Текст книги "Сестры-соперницы"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– В конце концов, ведь она королева, – сказала я.

– Бедное дитя, – вздохнула мама. – Ужасная, должно быть, участь – быть оторванной от родного дома в шестнадцать лет. Она была моложе вас, сестрички, – улыбнулась мать. – Вы только представьте: в чужую страну, к незнакомому мужчине… и к тому же она католичка, а король протестант. Ничего удивительного, что между ними не было взаимопонимания. И если они наконец пришли к согласию, мы должны радоваться и желать им счастья.

– Я от всего сердца желаю им этого, – поддержала ее тетя Мелани.

– У них ничего не получится, пока король не начнет прислушиваться к мнению министров и пока у нас не будет парламента, принимающего законы, – сказал Бастиан.

– Мы настолько далеки от двора, – заметила Мелани, – что происходящее в столице вряд ли коснется нас. Мы узнаем обо всех придворных событиях только через несколько месяцев!

– Волны, возникшие в центре водоема, рано или поздно достигают берегов, – напомнил Бастиан.

– А как дела у дедушки Касвеллина? – спросила мать, решив сменить тему разговора.

– Как обычно, – ответила Мелани. – Он знает о вашем приезде, так что после обеда вам стоит навестить его. Иначе он будет жаловаться, что вы пренебрегаете им.

Мать кивнула и улыбнулась.

– С вами сходит Мелдер. Она проследит, чтобы он не слишком задержал вас.

– Сегодня он весьма раздражителен, – заметила Мелдер.

– А разве он бывает иным? – спросил Коннелл.

– Сегодня – более, чем обычно, – ответила Мелдер. – Но он будет рад видеть вас.

Я слегка улыбнулась и заметила, что Берсаба прореагировала так же. Мы обе не могли припомнить случая, когда дедушка проявлял удовольствие, увидев нас.

В сопровождении мы шли по узкому коридору к двери, ведущей из башни Нонны к Морской башне, и вдруг я почувствовала, как кто-то взял мою руку и крепко сжал ее. Я оглянулась. Рядом был Бастиан. Это пожатие руки должно было что-то означать.

Когда мы вошли, дедушка Касвеллин сердито взглянул на нас. Хотя я была готова к встрече и прекрасно знала, как дедушка выглядит, но все же, как обычно испытала легкий испуг, увидев его. Его ноги всегда были прикрыты пледом, и я часто думала, что, наверное, они ужасно искалечены. У него были очень широкие плечи, и вообще выше пояса он был могучим мужчиной, отчего общее впечатление становилось еще трагичнее. Мне порой казалось, что, если бы он был хилого телосложения, все выглядело бы не так плохо. Такого горящего взора, как у него, я ни у кого не видела. Глаза его, казалось, вылезали из орбит, и огромные белки сверкали на лице. Когда он повернулся ко мне, я почувствовала себя так, будто на меня смотрит Медуза и мои конечности вот-вот превратятся в камень. Я никогда не перестану думать о той ночи, когда он, сильный, здоровый, плыл в лодке и наткнулся на эти ужасные» Зубы дьявола «, сделавшие его калекой.

Он развернул кресло и подъехал к нам.

– Значит, приехали, – сказал он, глядя на маму.

– Да, отец, – ответила она.

Похоже, мама совершенно не боялась его, и эта черта в ней, мягкой, миролюбивой, всегда удивляла меня. Мне подумалось, что она, возможно, знает что-то такое… такое, чего лучше бы не знать, и это дает ей чувство превосходства над ним. Но, будучи нашей матерью, она использует это превосходство лишь для того, чтобы не бояться.

– А это, значит, твои девочки. А мальчик где?

– Ему пришлось остаться дома. Мой муж может вернуться в любой момент, и его кто-то должен встретить.

Дедушкино лицо скривилось в усмешке.

– Все эти дела с Ост-Индской компанией, а?

– Ну конечно, – спокойно ответила мать.

– А это, значит девочки… две… как две горошины в стручке. Это на тебя похоже – завести двух девчонок. А нам нужны парни. И братец твой заводит девчонок, за столько лет брака только один парень.

– Так уж складывается у нас в роду. У вас, отец, тоже был всего один мальчик, так что не вам упрекать Коннелла.

– Нас подводят наши жены. Мы способны делать парней, но не с ними.

– Вам не на что жаловаться. У вас хорошая дочь, а Мелани и Мелдер хорошо присматривают за вами.

– О да, я должен благодарить за это небеса. Я должен быть благодарен за то, что мне дозволяют жить под крышей моего собственного дома. А почему эти девочки торчат на месте, как чучела? Ну-ка, подойдите, дайте взглянуть на вас.

Мать подтолкнула нас вперед.

– А что, это обязательно – держать их за руки, когда они лезут в пасть льва? – прокричал дедушка. – Не подходите ближе, детки, а то я вас слопаю!

Он находился пугающе близко от нас. Его густые брови насупились, а глаза метали молнии. Он протянул ко мне руку.

– Ты которая? – спросил он.

– Анжелет, – ответила я.

– А эта?

– Берсаба.

– Заграничные имена, – пробурчал он.

– Добрые корну оллские имена, – ответила наша мать.

– Одну назвали в честь ангела, а другую – в честь женщины, очень мало смахивающей на ангела. Батшеба – вот как ее звали Дедушка очень интересовался происхождением слов и древними обычаями нашего края. Линнет, его жена, была родом из Девона, а сам он очень гордился своей корнуоллской кровью. Он уставился на Берсабу и начал оценивающе рассматривать ее. Она бесстрашно глядела на него. Затем он слегка шлепнул мою сестру.

– Подрастает, – сказал он. – Удачно выйдет замуж и обзаведется сыновьями.

– Я постараюсь, – пообещала Берсаба. Я поняла, что она понравилась ему и заинтересовала больше, чем я. Это было странно: казалось, он почувствовал ту разницу между нами, которую другие не замечали.

– И не тяните с этим делом. Я хочу посмотреть на правнуков, пока не умер.

– Девочкам всего семнадцать, папа, – сказала мать. Он рассмеялся кудахтающим смехом, протянул руку и вновь шлепнул Берсабу.

– Они готовы, – заявил он. – Созрели и готовы. Берсаба зарделась, как маков цвет. Мать сказала:

– Мы пробудем здесь несколько дней, отец, и еще зайдем вас проведать.

– Это неизбежная неприятность, – заявил дедушка. – Приходится иногда встречаться со старым людоедом, вместо того чтобы веселиться с другими родственниками.

– Вы же знаете, что одна из причин нашего посещения замка – желание навестить вас, – возразила мать.

– Ваша мать всегда соблюдала дурацкие приличия, – сказал дедушка. – Думаю, вы не пойдете по ее стопам, – и он взглянул на Берсабу.

– Нам, пожалуй, пора, – вмешалась Мелдер.

– Ну да! – воскликнул дедушка. – Сторожевая собака считает, что нужно успеть смотаться отсюда до тех пор, пока я не показал когти. Она бы их вырвала, если бы смогла. Ваша кузина Мелдер принадлежит к худшему виду женщин. Не вздумайте быть такими, когда станете взрослыми. Сварливая баба. Женщина, ненавидящая мужчин! Она имеет на нас зуб за то, что никто не хочет брать ее в жены.

– Но, папа, – вмешалась мать, – я уверена…

– Ты уверена!.. А вот я уверен в одном, когда речь идет о тебе: ты будешь всегда стоять на своем, пусть даже для этого придется закрыть глаза на правду. Это существо вряд ли можно назвать женщиной, поскольку женщина создана для того, чтобы услаждать мужчину и плодить детей…

По Мелдер не было заметно, что она оскорблена этой тирадой, но дедушка и не обращал на нее внимания. Он смотрел на нас, и, как мне показалось, в особенности на Берсабу.

Неожиданно он рассмеялся; его смех пугал не меньше, чем его гнев.

Мелдер открыла двери.

– Ну, мы зайдем навестить вас завтра, – сказала мать таким тоном, будто мы получили огромное удовольствие от этого визита.

Когда за нами закрылась дверь, он все еще продолжал смеяться.

– Сегодня у него дурное настроение, – заметила мама.

– У него такое настроение каждый день, – спокойно констатировала Мелдер. – А при виде молодых девушек – тем более. Похоже, он находит некоторое утешение, оскорбляя меня. Неважно… если ему от этого становится легче…

– Нет необходимости приводить нас сюда завтра, – заявила мать.

Внутренне я улыбнулась. Я понимала, что ей не понравились высказывания дедушки о роли женщины в жизни, особенно в связи с Мелдер.

Она хотела защищать нас от реальности этого мира как можно дольше, но мы, как и большинство детей, знали о мире гораздо больше, чем полагала матушка. А что тут удивительного? Мы слышали разговоры слуг; мы видели, как они парочками ходят в лес; мы знали, что служанка Бесси забеременела и что наша мама устроила ее свадьбу с одним из конюхов. Мы знали, что детей находят не под кустами крыжовника.

Жизнь в нашем доме, где все шло гладко, где родители находились в добром согласии друг с другом, отличалась даже от жизни в замке Пейлинг. Наши кузины должны были больше разбираться во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами. Розен как-то сказала:» Отец постоянно изменяет матери. Он лезет к каждой новой служанке. Он считает, что имеет на это право, поскольку является хозяином замка. Таким же был и дедушка. Конечно, если он бывает первым, то потом подыскивает девушке мужа да еще и дарит им домик, так что она получает что-то вроде приданого. Вот почему в округе так много детей, которые являются нашими кровными братьями и сестрами «.

Трудно было сравнивать подобный образ жизни с тем, что вели наши родители. Но, так или иначе, мы знали обо всем. В общем, я хочу сказать, что мы были не столь невинны, как полагала наша мама.

В этот вечер, улегшись в кровать, я решила поговорить об этом с Берсабой.

– Он сказал, что мы созрели и готовы, – хихикая, напомнила я.

– Дедушка из тех мужчин, которые считают, что женщины годятся лишь для того, чтобы уложить их в постель.

– Ему пора бы уже потерять к этому интерес.

– Я думаю, с такими, как он, этого вообще не происходит.

– Он все время смотрел на тебя, – напомнила я.

– Чепуха.

– Конечно, смотрел. Как будто что-то такое о тебе знал.

– Я хочу спать, – заявила Берсаба.

– Любопытно все-таки, почему он так смотрел.

– Что? – сонно пробормотала она.

– Я говорю, любопытно, почему он так смотрел именно на тебя?

– Да не смотрел он. Спокойной ночи. И хотя я хотела продолжать разговор, она притворилась спящей.

Прошло два дня. Мы совершали конные прогулки с нашими кузинами и осматривали замок. Я прогуливалась к морю и собирала на берегу раковины и полудрагоценные камешки. У нас получилась приличная коллекция необработанных аметистов, топазов и любопытных кусочков кварца.

Я любила стоять на самом берегу, наблюдая за накатывающимися волнами; осыпавшими меня тучей брызг, и с визгом отбегая в последний момент от края прибоя.

Мне нравилось гулять по стенам крепости, поражавшей своей мощью. Стены и море – творение человеческих рук и творение природы – были двумя могучими противниками. Море, конечно, было сильней, оно могло разрушить эту твердыню; но и тогда оно было бы не в силах совсем стереть ее с лица земли. Дедушка Касвеллин бросил вызов морю, и море выиграло бой, но не совсем: ведь он продолжал жить в Морской башне и грозил волнам кулаком.

Раньше Берсаба тоже любила собирать на берегу камешки, но в этот раз она не проявила к ним интереса, заявив, что это занятие для детей. Так же, как и я, она любила ездить верхом. В первый день пребывания в замке мы выехали с кузинами, но вскоре заметили, что с нами нет Берсабы. Она просто обожала теряться. Вместе с нами были Розен, Гвенифер и два грума.

Я сказала:

– Она догонит нас или вернется в замок. Временами ей хочется побыть в одиночестве.

Мы не беспокоились за нее, как беспокоилась бы на нашем месте мама.

Я не ошиблась. Она действительно вернулась в замок. Она заявила, что потеряла нас, но решила не отказываться от прогулки. Окрестности она знала хорошо, а разбойников не боялась, считая, что сумеет на своей лошади ускакать от них.

– Ты же знаешь, что мама не любит, когда мы ездим в одиночку.

– Дорогая моя Анжел, – ответила она, – мы взрослеем. И чем дальше, тем больше мы будем делать то, чего не любит наша матушка.

Я видела, что она вновь отдаляется от меня, что невидимая нить, связывавшая нас, напряглась до предела. Она становилась чужой, у нее появились от меня секреты.» Однажды, – подумала я, – что-то рухнет, и мы станем всего лишь обычными сестрами «.

На следующий день, опять собираясь на конную прогулку, я по ошибке взяла ее юбку для верховой езды и заметила, что к ней прицепились обрывки папоротника, а подол измазан глиной.

« Должно быть, она упала «, – подумала я.

Берсаба подошла и уставилась на юбку.

– Слушай, – воскликнула я, – что произошло? Ты упала с лошади?

– Чепуха! – ответила она, забирая у меня юбку. – Конечно, нет.

– Но, сестренка, эта юбка испачкана землей. Это же ясно видно.

Она немного подумала, а потом сказала:

– А, я поняла. Это было вчера во время прогулки. Я нашла чудный пруд, спешилась и немного посидела на берегу.

– Тебе не следовало делать этого… одной. Вдруг что-нибудь… какой-нибудь мужчина… Сестра рассмеялась и отвернулась.

– В один прекрасный момент мы станем взрослыми, Анжелет, – сказала она, чистя щеткой юбку. – Вот и все, – и она повесила юбку в шкаф. – А с чего ты вдруг решила проверять мои вещи?

– Я ничего не проверяла. Я подумала, что это моя…

– Ну, теперь ты убедилась в том, что она не твоя.

Берсаба вышла, а я осталась стоять, не зная, что и думать.

На следующий день произошло странное событие. Была середина дня, и мы сидели за обеденным столом в большом холле, так как тетя Мелани решила, что такой большой компании будет удобнее разместиться здесь, а не в гостиной, где обычно обедала их семья.

В замке Пейлинг трапезе всегда придавали особое значение. Дедушка Касвеллин привык к обильной еде, и Коннелл поддерживал обычай. У нас в доме это было не принято, и хотя в кладовках хватило бы еды на любое количество гостей, у нас был гораздо более скромный стол, чем в замке Пейлинг. Тетя Мелани очень гордилась своими кладовками и, воспользовавшись помощью Мелдер, заставляла нас пробовать все новые деликатесы, приготовленные ими по старым рецептам с некоторыми собственными нововведениями.

Мама и тетя Мелани обсуждали сравнительные достоинства лечебных трав, которые они трудолюбиво взращивали в своих садиках, и тетя Мелани сообщила о том, что от сока одуванчика Розен так сильно расчихалась, что у нее совершенно прошел давно мучивший ее насморк. В этот момент мы услышали во дворе шум.

– Гости, – сказал дядя Коннелл, посмотрев на тетю Мелани.

– Любопытно, кто это? – спросила она. Вбежал кто-то из слуг.

– Прибыли странники издалека, хозяйка, – сказал он.

Тетя Мелани встала и поспешила к дверям, за ней пошел дядя Коннелл.

До нас донеслись крики изумления, и вскоре вновь появились дядя и тетя, а с ними – две женщины, внешний вид которых поразил меня. Оглядываясь на прошлое, я часто думаю, что жизнь должна как-то подготовить нас, сделать так, чтобы происшествие, являющееся предвестником больших, коренным образом меняющих нашу жизнь событий, как-то привлекало наше внимание, предупреждая и предостерегая.

Но такое случается редко, и, сидя за столом и рассматривая вновь прибывших (одна из женщин была ровесницей матери, а другая – моей, может быть, чуть постарше), я не представляла себе, что их приезд окажет решающее влияние на наши судьбы.

Тетя Мелани воскликнула:

– Тамсин! Ты же знаешь ее! Это Сенара! Моя мать встала. Она побледнела, а потом покраснела. Довольно долго она стояла на месте, глядя на старшую гостью, и только потом они одновременно кинулись друг к другу и обнялись.

Обе они смеялись, но я видела, что мать готова расплакаться. Она держала приезжую за плечи, и обе вглядывались друг в друга.

– Сенара! – воскликнула мать. – Что случилось?

– Слишком долго рассказывать, – ответила женщина. – Как я рада видеть тебя… как рада оказаться здесь. – Она отбросила назад капюшон, и по ее плечам рассыпались великолепные черные волосы. – Здесь рее так же, как и прежде. И ты… прежняя, добрая Тамсин.

– А это…

– Это моя дочь. Карлотта, подойди, познакомься с Тамсин… с лучшей подругой моего детства.

Девушка, которую звали Карлоттой, подошла к нашей матери, которая приготовилась обнять ее, сделала в последний момент небольшой шажок назад и присела в изысканном реверансе. Уже тогда меня поразила ее необыкновенная грация. Она выглядела иностранкой: темные, как у матери, волосы, большие, чуть раскосые глаза с густыми черными ресницами, которых невозможно было не заметить даже с такого расстояния. Лицо ее было очень бледным, и на нем ярко выделялись алые губы и темные глаза.

– Твоя дочь… милая Сенара… О, это чудесно. Ты должна так много рассказать. – Мать оглянулась. – Мои дочери тоже здесь.

– Так ты вышла замуж за Фенимора!

– Да.

– И, видимо, удачно.

– Я очень счастлива. Анжелет, Берсаба… Мы встали из-за стола и подошли к матери.

– Близнецы! – воскликнула Сенара. В ее голосе вновь прозвучали веселые нотки. – Тамсин, милая, у тебя близнецы!

– У меня есть и сын. Он на семь лет старше девочек.

Сенара взяла нас за руки и внимательно взглянула нам в глаза.

– Мы с вашей матерью были как сестры… мы провели вместе детство, а потом нас разлучили. Карлотта, познакомься с девочками. Я их люблю уже только за то, что они – дочери моей Тамсин.

Взгляд Карлотты был, как мне показалось, оценивающим. Она грациозно поклонилась нам.

– Вы приехали издалека? – спросила Сенару Мелани.

– Да, из самого Плимута. Вчера мы ночевали на каком-то жалком постоялом дворе. Кровати были жесткими, свинина пересоленной, но я не обращала внимания, ожидая встречи с замком Пейлинг.

– Как удачно, что ты застала нас здесь, – сказала моя матушка. – Мы приехали в гости.

– Конечно. Ты же должна жить в Тристан Прайори. Как поживает милый Фенимор?

– Сейчас он в море. Но скоро мы его ждем, – Как я буду рада вновь видеть вас вместе!

– Расскажи нам, что же с тобой случилось? Тут с улыбкой вмешалась Мелани.

– Я представляю, что значит для вас встретиться после столь долгой разлуки, но ты, Сенара, наверняка устала. Я прикажу подготовить тебе и твоей дочери комнаты. К тому же вы, конечно, голодны.

– О, Мелани, ты всегда так заботлива и так предусмотрительна… Ах, Коннелл, я совсем забыла про тебя и про твоих детей… А голодны мы обе. Так что, если нам позволят смыть с себя дорожную грязь и потом съесть какое-нибудь их этих восхитительно пахнущих блюд… вот тогда, наверное, мы могли бы долго-долго вспоминать старые времена и гадать о том, что произойдет в будущем…

Коннелл подошел к жене и сказал:

– Вызови слуг, и пусть они позаботятся о гостях. Исполнительная Мелдер тут же поспешила отдать распоряжения.

– Сейчас опять накроют на стол, – сказала Мелани, – а пока пройдите ко мне в комнату и умойтесь. Ваши комнаты будут готовы попозже.

Она вышла вместе с нашей матерью и гостями, и за столом воцарилось молчание.

– Кто они? – спросила наконец Розен. – Похоже, что мама и тетя Тамсин хорошо знают их.

– Та, что старше, родилась здесь, в замке Пейлинг, – сказал дядя Коннелл. – Ее мать была жертвой кораблекрушения, и ее выбросило на берег. Сенара родилась здесь, через три месяца после кораблекрушения. Она провела здесь детство, а когда наша мать умерла, отец женился на матери Сенары.

– Значит, здесь ее родной дом?

– Да.

– А потом она уехала и до сегодняшнего дня вы ничего о ней не слышали?

– Ну, это длинная история, – сказал Коннелл. – Она уехала, чтобы выйти замуж за пуританина, кажется, уехала в Голландию.

– Несомненно, она расскажет нам обо всем.

– И в конце концов она вернулась! Сколько лет вы ее не видели?

Коннелл задумался.

– Ну, – сказал он, – прошло, пожалуй, лет тридцать.

– Она немолода… эта Сенара.

– Ей было не больше семнадцати, когда она уехала.

– Значит, ей сорок семь? Не может быть!

– Она, наверное, знает секрет молодости.

– Откуда, папа? – спросила Розен.

– Сенара всегда была загадочной личностью. Слуги говорили, что она ведьма.

– Как интересно! – воскликнула Гвенифер.

– В те времена было много разговоров о колдовстве, – сказал Коннелл. – Знаете, иногда на это, как и на все прочее, бывает мода. Покойный король имел на этой почве пунктик. А здесь народ был уверен в том, что мать Сенары – зловещая колдунья. Ей пришлось бежать.

– И что с ней стало?

– Это неизвестно. Но после ее исчезновения люди пришли к замку и потребовали выдать им ее дочь Сенару. Видите ли, море выбросило ее мать в Хэллоуин, и скрылась она в Хэллоуин. Все указывало на то, что она ведьма, и люди пришли за ней. Ну, а когда они узнали, что матери Сенары уже нет здесь, они решили, что им подойдет и Сенара, и ей тоже пришлось бежать. Вот с тех пор и до сегодняшнего дня мы ее не видели.

– А вы с нашей мамой помогли ей?

– Конечно, мы все помогали ей. Она была нам как сестра.

– А теперь она вернулась, – пробормотала Берсаба.

Остальные молчали. Я очень ясно представляла себе все это: мать Сенары, ведьму, смывает с корабля в море, после смерти бабушки Линнет она выходит замуж за этого ужасного старика из Морской башни, а потом убегает от него – что очень естественно, кстати говоря. Потом толпа приходит за Сенарой… которая тогда была молодой девушкой с такими же глазами, как сейчас у ее дочери Карлотты. А кто отец Карлотты? Ну, об этом мы, несомненно, узнаем.

Они вернулись вместе с нашей матерью и тетей Мелани. Мать была раскрасневшаяся, возбужденная, явно довольная встречей с гостьями.

Я не могла оторвать взор от Карлотты. Более привлекательной девушки я в жизни не видела. Это было нечто большее, чем просто красота, хотя она, несомненно, была красавицей. В свете свечей ее волосы отливали синевой, а миндалевидные глаза скрывали какую-то тайну. Ее гладкая кожа была слегка смуглой, поэтому она не выглядела смертельно бледной. Прекрасной формы римский нос. Налет экзотики делал ее еще более привлекательной. Мои кузины и Берсаба, как и я, не могли оторвать от нее глаз. Ее мать была все еще красивой женщиной, но хотя она успешно боролась с разрушающим воздействием времени, полностью победить его она не могла. Все-таки я думаю, что в возрасте Карлотты она была почти столь же привлекательной.

Они принесли с собой тайну. Я все время представляла себе толпу с горящими факелами, собирающуюся штурмовать замок и выкрикивающую угрозы в адрес ведьмы.

– Сядь рядом со мной, Сенара, – сказала мать. – Как чудесно встретить тебя здесь. Мне кажется, что мы вновь молоды. Ты должна рассказать нам обо всем, что с тобой случилось.

– Для начала дай им поесть, – с улыбкой попросила Мелани.

Принесли горячий суп. Сенара, попробовав его, сказала, что он просто великолепен и напоминает те дни, когда она еще жила в замке.

– Мы добавляем к нему различные травы, – сказала Мелани, – стараемся сделать суп еще вкусней.

– Он настолько хорош, что его невозможно улучшить, – заявила Сенара. – Смотри, Тамсин не может усидеть на месте. Мы болтаем о супе, а ей хочется слышать совсем о другом.

Мать сказала:

– Ешь, ешь, Сенара. Ты проголодалась. У нас еще много времени для разговоров.

Они расправились с супом, за которым последовал пирог с бараниной, а затем – клубника со взбитыми сливками.

– Я действительно чувствую себя дома, – сказала Сенара. – Я ведь говорила, что так будет, верно, Карлотта?

Карлотта ответила:

– Мадре, с тех пор, как ты решила отправиться сюда, ты не говорила ни о чем, кроме как о замке Пейлинг и о сестре Тамсин.

Мы с нетерпением ожидали момента, когда они доедят клубнику; наконец слуги убрали со стола, и Сенара сказала:

– Всем вам не терпится услышать мой рассказ. Я могу обрисовать происшедшее лишь в общих чертах, поскольку невозможно в застольной беседе рассказать обо всех событиях, из которых состоит жизнь. Но в свое время вы все узнаете. Молодые люди, возможно, кое-что слышали обо мне. Когда я жила в замке, тут творилось многое… но когда человек долго отсутствует, о нем забывают. А вот с моей матерью дело обстояло по-иному… Она появилась здесь при таинственных обстоятельствах, ее выбросило море. Она была благородной дамой, женой графа и носила под сердцем ребенка… меня. Я родилась здесь… в Красной комнате. Красная комната еще цела?

– Но ее считают заколдованной! – воскликнула Розен.

– Это правда, – сказала Сенара. – Заколдованная комната. Но она имела такую репутацию еще перед тем, как сюда попала моя мать. Первая жена Колума Касвеллина умерла в ней при родах, родив мертвого ребенка. Это случилось до того, как он женился на матери Тамсин. Да, комната уже была заколдованной, а мать просто поселила в ней еще одно привидение.

– После заката слуги не ходят туда, – взволнованно сказала Гвенифер.

– Глупости, – возразила Мелани, – самая обычная комната. Я, кстати, собираюсь заменить там всю обстановку.

– Ты не первая собираешься это сделать, – сказала Сенара. – Странное дело, но никто не осуществил это намерение.

– Рассказывайте, пожалуйста, дальше, – попросила Берсаба.

– Здесь появилась моя мать, родила меня, потом исчезла, а я выросла вместе с Тамсин, и когда ее мать умерла, моя мать вернулась и вышла замуж за Колума Касвеллина. Мы всегда были вместе, верно, Тамсин? Бывало, я обижала тебя, но мы все равно считали друг друга сестрами, правда?

– Это так, – сказала мама.

– Затем настал день, когда моя мать вновь уехала, а с Колумом Касвеллином произошел этот несчастный случай, после которого он оказался прикованным к креслу. Охотники за ведьмами пришли за моей матерью и, узнав, что ее здесь нет, были не прочь взяться за меня, но Тамсин удалось тайком вывести меня из замка. Ко мне очень хорошо относился мой учитель музыки, ставший пуританином и живший в Лейден-холле. Вы, конечно, знаете это место.

– Там сейчас живут Лэмптоны, – сказала Розен, – мы с ними в добрых отношениях.

– Они купили поместье после того, как уехали Димстеры, – вставила Мелани.

– Я побежала туда, – продолжала Сенара, – и Димстеры приняли меня. Я вышла замуж в соответствии с простыми пуританскими обычаями за Ричарда Грейвла – Дикона, моего учителя музыки, и мы вместе с ним отправились в Голландию. В те времена Амстердам считался прибежищем всех, кто желал исповедовать свою веру так, как полагал правильным. Но, приехав туда, мы убедились, что там допускают лишь пуританское вероисповедание. В душе я никогда не считала себя пуританкой. Я просто приняла веру Дикона. У меня были с собой кое-какие драгоценности но носить их считалось грехом среди пуритан. Поначалу я надевала их тайком, а Дикон был настолько увлечен мной, что не замечал этого.

– Я не могу представить тебя в роли пуританки, Сенара, – с улыбкой заметила наша мать.

– Ты хорошо меня знаешь, – ответила Сенара. – Мы выехали из Амстердама в Лейден – город, в честь которого Димстеры назвали свое поместье. И там мы провели одиннадцать лет, постоянно строя планы отъезда в Америку. Одиннадцать лет! Не знаю, как я выдержала!

– Тебе помогала любовь к Дикону. Сенара рассмеялась.

– Дорогая моя Тамсин, – ответила она, – ты думаешь, что все женщины похожи на тебя… добрые, преданные жены. Это далеко не так. Вскоре я разлюбила Дикона и его религию. Во мне мало от святой. Все эти одиннадцать лет я страстно желала вернуться в Пейлинг. Мне хотелось вновь стать молодой. Я поняла, что мечтала о Диконе только оттого, что он казался мне недоступным. Я поняла, что сделала ошибку, выйдя замуж за пуританина… хотя он не всегда был пуританином. Временами он забывал о своей религии.

– Они помогли тебе бежать, когда ты была в опасности, – напомнила мать.

– Это верно, – согласилась Сенара, – но они знали, что мне некуда деваться, что мне грозит опасность и я могу просто погибнуть. – Она состроила гримасу. – Я могла бы оказаться трупом, висящим на дереве в Аллее Палачей, где обычно вешали ведьм. Помнишь, Тамсин?

Мать смутилась.

– Там и сейчас вешают ведьм, – сказала Розен.

– И охотятся за ними с той же яростью, как и прежде?

– Временами кое-где возникает нечто вроде моды на это, – сказала мать. – Мы, слава Богу, в последние годы с этим не сталкивались. Я не позволяю слугам вести разговоры о ведьмах. Это возрождает интерес к предмету: а я этого не хочу. Достаточно какой-нибудь бедняге родиться горбатой, с родимым пятном на шее или на щеке – и ее можно обвинить в связи с дьяволом и вздернуть на дерево. Так пострадали многие невинные женщины, и я хотела бы, чтобы этому был положен конец.

– Ведьмы были, есть и будут, – заявил дядя Коннелл. – И хорошо, что их отправляют к их покровителям, в ад.

– Я всегда буду делать все для того, чтобы спасти невиновных, – возразила мать, умевшая быть настойчивой, если кто-то нуждался в защите. – К тому же, – добавила она, – мне хочется узнать побольше о ведьмах, а в особенности о том, что заставляет их продавать душу дьяволу.

– Ты, сестренка, не вздумай впутываться в дьявольские дела, – предупредил дядя Коннелл.

– Впутываться. Я всего лишь хочу знать.

– То же самое могут сказать многие из них. Они просто хотели знать.

– Ты все та же, Тамсин, – воскликнула Сенара. – Готова вмешаться в любое дело, если считаешь, что кому-то нужна твоя помощь.

– Расскажите, пожалуйста, о том, как вы жили в Голландии, – попросила Берсаба.

– Ну что ж, одиннадцать лет я была пуританкой. Мне пришлось ходить на их молельные собрания и выслушивать их планы. Они собирались вернуться в Англию, а оттуда направиться в Америку. Я знала, что они купили корабль под названием» Спидвелл»и послали его в Делфтсхавен. Оттуда он должен был через Саутгемптон плыть в Америку. Меня не привлекало далекое морское путешествие. Многие месяцы в океане… и молитвы… бесконечные молитвы. От вечного стояния на коленях у меня образовались на них мозоли. Я ненавидела грубые серые платья, которые мне приходилось носить. О, я очень быстро поняла, что не создана быть пуританкой.

– А у вас с Диконом были дети?

– Был мальчик. Я назвала его Ричардом в честь отца. Он вырос настоящим маленьким пуританином. Уже с пятилетнего возраста он начал заботиться о том, чтобы я смиряла свою гордыню. Я просто задыхалась от этого, не могла вынести. Временами мне казалось, что Дикон чувствует то же самое, но его пуританская закваска оказалась крепче. Возможно, поначалу он тоже был бы способен уйти от пуритан, но потом осьминог вконец опутал его своими щупальцами. Когда они отправились в Англию, я не поехала с ними.

– И ты бросила сына? – воскликнула наша мать.

– В основном он был сыном Дикона, а не моим. Он был воспитан в чисто пуританском духи и пылал энтузиазмом начать новую жизнь в Америке.

– Значит, ты осталась одна?

– Позже я узнала, что Дикон погиб до отплытия корабля. В саутгемптонской таверне он вступил в религиозный спор с сидевшими там моряками, защищая свою веру. Они нанесли ему ножевые раны, от которых Дикон скончался.

– Какой ужас! – вскрикнула Мелани.

– Да. Тогда я пожалела о том, что не поехала вместе с ним. Если бы я побыла с ним еще несколько недель… Я все-таки любила Дикона. Но то, что он стал религиозным фанатиком, пролегло между нами. Эти люди забрали у меня и мальчика. Вот так я осталась одна.