Текст книги "Случайная встреча"
Автор книги: Филиппа Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
– Моя мать подумывает об июне, – сообщила я.
– Июнь – чудесный месяц для свадеб!
– Только слишком долго ждать! – вздохнул Эдвард.
– Поглядите на нетерпеливого жениха, – рассмеялась мать. – Нам понадобится время, чтобы хорошенько подготовиться, правда, Джессика?
– Амарилис тоже выходит замуж, – сказала я.
– За этого молодого человека? – неодобрительно спросила миссис Баррингтон. – Быстро же они договорились! Она ведь почти не знает его?
– Я познакомилась с ним при очень драматичных обстоятельствах, – напомнила я.
– Знаю… и таким образом он оказался в Эндерби! Да, довольно забавно. И все-таки я думаю лучше, когда люди уже достаточно хорошо знают друг друга. О человеке нужно многое знать, если ты собираешься прожить с ним всю жизнь! Мы были обручены… сколько, папочка?
– Два года! – гордо сказал он.
– А кроме того, мы были знакомы с детства!
– Это, конечно, пошло вам на пользу?
– Ну разумеется, мы точно знали, что ожидать, к чему готовиться!
Миссис Баррингтон искренне расхохоталась, и в это время в комнату вошла Клер.
– Ага, вот и Клер! – воскликнула миссис Баррингтон. – А у нас новости! Подай-ка Клер бокал, папочка! Наконец мы дождались: Эдвард и Джессика помолвлены!
Клер стояла очень спокойно, Но я заметила, что ее опущенная рука сжалась в кулак.
– А я думала… – начала она.
– Мы все думали, что они слишком долго тянут, – перебила ее миссис Баррингтон, – но, наконец, решились!
Клер повернулась ко мне:
– Поздравляю… и вас, Эдвард!
– Мы пьем за их здоровье и счастье, – сказал мистер Баррингтон. – Присоединяйся, Клер!
Она подняла свой бокал, посмотрела на меня, и в ее глазах был какой-то странный блеск.
Знал ли Эдвард, что она влюблена в него? А родители Эдварда? Я решила, что не знали. Клер жила в этом доме с раннего детства: никому не нужная сирота, которую привезли дальние родственники… К ней относились как к члену семьи, но все-таки, должно быть, она чувствовала себя не вполне уверенно. Хотя я убеждена: Баррингтоны делали все возможное, чтобы она не чувствовала себя чужой. И она любила Эдварда, действительно, любила его! Вот в случае с ней речь шла как раз не об уязвленной гордыне!
Она сумела принять свой удар более достойно, чем я. Я восхитилась Клер Карсон, и меня охватило неприятное чувство: я поняла, что, избрав такую судьбу, заняла ее место.
БУНТ
Эверсли жизнь била ключом. Хотя до свадеб оставалось еще три месяца, моя мать и Клодина занялись подготовкой с таким самозабвением, какого мне никогда не доводилось у них видеть. Эта свадьба должна была стать двойной. В прошлом мы всегда праздновали двойные дни рождения, но разве их можно было сравнить с двойной свадьбой! Все решили, что это очень удачно – я и Амарилис, выросшие бок о бок, выходим замуж в один и тот же день.
Однако за веселым возбуждением матери я ощущала некоторое беспокойство. Я думала, что она еще не может забыть о том, как неожиданно я объявила о своей помолвке. Полагаю, она понимала, что дело было не только в желании не отставать от Амарилис, и не упускала ни одной возможности подчеркнуть достоинства Эдварда.
– Он такой милый молодой человек! Сегодня утром отец снова говорил, как: он доволен тем, что ты выбрала именно Эдварда! В конце концов, его семью мы знаем уже достаточно. Это очень достойные люди, как и мы, в то время как… – и, нахмурившись, добавила:
– Ну, неважно… – но я понимала, что она хотела сказать, как мало мы знаем Питера Лэнсдона.
В другой раз она заметила:
– Дэвид настолько доверчив: он не похож на твоего отца! Он склонен думать, что все столь же простодушны, как он сам!
– Дэвид мудр, – обронила я.
– Он просто начитан и далек от реальности: знает классиков и может найти цитату к любому случаю! Он идеалист и плохо разбираетря в человеческой натуре. И Клодина с каждым годом становится все более похожа на него.
– Дэвид – очень добрый человек.
– Да, и я рада, что Клодина вышла замуж за него, а не за его брата. В свое время я думала… но это было давным-давно… Да, так о чем я говорила? Твое платье: нужно все-таки решать с рукавами…
Я задумалась над сказанным. Мать сравнивала Эдварда с Питером Лэнсдоном и радовалась тому, что я избрала Эдварда?
Действительно, по поводу моего брака столько было радости и у моих родителей, и у родителей Эдварда, что мне начало казаться, что, в конце концов, все складывается удачно. Был лишь один человек, у которого я заметила неприязненное отношение к происходящему, да и то едва уловимое: это Клер… Для меня было очевидно, что она влюблена в Эдварда. Я представляла, как она появилась в доме и как Эдвард-кузен был добр к ней. Но есть люди, которые чувствуют себя в такой ситуации неполноценными и обижаются на судьбу, так обошедшуюся с ними. Такой была тетушка Софи, похоже, такой была и Клер.
Но, признаться, я не слишком думала о ней, тем более к моим попыткам наладить дружеские отношения, Клер отнеслась холодно, и я стала избегать ее.
Было решено, что в марте я съезжу в Ноттингем. Нас с Эдвардом должна была сопровождать моя мать, ведь мы не могли ехать вдвоем, кроме того, она заявила, что если я собираюсь изменить что-нибудь в ноттингемском доме, то лучше заранее обсудить их с ней.
По пути мы с матерью провели два дня в Лондоне, сделав кое-какие покупки, а оттуда уже отправились в дальнее путешествие на север, в Ноттингем. Мы ехали в экипаже и останавливались на самых удобных постоялых дворах, где Эдварда, часто ездившего этим маршрутом, прекрасно знали.
С удовольствием я въезжала в город, очень красивый, расположившийся на берегу реки Трент. Высоко на утесе нависли над рекой стены Ноттингемского замка, полуразрушенного людьми Кромвеля во время гражданской войны. Эдвард очень гордился Ноттингемом и рассказывал об исторических местах, которые мы проезжали. Здесь разыгрывалась первая битва короля Карла I с парламентом. Кроме того, Эдвард был хорошо знаком и с давней историей города, с теми временами, когда он был захвачен датчанами.
Дом был, и в самом деле, очень привлекательным. Он был расположен недалеко от города, в весьма живописном месте. Он был выстроен в стиле, ставшем популярным в начале предыдущего столетия, в годы правления королевы Анны. В этом доме было, как, впрочем, почти во всех домах, выстроенных в тот период, какое-то сдержанное достоинство. Его нельзя было назвать дворцом или роскошным особняком: это был просто дом достойных людей, достаточно состоятельных и обладающих хорошим вкусом. Выстроен он был из камня, который добывали в этих же местах.
Мать назвала дом очаровательным. Она сказала, что такие усадьбы, как Эверсли и Эндерби, выглядят по сравнению с ним излишне кричащими. К радости Эдварда, я согласилась с ней, и было ясно, что он гордится своим домом и с удовольствием его показывает. Ну а больше всего он хотел, чтобы я побывала на фабрике. Из-за сложившейся ситуации он решил, что лучше будет посетить ее по окончании рабочего дня, а поскольку мы приехали в субботу, он предложил сходить туда на следующий день.
Это оказалось действительно интересно. Мать заинтересовалась не меньше, чем я, а Эдвард с большим знанием дела и энтузиазмом рассказывал о кружевах, истории их производства, о том, какие бывают виды кружев и как они менялись с течением веков.
Он показал нам особо ценные образцы: венецианская, итальянская и английская работа иглой и фламандская, русская и немецкая работа крючком. Мы увидели старинные коклюшки, которыми когда-то работали, а затем прошли в помещение, где устанавливались новые машины.
Там находился дежурный, вместе с которым был мальчик. Когда мы вошли, дежурный приветствовал нас.
– Все в порядке, Феллоуз? – спросил Эдвард.
– Да, сэр, – ответил мужчина.
Эдвард представил нам их: Феллоуз и его сын Том, только что начавший работать. Эдвард объяснил, что необходимо охранять машины днем и ночью: если сюда ворвутся луддиты, Феллоуз сможет поднять тревогу.
Я вздрогнула. Теперь я прекрасно понимала озабоченность Эдварда: почему он вынужден устанавливать эти машины и почему они вызывают такое недовольство рабочих. Эдвард объяснил:
– Это кружевная машина Ливерса. Количество нитей, из которых плетется кружево, зависит от образца, в соответствии с которым оно делается. Вот смотрите: здесь нити двух видов – или основа, и уток.
– Очень уж все сложно!
– Нет, работать совсем просто! С машиной управляется один человек, а она одновременно изготавливает шестьдесят отрезков кружева!
– Значит, машина может делать то, для чего понадобились бы шестьдесят человек?
– Вот именно!
– Нет ничего удивительного в том, что люди боятся потерять работу!
– Это называется «прогресс»!
Хотя было интересно, но это заполненное машинами помещение хотелось поскорее покинуть.
Мы оставили Феллоуза и его сына, охраняющих машины, и вернулись обратно, чтобы посмотреть другие образцы искусно плетенных кружев. В комнате с образцами на стенах висели картины, изображавшие развитие кружевного производства на протяжении нескольких веков.
Когда мы возвращались домой, я была подавлена. Эдвард взял меня под руку:
– Ты опечалена чем-то, не так ли? Не стоит, мы справимся со всеми неприятностями!
Мать проговорила:
– По-моему, проблема неразрешима! Я полагаю, эти машины вам необходимы?
– Ну конечно, иначе мы будем вынуждены закрыться: без машин не выдержим конкуренции!
– Но эти несчастные люди…
– Это как раз та ситуация, которая неизбежно возникает в процессе производства. Мы обязаны идти в ногу со временем!
– И обязательно кто-то должен пострадать?
– Такова цена прогресса! – уверенно ответил Эдвард. Было приятно, наконец, войти в его красивый дом.
Всем нам хотелось побыстрее забыть о проблемах, связанных с этими машинами.
Следующие дни были приятными: я с радостью окунулась в проблемы, связанные с внутренним убранством дома, и постоянно спорила об этом с матерью.
– В общем-то, – говорила я, – мне хочется изменить здесь совсем немногое.
– Конечно, он обставлен с большим вкусом, – согласилась мать. – Больше всего я люблю простоту, за которой скрывается элегантный комфорт!
– Дом просто очаровательный! – подтвердила я.
– Только не слишком влюбляйся в него: мы хотим, чтобы ты почаще приезжала в Грассленд!
По прошествии недели мать, как всегда, начала тосковать по дому. Она очень не любила покидать Эверсли надолго и решила возвращаться домой в середине следующей недели.
Эдвард отсутствовал большую часть времени. Я прогуливалась по городским садам, постоянно внушая себе, что я сама выбрала этот путь и должна полюбить этого человека.
А почему, собственно, и нет? Мне все больше и больше нравился Эдвард. Он был добрым, благородным и обещал стать превосходным мужем. Юные девушки по своей глупости ищут каких-то потрясающих приключений, мечтают о рыцарях, которые на самом деле существуют только в воображении самих девиц. Я была уже слишком взрослой для таких сказок, и нужно было смотреть в лицо фактам. Дело было не в том, что я действительно влюбилась в Питера Лэнсдона: просто я была взволнована тем, что он сразу же приметил меня, следил за мной и решился рискнуть, чтобы спасти меня. Все это выглядело романтичным приключением, в то время как мои взаимоотношения с Эдвардом были обыденными, крепкими и очень надежными.
Питер к тому же был непостоянен: слишком уж быстро он переключился с меня на Амарилис. Что я могла чувствовать в связи с этим? Досаду? Ревность? Но разве я не чувствовала всегда некоторую ревность к Амари-.лис – ее красоте, обаянию, мягкому характеру, к тому, что в ней отсутствовал эгоизм? У нее, и в самом деле, характер был лучше, и мужчина, у которого была возможность выбора, сделал бы глупость, предпочтя меня! Значит, Эдвард был глуповат, поскольку он всегда любил меня? Как там говорила одна из служанок: «Мужчины становятся дураками, когда дело доходит до женщин?..» И разговор тогда шел про меня и Амарилис. Я была как раз из тех женщин, на которых оборачиваются… все, кроме Питера Лэнсдона!
Нет, конечно, я не любила его! Вначале я была взволнована, его общество было занимательным, немножко загадочным. В Эдварде, конечно, ничего подобного не было.
Мне нужно было научиться любить Эдварда! Я приняла его предложение под горячую руку, а он поддержал меня. Иногда я задумывалась – знал ли он, что я заявила о помолвке просто от досады? Догадывалась ли об этом моя мать? Она постоянно перечисляла достоинства Эдварда, словно желая убедить меня в том, что я сделала правильный выбор.
Да, я обязана полюбить Эдварда! Я обязана подготовить себя к тому, чтобы смириться с судьбой, ожидавшей меня. Я сама выбрала ее, а Эдвард пошел мне навстречу… и всегда будет делать так. Я должна помнить о том, что мне повезло!
Помню, именно я сказала, что мне хотелось бы посетить фабрику тогда, когда там работают люди. Мне очень хотелось посмотреть, как действует машина, плетущая кружева. Эдвард, похоже, заколебался, но я настояла: «Мне было бы гак интересно…» Его обрадовал мой интерес – и он сдался не без колебаний. Так или иначе, мы договорились о том, что он приведет меня на фабрику.
Мы пришли туда в первой половине дня. Входя в дверь огромного помещения, заполненного людьми, я ощутила волнение.
Я чувствовала, что за нами наблюдают, когда Эдвард вел меня по цеху, время от времени останавливаясь, чтобы пояснить какие-то технические подробности. Я решилась заговорить с некоторыми из рабочих. Они отвечали мне очень сдержанно, и я задумалась – не задумывают ли они что-то? Возможно, уже тогда у меня появились дурные предчувствия… или же я придумала это потом? Теперь, вспоминая обо всем, я уже не могу быть ни в чем уверена. Я вдруг осознала, как нелепо выгляжу на фабрике в своей синей шерстяной накидке с воротником, отороченным соболиным мехом, в маленькой шляпке с алым пером и в алом платье. Слишком уж разительным, должно быть, был контраст между моей одеждой и платьем этих рабочих!
Я с облегчением вздохнула, когда мы вышли из цеха и направились в небольшую комнату, где какая-то женщина занималась сортировкой кружев, прикрепляя к ним этикетки.
– Это миссис Феллоуз, – объяснил Эдвард. – Она может невооруженным глазом обнаружить изъян там, где его вряд ли увидит кто-то другой!
Миссис Феллоуз, которой на вид было лет сорок, с удовольствием приняла эту похвалу. Я спросила:
– Это с вашим мужем мы здесь познакомились? – Да, он дежурил при машинах.
– У нас здесь работают несколько Феллоузов! – пояснил Эдвард.
– Мой сын Том здесь обучается ремеслу, – пояснила миссис Феллоуз. – И другой сын тоже работает здесь!
– Мы любим, когда работают семьями, – сказал Эдвард.
В этот момент в комнату вошел человек и что-то тихо сказал Эдварду. Он повернулся ко мне и сказал:
– Я оставлю вас на минутку! Побудьте с миссис Феллоуз, она покажет вам лучшие образцы наших кружев.
Я улыбнулась миссис Феллоуз.
– Полагаю, в этом городе делают кружева с незапамятных времен?
– Пожалуй, так, – согласилась она.
– Должно быть, приятно делать такие красивые вещи?
– Нас, мэм, беспокоит, надолго ли все это?
Я удивилась:
– А почему… почему нет? – Она угрюмо глянула на меня:
– Эти проклятые машины… Они отберут хлеб наш насущный!
– Но я слышала, что для процветания города будет лучше, если…
Женщина бросила на меня презрительный взгляд. Я заметила заплату на ее поношенном платье и опять увидела себя со стороны – отделанную мехом накидку и башмаки из самой лучшей кожи. Мне стало стыдно за то, что я столь поверхностно говорила о вещах, жизненно важных для нее. Мне хотелось сказать, что я сочувствую и понимаю ее, но я не могла подобрать нужных слов.
Именно в этот момент я услышала странный шум. Раздавались такие звуки, будто по полу тащили что-то тяжелое. Потом я услышала вопль, а вслед за ним еще крики.
Я встревоженно взглянула на миссис Феллоуз. Она смертельно побледнела.
– Господь, храни нас! – пробормотала она. – Это случилось! Я знала, что так будет, и вот началось!
Я схватила ее за руку.
– Что происходит?
– Эти люди… Они давно готовились, а теперь грянуло! Это, – она взмолилась. – Господи, сохрани нас и помилуй, наши люди поддержат их!
Я повернулась к двери. Она схватила меня за руку.
– Нельзя туда! Это чернь… Даме туда нельзя!
– Мистер Баррингтон…
– Он сам довел их до этого, разве не так? Не следовало перегибать палку! Если что-то произойдет, это будет его вина…
Я высвободилась и открыла дверь. Большое помещение опустело. Крики доносились откуда-то сверху, к я подумала, что Эдвард находится там. Они разбивают машины, а что сделают с ним?
Несколько человек пробежали по лестнице, похоже, убегая. На меня они не обратили внимания. Бросалось в глаза дикое выражение их лиц, и глаза, горящие фанатизмом. Когда я взбежала вверх по лестнице, из помещения вырвалось еще несколько человек. Меня чуть не сбили с ног.
Наконец, я оказалась в том самом помещений, где несколько дней назад Эдвард с гордостью показывал мне свои машины. Я была ошеломлена масштабом разрушений: машины были разбиты вдребезги, несколько человек еще колотили по ним молотками и железными прутьями. Я заметила того самого человека, Феллоуза, и тут же увидела Эдварда.
– Прекратите! – кричал Эдвард. – останови их, Феллоуз, останови! Неужели и ты с ними? Ты заодно с погромщиками?
Он бросился к Феллоузу, который как раз поднял над головой железный прут. У меня дух занялся. Эдвард сделал еще шаг вперед, и тогда Феллоуз его ударил. Эдвард закачался и упал в обломки того, что еще совсем недавно было великолепной машиной.
Я подбежала к нему и упала рядом на колени. Я решила, что Эдвард мертв, и меня охватили горе и раскаяние: ведь он не хотел приводить меня сюда, я уговорила его. Я была виновата, только я.
Я стояла на коленях рядом с Эдвардом и в ужасе смотрела на него: Неожиданно я осознала, что рядом еще стоит Феллоуз. Я закричала:
– Ты убил его!
– О нет, нет!
– Позови на помощь! – воскликнула я. – Немедленно! Найди врача и сразу же веди его сюда!
Феллоуз выбежал. Я не знала, выполнит он мои приказания или нет.
Наступила тишина, ужасная тишина. Эти люди сделали свое дело: уничтожили машины и убили Эдварда!
Не знаю, сколько времени я пробыла в этом помещении, среди разбитых машин, рядом с Эдвардом, лежащим среди обломков, смертельно бледным и неподвижным. Какие-то детали машин придавили ему ноги. Я попыталась сдвинуть их, но не удалось. Было жутко, я знала, что без посторонней помощи не обойдусь. В мыслях моих возникал Феллоуз. Когда я познакомилась с ним, он показался мне спокойным, достойным мужчиной, и был совсем не похож на себя, когда поднял над головой железный прут и ударил Эдварда. «Толпа! – подумала я. – Толпа не рассуждает! Ее охватывает желание уничтожить все на своем пути. Эта ярость проистекает из страха перед бедностью и голодом, и она превращает законопослушных граждан в погромщиков и убийц. И Эдвард называл это прогрессом!»
– Ах, Эдвард, – говорила я, – ты не должен умереть! Я буду любить тебя, обязательно буду любить! Я стану хорошей женой! Ты никогда не узнаешь о том, что все это произошло только потому, что Питер Лэнсдон предпочел мне Амарилис. Я буду любящей и нежной женой! Ты должен жить для того, чтобы я смогла доказать тебе, что я не такая уж эгоистка, Эдвард!
Он вдруг открыл глаза.
– Джессика… – пробормотал он.
– Я здесь! Я буду с тобой… всегда… – Он улыбнулся и вновь закрыл глаза.
Как было тихо! Сколько времени я провела там? Кто-то же должен прийти?
Все это было похоже на дурной сон, казалось совершенно нереальным, но все это происходило на самом деле. Я вспомнила, как впервые услышала рассказ Эдварда о волнениях, вызванных установкой машин. Тогда я не придала этому значения, а сейчас… И я была виновата, очень виновата!
По истечении времени, показавшегося мне долгими часами, когда я уже начала подумывать о том, чтобы самой бежать за помощью, я услышала голоса.
Я закричала:
– Сюда! Идите сюда!
Это были Феллоуз, а с ним какой-то человек.
– Я доктор Ли, – представился мужчина, и я чуть не расплакалась от облегчения.
Совместными усилиями удалось разобрать обломки, прижимавшие ноги Эдварда.
– Он не умер? – спросила я. Доктор покачал головой.
– Нам нужно вынести его отсюда и доставить домой!
Я воскликнула:
– Там внизу стоит экипаж! Если, конечно, не разбили и его…
– По-моему, он цел, – ответил доктор. – Феллоуз, не возьметесь ли мне помочь? Нужно соорудить какие-нибудь носилки: это единственный способ вынести мистера отсюда.
Я с тревогой смотрела на них.
– Если я не ошибаюсь, вы – невеста мистера Баррингтона? – спросил доктор.
Я подтвердила.
– Думаю, ему понадобится тщательный уход в течение некоторого времени, – сказал он.
Мы отвезли Эдварда домой.
Один за другим приходили врачи. Эдвард остался в живых, но очень серьезно пострадал: у него была повреждена спина и отнялись ноги.
– Поправится ли он? – спросила я.
Доктор пожал плечами. Судя по его лицу, он сомневался в этом.
Мой отец и родители Эдварда приехали в Ноттингем. Отца поразил масштаб разрушений: были уничтожены машины, стоившие тысячи фунтов стерлингов.
Мистер Баррингтон взял на себя управление фабрикой и заявил, что это единственный способ доказать, что его не запугать действиями толпы! Вскоре будут установлены новые машины!
Но в основном все были озабочены состоянием Эдварда. Он переносил страдания с исключительной стойкостью, и я с удивлением и восхищением узнавала эту сторону его характера. Как должен чувствовать себя человек, полный сил, мгновенно превратившийся в инвалида, прикованного к креслу и полностью зависящего от других!
Эдвард был спокоен. Он не жаловался на судьбу и был благодарен мне за то, что я осталась возле него. Мистер Баррингтон нанял некоего Джеймса Мура, который умел ухаживать за такого рода больными, и тот оказался умелым и интересным человеком. Большую часть дня я находилась с Эдвардом и меня трогала его благодарность.
– Тебе нужно больше гулять. – постоянно говорил он. – Нельзя проводить так много времени в помещении!
– Но именно здесь я хочу находиться! Неужели ты не понимаешь этого?
Он был слишком тронут, чтобы ответить, а по моим щекам текли слезы.
Было много разговоров о произведенных арестах: Поймали главаря погромщиков, и он предстал перед судом вместе с Феллоузом. Именно Феллоуз нанес роковой удар Эдварду, но Феллоуз был и работником Баррингтонов.
– Пришла пора дать хороший урок вандалам! – сказал судья. – А когда во время беспорядков еще и уродуют людей, – это уже слишком! До сих пор к луддитам относилисъ с излишним снисхождением. А они решили. что это дает им право громить и убивать тех, кто встает та их пути.
Главарь луддитов, и Феллоуз были приговорены к повешению.
Мы не стали сообщать об этом Эдварду. Его отец сказал, что Эдварда это огорчит, поскольку тот высоко ценил Феллоуза он был добрым человеком, а его жена и сын – прекрасными работниками. Эдвард не представлял себе, что такое могло случиться с Феллоузом. Но, а конце концов, правосудие должно торжествовать, а луддиты, наконец, понести наказание. Нельзя позволять, чтобы страной правила толпа, решая, что следует, а чего не следует делать.
Мрачным был день, когда вешали Феллоуза. Множество людей собралось на место казни посмотреть на это жуткое зрелище. Я сидела в комнате одна, грустно размышляя, что ждет семью Феллоузов. Я вспоминала женщину, с которой разговаривала: она потеряла мужа. Я вспоминала о мальчике, которого звали Том Феллоуз: ему придется расти без отца. Да, тяжелый это день для Феллоузов. Да и для нас тоже – Эдвард прикован к постели и не вернется к активной жизни, возможно, никогда!
Однажды, когда я сидела возле его постели, он сказал:
– Джессика, я не знаю, что будет со мной дальше. Вероятно, я останусь здесь, а тебе нужно возвращаться в Эверсли.
– Ты поедешь в Грассленд: там тебе будет лучше… подальше от всего этого!
– Я все время думаю о тебе: ты такая добрая! Ты просто чудесно относишься ко мне, но ни в коем случае не должна чувствовать себя обязанной!
– Что ты имеешь в виду?
– Помолвку со мной.
– Ты хочешь разорвать ее?
– Мы должны это сделать! Джессика, ты смелая, храбрая, я знаю это. Но не считай себя обязанной проявлять свое благородство!
– Я уже подумала об этом и предлагаю вернуться нам обоим в Грассленд, где я буду помогать тебе управляться с домом… и со всем остальным!
– Я не согласен!
– Почему? Ты изменил свое мнение обо мне?
– Пожалуйста, не шути: я люблю тебя, всегда любил и буду любить! Но это не основание для того, чтобы ты приносила себя в жертву!
– А кто говорит о жертве? Я вовсе не считаю это жертвой! Так уж сложилось, что я всегда поступаю так, как считаю нужным. Я выхожу за тебя замуж! Я намерена стать хозяйкой Грассленда! Миссис Джессика Баррингтон! Правда, звучит прекрасно? Я буду немножко посмеиваться над тобой, как леди Петтигрю над его светлостью. Ты замечал это? Нет? Ну, и к лучшему, а то вдруг начнешь обижаться…
– Ты относишься легкомысленно к очень серьезным вопросам!
– Это, действительно, очень серьезный вопрос. И я действительно собираюсь выйти за тебя замуж, Эдвард, как мы договаривались раньше!
– Нет, Джессика, подумай…
– Я уже подумала и поняла, чего хочу! Ты оскорбишь меня, если откажешься на мне жениться!
– Да какой же это будет брак? Ты так молода, и многих вещей просто не понимаешь…
– Эдвард Баррингтон, с десятилетнего возраста я возненавидела разговоры о том, как я молода! Когда мне стукнет сорок, возможно, они начнут доставлять мне удовольствие, но до этого пока далеко. И, пожалуйста, не говори больше на эту тему! Я знаю, чего хочу, и добьюсь этого!
– Прошу, не бросайся в омут очертя голову!
– Я и не бросаюсь! Я обдумала вопрос достаточно серьезно и пришла к решению, от которого не собираюсь отступаться.
Эдвард взял мою руку и поцеловал.
– Я надеюсь, ты никогда не пожалеешь об этом решении! Я постараюсь сделать все возможное, чтобы этого никогда не произошло! А если когда-нибудь ты решишь, что ситуация стала невыносимой…
Я прикрыла его рот ладонью. Я была глубоко тронута. Теперь, когда он был в таком положении, я любила его гораздо больше, чем в ту пору, когда он был сильным и здоровым мужчиной.
Когда Баррингтоны узнали, что я настаиваю на браке с Эдвардом, миссис Баррингтон обняла меня и расплакалась. Она сказала, что восхищена мной. Я осчастливила ее, и она благодарит Господа за то, что Эдвард сумел завоевать любовь благородной женщины. Я была потрясена, услышав такие отзывы о себе, но мистер Баррингтон тоже обнял меня и назвал храброй и любимой доченькой.
Мои родители отнеслись к этому с меньшим энтузиазмом. Оба зашли ко мне в комнату, чтобы серьезно поговорить.
– Ты принимаешь поспешное решение! – заявил отец.
– Дорогая Джессика, – подхватила мать, – ты понимаешь, к чему это приведет? Ты выйдешь замуж за инвалида: травма такого характера…
– Знаю, знаю, – ответила я. – Вы имеете в виду отсутствие нормальной… скажем, семейной жизни? Отсутствие детей?
– Да; моя дорогая, именно это я и имею в виду!
– Я буду счастлива, ухаживая за Эдвардом!
– Возможно, поначалу…
– Ты вбила себе в голову идеи о благородстве и тому подобных вещах, – повысил голос отец. – Поверь мне, в жизни все совсем иначе!
– Возможно, для других иначе, – ответила я, – у меня все будет именно так!
– Ты еще молода и плохо знаешь жизнь… – сказала мать.
– Если еще кто-нибудь хоть раз назовет меня «слишком молодой», я… Отец улыбнулся:
– Ну и что ты тогда сделаешь? – Я не знаю, что сделаю!
Он обнял меня за плечи.
– Да, ты знаешь, что собираешься делать сегодня, завтра, возможно, даже послезавтра, но когда появится кто-то…
– Не все такие, как ты! – сердито бросила я.
– Человеческие характеры не так сильно отличаются друг от друга, как тебе кажется, дорогое дитя! Некоторые из нас более склонны к определенным вещам, чем другие, но у всех есть свои слабости…
– Я вижу, она действительно приняла решение! – грустно констатировала мать.
– Она пошла в тебя, дорогая женушка! Однажды приняв решение, будет до конца стоять на своем!
– Придется примириться с этим, – продолжала мать. – Милая Джессика, если когда-нибудь у тебя появятся сомнения или затруднения, знай, что твой отец и я всегда поймем тебя и поможем!
Я взглянула на них – моих самых любимых людей и обняла их.
– Я все понимаю, но я должна сделать это! Я никогда не смогу чувствовать себя счастливой, если не выйду замуж за Эдварда!
Они согласились со мной, но очень неохотно. Было много споров по поводу дальнейшего. В конце концов решили, что мистер Баррингтон вернется в Ноттингем и возьмет на себя управление фабрикой, а Эдвард переедет в Грассленд.
Клер Карсон, которую глубоко потрясло случившееся, решила жить в Ноттингеме. Мы с Эдвардом должны были пожениться в ближайшее время. Значит, никакой грандиозной двойной свадьбы: Амарилис будет одна праздновать самый счастливый день своей жизни!
Итак, мы вернулись в Эверсли, а в начале мая я стала миссис Баррингтон.
Первые недели после нашей свадьбы я была очень счастлива. Я жила в атмосфере самопожертвования, ощущала какое-то очищение. Я относилась к своим обязанностям серьезно, напоминая себе о том, что, не выйди я замуж за Эдварда, презирала бы себя всю жизнь. Когда-то я использовала Эдварда для того, чтобы прикрыть раненое самолюбие, теперь мне предстояло выполнить свои обязательства перед ним.
А каким он был милым! Джеймс Мур, которого мы наняли для ухода за Эдвардом, великолепно справлялся со своими обязанностями и вскоре стал настоящим другом и моим, и Эдварда. Он всегда был под рукой, в случае необходимости готовый пожертвовать своими интересами. Нам, конечно, очень повезло с ним.
Более того, Эдвард оказался не из тех людей, которые любят холить и лелеять свое горе. Я начинала понимать, какой у него прекрасный характер. Он даже сказал как-то, что рад тому, что сумел избавиться от этих сложностей с луддитами и сожалеет лишь о том, что теперь вся тяжесть пала на плечи отца.
– Я живу здесь в роскоши, с женой-ангелом, постоянно заботящейся обо мне, с Джеймсом – воплощением терпения, и все мои обязанности сводятся к тому, чтобы позволять им крутиться вокруг меня!
Я расцеловала его.
Однако временами я видела в глазах Эдварда боль, отчаяние, мысли о том, что он никогда не сможет жить нормальной жизнью.
Я много читала вслух: ему это нравилось. Мы играли в покер, он научил меня играть в шахматы. Быстро летели дни. Я жила в состоянии какой-то эйфории, ощущая, что делаю нечто очень благородное. Я часто задумывалась над тем, что, видимо, именно так ощущают себя монахини, исполняющие свои обеты; в некотором смысле я ведь тоже дала обет.
Я жила в атмосфере радости и обожания. Было ясно, что Эдвард считает меня просто святой.
