Текст книги "Сестры-соперницы"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Он оставался непреклонным. Он привык к тому, что его команды всегда выполняются, и хотя я знала, что это будет слишком жестоким наказанием для бедной глупой Мэб, я понимала, что мне следует подчиниться: я боялась рассердить его.

– Хорошо. Она уедет, но это будет слишком жестоко… и к тому же я очень привыкла к ней. Она только-только научилась делать мне прически.

Он нежно погладил меня по голове.

– Мы найдем служанку, которая будет делать это гораздо лучше. А ей скажите, чтобы готовилась к отъезду.

Я обещала сделать это и попыталась забыть о происшедшем. Но это мне не удалось. Я продолжала думать о том, почему он проявил такую настойчивость в столь незначительном вопросе.

И вдруг меня озарило. Подслушивать у дверей! Подглядывать! Казалось, он боялся, что ей станет что-то известно…

Неужели в Фар-Фламстеде есть нечто такое, что следует скрывать?

Бедняжка Мэб действительно была потрясена. Она разрыдалась, услышав о том, что ее отсылают домой. Поначалу она только изумленно таращилась на меня.

– Но, госпожа Анжелет, я ведь всегда была с вами! Как вы можете выгнать меня!

– Тебе придется вернуться домой и заниматься тем же, чем ты занималась до отъезда. Мать позволит тебе это.

– Но что я такого сделала?

Я попыталась изобразить гнев, подражая Ричарду.

– Тебя поймали на подслушивании у дверей. Это был глупый и некрасивый поступок.

– Да я же не хотела ничего плохого. Я просто хотела убедиться, что у вас все в порядке. Он выглядит таким… таким…

Я встряхнула ее.

– Ну, каким? – потребовала я ответа.

– Он выглядит таким холодным… совсем непохожим на мужа. Я просто беспокоилась за вас и хотела увериться…

– Не пытайся оправдаться, Мэб, – прервала я ее, – ты попалась, и теперь тебе придется расплачиваться за свою глупость.

Мне очень хотелось простить ее. Сказать, чтобы она впредь вела себя умнее и перестала подслушивать. Именно так поступила бы на моем месте наша мать.

Я даже попыталась вновь поговорить об этом с Ричардом, но увидела, что при упоминании ее имени его лицо стало жестким, и отказалась от дальнейших попыток.

Когда прибыла очередная партия писем, я с жадностью набросилась на них, а бедняжка Мэб отправилась в Корнуолл вместе с доставившим письма гонцом.

«КАПРИЗ»

Итак, десятого мая тысяча шестьсот сорокового года я вышла замуж за Ричарда Толуорти. Как он и пожелал (а вместе с ним и я), это была скромная свадьба. Посаженым отцом был сэр Джервис, вместе с ним пришла Карлотта. Обряд был совершен в небольшой церкви в Пондерсби. Несколько слуг сидели на скамьях, наблюдая за венчанием, а затем мы вернулись в Пондерсби-холл на обед.

Он не был роскошным, поскольку на этом настоял Ричард, а когда он в середине дня завершился, муж предложил сразу же отправиться в Фар-Фламстед.

С самого начала мне казалось несколько странным, что я до самой свадьбы не видела свой будущий дом, который находился не так уж и далеко от Пондерсби-холла. Я даже предлагала съездить туда, и Ричард соглашался, но всегда в последний момент нам что-то мешало.

Вначале он заявил, что в связи с моим приездом в доме необходимо кое-то переделать и ему не хочется, чтобы я приехала в разгар ремонта. В другой раз, когда я стала настаивать, ему понадобилось надолго отлучиться по службе.

– Ничего, – сказал он тогда. – Если вам что-нибудь не понравится, это всегда можно будет переделать.

Я стала понимать, что у моего мужа есть необычный дар – делать так, что самое невероятное начинало казаться возможным. Это было как-то связано с его манерой подходить к такого рода вопросам. Судя по случаю с Мэб, он не любил эмоциональных сцен, и я подумала, что мне надо постараться стать такой женой, которая ему нужна, и это будет самым правильным решением в начале супружеской жизни.

Мы выехали из Пондерсби в середине дня, взяв с собой двух конюхов, сопровождавших вьючных лошадей, нагруженных частью моих вещей. Остальной мой багаж – гардероб, составлявший мое приданое, – должен был прийти на днях.

По пути Ричард был не слишком разговорчив, но я чувствовала, что он внутренне удовлетворен, словно что-то, внушавшее ему опасения, благополучно разрешилось. Меня переполняло чувство нежности к нему, и я была счастлива, потому что знала: что бы ни ожидало меня в моем новом доме, я уверена в том, что люблю своего мужа.

По мере того как время шло и знакомые места оставались позади, пейзаж изменился, хотя, наверное, скорее изменилось мое настроение. Я стала замечать изгороди из шиповника и растущий у ручья вербенник, напомнивший мне дни, когда мы с Берсабой собирали целые охапки цветов.

Нам пришлось спешиться, поскольку дорога была разбитой, усыпанной камнями. Муж обратился ко мне:

– Вы такая тихая, Анжелет. Это непохоже на вас.

– Сегодня особенный день, – напомнила ему я.

– Мне хочется верить, счастливый для вас день.

– Никогда я не чувствовала себя такой счастливой.

– И больше нет неисполненных желаний?

– Есть, конечно. Мне очень хотелось бы видеть мать и сестру и познакомить их с вами.

– В свое время сбудется и это.

Мы въехали в деревушку Хэмптон и заехали на постоялый двор, где Ричард решил подкрепиться. Нас поместили в отдельную комнату и принесли эль и пирог с куропаткой, который выглядел очень аппетитно. Но мне есть не хотелось, да и Ричарду, судя по всему, тоже.

– Теперь уже совсем недалеко, – сообщил он, и я удивилась, зачем же тогда мы остановились здесь, но потом внезапно подумала, что он, видимо, не спешит попасть домой.

Фар-Фламстед показался к вечеру.

– Вот здесь, – сказал Ричард, – твой дом, дорогая. Я внимательно рассматривала его. Он был очень большим – больше, чем Пондерсби-холл, сложенным из красного кирпича в виде буквы «Е»с центральной частью и двумя крыльями – западным и восточным. Я увидела также несколько пристроек и прекрасный зеленый газон вокруг всего дома.

– Здесь красиво, – заметила я. Он был доволен.

– Надеюсь, вы полюбите этот дом. Мой младший брат живет в замке Фламстед в Камберленде, – там наша семья жила в течение многих поколений. Этот замок был построен позже, и мы назвали его Фар-Фламстед – Дальний Фламстед, поскольку он расположен очень далеко от родного гнезда.

– Это интересно, – сказала я. – Значит, ваш младший брат занял семейный замок, а вы – Фар-Фламстед.

– Как солдат я должен был находиться на юге страны. Это оказалось удачным решением.

Когда мы подъехали ближе, я увидела, что замок окружен неглубоким, наполненным водой рвом, через который был переброшен мост. Взглянув наверх, я разглядела внушительный центральный блок. Над воротами было расположено окно, разделенное на восемь ячеек – что-то вроде наблюдательного пункта; отсюда можно было издали увидеть подъезжавших к замку. Мне стало интересно: наблюдал ли кто-нибудь за нами? По обеим сторонам от центральной башни располагались восьмигранные башни восточного и западного крыльев.

Мы проехали через ворота и оказались во внутреннем дворе, разделенном на три части кирпичными стенами с двумя угловыми башенками.

Когда мы въехали во двор, навстречу нам вышел мужчина. Он поклонился, и Ричард сказал:

– Это Джессон. Джессон, это твоя хозяйка.

– Добро пожаловать в Фар-Фламстед, леди, – сказал мужчина; слова он произносил быстро, отрывисто, и что-то в его манере держаться выдавало старого солдата.

– Все готово? – спросил Ричард, спешившись и помогая мне сойти с коня.

– Да, сэр, – ответил Джессон. – Мы ждали вас с середины дня.

Ричард взял меня под руку, и мы вошли в двери холла. Первое, что я увидела, – это люди, выстроившиеся в шеренгу, готовые встретить нас и воздать традиционные почести новой хозяйке.

Их было восемь человек – не так уж много для такого большого дома, три женщины и пять мужчин.

– Мы проделали дальний путь и устали, – сказал Ричард, – но я должен представить вас моей жене. – Он повернулся ко мне. – Джессона вы уже знаете. Миссис Черри, прошу.

Из шеренги вышла полная женщина и сделала реверанс. Я подумала, что ей очень подходит ее имя: она была такой кругленькой, и щеки ее имели оттенок спелой вишни.

– Миссис Черри – наша экономка, а мистер Черри – ее муж.

Вперед вышел мужчина.

– Черри служил вместе со мной, пока не был ранен в ногу. Теперь он служит мне здесь, в Фар-Фламстеде.

Двум другим женщинам было лет по тридцать. Это были Мэг и Грейс Джессон, дочери человека, который встретил нас во дворе.

Остальных тоже представили мне, но я не запомнила их имен. Я не могла избавиться от чувства, что принимаю армейский парад. Вряд ли это могло доставить удовольствие.

– Итак, – сказал Ричард, – вы со всеми познакомились. Теперь мы отправимся в наши комнаты и там поедим, так как вы, конечно, проголодались.

Я отчетливо ощущала, как меня изучают восемь пар глаз. Это было естественно. Они, должно быть, сгорали от любопытства, поджидая жену своего хозяина. И, видимо, вздохнули с облегчением оттого, что я так молода.

Холл был очень высоким, футов пятьдесят в длину, потолок его опирался на Т-образные балки – как в Пондерсби. Пол был выложен мраморными плитами, стены побелены и увешаны знаменами, военными трофеями и множеством оружия. Посередине стоял полированный стол, а по его сторонам – дубовые скамьи. На столе стояла оловянная посуда, и я обратила внимание, что она, как, впрочем, и все в холле – от скамей до оружия на стенах, начищена до зеркального блеска.

Слуги отступили на несколько шагов назад, провожая меня взглядами, пока Ричард вел меня через холл к лестнице. Мы поднялись на галерею, прошли по ней и, поднявшись еще выше по другой лестнице, оказались в нашей спальне.

Признаюсь, я немножко струсила, войдя в комнату и увидев большую кровать с пологом на столбиках. Полог был из малинового бархата, а покрывало – из атласа того же цвета.

Ричард закрыл двери, и мы остались наедине. Он снял с меня шляпу и бросил ее на кровать.

– Вещи, которые вам понадобятся сегодня, прибыли вместе с нами, и их скоро принесут, – сказал он. – А остальной багаж доставят завтра.

– Да, – сказала я, – мне этого будет достаточно. Он осторожно взял меня за плечи и развернул к себе.

– Вы дрожите, – сказал он. – Вы чего-то боитесь?

– Нет… не совсем… Просто… мне хочется надеяться, что я не разочарую вас.

– Милый, наивный ребенок…

– Но мне пора уже перестать быть ребенком, раз я стала вашей женой.

– Вам следует всегда оставаться самой собой, – сказал он, – и именно этого я хочу.

– Этот дом немножко…

– Что?

– Ну, немножко подавляет. И здесь так много слуг-мужчин.

– Это потому, что я солдат. Все они когда-то служили вместе со мной. Страна не слишком благодарно относится к солдатам, которые больше не могут воевать за нее.

– И поэтому вы собрали их здесь?

– Все это люди, которым я могу доверять.

– Значит, в доме будет всего четыре женщины?

– А разве нужно больше? В качестве камеристки вы можете взять Мэг или Грейс Джессон. Денек-другой присмотритесь к ним и сделайте свой выбор.

– А чем они занимаются сейчас?

– Я даже не знаю. Этим ведают мистер и миссис Черри. Вам следует в случае необходимости просто отдать им приказание.

– Здесь все выглядит таким ухоженным. Он улыбнулся.

– Это благодаря армейскому порядку, конечно. Теперь, видимо, вам надо умыться, а потом мы поедим. Сегодня у вас был необычный день.

– О, да, единственный в моей жизни день бракосочетания, – весело выпалила я и сразу же пожалела об этом: ведь мои слова могли напомнить ему о том, что у него таких дней было два и даже почти три, если верить словам Карлотты.

Он вышел, а я, оставшись в одиночестве, хорошенько осмотрелась. В этом большом помещении находились огромный резной сундук, буфет для посуды, несколько кресел и стол, на котором стояло зеркало и два тяжелых оловянных подсвечника.

Я старалась не смотреть на широкую кровать с пологом. Откровенно признаюсь: мне было не по себе при мысли о том, что меня ожидает. Я чувствовала, что ужасно невежественна в этих вопросах, и решила для себя, что главное – не сопротивляться. И тут же мне послышалось хихиканье Берсабы. Очень странно! Хотя в такой комнате воображение могло и разыграться. Я не могла не думать обо всех тех женах и мужьях, которые спали на этой кровати, и о том, что Ричард делил это ложе со своей первой женой.

Я подошла к глубокой нише окна, выполненного в виде амбразуры. Здесь располагались приоконные сиденья с вышитыми бархатными подушками. Тяжелые расшитые шторы были того же цвета, что и полог кровати. Я встала коленями на сиденье и выглянула наружу. Внизу была зеленая лужайка, а в сотне ярдов от меня виднелись, почти закрытые высокой стеной, дубчатые башенки строения, похожего на миниатюрный замок.

Раздался стук в дверь. Это пришла одна из дочерей Джессона и принесла горячую воду.

– Так распорядился хозяин, госпожа, – пояснила она.

– Благодарю. Тебя зовут Грейс?

– Нет, госпожа, я – Мэг.

Пока я мыла руки, появилась и Грейс с легким багажом, прибывшим на вьючных лошадях, так что я смогла сбросить одежду для верховой езды и переодеться в обычное платье. Когда я покончила с туалетом, вошел Ричард и пригласил меня ужинать.

Вместе мы прошли в столовую.

– Я боюсь потеряться в этом доме, – призналась я по пути.

– Поначалу может и такое случиться, – согласился он, – но немного попозже вы познакомитесь со всеми помещениями.

Столовая была просторной, с красивым резным потолком. Уже были зажжены свечи, хотя на дворе еще не совсем стемнело. Стены столовой были увешаны гобеленами, выдержанными в красно-синих тонах. На одной стене были изображены эпизоды войны Алой и Белой розы, а на другой, как объяснил мне Ричард, – битва при Босворте. Он сказал, что мне, так любящей рукоделие, может захотеться и самой сделать несколько гобеленов.

– Вам будет чем отвлечься во время моего отсутствия, – сказал он.

– Но ведь пока вы никуда не собираетесь уезжать? – испуганно спросила я, вообразив себя одну в этом огромном доме, полном чужих людей.

– Надеюсь, что нет, но солдат всегда должен быть готов к тому, что его призовут выполнять долг, Я восприняла это как предупреждение. «Впрочем, завтра, при дневном свете, все будет выглядеть иначе», – подумала я. И вдруг мне вспомнился Тристан Прайори, где все было таким знакомым и родным.

За ужином нас обслуживали двое слуг и Джессон. Это было непривычным для меня, поскольку и у нас дома, и в Пондерсби-холле за столом прислуживали женщины. Но, надо отдать им должное, слуги действовали удивительно расторопно.

Подали холодную утку, жареное мясо, баранину и оленину, а кроме того паштеты, которые я даже не попробовала, так как была не очень голодна. Ричард уговорил меня пригубить мальвазии, которую подали в красивых бокалах из венецианского стекла. Попробовав вина, я почувствовала, как мое напряжение слегка ослабло, и я даже улыбнулась через стол мужу. Его лицо в колеблющемся свете свечей вовсе не выглядело суровым, и я подумала, что мне все-таки повезло. Я решила, что мне было не по себе оттого, что я так молода и неопытна, а Тристан Прайори, мать и Берсаба так далеко.

Ужин закончился, и я вернулась в спальню. На кровати была разложена моя ночная рубашка. Я переоделась и подошла к окну.

В небе висел месяц, ночь была ясная, и я вновь увидела башни миниатюрного замка. В лунном освещении он казался почти сказочным, и если бы я не видела его днем, то, пожалуй, стала бы сомневаться в его реальности.

В этот момент на мои плечи легли руки.

Я резко обернулась. Сзади стоял Ричард.

– Я, кажется, испугал вас, – сказал он.

– Немножко. А что это там за замок? И замок ли это? Он кажется игрушечным.

– Это «Каприз».

– Что это значит?

Он взял мою руку и встал рядом.

– Это значит, что его построил мой предок – прадед.

– Такой маленький замок?

– Прадед решил, что это будет очень забавно выглядеть. Поначалу речь шла об обычном замке, но потом оказалось, что строительство обойдется слишком дорого, так что он решил обойтись вот таким миниатюрным строением, ибо до этого поклялся иметь замок. Назвали его «Капризом», поскольку, несомненно, его постройка объяснялась капризом.

– Нужно будет его осмотреть! – воскликнула я.

– О нет! Вы видите, что он окружен высокой стеной? Это потому, что он в опасном состоянии. Его ведь строили довольно небрежно. В самое ближайшее время я позабочусь, чтобы его разрушили. А вам не следует подходить близко. Этого делать нельзя. Обещайте мне, что не пойдете туда.

– Конечно, обещаю. Вы объяснили все так… убедительно.

– Мне вовсе не хочется, чтобы на эту беззащитную головку обрушилась груда кирпичей.

– Но мне очень жаль. Он выглядит… привлекательным.

– Вы не должны туда ходить. Я настаиваю на этом. Обещайте мне.

– Я уже пообещала.

– Не забывайте об этом.

Его лицо стало таким же жестким, как в тот день, когда он заставил меня отослать Мэб домой.

– Становится холодно, – сказал он и повел меня к кровати.

Меня разбудили солнечные лучи, и я сразу вспомнила, где нахожусь. Протянув руку, я убедилась в том, что я здесь одна.

Я села в кровати. Полог был наполовину раскрыт. Со смешанным чувством страха и облегчения я подумала, что мне удалось пережить эту ночь. Вспоминать о ней меня не тянуло, да и не с кем было обсуждать ее. Может быть, я поделилась бы своими переживаниями с Берсабой. Интересно, забеременела ли я? Мне бы очень хотелось иметь ребенка. Дети относились к той стороне брака, которая привлекала меня. Сам факт, что я выразила свою мысль в такой форме, указывал на то, что существует и иная сторона брака, не привлекающая меня.

Я дернула за веревку колокольчика, давая знать Грейс, что пора принести мне горячей воды. Умывшись, я надела платье для верховой езды и спустилась вниз.

Ричард сидел в столовой и завтракал. Я была так смущена, что стеснялась смотреть на него. Он встал, обнял и поцеловал меня.

– Доброе утро, милая, – сказал он, и у меня потеплело на душе.

Я подумала, что, возможно, все-таки показала себя неплохо.

– Я вижу, что вы одеты для конной прогулки, – сказал он.

– У меня здесь есть только этот костюм и то платье, которое я надевала вчера вечером, – объяснила я.

– Ваши вещи прибудут сегодня. Грейс или Мэг распакуют их. Сегодня для начала я хочу провести вас по замку, а потом, если вы не устанете, мы можем отправиться и на верховую прогулку. Вас это устраивает?

– Это будет просто чудесно!

Я вновь была счастлива, уверяя себя в том, что в конце концов все уладится.

В течение дня я пришла к выводу, что беспокоилась понапрасну, что до ночи еще далеко и что чувства Ричарда ко мне, видимо, еще не угасли.

Он горел желанием показать мне все достоинства замка и преуспел в этом. Несомненно, он любил свой дом. Я шла за ним по лестнице, освещенной небольшими фигурными окошками под потолком, на которые он обратил мое внимание, а затем он показал, как потолочные балки формируют спиральный свод – весьма необычную, по его словам, конструкцию. Он любовно похлопал по перилам из кирпича и сказал, что в постройку этого замка было вложено много усердного труда. Замок в Камберленде был задуман как крепость и в течение пяти последующих веков постепенно приспосабливался к повседневным нуждам, в то время как Фар-Фламстед с самого начала строился как удобное жилье.

В галерее висели портреты его предков.

– Некоторые из них я перевез сюда из старого замка, – сказал он, – По ним видно, что в нашей семье всегда были сильны военные традиции.

Затем мы прошли в домовую церковь со сводчатым потолком, деревянные балки которого были украшены розами Тюдоров. Меня тут же охватил озноб, и пока мы шли по каменным плитам, мной постепенно овладевали дурные предчувствия и одновременно чувство тоски по дому и по моим близким.

Это ощущение было настолько сильным, что в какой-то момент я была готова бежать из этого дома, прыгнуть в седло и скакать что есть сил в юго-западном направлении.

– Что случилось? – встревожился Ричард.

– Не знаю. Здесь так холодно.

– Да. И слишком мрачно.

– У меня такое чувство, что здесь что-то произошло.

– Здесь, в алтаре, был убит священник. Во времена королевы Елизаветы одна из женщин в нашем роду была католичкой. Она прятала здесь католического священника. Ее сын застал священника за служением мессы и убил его.

– Как это ужасно… А он не появляется здесь, этот священник?

– Он умер на месте.

– Вы верите в то, что люди, погибшие насильственной смертью, могут появляться на месте преступления?

– Я думаю, что это сказки. Стоит только представить себе, сколько людей погибло насильственной смертью. Мир был бы просто заполнен привидениями!

– Но, может быть, так и есть?

– Ах, милая моя, это все фантазии. А церковь вам не понравилась. Сейчас мы не держим домашнего священника, и я не думаю, что король примет законы против католиков, поскольку его жена – верная последовательница этой религии.

– Но к пуританам он не столь благосклонен.

– Ну, это совсем другое дело.

– Это тоже называется нетерпимостью.

– Несомненно. А вы придаете этим вопросам большое значение?

– Не слишком большое. Просто у нас в Корнуолле иногда устраивают охоту на ведьм.

– Такое происходит не только в Корнуолле, но и по всей стране, и длится уже не первое столетие.

– Но если существует колдовство и если есть люди, желающие заниматься колдовством, то почему не разрешить им это занятие?

– Потому что это – поклонение сатане, и говорят, что ведьмы часто накликают смерть на своих недоброжелателей.

– По-моему, среди них есть и добрые… белые ведьмы. Они хорошо знают целебные травы, лечат людей, но они погибают точно так же, как и злые.

– Несправедливость существовала всегда.

– Но ведь сторонники католической веры или пуритане никому своей верой не вредят.

– В определенном смысле это так, но, по моим наблюдениям, все эти секты непременно желают навязать свою волю остальным, и вот из-за этого происходит множество серьезных конфликтов.

– Возможно, когда-нибудь люди придут к выводу, что следует позволить всем верить так, как они считают нужным.

– Я вижу, что вы идеалистка. А кроме того, я вижу, что вам пора покинуть эту церковь. Давайте лучше пройдем в солярий . Это самая теплая комната в доме. Я представляю вас сидящей там в солнечный день с иглой в руке за вышивкой гобелена, который вы потом повесите на стену, где он провисит века.

– Мне тоже этого хочется.

– Вы сами выберете сюжет. Каким он будет?

– Только не война. Ее и так слишком много в мире. И мне это не нравится.

– И вы вышли замуж за солдата!

– Я думаю, вы из тех солдат, что бьются за правое дело.

– А вы, я уверен, будете мне верной и любящей женой.

– Я буду стараться, но вам придется набраться терпения. Я знаю, что мне нужно еще многому научиться… э… относительно брака…

– Милая моя, – сказал он, – нам обоим предстоит еще многому научиться.

В солярии у меня поднялось настроение. Он был обращен на юг, и сквозь громадное полукруглое окно в помещение лилось солнце. Портьеры были темно-синего цвета с золотой бахромой, а приоконные сиденья покрывали подушки такого же оттенка. Очень красив был потолок с лепными украшениями и с росписью, изображавшей двух херувимов, летящих на облаке и несущих фамильный герб. Эта залитая светом, полная ярких цветов комната резко контрастировала с холодной темной церковью.

На одной из стен висел гобелен… и опять на нем была запечатлена батальная сцена, как оказалось на этот раз – битва при Гастингсе. Ричард сообщил мне, что этот гобелен – предмет семейной гордости, поскольку все предки прибыли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем.

Из солярия мы прошли в Королевскую палату, названную так в честь короля, который однажды переночевал здесь. Специально для него тут был устроен камин из кирпича. Ричард с гордостью обратил мое внимание на четырехскатный свод и великолепно украшенные стены Сам король изволил разрешить поместить над дверью королевское орудие.

– Вы полагаете, что он когда-нибудь снова приедет сюда? – спросила я.

– Это не исключено.

Я попыталась представить себя в роли хозяйки, принимающей короля и королеву, и не смогла.

– У короля безупречные манеры, – сказал Ричард – Он настолько очарователен, что у вас не возникло бы с ним никаких проблем. Но сейчас он так занят государственными делами, что нам вряд ли стоит ждать его визита.

Он повернулся ко мне, обнял и нежно поцеловал меня в лоб.

– Вы напрасно сами себя расстраиваете, Анжелет, – сказал он. – Вы все время боитесь с чем-то не справиться. Позвольте уверить вас… через некоторое время вы будете удивляться тому, что чего-то боялись.

Я поняла: он хочет сказать, что все у нас с ним будет в полном порядке, и сразу почувствовала себя такой же счастливой, как в тот день, когда он сделал мне предложение и брак казался мне самым увлекательным приключением.

В радостном настроении я продолжала осмотр дома. Мне было показано такое количество спален, что я просто сбилась со счету. Многие из них назывались в соответствии с господствующим в оформлении цветом: Алая комната, Синяя, Золотая, Серебряная, Серая. , и так далее. Помимо этого были: комната с Панелями, комната Гобеленов и комната Пажей, в которой хранились всевозможные изделия из фарфора.

Ричард хотел пройти мимо одной из дверей, не открывая ее, и я тут же спросила, что там такое – О, это самая обыкновенная комната, – ответил он. – В ней нет ничего особенного.

Он открыл дверь, но мне показалось, что он сделал это с большой неохотой. Именно поэтому мне страшно захотелось узнать, что же такое находится в этой комнате.

Оказалось, что Ричард был прав. В этой комнате не было ничего особенного. Там стояли стол, кресла и буфет с изящно изогнутыми боковыми стенками.

– А как называется эта комната? – спросила я.

– По-моему, ее называют комнатой Замка.

– О, я понимаю почему. Отсюда очень хорошо виден «Каприз».

Я подошла к окну и выглянула в него. Ричард остановился рядом, и я почувствовала, как он напряжен. Я поняла, что он не хотел показывать мне эту комнату. На меня нахлынуло то же неприятное чувство, что и в церкви. Из окна открывался прекрасный вид на замок. Действительно, под лучами солнца его камни выглядели почти белыми. Замок был окружен очень высокой стеной, и вполне логично, что эта комната называлась комнатой Замка, поскольку она была расположена так, что именно отсюда открывался вид на миниатюрную крепость.

– Как жаль, что его окружает такая высокая стена, – вздохнула я, – она кажется не такой старой, как здание.

– Вы очень наблюдательны. А как вы это определили?

– Просто она выглядит новее. Когда ее построили? Он заколебался.

– Э-э-м-м… около десяти лет назад.

– Так это вы ее построили?

– Да. Я приказал ее построить.

– Зачем?

– Наверное, чтобы оградить «Каприз».

– Не легче ли было просто снести его… тем более, что он такой ветхий и вам не нравится?

– Разве я сказал, что он мне не нравится?

– Ну, я так поняла… вы же назвали его «Каприз», и вообще…

– Так его назвал не я. Это сделали другие задолго до моего рождения.

– Я думаю, вам не хотелось разрушать то, что с таким трудом возвел ваш предок, и поэтому вы решили оградить замок стеной, чтобы люди не смогли посещать это опасное место.

– Да, – коротко ответил он и решительно развернул меня спиной к окну.

Он умел дать понять, что вопрос исчерпан, и я уже научилась воспринимать такие намеки. Мой муж был человеком, который привык к беспрекословному подчинению. Как дисциплинированный солдат, я считала это совершенно естественным.

Бегло осмотрев комнату, я сказала:

– Она выглядит вполне обжитой.

– Обжитой? Что вы имеете в виду? Этой комнатой очень редко пользуются.

– Значит, я ошиблась. А что находится в этом буфете?

– Я не знаю.

– Может быть посмотрим?

– О, у нас впереди еще столько интересного! Я хочу, чтобы мы поднялись на крышу.

– Крыша! Это звучит соблазнительно! Он плотно захлопнул дверь комнаты Замка и повел меня вверх по винтовой лестнице. Воздух наверху был свежим, но теплым. Я стояла и дышала полной грудью. Отсюда были видны сады, поросшие лесом холмы и где-то вдалеке – дом. Я внимательно разглядела орнамент на башнях и поискала взглядом «Каприз», но с этой стороны здания его не было видно.

По пути вниз мы вновь попали в галерею, и я задержалась, чтобы рассмотреть портреты. Там находился и прекрасный портрет самого Ричарда, а рядом с ним – портрет молодой женщины. Даже не задавая вопросов, я поняла, что это его первая жена, и мне не удалось скрыть свое любопытство. Она была красивой и очень молодой – моложе меня. Ее чудесные волосы были зачесаны высоко вверх, поэтому лицо казалось маленьким, и на нем выделялись большие синие глаза. Выражение ее лица заворожило меня. Оно было таким, будто девушка умоляла помочь ей, будто она чего-то боялась.

Ричард сказал:

– Да, это Магдален.

– Магдален… – повторила я.

– Моя первая жена.

– Она умерла совсем молодой?

– Девятнадцати лет.

Меня охватило все то же, уже ставшее знакомым, неприятное чувство. Я не могла не представлять ее вместе с ним и знала, что это ощущение будет возвращаться.

– Она тяжело болела?

– Она умерла при родах.

– Значит, был и ребенок?

– Случилась двойная трагедия.

И вновь последовала не высказанная вслух команда: хватит говорить об этом.

«Ну что ж, – подумала я, – это понятно».

После этого мы пошли осматривать внешние строения, и меня просто восхитила конюшня. Осмотрев гумно, прачечную, винные погреба, я окончательно уверилась в том, что стала хозяйкой богатого поместья.

Я сказала:

– Мне надо написать письма матери и сестре и рассказать им о своем новом доме.

– Это необходимо сделать.

– А когда сестра выздоровеет, они смогут приехать к нам в гости.

– Обязательно, – уверенно подтвердил он, и я стала представлять себе их визит.

– С какой гордостью я буду показывать им все это! – воскликнула я.

Очень довольный, он сжал мою руку. После обеда мы оседлали лошадей и отправились на прогулку, так как он хотел, чтобы я познакомилась с окрестностями. Имение было небольшим: фамильные земли располагались в Камберленде, а Фар-Фламстед был всего лишь загородным домом солдата. Земли: огороды, сады, луга и еловая роща содержались в образцовом порядке.

Вечером, как и накануне, мы вместе поужинали. Как и накануне, мы разделили ложе под бархатным пологом.

Две недели мы провели по определенному распорядку. Каждое утро он отправлялся в библиотеку поработать, а я была предоставлена самой себе и прогуливалась по угодьям замка, составлявшим примерно десять акров. Здесь были розарий, пруд с рыбой, огород и сад с целебными травами. Я написала подробные письма маме и Берсабе. Матери я детально описала растущие здесь цветы и то, как сказывается на них более прохладный и сухой местный климат. Писать Берсабе оказалось труднее. Я слишком часто представляла ее лежащей в постели, где ей нужно было провести еще довольно длительное время, восстанавливая силы, по выражению матери, и поэтому мне казалось неудобным слишком подробно расписывать то счастье, которое я, несомненно, переживала, хотя вообще природа счастья такова, что ощущение счастья бывает обычно мимолетным, а если оно и длится в течение всего дня, то это – редкий день. То, что мне предстояло проводить ночи с мужем, меня уже не пугало, а скорее приводило в смущение. Об этой стороне супружеской жизни я никогда раньше не задумывалась, и мне постоянно казалось, что мужчина, обнимающий меня по ночам за красным пологом огромной кровати, – какой-то незнакомец, а не тот благородный, достойный, полный самообладания человек, который был со мной днем.