Текст книги "Игра с нулевой суммой (СИ)"

Автор книги: Фей Блэр

Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава одиннадцатая

Как ни странно, спал Алёха отлично. Как младенец. А вот просыпаться оказалось и неприятно, и тяжело, и просто болезненно – потому что пока он лежал, всё было вроде бы нормально, однако стоило ему проснуться и пошевелиться, тело напомнило, что вчера он впервые познакомился с таким явлением, как верховая езда.

Да ещё ему и выспаться не дали. Разбудил его пацан, который громко звал его по имени и даже, как выяснилось, кинул в него свой ботинок. А едва Алёха открыл глаза и застонал, Бенька сказал недовольно:

– Уже светло совсем! Ты всё проспал!

– Что случилось? – буркнул Алёха, пытаясь как-нибудь так сесть, чтобы у него болело не всё тело, а какая-нибудь одна его часть.

– Уже день! – капризно возмутился Бенька. Вот теперь это был избалованный десятилетка. – Одень меня скорее и пойдём искать хозяев! Нам надо ехать в обитель, – озабоченно сказал он. – А она далеко. Наверное. Вставай!

Одеть. Алёха мрачно поглядел на развешанные им вчера на спинке кровати Бенькины вещи. Если не думать о проблемах – они сами собой рассосутся. Да как бы не так.

Как это все надевать-то? А ведь он должен уметь, наверное. Это точно должен. Раз он слуга. Примерно как в игре: если ты маг, ты магичишь, если наемник – работаешь киллером, если крестьянин – кормишь и тех, и других. Но только с ролью в этой игре мануал почему-то выдать забыли.

Так… как там вчера было? Сперва эти колготки на верёвочках. Нет, ну какая же нелепая одежда!

Кряхтя, словно столетний дед – но что он мог сделать, если у него болело всё? – Алёха поднялся, подошёл к кровати, снял один чулок и…

– Ты их даже не почистил! – набычился Бенька.

– Когда мне было? – вспылил Алёха. – Я же спать лёг сразу! И они были сырые, – добавил он на всякий случай, и это неожиданно сработало.

– Ну да, – согласился Бенька. – Ладно, я подожду. Только недолго! – сказал он, усаживаясь в кровати поудобнее.

– Ну где я их сейчас почищу? – спросил с тоской Алёха. – И чем?

– Щёткой, – предположил Бенька и спросил удивлённо: – У тебя что, нет с собой? Где все твои вещи?

– Я не знаю, – растерялся Алёха. А правда, где? Наверное, остались в том отеле, или как оно тут называется. – Я забыл захватить, – сказал он неопределённо.

– У хозяев есть, должна быть, – сказал Бенька и уставился на него требовательно.

Кажется, Алёха очень ошибался, думая, что вчера они с Бенькой сблизились. Может, когда им обоим грозила опасность, а то и верная смерть, так и было, но сейчас, при свете дня, Бенька очухался, приборзел и снова вёл себя как господин. Ну и пожалуйста. Всё равно Алёхе деться некуда – что он будет делать тут один? Да и Беньку не оставишь. Но всё равно обидно.

Его собственные вещи были куда грязней Бенькиных, но Алёхе всё-таки пришлось влезть в них. Надо будет их почистить тоже – он чистюлей не был никогда, но надевать на себя воняющие лошадью и вымазанные в грязи тряпки было физически неприятно. Постирать бы их, но как и где? Самостоятельно Алёха делать это не умел, а прачечных здесь нет наверняка. Не говоря уже о стиральных машинках.

Справившись с последними завязками – у них же есть пуговицы, думал Алёха, почему, ну почему его штаны держатся на шнурках? Ку! Дифференциация по штанам – только в этот раз не по цвету! – он собрал Бенькины тряпки и пошёл было искать хозяев, но уже на пороге Бенька его окликнул и остановил требованием:

– Ты забыл горшок.

– Чего? – переспросил Алёха, обернувшись и непонимающе моргая.

– Мой горшок, – Бенька брезгливо поморщился. – Его надо вылить.

– Какой горшок? – озадаченно спросил Алёха.

– Ночной, – Бенька смотрел на него раздражённо и почти обиженно. Было похоже, что он действительно обиделся, потому что ехидно спросил, явно не сдержавшись: – Почему я должен говорить тебе об этом? Это-то ты должен знать!

Ну да. Логично: если Алёха ухаживал за отцом… ну вот – теперь он забыл имя своего хозяина. Отлично, хотя – какая теперь разница? В общем, если он ухаживал за стариком, то, действительно, такое должен знать. И вроде бы ведь не было ничего такого в Бенькином требовании, но Алёхе стало так противно! Хотя он ведь тому, другому Беньке, своему, и памперсы менял. Но то брат. А то… вот поди ж ты.

– Угу, – буркнул Алёха, оглядевшись в поисках горшка. Бенька с тяжёлым вздохом ткнул пальцем куда-то под кровать, и Алёха, наклонившись и прочувствовав все тело до последней мышцы, извлёк довольно большую ночную вазу, расписанную весёленькими красными цветочками. Судя по весу – полную. Спасибо хоть, что с крышкой.

На сей раз он всё-таки ушёл – и внезапным испытанием для него стала лестница, спуститься по которой оказалось пыткой. Кажется, идти вчера наверх было не в пример удобней… а ведь ещё надо было не растерять Бенькино барахло и не расплескать нужник в цветочек.

Пока Алёха, стеная и едва не плача, враскоряку медленно сползал по лестнице, балансируя при этом горшком, то с некоторым содроганием понял, что тоже хочет в туалет. Надо… надо будет посмотреть заранее, есть ли там бумага. Ну а если нет? Что он делать будет? Больше тряпок у него в карманах нет, а тут с голой задницей не выскочишь – люди же вокруг. Наверное.

Интересно, а чем Бенька подтирался?..

Хозяйка – Яранга… нет, не так… стоп, как её зовут? Там надо как-то буквы переставить. Не Яранга, а… Янгара, точно. Как река, только через «я» – обнаружилась в кухне, где пахло какой-то едой. Просьбе выдать щётку она ничуть не удивилась и немедленно снабдила Алёху требуемым, но он всё же счёл нужным объяснить:

– Мы вместе с лошадью все вещи потеряли.

– Понятное дело, – кивнула она. – Что делать будете?

– Нам ехать надо, – расплывчато ответил Алёха.

– Куда? – тут же спросила она, и он растерянно сморгнул. Может, и не стоит прямо спрашивать насчёт этой обители?

– У вас тут туалет есть? – глупо спросил он.

Янгара покосилась на ночную вазу в его руке и рассмеялась:

– Нет, конечно, мы же святые! Вон туда, – она подошла к окну и сделала округлый жест, словно огибая некое препятствие. – Найдёшь там. И смотри – там лопухи вокруг, конечно, но среди них есть и бешеные. Не перепутай.

Лопухи – это было здорово! Вот она какая, значит, местная бумага… ну, во всяком случае, лучше, чем ничего. Но вот что значит «бешеные»?

– А они какие? – осторожно спросил он, и Янгара изумлённо на него уставилась:

– Не знаешь?!

– Я ведь головой ударился, – выдал Алёха привычное уже объяснение. И добавил: – И стал ей скорбен.

– На оборот смотри, – с тяжёлым вздохом ответила Янгара. – Бешеные – с красными прожилками. Но это взрослые, – добавил она. – Маленькие не трогай лучше. У бешеных неровный край, но… – она махнула рукой.

Алёха не обиделся. Наверное, и вправду он должен был казаться ей придурком. Ну и пожалуйста – не страшно. Главное, чтобы не подозрительным. Какая ему разница, что она про него думает?

Лопухи он выбирал самые крупные. Отличались они и вправду лишь прожилками – а так, сверху, и вообще никакой разницы. Нарвав самых зелёных, какие смог найти, он на всякий случай сперва проверил их на руке – пусть лучше её жгут, чем задницу. Но ничего с его рукой не случилось, и Алёха, оставив Бенькины вещи вкупе со своей курткой на лопухах, закрылся наконец в деревянной будочке.

Закончив все свои дела, он вылил горшок, постоял, подумал, обтёр его лопухами – хотя надо было бы его помыть, конечно, да где взять воды? Пришел к печальному выводу, что делать этого не хотел, но, видимо, какие-то инструкции ему в мозг подгрузили помимо воли. Вот он уже и…

«А я еще в “Макдак” не хотел...»

Потом долго чистил вещи – сначала свою куртку, затем штаны, и только после этого принялся за Бенькины одёжки. И от нечего делать разглядывал окрестности. Алёха деревню не любил: к счастью, мать не страдала всем этим садово-огородным кошмаром, да и денег на покупку дачи у них никогда не водилось, так что Алёха за всю жизнь был в деревне – у друзей – считанное количество раз. И на огороде, естественно, не горбатился.

Грядок здесь было, что называется, до горизонта, и росли на них какие-то зелёные кустики с белыми цветочками. Тоска какая…

А вот слева, дальше от дома, было что-то изумительно странное. Такое, что сначала Алёха списал эту странность на обман зрения или сбой в системе собственных глюков, но потом понял – нет, взаправду, и решил пойти посмотреть.

Сперва – от сортира – ему показалось, что на крайних грядках иллюминация. Или блики какие-то, как на стенах диско-клуба. И только совсем вблизи он рассмотрел, что это не блики и даже не глюки, а самые обычные розы, только мелкие и на кустах, а то, что он принял за светомузыку – лепестки.

Розы меняли цвет, как говорится, в прямом эфире, поворачиваясь к свету и распуская бутоны. Казалось, что они ищут более комфортное для себя положение и окраску, потому что они замирали и переставали изменять цвет, как только их все устраивало, а бледные лепестки – синие, розовые, оранжевые, красные или зелёные – наливались яркостью и контрастом, как пропущенные через фильтр, и становились почти неестественными.

Этих роз было грядки две, и, возможно, они были съедобными, но Алёха, помня о кролах, тестировать не рискнул, к тому же его с нетерпением ждал голый голодный пацан.

Когда Алёха вернулся наконец к Беньке, тот встретил его возмущённым воплем:

– Где тебя носило?

– Одевайся давай, – буркнул Алёха. Настроение у него было препаршивое: тело ныло, хотелось есть и пить и категорически не хотелось идти куда-то.

А ещё он, как выяснилось, позабыл горшок у туалета. Вот нечего было таращиться по сторонам!

А главное – он так ведь и не вымыл руки! Да, он их, конечно же, сто раз вытер лопухами, и травой, и ещё какими-то листочками, но всё это даже рядом не стояло с обычным туалетным мылом.

– Ты всегда такой медлительный? – недовольно спросил Бенька, садясь на край кровати и вытягивая ноги.

– Всегда, – хмуро ответил Алёха. «А куда мне было спешить?» – про себя добавил он.

Напялить на Беньку чулки оказалось крайней непростой задачей – куда более сложной, чем снять их. Они почти не тянулись – не то что трикотажные колготки или же носки. Нет, они были сделаны из плотного материала вроде шерсти или хлопка, Алёха в таком не разбирался, и лезли на ногу с большим трудом. И если с первым чулком Алёха справился довольно быстро, то второй у него с самого начала перекрутился, и на полдороги пришлось его снимать и надевать ещё раз. Бенька злился, у Алёхи отваливалась спина и болели руки, а ведь ему пришлось ещё привязывать дурацкие чулки к трусам. Какой идиот вообще придумал эдакую конструкцию? И главное, зачем? Чем им тут штаны не угодили? Шнурков было много, они были тонкими, и Алёха проклял всё и всех: портного, моду, Беньку, и особенно себя и свою дурацкую судьбу.

«Миссия невыполнима...» Но вот Бенька был уже снизу одет, и в голове Алёхи словно зажглось: «Вам прибавлено сто очков за успешно натянутые на господина штаны». Офигенно! Алёха вздохнул. Нафиг такие игры.

Потом была куртка и её двадцать четыре пуговицы, мелкие, круглые и ужасно неудобные.

– Это-то ты можешь застегнуть? – в какой-то момент сорвался Алёха, когда на очередной пуговице его палец соскочил.

– Это не мое дело, – Бенька вздёрнул подбородок.

– У тебя пальцы мелкие, тебе это проще! – зло сказал Алёха.

– Это должен делать ты! – упёрся Бенька.

– Куртка твоя, ты и застегивай!

– Но ведь я… – в запале крикнул Бенька и как-то стих. – Не умею. Правда.

– Не умеешь – учись, – буркнул Алёха.

То ли Бенька обиделся, то ли Алёха задел его за живое, но кое-как пуговицы он застегнул, корча при этом невыносимо страдальческие рожи, и они опять пошли вниз – завтракать.

Там Алёха наконец вымыл руки – вчерашний кувшин, к счастью, стоял на месте. И даже мыло было. Жизнь начинала налаживаться, хотя бы по мелочам. Алёха даже подумал стянуть мыло, но мысль отмел: некрасиво. Если бы за это ему хоть повысили уровень, но скорее всего – увидят, просто опять отходят хлыстом.

Янгара оставила им на столе молоко и хлеб. Как вчерашние, только тёплые, так что завтрак весьма удался. За Бенькой пришлось поухаживать: оторвать ломоть хлеба и налить молока.

– Надо лошадь, – сказал Бенька, дожёвывая свой хлеб. – Без лошади до обители не доберёмся.

«Только не это», – подумал Алёха, но вслух сказал:

– А ты уверен, что тебя там уже не ждут?

Бенька перестал жевать, нахмурился, посмотрел на Алёху встревоженно.

– Ты сам сказал, что в обители безопасно. То есть, если бы я за тобой гонялся, сразу бы там в засаде и сел. Если тебе идти больше некуда, где тебя еще ловить?

Бенька задумчиво выводил на столе какие-то круги пальцем. Потом спохватился и сел смирно, как первоклассник.

– И что делать?

И правда, что?

Алёхе казалось, что он должен ткнуть в окошко или кинуть кубик. А как иначе принять решение? Должны же быть варианты? Но это ведь не игра.

– Не знаю, – признался он. – Тебя где-то хотели спрятать? Вспоминай, куда точно тебя везли.

Глава двенадцатая

Бенька задумался. Сделался серьезным, как студент на экзамене, когда ничего не учил, но надеется на халяву. Алёха утер с губ потеки молока и чуть не заорал, но не от боли, от ужаса: щетина отросла и царапалась. Бритье! Господи, ну за что?

Может, тут слугам нормально ходить небритыми? Он даже представлять боялся, чем тут бреются. Ножами, наверное. А если рука дрогнет? А вот эти, как их… брадобреи? Это же какая степень доверия к ним была?

– Давай сначала, – потребовал Алёха, чтобы не думать о страшном. – С самого-самого начала давай, как все было. Ну?

Бенька впился зубами в хлеб. Алёха ждал: пацан то ли темнил, то ли почему-то не хотел ему обо всём рассказывать, то ли пытался придумать что-то. Что и, главное, зачем? Чего ему ещё-то было терять?

– Я тебе не верю, – наконец отмер Бенька. – Я никому верить не могу.

– Приехали, – вздохнул Алёха. – Я тебе вчера жизнь спас. Ты – мне. Мы вчера, обнявшись, на ветке сидели. Ты мне падать вниз запретил. Мы с тобой теперь эти… как их… соулмейты? Тьфу, нет. Слово такое, из книжек. Сейчас вспомню.

Бенька от удивления опять перестал хомячить, только нахмурился.

– А ты разве читать умеешь? – спросил он.

– Побратимы, во! – обрадовался Алёха, проигнорировав подначку. – Это считай… как братья. Почти.

– Если бы ты был моим братом, – выдал Бенька как-то очень загадочно. Явно не так, как мог бы сказать лучшему другу, а словно хотел добавить: «Не было бы у меня и половины проблем». Но вместо этого он кивнул. – Да, ты прав, Алох. Ты не должен был, но ты повёл себя достойно, – сказал он неожиданно торжественно.

Алёха чуть было не пошутил, что раз так, ему за это полагается награда, но удержался, а то ведь правда наградит и… нет, это будет как-то неправильно. Поэтому сказал:

– Значит, ты мне можешь доверять.

– Нет, – вздохнул Бенька. – Пока нет. Но ты… – он оглядел обидевшегося Алёху и проговорил задумчиво: – Твой хозяин – Матиш?

– Угу, – буркнул Алёха. Чего спрашивает, память отшибло, что ли? Обсуждали же уже этот вопрос.

– Верный рыцарь Матиш, – к облегчению Алёхи, заключил Бенька. Значит, все-таки действительно Матиша знал, хотя бы и с чужих слов. – Он не отказал бы мне… я думаю, – важно добавил он, – что теперь ты можешь быть моим слугой. Если желаешь.

Алёха хотел было возразить, что после того, как он предложил Беньке побратимство, назначать его опять слугой как-то, мягко говоря, оскорбительно, но пацан смотрел на него так напряжённо, что Алёха решил махнуть рукой на свои обиды. Мало ли. Может, у них тут так принято. Может, это комплимент вообще. Кто их разберёт.

– Куда ж я денусь, – буркнул он. – И что я должен буду делать?

«Кроме того, что горшки выносить?»

– Защищать меня, – тихо и серьёзно сказал Бенька.

– Я буду твоим защитником, – пообещал Алёха, про себя вздохнув. Нет, ему всё-таки было обидно. Ну как так-то? Они же вчера… А он…

– Сколько Матиш тебе платил? – деловито спросил Бенька, и Алёха смешался. Отвечать ему было решительно нечего, так что он сделал то, что всегда срабатывало с матерью – позволил себе набычиться – и буркнул:

– Платил. Сколько-то.

Бенька недоумённо сморгнул, помолчал немного, явно не понимая, что с Алёхой вдруг случилось, а потом всё же предложил:

– Один ор. Раз ты теперь мой личный слуга.

Алёха только плечом дёрнул. Что ещё за оры?

Бенька интерпретировал этот жест по-своему:

– Матиш платил больше?

– Нет, – на всякий случай сказал Алёха и поглядел на Беньку. А ведь он же правда думает, что делает сейчас что-то хорошее, сообразил Алёха. И чего он обижается? Ну вот принято так тут. Не бывают, видно, слуги побратимами… и ладно. – Ор так ор, – согласился он. – Мне подходит. Давай лучше думать, что нам дальше делать. У меня вопрос есть.

Бенька ответил не сразу. Доел хлеб, допил молоко и оглянулся. Кухня была пуста.

– Спрашивай, – смилостивился он.

– Давай сначала, – попросил Алёха. – Вот… когда умер отец? Ты извини, что я спрашиваю?..

– Ничего, – со сдержанным достоинством отозвался Бенька. – Умер отец, и мать… ну, в общем, я… неважно, она стала… главной. У нас дома. Так понятно?

Алёха кивнул.

– Ты что, вообще за пределы рыцарских владений не выходил? – с подозрением спросил Бенька.

Алёха решил соврать.

– Да я и за ворота не выходил, зачем мне, – он выдавил усмешку. – Ну, тут поможешь, там поможешь, а… – он подумал. – В общем, или работаешь, или спишь, а если заметят, что без дела шатаешься, тут же к работе припашут, а мне это зачем? Вот я и… бегал с горшком целый день. Туда, сюда...

Бенька поморщился.

– Ленивый слуга – везде одинаков, – припечатал он. – Тогда… Слушай дальше. Потом… потом мать занемогла. Я про это тебе уже рассказывал, – Бенька помрачнел. – Потом мне сказали, что она умерла.

– И ты стал главным? – перебил его Алёха, вспомнив, как тот вчера затирал Амареку – так, кажется – про главу рода.

– Ну… – Бенька замялся. – В общем, главным я стал после смерти отца. Но я ещё малолетний, поэтому сначала как бы главной была мать, а затем уже – бабка…

– Это как регент! – обрадовался Алёха, вспомнив нужный термин. Ну, не зря все-таки в институте штаны протирал. – Точно, да. Регент. То есть ты, получается, как… как король, а они над тобой – как регенты. Так?

Бенька сосредоточенно жевал губами. Наверное, пытался понять, что Алёха ему сказал. В конце концов он кивнул, лицо его чуть просветлело.

– Да, – согласился он, – как король и как регенты, – он взглянул на Алёху, в глазах его мелькнуло несказанное удивление. Ничего странного – услышать такие мудрёные слова от неотёсанного слуги. – И… бабка сама захотела… быть главной. Чтобы без меня. Понимаешь, она… она была вторая жена деда. Когда дед первый раз заболел, я тогда ещё и не родился, он сделал… главным в роду отца. Потому что думал, что сам умрёт, но не умер. Отец как раз вскоре женился, и дед выздоровел, и у него со второй женой, с бабкой то есть, тоже сыновья родились. А потом… потом умер отец, может быть, его тоже убили, и дед, уже совсем больной, объявил меня главным. Я понятно рассказываю?

«Да уж, как конченому дурачку», – подумал Алёха, но просто кивнул.

– А потом умерла моя мать. Барон Ставиш тогда меня… скрывал в своём замке. Там хорошо было, – почему-то грустно добавил Бенька. – Я только по матери очень скучал… Пару раз её видел, уже очень… – он опять замолчал. – А потом барон Ставиш узнал, что меня тоже хотят убить.

– Чтобы ты не мешал свой бабке, – догадался Алёха. – Потому что у неё есть свои сыновья. Да?

Бенька кивнул.

– Значит, ты очень богатый, – протянул Алёха.

– Ну, может, не очень, но… – расплывчато ответил Бенька.

– Но раз такой замут… то есть, я хотел сказать, раз такие дела – есть за что, верно?

– Что? – озадаченно переспросил Бенька.

– Ну, есть за что бороться. Твоей бабке, – пояснил Алёха.

Бенька опять кивнул.

– Валяй дальше. Вы куда-то поехали. А куда?

– В Кампану, – сказал Бенька. – Это столица, – добавил он язвительно, – а то ты ведь неуч совсем.

Кампана?

Алёха сразу кое-что вспомнил. Ну конечно! Разговор Матиша с графом. Они говорили про какого-то… Збыша, который скакал от этой самой Кампаны и по дороге свалился с коня. Ну, бывает. Алёха теперь его понимал. А потом они сказали, что надо ждать…

Стоп.

– А вы что, раньше срока приехали?

«Сказано было – за три дня до конца месяца».

– Почему? – удивился Бенька. – Вовремя. Как и было сказано.

«Значит, тут какой-то месяц закончился», – решил Алёха. Закончился – ну и чёрт с ним.

– А что потом было?

– Нас должны были тут ждать. Рыцарь Матиш, граф Авиелло. Граф ещё отцу служил, пажом у него начинал, отец их с Орнели, дочерью барона, даже обручил… Э-э… – Бенька почему-то осёкся. – Ну, он на это право имел, как…

Бенька очень старался этот вопрос прояснить, но Алёху жениховство интересовало мало.

– Да лыр с ним, с графом, – оборвал он Беньку, тем более что говорить, что и графа уже в живых нет, мальчишке не стоило. – Но когда мы подъехали, на нас напали.

«Измена!» – так кричал граф. Значит, если Бенька не ошибается, их действительно предали. И этот кто-то был не на Бенькиной стороне.

Но кто же он тогда такой, какими деньгами ворочает, если графы из-за него жизнью рискуют? Тобеш ещё говорил, что Матишу бежать надо, а сам он помирать с ним пока не намерен. И пожар он устроил именно для того, чтобы вся деревня сбежалась. И про рыцарей, про барона и графа, сказал, что верные они были…

Ну и дела.

«Господи, как я во все это влез? – с отчаянием подумал Алёха. – За что мне все это? Если какие-то… бабкины прихвостни перебили всю Бенькину охрану, то меня они вообще придавят как клопа и не заметят!» Он посмотрел на Беньку, который снова насупился и молчал. «И как я его защищать буду? Чем? Да у меня даже ножа нет!»

– Ты продолжай, – напомнил Алёха. – Про нападение.

– Ну… – Бенька вздохнул. – Мы должны были ехать в Кампану. Уже с бароном и графом и их людьми. Точнее, с людьми графа, барону люди свои не положены. Как карета остановилась, барон велел подождать, а сам ушёл. А потом началась эта битва. Я вылез, потому что знал, что меня ищут, или на месте убьют, или увезут и все равно убьют, ну… а дальше ты знаешь.

Алёха знал. Впрочем, ничего ему яснее не стало.

– Нам с тобой в Кампану нельзя? – поинтересовался он.

Бенька помотал головой.

– Мне туда точно одному хода нет, – Бенька расстроенно посмотрел на Алёху и ещё печальней добавил: – С тобой тоже… Можно попытаться дедова брата найти. Но только вот где?.. Бабка моя его давно уже… – он опять замялся и сказал после паузы: – Отовсюду выгнала.

– А ты о нем что-нибудь знаешь?

– Он человека направил с известием, – сказал Бенька. – Что бабка меня хочет убить.

Вот, значит. Збыш этот был между Бенькиным дедом, который брат первого деда, и Матишем связным.

– Но я его последний раз видел, когда мне лет пять было...

– Тогда зачем тебя повезли-то из безопасного места? – Алёха вконец перестал что-либо понимать. – Тебя везли в эту Кампану? На кой… то есть – для чего? К королю?

Бенька вздохнул, взглянул на Алёху внимательно, нехотя кивнул.

– Да. К королю. Только он мне ничем не поможет, – быстро прибавил он. – Что они думали, я не знаю. Потому что то, что я слышал…

И он встал. Солидно вытер руки о платок, что вынул из кармана, опять посмотрел на Алёху. Было ясно, что он что-то недоговаривает. Более того – недоговаривает абсолютно сознательно.

Мелкий говнюк и интриган! И ему только десять. Что из него вообще вырастет?

– Пойдём, справимся насчёт лошади, – предложил Бенька. – Уезжать надо отсюда, мало ли что.

Но Алёха почему-то медлил. Не нравилось ему, что Бенька как-то странно оборвал разговор. Да и перспектива снова сесть верхом не радовала. Очень.

– Что ты слышал?

– Неважно, – отмахнулся тот. – Пойдём покупать лошадь.

– Да погоди ты! – Алёха вскочил, даже схватил Беньку за плечо, совсем забыв, как тот реагирует на прикосновения. – Ты… может, не знаешь. Барон погиб, и граф… граф погиб тоже. Там, в конюшне, когда мы прятались, хозяин трактира говорил. А ты, наверное, просто разговор не расслышал.

Это было жестоко – так сообщать мальчику о смерти близкого ему человека. Но Бенька только кивнул, не расплакался. Наверное, привык, с замиранием сердца понял Алёха. Когда сначала отец, потом мать…

– Орнели очень расстроится, – только и сказал Бенька. – Потому что… друзьями они с графом, конечно, не были, но с детства друг друга знали.

– А как же свадьба? – обалдел Алёха.

– А что свадьба? – и Бенька улыбнулся вдруг открыто и искренне. – Так, как мои отец и мать, по любви, это же не всегда бывает…

Алёха счёл за лучшее просто кивнуть. Как он ни скверно знал историю, но о браках по договорённости помнил. Ни хорошего, ни плохого, так… как будто сейчас – в его мире – все браки были исключительно по любви.

– Моя мать тоже по любви замуж вышла, – признался он.

– Вам можно, – равнодушно сказал Бенька. Ни тебе радости, ни удивления. Не пацан, а робот какой-то. Временами.

– Так все-таки, что ты слышал? Бенька! – тряхнул его Алёха. – Эй, я ведь должен тебя защитить! Ты помнишь?

– От этого не защитишь, – сухо парировал Бенька и удивлённо попросил: – Пожалуйста, называй меня полным именем.

– Как скажешь, – хмыкнул Алёха, но пацан уже выскочил в дверь, и не оставалось ничего другого, как тащиться следом и пытаться вспомнить это самое имя. Он его всего один раз и слышал же!

Вызвался защищать? Взялся за гуж, как говорит бабушка Ида.

Бабушка, бабушка, мама, Сергей, Бенька, знаете ли вы, как сейчас хреново вашему внуку, сыну, пасынку, брату? В прямом и переносном смысле хреново, и лучше уже вряд ли станет, если вообще не убьют…

С окошками было бы проще. Да, как в игре. Что собираешься сделать? Тогда будет так. Но здесь никаких окошек не предлагалось. Больше было похоже на… игру с нулевым счётом, вспомнил Алёха. Ту самую, когда перед тобой игровое поле, тебе выдаются фишки и кубик, кидаешь кубик, делаешь ход. От тебя совсем ничего не зависит, никакое решение. Только количество выпавших очков, да и то весьма условно. Вот сейчас ему повезло, его даже повысили. Или нет? Может, напротив, не повезло? Как узнать? Горшок выносить перестанет? Ну, хоть и это, что называется, хлеб.

Помыться бы ещё. И побриться, а то самому аж противно. Как бомж Семеныч, который бутылки во дворе собирал…

Итак, Беньку везли в столицу, знать бы ещё, для чего, но, видимо, Бенька и сам был не очень-то в курсе. Или слышал что-то такое, что категорически ему не понравилось.