Текст книги "Кабальеро де Раузан (ЛП)"

Автор книги: Фелипе Перес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

V

Вечером Эдда и барон, молчаливые и грустные, сидели у берега моря, наблюдая за беспокойными волнами. Эдда попросила:

– Расскажите, сеньор, о брате Алсидесе. Мне хотелось бы узнать, каким был он.

Барон помолчал, а затем начал рассказывать:

– Знаете, что Эдинбург, столица Шотландии, расположен в очень живописном месте и состоит из двух частей: нового и старого города. Новая часть имеет правильные и длинные улицы, великолепные строения и красивые площади. Старинная часть построена в разные эпохи, примечательна строениями и историческими монументами, как памятниками древних королей страны.

Так вот, где-то между 1826 и 1828 годами в старинной части города, в одном грязном и скрытом местечке, сочетались честным браком Уильям Хэр и его жена. У них была не слишком благоустроенная и сомнительной репутации гостиница.

Хэр был добр к гостям, давал им срок на погашение долга. Он приглашал их выпить и так усердно им подливал, что те падали замертво.

Жена Хэра была не так добра. Обычно она ходила по улицам Эдинбурга, отыскивая клиентов и убеждая их жить с ней и ее мужем.

Так однажды жена Хэра и встретилась с давним знакомым Уильямом Берком, с которым была девушка Элена МакДугал. Жена Хэра сказала:

– Зайдем в таверну и выпьем бутылку вина. Я очень устала, там мы сможем поговорить. Давно не видела вас, Уильям.

– Так и сделаем. Никогда не повредит выпить. Что скажете, Элена?

– Не повредит выпить и отдохнуть в компании старых друзей, – ответила та.

– А мы старые друзья, – сказала жена Хэр, – ведь я знаю Уильяма уже давно. Вы женаты?

– Нет, Элена увлечение, а не жена, – ответил Берк и похлопал подружку по плечу.

Элена был высокой, худой, бледной молодой женщиной, не слишком чистой телом и душой. Берк был ирландцем, низким и коренастым, с пухлыми щеками, темными и бездонными глазами, толстой шеей, мохнатыми бровями, раздавленным носом; у него были рыжие волосы и усы. Берк был силен, как горный бык.

Пока они пили предложенную бутылку, жена Хэра спросила Уильяма:

– Чем вы занимаетесь? У вас есть занятие?

– Работы нет, и я подумываю отправиться на запад. Эдинбург – плохое место для меня.

– Не отправляйтесь на запад, не скитайтесь больше. Поселитесь в нашем доме. Мой муж не требовательный к квартирантам. Мы дадим дам комнату, у нас хватает работы. Да, хватает, вы сильный, Уильям, сможете помогать мужу. Хэр так устал.

Покончив с бутылкой, Берк и его увлечение последовали за женой Хэра в гостиницу. Жена сказала мужу:

– Я привела нужного человека. Вы устали, а Уильям Берк сильный человек и сможет исполнять ваши обязанности. Уильям Берк мой старый друг, ему можно доверять, со временем он будет хорошо справляться с работой.

Хэр осмотрел с ног до головы представленного. Тот ему понравился, а вот Элена – нет, и он сказал жене:

– Хорошо, но лучше твоему другу быть одному. Возможно, есть небольшое помещение для двоих.

– Мы очень любим друг друга и поместимся в одном гнездышке, – сказал Берк. – К тому же Элена – само благоразумие.

– Ладно, ладно, можете размещаться, голубки, – сказал Хэр. – Уильям силен и меня это радует. Я же хочу отдохнуть. Да, отдохнуть.

Миссис Хэр разместила гостей и вернулась к мужу:

– Как тебе мой человек для исполнителя?

– Исполнителя? – спросила Эдда.

– Вы поймете, – сказал барон. – Мне он кажется вполне подходящим, – ответил Хэр. – Он будет душить, как слон, но должен ступать тихо. Я же буду искать. А он пусть пока набирается сил.

Среди постояльцев Хэра был больной старик по имени Дональд, который должен был ему за три месяца и не имел средств заплатить. Но Хэр был добр к нему:

– Не переживайте, мой дорогой Дональд. Ешьте и пейте, спите и гуляйте. Мне не срочно, ваша судьба изменится. Сегодня три месяца, потом четыре, потом пять. Ладно, время бежит, как лань, а Бог не оставляет своих детей. Не важно, ешьте и пейте, Дональд.

Как бы то ни было, из-за расстройства или еще по какой-то причине, но Дональд умер в Рождественскую ночь, и никто этому не удивился. Старики умирают. В тот же день Хэр предложил Берку стакан пива. После первого последовал второй, и так далее. Хэр был добросовестным человеком и угощал постояльцев большими стаканами. Хэр понял, что как хороший ирландец, Берк пьет и не платит за выпивку:

– От нас так внезапно ушел старый Дональд, который не заплатил по счетам.

– Он должен вам?

– Только за три месяца; он был хорошим, но терпение не ходит по тропинке, усыпанной розами.

– И ничего не оставил?

– Ничего, кроме тела.

– Это мы все оставляем, – рассмеялся Берк. – Чего оно стоит?

– Труп ничего не стоит в других странах, но не в Англии.

– Чего же он стоит здесь?

– Стоит денег; закон запрещает эту торговлю, но это только подхлестывает.

– Торговлю трупами?

– Еще запрещает торговлю маслом и пшеницей. Наше правительство предусматривает это и хочет, чтобы все стоило денег.

– Кто хочет покупать трупы?

– Хирурги.

– Таким образом старый Дональд оставил кое-что?

– Он оставил тело, которое может стоить двенадцать гиней.

– Послушайте-ка! Старый Дональд – собственник. Двенадцать гиней!

– Именно об этом я и говорю, – заметила миссис Хэр, – вступив в разговор. – Давайте потеряем двенадцать гиней, а ведь Дональд должен моему мужу за три месяца проживания. Тут уж не до совестливости.

– Выпейте, – сказал Хэр Берка, – и не будем говорить о деньгах. Это мелочно.

– Почему нам не следует говорить, если Дональд должен вам за три месяца?

– Да, – сказал Хэр. – Но мы не родственники Дональда. Да и тело уже в гробу.

– Но по крайней мере его можно вытащить оттуда, – сказала миссис Хэр. – Что скажете, Берк?

Тот чуть не грохнулся в обморок и ответил:

– Скажу, что двенадцать гиней – это двенадцать гиней. Живой стоит меньше. Я не знал, не предположить не мог…

– Мой муж имеет право на труп, потому что покойный должен ему за три месяца.

– Хорошо, – Хэр уступил доводам жены. – Тогда пора. Что скажете, Берк?

– Скажу, что двенадцать гиней – это деньги. Дональд должен вам.

– Значит?

– Значит есть только руки для труда, – сказала миссис Хэр.

– Правильно! – сказал Хэр и встал.

– Правильно! – ответил Берк. – Я хороший друг. Что мне делать?

– Только лишь прийти.

С помощью жены и Берка, Хэр вытащил труп, а гроб заполнили деревяшками. Тем же вечером Хэр продал труп Дональда доктору Ноксу, у которого был анатомический стол. Тот дал ему двенадцать гиней. Берк получил свою долю и стал посвященным в почетную профессию Хэра. Но была одна трудность: создать трупы.

– Он должен был их красть? – спросила испуганная Эдда.

– Он должен был убивать людей, чтобы достать их трупы, – сказал барон. – Такое происходило в Англии вплоть до 1830 года, пока Парламент преобразовывал законы, которые породили душегубов и похитителей трупов.

– Что такое душегуб?

– Душегуб – то же самое, что и убийца.

– А похититель трупов?

– Это тот, кто крадет тела из могилы. Когда Хэр и Берк продали труп старого Дональда доктору Ноксу, тот проверил его. Он увидел, что с ним все в порядке, нет признаков насильственной смерти или отравления, и сказал:

– Хорошо. Он стоит двенадцать гиней. Приносите мне такие же здоровые тела, и я их все куплю.

– Вы сказали, закон разрешал это?

– Это позволял закон, и разрешали привычки, Эдда. Каждая страна имеет свои заблуждения, а Англия изобиловала ими. Закон позволяет, чтобы мужья продавали жен на общественном рынке. Вот почему Хэра не беспокоило, что его гости не платят, и вот почему он заботился о них и кормил хорошо. Однако, вы скажете, дочь моя, что не все должники Хэра погибали от его руки.

– Именно так.

– Хэр умел умерщвлять постояльцев быстро. В подходящий момент он приглашал их выпить пива, и когда они пьянели, он садился им на живот, затыкал рукой рот и нос, а другой сжимал шею. Они умирали как будто от неумеренности или апоплексического удара, а доктор Нокс покупал трупы и говорил:

– Приносите мне такие же свежие трупы.

Доктор Нокс был выдающимся хирургом и не жалел денег на свежие и здоровые трупы. Старый Дональд последовал участи многих других.

– Что вы говорите?

– Муж для миссис Хэр служил палачом. Хэр не хотел работать и поставил вместо себя Уильяма Берка, своего тезку. Тот понял, как тот действует. Какая разница, если Хэр делит с ним доходы и бутылки? Говорят, нет счастья, но Берк нашел его в бутылке. Впрочем, закон и обычаи позволяют семьям продавать трупы родственников. Хэр думал нажиться на этой преступной торговле. Хирургам нужны были тела, а раз государство не предоставляет их, то они их покупали. Почему бы тогда отцам не иметь права продавать тело и кости своих детей? Почему бы тогда сыну не иметь права продавать внутренности своей матери? Родство – не такой уж тяжкий груз.

– Это ужасно, сеньор!

– Бизнес был законным. Однажды в гостинице Хэра заночевала жена Гилмертона, которая приехала в Эдинбург заняться хлопотами замужества дочери. Ночью Хэр долго беседовал с ней и опоил ее. Когда женщина потеряла сознание, Хэр раздел пьяную и положил на кровать. Затем позвал Берка и сказал:

– Посмотрите, она хорошо сложена и здорова. Вам нужны деньги?

– Мне всегда нужны деньги, Хэр. Кому они не нужны?

– Если вам так кажется, я задушу ее; мы продадим ее доктору Ноксу.

– Делайте, что хотите.

Хэр закрыл женщине рот и нос, сжал шею и сказал Берку:

– Сядьте на живот посильней, чтобы она не двигалась.

Жена Гилмертона испустила дух. Они унесли ее труп на следующий день к доктору Ноксу, который заплатил, не скупясь и сказал, как обычно:

– Приносите мне такие же свежие тела.

Эдда была в ужасе.

– Так действовал Дом Душителей Берка, Хэра и Компания. Дом с апреля до октября принес восемнадцать свежих трупов доктору Ноксу, то есть в месяц по два-три трупа. Берк стал вскоре таким же искусным исполнителем, как Хэр, но никогда не рассказывал своему увлечению, Элене МакДугал, о своем занятии, хотя ему хватало денег. Но Элена знала обо всем, потому что следила за Берком, только не говорила об этом своему холостяку. В случае катастрофы, увлечение не хотело попасть в неловкое положение. Каждый извлекал свою выгоду из этого.

Жертвы Берка и Хэра выбирались из людей, которых не могли тут же хватиться, потому что через два-три дня после кромсания хирургом, его нельзя было уже узнать. Мать не узнала бы ребенка, брат не узнал бы брата. Трупы продавались обнаженными, их не смогли бы узнать по одежде.

В гостинице Хэра собралось уже много туфель, штанов, юбок, шляп, сюртуков и так далее, но их не считали, как не считают кожуру фруктов или шкуру животных.

По какой-то причине или чтобы насладиться удобством, Берк и его увлечение покинули гостиницу Хэра и стали жить в домике в одном из темных переулков пригорода Эдинбурга. Они зажили там, как два голубка, напиваясь, наедаясь, куря, болтая и засыпая, как личности, имеющие определенный доход. В тот период Берк работал на себя и был партнером Хэра и дела шли хорошо. Но поскольку у Берка не было сетки, чтобы ловить мух, то есть не было гостиницы, то он сам искал свежие тела, которые так ценятся в амфитеатре доктора Нокса, и был искусен в этом деле.

31 октября 1828 года, ближе к 9 утра Берк выжидал у магазина в пригороде. Вошла женщина в лохмотьях, лет 45-50, маленькая, но крепкая, она просила подаяния, чтобы купить хлеба. Берк подумал, что это свежее тело обрадует доктора Нокса. Он направился к попрошайке и ласково заговорил:

– Как вас зовут? Думаю, мы знакомы.

– Меня зовут Мэджи Докерти, я приехала из Глазго и ищу сына.

– Докерти из Глазго! – воскликнул Берк и поразмыслил. – Вы родственница моей матери. Пойдемте ко мне в дом, добрая женщина, я накормлю вас.

Нищенка не поверила, и не собиралась верить в родство, о котором говорил незнакомец, но поверила в предложенный завтрак, и молча пошла за ним. Когда Берк вошел к себе домой, соседи заметили, что он пришел с незнакомой женщиной.

В тот же день в три часа дня Элену посетила Анна Блэк, ее подруга и соседка, и увидела Докерти, которая ела в углу хлеб с молоком:

– Элена, кто эта женщина?

– Шотландка, подруга моего мужа, – ответила Элена безразлично, – это все, что я знаю.

Докерти осталась в доме Берка, поскольку не знала, куда идти. К тому же там с ней обращались хорошо, хозяин поставил ей бутылку ликера, чтобы выпить за его здравие. После еды Берк и Элена вышли, и когда настала ночь, пьяная Докерти зашла к Анне Блэк и сказала:

– Я хочу вернуться в город и разыскать сына. Родственники моей матери не появятся и уже поздно. Сеньор Берк очень добр и дал поесть и выпить. Мне было это нужно, но я должна найти сына.

– Лучше бы вам не отправляться в город в такое позднее время, – сказала Анна Блэк, – вы заблудетесь.

– Верно, я не найду дорогу от этого дома, и у меня нет денег, чтобы заплатить за приют на ночь. Я останусь.

– Подождите их здесь, если вас устроит, – сказала Ана.

– Да, я подожду их здесь.

Вскоре пришли Элена, Хэр с женой и вошли в комнату Анны Блэк, где танцевали, пели, смеялись и пили ликер миссис Хэр. Чета Хэров говорила с большим уважением о родственнице Берка и заставляли ее пить большими глотками. Уильям Берк не появлялся до десяти часов ночи, он был в таверне. Немного погодя друзья Анны ушли, и она легла, но не могла заснуть сначала из-за песен и криков в доме Берка, а потом из-за оскорблений и драки. В одиннадцать пришел к себе домой сосед Альстон, который услышал крик женщины «убивают!» в доме Берков и драку мужчин. Альстон подошел к двери, но услышал приглушенный крик, будто кого-то душат, испугался и отошел. Вскоре он пришел в себя и пошел за ночным сторожем, но не нашел, и он пошел спать. Вскоре он услышал негромкий разговор двоих человек. Потом все стихло, и Альстон уснул.

Вот что произошло.

Берк, Хэр и женщины какое-то время пели и пили, потом Элена и миссис Хэр вышли и принялись болтать в коридоре. Полусонная Докерти осталась внутри. Тогда Хэр обвинил Берка в неблагодарности, что он пользуется тем, что один, и это после того, как направил его на такой полезный путь. А Хэр всегда делился с ним полученной платой за жертв. Но пьяные мужчины не понимают доводов, и вскоре спор скатился до мерзких оскорблений и угроз.

– На этот раз женщина будет моей, – сказал Хэр.

– Ты не получишь за нее ни пенни, – ответил Берк.

– Получу, потому что я задушу ее, – сказал Хэр, вставая.

– Нет я, – вставил Берк, – потому что она моя, – он ударил Хэра.

Тот ударил в ответ, и пошло-поехало. Этот и услышала Анна Блэк.

Берк был сильнее Хэра; вскоре свет в комнате погас, и он бросился к родственнице матери. Та пришла в себя из-за шума и побежала к дверям с криком: На помощь, убивают!

Этот крик услышал Альстон.

Берк наконец схватил Докерти, как тигр антилопу, и со знанием дела зажал ей рот одной рукой, а другой – горло и нос, сел ей на живот на пятнадцать минут. Докерти стонала, но не могла сопротивляться.

Этот стон и услышал Альстон.

Умертвив Докерти, Берк зажег свечу и сказал Хэру:

– Ты дурак, что затеял ссору и шум, это может привести нас на виселицу.

– Может быть, но я настроен решительно и не буду терпеть, что ты злоупотребляешь моей добротой и обкрадываешь меня.

– Замолчи, глупец! Навалом свежих трупов в Эдинбурге, а наш доктор Нокс достаточно богат, чтобы ссориться из-за трупа этой старой толстухи.

– И все-таки ты дашь мне половину, это справедливо, Берк. Отдай мою долю.

– Я не дам тебе ни пенни.

– Я заявлю на тебя.

– Давай, и я запою вместе с твоей женой. Давай же, если так хочешь веревку, она задушит не только меня.

– Берк, ты мне не друг.

– Я твой друг, Хэр, но ты злоупотребляешь.

– Ты отдашь мне долю?

– По-хорошему я дам, что ты хочешь, по-плохому – ничего.

Хэр не был упрям и не стал спорить. Он поднялся, позвал жену, и те ушли.

Этот разговор и услышал Альстон.

Анна Блэк, Альстон и прочие не знали, что два раза Докерти хотела выбежать в коридор, где освежались Элена и миссис Хэр. Последние молча заталкивали ее обратно. Элена и миссис Хэр были немыми и таинственными сообщницами горячо любимых супругов, пока те дрались, а они посмеивались и называли их безумцами и пьяницами. Они бы легко ушли от них к другим мужчинам, если бы те разорились. Когда король умирает, свято место пусто не бывает.

– Какие люди! – воскликнула Эдда.

– На следующий день, – продолжил барон, – между 7 и 8 часами утра, в доме Берка собралось девять персон. Перечислю: Берк и его любовница, Хэр и его жена, Анна Блэк, Жанна Лори (соседка Берка, которая слышала шум прошлой ночью, но не придала ему значения), Грей, его жена, и мальчик по имени Джон Брогган. Берк пил из бутылки, затем быстро вылил содержимое бутылки в стакан, вылил на коробку остальное и вытащил солому в углу комнаты.

– Почему ты выливаешь этот ликер, Берк? – спросила Анна Блэк.

– Потому что мне нужна бутылка, и никто уже не пьет.

Вылив ликер, Берк сделал таинственный знак мальчику Броггану. Жена Грея увидела сигнал Берка. Жанна тогда сказала:

– Элена, почему здесь нет той старой шотландки?

– Вчера я выперла ее на улицу, потому что та позволила себе вольности с Уильямом.

Этот ответ был неумелым и ложным, ведь все знали, что Докерти была до 11 часов вечера в доме Берка. Но та ничего не сказала. Элена поняла, что ошиблась; она испугалась, потому что все замолкли и сменила тему разговора:

– Вы слышали вчера шум драки, которую устроили Берк и Хэр?

– Не болтай, жена, – недовольно сказал Берк, – мы уже помирились.

Когда наступил вечер, соседи и друзья Берка начали уходить. Берк вернулся к своим делам, но сначала попросил Броггана посидеть у мешка с соломой, стоявшего в углу, чтобы никому не разрешал до него дотрагиваться. Брогган так и сделал, но к вечеру устал и вышел из комнаты. Миссис Грей, наблюдавшая за ним, сразу же подбежала к мешку с соломой, пощупала и закричала: «Я прикоснулась к голому и холодному трупу!»

– Докерти, – сказала Эдда.

– Тогда она вышла и позвала мужа; они убрали сено и увидели голое тело несчастной, лежащей на правом боку, головой к стене и окровавленным ртом.

Чета Греев сообщила полиции; но труп исчез, когда те пришли в дом Берка. Полиция обнаружила пятна крови на кровати. Берк и его любовницу посадили в тюрьму, хотя оба отрицали преступления, в которых их обвиняли. Когда спросили, в каком часу они выпроводили Докерти из дома, они не указали точное время и этим совершили ошибку.

На следующий день в операционной доктора Нокса обнаружили труп жертвы, и все, кто видел Докерти, опознали ее. Ответственный в операционной заявил, что Берк продал этот труп за 160 шиллингов, как и многих других. Офицеры полиции начали расследование, нашли в доме Берка блузку Докерти, ее платок и другие лохмотья. В заключение торговец сказал, что продал деревянную коробку из-под чая, в которой Берк привез труп в операционную. Но Берк и Элена продолжали отрицать преступление.

Суд длился два года. По окончании Уильям Берк и Элена МакДугал предстали перед Высшим Судом Эдинбурга по обвинению в: «1. Оба и каждый коварно и вероломно навязывали, или распространяли тела, или часть их тел, помимо тела Мэджи, Марджори или Марии Дугал, или Доффи, Кэмпбэлл или Докерти, находившейся в доме Родес Стюарт, тогда или теперь работающей, тогда и теперь находящейся в Эдинбурге или рядом с Эдинбургом. 2. Упомянутая Мэджи, Марджори или Мария Дугал или Доффи, Кэмпбэлл или Докерти находится в земле, с закрытым ртом и лицом, вместе с телами, или телом того или другого; неизвестным способом, посредством закрытия руками рта и носа лишена возможности дышать и поэтому задохнулась. 3. Оба или каждый совершили преступление со злым умыслом продать тело упомянутой Мэджи, Марджори или Мария Дугал или Доффи, Кэмпбэлл или Докерти, убитой для медика или хирурга, как предмет изучения».

Семнадцать людей значились в процессе; Уильям Берк и его любовница не могли опровергнуть обвинений, но когда виновным задали вопрос, согласно закону «Виновны или нет?», оба твердо отвечали «Не виновны».

Берка потопило заявление сообщника, друга Хэра, которого изначально обвинили, как сообщника Берка. Когда Хэр понял, что Берк отрицает все, чтобы спастись, то попросил допустить его разоблачить преступника.

– Что это значит, сеньор?

– Согласно английскому закону, сообщник, свидетельствующий против преступника (сообщник-доносчик) имеет право на прощение за преступление.

– Продолжайте.

– Пока Хэр не заявил, против Уильяма Берка были только сильные подозрения или неоспоримые доказательства, но не была доказана жестокость по отношению к смерти Докерти. Когда Хэр заговорил, все прояснилось, а Берку настал конец. Суд совещался пятьдесят минут и назвал его преступником.

– А Элена?

– Касательно Элены МакДугал суд счел обвинение не доказаным. Уильяма Берка приговорили 28 января, и председатель суда зачитал приговор: «Суд, согласно старинному обычаю, требует, что после казни ваше тело, связанное железными цепями, висело на главной улице, чтобы удержать того, кто хотел бы последовать вашему примеру, чтобы он увидел это отвратительное зрелище; затем после виселицы приказано отправить ваш труп в операционную доктора Нокса, и вручить его скальпелю, которому вы вручили вашу жертву. Пусть ваш скелет сохранится в анатомическом зале Эдинбурга и будет служить символом телесного наказания для подобных преступлений!»

Уильям Берк слушал приговор безразлично и невозмутимо. Несколько дней спустя, из-за крика совести или чтобы отомстить Хэру, Берк попросил, чтобы его вновь выслушали. Перед шерифом, прокурором и секретарем шерифа он уверенно и подробно рассказал обо всех мелочах ужасной истории, а ведь суд был занят только делом Докерти. Так я и узнал о брате, потому что увидел его в списке жертв. Алсидес прибыл в Эдинбург ночью и расположился в доме Хэра. Там его и задушили, пока он спал.

– Ваш брат!

– Алсидес неосторожно сказал Хэру, что впервые приехал в город, никого не знает и его никто не знает. Это его и погубило, потому что Хэр не увидел опасности в его убийстве. Задушив и продав его тело хирургам, преступление осталось бы неузнанным и безнаказанным, как обычно бывает.

– Но ваш брат наверняка был человеком сильным и должен был защищаться.

– Хэр боялся этого; но мой брат приехал в город очень уставшим и крепко спал, пока тот душил его. Все это я узнал из уст самого убийцы.

По заявлению Берка в доме Хэра обнаружили огромное количество одежды, мужской и женской обуви. Среди этого хлама была одежда брата. Я узнал ее. Счет известных душегубов Эдинбурга должен быть очень длинным.

– Что вы сделали, сеньор, когда узнали о несчастном конце брата?

– Поклялся отомстить.

В день казни Берка улицы были переполнены. Деревья, крыши, башни – все было занято зрителями. Любое место, окно стоили двадцать шиллингов. Спустя день узнали, что на ужасное зрелище собралось пятнадцать тысяч женщин. Берк сказал исповеднику, что счастлив, что его арестовали, остановили его преступленияю, и он надеется на божественное прощение.

Процессия началась около 8 утра. Судьи вместе с офицерами полиции первыми взошли на эшафот. Поднялся и преступник, которому помогали два католических исповедника. Берк был одет в черное и казался спокойным. Увидев его, толпа завыла, как стая волков. Все жаждали напиться крови гиены.

Берк и священники преклонили колена для молитвы. Наступила гробовая тишина; но под конец толпа с гиканьем и свистом стала кричать палачу: «Не надо веревки, удуши его, удуши!»

– Что они хотели сказать?

– Чтобы задушили Берка также, как тот душил свои жертвы.

– Какой ужас!

Берк спокойно смотрел и слушал страшные крики тысяч глоток. Судьи и полиция спустились с эшафота. Толпа снова закричала: «Удуши, удуши Хэра! Где Хэр? Повесьте Хэра и Берка!

Палач, не обращая внимания на крики, снял с Берка галстук и одел веревку на шею. Берк сказал:

– Осторожнее, вы оскорбляете меня: узел сзади.

– Учтивость в такие минуты.

– Нет, Эдда, это был простой инстинкт и присутствие духа.

Палач выпустил Берка в пустоту. С каждой судорогой Берка народ издавал удовлетворенный вой. Народ разошелся через несколько часов, когда сняли веревку с трупа. Хирурги разобрали тело Уильяма Берка на части на тех же столах, где разобрали на части его жертвы.

– Ужасно, но справедливо.

– Эдда, ужасно на первый взгляд. Берк умер, поддерживаемый религией и укрепленный в раскаянии, а его жертвы? Сколько его жертв было в ладу с собой и с Богом в минуты жизни? Берк покинул мир, куда не должен был приходить, через дверь благодати. Он умер, как христианин, хотя должен был умереть, как пес. Что это за казнь для такого чудовища?

Эдда размышляла над словами барона. Тот продолжил:

– Поскольку в Англии государство не снабжает операционные трупами и позволило сделать их товаром торговли, как семейную собственность, то спекулянты или воскрешатели, как я их назвал, стали контрабандистами трупов, выкопанных, украденных из кладбищ. Потом стали душить живых, чтобы получить свежие тела и продать их в операционные. Я должен был поквитаться за брата и написал в газету Эдинбурга: «Будет незаконное выкапывание, будут кощунственные копатели, пока это законно обеспечивает хирургов трупами. Дела обстоят так, что защищаются умершие, но лишаются жизни живые». Так началась смелая и поддерживаемая борьба против Правительства и заблуждений англичан, и в 1830, через два года после казни Берка, когда другие преступления подобного рода напугали Лондон, я добился частичного упразднения законов, которые привели к пагубным последствиям.

– Вы, сеньор?

– Да. Законы, порождающие и поощряющие преступление – это преступление против общества. Поскольку я писатель и оратор, то оспорил эти законы.

– Вы были членом Парламента?

– Да, Эдда, я занимаю там место. В Лондоне меня зовут лорд Дуглас.

– Я не знала, что вас так зовут.

– В Испании я граф Фуэнтес, а в Африке – эмир Абасси, – улыбнулся барон.

Эдда снова задумалась, затем сказала:

– Значит, вы отомстили за брата?

– Да, я получил удовлетворение за брата. Хэр убил Алсидеса, но косвенная ответственность за убийство лежала на плохом законе.

– Вы потрясающий! – воскликнула Эдда.

– Те, кто не знает меня, приписывают мне преступления душегубов Эдинбурга.

– Вот это да!

– Меня назвали сообщником Берка и Хэра. Зависть способна не многое. Со временем вы узнаете каково счастье барона де Раузан. Ваша мать, моя единственная любовь, умерла, ударившись о скалы, мой брат, единственный друг, умер, подло задушенный; вас, моя дочь, подобрал карлик-идиот, и вы провели юность на ужасном острове; ваше сокровище исчезло. Эва, невинная Эва, умерла от любви ко мне, и я не спас ее, потому что не ценил, я бы только обманул ее. Я золотая статуя на глиняных ногах. Дочь моя, не все золото, что блестит. В неплачущих глазах есть слезы, а спокойное сердце тайно трепещет.

V I

Прежде чем покинуть Исландию, Эдда привела отца к месту, где была могила ее молодой матери. Там все также стояли два тополя. Просадка грунта показывала, что там было захоронение. Не найдено сокровище, зато найдена могила. Эдда упала на колени и помолилась. Барон вырезал на коре полярной ивы слово Сулина. Это имя было отпечатано и в его сердце.

Ноддок снова поднял паруса и направился к Северному морю в Альтону, город берегов Эльбы. Там барон попрощался с членами команды и подарил им корабль, а брат Мигель навсегда попрощался с Эддой и бароном, которые остались отдохнуть от путешествия.

Через месяц, всегда печальная Эдда сказала барону, что хотела бы вернуться в Капитул и провести там остаток дней. Барон сказал:

– Я отвезу вас в Капитул, но хочу, чтобы мы вместе съездили в бани Висбадена. Они полезны, я хочу посетить их перед возвращением в Тускуло.

– Приехать в Капитул днем раньше или позже – не имеет значения. Раз вы хотите, поедем вместе.

Барон не просто так отправился в Висбаден. Но пока мы не последуем за ними в Рин, потому что необходимо сказать несколько слов о баронессе и Тускуло.

Лаис была недовольна поездкой барона в обществе двадцатитрехлетней красивой канонессы, а также присутствием в доме Мана: «Мне никогда не нравился этот человек, он кажется немым псом, но никогда не крал и знал только хозяина».

Что касается канонессы, то для Лаис все было ясно, если можно так сказать: девушка была дочерью барона. Она сама была виновата, что не поехала вместе с мужем, ведь он потерял к ней доверие, как наверняка и любовь. Но таковы мы все: совершаем ошибки от незнания некоторых вещей, из-за слепоты пороков и страстей. Подсчитываем плохие поступки, а потом жалуемся на судьбу и наших ближних. Иногда мы совершаем не только ошибки, но и преступления. Тогда мы взываем к небу, обвиняем Божественность, и зовем себя несчастными!

Так случилось и с Лаис, которая, как ребенок, засунула пальчик в огонь и подняла крик. Лучше бы Лаис воспользовалась формулой лорда Бэкона и познала обстоятельства и причины, отделила важное от второстепенного, если бы внимательно понаблюдала за действиями и явлениями и начала властвовать и управлять обстоятельствами и причинами.

Лаис родилась богатой. Ее баловали родители и первый муж, которому нравилось, когда ей рукоплескали и уважали. За ней ухаживали родственники и чужаки. Лаис была красива. Все это баловало ее, взращивало тщеславие, она не признавала разногласий, просто перепрыгивала через препятствия, чтобы выиграть или проиграть, но не отступала.

Если бы Лаис отделяла главное от второстепенного, случайное от постоянного, то возможно, подумала бы: «Поездка барона в обществе старика и канонессы пусть и странная, но не причина для ревности. Пребывание Мана в Тускуло – доказательство интереса моего мужа, ведь в мне в помощь он оставил своего доверенного человека. Это загадочно, но в этом нет ничего плохого». Но она увидела в поездке обман, а в Мане доносчика. Это уязвило ее больное самолюбие, и она решила не уведомлять о получении письма и дать понять открыто, что ее не волнуют дурные пороки мужа. Поэтому она вновь зажила жизнью роскошной, праздничной, чуть ли не скандальной, еще до приезда барона в город ***. Ей нужны были сообщники, которых она не нашла бы среди серьезных людей, уважающих себя и отсутствие барона. Она нашла их в лице замужней дамы, Мортимера и капитана Эркулеса, среди определенных дам и юнцов, которые ухаживали за ней, и которых она презирала. Что касается Пакито, то его место было везде, где жарят индюка или играют на скрипке.

Вскоре Тускуло превратился в Элизиум.

Лаис там плясала, пила, смеялась, ослепляла блеском платьев, красотой и приветливостью. Пусть читатель станет свидетелем тех веселий и шумных сцен.

Лаис восседала, как турецкая королева, и рассеянно вела игру с веером, а Мортимер, одетый по последней моде Парижа, бесстыдно ухаживал за ней. Поодаль стоял Эркулес, который мычал, как бык, и притворялся, что читает газету, хотя газета его мало занимала, потому что добрый молодец плохо знал буквы.