Текст книги "Убийство ворон (ЛП)"

Автор книги: Флуд Эвелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава тридцать девятая. Катарина

Я отклоните звонок от Доменико.

Первый.

Пятый.

В какой-то момент я сбиваюсь со счета. Тогда я выключаю телефон.

Винсент стучит в дверь с телефоном в руке.

– Скажи ему, что я занята. – Мой голос срывается.

Снаружи выстроилась шеренга Ворон, рассредоточившихся по поляне, рассыпанных между деревьями. Готовые и ожидающие.

Я смотрю на время. Скоро начнется мероприятие, хотя я и не собираюсь присутствовать. Но проходят минуты, и становится ясно, что никто не придет.

Я медленно снимаю с себя все слои макияжа. Я аккуратно, уверенной рукой наношу новый макияж, распускаю волосы, прежде чем собрать их в замысловатый узел. И я готова к следующему шоу.

На данный момент я не знаю, сколько во мне осталось еще сил.

Но, по крайней мере, я выгляжу соответственно роли. Мое платье ниспадает до пола, глубокий v-образный вырез спускается почти до живота, удерживаемый на месте корсетом с шелковыми черными кружевами, изгибающимися по спине. От моих бедер оно ниспадает на пол, шлейф в добрый фут длиной.

Слой за слоем переливающегося цвета. Мерцающие черные перья, смешанные с глубоким фиолетовым и темнейшим индиго, создают гладкий водопад, ниспадающий изящными волнами.

Это платье, которое притягивает взгляд.

Но я отворачиваюсь от собственного отражения.

Я тянусь за спину и пытаюсь затянуть руками шнурки достаточно туго, чтобы перед остался на месте, и мысленно прихожу к выводу, что мне нужна помощь Винсента. Я открываю дверь, не раздумывая, полагаясь на Ворон снаружи, и мой взгляд падает на пару черных туфель.

Данте протискивается внутрь, закрывая за нами дверь. – Кэт.

У меня пересыхает в горле, и я подхожу к раковине. – Они не должны были тебя отпускать.

Руки Данте опускаются мне на плечи. – Никто не удержит меня вдали от тебя. Скажи мне чертову правду, Кэт. Я знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь, и я точно знаю, что ты не причинила бы вреда Розе Фаско. Так где же она?

На мгновение я не могу дышать. Он так сильно верит в меня.

Намного больше веры, чем у меня в себя.

Вместо ответа я поворачиваюсь, мой голос звучит резко. – Раз уж ты здесь, можешь привести меня в порядок.

Он дергает за шнурки до боли, ловко завязывая их, прежде чем повернуть меня. – Ради всего Святого, Катарина. Послушай меня, черт бы тебя побрал. Это серьезно. Они убьют тебя за это. Какой бы план у тебя ни был, это не имеет значения.

– Они уже некоторое время пытаются. В этом нет ничего нового.

– Джио больше нечего терять. Он сломлен.

– В этом и был смысл, – мой голос срывается, тон становится тише. – Я приму всё, что последует. Ты видишь то, что хочешь видеть, Данте. Всегда так было.

– Я тебе не верю, – выдыхает он. – Ты даже с Домом не хочешь говорить. Почему?

Я дышу. Вдох. Выдох.

– Потому что он не одобрит того, что я сделала.

Правда.

Сомнение начинает проступать на его лице.

– Ты лжёшь.

Качая головой, я подхожу к двери. – Прости, что я не та, кем ты хочешь меня видеть, Данте. Я сделала то, что было нужно. Либо я, либо Маттео. По крайней мере, я избавила её от него. Это всё, что я могла дать.

Достойную смерть. Не пропитанную ужасом, пытками и расчленением. Страхом, болью и изнасилованием.

Все, о чем любой из нас может в конце концов мечтать. Интересно, получу ли я то же самое.

Я прячу дрожащие руки в складках платья. – Мне нужно идти.

– Не ходи туда. – Данте делает паузу, и я ненавижу его за попытку, еще одну. Почти так же сильно, как люблю его за это. – Не иди, Кэт. Убегай сейчас, пока можешь. Возвращайся в поместье своего отца, где ты будешь в безопасности. Пожалуйста.

Если я чему-то и научилась, так это тому, что бежать к отцу – не самый безопасный вариант.

Слегка улыбаясь, я протягиваю руку и смахиваю ворсинку с его смокинга. В черном он выглядит безупречно, остро и опасно. – Прощай, Данте.

А затем я выхожу, оставляя его в дверном проеме.

Я не беспокоюсь о замках. Сомневаюсь, что вернусь.

Глава сороковая. Катарина

Уже несколько месяцев моя нога не ступала в главный зал. Конечно, с тех пор, как я вернулась.

Пульсирующие басы музыки приветствуют нас, когда я поднимаюсь по ступенькам, Винсент и Дэнни по обе стороны от меня. Они не разговаривают со мной с тех пор, как я вышла из своих апартаментов и оставила Данте В'Ареццо позади.

Я чувствую их осуждение. Чувствую это и от других. Порицание. Пол Маранзано выглядел так, словно готов был плюнуть в меня, когда я проходила мимо него.

Они не понимают. И не поймут, пока не столкнутся с подобным выбором, не столкнутся с пересечением собственных границ. Они есть у всех нас.

Я киваю в сторону дверей. – Открой их.

Мужчины вокруг меня зашевелились, обмениваясь взглядами поверх моей головы.

– Я сказала, открой двери. – По моему щелчку они медленно продвигаются вперед.

Главный зал гораздо более богато украшен, чем обеденный. Это место, где мы собираемся для официальных мероприятий, хотя ни на одном из них никогда не было так мрачно, как на этом. Когда мы проходим, атмосфера становится прохладнее. Это не вечеринка.

Единственный свет исходит от золотых канделябров над нашими головами. В каждом из них горят десятки тонких свечей, отбрасывающих мерцающий свет и тени на пол. В баре элегантно одетый персонал в черном предлагает все возможные варианты, от лучшего шампанского до лучшего бренди.

Доны не поскупились на расходы на сегодняшний вечер.

Куда бы я ни посмотрела, люди пьют. Большинство сильно. Несколько наиболее пьяных встают у нас на пути, быстро оттесняемые моими охранниками, когда я иду дальше, шлейф моего платья развевается позади меня.

К тронам, установленным в центре комнаты.

Как чертовски нелепо. По одному для каждого из нас, как будто мы боги. Как будто мы не такие ущербные и человечные, как все остальные.

Стефано – единственный присутствующий наследник. Он наблюдает, как я поднимаюсь по маленьким ступенькам, подбирая юбки. Усаживаясь на средний трон, я хватаюсь за позолоченные края. Замысловатое золотое украшение резко врезается в заднюю часть моих ног сквозь перья платья. – Добрый вечер, Стефано.

– Тебе не следует быть здесь. – Его голос звучит достаточно громко, чтобы его можно было расслышать сквозь музыку.

Я не поворачиваю головы. – Я именно там, где мне нужно быть.

В месте, откуда я могу наблюдать. Обращаю внимание на присутствующих. Азанте, Морелли и В'Ареццо сбиваются в небольшие группы, слоняются у бара. Общаются по указанию донов.

Следующее поколение Cosa Nostra. Сегодня вечером будут драки либо трах.

Вероятно, и то, и другое.

Я не вижу ни одного Фаско.

Даже Ворон поубавилось, основную массу составляют мужчины, которые выстроились в шеренгу перед пятью тронами. Я замечаю Эми, красивую и совершенную в ярко-золотом платье, но она отворачивается, чтобы не встречаться со мной взглядом.

Вдох. Выдох.

Я не выказываю никакого дискомфорта, когда сижу там и наблюдаю. Стефано присоединяется к остальным Азанте, но я остаюсь на месте, с прямой спиной.

Одна.

И по мере того, как приближается вечер, я жду.

Потому что они приближаются.

Я мельком замечаю Данте и Лучиано в толпе внизу, они прокладывают себе путь. Они не поворачиваются ко мне, кажется, вообще не смотрят в мою сторону.

Так что я сижу и жду. Стараюсь не думать о Данте. Лучиано. Или о Доменико, который будет бушевать на своей больничной койке, поскольку никто не берет трубку.

Но прежде всего я стараюсь не думать о Розе и Джованни Фаско.

С течением ночи толпа становится все более активной. Тихий, серьезный разговор переходит в пьяные выкрики, шум перерастает в почти оглушительный гул, который перекрывает музыку. Кто-то падает в пьяном угаре, увлекая за собой столик. Бокалы разбиваются об пол, красное вино пропитывает девственно белую скатерть.

Движущаяся, пульсирующая волна животных.

И тогда начинается безумие.

Глава сорок первая. Лучиано

Дым быстро заполняет комнату, закрывая мне обзор.

Люди начинают кричать, толпа дико толкается вокруг меня. Выпихивая меня назад, вынуждая отвернуться от того места, где я хочу быть. Ядовитый, удушающий запах наполняет мой нос, забивает легкие, когда я пытаюсь заорать на людей впереди. – Откройте эти гребаные двери!

Никто не обращает внимания, все дерутся.

Передо мной девушка В'Ареццо с криком падает, кто-то перелезает прямо через нее, не останавливаясь. Чертыхаясь, я наклоняюсь и хватаю ее за руку, поднимая на ноги, пока она рыдает. Но она не единственная. Толпа шумит у дверей, люди напирают на них сзади, не давая им возможности выйти.

Люди погибнут, если мы не откроем эти двери. Дым никого не убьет, хотя и может навредить, но настоящая опасность здесь – давка.

В отчаянии я оглядываюсь назад, но троны полностью скрыты от глаз черным смогом. – Данте!

Никакого ответа. Как будто он мог услышать меня за криками людей, пытающихся выжить.

Я сражаюсь, пытаясь продвинуться вперед, одновременно оттягивая людей назад, но это проигранная битва. Тела давят на меня со всех сторон, и я поднимаю голову, пытаясь вдохнуть. На свою беду, набираю полные легкие дыма.

И все это время люди толкаются у меня за спиной. Толкаются вперед.

В отчаянии я начинаю толкаться вбок. Поперек, вместо того, чтобы двигаться вперед. Это чертовски тяжело, когда люди рвутся вперед, но мои руки касаются стены, протискиваясь в маленький карман пустого пространства, когда я опускаюсь и делаю глубокий вдох там, где воздух чище.

Я крадусь по комнате, по пути ощупывая стены руками. Ищу. Дым все еще застилает мне вид на сиденье Катарины, но карманы открываются, дым рассеивается, оставляя за собой туманные струйки.

Я закрываю глаза с кратким облегчением, когда моя рука натыкается на что-то металлическое. Гребаная пожарная лестница.

Она сопротивляется, но я сильно толкаю ее, и она со скрежетом открывается. Врывается холодный, свежий воздух, и я делаю вдох, толкая другую дверь и ныряя обратно внутрь.

– Туда! – Я хватаю всех, кого могу, и почти швыряю их в направлении выхода, пока толпа не начинает оборачиваться. И бежать на свежий воздух.

Несколько скрюченных тел остаются там, где они есть, и я бросаюсь между ними, проверяя пульс каждого. Все еще дышат.

– Люк! – Раздается рев, и я поднимаю взгляд, пораженный выражением облегчения на лице Нико. Он крепко сжимает меня в коротком объятии, его рука хлопает меня по плечу. – Черт возьми. Что это, блядь, было?

– Сюда. – Поднимая бессознательную одну из Азанте у моих ног на руки, я передаю ее Нико. – Выводи всех. Мне нужно найти Кэт, Ник.

Потому что это не было гребаной случайностью.

Нет, это был отвлекающий маневр.

Когда я подхожу к тронам, Данте уже там.

Стоит уставившись на пустое место Кэт, застыв всем телом.

Схватив его за плечи, я трясу его. – Она могла выбраться?

Он выглядит мрачным. – Нет.

Я заглядываю за троны. – Там.

Мы врываемся через дверь в старый коридор. Данте опережает меня, он бежит вперед, до самого конца. Где несколько дверей приоткрыты и слегка хлопают на ветру.

Его лицо пепельно-серое, когда он поднимает что-то с пола. – Люк.

Перо поблескивает в его руке.

– Мы разделимся. – Я толкаю его вперед, в грязь, деревья и тропинки, ведущие хрен знает куда, ответвляющиеся во всех направлениях. – Они могут быть где угодно.

– Возможно, она уже...

– Нет, – огрызаюсь я. Я опускаю руку, чтобы убедиться, что мои пистолеты все еще на месте. – Они устроят из этого спектакль, что бы это ни было. Нам просто нужно добраться до нее первыми. Они будут недалеко.

У них есть несколько минут форы. Вот и все.

До тех пор, пока мы идем по правильному следу.

Глава сорок вторая. Катарина

Чувство тревоги возвращается ослепляющей, разрывающей на части вспышкой боли.

Я резко выпрямляюсь, крик застревает у меня в горле, когда боль в плече яростно выворачивается.

– Так-то лучше.

Я поворачиваю голову в сторону, когда меня тошнит, и я переворачиваюсь на другой бок. В нос ударяет запах яиц и серы.

Дым. Так много дыма.

И я не могла выбраться.

За исключением того, что пол подо мной не мраморный, а холодный, утрамбованный ил, мои пальцы впиваются в него, оставляя следы, врезавшиеся в землю. Задыхаясь, я прижимаюсь щекой к земле.

Удар попадает мне куда-то в левую часть грудной клетки. Мой крик становится резким, когда что-то трескается, мое тело переворачивается и, перекатившись, резко останавливается.

Тяжело дыша, я пытаюсь выпрямиться, пытаюсь дотянуться до своих ножей...

– Ищешь это?

Я моргаю, глядя вверх, когда мои кинжалы покачиваются передо мной. – Ага.

Благодаря дыму, вдобавок ко все еще заживающим следам от недавних попыток удушения, голос прорывается тихим хрипом.

Мужчина приседает, и пальцы хватают меня за подбородок. – Привет, сучка Корво.

Морщась, я пытаюсь отстраниться, но он легко удерживает меня. – Лео.

Охранник Джованни улыбается кривой, торжествующей ухмылкой, глаза сверкают ликованием. И что-то... более темное. – Сюрприз.

– Не совсем, – выдавливаю я. – Немного очевидно, если честно.

От удара моя голова откидывается в сторону, в ушах звенит, щеку пронзает боль, из горла вырывается сдавленный стон. Я протягиваю руку, мои пальцы пачкаются во влажной жидкости, которая стекает по моему лицу.

Лео поднимает руку, шевеля пальцами. – Я принес это специально для тебя.

Когда он встает, кастет поблескивает в свете звезд впереди. Поднимаясь на колени, я сдерживаю стон от боли в ребрах.

Меня окружает круг Фаско. Все лица смотрят на меня с отвращением.

Здесь не будет пощады.

Собрав во рту кровавую мокроту, я выплевываю ее на землю к ногам Лео. – Воруем идеи у Ворон, Лео? Ужасно лишен воображения. Круг – это наша фишка.

Его лицо искажается от ярости. – Как ты смеешь?! Смеешь отпускать гребаные шутки, пока тело Розы еще даже не остыло. Где она?

Когда я продолжаю молчать, он хватает меня за голову и поворачивает ее. – Видишь это? Вот куда ты попадешь, Ворона. Скажи нам, где она, и я пристрелю тебя прежде, чем отправлю туда.

Мой пульс учащается, сердце подпрыгивает болезненными скачками, когда я смотрю на место своей казни.

Деревянный ящик маленький. Настолько, что было ясно что не помещусь туда целиком. Им придется силой поднимать мои ноги, выкручивать их. Возможно, сломать их. Яма рядом с ним достаточно очевидна.

Капли пота выступают вдоль линии роста моих волос, стекая вниз и смешиваясь с кровью на лице. – По правде говоря, это, наверное, не мой любимый вариант.

Он наклоняется ко мне, брызги слюны стекают по моей коже, когда он ревет. – Скажи мне, где она!

Я беру себя в руки. Но ничего не говорю.

На этот раз удар сильнее, прямо в живот, и моя голова ударяется обо что-то твердое, когда я падаю на землю, воздух вырывается из меня, когда я задыхаюсь. – Ж-животные.

Он делает паузу. – Скажи это еще раз.

– Животные, – выдыхаю я. – Я... избавилась от этого. Улики.

Его лицо почти морщится. – Она не была уликой. Она была личностью. Как и Никки была гребаным человеком, ты, гребаная пизда.

Приготовься.

Дыши.

Он хватает меня за волосы, накручивая их на кулаки. – Я почти рад, что ты нам не рассказываешь. Ты не заслуживаешь ничего, кроме медленной смерти, Корво.

И он начинает тянуть. Такое чувство, что у меня вот-вот сорвется скальп, пока я шарю ногами, пытаясь не отставать. Когда он тащит меня к моей собственной могиле.

Тогда я борюсь, борюсь изо всех сил, но мое тело слабое, как гребаный новорожденный котенок. В голове звенит, плечо горит, боль пронзает все тело, но я царапаюсь, царапаюсь и бью кулаками, пока Лео не хватает мое лицо рукой и не ударяет по нему кулаком.

Слышен хруст моего носа, ломающегося под его рукой. Гораздо громче, чем мой крик, прерывистый, хриплый и слабый.

Я не могу бороться с ними всеми. Не наполовину ослепшая и полная боли.

И страх. Страх подступает к моему горлу, лишая меня возможности дышать.

Мы все рождаемся с ожиданием смерти. Мы живем в реальности этого каждый день. Зная, что в какой-то момент нож найдет свою цель. Пистолет попадет в цель.

Но никто не ожидает такой смерти.

Меня медленно вталкивают в ящик, сгибая и выворачивая, пока я не срываюсь на крик от боли в ногах. Они не помещаются, как я и думала, и я сдавленно стону, когда кто-то удерживает меня, а Лео стягивает ноги верёвкой, заставляя их принять угол, под который они никогда бы сами не согнулись.

Он тяжело дышит, когда выпрямляется.

Я безучастно смотрю на края дешёвой сосны, на узоры древесных колец. А потом поворачиваю голову и смотрю вверх на небо. Впитываю в себя вид звёзд.

Боль почти неописуема, мои ноги уже сводит судорогой.

Затем они берут мои запястья, обматывая их веревкой. Воздух вокруг меня полон пожеланий долгой и мучительной смерти. Звучат гнусные насмешки, деньги переходят из рук в руки, спорят, сколько времени пройдёт, прежде чем у меня закончится воздух. Кто-то призывает не кричать, потому что это отнимает слишком много кислорода.

У Лео есть для меня последний подарок.

Я смотрю на мешок и снова начинаю сопротивляться.

Только не это. Пожалуйста, только не это.

– Это прощание, Катарина Корво. – Его голос почти нежен. – Если тебе от этого станет легче, то это все равно лучшая смерть, чем та, что была у Николетты.

Он игнорирует мои мольбы, запихивая мне в рот что-то сильно пахнущее маслом. – Мы же не можем допустить, чтобы ты вышла из игры пораньше, не так ли?

Я бросаю последний отчаянный взгляд на звезды, прежде чем Лео натягивает мне на голову темную материю. Прежде чем мой мир сужается до звука бегущей крови в ушах, до горячего ощущения моего собственного дыхания на ткани.

Раздается глухой удар. Еще один.

А потом я двигаюсь, коробка поднимается.

Я приземляюсь с толчком.

Я пообещала себе, что не буду плакать.

Я поклялась в этом.

И я нарушаю это обещание, разбиваю его на куски, когда надо мной раздается мягкий стук земли, падающей на мой гроб.

Я не хочу умирать в темноте.

Слезы текут быстро, соленые и влажные, когда я пытаюсь перестать дышать слишком глубоко, пытаясь сберечь кислород. Стараясь не шуметь, на случай, если они это услышат, используют это, чтобы подразнить людей, которых я оставляю позади.

Я никогда не смогу сказать Данте правду.

Я никогда больше не смогу положить голову Дому на плечо.

Я никогда не сяду рядом с Люком в нашем секретном месте и не спрошу его о кинжалах.

И я никогда...

Нет.

Я отказываюсь портить какие-либо из этих воспоминаний.

И когда меня закапывают в холодную, темную землю, я закрываю глаза. Держусь.

Я Катарина Корво. И я не умру крича.

Вместо этого я начинаю считать минуты.

Жду, когда все закончится.

Глава сорок третья. Лучиано

Я убираю с дороги еще одну ветку, ломая ее, пока продираюсь сквозь густой подлесок. Секунды тикают слишком быстро, время ускользает.

Нет шума, который помог бы мне ориентироваться. Ничего, кроме шума ветра в деревьях, ничего, что дало бы мне представление о том, где она может быть. Ничего, кроме свиста ветерка, шелеста листьев, трущихся друг о друга у меня над головой.

В любое другое время это было бы успокаивающим. Но не сейчас, когда у меня на затылке выступил пот, а отчаяние угрожало задушить меня.

Потому что, если я потерплю неудачу, если Данте потерпит неудачу, если ни один из нас не сможет найти ее в этих богом забытых гребаных лесах, она не переживет эту ночь.

Это невозможно. Я не позволю этому случиться.

Я иду, маленькая ворона. Тебе просто нужно продержаться, пока я не приду.

Мое дыхание становится затрудненным и прерывистым, мои шаги вязнут в грязи, когда ноги переходят на бег.

Щелчок.

Я поворачиваю голову, и резко останавливаюсь. Прислушиваюсь. Напрягаю уши, сканирую глазами деревья справа от меня.

Еще один щелчок. Звук, которого здесь не должно быть.

Этот звук принадлежит человеку. Шарканье, которое следует за тем, как они пытаются сохранять тишину, только делает это более очевидным, и я меняю направление, осторожно сходя с тропинки. Останавливаюсь, чтобы послушать.

По этим лесам идет не одна пара шагов. Группа.

Мой пистолет ощущается успокаивающей тяжестью в моей руке, скольжу пальцем по спусковому крючку. Ожидая.

Готовясь начать войну, если понадобится.

Но звуки удаляются от меня, растворяясь вдали. Как будто они возвращаются в кампус.

Как будто они закончили работу.

Наткнувшись на след, я, не теряя времени, бросаюсь обратно в направлении, противоположном шуму позади меня. Я иду по сломанным сучьям и выслеживаю углубления, оставленные тяжелыми ботинками в грязи.

Катарина близко. Она должна быть рядом.

За исключением того, что след обрывается, когда я достигаю небольшой поляны, лес возвращается к своему естественному состоянию. Я медленно поворачиваюсь. Мои глаза обшаривают окрестности, пытаясь оценить, в каком направлении двигаться дальше.

Но нет ничего. Ничего, что дало бы мне хоть какое-то гребаное указание, хоть какую-то зацепку.

Темные мысли угрожают пробиться внутрь, даже когда я изо всех сил пытаюсь отогнать их.

Потому что представить мир без нее в нем невозможно.

И неприемлемо.

Я иду по поляне, осматривая каждый возможный угол, каждый возможный маршрут. Но ничего нет.

И если она не вышла за пределы этой точки, значит, она здесь. Или она была здесь.

Яркость звезд над головой отбрасывает тусклый свет на землю, и я делаю несколько шагов. Я опускаю взгляд, и вижу очертания обуви, следы шагов, движущихся во всех направлениях. Туда-сюда, как будто они ходят гребаными кругами.

Или если бы они были сосредоточены на чем-то. На чем-то на земле.

Сконцентрируйся.

Я тщательно отслеживаю шаги, отмечаю, где они становятся беспорядочными и запутанными. Ища место, где они собирались скопом, группировались вместе. Присев на корточки, я провожу пальцем по земле.

И тут я вижу это.

Так легко пройти мимо, что я чуть не упустил этого.

Но вот. Пограничная линия, шаги резко обрываются. Я включаю фонарик со своего телефона, направляя его к земле.

И когда я вижу прямоугольник, утрамбованный, аккуратно выровненный участок земли, на котором не остается следов, без листьев и мусора с лесной подстилки, мне требуются драгоценные, потраченные впустую гребаные мгновения, чтобы понять, что я вижу.

И ясность поражает меня. Не как удар молнии. Но в зарождающемся, клубящемся ужасе, который обволакивает мое сердце и душит его, вытесняет кислород из моих легких ползучими, коварными когтями.

Телефон выпадает из моей руки, подпрыгивает на земле и с грохотом останавливается, отбрасывая ломаный луч света на могилу передо мной.

Звук, который никогда не должен издавать ни один человек, звучит глубоко в моей груди.

Нет.

Мои колени ударяются о землю, и я зарываюсь пальцами в грязь. Хватаю, дергаю, царапаю, так быстро, как только могу. Мои руки горят, ногти срываются, когда я копаю.

Но я продолжаю копать, откидываю грязь, которая удерживает ее в ловушке.

И я молюсь.