Текст книги "Черная книга секретов"

Автор книги: Фиона Э. Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава двадцать вторая
Преподобный выступает на битву

– Братья и сестры! Добрые прихожане Пагус-Парвуса! – начал преподобный Левиафант. – Заклинаю вас, услышьте слова мои!

«Заклинаю? – испуганно переспросил он сам себя. – А так можно говорить в проповеди? А, ладно, сойдет. Кто тут понимает в тонкостях риторики!» И он продолжал говорить, но голос его дрожал, и руки тоже дрожали, причем и то и другое было заметно. Надо было выпить не один стаканчик виски, а два, нервы бы успокоить, пронеслось в голове у преподобного. Он уже много лет не читал проповеди, и уж тем более в такой неуютной обстановке. С неба сыпал снежок, а преподобный Левиафант стоял на ящике посреди улицы, неподалеку от дома Гадсона. Ему-то казалось, место для проповеди подходящее. Преподобный откашлялся и повысил голос.

– Ибо говорю вам, явился мне ангел в ночи и открыл мне тайну.

К этому моменту слушателей у преподобного было всего трое, а именно братья Корк, вооруженные снежками. Остальные прохожие обходили ящик и стоявшего на нем проповедника, оставляя на снегу цепочки четких следов, но задерживаться не задерживались. Однако когда прозвучало слово «ангел», местные жители подтянулись поближе. Упоминание об ангелах заинтриговало их изголодавшееся воображение. И вскоре вокруг преподобного собралась небольшая кучка слушателей с покрасневшими от холода носами.

– Ангел? Что, взаправду ангел? – спросил кто-то.

– Да, настоящий ангел, – подтвердил Левиафант.

– Преподобный, а вы не обознались? Может, это дух какой? Спиртной, из бутылки? – выкрикнул Горацио Ливер. – Оно бывает, если перебрать портвейну.

Священник побагровел, но продолжал речь:

– Истинно говорю вам, исполинского роста ангел явился мне с небес и поднял меня с одра моего!

– И что он сказал? – поинтересовался мясник, даже не пытаясь скрыть насмешку.

– И рек мне ангел: «Стирлинг, ступай к жителям этой бедной деревни и передай им, чтобы остерегались они, ибо дьявол бродит средь них, искушает грязными барышами и обманывает своими сатанинскими хитростями, уловляя людей в тенета свои».

– Чего-чего? Какие еще те не та? – засмеялся Элиас Корк. – Это по-каковски? Он иностранец, что ль?

– Деньги! – нетерпеливо перевел преподобный. – Дьявол среди нас, и он иску… заманивает нас своими деньгами. Дьявольскими.

– Дьявол у нас тут живет только один, а денег его мы не видели, – подал голос Джоб Молт, кузнец, и ткнул заскорузлым пальцем в сторону дома Иеремии.

В этот самый миг занавеска в окне упомянутого дома качнулась, и преподобный усомнился, верно ли он выбрал место для проповеди. Может, стоило поставить ящик чуть выше по склону?

– Речь не о мистере Гадсоне, – прошипел он, – а о Джо Заббиду. Думаете, что за сделки он совершает? Его послал сам дьявол!

Эти слова преподобный произнес с большим чувством и погрозил воздетым вверх кулаком. Слушатели заахали и заохали, и Левиафант понял: наконец-то вняли. Чтобы не дать публике опомниться, он торопливо продолжал:

– Джо Заббиду, скупщик душ и приспешник Сатаны, нагрянул неведомо откуда, словно бы возник из-под земли, явился во тьме ночной и заманивает вас в свою лавку роскошными товарами.

Ладлоу, слушавший проповедь с крыльца мясной лавки, хихикнул:

– Ну уж и роскошь – щербатый ночной горшок. Прямо все так и набегут на эту роскошь!

– А чего ему от нас надо? – спросила Лили Иглсон.

– Чего ему от вас надо? – по привычке переспросил Левиафант.

Составляя свою проповедь, преподобный над этим как-то не задумался. Он, собственно, не ожидал вопросов из публики. Раньше, когда он читал проповеди в церкви, вопросов никто не задавал. Слушатели обычно попросту засыпали.

Воцарилось оглушительное молчание.

– Э-э… минутку… ну… как вам сказать… – проблеял преподобный. – А, вот. Как только он заманит вас в тенета свои… то есть поймает в свои сети, он погубит ваши души. Ваши души пойдут в ад. Да.

Увы, на этой самой фразе преподобный Стерлинг Левиафант утратил внимание слушателей. Ад и возможность того, что душа попадет туда, местных жителей нисколько не пугали. Они не забыли воскресные проповеди многолетней давности, на которых преподобный усыплял их нудными рассуждениями на эту самую тему. Слушатели начали переговариваться, топтаться на месте, а кое-кто и вовсе пошел прочь. Преподобный Левиафант попытался взять реванш. Он помнил, что Иеремия Гадсон в случае успеха сулил ему ящик своего лучшего портвейна.

– Если дьявол заманит вас на свою сторону, вам суждено вечно гореть в геенне огненной! – завопил преподобный.

– Хоть согреемся! – выкрикнул в ответ старик Обадия, и толпа разразилась хохотом.

– Не шутите с дьяволом, с ним шутки плохи! – предупредил Левиафант, отчаянно стараясь вернуть внимание паствы. – Никогда не знаешь, слушает он или нет.

– Постойте-ка, преподобный, – вмешалась Руби Корк. – Вон идет сам приспешник дьявола. Давайте его и спросим!

В самом деле, по улице, прихрамывая, шагал Джо Заббиду – проворно, как снежный барс по скалам. В этот самый момент кое-кто из слушателей задался вопросом, а не прячутся ли в башмаках ростовщика пресловутые копыта.

– Всем доброго утра, – с улыбкой произнес Джо. – Кто-то меня звал? Или мне почудилось?

Хотя проповедь преподобного Левиафанта и не восприняли всерьез, однако всем показалось странным это совпадение: стоило ему помянуть Джо, и ростовщик тут же объявился.

– А… а вы вот послушайте, мистер Заббиду, – пискнул один из сыновей булочника. – Вот преподобный говорит, вы сам дьявол и заберете нас всех в ад.

Левиафант запротестовал. В его планы отнюдь не входило лично схватиться с Вельзевулом – лишь осудить нечистого в его отсутствие.

– Ничего такого я не говорил! – возразил преподобный. – Мальчик, врать грешно!

– Говорили-говорили, – подхватил сам булочник. – Слышьте, Джо, он сказал – вы нас уловите в эти, как их, ну, в паутину и заманите богатствами и заморочите всякими коварствами и фокусами.

Джо улыбнулся еще шире:

– Какие фокусы, что вы. Я просто ростовщик, вам это известно. Разве я занимался чем-то другим? Что касается богатств, пожалуйста, посмотрите у меня в витрине – может, они там выставлены?

Тут вся толпа дружно захохотала. Посрамленный Левиафант скатился с ящика и пустился наутек.

Глава двадцать третья

Из мемуаров Ладлоу Хоркинса

Целых три дня местные только и говорили, что о выступлении преподобного Левиафанта. Они это происшествие истолковали так: еще один удар по Иеремии Гадсону (тот наблюдал всю сцену из окна, даже и не очень прятался за занавеской), еще одна победа Джо Заббиду. Битва состоялась, только что на снегу крови не осталось.

Местные с самого начала приняли Джо Заббиду с распростертыми объятиями – с того утра, когда он у всех на глазах не испугался Гадсона. С течением времени эта горячая приязнь не только не ослабела, но, напротив, возросла. Теперь, стоило ростовщику появиться на улице, его встречали как коронованную особу. Клянусь моим папашей, я собственными глазами наблюдал, как один из местных, завидев Джо Заббиду, преклонил перед ним колени! Бедный Джо не мог спокойно пройти по деревне, чтобы его не остановили с десяток раз вопросами о том, как у него идут дела, как его драгоценное здоровье и даже как драгоценное здоровье лягушки Салюки. Хозяин был со всеми неизменно вежлив, дружелюбен и мягок, и все же постепенно я заметил, что всеобщее обожание начинает ему досаждать.

«Я сюда не для того приехал, чтобы мне поклонялись», – бурчал он.

Сам я задавался этим же вопросом, особенно когда ворочался ночью без сна. Итак, зачем же вы прибыли в Пагус-Парвус, мистер Джо Заббиду? Теперь я уже понимал, что все не так просто, как могло бы показаться. В самом деле: таинственный незнакомец появляется в глухой горной деревушке неведомо откуда и начинает раздавать деньги налево и направо, как будто их у него куры не клюют. И за что он платит? За всякий грошовый хлам и чужие страшные тайны. Галиматья какая-то, да и только. Сколько я ни пытался расспросить хозяина о его прошлом, Джо всегда переводил разговор на что-нибудь другое.

Хотелось бы мне знать, спрашивал я себя, всеобщее поклонение неприятно хозяину из скромности? Сам Джо старался по возможности избегать внимания публики, а я положительно купался в лучах славы. Кто обращал на меня внимание, когда я таскался по улицам Города? Ни единая живая душа. А здесь, в деревне, где Джо встречали как короля, меня встречали как наследного принца. Конечно, поговорить местные стремились не со мной, а с хозяином, и руку пожать жаждали ему, а не мне; но и со мной они охотно заговаривали – уж хотя бы доброго утра желали, и то приятно. Я не мог удержаться от улыбки, потому что думал: встреть они меня в Городе, шарахнулись бы прочь.

Может статься, местные так относились к нам с Джо еще и потому, что Пагус-Парвус был самой что ни на есть глухоманью. Но, как бы нас тут ни обожали, чуяло мое сердце: пока Иеремия Гадсон тоже живет в Пагусе, одним обожанием дело не ограничится.

Мы с хозяином вели очень занятую жизнь, однако, несмотря на то что у меня было полно забот по дому, да и Джо не сидел сложа руки, мы никогда не суетились и не спешили. Мне порой казалось, что здесь, в лавке ростовщика, время течет вполовину медленнее, чем во всем остальном мире. Ни разу не видел я, чтобы хозяин сделал хоть одно торопливое движение; все, что он совершал, совершалось спокойно и с достоинством. Но мне казалось, будто мы чего-то выжидаем, какого-то неминуемого события.

Когда день склонялся к вечеру, деревня затихала, а Полли и братья Корк успевали уже нанести нам свои обычные визиты и удалиться, мы с Джо усаживались у очага и грелись у огня, радуясь уюту и теплу. В такие мгновения даже мысль о возвращении в Город представлялась мне невозможной.

– Никогда туда не вернусь, – признался я как-то хозяину.

– Не зарекайся, – тут же отозвался он. – Все меняется.

Уж это точно – судьба моя переменилась. Для меня Джо был все равно что отец – такой отец, о котором я всегда мечтал. Вместо лохмотьев на мне давно уже была приличная и прочная одежда, а обноски, в которых я прибыл из Города, мы с хозяином с обоюдным удовольствием спалили в очаге. По меньшей мере раз в неделю я нежился перед очагом в жестяной лохани, по самый бортик полной горячей воды. И мы каждый божий день завтракали, обедали и ужинали. Благодарность и гостеприимство местных жителей выражались в разнообразных подношениях, так что дня не проходило, чтобы на крыльце у нас не появлялся какой-нибудь пакет, сверток, или корзина, или битая дичь. Нам приносили кроликов, голубей, даже воробьев (в здешних краях они почитаются за деликатес, особенно нафаршированные луком). Мясник порой оставлял на крыльце целую курицу или гуся.

– Это все взятки, – посмеивался Джо. – Пытаются меня подкупить, надеются, что если накормить, то я передумаю.

Передумать он не передумал, но все подношения принимал, и мы их с удовольствием съедали.

Мрачные воспоминания о прошлой жизни постепенно изглаживались из моей памяти, но на смену им пришло необъяснимое беспокойство. Я изводился, что слишком уж мне хорошо живется и так долго продолжаться не может. Нет, правда, – я столько всего натворил, что заслуживаю наказания, но оно меня почему-то не постигло, а совсем наоборот. Как же так?

Хозяин пытался развеять мои сомнения.

– Это распространенное заблуждение, – говорил он. – Многим кажется, что им слишком везет, что они незаслуженно счастливы. Но ты, я смотрю, забыл, что я говорил тебе об удаче?

– Вы сказали, что каждый человек сам творец своей удачи, – вспомнил я. – И судьбы.

– Совершенно верно, – кивнул Джо. – Ты определил свою судьбу, приехав сюда. Сейчас ты усердно трудишься и получаешь то, что заслуживаешь.

– Но у меня и в мыслях не было сюда ехать! – возразил я. – Коляска Гадсона оказалась у «Ловкого пальчика» по чистой случайности.

– Но решение залезть в нее принял ты сам.

– А если бы я, когда добрался сюда, не поднялся на вершину холма, а спустился вниз? Может, я бы сейчас работал подмастерьем у кузнеца, у Джоба Молта, и подковывал лошадей? А вы наняли бы в помощники одного из сыновей булочника, когда те пришли бы поглазеть на лягушку, – рассудил я.

– Вероятно, – согласился хозяин, – но ты забываешь, что эти трое едва знают грамоту.

– Но я выучился грамоте только потому, что ходил к мистеру Джеллико.

– И все же ты ходил к нему по собственному почину и выбору. Вот видишь? Ты все сделал сам.

Так мы и рассуждали вечер за вечером, так и ходили кругами, пока наконец однажды хозяин не спросил меня:

– Ладлоу, тебе здесь хорошо? Ты доволен?

– Да.

– А будь у тебя возможность вернуться в прошлое, в тот вечер в Городе, ты бы захотел изменить ход событий?

– Сам не знаю, – протянул я. – Поступи я иначе, я никогда бы вас не встретил.

– Именно, – веско отчеканил Джо. – Все, что с тобой случилось, и дурное, и хорошее, в конечном итоге привело тебя сюда.

На этом наш разговор прервался, потому что дверь лавки отворилась и вошел очередной посетитель. Кстати, если Джо и дремал у очага, то всегда просыпался, стоило кому-нибудь поскрестись в дверь. Но если он спал слишком глубоко, Салюки играла у нас роль дозорного: она будто чуяла приближение посетителя и, когда тот еще только подходил к крыльцу, громко квакала. И никогда не ошибалась.

О, эта лягушка была умная и занятная тварь. Когда хозяин позволял мне, я с удовольствием кормил Салюки. Как проворно она выстреливала языком! Глазом моргнуть не успеешь, а жук или червяк уже исчезают у нее во рту. Крышку террариума я с самого первого дня больше не трогал: хозяин запретил, и я слушался. Иногда Джо вынимал Салюки из ее стеклянного обиталища и держал на ладони. Он так нежно гладил лягушку по пестрой спинке, что Салюки едва не светилась и тихонько посвистывала на свой манер. А я не забыл слова хозяина насчет того, что нужно завоевать у Салюки доверие, и не терял надежды: может, когда-нибудь и мне это удастся.

Я отчетливо помню эти дни, проведенные в тепле и уюте лавки, где мы устраивались у огня и отворачивалась от холодного внешнего мира. Но, разумеется, внешний мир то и дело стучался в дверь. Местные жители всячески старались изъявить свою благодарность за все, что Джо для них сделал. Один за другим они освобождались из железной хватки Гадсона и радовались, что больше не состоят у него в должниках. Однако былое отчаяние теперь сменялось гневом: Иеремия так долго держал их в страхе, запугивал, обирал, измывался! Да, местные жители расплачивались с Гадсоном, возвращая деньги. Но не одной этой расплаты жаждали их сердца.

Как-то вечером нас посетил местный доктор, Сэмюель Моргс. Меня это не удивило: накануне Джо явно выделил доктора из числа дневных клиентов, как он обычно делал с очередным закладчиком секрета, и пригласил в гости в полночь. И, подобно предыдущим ночным гостям, у доктора тоже оказалась за душой интересная история.

Внешность у доктора была изможденная, что усугублялось не сходившим с его лица угрюмым выражением, и пациенты мистера Моргса вряд ли могли бы определить по его лицу, что их ждет – жизнь или смерть. Возможно, проведай пациенты, что доктор и сам затруднялся в точности ответить на этот вопрос, они бы встревожились. Ведь на самом деле мистер Моргс вовсе не был доктором, всего лишь самозванцем-шарлатаном, ударившимся в бега из других краев, когда тамошние его пациенты обнаружили, что продаваемое им чудо-лекарство, панацея от всех болезней, – не что иное, как крапивный настой с разбавленным вином.

Для такого беглеца горная деревушка была лучшим прибежищем, какое только можно помыслить. Сказать по правде, особого вреда доктор Моргс никому не приносил. Он появился в Пагус-Парвусе лет десять назад и с тех пор исповедовал один-единственный врачебный принцип: держался теории, что большинство хворей проходят сами за семь дней. Поэтому доктор прописывал всем пациентам свое чудо-лекарство (усовершенствовав его, то есть сменив вино с крапивным настоем на смесь меда и пива). Лекарство надлежало принимать неделю подряд, и оно оказывало замечательное действие. Что касается уровня смертности, никому из местных и в голову не приходило как-то увязать деятельность доктора Моргса и частые случаи смерти от сердечных приступов в местных краях. Доктор пользовался доверием.

Но сам он больше всего боялся, что Иеремия Гадсон разнюхает про его тайну.

– Не могу обещать вам, что Гадсон никогда не узнает ваш секрет, – сказал ему Джо, – но если и узнает, то не от нас. Даю вам слово.

Он проводил гостя до порога и распахнул дверь, но доктор все медлил.

– Этот человек – чудовище, – объявил Моргс. – Много лет мы страдаем под его гнетом, и теперь жители Пагуса жаждут мести. Я знаю, они рассчитывают на вашу помощь.

– Что же я могу сделать? – негромко поинтересовался Джо. – Я ведь всего лишь ростовщик.

– Но они о вас иного мнения, – пробормотал доктор.

Джо в ответ лишь пожал плечами и вручил доктору Моргсу кожаный мешочек с деньгами.

– Vincit qui patitur! – крикнул Джо вслед доктору, но тот уже был слишком далеко.

Я вопросительно взглянул на хозяина.

– Выигрывает тот, кто умеет ждать, – перевел он.

Как обычно, я выполнил свою обязанность и записал признание доктора Моргса слово в слово, но мне стало не по себе. Позже я спросил хозяина:

– Как по-вашему, мы должны что-то предпринять? Он ведь подвергает пациентов опасности. Сам не знает, что делает.

Джо остался непреклонен.

– Никакого вреда он никому не причиняет. А другого доктора в деревне нет, – ответил он.

Я возмутился, запротестовал, но Джо напомнил мне, что наше дело – хранить чужие тайны.

– Думаешь, мы бы долго протянули, если бы сведения о докторе выплыли наружу? Случись такое, все наше предприятие пойдет прахом, – сказал Джо.

Предприятие, подумал я, какое еще предприятие?! Никаких доходов мы точно не получали. Рано или поздно деньги у нас кончатся, и что тогда будет? Но я так привык к своей новой жизни, что и помыслить не мог о переменах, а потому решил держать свои сомнения при себе. Хотя я и не понимал, что происходит, но расстраивать хозяина не желал. Чем бы то ни было.

Глава двадцать четвертая
Иеремия замышляет план

Иеремии Гадсону казалось, что еще немного – и он спятит. Он понял, что по горло сыт ростовщиком Джо Заббиду. Этот человек почти полностью разрушил то высокое положение, которое Гадсон занимал в деревне. И теперь весь уклад жизни Иеремии был под угрозой – и его дела, и его развлечения, и его привычки. При одной мысли о ростовщике Гадсона начинало корчить, а произнести ненавистное имя он не мог иначе, как шипя и плюясь от ярости, – так, что изо рта летели брызги бурой слюны и крошки. Крошки летели потому, что у Гадсона имелось обыкновение разговаривать самому с собой за едой.

Как правило, Иеремия редко обедал в своей роскошной гостиной – чаще он уносил поднос в свой кабинет, не менее роскошный и просторный, но скверно освещенный. Стены кабинета от пола до потолка покрывали полки, так тесно набитые книгами, что они даже прогибались под тяжестью библиотеки. Да, Иеремия Гадсон собирал книги, хотя вовсе не относился к заядлым чтецам; чтение требовало от него непомерных усилий, и сосредоточиться Гадсону не удавалось. Собирал же он в основном редкости или дорогие издания, которые могли или послужить удачным вложением денег и подорожать со временем, или произвести впечатление на гостей. А потому библиотека Гадсона состояла из книг с причудливыми названиями, книг, полных непонятных фактов и непостижимых для их владельца сюжетов. Иеремия Гадсон являл собой прекрасный пример человека, знающего цену всему, но при этом не умеющего ценить что бы то ни было.

На сей раз Иеремия обедал бараниной. Набив рот, он принялся задумчиво жевать, мрачно размышляя о Джо Заббиду. Воплощенное зло – вот кто такой этот ростовщик! Только сегодня утром к Иеремии подошел на улице Джоб Молт, кузнец, и отдал деньги на сумму, вполовину закрывавшую его долг Гадсону. А ближе к обеду Полли доложила хозяину, что видела в витрине у ростовщика пару подков, и Иеремия понял, откуда у кузнеца взялись деньги. Опять проклятый ростовщик напакостил!

– Подковы новешенькие, так и сияют, – невинным голосом добавила Полли. – Уж наверно, ростовщик щедро за них заплатил.

После этого девчонка проворно шмыгнула вон из комнаты, и Иеремия отчетливо услышал, как она хихикает, направляясь в кухню.

– Надо было вышвырнуть этого Заббиду из деревни в первый же день! – прорычал Гадсон. – И чего я только ждал?

Однако в глубине души он понимал, что так просто ростовщика из Пагуса не выставишь. Разумеется, он давно догадался, какое отношение имеет внезапное богатство его должников к витрине Джо Заббиду, в которой появлялись все новые и новые товары. Но Гадсон полагал, что ростовщик не сможет до бесконечности снабжать местных жителей деньгами: рано или поздно он разорится, лавка его лопнет, и жизнь наконец вернется на круги своя. Однако то, что делал Заббиду, не укладывалось в рамки обычной коммерции.

Иеремия прожевал очередной кусок баранины и покачал головой.

«Как это он умудряется процветать, если платит всем подряд немыслимые деньги за всякий хлам?» Этим вопросом Гадсон задавался ежедневно. Ежедневно ждал он, пока Полли воротится, прибравшись у преподобного Левиафанта, и расскажет, что нового видела по дороге в витрине у Заббиду. И с каждым днем Гадсон чувствовал себя все более подавленно. А эта затея – обратиться за помощью к священнику! Как позорно она провалилась!

– Что же мне делать? – стенал Иеремия, замечая, как неуклонно сокращаются его доходы.

Теперь, когда почти все должники расплатились с ним, существовать на одну лишь ренту Гадсону было затруднительно. Правда, по-прежнему оставались деньги в банке, те, что Иеремия унаследовал от отца, но и эта сумма с годами растаяла, как сугроб на солнце, вследствие неудержимой тяги Гадсона к азартным играм. Роскошная жизнь, которую вел Иеремия, тоже обходилась недешево. Он давно был должен портному и шляпнику, сапожнику и цирюльнику, а уж о накопившихся карточных долгах Гадсон предпочитал вообще не думать.

Конечно, оставались еще доходы от шантажа. С тех пор как Гадсон разнюхал о тайне Горацио Ливера, он обеспечил себя свежим мясом. До недавнего времени приличный доход приносила торговля трупами, осуществляемая при помощи старика могильщика. К сожалению, с этой торговлей дела обстояли не вполне благополучно, и не только по вине Гадсона, утратившего власть над Обадией. Заказчики Иеремии (к слову сказать, именно эти молодчики в масках при необходимости выступали в роли его бейлифов, выселяя должников) принесли Гадсону неутешительные новости из Города.

– Анатомам теперь подавай свежие трупы, – сказал один из них. – Желательно молодых.

Иеремия схватился за голову.

– Они что, не понимают? Где я им возьму свежие молодые трупы в Пагусе?

– Не так уж это и сложно, – осторожно намекнул второй из похитителей.

– То есть как? – не понял Иеремия.

Его заказчики многозначительно переглянулись и разразились утробным хохотом.

– Ну, скажем, вот тут неподалеку, в бывшей шляпной мастерской, есть молоденький парнишка в услужении. Он бы как раз подошел, – сказал один из заказчиков.

– Ладлоу? – удивился Иеремия. – Да он жив и здоровехонек.

– Чем свежее, тем лучше, – подчеркнул второй заказчик.

И тут Иеремия понял, что именно ему предлагают, и остолбенел. Конечно, Ладлоу он терпеть не мог и всегда содрогался под пристальным взглядом мальчишки, но убийство, да еще с похищением трупа, – даже для Иеремии это было слишком.

– Нет-нет, – торопливо возразил Гадсон. – Думаю, таких мер не понадобится. Должны быть какие-то другие варианты. Кстати, как насчет зубов?

– Зубов? – переспросили заказчики.

– Я слыхал, вы торгуете зубами, – начал Гадсон, но заказчики только засмеялись. – Ладно, что уж там… – уныло оборвал он себя.

Заказчики равнодушно пожали плечами.

– Ничем не можем вам помочь, – сказал один. – Отдайте нам наши деньги, и мы квиты.

Тем дело и кончилось.

Иеремия отставил тарелку, не доев баранину, и угрюмо ссутулился в кресле. Он потерял аппетит, на отсутствие которого раньше никогда не жаловался. Гадсон пребывал в таком подавленном состоянии духа, что не стал листать книги, не притронулся даже к своей любимой – «Одинокому горному пастуху» (в фаворитах эта книга была у него потому, что словарный запас горных пастухов чрезвычайно скуден, и, следовательно, в книге рассказывалась достаточно простая и понятная Гадсону история).

Гадсон понимал, что, если Заббиду останется в деревне и будет продолжать жить по-прежнему, ему, Иеремии, следует ждать лишь новых неприятностей, и ничего больше. А потому он решил взять дело в свои руки.

– В Пагус-Парвусе нам двоим слишком тесно, – решительно объявил Иеремия теням, прятавшимся по углам. – Один из нас должен уйти.

Изнемогая от жалости к себе, Иеремия поднялся на второй этаж, в спальню, и стал готовиться ко сну. Не удержался и выглянул в окно – у него эта привычка превратилась в пунктик. Отсюда хорошо была видна лавка ростовщика на вершине холма, дымок из печной трубы и огонек в окошке, не угасавший до глухой ночи.

– Что он там делает? – в сотый раз гадал Иеремия.

Ему до сих пор так и не удалось выведать, почему ростовщик принимает посетителей по ночам, а никаких правдоподобных объяснений на ум не приходило по причине убогости воображения. Краем уха Иеремия слышал, что Джо Заббиду будто бы помогает желающим советом, но больше Гадсон ничего не выведал. Он неоднократно расспрашивал Полли, но девчонка лишь непонимающе таращилась в ответ.

Ах, если бы только знать, в чем секрет ночных визитов, думал Иеремия. Уж тогда бы он сообразил, чем взять этого Заббиду и что предпринять! Но какие бы сделки ни совершались в лавке ростовщика под покровом ночи, днем о них молчали. И Гадсон пришел к выводу, что ночные гости тоже каким-то образом составляют часть заговора Заббиду против него, Иеремии Гадсона. Теперь Иеремия еще отчаяннее хотел разгадать тайну ростовщика. Как-то утром он подкараулил на кухне одного из сыновей булочника, принесшего горячий хлеб, ухватил мальчишку за шкирку и сказал:

– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– А сколько дадите? – тут же спросил мальчишка.

Иеремия разинул рот и захохотал. Зрелище было малопривлекательное: обложенный язык выпивохи, почерневшие зубы, между которыми застряли кусочки пищи со вчерашнего ужина, бледные десны.

– Заплачу? Вот если ты не выполнишь мою работу, я тебе так заплачу, что своих не узнаешь! – прошипел Гадсон. – Я скажу твоему папаше, что застукал тебя у себя в кухне и что ты воришка.

С ловкостью, которая изумила бы даже опытного карманника Ладлоу, Гадсон запустил руку за пазуху мальчишке и извлек оттуда серебряный подсвечник, отчего юный Корк ударился в слезы.

Иеремия выпустил мальчишку.

– Делай что скажу, – прорычал он, – и ничего худого тебе не будет. Значит, так. Выясни, что творится по ночам у ростовщика, понял?

Мальчик заколебался, но он слишком боялся, что Гадсон и впрямь донесет булочнику. Выбора не оставалось, и юный Корк принялся шпионить за тем, что происходило по ночам в лавке ростовщика. Целую неделю мальчишка, стуча зубами от холода, прятался под окошком задней комнаты Джо Заббиду. И каждую ночь повторялось одно и то же: скрип снега и стук в дверь. Потом ростовщик впускал ночного гостя, усаживал у очага, вручал ему полный бокал. В углу неизменно сидел и строчил что-то в черной книге Ладлоу. Что именно говорилось в комнате, юный Корк расслышать не мог, но быстро смекнул, какие такие мешочки получают ночные гости от Джо Заббиду на прощание. По истечении недели мальчик решил, что узнал достаточно (к тому же он смертельно боялся, что ростовщик его заметит и поймает), и явился с отчетом к Иеремии Гадсону.

– Ну? – нетерпеливо спросил тот. – Что ты выяснил?

– Каждый гость разговаривает с Джо, а Ладлоу записывает из разговор в какую-то черную книгу.

– И все? – Иеремия ожидал большего.

Мальчишка кивнул и добавил:

– Уж не знаю, что они там рассказывают, но платит Джо за эти россказни щедро. Каждый раз целый кошелек дает. Вчера вот доктор Моргс у него был, я не разобрал, что он рассказывал, но лицо у него было ужасно серьезное. И еще я знаю, что мой папаша тоже побывал у Джо.

Это Иеремия Гадсон и сам прекрасно знал, поскольку булочник Элиас Корк недавно выплатил ему почти все, что задолжал.

– Ну а что собой представляет лягушка? – в отчаянии спросил Гадсон.

Услышанное его не утешило, потому что он не понимал, какая от всего этого ему лично может быть польза.

– Лягушку звать Салюки. Джо души в ней не чает, – продолжал мальчишка. – Трогать ее никому не дозволяет, но сам иногда в руки берет. Она, пожалуй, стоит несколько шиллингов, не меньше, это непростая лягушка. В жизни такой не видывал.

Иеремия был озадачен. Ночью он долго ворочался с боку на бок, обдумывая услышанное, и наконец осознал, что юный соглядатай рассказал ему ровно то, что нужно.

– Книга! – воскликнул Гадсон и сел на постели. – Вот что главное. Весь секрет в книге.

Мысли Иеремии лихорадочно заметались. Что именно содержит книга, он не знал, да это и не важно, важно то, что Заббиду она нужна и ростовщик в случае чего заплатит за нее любые деньги. В случае чего… если книга потеряется или ее украдут… Да, тогда уж Заббиду точно раскошелится как миленький. А еще лучше, если он согласится убраться из деревни и заодно заплатит, чтобы ему вернули книгу. Как только ростовщик уедет, жизнь Иеремии Гадсона наладится. Гадсон заволновался и даже подпрыгнул на кровати. Ах, какая превосходная месть получается! Уж теперь-то он расквитается с ростовщиком за все неприятности, которые тот ему причинил. И все же в плане Иеремии был один пробел.

Гадсон не мог взять в толк, как заполучить черную книгу. А с этого следовало начинать. Он промаялся до рассвета, и под утро его осенило. Пора нанести самоличный визит ростовщику.