Текст книги "Кабальеро де Раузан (ЛП)"

Автор книги: Фелипе Перес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Эва удивленно посмотрела на Лаис и произнесла:

– Значит, вы не придаете значения случившемуся?

– Как можно придавать? Я довольна собой, и чем больше думаю о том, что сделала, имею в виду публикацию в газету, тем больше довольна.

– Полагаете, сеньор де Раузан ради кого-то забудет о своем достоинстве?

– А почему бы и нет? Я верю в благородство мужчины и твердость характера. Сколько юношей и не только, говорят, что он дурак, потому что не обманул меня, а ведь мог бы! Значит мне перестать его любить, чтобы полюбить их?

– Но ведь это не он обнародовал письмо, не отказался от него.

– От подписи нельзя отказаться, кабальеро де Раузан не настолько ловок.

– А какого поведения он придерживается по отношению к вам?

– Ему позволено навестить меня в знак благодарности и одобрения.

– А вы?

– Я не приняла его, но мы обменялись карточками.

– Вы не приняли его? Из-за гордости или стыда?

– Чего? – спросила Лаис спесиво.

– Или, – сконфуженно произнесла Эва, – чтобы скрыть неловкость.

– Не приняла, потому что люблю его; это навредит мне, и репутация не восстановится.

– Лаис, я восхищаюсь вами! – воскликнула Эва и обняла ее. – Я пришла сюда, как уже сказала, чтобы поплакать вместе и утешить вас; но теперь вижу, вы гораздо достойнее тех, кто говорит о вас глупости. Передумайте, прекратите уединение, поедем в город. Не избегайте тех, которые сегодня вас порицают, а завтра будут рукоплескать.

– Потом, я поеду потом.

– Нет, Лаис, прямо сейчас. Вы будете оттягивать каждый день, не будем терять время. Поедем в город, покажем общественности, оставайтесь собой. Моя карета к вашим услугам, поедем!

– Поедем! – сказала Лаис, чей бойкий темперамент соблазнила мысль встретиться со своими врагами.

Через полчаса, к огромному удивлению всех, Лаис и Эва де Сан Лус весело гуляли в городскому саду. Вечером они побывали в опере. Лаис поднялась в глазах общественного мнения, которое посчитало благородным и выдающимся поддержать кабальеро де Раузан. Общество ей рукоплескало, а в числе первых – сеньор де Раузан. После падения последовали овации.

Доктор Ремусат сказал тем вечером кабальеро:

– Любовь – это не преступление.

– А тем более храбрая любовь, – заметил кабальеро.

По окончании представления, Лаис сказала Эве:

– Я поеду в карете, вернусь в Тускуло. Я очень благодарна вам за то, что сделали для меня. Вы приедете ко мне снова?

– Да, чтобы поговорить о нем: я тоже люблю его.

– Вы?

– Да, только вы смогли что-то сделать для него, а я нет.

– Ладно, буду ждать вас. Мы не можем ревновать друг к другу: кабальеро де Раузан женат.

– Вы знаете?

– Мне сказал по секрету об этом Пакито, после моего падения.

Однажды, когда сеньор де Раузан обедал со своими друзьями, завели речь о политике и войне. Сеньор де Сан Лус сказал ему:

– Судя по всему, вас очень волнует политика.

– Ничего подобного, сеньор. Политика – древний идол, которому поклоняются глупцы и спекулянты. Да, я выступил по поводу некоторых вопросов, и за исключением одной речи в парламенте и нескольких заметок в газетах, меня никогда не волновало то, что является великим обманом.

– Вы сказали великий обман?

– Именно. Тираны прикрывались порядком, демагоги – свободой, но все это отвратительная спекуляция. Идея республики Платона, этого мечтательного ума, на сегодня кажется такой ясной, как день, а божественное право королей опирается все на ту же силу, которая есть у них вот уже шесть тысяч лет. Все республиканцы простодушны, а монархисты лицемерны. Мир идет по одному пути, народы – по другому, как реки текут в разных направлениях. Политический порядок – это искусственно созданный порядок; сложись все иначе, Октавиан и Кола ди Риенцо, Наполеон и Бурбоны, Симон Боливар и Фердинанд VII договорились бы между собой, а наша глупость рассмешила бы их. Правила, законы, системы – это образ жизни, способ управления, удобный для правителей, но не для тех, кем они руководят, так что нет среди них нужного человека, прекрасного или совершенного.

– Есть что-то горькое в этих заключениях, – заметил один из присутствующих.

– Нет, сеньор, – ответил кабальеро, – хотя да. Во всех крепких напитках есть горечь осадка, которую ощущаешь, выпивая до дна. Горечь возникает от пресыщения или переживания. Свободная республика – паутина, а права начальников крепки, как сталь.

– А война… вы воевали, сеньор де Раузан? – спросил доктор Ремусат.

– Война – это применение силы против наших ближних, и обычно на уничтожение. Все живые существа ведут войну. В каждой сотне человек один с умом, остальные девяносто девять без ума. Есть львы, и есть овцы. Последних я так называю не за невинность, а за слабость. Могущественный лев при желании отберет последнее. Сильный всегда довлеет над слабым, и власть позволяет действовать так, как ей заблагорассудится.

– Не всегда, сеньор.

– Только когда обстоятельства не могут ей этого позволить. А разве история не является борьбой народов друг с другом или всемогущих против слабых? Цивилизация и христианство не в силах помешать насилию, которое преодолевает любые препятствия, как северный ветер продувает тропический лес. Любая война – это завоевание. Я воевал в Африке против Аб-дель-Кадера, арабского эмира. Война там шла, поскольку Франция была сильна, а Хуссейн-бей – нет.

– Абдель-Кадер – выдающаяся личность нашего века, – сказал Сан Лус.

– Именно так. Его история – еще одно доказательство, что удача бывает не одна. Аб-дель-Кадер обязан известности своим познаниям, которые в другой стране просто смешны.

– Как это, сеньор? – спросил Сан Лус.

– Потому что Аб-дель-Кадер знает только Коран, в котором нет науки, теорий, а одна вера, поэтому и обман. Но этого достаточно, чтобы управлять народным воображением и простыми чувствами. Его восхождение – самая обычная случайность. Аб-дель-Кадер в Европе и Америке не стал бы даже капитаном кавалерии, а в долинах гор Атласа стал великим военным и князем, союзником и врагом Франции.

– Вы знакомы с ним?

– Да, я познакомился с ним, когда тот сдался генералу Ламорисьер с условием, что он уедет в Александрию или в Сан Хуан де Акко, но обещание генерал не исполнил. Аб-дель-Кадер родился в 1806 году, и в двадцать пять лет был признан лучшим наездником Берберии, что мало значит для образованного населения. Аб-дель-Кадер был жесток, хотел воспользоваться французским завоеванием Алжира, чтобы объявить неверным священную войну. Ему дали титул «рубщик христианских голов во имя любви к Богу». Он провозгласил о создания Арабской Империи, был неустрашим, неутомим и изворотлив. Своей славе он обязан материальным обстоятельствам и моралью своего народа, которых использовал, скорее всего по наитию, чем по расчету. И однажды он пал, потому что народ устал от него, как устает любая орда от своего полководца. Потомки унаследовали лишь это имя. Труд его оказался лишь проходящей тучей.

– Вы говорили с ним?

– Да, благодаря владению арабским языком. Его речь была воодушевленной и выдающейся. Он восхищался Наполеоном I; считал себя очень благочестивым, но был скорее амбициозен, чем испытывал религиозную страсть. Офицер генерала Трезель советовал ему заключить мир с Францией и больше не гнаться за приключениями, которые могут стать неудачными. Аб-дель-Кадер сказал: «Три года назад я был лишь одним из четырех сыновей моего отца. Много раз я убивал людей в битвах, чтобы завладеть лошадьми и одеждой, зачем же мне так рано радоваться своей судьбе?» Каждый день я приходил в четыре вечера к дверям его палатки и присутствовал на его молениях. Затем полчаса он проповедовал, осторожно подбирая нужные слова. Его обед был умеренным, но хорошего качества. Он не курил табак и не пил кофе. Ему нравилось рыть канавы, и его одежда была проста, так что от подчиненных его отличали лишь богатое оружие и красивые лошади.

– Как он выглядел?

– Большой живот и средний рост, лицо приятное, но суровое. Черная борода и красивые глаза. Люди обычно звали его новый Югурта. Мужчины – продукты своей среды, они как выращенные растения. Аб-дель-Кадер мог быть лишь полководцем орды. С Кораном в речах и мечом в руках, подобно Мухаммеду, он пробивал себе дорогу. В другой стране Аб-дель-Кадер значил бы не так много, потому что ему не хватало черт варвара, фанатика и восточного колорита его бойцов. Великую личность образуют обстоятельства, время или случайность, которые подняли человека, как ветер поднимает перышко или уносит с собой дубовый лист.

– Это правда, сеньор.

– История вводит нас в заблуждение, она не проверяет, не изучает факты, не отличает заслугу от удачи. Есть случайно прославившиеся люди, которых считают великими, а есть настоящие великаны, которые не добились величия и славы.

– В некоторых случаях очень трудно отличить заслугу от удачи.

– Не всегда. Когда говорят о Моисее, Ганнибале, Цезаре, Наполеоне и других подобных людях, нельзя не согласиться, что их величие – дело гения, а не времени. Чего не скажешь о наследниках чужой власти или тех, кого возвысило дуновение случая.

– Скажите, каково ваше мнение о философии? – спросил один.

– О философии мы все говорим и мало знаем. В основном, философия – это покорность нашим несчастьям.

– Настоящая или мнимая покорность?

– Обе. Настоящая покорность находится внутри, а не снаружи. Мнимая покорность – это лицемерие. Равнодушные темпераменты следует назвать философскими, но их безразличие к предметам жизни основано на презрении, которое испытывают знатоки искусств и советуют другим. В остальном же, человек не готов к страданиям. Никого не обрадует ни физическая, ни моральная боль.

– Однако, некоторым нравится мучиться.

– Это обычная причуда, соответствующая религиозным взглядам, тщеславию или размышлениям об иной природе, например, факирах Индии, аскетах, и других. Боль никому не приятна. Она противоположна наслаждению, в ней черты проклятия. Что касается философов уровня Гольбаха и Руссо, следует согласиться, что они лишь прекрасные безумцы, помешанные на своих собственных парадоксах.

Пакито, непременный участник застолья сеньора де Раузан, желая угодить ему, несвоевременно возобновил дискуссию по поводу светского человека:

– Светский человек для меня – это тип совершенный с точки зрения общества, у него безупречный вкус, изящество, одаренность, благоразумие, великодушие. Он находчив, остроумен, всегда в гуще событий. Светский человек – королевская звезда всепланетарной системы: ее украшение и необходимость. Вы такого же мнения, сеньор де Раузан?

– Простите, если не придам вещам такую горячность. Для меня светский человек – это человек деловой, образованный, который умеет нравиться людям и оценивать их. Он легко приспосабливается к привычкам и обычаям страны и общества, уважает законы и личности. Он высказывает мнение и не принимает решение, беседует и не читает наставления, наблюдает и не критикует. Он старателен, но не щепетилен, его спокойствие не показное, он по-настоящему благородный и культурный. Больше всего отличает светского человека учтивость, или вежливость по отношению к другим людям, вежливость, в которую вплетаются действия, слова, жесты, даже тон голоса. В грубости жестов, слов или манере произносить их, отражается злой нрав и юмор, недовольство и неуважение к ближним. Светский человек радует, в наших глазах он прекрасен. Быть любезным – не значит навязывать свою волю или мнение, а согласиться с чужим мнением, никогда не забывать, что салон предназначен не для споров и сражений, а для развлечений и общения.

– Я согласен с сеньором де Раузан во всем, – сказал доктор Ремусат.

– Правильно, – заметил кабальеро, – потому что вы никогда не отрицаете свои труды, и вряд ли станете противоречить самому себе. Я не заискиваю перед вами, доктор, и не хочу вас обидеть или унизить себя. Похвалу следует говорить вовремя и в меру. Когда похвалами осыпают несвоевременно – это презренно и постыдно.

– Что вы скажете о речи светского человека? – спросил Пакито.

– Это очень деликатная мелочь, – ответил кабальеро, – смотря по обстоятельствам. Одаренный и ученый человек может блестяще вести беседу, но необходимо, чтобы он не забывал о своих собеседниках, царствующих мыслях, духе моды, и так далее. Иногда науке есть место в разговоре, а иногда она вносит лишь надоедливость и педантичность. Секрет в том, чтобы уметь с легкостью и незаметно подниматься до наших господ и опускаться до наших собеседников. К несчастью, умение нравиться мужчине, женщине, молодежи, ребенку – это не наука, а талант; и талант редкий.

– Что вы думаете о шутках или остротах?

– Считаю, что это опасность, которой серьезным людям следует остерегаться, это наихудшая манера легкомысленных людей. Обычно мы смешим одних за счет других, а это непорядочно и жестоко. Тех, кого мы рассмешили, не поблагодарят нас, а с кем плохо обошлись, не простят нас. Шутить становится привычкой, затем это перерастает в язвительность. Нередко жертвуют очень уважаемыми и порядочными людьми, чтобы заставить смеяться тех, кто нас слушает, стараясь пройти по одаренным персонам.

– Вы изгоняете остроумие из беседы, как Платон очищал музыку в своей республике?

– Нет, я согласен с поучительной шуткой, без язвительности, осторожной, уместной, которая обличает дурные качества, страсти, но не оскорбляет личности. Есть разница между невинной остротой и шутовством со злословием.

– С огромным удовольствием мы бы послушали, что вы скажете о неприязни, доброжелательности, и конечно же, о любви.

– Полагаю, любовь – это итог, а не причина и не начало. Одним словом, я верю, что это энергетическое явление. Жизнь во всех ее проявлениях заключается в силе или способности нервов. Эта сила зарождается или развивается в головном и спинном мозге. Нервные импульсы распространяются и пробегают по всему организму, рождаясь в двух разных частях. Те, что рождаются в передней части головного мозга, управляют органами чувств; те, что в спинном мозге, производят и управляют движениями. Если лишить мышцу нервных окончаний, она не будет слушаться приказов. Ощущения довлеют над эмоциями. Головной мозг – средство ума, чтобы исполнять приказы и действия, но сам мозг не думает. Организм – это жизненное первоначало, действующая система для достижения заданной цели. Ум – не свойство материи, он имеет свою первопричину бытия. Чувствовать – не значит думать; но любить – значит чувствовать.

Какова причина чувствительности? Нервы. Без нервов нет ощущений; без них нельзя любить, как камень не умеет любить. Сила нервов подобна электричеству, или является электричеством. Гальванические потоки возвращают к жизни трупы; дают нервам силу и свойства (возвращают им электрический ток), отменяя смерть. Электрические потоки сосредоточены в нервах и непрерывно движутся.

Теперь, учитывая, что электрический ток выражается влечением и отвращением, сильными потрясениями, существует положительный и отрицательный электрический заряд. Когда они соединяются в равных количествах, то нейтрализуются; это уничтожает электричество. Когда два противоположно заряженных тела находятся рядом друг с другом, одно тело разряжает другое. Вот и молния. Любовь – это тоже разряженное электричество. Влюбленный чувствует, что переполнен положительным электрическим зарядом и источает ток. Присоедините в этому, – улыбнувшись, добавил кабальеро, – воображение, чувства, тщеславие, гордость, и так далее, и вы объясните явление любви.

Он тут же заговорил о свежести и красоте одного из букетов, которые украшали обеденный стол, и сеньор де Раузан попросил у сеньора де Сан Лус разрешения послать букет его дочери. Затем кабальеро передал Ману открытку с сегодняшним числом, и тот отнес подарок.

Букет в самом деле был чудесным. Он бы подарил его Лаис, если бы та попросила; но сеньор де Раузан не подумал о ней, или лучше сказать, слишком думал. Публично послать букет Эве было знаком вежливости, а послать Лаис такой же букет значило бы обратное. Одно и то же действие, но Эва и Лаис разные. Каждая соответствовала своему имени.

Сеньор де Раузан продолжал расти в глазах общества, как светский человек, ученый, одаренный, милосердный, учтивый. Он был в центре всего, и служил поводом всех праздников. Перед ним были открыты все пути, но он никуда не шел. Ему уже ничего не нужно было от жизни, его душа была благородна, он отдавал, а не брал. Подобно Карлу V, который отрекся от престола, стремясь к полному покою.

Русский посол больше не говорил о трех поединках. Эркулес брюзжал. Мортимера уже не волновали одежда и украшения, он заподозрил, что есть достоинства повыше, чем иметь хорошего портного, маленькую ногу и вереницу английских лошадей. Касательно случившегося с Лаис, замужняя сеньора во всеуслышание заявила: «Какой опасности я бы подверглась, если бы приняла нежности этого человека!»

Дон Родриго де Навас как никогда был занят письмами, выражая соболезнования, посещал дни рождения, хотя в его собственной спальне были больные. Касательно последнего он обычно говорил: «Не вижу смысла не проявлять заботу и интерес в торжественных случаях».

А Пакито?

Пакито заслуживает отдельной статьи. Он продолжал угождать дамам и кабальеро, угощать конфетами и игрушками богатых детей, превращался в слух и разносил новости со скоростью ветра. Но поскольку он был изворотлив и искусен в делах общества, то заметил, что возле сеньора де Раузан скоро разразится гроза, которую затевал посол, и на несколько дней Пакито ограничил выход в море. В течение нескольких дней – такие дни он называл опасными – он тайно приезжал в Тускуло сказать Лаис, что не стоит особо переживать из-за городских сплетен. Это произошло сразу после появления в газете мужественной записки вдовы, когда сеньор де Раузан высказался, что Лаис заслуживает уважения, поскольку она сильная натура. Пакито вел корму против ветра. Следует добавить, Лаис благосклонно приняла его, пригласила пообедать, благоразумно не сказав ни слова о сеньоре де Раузан, пока Пакито говорил о нем, но подумала: «Если ему хочется поболтать о кабальеро, пусть сочиняет о нем небылицы».

Кортес был все также непостижим, как круг в своей окружности. Вероятно, он был гораздо умнее наших героев.

Сеньор де Сан Лус отсутствовал в городе.

После краткого обзора наших знакомых, продолжим повествование.

Тот самый молодой человек, который был на званном обеде у Сан Лус и задавал вопросы сеньору де Раузан касательно фатальности и материализма, теперь явился в дом кабальеро:

– Сеньор, у меня нет звания, чтобы приходить в ваш дом, поэтому я не представился, и у вас сложилось обо мне превратное впечатление из-за дерзкой выходки в доме де Сан Лус. Я хочу все исправить, потому что заплатил по заслугам, как все в этом городе, и в доказательство пришел просить у вас совета, в котором отчаянно нуждаюсь.

– Добро пожаловать в мой дом, кабальеро. Надеюсь, я могу что-нибудь сделать для вас.

– Дело в том, сеньор, я дружу с важной сеньорой. Эта замужняя сеньора поддерживает определенные непозволительные отношения с кабальеро. Движимый дружбой, я сказал сеньоре, чтобы она уделяла ему меньше внимания, ведь люди уже судачат о них. Сеньора ничего не сказала, но этим утром он явился в мой дом, оскорбил и вынудил драться с ним на дуэли. Сеньор, как мне следует поступить?

– Ничего не делать.

– Как это ничего? Он вызывает меня драться на пистолетах.

– Вы можете назвать имя этого субъекта?

– Капитан Эркулес.

Кабальеро улыбнулся – наконец он вытянул нить из клубка.

– Не делайте ничего. Мужчины не должны драться из-за женщин, ведь женщины не дерутся за мужчин.

– Вы говорите серьезно, сеньор?

– Серьезней некуда. Никто не должен драться ни за кого и ни за что, в шпаге ведь нет правоты, чести и права. Шпага – это варварство и всего лишь металл.

– А если нападают?

– Защищаться, как от пса. Защита – это не тщеславие, не ошибка, а право. Я никогда не дрался на дуэли из-за любовных увлечений, личных или чужих. Пролитая кровь не смывает, а наоборот, пятнает позором женщину, из-за которой проливается кровь. Защищаться – другое дело. Я путешествовал по Испании и в городе Сьерра-Морена на меня напали. Одного я отправил в иной мир, а мой слуга Ман рассчитался с остальными. Если подобное случится на улицах, площадях или бульварах Сьерра-Морена, делайте то же самое и не переживайте.

– Но ведь он не собирается меня обкрадывать на улице.

– Он украдет не ваш кошелек, а вашу жизнь, которая стоит куда дороже. Предположим, вы соглашаетесь на поединок, и вас убьет капитан. Что вы приобретете, что приобретет общество? То же самое можно сказать в противоположном случае. Согласитесь, следует покончить с доблестными городскими рыцарями, как покончили с сельскими героями. Светских Дон Кихотов почти не существует.

– Но сеньор, подумайте, ведь я лишусь чести, если не выйду на дуэль.

– Честь не в том, чтобы стрелять или получать выстрелы и удары шпагой. Честь заключается в поведении, образе действий. Поединок – пережиток прошлого странствующих рыцарей. Не деритесь с капитаном, а если он бросится на вас, ведите себя с ним, как со злобным псом. Бесчестье там, где дамское легкомыслие. Цезарь не бросился со шпагой на изменницу-жену, он просто развелся с ней.

– Было бы прекрасно, если бы все понимали вещи так, как вы. Капитан не будет нападать на меня, лишь посмеется надо мной, подумает или назовет трусом.

– И вы им станете из-за страха, что вас назовут трусом. Станете моральным трусом за то, что будете драться за чужие ошибки.

– Мир понимает все иначе.

– Я прекрасно знаю, но если мы не приложим усилия, чтобы оградить мир от ошибок, когда же наступит царство правды? Мужчины должны добровольно взять крест и последовать за Христом. Варварство еще правит, но скоро падет.

– Вы христианин, сеньор де Раузан?

– Я больше христианин по убеждению. К моему счастью, по убеждению (счастлив, кто верует, потому что у него есть надежда, и он постоянно взращивает в себе добродетель!). Кроме как христианином, кем я еще могу быть? Мусульманином, иудеем, фетишистом? Нет. Верите ли вы безоговорочно докторам, которые говорят нам, что мозг – это все, что есть в человеке; верите ли вы также Дарвину, который ошибочно обозначил нашим предком обезьяну, поставив сына рядом с отупевшим стариком, словно вид может совершенствоваться и при этом стоять на месте. Я верю в учение Моисея, лучшего мыслителя всех эпох, и поверил бы в Пифагора, Сократа, если бы не пришел Христос. Меня радует доброе общество. Иисуса я восхваляю, а материалисты мне противны.

– Сеньор…

– Оставим это и вернемся к вам. Вы не хотите услышать доводы разума, а ищете правосудия в железном клинке, а это хвастовство. Не сомневаюсь, вы против суда Инквизиции. Или наоборот? Просто расскажите всем, что случилось.

– Этим я опозорю сеньору.

– А сражаясь не опозорите? Вы считаете, что обязаны убить или быть убитым, дабы прикрыть честь персоны, в которую не влюблены, и которая не желает исправлять ошибки.

– Сеньор, вы победили.

– Итак?

– Я сделаю, как вы сказали.

– Нет, не так. Мужское благородство обязывает учитывать женские слабости. Сделайте так, как я скажу.

– Говорите.

– Найдите капитана и скажите, что решили драться. Ваш секундант – муж сеньоры, пусть капитан уладит с ним детали поединка, сообщит причину, и известит вас.

– Вы действительно удивительный, сеньор де Раузан. Целую ваши руки.

Молодой человек вышел из дома кабальеро, сияя от счастья. Хотя он был материалистом, но боялся смерти, а сеньор де Раузан получил еще одного последователя, который до этого злословил его. Ветреные люди без причины переходили из одной крайности в другую, как попугай от одного дерева к другому.

Поединок не состоялся, а когда молодой человек увидел, как капитан Эркулес смеется над ним, то нанес ему точный удар.

Сеньора не смогла сдержаться и сказала молодому человеку:

– Вы плохой.

Молодой человек ответил:

– Вы плохая женщина, плохая подруга и жена. Упрекаете меня, что просветил вашего мужа о ваших делах? Кому, как не ему судить вас?

XI V

С каждым днем Эва и Лаис все сильнее сближались, проявляя друг к другу нежную заботу, несмотря на противоположность характеров и существования между ними камня преткновения, который никогда не спасал женщин – это мужчина.

Когда речь идет о мужских существах, здесь этот камень – женщина; они убивают друг друга, как хищники. Поскольку женщины не созданы для битв, они не убивают, они ненавидят. Женская ненависть похожа на бур, сверлящий древесину.

Однако, Эва и Лаис не испытывали друг к другу ненависти и презрения. Другие женщины навсегда бы разорвали свои отношения, а эти привязались и утешали друг друга. Не надеждой, потому что у них ее не было.

Два обстоятельства сильно повлияли на это необычное явление. Первым было отсутствие надежды. Трудно ревновать, когда желание соперниц недостижимо, и обе страдают от бессилия. В этом случае, сближает прекрасный идеал, о котором мечтают.

Другое обстоятельство заключалось в том, что Лаис была настоящей вдовой, потому что когда-то была замужем, а Эва – номинальный вдовой, потому что умер ее жених. У обеих были счастливые и горькие воспоминания, а общее несчастье сблизило их.

Если бы сеньор де Раузан был свободен и любил одну из них, то Эва и Лаис смертельно возненавидели бы друг друга. Но сеньор де Раузан был для них недосягаем; вместе они говорили, думали о нем и обменивались впечатлениями. Несмотря на нежность, которую Лаис испытывала к подруге, она не делилась с ней обожанием, которое считала священным. Но ее горячность и решительность ослабевала, когда она размышляла:

– Если бы не она, то кто бы поднял меня из грязи? Кто осушил бы мои слезы и убедил оставить общественные предрассудки? Эва посетила Иова в навозной куче, чтобы не обвинять и не задавать хитроумные и неприятные вопросы, а облегчить тело и душу.

Она побежала к ней, нежно и ласково называя ее беззаботной голубкой, что было правдой, и склонилась ей на грудь, как цветок к цветку.

Чтобы порадовать кабальеро, Эва встала на сторону Лаис против позорной клеветы. Но зачем это делать для Лаис? Помогать ей – значит помогать ему.

Эва была чище, невинней:

– Лаис любит Уго, и я должна сделать для нее все, что не могу сделать для него.

Вот почему две женщины, горевшие одинаковым огнем (с одинаковой силой он пожирал обеих), утопая, хватались друг за друга, чтобы не бороться с бурей, а умереть вместе.

Однажды Пакито прибежал в дом Лаис, расположенный в привилегированном районе города, и сказал:

– Я привез вам радостную новость, которую никто в городе не знает и не узнает.

– Вы так добры, Пакито. Говорите же.

– Последний день этого месяца – день рождения сеньора де Раузан. Я узнал случайно и спросил, на что он ответил: «Это правда, Пакито (потому что он тоже зовет меня Пакито), но не говорите никому. В этот день ему исполнится сорок три года.

– И почему вы считаете, что эта новость меня обрадует?

– Потому что все знают, что вы любите сеньора де Раузан, любите достойно и безнадежно, и это в самом деле делает вам честь. Все сочувствуют и уважают вас. Скажу больше: восхищаются вами. Так вот, почему бы вам не подготовить к этому дню небольшое чаепитие, чай на двоих в вашем прекрасном доме в Тускуло?

– Вы думаете, он согласится?

– Уверен. Сеньор де Раузан... О, он мужчина, которого только я и понимаю.

– Но это ни о чем мне не говорит, Пакито.

– Действительно, я сказал все и ничего. Слушайте, если этот мужчина задумал что-то, то сумеет сделать это лучше всех.

– Не сомневаюсь.

– И сумеет разгадать.

– Тем более не сомневаюсь.

– И мне кажется, что сегодня у него появилась умнейшая мысль.

– Ай, Пакито, какой же вы ребенок.

– Нет, он сказал, что вы великая натура. Он отдал бы все, чтобы познакомиться с вами до… и что полюбил бы вас, если бы знал вас до замужества.

– Пойдем, Пакито! Вы великий льстец.

– Пойдемте, сеньора! И чай в небольшом личном окружении в вечер последнего дня месяца, не так ли?

– Я подумаю и посоветуюсь с Эвой.

– О дне рождения ни слова!

Лаис увиделась с Эвой и все рассказала. Затем спросила:

– Что вы думаете о чае, где будем только мы втроем?

– Ничего хорошего, Лаис, случай не подходящий. Поэтому невозможно.

– Почему же?

– Потому что задумка не ваша, а Пакито. А он расскажет всем, приглашен он был или нет.

– Мы можем доверить ему тайну и пригласить его.

– Тайну! Лучше довериться «Фривольному Свету» или статуе Пасквиля. Пакито – близкий друг всего света. Его занятие – передавать из уст в уста тайны.

– Вы правы.

– Пакито не говорит правду, он не договаривает, намекает, и больше вредит, потому что заставляет верить в то, чего нет на самом деле.

– Вы правы.

– Послушайте, вы сказали то, о чем я уже знала.

– Знали?

– Да, Пакито пришел сюда и по секрету попросил, не сказав конкретно, чтобы я подтолкнула вас устроить чаепитие.

– Этот Пакито настоящий интриган!

– Не настолько, он занят тем, что сеет разлад между людьми. Этот домашний Макиавелли в плохие времена плохо закончит.

– Сбежит, вероятнее всего.

– Да, это исключительная личность. Минувшие дни были омрачены стычкой между капитаном Эркулесом и юношей. Пакито посоветовал юноше преподать Эркулесу хороший урок. А затем Пакито пошел с капитаном Эркулесом пообедать в отель «Феникс» и говорил о воинской чести и уважении, которые должны иметь юноши к военным.

– Как вы узнали об этом?

– Моему отцу Пакито рассказал, что капитан и юноша решили драться из-за чего-то, и что нужно это предотвратить.

– И почему он рассказал об этом вашему отцу?

– Потому что знает его взгляды. Пакито всегда выражается, как он.

– Так что насчет чая?

– Делайте, что хотите.

– Нет, как вам лучше.

– Ну хорошо, я хочу обычное чаепитие.

– Ничего не говорить сеньору де Раузан?

– Незачем.

– Не понимаю.

– Незачем. Пакито уже ехидно сказал ему: «Лаис пригласит вас на чай на ваш день рождения».

– Это точно.

Вечером последнего дня месяца Тускуло представлял собой исключительное зрелище. Его сады были залиты светом, повсюду были цветы и запах духов.

Весь цвет города *** собрался там.

– Я поверил в волшебный дом, – сказал кабальеро де Раузан, поприветствовав Лаис. Та взволнованно пожала ему руку и промолчала.

Кабальеро тут же подошел к Эве и сел рядом. Эва побледнела.

– Давно вы не оказывали мне чести видеть вас.

– Вы вините меня?

– Нет, лишь подтверждаю факт.

– Вы ловко увернулись, сеньорита.

– Я искренняя, сеньор де Раузан.

– Если искренняя, признайтесь, вы удивлены, что я так быстро нашел вас.

– Да, удивлена, – подчеркнула Эва, и чуть не плача посмотрела черными глазами в глаза кабальеро. Тот произнес:

– Это не моя вина. Я вижу, что у вас на сердце, а сейчас лучше, как никогда. Если бы вы, когда я назвал вас по имени, которым поклялся больше не называть вас, не оскорбились, а ответили мне тем же, все сложилось бы иначе. Вас насторожила моя поспешность.