девушка по имени Ира.

Роткевич хорошо помнил тот разговор.

– Если хочешь, я разведусь с мужем, – тихо сказала Ира. – Ты только скажи.

Роткевич нахмурился.

– Понимаешь, солнце мое… – Слова выходили из его глотки с мучительным усилием. – Все не так просто, как ты думаешь. Конечно, мне не хочется делить тебя с другим мужчиной. Честно говоря, я прихожу в бешенство от одной только мысли о том, что он лапает тебя по ночам…

– Ты ведь знаешь, мы не спим вместе уже полгода, – робко напомнила Ира.

– Все равно. Все равно он постоянно рядом с тобой. В отличие от меня. И сознавать это очень неприятно.

Я понимаю. Мне тоже несладко от того, что ты спишь с другой женщиной. К тому же ее, а не меня ты называешь женой. Все зависит от тебя, Володя. Ты можешь все исправить. Только скажи, и я завтра же уйду от мужа.

Роткевич покосился на любовницу и вздохнул:

– Не будем спешить. Мы взрослые люди – и должны тщательно все обдумать, прежде чем совершить такой рискованный шаг.

– Рискованный? – Ира слегка побледнела. – Чем же он рискованный?

– Ну неужели ты сама не понимаешь? Половина того, что я имею, записано на жену. А от второй половины я должен буду отдать ей еще половину – по брачному контракту. Неужели ты хочешь жить с нищим?

– Я хочу жить с тобой. И мне совершенно не важно – нищий ты или богатый. Да и к чему этот разговор? Даже если ты отдашь жене все, чем владеешь, ты все равно не останешься нищим. У тебя есть хорошая работа. Да и я кое-что отложила на черный день.

– Черный день… – повторил Роткевич. – Значит, ты и сама признаёшь, что этот день будет для нас черным?

– Я просто не так выразилась. Впрочем… Если ты хочешь остаться с женой – оставайся. Но я так больше не могу. Я не могу больше жить на две семьи. Я схожу с ума!

Роткевич выдержал долгую паузу, собираясь с духом, и наконец сказал то, что давно уже собирался сказать:

– В таком случае нам лучше расстаться.

Ира не повернулась и не посмотрела на него. Она стояла у парапета и смотрела на черную воду Невы. Четкий, бледный профиль ее лица ясно выделялся на фоне вечереющего неба.

– Что ж… – тихо проговорила она, – пусть будет так. Прощай.

Ира повернулась и пошла прочь. Роткевич долго смотрел ей вслед, потом повернулся и пошел в другую сторону.

– … О чем задумались, Владимир Сергеевич? вывел Роткевича из задумчивости голос помощника.

– Да так, ни о чем.

Роткевич посмотрел на реку. Она была такой же темной и стремительной, как и в тот день.

О смерти Иры он узнал из газеты.

«Смерть известной журналистки потрясла питерскую общественность. Коллеги по работе и знакомые отзывались о ней как о веселом и жизнерадостном человеке. «Не знаю, что толкнуло ее на такой отчаянный шаг, – сказал нам по телефону главный редактор телеканала, на котором работала Ирина Богус. – Я встречался с Ирой за день до ее смерти. Она выглядела абсолютно нормально. Глаза были, как всегда, насмешливы. В них не было ни усталости, ни отчаяния. На работе у Иры тоже не было проблем. Она была поглощена новым проектом, в котором принимала самое деятельное участие. Кто бы мог подумать, что она решит свести счеты с жизнью…»

Отложив газету, Роткевич поймал себя на том, что не чувствует ни горя, ни сожаления. Наоборот, на душе у него даже полегчало. Зная вспыльчивый и нервный характер Иры, он ожидал от нее скандала, битья посуды, мучительного выяснения отношений, звонков жене с требованием «отдать ей то, что ей не принадлежит». Внутренне Роткевич готовил себя именно к этому. Но судьба распорядилась иначе.

«Дурочка, – устало думал Роткевич о бывшей любовнице. – Она сделала это, чтобы я почувствовал себя виноватым. Она хотела, чтобы чувство вины преследовало меня всю жизнь. Она и представить не могла, что ее смерть оставит меня равнодушным. Так или иначе, но она взрослый человек и сама сделала свой выбор. И моей вины здесь действительно нет».

– Опять задумались, – окликнул его помощник. – Вижу, вид реки навевает на вас грустные мысли. Или это пиво во всем виновато?

– Никто ни в чем не виноват, – тихо произнес Роткевич. Затем слегка тряхнул головой, словно приходя в себя, посмотрел на помощника и сказал: – Ты прав. Действительно, приятно постоять вот так у парапета с бутылкой пива. Я уже и забыл, как это здорово. Спасибо, что вытащил.

– Вы же сами хотели пройтись. Так что моей заслуги здесь нет.

– Жизнь, – задумчиво сказал Роткевич, – скользкая штука, Антон. Никогда не знаешь, где поскользнешься и разобьешь себе башку. Живешь вот так и совершенно не думаешь, что однажды тебе может упасть на голову кирпич. Или, скажем, не справишься с управлением на скользкой дороге и – кирдык. А есть еще инфаркт, рак и прочие малоприятные штуки.

Михайлов удивленно покосился на шефа:

– Что-то у вас и впрямь настроение сегодня философическое. Явам все о приятном, а вы мне – о грустном.

– Если вдуматься, Антон, грустного в этой жизни гораздо больше, чем приятного.

– Это как посмотреть. Если постоянно думать о кирпиче, который упадет тебе на голову, – тогда конечно. А если просто жить и радоваться тому, что дышишь, – тогда и жизнь в радость.

– И что, часто ты радуешься тому, что дышишь? – с усмешкой спросил Роткевич.

Помощник вздохнул:

– Вообще-то не очень. Пожалуй, пару раз в год. На день рождения жены и на день рождения дочери. В остальное время вертишься как белка в колесе и себя не сознаешь. – Михайлов посмотрел на шефа и улыбнулся: – Эх, Владимир Сергеич, заразили вы меня своим настроением. А ведь так хорошо все начиналось. Вышли из машины, купили пива. Кстати, в этом вот университете я когда-то учился. – Он показал на видневшиеся неподалеку здания Двенадцати коллегий. – Золотое было времечко. Сколько хочешь пива, сколько сможешь девок, и никаких забот, кроме сессий.

– Вся наша жизнь – одна большая сессия, – с грустью заметил Роткевич, которому никак не удавалось избавиться от накативших воспоминаний. – Экзамен следует за экзаменом, и конца-края этому не видно. Давай-ка лучше выпьем.

Они чокнулись открытыми бутылками и сделали по хорошему глотку.

Беседуя, коллеги не обратили внимания на то, как к поребрику, от которого их отделяло не больше десяти метров, припарковалась бежевая «девятка». Некоторое время «девятка» стояла, не заглушая мотора, но из нее никто не выходил. Затем машина потихоньку тронулась. Поравнявшись с Роткевичем и Михайловым, она вновь притормозила. Темное оконное стекло бесшумно поползло вниз. В образовавшийся проем высунулась рука, сжимающая пистолет.

Роткевич обернулся на шум двигателя и рассеянно посмотрел на руку с пистолетом. Внезапно взгляд его прояснился, глаза расширились, и в них показался испуг. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент прозвучали выстрелы.

Пистолет гаркнул ровно четыре раза. Бутылка, с недопитым пивом выпала из разжавшихся пальцев бизнесмена и со звоном разбилась об асфальт.

Номер стремительно рванувшей с места «девятки» был залеплен грязью, однако Михайлов успел разглядеть, что человек, сидевший за рулем, был одет в форменный милицейский китель.