Текст книги "Убийство ворон (ЛП)"
Автор книги: Флуд Эвелин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава четырнадцатая. Катарина
Дуло моего пистолета упирается ему в живот, мой палец твердо лежит на спусковом крючке, когда он касается губами моих губ. Раз. Два. Щетина на его лице царапает мою кожу. Губы Джио кривятся, а затем он отстраняется.
Поцелуй был нежнее шелка, но все, что я чувствую, – это холод. Холоднее, чем прикосновение его губ к моим.
Мой взгляд перемещается на Доменико. Он побледнел, одной ногой стоит на ступеньках. Но он ничего не может сделать, не может изменить то, что только что произошло.
Никто не двигается. Никто не смеет даже дышать.
Никто, кроме Джованни. Он поправляет лацкан своего элегантного черного пиджака и отворачивается от меня.
– Никакого оружия. Только один на один, – объявляет он. Правила въедаются мне в кожу. А затем он снова поворачивается ко мне, еще раз. – Я хочу, чтобы ты чувствовала каждую секунду, Катарина. Совсем как Николетта.
Il bacio della morte.
Поцелуй смерти.
Награда за мою голову для любого, кто достаточно храбр, чтобы попытаться.
Джованни Фаско только что объявил «сезон охоты», на меня.
Куда бы я ни пошла, за мной будут охотиться.
Все как один, мои старшие Вороны встали, плавным движением выстраиваясь в линию между мной и столами. В следующее мгновение Дом оказывается на платформе, его голос хриплый. – Приказ.
Но все, что я могу сделать, это уставиться на Джио, когда он обходит вокруг и выдвигает свободное место сбоку от Лучиано, опускаясь на него, как будто это не он только что взорвал бомбу у меня над головой.
– Кэт. – Голос Дома дрожит, он поворачивает голову, как будто люди собираются запустить оружие в мою сторону. – Приказ.
Я медленно облизываю губы. Опускаю взгляд на наследников по обе стороны от меня. Данте почти такой же бледный, как Доменико. Лучиано переводит взгляд с Джованни на меня, его лоб нахмурен.
Интересно, где Стефано. Когда Дом хватает меня за руку, это вырывает меня из патоки паники, окутывающей мой разум.
– Сядь, Дом, – шепчу я. Он начинает качать головой, и я тянусь к своему месту. – Я сказала… – мой голос становится жестче. – Сядь. Я еще не доела свою еду.
Я смотрю на Ворон. – Все вы. Отойдите.
Винсент поворачивает голову, в его взгляде читается недоверие.
Посуда гремит, когда я ударяю рукой по столу. – Сейчас же!
Мой рев эхом разносится по комнате, побуждая их к действию. Дом игнорирует меня, перемещаясь и становясь прямо за моим стулом.
– Попробуй сдвинуть меня с места, – выдавливает он, когда я начинаю поворачиваться. – Клянусь гребаным богом, я вынесу тебя и к черту иерархию.
Прекрасно. Я придвигаю тарелку к себе, втыкая вилку в холодное мясо. У меня во рту привкус смерти, но я заставляю себя жевать, глотать, потягивать свой напиток, как будто в этой комнате нет группы людей, активно замышляющих мою смерть.
Я съедаю каждый кусочек.
Когда я наконец кладу столовые приборы на стол, раздается общий вздох облегчения как позади, так и по бокам от меня.
– Спасибо, черт возьми, – бормочет Данте. – Теперь ты уйдешь?
Я пользуюсь моментом, чтобы проверить расположение своего оружия, прежде чем встать. Дом уже здесь, готовый провести меня через небольшой боковой выход, но я уворачиваюсь от его протянутой руки и обхожу стол, игнорируя его отчаянные проклятия.
Еще больше взглядов, когда мои каблуки вонзаются в пол. Вороны наполовину привстали со своих мест, неуверенные и обеспокоенные, их головы вертятся по комнате. Эми выглядит окаменевшей, когда ее голова вертится по сторонам в поисках угроз.
Но встает только один человек.
Я замолкаю, когда Роза Фаско ныряет под руку Лео, бросаясь мне навстречу. Я поднимаю руку, чтобы никто из моих не вмешивался. Ее глаза светлее, чем у ее брата. Яркие, насыщенные, электрически-синие. И она пронзает ими меня.
– Ты убила мою сестру.
Ей не может быть больше тринадцати. Я держу руки расслабленно по бокам, рассматривая ее. – Я не препятствовала этому.
Ее лицо искажается, как будто она пытается сдержать слезы. – Она ничего тебе не сделала. Она никогда никому ничего не делала.
Я перевожу дыхание. – Иногда, – тихо говорю я, – плохие вещи случаются с людьми, которые этого не заслуживают.
Девушка обдумывает мои слова. Она кивает.
А потом она откидывает голову назад и плюет мне в лицо.
Моя голова откидывается назад, когда она шипит. – Ты заслуживаешь всего самого худшего. Я надеюсь, умирая ты будешь кричать.
– Роза. – Голос Джованни подобен хлысту, и она отшатывается, бросаясь к столу, когда я подношу руку к лицу и стираю следы ее ненависти.
Никто больше не двигается, когда я выхожу.
Слишком заняты планированием своей атаки, чтобы тратить его на хилую попытку.
Прохладный воздух ударяет мне в лицо, и Доменико оказывается рядом. Его рука дрожит, когда он рукавом вытирает последние капли, и я отталкиваю его руку. – Не надо. Все в порядке.
– Это нихуя не в порядке, – огрызается он. – Это совсем, нихуя не нормально, Кэт!
Он хватает меня за руку, когда я поворачиваюсь. – Куда, черт возьми, ты идешь?
– Домой.
Он недоверчиво качает головой. – У тебя на голове чертова мишень. Ты туда не вернешься.
Мои ноги все равно двигаются. – Ты выбрал это место, потому что его было легко охранять, – указываю я. – Так что назначь охрану. Они не выгонят меня из дома, Дом. Я знаю это место как свои пять пальцев. Там я в такой же безопасности, как и где-либо еще.
Более того. Здесь столько мер безопасности, что оно заперто крепче, чем в гребаном Алькатрасе. Единственный человек, который когда-либо прошел мимо, – это Данте, и я не могу представить, как он вонзает в меня нож ради славы.
Хотя, возможно, он так и сделал бы после последних нескольких дней.
Доменико следует за мной, его глаза постоянно перемещаются, пока мы быстро направляемся к апартаментам и поднимаемся по ступенькам. Я замечаю, что у меня трясутся руки, только когда пытаюсь отпереть дверь.
Теплые руки обхватывают мои. – Спокойно, – бормочет Дом. – Я сделаю это.
На этот раз я не спорю, отступаю назад и обхватываю себя руками. Темная ночь приближается, последние лучи осеннего солнца садятся за дубовую рощу. Ветер со свистом проносится по поляне, и я оглядываюсь по сторонам.
Призрачные глаза наблюдают за мной, и я вздрагиваю, когда Дом кладет руку мне на плечо. – Кэт.
Его прикосновение нежное, когда он ведет меня внутрь, толкает на диван и исчезает в моей спальне. Я моргаю, когда он возвращается с одеялом. – Для чего это?
– Для тебя. – Он накидывает его мне на плечи. – Ты замерзла.
Я не заметила.
Дом привычно передвигается по моей квартире, готовит кофе. Мы оба молчим, но я замечаю, как он поглядывает в окно. Когда он протягивает мне кружку, я обхватываю её руками, впитывая знакомое тепло.
– Спасибо.
Он опускается рядом.
– Всё это… может обернуться полным дерьмом, Кэт.
Я не тороплюсь, делаю глоток обжигающего напитка.
– Может, мне просто сдаться прямо сейчас.
Он толкает меня плечом: – Даже близко не смешно.
Я сглатываю, ставлю кружку на стол и туже закутываюсь в плед. Тяжесть оружия давит на живот.
– Они придут, Дом. Будут приходить снова и снова, выматывая меня по кусочку. В конце концов кто-то прорвётся. Это неизбежно.
Я могу быть на лекции. На тренировке. Завтракать, чёрт возьми,– а они всё равно придут. С ножами. Или с ядом. Все будут пытаться выполнить il bacio della morte. Это может быть даже не кто-то из Фаско. Джованни наградит любого, кто справится. Фаско или нет.
Мне приходит в голову мысль. – Ты больше не сможешь пробовать мою еду.
– Черта с два не могу, – тут же отвечает он. – Именно по этой причине я всегда пробую твою еду.
Он делал это в течение шести лет, всегда настаивая на том, что я не могла быть слишком осторожной. Я просто усмехнулась и позволила ему продолжать в том же духе.
Никогда не представляла, что это может произойти на самом деле.
– Я… Я не хочу терять тебя. – Слова почти застревают у меня в горле, опасно похожие на признание.
Может быть, это делает меня слабой, когда я нуждаюсь в другом человеке так же сильно, как я нуждаюсь в нем.
Но, по крайней мере, я достаточно сильна, чтобы признать это.
Когда я поднимаю взгляд, его лицо серьезно, серые глаза бегают. – Ты думаешь, я когда-нибудь покину тебя, Катарина Корво? Сначала им пришлось бы всадить мне пулю в череп.
Я закрываю глаза. Это именно то, чего я боюсь.
– Ты мой лучший друг, Дом. – Мой голос понижается почти до шепота. – Я не смогу сделать это без тебя.
Доменико Росси так плотно вплетен в нити моей жизни, что я даже не представляю, кем бы я была без него. Жестче. Холоднее. Дом дает мне возможность быть человеком в мире, который продолжает пытаться отнять у меня каждую частичку человечности.
Его руки накрывают мои. Когда мои веки приоткрываются, он стоит передо мной на коленях.
– Я всегда буду твоим лучшим другом, – выдыхает он. – Это никогда не изменится, Кэт. Никогда. Но ты...
Он всматривается в мое лицо, словно что-то ищет.
– Ты – моя конечная цель, Катарина Корво. И я буду бороться вечно. Так что ты не можешь просто сдаться. Ты хочешь развалиться на части? Я буду ловить тебя каждый чертов раз и собирать обратно. Но ты не должна отказываться от меня. Если ты не собираешься бороться за себя, тогда борись за меня. Пожалуйста.
Я теряю каждую частицу кислорода в своем теле. – Дом...
Он качает головой, его слова звучат хрипло. – Не делай вид, что это для тебя новость, Кэт. Мы оба знаем, что это не так. И я не прошу ничего такого, чего ты не готова дать.
Он опускает взгляд. – Но я здесь. Я никуда не уйду. Не проси меня не ставить тебя на первое место. Этого никогда не случится.
У меня начинают гореть глаза. – Я...
Я не знаю, что сказать.
Или, может быть, проблема в том, что я слишком много хочу сказать. Но ничего из этого не выходит, и Дом вздыхает. Он наклоняется вперед, пока наши лбы не соприкасаются, и я вдыхаю его знакомый запах, втягивая его, как будто это кислород, который он только что украл из моих легких.
– Что теперь? – Спрашиваю я, и он откидывает голову назад. Уязвимость, которую я заметила мгновение назад, исчезла, сменившись знакомым деловым выражением его лица.
– А теперь ты переоденешься, расслабишься и посмотришь какое-нибудь по-настоящему дерьмовое реалити-шоу, которое тебе нравится. – Он поднимается на ноги, и я смотрю на него снизу вверх. Моя голова похожа на кашу.
– Что ты собираешься делать? – спросила я.
– Я собираюсь убедиться, что ни один ублюдок не доберется до тебя здесь. – Наклоняясь, он нежно целует меня в лоб. – Наслаждайся сегодняшней ночью, Кэт. Я разберусь. А завтра ты сможешь разорвать их всех на части.
Сбрасываю каблуки, потягиваюсь и прохожу через комнату к двери своей спальни. – Хотела бы я, чтобы это было так просто.
Если бы только это было так же просто, как сражаться с врагом. Плохие парни против хороших. Но пока горячая вода льется мне на спину, я не могу избавиться от взгляда Джио. Как будто он увидел что-то, что кардинально изменило его. Это сломило его.
Его ненависть обоснована. Мой отец ответственен за смерть его сестры. И Маттео позаботился бы о том, чтобы ее смерть не была быстрой.
Мы не хорошие парни. Корво – враги.
Тошнота подступает к горлу, и я сгибаюсь над сливом, когда ужин выходит обратно.
Что бы каждый из нас сделал для тех, кого любит?
Что бы ни случилось со мной сейчас, новые смерти неизбежны.
И я так устала.
Я провела всю свою жизнь в Cosa Nostra. Меня воспитали, чтобы руководить, чтобы принять мантию моего отца, когда он уйдет. Я всегда гордилась тем, что я Корво, высоко держала голову, как Ворона.
Но это не то наследство, которого я хочу. То, где мы убиваем невинных, чтобы цепляться за последние остатки ушедших времен, прокладывать себе путь к власти любыми необходимыми средствами.
Когда последние остатки моей собственной вины смываются в канализацию, я выключаю воду и выхожу, вытирая пар, покрывающий зеркало. Усталость отражается на моем лице. Морщинки в уголках глаз. Темные круги, которые становятся только глубже.
– У меня нет выбора, – шепчу я. Мой отец ясно дал это понять в последние месяцы. Если я откажусь, если потерплю неудачу – он заберет у меня все.
Я должна победить.
Глава пятнадцатая. Доменико
Скрип заставляет меня резко поднять голову. Я сижу здесь уже несколько часов, наблюдая, как Кэт ворочается во сне на диване. Мне следовало бы разбудить ее, уложить в постель, но у меня не хватает духу, не тогда, когда она буквально себя загоняет.
А теперь это.
Il bacio della morte.
Поцелуй смерти. Редко назначается – и ещё реже кто-то после него остаётся в живых. По крайней мере, при моей жизни.
Медленно поднимаюсь на ноги. Я не боюсь, что они проберутся внутрь. Но на поляне дежурят четверо Ворон. Если кто-то прошёл мимо всех четверых, значит, либо мои люди уже мертвы, либо сюда пришёл не просто какой-то солдатик, желающий прославиться, убив наследницу Корво.
Только не в мое гребаное дежурство.
Я крепко сжимаю пистолет в руке, когда тихо подхожу к двери. Я знаю здесь каждый дюйм, лично проверял даже полы, и мои шаги бесшумны, когда я достаю телефон, открываю приложение безопасности апартаментов Катарины и просматриваю камеры, когда появляется сообщение от Дэнни.
Чертыхаясь, я открываю дверь. – Господи Иисусе, В'Ареццо. В данный момент ты просто умоляешь меня пустить тебе пулю в лоб.
Голова Данте откинута на перила, глаза закрыты, ноги вытянуты перед собой. «Глок», который он так любит, лежит у него на коленях. – Всегда рад встречи, Росси.
– Сейчас не время, – я говорю тихо, не желая ее беспокоить. – На случай, если ты не заметил, у нас тут сложилась ситуация.
Его глаза медленно открываются. – Я знаю. У меня был билет в первый ряд на это маленькое дерьмовое шоу.
Что-то в этом саркастическом комментарии не так. Через мгновение я пинаю его по ногам. – Подвинься.
Ему требуется мгновение, но я устраиваюсь напротив него. Из-за деревьев доносится свист, и я свищу в ответ. – Скажи мне, почему я не должен надрать им всем задницу к чертовой матери за то, что они позволили тебе пройти.
Он фыркает. – Я бы им такого не простил. Мои люди не подпустили бы тебя ближе чем на двадцать метров к моей двери.
– То же самое относится и к Кэт?
Он вздыхает, услышав скрытый вопрос. – Как я уже говорил, Росси. Независимо от твоего сугубо личного и, откровенно говоря, оскорбительного мнения обо мне, у нас действительно схожие приоритеты. У меня нет ни малейшего желания, что бы Катарина пострадала из-за действий ее отца.
– И что? – Спрашиваю я, уставившись на него. Его глаза блестят в темноте. – Ты предлагаешь себя в качестве телохранителя?
Его челюсть сжимается, и даже я вижу разочарование на его лице. – Я ограничен в том, что могу сделать. Не у всех из нас есть свобода идти своим путем. Но я не причиню ей вреда, Доменико. И я могу уделить ей время, которое у меня есть. Ты пытаешься прикрывать ее двадцать четыре часа в сутки и будешь совершать ошибки. А она не может позволить себе никаких гребаных ошибок.
Я наклоняю голову. – И это будет альянс Корво – В'Ареццо? У меня нет полномочий подписывать это дерьмо.
– Нет. – Его голос тверд. – Считай это личным предложением. Мой отец и Карло Фаско близки.
Я медленно киваю. – Понимаю.
В его тоне слышится горечь, и я могу понять почему.
– Ты любишь ее.
Он недоверчиво смотрит на меня. – Что за черт? Вы действительно заплетаете друг другу волосы, не так ли?
Но он не отрицает этого. Через минуту он вздыхает.
– В этом-то и проблема, не так ли? Мы все чертовски любим ее. Я. Ты. Даже Лучиано начал что-то вынюхивать. Эта женщина – шар огня и ярости, и нас всех влечет к ней, как мотыльков к пламени. Но никто из нас не может заполучить ее.
– Говори за себя, – бормочу я. Мое внимание задерживается на упоминание Морелли, но затем Данте смеется, низко и саркастично.
– Джозеф Корво никогда не подпустит тебя к ней. – Его слова резкие и жестокие. – Катарину Корво не отдадут простому силовику, Росси. И ты, черт возьми, прекрасно это знаешь. Однажды тебе придется стоять в стороне и смотреть, как он отдает ее кому-то другому. Завернутую в красивый бантик. Она – прекрасная возможность для него, и кто, черт возьми, не откажется от части своей империи ради шанса обладать ею?
Я продолжаю молчать.
– Если только… Катарина не возьмет верх раньше. – Он смотрит на меня, но я ничего не выдаю. – Тогда ей решать, кого она выберет. В качестве мужа… или любовника.
– Она не чертова собственность, – огрызаюсь я. Он машет рукой в сторону своего разбитого лица.
– Я это знаю. Чертовски хорошо. Но старая гвардия смотрит на это иначе. Может, она и наследница, но она также женщина. Это чертовски соблазнительная комбинация. Добавь сюда саму Катарину, и мужчины пошли бы за нее на войну.
Мужчины пошли бы за нее на войну.
– Просто посмотри на нас, – продолжает он, его слова мягко звучат в темноте ночи. – Ты думаешь, я блудливый, ненадежный мудак. Мне кажется, ты ханжа. Но вот мы здесь, ведем вежливый разговор во имя ее безопасности. Если это не гребаное дурное предзнаменование, то я не знаю, что это такое.
Звук, который срывается с губ, может быть забавным. Может быть.
– Итак, – говорю я. Мои глаза осматривают землю внизу. – Значит, временные союзники. Ради нее.
– Ради нее, – соглашается он. – Поспи немного, Росси. Мне нужно будет уйти на рассвете. Даю тебе слово, что ничто не проникнет за эту дверь.
Я не спрашиваю, что он сделает, если появится В'Ареццо.
Но когда я встаю и протягиваю руку, мне приходит в голову, что, возможно, он не совсем такой засранец, каким я его считал. Его пожатие крепкое, и мне интересно, чувствует ли он то же самое.
Война действительно создает странных союзников.
Дверь за моей спиной щелкает, и я смотрю на Катарину. Она все еще спит, и эта маленькая морщинка на ее лбу, которая, кажется, никогда не разгладится, становится еще глубже, когда я наклоняюсь, чтобы просунуть руки под нее.
Она вздрагивает, ее глаза открываются.
– Это просто я, – бормочу я. – Я отнесу тебя в постель.
Но она уже прижимается ко мне, мягко дышит мне в плечо, когда я несу ее в спальню и укладываю в постель.
Когда я выключаю лампу, она протягивает руку. Мягкие пальцы касаются моего запястья. – Останься.
Ее глаза закрыты. Возможно, она даже видит сон, а если и видит, сомневаюсь, он это обо мне. Может быть, он, о мужчине, сидевшим снаружи с пистолетом наготове.
Но я эгоистичный ублюдок, и я возьму от нее все, что смогу получить. Поэтому я снимаю туфли, обхожу кровать и кладу свой пистолет на тумбочку, прежде чем осторожно забраться на нее. Катарина отодвигается, прижимаясь ко мне, пока все, что я могу чувствовать, – это тепло ее тела, даже сквозь мою одежду и ее шелковую пижаму.
Она вздыхает, когда моя рука опускается на нее, и я осторожно, чертовски осторожно протягиваю руку и убираю выбившиеся волосы, закрывающие ее лицо.
Она спит всю ночь в моих объятиях.
А я совсем не сплю.
Глава шестнадцатая. Катарина
Тишина за завтраком неловкая.…
Я беру ещё кусочек яблока, откусывая с раздражением, пока сканирую лица за столом. Прямо напротив меня Эми бросает мне натянутую улыбку, а потом снова утыкается взглядом в свой тост.
Это могло быть связано с мужчинами, стоявшими вокруг нас, образуя стену между Корво и другими столами, на чем Дом решительно настоял. Или это мог быть смертный приговор, нависший над моей головой.
Сегодня утром все Вороны какие-то нервные.
– Ради всего святого, – наконец срываюсь я, когда Рико роняет чашку и тёмное пятно кофе расползается по ослепительно-белой скатерти. Все вздрагивают, и это бесит меня ещё больше. – Мы – Вороны. Ведите себя соответственно.
Вокруг меня раздаются невнятные извинения, но лица по-прежнему серьезные. Настороженные.
А в одном случае – злое.
Мой взгляд останавливается на Поле Маранзано. Он смотрит на меня, его рот скривился, а глаза сузились. Гнев улетучивается, когда я смотрю на него, но я все еще вижу его. – Хочешь чем-нибудь поделиться со всеми за столом, Пол?
Небольшой шум полностью стихает. Лица поворачиваются к нам, ожидая, что скажет брат предателя.
– Я думал, быть Вороной – это почетно. – Его слова короткие, резкие, когда он выплевывает их через стол в мою сторону. – Думал, что честь превыше всего. Но, очевидно, я ошибался.
У него за спиной взгляд Винсента опускается на своего подопечного. Он начинает двигаться вперед, лицо искажено яростью, но я поднимаю руку, останавливая его.
Пол опускает взгляд, но он еще не закончил. – Все говорят о девушке Фаско. Они говорят, что мы ее зарезали. Расчленили ее и бросили на лужайке. Где в этом честь?
Сжав челюсть, он смотрит на меня. – Почему мой брат мертв, если все это не имеет значения?
Взгляд перемещается на меня. Ожидающий, оценивающий.
Пол не единственный сердитый человек. Это видно по поджатым губам, по сгорбленному положению плеч. И я откидываюсь на спинку стула, оценивая ситуацию.
В нашем мире, где насилие и смерть так распространены, иметь кодекс чести – то же самое, что иметь твердую почву под ногами. Это держит нас в узде, напоминает нам, что у власти есть пределы. Уверенность. Безопасность. Понимание того, что независимо от того, насколько плохо обстоят дела, всегда есть границы, которые мы не будем пересекать.
Мой отец разорвал эти границы на части. Оставил меня здесь собирать осколки.
И я понятия не имею, что сказать Полу. Никому из них.
Не тогда, когда я с ними согласна.
– Не наше дело судить, когда у нас нет всей информации. – Я оглядываюсь по сторонам, стараясь встретиться с их глазами. Большинство из них отводят. – И у нас нет всей информации, потому что это не наше дело знать.
Несколько кивков. Лица отворачиваются.
Но Пол не готов оставить все как есть. – Ты знала? Ты согласилась с этим?
Дюжина ответов вертится у меня на языке. В конце концов, я выбираю правду. – Нет. Я не знала.
Это не освобождает меня от ответственности, по крайней мере, как наследницу. Я должна принять решение моего отца. Это также выставляет меня слабой. Но на лице Пола появляется выражение облегчения, и я не могу заставить себя пожалеть о своих словах.
– Поверьте мне, когда я говорю, что сожалею о потере Николетты Фаско больше, чем вы думаете, – тихо говорю я. – В грядущие дни наша честь будет важнее, чем когда-либо, Пол. Не позволяй этой фразе ускользнуть. Держись за нее всем, что у тебя есть. Человечность не так-то легко вернуть, когда ее больше нет.
Он кивает, гнев сменяется печалью, когда он откидывается на спинку стула. Но раздается новый шквал перешептываний. Дом проскальзывает на сиденье рядом со мной. – Подводишь черту, Кэт?
– Случайно. – Нахмурившись, я отодвигаю стул. В своем ответе Полу я выдала больше, чем следовало. Если я не буду осторожна, Вороны могут разделиться пополам, как раз в тот момент, когда мне нужно, чтобы мы были сильнее, чем когда-либо.
Стена раздваивается, все расходятся, чтобы начать свой день. Четверо Ворон отделяются, образуя свободный круг вокруг Дома и меня, когда мы покидаем зал. Я оглядываюсь, гадая, подойдет ли Эми поговорить со мной, но я не вижу ее в толпе.
К счастью, здесь присутствует всего несколько Фаско и нет Джованни, Лео или Розы. Они сердито смотрят на нас, но остаются сидеть, когда мы выходим. Один самоуверенный ублюдок щелкает воображаемым пистолетом и целится в меня. Ухмыляясь, я вытаскиваю нож из рукава, верчу его в пальцах, моя кожа танцует в опасной близости от острого лезвия.
Он опускает руку, и чертовски быстро.
– Пока тихо, – бормочет Дом, и я толкаю его в живот, когда мы направляемся к выходу. – Не привыкай к этому.
Они придут. Смерть не стоит торопить. Это нужно смаковать до тех пор, пока жертва не будет измотана страхом не меньше, чем фактическими покушениями на ее жизнь.
Это такая же моральная казнь, как и физическая.
Я не позволю этому случиться.
Проверяя свой телефон, я просматриваю расписание на день. Оно на удивление заполнено, и я стону. – Закон, опять. Боже, этот преподаватель – осел.
Дом ухмыляется. – Мы не можем нарушать закон, если не знаем его.
Семантика. Он остается рядом со мной, когда я захожу в дверь, и я бросаю на него взгляд, когда сажусь в кресло посреди комнаты. Он только приподнимает брови, прежде чем опуститься на сиденье рядом со мной.
– Серьезно? – Качая головой, я достаю свой ноутбук. – Ты будешь сожалеть об этом, большое всего в жизни. Просто подожди.
– Я ни о чем не жалею, когда дело касается тебя.
Моя рука дергается, и ноутбук почти соскальзывает с края стола, прежде чем его подхватывает пара больших загорелых рук. – Доброе утро, маленькая ворона. Я вижу, все еще жива.
Лучиано плюхается на сиденье рядом со мной, игнорируя свирепый взгляд Дома. – Это будет весело. Три часа с летучей мышью.
– Твоя родственница? – Спрашиваю я, с ангельской улыбкой, и он хмыкает. – Троюродная сестра моей матери. Или что-то в этом роде.
Пожилая женщина проскальзывает в дверь, ее глаза останавливаются на нас троих и расширяются, как будто она не ожидала, что мы будем здесь. Или не ожидала, что мы вернемся. Стефано Азанте проскальзывает следом за ней. Его взгляд скользит по нам, прежде чем он кивает и направляется к задней части зала, надевая наушники.
Определенно стоило пропустить это занятие. Лорена Морелли сразу переходит к повторению информации, которую она уже дала нам в прошлый раз, и я чувствую, как мои глаза начинают стекленеть. Дом выглядит так, будто его сейчас стошнит, когда я смотрю в его сторону, и я не могу сдержать фырканье. Люк наклоняется ко мне. – Если ты засмеешься, она начнет сначала. Не смей.
Мы все вздрагиваем, Дом приходит в себя, когда что-то попадает Люку прямо в центр его черной рубашки. Он недоверчиво смотрит на белое пятно.
– Лучиано. – Пожилая женщина вытирает руки от мела и указывает на него. – Повтори, что я только что сказала.
Он открывает рот, но ничего не произносит. Дом хихикает рядом со мной.
– Ты. Корво. – Я выпрямляюсь, когда она указывает на меня. Рассеянный, расфокусированный взгляд исчез, уступив место пронзительному, цепкому. – Повтори это.
– Я… не могу сказать, что слушала внимательно.
Лорена хмыкает. – А если бы тебя допрашивала полиция? Что тогда?
Тусклый румянец заливает мое лицо, когда она смотрит на нас, ожидая ответа, которого не приходит.
– Это твои последние месяцы, – наконец говорит она. – Ты потратила годы на изучение буквы закона и на то, как его обойти. Я мало чему могу научить тебя, что было бы полезно на данном этапе. Но ошибка заключается в том, что ты думаешь, что знаешь все.
Она поворачивается и плюхается в кресло. – Твоей ошибкой было бы недооценивать кого бы то ни было. Мы не можем позволить себе роскошь быть ленивыми. Полиция будет часами тянуть допрос, повторяя одно и то же снова и снова, пока у тебя не заслезятся глаза. До тех пор, пока все, что ты не захочешь сделать, – это поспать. Они свяжут тебя узлами, поработают над тобой, а затем подставят тебя из-за технической ошибки, которая лишит тебя свободы на срок от двадцати до пожизненного.
Она ухмыляется. – Если только ты, блядь, не обратишь внимание. И я твоя двоюродная бабушка, Лучиано Морелли. А не чертова троюродная сестра. Я меняла твои дерьмовые подгузники, ты хотя бы можешь запомнить нашу семейную связь.
Лучиано давится, и я наклоняюсь вперед.
Мне нравится эта женщина.
– Тогда сейчас. – Она вытягивает руку и хрустит шеей, от этого звука Дом вздрагивает. – Кто-нибудь, принесите мне чертовски крепкий кофе, черный, с тремя кусочками сахара, и я научу вас некоторым трюкам, которые не будут учтены в вашем образовании.
