Текст книги "Игра с нулевой суммой (СИ)"
Автор книги: Фей Блэр
Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава седьмая
Ёлки, как назло, навели на дурные мысли.
Не на то, чтобы на них повеситься, нет. На новый год, гирлянды, мандарины, подарки, бенгальские огни и бой курантов. На мать, Беньку, отчима и бабушку Иду. На семью.
Как они там, что с ними? Если… хорошо, но если вдруг Алёха не умер, а оказался здесь целиком, как они это вынесут? Что бы сам Алёха испытывал, если бы вдруг исчезла мать? Сергей? Бенька? Бабушка? Взяли бы – и исчезли. Пропали без вести. Да он бы с ума сошёл!
Перед ним словно живые возникли мать и отчим, молча сидящие на кухне. У матери заплаканные глаза, а отчим… Молчит, наверное, но это вообще ничего не значит. Просто он более сдержан. Так вот, представив этот кошмар, Алёха едва не заорал. Как же ему перед ними было стыдно!
И такая вот неизвестность. А дальше он знал: розыскное дело, фотографии… Может, даже обратятся к волонтерам-поисковикам, и будет всё бесполезно, потому что… Потому что его больше нет.
Может, тело потом и отыщут.
Алёха тронул Беньку за плечо.
– Не дергайся ты… я боюсь, вдруг ты заснёшь, – решил он объяснить. – Скажи, а как так могло загореться?
– Что загореться? – равнодушно спросил Бенька. Его, похоже, вообще не интересовало то, что случилось в том доме, помимо того, что ему пришлось удирать.
– Постоялый двор. Или гостиница, что это было? И все побежали тушить, а коней не трогали.
– Коней? – Бенька даже тряхнул головой, видимо, выражал возмущение. – Кони тут ни при чём.
Алёха его чуть не пнул: ему хотелось отвлечься от мыслей о доме, а пацан мямлил, словно у доски урок невыученный.
– Когда пожар, сразу скотину выводят, и, опять же, тушат, чтобы всё село не сгорело… – попытался объяснить ему Алёха.
– Так это когда пожар, – по-прежнему равнодушно пояснил Бенька. – А тут, наверное, какой-то пиромаг испугался спросонья… Зачем тушить, само все потухнет.
По крайней мере, говорить Бенька стал не как кандидат в районные депутаты на митинге возле метро, подумал Лёха. И то хлеб.
– Какой пиромаг?
– Обычный, – пожал Бенька плечами. – Может, ребёнок даже. Это же не всегда контролируешь… – он вдруг чуть обернулся к Алёхе. – А ты… У тебя вообще ничего нет?
«Чего?» – хотел уже было опять обалдеть Алёха, но не стал. Бенька сейчас сам все расскажет.
– Ничего, – ответил он, а Бенька вздохнул.
– Иногда такое… особенно в детстве… Случается, хотя и не со всеми. Особенно когда дар опасный…
Алёхе показалось, что он немного смутился.
– У тебя тоже… Опасное? – спросил он почти с надеждой. Может, хоть сейчас у них разговор нормальный выйдет?
– Нет. – И понимай, как считаешь нужным.
– А сам пиро… маг мог такое устроить? – спросил Алёха – потому что помнил, что Тобеш поджёг дом сам.
– Конечно. Тем более что пиропламенем больше ничего не зажечь, только то, что сначала…
Объяснять Бенька был точно не мастак.
– Это в смысле?
– Оставь меня, я устал! – вдруг надменно и вымученно объявил Бенька, но обидеться Алёха не успел. – Это когда ты разводишь костёр, то и поджигаешь костер, а не щепу, потому что от щепы пламя не перекинется, – всё-таки пояснил он.
Физика тут тоже плясала во все концы. Кажется. Если бы Алёха помнил её лучше, он бы мог сказать точнее. А так… мало ли. Вдруг он что-то путает.
– А зачем тогда они вещи выкидывали? – уточнил он. – И кричали? И колокол? И вообще это все?
– А кто сразу поймет, пиромаг зажёг или нет? – отмахнулся Бенька. – Так вот колокол – он всегда при пожаре, положено. Но вообще разбираются быстро, пиропламенем и обжечься толком нельзя.
– А удобно, – решил Алёха.
Зато кое-что начало проясняться насчёт того, почему за Бенькой могла гоняться родная бабка.
– И это всегда так? – продолжил он допрашивать Беньку. Тому то ли надоело, то ли он действительно он устал, потому что дёрнул лошадь, остановил её и почти развернулся в седле.
– Ударь меня, – с вызовом сказал он.
Алёха отпрянул.
– Не собираюсь я тебя бить.
На самом деле он даже подумал, что Бенька может быть провокатором. Что с ним нужно держать ухо востро, Алёха не сомневался.
– Ладно, тогда представь… Если ты ударишь меня, что будет?
– Э… – затупил Алёха. – Мне будет секир-башка?
– Со мной что будет?
– Наверное, упадёшь?
Бенька кивнул. Он сидел к Алёхе в профиль и забавно морщил лоб.
– А если ударит кто посильнее?
– Упадёшь вместе с лошадью.
Алёха сознательно пошутил, желая немного развеять задумчивость Беньки, но тот, к его удивлению, только обрадовался.
– Не совсем пропащ, – одобрил Бенька, и Алёха сообразил, что он кому-то подражает. Может быть, барону Ставишу? Который погиб?
Который был его другом?
И не то что жалость, но сочувствие захлестнуло Алёху с головой. Этому мальчишке всего десять лет, а он уже потерял всех, кто ему дорог! И никому, никому до этого дела нет!
– Вот так, – заключил Бенька, развернулся и снова отправил лошадь вперёд. – Для себя почти каждый может… Ну не каждый, но многие. Кто яблоко сорвать силой мысли, кто яйцо разбить, кто костер…
Многие?
– Рыцарь Матиш – он, наверное, бездарный, – продолжал Бенька, и Алёха за хозяина даже обиделся – и сам себе удивился. Это вот что, он уже за хозяина и обижаться готов? Что же дальше-то будет? – Бездари при себе дарованных слуг и не держат, опасаются. Ну или слуги дары скрывают, толку от них все равно зачастую нет...
– Так что, пиромагов тоже полно? – растерялся Алёха, потому что красивая версия усвистела в дальние дали. А он-то думал, что этого Беньку… Что он уникальный, с какой-то способностью...
– Конечно. Многие не пользуются дарами, потому что зачем? Яблоко сорвать и рука не отвалится. А пиромаг и поджечь может… особенно если пьяный спит. Или ребёнку кошмар приснился.
Алёха вовремя зажмурился, получил веткой по щеке и спросил у Беньки главное:
– Ты такое тоже умеешь?
– Мать умела… – Голос Беньки на мгновение предательски дрогнул, но все же он справился. – Она умела лечить. Она могла стать Видящей Сестрой. Но не стала, ушла из обители, потому что влюбилась в отца. А он в неё. А я… Нет, я вообще ни на что не годен.
И даже это он сказал как-то так, что Алёха ему позавидовал.
– Ладно, – успокаивающе сказал он. – Ничего. Мы справимся.
Бенька тихо фыркнул. Алёха хотел было похлопать его по плечу, но вовремя остановился. Не нравится ему, что слуга с ним так панибратски, ну и не надо тогда. В каждой избушке свои погремушки, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и что там ещё бабушка Ида любит говорить.
– Я про эти дары в самом деле… почти ничего не знаю, – покривил душой Алёха. – Так, слышал…
– Да ничего в них нет интересного, – пожал плечами Бенька. – Моя бабушка, например, любит предметы притягивать. Металлические. Руками. Слуги знают – если она сама что взяла, жди беды, выпорят.
Алёхе стало совсем любопытно.
– А дар вообще можно… не знаю, развить? – спросил он, решив пока про бабку не расспрашивать.
Бенька засмеялся. Но и смех у него был какой-то совершенно не детский.
– Ты правда скорбен. Где ты видел, чтобы немой говорил? Или можешь, или нет, это с детства уже проявляется. Но ты не переживай, если за тобой ничего не замечено, а хозяин твой бездарь, то и ты тоже…
– Бездарь, – перебил его Алёха. – Почему так обидно? Это что, люди второго сорта?
Вот сейчас он начал злиться на этот странный мир. Уже по-настоящему.
– Почему же, – свободно откликнулся Бенька. – Дары, те дарованные, а кто без дара, те бездари. Что обидного?
Алёха поджал губы. Подумал. Да, если так разобраться, то, конечно же, ничего. Без дара, бездарь. Но все равно червячок грыз.
– А маги как же?
Бенька едва не застонал.
– Ты чем у хозяина своего занимаешься?
– Ну… – припомнил Алёха. – За отцом его помогаю ходить своему отцу. Подай, принеси.
– Тогда ясно, – Бенька на секунду приостановил лошадь, куда-то всмотрелся, потом снова дал ей команду идти. – Ну, маги… маги дар развивают. У них там целая система, можно простым магом стать, а можно пойти в Знающие Братья. Но это нужно хороший дар иметь, не такой, как обычно.
– А например?
Может быть, с внезапной острой надеждой подумал Алёха, у него все-таки что-нибудь, да отыщется?
– Ну, вот маг – он если подожжет, то подожжет. Не как обычный пиромаг, а так, что…
– Ага, все займется, – кивнул Алёха. Кажется, до него начало доходить. Спеть или нарисовать что-нибудь – это каждый сможет. Вот чтобы хотя бы в караоке – уже немножко талант нужен, а если, допустим, пойти в оперу… – А твоя мать?..
И тут он пожалел, что спросил. Потому что Бенька опять остановил лошадь, и Алёха нутром почувствовал, как ему плохо.
Он не успел извиниться.
– Ты… в общем, мне больно о ней говорить, – тихо сказал Бенька. – Но необходимо. Как будто она все еще со мной. Но я пока не могу. Извини.
– Хорошо, – пробормотал Алёха. – Это ты извини…
И он перестал мучить Беньку расспросами. Вместо этого он решил попытаться найти у себя хоть какой-нибудь дар. Правда, с чего начать, он не знал. Вызывать огонь было очень рискованно: а ну как он окажется настоящим магом? Притягивать предметы… было нечего. Яблоки – и те неоткуда было сорвать, а без подсказок фантазия не работала.
Интересный был этот мир. В нем есть люди, способные что-то делать такое… необычное. Впрочем, для них – обычно, наверное. Но это всё бесполезное, хотя как применить. Те же яблоки можно срывать и потом продавать. Или, например, не яблоки, а какие-нибудь редкие плоды, которые растут где-нибудь в сложнодоступных местах. Куда обычному человеку не залезть, а необычный… с даром, может. Или даже не залезать, а просто яблоки… плоды срывать. Это если подобные усилия не сложнее, чем делать руками…
– Скажи, а вот яблоки, допустим, – начал Алёха, – их э-э-э… дарами сорвать проще или сложнее?
– А ты полагаешь, что дары это как колдовство? – Бенька опять засмеялся. – Ну, допустим, одно ты сорвешь, а если целое дерево обобрать, то еще и побольше устанешь.
Так. Тут, оказывается, есть колдовство. И это, судя по всему, не имеет никакого отношения к дарам и… этой вот магии.
– Колдовство, – и Алёха сознательно произнес это тоном, как будто не одобрял. Как выяснилось, не ошибся.
– Колдунов мало, – успокоил его Бенька. – И все тихо сидят, потому что чуть что, и сам знаешь.
– Угу, – кивнул Алёха. Скорее всего, ничего это «сам знаешь» от того, что он из истории помнил, не отличалось.
Бенька опять остановил лошадь. На этот раз даже со спины он выглядел обеспокоенным.
– Слышишь? – прошептал он.
– Нет, – признался Алёха. Ну, лес как лес, какие-то звуки, лучше о них вообще ничего не думать.
– Там кто-то есть, – уверенно заявил Бенька все тем же шепотом. – На всякий случай – держись крепче.
Алёхе его совет ничем не помог. Бенька огрел лошадь ногами, та взвилась и припустила с такой скоростью… ну, может, не с той, с какой неслась, когда они удирали с постоялого двора, но тоже неслабой. Усидеть было проблематично, Алёха болтался как десятирублевая монетка в пустом рюкзаке и осознавал, что долго так не продержится.
Бенька же, кажется, досадовал, что быстрее нельзя. Что-то такое он бормотал про тёмный лес и «ноги переломает». Алёха задал себе вопрос, о нём это Бенька или о лошади.
А лес становился все гуще. Если до этого они ехали по какой-то тропе, то теперь она практически скрылась. И было темно, просто адски темно, и холодно. Все Алёхино тело протестовало, но к боли он уже настолько привык, что даже не обращал на неё внимания. Куда больше он боялся свалиться, потому что не был уверен, что Бенька его подберет. Как говорится – баба с возу, кобыле легче, а тут, получается, целый мужик.
Бенька снизил лошади скорость.
– Нельзя, – сказал он, – споткнется – и все. Нам не выбраться.
«А я-то думал, ты меня пожалел», – невесело съехидничал Алёха.
– Больше не слышно, – выдохнул Бенька. – Наверное. Мне так кажется. А тебе?
Алёха пожал плечами.
Какое-то время они ехали молча. Бенька все крутил головой, Алёха стучал зубами. Не от холода – от жути. Хоть ветра не было в проклятом лесу, и это слегка утешало. И все равно хотелось уже хоть куда-то добраться, согреться, поесть и лечь спать.
И подумать, как дальше-то быть?
Со всем этим? Средневековьем? Он что же, останется здесь навсегда? До конца своих дней? Хотя, кажется, живут они здесь недолго. Алёхе сейчас двадцать два, лет десять, двенадцать еще осталось… Может, и меньше, как повезет. Хотя если меньше, то повезет больше, кому нужна такая жизнь – ни унитаза, ни ванной, ни интернета…
Алёха вспомнил, как всей семьей они ездили на Кипр. Подумать только! Три часа – и ты за тысячи километров! И каких три часа – сиди себе, любуйся видами из окна, а здесь? Какой Кипр, всю оставшуюся жизнь добираться и будешь. И вообще – Кука съели, допутешествовался!
Почему-то Алёха, вспомнив о Куке, даже не очень удивился тому, что они остановились. Что Бенька как-то напрягся, лошадь мелко задрожала, а на тропинке впереди блеснули красные, полные злобы глаза.
Глава восьмая
– Праслики, – выдохнул Бенька.
Само слово опасным не прозвучало, даже наоборот. И почему Бенька сказал, что их много?
– Не оборачивайся, – еле слышно прошептал Бенька. – Просто замри.
Алёха послушался, потому что как раз увидел этого праслика. На самом деле при этих словах его словно парализовало, так жутко все выглядело: они с Бенькой на лошади и какой-то зверь, похожий не то на волка в чешуе, не то на ящерицу на длинных лапах, подошедший уже совсем близко и пристально смотрящий на них.
– Только не двигайся, – таким же едва различимым шёпотом предупредил Бенька. – Они нас не слышат. И не видят, пока мы не двигаемся.
– Они нас унюхали?
– Нет. Они слышат, как мы идем. Точнее, они это чувствуют.
Алёха задержал дыхание.
– И видят… чуют, как мы шевелимся.
«Тогда какого же лыра ты, дурак, говоришь!» – хотел было завопить Алёха, но проявил несвойственное ему благоразумие.
Они, конечно, могли просидеть так долго. Наверное. А вот лошадь… могла подвести.
Алёха не хотел представлять, что будет, если она, дура, дёрнется. И как эти самые праслики жрут добычу. Зубов у странной твари он не видел, но подозревал, что они там немаленькие. «Крокодилы какие-то», – с омерзением подумал он.
Но если Бенька знал, как ведут себя эти чудища, вероятно, и знал, как с ними справиться. Было бы только чем. Алёха обругал себя: надо было не про магов и колдунов выспрашивать, а какие в лесу могут быть опасности! И плевать, что Бенька подумал бы, что он третий день как с пальмы слез, вон, про то, что Алёха не знает про эти дары, сам себе объяснил, ничего необычного!
Алёха осторожно покосился по сторонам. Над ними нависала ветка. Как раз такая, что можно было бы попытаться подкинуть на неё Беньку. Без особенных шансов на успех, но хотя бы попробовать, пока лошадь не перестала раздумывать и не предпочла стать ужином для этих… существ. Двигать головой Алёха не осмелился, просто прикинул: добросит? Нет? Ведь если нет, то…
Думать об этом нельзя, осёк себя он. Надо просто взять и сделать. Бенька не слишком тяжелый… для своего возраста. Но ведь Алёха даже брата таскал с трудом!
«Когда вернусь, – дал себе зарок Алёха, потому что так стало проще, – обязательно запишусь в качалку». Зарок себе он давал уже не единожды… Но то были девушки, любившие «рельефных парней», а тут – вопрос жизни и смерти.
Лошадь трясло уже так, что праслик подошел поближе. У этого крокодила на ножках были большие и чуткие уши, и ими он сейчас водил так, словно выискивал цель, как радаром.
Алёха дернулся. Сам не очень понимая, на что рассчитывает, потому что зверь должен был оказаться быстрее, Алёха схватил за талию Беньку и подкинул его – тоже без всякой надежды, что тот поймет, что ему надо делать, – очевидно, просто ум за разум зашел от страха и от того, что они сидели, когда надо было хоть что-то предпринимать. Но Бенька понял, уцепился за ветку и повис, а лошадь, у которой тоже вконец сдали нервы, рванулась вперед, и именно она и спасла Алёху от неминуемой смерти. Потому что всем телом налетела на праслика, сбила его, а что было дальше, перепуганный Алёха не видел.
Он свалился на землю, перестав от боли соображать, и почувствовал, как мимо него пронеслись крокодилы на ножках.
Алёха отчаянно постарался не заорать. Все свои силы он направил только на то, чтобы не издать ни единого звука. И отмер, лишь услышав дикий вопль Беньки – тогда чуть поднял голову и как раз увидел, как тот поджимает ногу, уворачиваясь от клацнувших совсем рядом с его сапогом огромных зубов.
Выяснилось, что замереть в позе «уже встаю» было ещё больнее, чем лежать, хотя, казалось бы, куда... Но Бенька был в безопасности – праслики оказались весьма неуклюжими, прыгали невысоко, так что Беньке, прижавшемуся к ветке и застывшему, ничего не грозило. В отличие от Алёхи, потому что долго так пролежать с задранной головой он и здоровый вряд ли бы смог.
Несколько тварей, наверное, ускакали за лошадью. Остальные, штук пять или шесть, шастали вокруг, страдальчески вздыхая и тыкаясь длинными харями друг в друга. Принимали ли они сородичей за еду или нет, Алёха не знал, а сам едой становиться не собирался.
Он встретился взглядом с ошарашенным Бенькой. Но что он, собственно, мог? Ничего.
Алёха осознал, что сам себя загнал в такую задницу, из которой чёрта с два было выбраться. А если ветка, на которой сидит Бенька, не выдержит? А если бы она вообще его не выдержала? Чем он думал?
Бенька не шевелился, и твари потеряли к нему интерес. Мышцы болели и подёргивались, и Алёха чувствовал, что ещё немного, и ему станет все равно. Будут его жрать живьем или нет – хуже уже не будет. Что там Бенька говорил? Дарами срывать с веток яблоки?
Да! Эти гадины реагируют на звук. Как змеи? Чёрт, ну почему он так плохо учился, лишь бы сдать проклятый ЕГЭ! Сдал, а толку? Даже на бюджет поступил, но прок-то какой? Ведь ему этот ЕГЭ никак не поможет выжить!
Всякие фантастические истории Алёха любил. Но тут тебе ни Великая Сила, ни Акцио не помогут. Или помогут? А если попробовать?
Как это делается вообще?
Очевидно, никак, и Алёха, понимая, что он, собственно, доигрался, со стоном растянулся на земле. Если уж суждено помереть, то пусть быстро. Все равно он от боли уже ничего не чувствовал. Ничего, кроме боли…
Новой боли не было. Алёха осторожно приоткрыл один глаз. Праслики столпились вокруг, но замерли растерянно, потому что Алёха упал так внезапно, что они не успели его распознать, а теперь он валялся, не двигаясь.
«Пару минут еще можно пожить», – про себя усмехнулся Алёха. И почему-то вдруг ему совсем перестало быть страшно.
Потом он услышал крик Беньки, но не испуганный, а очень злой. И ближайший к Алёхе праслик подпрыгнул, как будто его чем-то пнули, а остальные тотчас обернулись к нему.
Искали.
Бенька снова крикнул и что-то бросил. Праслики растерялись. Единственными, кто двигался, были только они. Но себя самих они безошибочно распознавали, а закусывать друг другом они явно не собирались, и это было скверным открытием.
Бенька выждал ещё несколько секунд, крикнул и снова бросил. Опять попал, праслик крякнул, на него огрызнулся собрат, но тут же, будто извиняясь, отпрыгнул. Бенька на дереве закопошился, праслики бросились к ветке, но Бенька ловко отполз ближе к стволу – почему-то эти ветки гнулись книзу, и возле ствола было самое безопасное место, – и принялся чем-то кидаться в тварей.
Алёха понял, что вот – его шанс. Если только он сможет подняться, если он доберётся!
Он должен. Обязан. Бенька жизнью рискует, чтобы его спасти! Десятилетний мальчишка, ему вообще чужой!
Значит, не такой уж он, Алёха, пропащий и неудачник? Если кто-то хочет, чтобы он жил?
Он никогда не лазил по деревьям. Хотя видел в кино, что дети так делают. Но ему ещё с детского сада внушали, что природу надо беречь. И он не представлял, как физически это возможно – забраться на дерево. И все тело рвало адской болью на части, но маленький Бенька придал ему сил. Он должен! Он это сделает!
Крокодилы, сбитые с толку, выясняли, что с ними не так. Их ума не хватало, чтобы понять, то Бенька чем-то в них кидается. А всем, что шевелилось, были исключительно они, непригодные в пищу. И Алёха рискнул. Рывком, чтобы не успеть передумать, он вскочил на ноги, в два прыжка преодолел расстояние до дерева и под жуткие вопли Беньки и кряканье крокодилов начал карабкаться по стволу.
И, как ни странно, у него получилось. Праслик лязгнул зубами возле Алёхиной задницы, но он, подтянувшись, уже прижимался всем телом к стволу, чувствуя, как боль пронизывает от головы до пальцев ног. Казалось, он что-то точно себе сломал, а может, от него даже что-то уже откусили, но выяснить прямо сейчас он это не мог. Не истекает кровью, и ладно.
– Ты зачем это? – с дрожью в голосе еле слышно спросил у него Бенька. Неприкасаемый Алёха был или нет, но Бенька к нему прижался, и дрожал у него не только голос – он сам трясся. – Лошадь стоять приучена…
– Но я же не знал, – чуть слышно простонал Алёха. – Ты молодец…
– Я испугался, – признался Бенька. – А потом ты меня – и на ветку.
– Ты уцепился. Я боялся, что ты не поймешь.
– Я понял, – и Алёха почувствовал, что Бенька улыбается. – А потом вспомнил, как на них охотятся. Из засады кидают всякое.
– И чем ты в них кидался?
– Аргами, конечно. У меня ничего больше нет.
Ну, разумеется, бедным Бенька только выглядел. Интересно, бабка его из-за денег хочет со свету сжить?
– Они теперь отстанут? Уйдут?
– Кто их знает…
Они помолчали. Праслики, успокоившись, уселись вокруг дерева. Голодные были они или нет, но валить не торопились.
– А ты меня спас, – как-то задумчиво произнес Бенька. – Да?
– Ну, – немного смутился Алёха. – Наверное. Я попытался. А ты спас меня.
– Отец говорил – за верного человека будь готов сам умереть.
«Вассал моего вассала – не мой вассал», – абсолютно не к месту вспомнил Алёха. Допустим… но Бенька-то все равно рисковал! Хотя нет. Это, вроде, не про то...
– Они глупые, – продолжал Бенька. – Но вряд ли уйдут.
– Жрать хотят?
– Нет, не думаю… они обычно охотятся ради игры. А жрут они только падаль.
«Совсем хорошо», – приуныл Алёха. Хотя при таком раскладе… или они уснут и свалятся, или… да мало ли что вообще. Сначала их надкусят, а потом, дней через пять, съедят. И никто их в этой глуши уже не отыщет…
– Знаешь, – признался Алёха неожиданно даже для самого себя, – я так долго не продержусь. У меня всё болит, так что… если я вдруг свалюсь, то и ладно. Сиди тут и жди помощи. Хорошо?
Бенька ничего не ответил, только прижался к нему сильнее.
– Обещаешь?
– Я не позволю тебе упасть, – упрямо прошептал Бенька. – Ты меня спас.
– Ну… прости, я все равно не могу больше.
– Ты! Должен! Терпеть! – процедил Бенька сквозь зубы зло и уверенно. Очень тихо, но Алёха все равно от такого тона опешил. – Ты должен. И будешь.
– Но я не могу.
Он и в самом деле был готов уже сдаться. Даже не разумом – телом. Было слишком больно. И не двигаться оказалось еще больней.
– Она умирала долго, – внезапно сказал Бенька. – Очень. И ей было больно. Она страдала. Она почти не могла ходить. Но она все равно каждый день… Никто ничего не знал.
– Твоя мать?
Бенька стиснул его предплечье.
– Она никому не давала понять, что ей больно. Вообще никому, она никому не могла доверять. Только барону Ставишу, но он тогда был со мной. А если бы она умерла… Если бы она кому-то дала понять, что ей плохо, её бы сразу же добили. Понимаешь, все считали, что она не пьёт каждый день этот яд.
– Но зачем это? – потрясенно проговорил Алёха, хотя из бессвязного бормотания Беньки мало что понял. Он даже о собственной боли немного забыл. – Это всё… твоя бабушка?
– Может быть. Это ведь только версия. То, что я слышал от барона и слуг, которые нас сопровождали.
– Погоди, – Алёха усилием воли заставил себя сидеть смирно. – Но если… если ты не знаешь, что с твоей матерью, может, она всё ещё жива? Тебе сказали, что она умерла, но ведь сам ты её мертвой не видел?
– Это необязательно, – Бенька чуть заметно покачал головой. Алёха едва это почувствовал. – Если бы она оставалась жива, мне не понадобилось бы бежать.
Всё было сложно. Очень сложно и очень запутано. Но история Беньки действительно помогла. Алёха, конечно, ему не мать, но ведь и ему, на самом деле, не так уж и больно. Даже терпимо. Он должен терпеть.
– Я сейчас покидаюсь в них, – предложил Бенька. – А ты сядь по-другому. Хорошо?
– Хорошо, – с облегчением согласился Алёха. – Спасибо тебе. Ты настоящий друг.
Даже в темноте Алёха понял, что Бенька расплылся в улыбке. Ну, или не понял, а почувствовал… может быть, ему это вообще привиделось. Или нет. Алёха не знал, но ему хотелось думать так.
– Это хорошо, – сказал Бенька, незаметно опуская руку в карман. – Когда друг.
И, развернувшись, Бенька швырнул в прасликов аргами. Те подскочили, забегали, а Алёха поменял положение. Стало легче, и он почувствовал, как кровь с новой силой забегала по всему телу.
– И тебе эти арги не жалко? – спросил Алёха.
– Нет. Подумаешь, это всего лишь деньги.
Это было, конечно же, интересно. Бенька, наверное, с трудом представлял, что такое – занятая у однокурсника тысяча. Любопытно, сколько таких тысяч он сейчас выкинул, чтобы спасти Алёху?
– Как думаешь, утром они уйдут?
Что-то такое было и в школьном курсе. Как отличить ночного хищника от дневного. Но, по крайней мере, Алёхе было ясно одно: если эти твари бодрствуют ночью, к утру должны куда-то уйти спать.
Он на это надеялся. Очень. И даже думать запретил себе о леопардах – или ягуарах, или ещё каких-то крупных кошках, которые, как говорят, могут караулить добычу сутками.
Потому что до утра было еще далеко.