Текст книги "Многоярусный мир: Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры."

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Глава II

Вольф присел на траву отдохнуть и отдышаться.

Он подумал, какая ирония судьбы, если бы волнение оказалось слишком велико для его шестидесятишестилетнего старого сердца. Умер до оказания помощи. УДОП.

Им – кто бы они ни были – пришлось бы похоронить его и написать на могиле: «НЕИЗВЕСТНЫЙ ЗЕМЛЯНИН».

Тут он почувствовал себя лучше.

Он даже засмеялся, поднимаясь на ноги.

С некоторой смелостью и уверенностью он огляделся вокруг.

Воздух оказался достаточно теплым, около семидесяти градусов [1]1
  По Фаренгейту; по Цельсию – около +21°.


[Закрыть], как прикинул он. В нем ощущались странные и очень приятные, почти фруктовые, ароматы. Кричали птицы – Вольф надеялся, что это только они – повсюду вокруг него. Издалека доносился тихий рев, но Вольфа это не пугало. Без всякого разумного на то основания он решил, что это приглушенный расстоянием грохот прибоя. Полная луна была огромной, в два с половиной раза больше земной.

Небо потеряло свой дневной ярко зеленый цвет и стало столь же черным, как ночное небо покинутого им мира. Множество больших звезд двигалось в различных направлениях и со скоростью, вызвавшей у него головокружение от страха и замешательства. Одна из звезд падала к нему, становилась все больше и ярче, пока не спикировала в нескольких футах над его головой. В оранжево-желтом свете он увидел четыре громадных эллипсоидных крыла, болтающиеся тощие ноги и силуэт головы с антеннами.

Это был светляк какой-то разновидности с размахом крыльев в десять, по меньшей мере, футов. [2]2
  1 фут – 30,5 см.


[Закрыть]

Вольф наблюдал за смещением, расширением и сокращением живых скоплений, пока не привык к ним. Он гадал, в каком направлении тронуться, и, наконец, звук прибоя заставил его решиться. Береговая линия даст определенную точку отсчета, куда бы он ни пошел после этого. Продвигался он медленно и осторожно, с частыми остановками, прислушиваясь и изучая тени.

Поблизости хрюкнуло что-то большое.

Вольф распластался на траве в тени густого куста и постарался дышать медленно. Раздался шорох, треснул прут. Вольф поднял голову достаточно высоко, чтобы выглянуть на залитую лунным светом поляну перед ним. Огромная туша, прямая, двуногая, темная и волосатая, протащилась всего лишь в нескольких ярдах от него.

Она вдруг остановилась, и сердце Вольфа стукнуло с перебоем. Голова туши повернулась из стороны в сторону, представляя свой гориллоподобный профиль. Это, однако, была не горилла – во всяком случае, не земная. Мех зверя оказался не сплошь черным. Широкие черные и узкие белые полосы шли зигзагами по его ногам и телу. Руки выглядели намного короче, чем у его двойника на Земле, а ноги – не только длиннее, но и выпрямлены. Более того, лоб, хотя и прорезанный надглазной костью, был высоким.

Он что-то пробормотал; не животный крик или стон, а последовательность четко модулированных слогов.

Зверь оказался не один. Зеленоватая луна освещала участок голой кожи сбоку от Роберта. Он принадлежал женщине, шедшей рядом с чудовищем, и плечи ее были спрятаны под огромной правой рукой.

Вольф не видел ее лица, но он рассмотрел достаточно – от длинных стройных ног, выпуклых ягодиц, изящной руки до длинных черных волос, чтобы гадать, прекрасна ли она и спереди.

Она заговорила с гориллой голосом, похожим на звук серебряных колокольчиков. Зверь ей ответил. Затем парочка ушла с освещенного места в темноту джунглей.

Слишком потрясенный, Вольф не сразу пошевелился.

Наконец он поднялся на ноги и стал проталкиваться дальше через подлесок, который оказался не таким густым, как в земных джунглях. В самом деле, кусты выглядели специально прореженными. Не будь окружающая среда такой экзотической, он бы не назвал ее джунглями. Она больше походила на парк, включая мягкую траву, такую короткую, что казалась недавно подстриженной.

Через несколько шагов его напугало какое-то животное, которое, фыркнув, пробежало перед ним. Он мельком увидел красноватые панты, беловатый нос, огромные бледные глаза и пятнистое тело. Животное с треском проломилось и исчезло, но спустя несколько секунд он услышал позади себя шаги. Он обернулся и увидел в нескольких футах такого же оленеподобного. Когда зверь понял, что его заметили, он медленно прошел вперед и ткнулся мокрым носом в вытянутую руку Вольфа. Потом он замурлыкал и попытался потереться боком о Роберта. Поскольку весил он, наверное, четверть тонны, это движение заставило Вольфа покачнуться.

Вольф привалился к животному, погладил его за большими чашеобразными ушами, почесал ему нос и слегка похлопал по ребрам. Оленеподобный несколько раз лизнул его длинным мокрым и шершавым языком, похожим на львиный. Надежда Вольфа, что зверь скоро устанет выражать свою симпатию, скоро осуществилась. Зверь покинул его одним внезапным прыжком – так же, как и появился.

После того, как он исчез, Роберт почувствовал себя в большей безопасности. Разве было бы животное таким дружелюбным с совершенно незнакомым человеком, если бы ему приходилось опасаться плотоядных или охотников?

Рев прибоя стал громче. Через десять минут Вольф оказался на краю пляжа. Там он пригнулся под широкой и высокой вайей [3]3
  Лист папоротника.


[Закрыть], изучая залитую лунным светом панораму. Сам пляж был белым и покрыт, как удостоверила его вытянутая рука, очень мелким песком. Пляж тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз, и ширина его между лесом и морем составляла около двухсот ярдов [4]4
  1 ярд – 91,44 см.


[Закрыть]. Вдали с обеих сторон виднелись костры, вокруг которых прыгали силуэты мужчин и женщин. Их крики и смех, хоть и приглушенные расстоянием, подкрепляли впечатление, что они, вероятно, люди.

Затем его взгляд скользнул обратно по пляжу. Наискось от него, примерно в трехстах ярдах и почти у воды, находились два существа. При виде их у Вольфа перехватило дыхание.

Его шокировало не то, что они делали, а строение их тел. Выше талии мужчина и женщина казались такими же людьми, как и он, но в точке, где полагалось начинаться ногам, их тела сужались в хвосты с плавниками.

Вольф был не в состоянии обуздать свое любопытство. Спрятав рог в куче пушистой травы, он прокрался вдоль края джунглей. Оказавшись напротив парочки, он остановился понаблюдать. Поскольку самец и самка лежали теперь бок о бок и разговаривали, поза позволяла Вольфу изучить их более подробно. Он убедился, что они не смогли бы гнаться за ним по суше со сколько-нибудь приличной скоростью и не имели при себе никакого оружия. Вольф приблизился. Они могли даже оказаться дружелюбными.

Очутившись почти в двадцати ярдах, Вольф снова остановился. Если они русалки, то, разумеется, не полурыбы. Плавники на концах их длинных хвостов находились, в отличие от вертикальных рыбьих, в горизонтальной плоскости.

Хвосты, кажется, были лишены чешуи. Их тела сверху донизу покрывала гладкая коричневая кожа.

Вольф кашлянул. Они подняли головы, – самец зарычал, а самка завизжала.

Одним движением, столь быстрым, что Вольф не смог разобрать подробностей, а увидел его смазанным, они поднялись на концы хвостов и взметнули себя вверх и в волны. Луна отразилась на темной голове, ненадолго поднявшейся из волн, и вскинутом вверх хвосте.

Прибой накатился и с шумом разбился о белый песок. Светила огромная зеленая луна. Налетевший с моря бриз овеял вспотевшее лицо Роберта и отправился дальше охлаждать джунгли. Позади него из темноты раздалось несколько странных криков, а с пляжа впереди донеслись звуки человеческого веселья.

Некоторое время Вольф не мог выпутаться из паутины мыслей. В речи русалки было что-то знакомое, так же, как в речи зебриллы – это новое слово Роберт придумал для того гориллы – и женщины. Вольф не узнал никаких отдельных слов, но звуки и взаимодействующая высота тонов разворошили что-то в его памяти. Но что? Их язык, безусловно, ему не приходилось изучать. Не напоминал ли он один из живых языков Земли, не слышал ли Роберт его в записи или в кино?

Рука сомкнулась на его плече, подняла его и развернула кругом. Готическая морда и пещерные глаза зебриллы приблизились к его лицу, и в ноздри ему ударило сивушное дыхание. Зверь заговорил, и из кустов вышла женщина. Она медленно подошла к нему, и в любое другое время у Вольфа перехватило бы дыхание при виде ее великолепного тела и прекрасного лица. К несчастью, сейчас ему было тяжело по иной причине. Гигантская обезьяна легко могла швырнуть его в море со скоростью даже большей, чем та, что недавно продемонстрировали русалки, когда нырнули. Или же огромная рука могла сжаться, дробя его кости.

Женщина что-то сказала, и зебрилла ответил. Вот тогда-то Вольф и понял несколько слов. Их язык оказался родственным догомеровскому греческому, микенскому.

Вольф не разразился речью, заверяя их в своей безвредности и добрых намерениях, хотя бы потому, что был слишком ошарашен и не способен мыслить достаточно ясно. К тому же, его знание греческого языка периода, даже близкого к эолийско-ионическому диалекту слепого аэда, ограничивалось необходимым минимумом.

Наконец Роберт сумел издать несколько неподходящих фраз, не столько заботясь о смысле, сколько пытаясь выразить свое миролюбие. Послушав его, зебрилла крякнул, сказал что-то девушке и опустил Вольфа на землю. Тот облегченно вздохнул, хоть и поморщился от боли в плече.

Огромная ручища монстра была могучей. Если не считать ее величины и волосатости, рука выглядела человеческой.

Женщина дернула его за рубашку. Лицо ее выдавало легкое отвращение. Только позже Вольф понял, что отталкивало ее: она никогда раньше не видела толстого старика. Более того, ее озадачила одежда. Она продолжала тянуть его за рубашку. Роберт не стал ждать, когда она попросит зебриллу, и стащил ее сам. Она с любопытством посмотрела на рубашку, понюхала ее, сказала: «Уй! – а затем сделала какой-то жест.

Хотя Роберт предпочел бы не понять ее и совсем не рвался подчиняться, он решил не перечить. Не было никакой причины расстраивать ее, а, главное, зебриллу. Вольф сбросил одежду и ждал новых приказаний. Женщина визгливо рассмеялась, зебрилла ответил лающим хохотом и ударил себя по бедру огромной ручищей так, что раздался звук, словно от рубящего дерево топора. Он и женщина обняли друг друга за талию и, истерически смеясь, пошли, пошатываясь, вперед по пляжу.

Взбешенный, униженный, опозоренный, и все же благодарный, что остался цел, Вольф снова надел брюки. Подобрав нижнее белье, носки и ботинки, он поплелся по песку обратно в джунгли. Достав рог из потайного места, он долгое время сидел, гадая, что делать. Наконец он заснул.

Он проснулся утром с затекшими мускулами, голодный, страдающий от жажды.

Пляж ожил. К виденным ночью русалкам прибавилось несколько больших тюленей с ярко-оранжевыми шкурами. Они плюхались взад-вперед по песку в погоне за янтарными шарами. Человек с выступавшими изо лба бараньими рогами, мохнатыми ногами и коротким козлиным хвостом преследовал женщину, похожую на ту, которая была с зебриллой, только волосы у нее были желтыми. Она бежала, пока рогатый человек не прыгнул на нее и, смеясь, не повалил на песок. То, что случилось после, показало Вольфу, что эти существа, вероятно, столь же не ведали чувства греха и сдерживающих начал, как Адам и Ева.

Это казалось интересным, но зрелище завтракавшей русалки пробудило в нем более насущные желания. Русалка держала в одной руке овальный желтый плод, в другой полусферу, похожую на скорлупу кокосового ореха. Женский двойник мужчины с бараньими рогами сидел на корточках у костра всего лишь в несколько ярдах от Вольфа и жарил на конце палки рыбу. Запах вызвал у Вольфа слюну во рту и урчание в животе.

Сперва он должен напиться. Поскольку единственной влагой в поле зрения была вода океана, Вольф вышел на пляж и зашагал к прибою.

Его приняли именно так, как он ожидал: удивление, отступление, в какой-то степени опасение. Все прекратили свои занятия и уставились на него. Когда Вольф слишком приближался, его встречали широко раскрытые глаза, разинутые рты и отступление. Некоторые из существ мужского пола, оставшись на месте, выглядели так, словно готовы были бежать, если он скажет «кыш». Хотя он и не испытывал желания бросить им вызов, поскольку самый маленький обладал мускулами, способными легко одолеть его усталое старое тело.

Он вошел до пояса в прибой и попробовал воду на вкус. Он видел, как другие пили, и надеялся, что она окажется приемлемой. Вода оказалась чистой и свежей, она обладала сильным, незнакомым привкусом.

Напившись до отвала, Вольф почувствовал себя так, словно ему перелили кровь. Он вышел из океана и поплелся назад по пляжу, в джунгли. Все вернулись к своей еде и развлечениям, и хотя следили за ним наглыми прямыми взглядами, ничего ему не сказали. Вольф улыбнулся, но это, казалось, вспугнуло их. В джунглях он поискал и нашел такие же плоды и орехи, как те, что ела подруга фавна. Желтый плод по вкусу напоминал грушевый пирог, а мякоть внутри псевдококосового ореха – очень нежное мясо, смешанное с мелкими кусочками грецкого ореха. После еды Вольф чувствовал себя вполне удовлетворенным, за исключением одного: он жаждал покурить. Но табак был единственным, что, кажется, отсутствовало в этом раю.

Следующие несколько дней он исследовал джунгли, проводил время в океане или поблизости от него. К тому вре мени обитатели пляжа привыкли к нему и даже начинали смеяться, видя его по утрам. Однажды несколько мужчин и женщин набросились на него и, буйно хохоча, стащили с него одежду. Он кинулся за женщиной, убежавшей с его брюками, но она удрала в джунгли. Когда она появилась вновь, то оказалась с пустыми руками. Теперь он уже мог говорить достаточно хорошо, чтобы его поняли, если он медленно произносил фразы. Годы преподавания и изучения дали ему неплохой запас слов древнегреческого языка, и ему требовалось только овладеть интонацией и множеством слов, отсутствовавших в его «аутенрейте».

– Зачем ты это сделала? – спросил он прекрасную черноглазую нимфу.

– Я хотела посмотреть, что ты прячешь под этими отвратительными тряпками. Голый ты уродлив, но эти штуки на тебе заставляют выглядеть еще уродливей.

– Непристойно? – осведомился он, но она не поняла этого слова.

Он пожал плечами и подумал: «В чужой монастырь...» Только похожий на Сад Эдема. Температура днем и ночью оставалась приятной и отличалась примерно на семь градусов [5]5
  На 4° по шкале Цельсия.


[Закрыть]. Тут не возникало никаких проблем с получением разнообразной пищи, не требовалось никакой работы, не существовало никакой арендной платы, никакой политики, никакого напряжения, за исключением легко облегчаемого сексуального напряжения, никакой национальной или расовой вражды. Не требовалось оплачивать никаких счетов. Или нужно? Основным принципом на Земле являлось положение, что даром не получишь ничего. Остался ли этот принцип тем же самым и здесь? Кому-то полагалось бы заплатить по счету.

Ночью Роберт спал на куче травы в большом дупле дерева. Это было одно из тысяч таких дупел в деревьях особой породы, предлагавших всем желающим свое естественное пристанище. Вольф, не залеживаясь в постели по утрам, вставал перед рассветом и наблюдал, как прибывает солнце.

«Прибывает» – более подходящее слово, чем «восходит», ибо солнце, безусловно, не всходило. По другую сторону моря находился огромный горный кряж, настолько обширный, что казался Вольфу бесконечным. Солнце всегда выходило из-за горы, стоя уже высоко. Оно следовало прямо через зеленое небо и не тонуло, а исчезало, уходя за другой конец горного кряжа.

Час спустя появлялась луна. Она тоже появлялась из-за горы, проплывала на том же уровне по небесам и ускользала с другой стороны горы. Каждую вторую ночь в течение часа шел сильный дождь.

Вольф тогда обычно просыпался, потому что воздух становился немного холоднее. Он зарывался в листья и дрожал, пытаясь уснуть.

С каждой последующей ночью он находил, что сделать это становится все трудней. Он думал о своем собственном мире, об имевшихся там друзьях, работе, развлечениях и жене. Что поделывала теперь Бренда? Она, несомненно, горевала. Хотя она и бывала порой злой, скверной и скулящей, она его любила. Его исчезновение будет для нее ударом и потерей. О ней, однако, хорошо позаботятся. Бренда всегда настаивала на том, чтобы он вносил за страховку больше, чем мог себе позволить, это не раз приводило к ссорам между ними. Затем ему пришло в голову, что она долгое время не получит ни цента, если не представит доказательства его смерти. И все же, ожидая, когда его объявят по закону умершим, она могла прожить на соцобеспечении. Это будет означать резкое понижение уровня жизни, но окажется волне достаточно, чтобы поддержать ее.

Вольф, разумеется, не имел ни малейшего намерения возвращаться. Он вновь обретал юность. Хотя он хорошо питался, но терял вес, а его мускулы становились все сильней и тверже. У него появилась пружинистость в ногах и чувство радости, потерянное где-то в двадцать с небольшим. На седьмое утро он потер лысину и открыл, что она покрылась легкой щетиной. На десятое утро он проснулся с болью в деснах.

Он потирал распухшую челюсть и гадал, предстоит ли ему заболеть. Он и позабыл о существовании такого понятия, как болезнь, потому что сам был здесь крайне здоров, и никто из пляжников, как он их называл, казалось, никогда не болел. Десны продолжали изводить его всю неделю, после чего он принялся пить естественно перебродившую жидкость в пунш-орехе. Эти плоды росли большими скоплениями высоко на вершине стройного дерева с короткими, хрупкими лиловыми ветвями и желтыми листьями. Когда дубленую кожуру ореха вскрывали острым камнем, он выделял запах винного пунша. По вкусу плод напоминал дыню с тоником и примесью вишневой настойки и действовал, как стаканчик текилы. Он отлично помог, убивая и боль в деснах, и вызываемое ею раздражение.

Спустя девять дней после того, как у него впервые возникли затруднения с деснами, сквозь них начали резаться десять крошечных белых зубов. Более того, золотые пломбы в других выталкивались возвращением естественного материала. Его плешивая прежде голова покрылась густой порослью.

И это еще не все. Плаванье, бег и лазание по деревьям растопили весь жир. Выступавшие старческие вены снова утонули под гладкой твердой плотью. Он мог бегать на длинные дистанции, не запыхавшись, не чувствуя себя так, словно его сердце вот-вот лопнет. Все это приводило его в восторг, но и заставляло размышлять о том, почему или как это произошло.

Он спросил нескольких пляжников об их кажущейся всеобщей юности. У них был один ответ: «Такова воля Властелина».

Сперва он подумал, что они говорят о Творце, и это показалось ему странным. Насколько он мог судить, у них не существовало никакой религии и уж, разумеется, никаких организованных церемоний, ритуалов, таинств.

– Кто такой Властелин? – спрашивал он.

Он предположил, что неправильно понял слово «Ванакс», что оно могло иметь слегка иное значение, чем то, которое находишь у Гомера.

Ипсевас, зебрилла, самый умный из всех, кого он здесь встретил, ответил так:

– Он живет на вершине мира, за пределами Океаноса. – Ипсевас показал вверх через море на горный кряж.

– Властелин живет в прекрасном и неприступном дворце на вершине мира. Именно он – тот, кто создал этот мир и создал нас. Бывало, он часто спускался повеселиться с нами. Мы поступаем, как говорит Властелин, и играем с ним. Но мы всегда испытываем страх. Если он рассердится или будет недоволен, то, вероятно, убьет нас. Или хуже.

Вольф улыбнулся и кивнул. Так, значит, Ипсевас и другие имели не более разумное объяснение происхождения или функционирования своего мира, чем люди Земли. Но у пляжников было то, что отсутствовало на Земле. У них существовало единообразие мнений.

Все, кого он спрашивал, давали ему тот же ответ, что и зебрилла.

– Такова воля Властелина. Он создал мир, он создал нас.

– Откуда ты знаешь? – спросил Вольф. Задавая этот вопрос, он не ожидал чего-нибудь большего, чем слышал бы на Земле. Но ему преподнесли сюрприз.

– О, – ответила русалка Пайява, – так нам рассказывал Властелин. Кроме того, мать мне тоже рассказывала. А ей следовало бы знать. Властелин создал ее тело. Она помнит, когда он сделал это, хотя это было давно-предавно.

– В самом деле? – переспросил Вольф.

Он гадал, не морочит ли она ему голову, и думал также, что было бы трудно с ней расквитаться, сделав то же самое.

– И где же твоя мать? Я хотел бы с ней поговорить.

Пайява махнула рукой на запад.

– Где-то там.

«Где-то» могло означать тысячи миль, потому что он понятия не имел, как далеко простирался пляж.

– А насколько давно? – поинтересовался Вольф. Пайява наморщила свой прекрасный лоб и поджала губы.

«Очень заманчивые, – подумал Вольф. – И это тело!» Возвращение юности приносило с собой сильное ощущение зова тела, пола. Пайява улыбнулась ему и сказала:

– Ты таки проявляешь интерес ко мне, не правда ли?

Он покраснел и ушел бы прочь, но хотел получить ответ на свой вопрос.

– Сколько лет прошло с тех пор, как ты видела свою мать? – снова спросил он.

Пайява не могла ответить. Слова «год» не было в ее словаре.

Он пожал плечами и быстро ушел, исчезнув за колоритной растительностью у пляжа. Она кричала ему вслед сперва лукаво, а потом сердито, когда стало очевидным, что он не собирается возвращаться. Она сделала несколько уничижительных замечаний о нем, сравнивая с другими мужчинами. Роберт с ней не спорил – это было бы ниже его достоинства, и, кроме того, сказанное было правдой. Хотя его тело быстро возвращало себе молодость и силу, оно все еще проигрывало в сравнении с окружавшими его почти совершенными образчиками.

Он оставил эти размышления и обдумал рассказ Пайявы.

Если бы он смог обнаружить ее мать или ее ровесников, то, возможно, сумел бы побольше узнать о Властелине. Он не подвергал сомнению рассказ Пайявы, который на Земле казался бы невероятным. Эти люди просто-напросто не лгали. Вымысел был для них чужд. Такая правдивость имела свои преимущества, но она также означала ограниченность их воображения и отсутствие большого чувства юмора или остроумия.

Смеялись они достаточно часто, но по очевидным и мелким поводам. Их развлечения не поднимались выше фарса и грубых розыгрышей.

Вольф выругался из-за того, что все время отвлекался. Казалось, сосредоточить внимание ему с каждым днем становилось все сложнее. Итак, о чем он думал, пока не сбился? Ах, да, о матери Пайявы! Некоторые из старейшин могли бы просветить его, если он сумел бы их обнаружить. Да только как их опознать, когда все взрослые выглядели одного возраста? По его наблюдениям, здесь имелось очень немного юнцов, наверное, трое на несколько сот встреченных им существ. Более того, среди многих здешних животных и птиц – некоторых довольно странных, к тому же, – только пол дюжины не были взрослыми.

Малое число рождений сбалансировало отсутствие смерти. Он видел трех мертвых животных – двух погибших в результате несчастного случая, а третье – во время боя с другим из-за самки. И даже это было несчастным случаем, так как потерпевший поражение самец, антилопа лимонного цвета с четырьмя изогнутыми в виде восьмерки рогами, бросился бежать и сломал шею, перепрыгивая через бревно.

Тело мертвого животного не имело никаких шансов разложиться и начать издавать вонь: несколько вездесущих существ, похожих на маленьких двуногих лисиц с белыми носами, отвисшими, как у такс, ушами и обезьяньими лапами, съели труп за какой-то час. Лисы рыскали по джунглям и убирали все – плоды, орехи, ягоды, трупы. У них было пристрастие к гнилому, они бы проигнорировали свежие плоды ради побитых. Но они не выглядели диссонансом в симфонии красоты и жизни. Даже в Саду Эдема необходимы сборщики мусора.

Временами Вольф смотрел через голубой с белыми барашками волн океан на горный кряж, называвшийся Тайяфайявоэд. Наверное, Властелин жил там. Может быть, стоило пересечь море и подняться на грозную кручу в надежде раскрыть какую-то тайну этой вселенной. Но чем больше он пытался прикинуть высоту гор, тем меньше ему эта мысль нравилась.

Черные скалы воспаряли все выше и выше, пока не уставал глаз и не спотыкался ум. Никакой человек не мог жить на его вершине, потому что там не было воздуха для дыхания.