Текст книги "Игра с нулевой суммой (СИ)"

Автор книги: Фей Блэр

Соавторы: Даниэль Брэйн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава двадцать третья

Оказалось, задачу сформулировать проще простого – но её же ведь надо решать!

Собственно, в учебниках по менеджменту Алёха читал про целеполагание и другие умные вещи. Сейчас бы он с удовольствием доказал авторам этих книг, что цель – это прекрасно, но что делать со средствами реализации? Если их нет? Он подёргался – все впустую. Привязан, что и говорить, мастерски, от души.

Он видел в кино, как герои из верёвок выкручивались. Мышцы там напрягали, ага. Алёха фильмы посмотреть, конечно, любил, но на предмет правдоподобия не обольщался с детства, потому что куда интереснее, чем сами фильмы, были подкасты про то, как работали инженеры по спецэффектам. Вот ему бы сейчас спецэффект, но куда там.

Так, замечательно, а если ему приспичит?

– А об этом ты хоть подумал, козёл? – заорал во всю мощь своих лёгких Алёха. Если Карух вернётся, то можно будет про это сказать. Даже если и в зубы – предпочтительнее, чем если в штаны.

– Ну и чего ты орёшь?

Лучше бы это был Карух. Алёха с тоской посмотрел на сороку: явилась не запылилась, еще и издевается.

– Бесполезный комок перьев, – огрызнулся Алёха. – Толку-то от тебя.

– Кра-а, – согласилась сорока и облетела дерево. – Хорошо тебя прикрутили, со знанием дела.

Алёха собрался сказать ей какую-нибудь гадость, но передумал и предложил:

– Может, ты распутать меня попробуешь?

– Извини, – сорока села прямо на землю перед Алёхой и запрыгала взад-вперёд. – У меня, как ты можешь увидеть, лапки.

– Носом попробуй, – посоветовал ей Алёха.

– Ты сам носом что-нибудь можешь?

– Я, между прочим, носом даже не ем, – возразил Алёха, раздумывая, что ему делать. С сорокой не так тоскливо, конечно, торчать примотанным к дереву, словно Карабас-Барабас. – Знаешь что? А вот то, что ты говоришь, людей не пугает? Может, ты в какую деревню слетаешь и скажешь, что тут срочно помощь нужна?

– Не выйдет, – крякнула сорока. – Людей то, что я говорящая, не пугает, только они это не очень-то любят. Это все Онариш придумал, а тут колдунов, кроме него, больше нет, поэтому – нет, не проси, я ещё жить хочу.

– Я тоже жить хочу, – жалобно сказал Алёха. – Очень.

– Ну а раз хочешь – чего стоишь? – удивилась сорока. – Ждёшь, пока помрёшь от голода и жажды? Ну жди…

Алёха вздохнул. Чего она от него добивается? Сопротивления? Ну хорошо…

Следующие минут пять он упорно пытался вырваться. Вынуть руки, ноги, хоть что-нибудь, но, как он и предполагал, все напрасно. Похоже, верёвки затянулись даже сильнее, и тело заныло совсем непереносимо. Едва не вывихнув запястье, Алёха сдался.

– Не получается.

– Может, пробуешь не так? – глядя на него с жалостью – не с сочувствием, а именно с жалостью, как на придурка – подсказала сорока. – Ты головой, головой.

– Что – головой? – заорал обозлённый Алёха. – Дерево переломить головой? Я не настолько дубинноголовый!

Сорока зашлась в хохоте.

– Подумай головой, – сказала она, откашлявшись. – Подумай, что хочешь освободиться. И посмотри, что будет.

«Черт, – вспомнил Алёха, – она же жила у колдуна, который видит будущее. Может, и правда?..»

И он подумал. Потом ещё. И ещё, так подумал, что заболела уже голова, но по-прежнему все было безрезультатно.

– Ха-ха, – изрекла сорока. Алёха озверел.

Ну что ему надо сделать? Усилием мысли распутать верёвки? Он опустил голову вниз. Руки ему хотя бы связали спереди, и узел был отчётливо виден. Допустим, что этот конец сюда, этот – сюда. Продеть, опять продеть… а потом что? Сюда. И вот так ещё. А потом…

Алёха замер. Потряс головой, потому что… сработало. Что? Он смог распутать верёвку?

Он присмотрелся к узлу. Ну, тогда ещё вот сюда. Вот мерзавец, как затянул, но ничего, осторожненько… И… все!

Алёха уставился на свои руки. Свободные. Вот и натёрты, конечно, на запястье, но…

– Эй, – позвал он сороку. – Это вот что?

Та привычно захихикала.

– Погоди. Погоди, так у меня… у меня есть дар?

Вот это было открытием. Таким, что Алёха даже забыл, что все остальное у него пока привязано намертво.

– Так ведь это… оно же в детстве проявляется?

С другой стороны, то был Алох целиком. А теперь от него только тело осталось. Может, Алёха что-то сбил в этой тонкой системе настроек?

– Так а что, тебя в детстве привязывали? – с любопытством спросила сорока.

Тоже верно, подумал Алёха. Дар у всех разный. Но ладно, что хоть такой.

И, резко выдохнув, он принялся осваивать новые навыки дальше. Почти сразу он вспомнил слова Беньки, что яблоки даром в промышленном масштабе не нарвёшь – устанешь. Алёха и сам вспотел, и с узлами было тяжко, и верёвку пришлось силой мысли перекручивать – больно, однако! – но наконец он увидел узел и приступил к собственному освобождению.

К тому моменту, как верёвка упала и остались связанными только ноги, Алёха вымотался так, что свалился под дерево. Лежал и пялился в небо: облака, верхушки деревьев, наверное, сейчас дождь пойдёт.

Сорока перелетела к нему на грудь.

– Ну как? – озабоченно осведомилась она.

– Я чуть не сдох, – признался Алёха. – И что, так всегда?

– Кра-а, – подтвердила сорока и слетела. – Не расслабляйся, давай дальше.

Ноги Алёха решил развязывать по-человечески – руками.

– Почему Орнели тебя так боится? – спросил он. Допустим, говорящая птица – зрелище странное. Но не страшнее наркомана в подворотне и точно уж не опаснее прасликов. – Почему тебе в деревне бы голову оторвали?

– Потому что я спутница колдуна, дурила, – засмеялась сорока. – А колдун это что? Правильно, колдун – это зло.

– Онариш кому-нибудь причинил зло?

Алёха внимательно смотрел на сороку, сорока – на Алёху. Потом она, подумав, заметила:

– Чтобы тебя считали злом, зло делать необязательно… Достаточно просто быть не таким как все. Так?

– Да, – со вздохом признался Алёха. Ну и в его мире все точно так же, и нечего тут грешить на отсталость. – То есть он просто не подчиняется воле Всевидящих, и за это его могут казнить?

Он сбросил верёвки и вытянул ноги. Почти хорошо, и даже нет никакой эйфории от того, что у него, оказывается, имеется дар.

– Всевидящим наплевать, – хохотнула сорока. – Люди не хотят давать кому-то дара больше, чем могут держать под контролем. Вот смотри, те два дурака, что у вас увели лошадей, да и Бенарда захватили… – тут она уже не сдержалась, хохотала долго и с удовольствием, а Алёха все никак не мог осознать, что она нашла тут смешного. – Они тоже дарованные. А куда они обращают свой дар? Да тоже на пропитание. Главное, как они думают, никого не убить, ну да, ну да… Это вам ещё повезло, что разбойники с даром попались, а были бы без, так раз – и готово, никакой маг не спасёт. А я ведь тебе говорила – смотри, парень, в оба...

– Все равно я не понимаю, – признался Алёха и встал. Почти нормально, только опять все болит. – Но, наверное, и не пойму. Только мне на дар наплевать. Ты знаешь, куда они могли пойти? Надо вытаскивать Беньку и Орнели. Хотя она мне и не нравится, – прибавил он.

– Глупый ребёнок, – сорока порхнула ему на плечо. – Думает, как бы ей быть хорошей. А обитель от неё не дара, а самопожертвования ждёт. Даже если себе в ущерб, лишь бы другим во благо.

– Так бывает? – удивился Алёха.

– Конечно, – сорока зачем-то шепнула ему прямо в ухо: – Королева умела лечить. Королеву сгубил мрак изнутри, сколько времени она умирала, все свои силы лекарские отдала, чтобы дольше держаться, ради королевства, ради короля.

– Я вообще перестал догонять, как все работает, – махнул рукой Алёха. – Орнели боится причинить боль, Онариша ненавидят из-за будущего, а Бенька… – он осёкся. – А Бенька в плену, так что кончай трепаться, скажи, куда мне идти.

– А куда ноги ведут, – усмехнулась сорока. – Туда и иди.

Алёха сделал шаг.

– Кажется, до меня дошло. Это как… – Как что? «Застрелить того, кто взял заложников?» Не поймёт. – Это если бы я мог и убил бы разбойников, которые бы хотели убить Беньку и Орнели. Так? Если кому-то это будет во благо, то кому-то может быть и во вред. Верно? Все дело в выборе.

– Кра-а.

Все-таки ходить по лесу Алёхе не нравилось. То ветки, то ямы, то опять чьи-то кости, то чьё-то дерьмо. И хотя он честно пытался рассмотреть, где поломаны кусты или имеются следы, быстро это затею оставил. Здесь, похоже, был не лес, а проходной двор, и местная живность ходила, как бог на душу положит. Сороке надоело уворачиваться от веток, и она полетела чуть впереди. Алёха шёл за ней, тихо ругаясь. Коня у него нет, денег у него нет, Беньки и Орнели тоже нет, жрать ему… Он поискал взглядом сороку.

– И думать не смей об этом, скорбный, – тут же предупредила она.

Часа через три, когда Алёха уже решил, что хватит, находились, что скоро темнеть начнёт, а жрать хочется совсем нестерпимо, они услышали голоса.

Алёха прислушался и остановился. Да, точно. Он их догнал!

– Слетай осторожно, разведай, что там, – попросил он сороку. – Как там Бенька, вот главное.

Сорока спорить не стала. Алёха прикинул – движутся ли голоса? Кажется, нет, – и присел отдохнуть.

Итак, у него обнаружился дар. Один раз он ему уже помог… Стоп. А то, что они нагнали разбойников? Два дара. Ладно. И эта сорока, которая, впрочем, весьма неглупа, говорит, что обращать дар во благо одним и в ущерб другим, тем, кто этим первым хочет причинить зло и боль, получается, можно. Неясно было только, что с королевой и почему она обратила кому-то это во зло. Или сорока это сказала совсем о другом? Об Орнели, сообразил Алёха, о том, что её не берут в эти Сестры, потому что она не готова пожертвовать ради других своим даром, вот оно что. Не готова, факт. Даже ради отца.

Да при чем здесь вообще Орнели?

Красивая и вредная, а ещё – предательница и трусиха.

Он сможет распутать верёвки, которыми Бенька и Орнели связаны, правда, для этого будет нужно видеть сами узлы. В темноте это сделать практически невозможно, но Орнели может зажечь свой огонь. А дальше? Дальше им надо будет бежать. Лошади у них есть, а вот Алёха – помеха, потому что он забираться в седло может полдня. Не вариант, он все испортит. Что тогда? У этих разбойников должна быть телега. Потому что… потому что мало ли, какой у них будет улов? И еда им нужна. И вода. Но насчёт телеги не точно, нельзя полагаться на предположение. Дальше. Он может сказать, что он развязался и решил присоединиться к этим двоим, так? А Орнели с Бенькой, выходит, сбегут, когда будет возможность. Или нет: он останется с ними – присмотреть, пока Лух и Карух будут на ярмарке. Тоже нет: никто его присматривать не оставит, скорее отправят лошадей продавать.

Мимо, мимо… Бить нужно наверняка, потому что второго шанса у Алёхи не будет. Итак, он находится рядом, распутывает узлы. Орнели и Бенька сбегают… Нет, ночью в лесу им очень опасно. Стоп, Алёхе в лесу ночью тоже опасно!

А может, на этом ему и сыграть?

Что если попытаться развязать им руки и ноги, и не настолько же Бенька глуп, чтобы обратить на это внимание Луха и Каруха? Орнели, та непредсказуема, но Бенька же должен понять! Он знает, что Алёха его не бросит! Итак, он должен – как угодно, но должен! – распутать узлы. А потом сделать что-то, чтобы разбойники поняли – им надо драпать, как можно скорее, и… и Орнели с Бенькой лучше бросить приманкой! А может, и лошадей! Продавать краденых лошадей – риск, наверное, меньше, чем требовать выкуп?

Алёха так задумался, что даже не понял, что сорока долбит его клювом в темя. Правда, не сильно.

– Ну, что? – очнувшись, спросил Алёха.

– Едят, – усмехнулась та. – Даже Бенарда покормили.

– А Орнели?

– А она не ест. Но хоть не спорит, что девка, а не парень, – съехидничала сорока.

– Скажи, здесь что… – «Крепостное право»? Не пойдёт. – Как они собрались продавать Бенарда в певчие? Он же вольный.

– Тем, кто певчих приводит, хорошие барыши в награду дают, – сказала сорока и покосилась на Алёху с подозрением. – А чьи-то души, конечно, продать можно, только если поймают, то сотня плетей.

– Сотня? – переспросил Алёха. – Разве это переживёшь?

– Если палач захочет, то можно и пережить, – хихикнула сорока. – А если не захочет – сам понимаешь. А вот если вольного попытаться продать как чужую душу, то пятьсот плетей, и вот тут уже от палача ничего не зависит…

«А я, интересно, какой? – подумал Алёха. – С другой стороны, ведь Бенька мне как бы предложил работу сменить. Значит, вольный?»

– А за лошадь?

– За лошадь две сотни плетей. И поэтому завтра на ярмарке стража будет лютовать. Что я тебе говорила – главное: успеть?

Нет, вот что за чертовщина: какая-то птица теперь как гейм-мастер? Это вообще откуда, Алёха в такое в жизни играть не любил.

– Ты про то, что мы должны к королю попасть, пока стража ловить всех на ярмарке будет! – опешил он. – И барон. Он тоже хочет успеть. Так, нет?

Если бы это была не птица, а человек, Алёха голову дал был на отсечение – она улыбнулась. Но, во-первых, голова ему была нужна самому, во-вторых, пусть делает что угодно, у него сейчас другая задача. И потому он, чувствуя себя крайне неловко – советуется с птицами, хотя некоторые вон с инопланетянами говорят, – изложил сороке план освобождения Беньки и Орнели.

– Хе-хе-хе, – закряхтела сорока. – И кем ты притвориться собрался?

– Вот у тебя и хочу спросить. Прасликами? Этими, как их, которые зайцы бешеные. Нет? Кто тут есть?

– Упырём притворись, – подумав, сказала сорока. – Вот тогда они точно бросят пленников, а может, и лошадей. Только темноты надо дождаться. А Бенарда и девицу я слетаю, тихонько предупрежу.

– Договорились, – кивнул Алёха и ощутил гордость. В первый раз в жизни, наверное. Даже когда в институт поступил, такого чувства он не испытывал – вон, таких гордых ещё человек пятьсот. А такое… когда он придумал план и даже практически воплотил его в жизнь…

И неважно, что план немного шаткий, все равно других вариантов им не найти. Дождаться темноты, развязать верёвки и…

– Погоди, – холодея, прервал Алёха собственные измышления, хотя сорока молчала и сосредоточенно копалась в земле. – Упыри. Тут что, водятся упыри?

Глава двадцать четвертая

– Ну, водятся, – весело сообщила сорока. – Эти двое, наверное, просто не знают, а то лыра с два сюда сунулись, да и тебя бы не привязали.

– Как о таком можно не знать? – Алёха едва не заорал, сдержался лишь потому, что сообразил – их могут услышать. – Они же, наверное, и на скот нападают?

– Так местные сюда никогда и не ходят. Ты местами умный, а местами дурной.

– А как они выглядят?

С этого надо было начать, потому что опасность лучше распознать сильно заранее. Неважно, что удрать от неё не получится, хотя вот разбойники же должны попытаться, но сидеть куском мяса и ждать…

Почему здесь, как в Австралии, всё хочет его убить?

– Никак не выглядят, дурень, потому и говорю – прикинься упырём!

Больше всего на свете Алёхе захотелось прикинуться ветошью. Прямо сейчас. Упасть и не отсвечивать, и тихо ползти до конца леса, притворяясь по возможности трупом. Но Бенька! Бенька и Орнели. И дело даже не в том, что… ничего им, конечно, эти двое не сделают.

– Как думаешь, они тут и заночуют? – спросил он.

– Хотели бы добраться куда – так шли бы, а не сидели.

– А куда они денут Беньку и Орнели?

– В кибитке своей свяжут и бросят.

– Жрать хочется, – признался Алёха. – Хорошо бы перед всем этим пожрать.

– Могу червей наловить, – на полном серьёзе предложила сорока. – Или жуков. На большее не рассчитывай…

Обижаться было бессмысленно. Птица хотела как лучше, ей все разносолы – вон, летай да лови. Алёха ещё раз оценил ситуацию: еды нет, денег нет, ножа нет, вообще ничего нет. Перспектива – закачаешься.

Сорока чем-то шуршала в кустах, Лух и Карух вдали хохотали, потом донёсся голос то ли Беньки, то ли Орнели, но вроде бы все было спокойно. Сорока снова свалила поближе к месту событий, Алёха, сглотнув слюну, через какое-то время тоже стал потихоньку подкрадываться.

Темнело. Не сказать, чтобы сильно, но уже обозначился вечер, стало холодно – на голодный желудок неудивительно. Алёха старался идти как можно тише, но скоро понял, что можно не опасаться: братья веселились от души – похоже, рассказывали какие-то байки, и даже Бенька, кажется, смеялся. Орнели то ли не развязали, то ли она решила молчать, во всяком случае, её голос Алёха не слышал. Сначала Алёха зашел неудачно – прямо к лошадям: вот мерин, жрёт, как всегда, вот конь Орнели, два каких-то здоровых кабана, в смысле коня, наверное, Луха и Каруха, и жеребёнок. Тоже краденый, к гадалке не ходи.

К большому Алёхиному облегчению, сёдла на лошадях были, а сами они стояли себе, кемарили, неподалёку торчала кривая кибитка – два колеса, покосившаяся крыша: четыре палки и тент. Лух и Карух сидели возле костра, напротив них – Бенька. Алёхе в этой позиции видно не было ни черта, и пришлось поползать в поисках места получше.

Бенька связан – но только ноги, руки свободны, чего-то ест, улыбается даже. Непохоже, чтобы он был напуган или ему угрожали. Орнели же – Алёха сначала её не заметил – насупилась и старательно отворачивалась от костра. За девчонку её точно принять теперь не могли, значит, просто выпендривалась. Связана она или нет, Алёха не понял, но решил, что если оставили связанным Беньку, то ей точно не сделали исключения.

Но хорошо было одно: даже если Лух и Карух кинутся удирать, всех лошадей они забрать не смогут. Только своих. И кибитку, конечно, они не возьмут.

Лух встал. Алёха от страха чуть не хлопнулся в обморок, но оказалось, что Лух направился совершенно в другую сторону. Потом, спустя минут пятнадцать, туда же сходил и Карух, а затем они указали пленникам на кибитку и стали укладываться спать.

«Рано, – подумал Алёха, – но им, наверное, ещё до рассвета встать надо». А на лес только-только начинала набегать ночная тьма. И изображать упыря тоже было пока рановато, и где там эта сорока? Предупредила она Беньку или ещё нет?

Алёха старательно прикидывал, как он будет гонять разбойников. Выскочить можно прямо отсюда… Эх, скверно, Лух, кажется, собрался дежурить. Ну да, а то вдруг пленники убегут. Праслики эти, опять же. Но если он будет сидеть на месте, то может и задремать, у него ведь ни книги, ни смартфона. ни планшета нет. Беньку и Орнели отволокли в кибитку, и на Алёхино счастье Карух улёгся рядом на какую-то дерюгу. И как ему не холодно вообще?

Лух – маг. Алёха внимательно за ним наблюдал – опасался, что тот поставит какие-нибудь защитные поля, но, очевидно, дары Орнели и вправду были особенными. Так что Лух просто уселся и принялся жрать, пользуясь тем, что прочие нахлебники рассредоточились. От запаха еды Алёха сглотнул, затем стиснул зубы и озверел. Нет, справедливости ему не видать. Даже, быть может, за подвиг. И сороки нигде не было видно, так что вообще непонятно было, когда и что начинать.

Наконец стемнело совсем. Алёха начал уже бояться, что первым уснёт не Лух, а он сам, и сидеть неподвижно в кустах было невероятно холодно. Небо затянуло, облака – или даже скорее тучи – нависли так низко, что запахло скорым дождём, а Лух всё торчал у костра и сороки всё не было.

Вообще-то он тоже хорош: мог бы и расспросить, как это – никак не выглядят. Это значит, что их не видно? Или как? Или что? И как тогда объяснить, что это вот упыри, а не крестьянин какой заблудился?

Сорока уселась ему на плечо так бесшумно, что Алёха чуть не заорал. Захлопнул рот и попытался не двигаться.

– Тише ты, служе. Бенарда я предупредил, а вот девка – та в тряпки зарылась.

Алёхе показалось, что сорока молчит. То есть не раскрывает клюв, но при этом он её отлично слышит. Это что, он уже и мысли может читать?

– Не комментируй, скорбный, – тут же отозвалась сорока. – Вот так и слушай, на ус наматывай и молчи. Упырь, он волной приходит.

«Как?» – завопил про себя совершенно сбитый с толку Алёха.

– Волной, – терпеливо повторила сорока. Да, все сразу понятно стало. – Приходит невидимой волной, хватает за горло. Понял?

«Угу. За горло я кого-нибудь ухвачу, пусть это будет последнее, что я сделаю в жизни, – съязвил про себя Алёха. – Есть одна маленькая проблема».

– Какая? – и сорока зачем-то клюнула его в ухо.

«Я не невидимый».

– Кра-а… а дар тебе на что?

Алёха задумался. Ну, он может развязывать верёвки. Может, Алоху это ни разу в жизни не пригодилось, а вот его очень удачно спасло. Но душить на расстоянии?

«Я тебе что, Дарт Вейдер?»

– Это кто? – заинтересованно спросила сорока. – Тоже колдун? Почему не знаю? Давно его на костёр отправили? Впрочем, покой костям его. Ты, главное, действуй. Дар – это дело такое, дар работу любит.

Ну да, Орнели говорила ему то же самое. Только вот Алёхе ещё никогда в жизни не приходилось даже курам шеи сворачивать.

– И выбрось эту мысль из головы, – посоветовала сорока, поймав задумчивый Алёхин взгляд. – Смотри, мужик уже спать улёгся. До дождя ты должен успеть, в дождь ни один упырь из норы не выйдет. Вперёд.

Ну, можно сказать, что Алёха приготовился атаковать. Он встал – нет, у него точно нет ни одной целой кости, – кое-как размял руки. Присмотрелся к Луху – тот спокойно дрых, подложив руку под голову. Постарался силой мысли слегка его придушить.

Лух как лежал, так и остался, и никакой реакции в ответ на все усилия Алёхи не выказал. Алёха попробовал ещё раз.

– Ты что делаешь? – удивлённо спросила сорока.

«Душу его, что же ещё, – огрызнулся Алёха. – Как сказала, так и делаю!»

– Неправильно душишь.

«Ну извини, практики не было...»

– Ты к горлу волну поднеси. Надави. Вот так. Ещё. Сильнее. Вот молодец.

Алёха захлопал глазами. Что-то, кажется, у него получилось: Лух приподнял голову, ощупал шею. Потом подумал, сел, посмотрел на небо.

– Ещё раз давай.

Не то чтобы Алёха что-то давал. И сам не понял, как у него выходит. Лух вскочил, замахал руками, заорал во всю глотку, тут же вскочил и Карух.

– Упырь! Упырь! Беги, брат! Беги!

Карух тоже зачем-то ловил воздух руками, но с места не двигался. Алёхе на голову упала капля дождя.

– Давай, давай, – подгоняла сорока. – Давай, не теряй времени, не теряй.

Алёха ещё раз прошёлся «волной» по Луху. Что это было, что за волна, как он это делал – он сам не знал. Только Лух заорал, кинулся к лошадям, забыл даже про Каруха. Тот немного опомнился, когда уже Лух пытался усесться верхом, и с перепугу ему не слишком-то удавалось.

– Беги, брат! Беги! – опять завопил Лух.

Наконец он сел на недовольную лошадь, шарахнул её ногами по бокам и унёсся куда-то в лес. Карух же даже не думал дёргаться.

– Что это с ним? – спросил он у Беньки, высунувшегося из кибитки. – Приснилось чего?

– Упырь же, – пояснил Бенька, придав лицу самое испуганное из возможных выражений. – Дяденька, не бросайте нас, а то он нас убьёт.

Алёхе на голову шмякнулась вторая капля. Промедление было смерти подобно.

В этот раз, как ему показалось, он даже что-то почувствовал. Прикосновение, движение, черт его знает, что ещё. И, кажется, борода – жёсткая и сто лет как не мытая. Карух охнул и присел.

Что бы там ни говорили про магов, а может, это овцемагам давался такой дополнительный скилл, но как и когда Карух исчез вместе с лошадью, Алёха даже и не заметил. Вот только что он стоял с расширенными от ужаса глазами, и вот его уже нет. Жеребенок почему-то сбежал тоже.

Третья капля шлёпнулась Алёхе на лоб.

– Ну и не зевай, служе, сейчас дождь пойдёт и они вернутся.

– Алох! Я знал, что ты нас спасёшь!

Столько в голосе Беньки было восторга, что у Алёхи голова закружилась. Ну ещё бы, он жизнью своей рисковал! Но эйфория, конечно, сама по себе, а мозг заработал с удвоенной силой. Алёха бросился к костру, схватил нож, подскочил к Беньке, начал резать верёвки.

– Не сможешь, не сможешь, – шептал Бенька, – они магические.

– Попробуй даром развязать, – каркала над ухом сорока, но Алёха её не слушал. Медленно, но верёвки все-таки поддавались.

– Даром? – поразился Бенька. – Алох, у тебя что, есть дар?

– А как ты думал? – захохотала сорока. – Как он этих давил, а?

Бенька замолчал – Алёхе показалось, испуганно, но ему было не до объяснений. Ещё чуть-чуть… узел почти разрезан. В конце концов нервы у Алёхи, наверное, сдали, потому что он рванул верёвку, и та разлетелась сама собой.

– Где Орнели?

– Здесь. – Ну конечно, эта вздорная особа только сидела и морщила нос. – Значит, ты дарованный, да?

– Тебе-то какая разница, – в сердцах сказал Алёха, невежливо дёргая её за ноги. Он попытался напрячься, чтобы снова порвать верёвки, но в этот момент над головой громыхнуло. Так, что Алёха даже упал инстинктивно, хотя в жизни своей под взрывами не был. Причём упал прямо на Орнели, а рядом плюхнулся Бенька. – Что это?

– Гроза! – гаркнула сорока. – Все, некогда девку резать, хватай её и побежали! Эти двое через десять минут будут здесь!

Ей, конечно, было легко говорить. Орнели, даром что на вид была мелкая, весила куда больше Беньки. Алёха испугался, что надорвётся, а Орнели ещё и извивалась.

– Да не дёргайся ты, – прикрикнул Алёха и поволок её к лошадям. – Это ты ещё ни лыра не ела, а после еды, наверное, вообще неподъёмная… ой, я себе, кажется, спину сейчас потянул. Бенька, тащи эту лошадь наверх!

– Какую лошадь? – озадаченно переспросил Бенька, уже усевшийся на коня.

– Орнели! – рявкнул Алёха. – Тащи её! Да не оторвёшь ты ей ничего, не бойся!

Сорока помочь ничем не могла. А вот Алёха, вконец потеряв терпение, видимо, проявил чудеса магического дара: Орнели сама залетела на лошадь, причем болталась так же, как и по дороге сюда, но хоть не вопила.

– Ходу!

– А мерин? – заволновался Бенька. – Садись на мерина!

– Да черт с ним!

Бенька двинул коня ногами, тот неохотно пошёл вперёд. И именно в эту секунду разверзлись небесные хляби.

Алёха вымок в момент. Вот только что был сухой, хоть и грязный, а сейчас уже как из ведра окатили. Он мгновенно потерял из виду и Беньку, и коня, а сорока испуганно метнулась ему за шиворот.

– Ну давай, давай. Шевелись, – скрежетала она откуда-то из области желудка. Или Алёха так просто подумал потому, что очень хотел есть. – Беги, дурень! Думаешь, они так просто бросят и лошадей, и награбленное? Беги!

Но куда бежать, Алёха не знал. Бенька… Беньку и лошадь он больше не видел. Сплошная стена дождя, блеск молнии, потом снова грохот, яркий, ослепляющий блеск и снова грохот, и, кажется, голоса.

Алёха сделал пару шагов. Угодил по колено в какую-то лужу. Когда вот она успела? Мокрее он от этого, конечно, не стал. Ещё раз блеск и грохот, и голоса все ближе.

Или нет?

Нечеловеческие голоса?..