Текст книги "Кабальеро де Раузан (ЛП)"

Автор книги: Фелипе Перес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Фелипе Перес

Кабальеро де Раузан

Перевод с испанского сделала

Людмила Александровна Яхина

Брак

I

В 188… в город *** приехал известный путешественник и выдающийся политик своей родины Хосе Уго де Раузан. Поселившись в одном из главных отелей, он принялся разбирать привезенные с собой рекомендательные письма. Одни были для банкиров, другие – для литераторов и высокопоставленных лиц. Одно из писем предназначалось сеньорите Эве де Сан Лус, его кабальеро не стал посылать по двум причинам: потому что не помнил, кому нужно отдать, а во-вторых, находил странным передавать его одинокой незамужней женщине. Это письмо осталось позабытым среди бумаг.

Он знал, что письма необходимо вручать собственноручно, но решил этого не делать, предоставляя адресатам свободу суждений. К тому же, у него не было желания в этом городе обременять себя мимолетными друзьями. Личное вручение писем воспрепятствовало бы его планам.

Первым посетителем кабальеро стал человек лет сорока пяти, уже облысевший, в элегантной опрятной одежде, с бакенбардами цвета шафрана и красным носом; очень сведущий в вопросах светских новостей, знаток литературной критики и искусства, страстный любитель музыки и постоянный подписчик газеты Бельгийская Независимость. Его имя – Франсиско Сота-Гутьеррес и Альба, но в городе и преимущественно в кругу друзей его называли Пакито, что было неким паспортом, который позволял бывать везде, общаться со всеми, для него были открыты все двери и накрыты столы. Скажем больше, он являлся самой важной персоной, поскольку обращался на «ты» ко всем министрам, как король, а не мэр этого города ***.

Хотя эту местную знаменитость никто не воспринимал всерьез, но без него ничего не решалось. Не имея дохода, пособия, заработка (Пакито, еще и соня, не желал быть служащим), он жил хорошо, поскольку у него была тайна. Он всегда вмешивался во все, ради большей чести и славы рода людского, к тому же знал человеческие слабости, был доверенным лицом; его ценили дамы и сеньоры.

Мы сказали, что Пакито было лет сорок пять, но было ли это так на самом деле? Возраст Пакито был загадкой, так что подсчеты известных математиков разошлись бы во мнениях. С детьми он был ребенком, со стариками – стариком, а с людьми среднего возраста был человеком среднего возраста. В пустяках обыденной жизни он был изворотлив и даже больше: чтобы подружиться и заслужить чужое доверие, у него был дар приноравливаться к любому, кому прислуживал в ту или иную минуту.

Явившись в покои дона Хосе Уго де Раузан, он поздоровался и сделал два-три вежливых поклона. Затем спросил:

– Я имею честь быть в обществе знаменитого кабальеро дона Хосе Уго де Раузан?

– Действительно, я в вашем распоряжении, – ответил тот и протянул руку.

Пожав ее, Пакито сказал с чувством:

– Сразу видно за версту светского человека и безупречного кабальеро. Рад вам служить, я в вашем полном распоряжении.

Внешний вид Пакито и особенно его непринужденность, заставили кабальеро задуматься над словами я в вашем полном распоряжении. Однако с улыбкой он ответил:

– Будьте добры, скажите ваше имя, чтобы вписать его в список моих друзей.

– Франсиско Сота-Гутьеррес и Альба – это имя моей семьи. Мое обычное имя – Пакито.

– Пакито, – повторил кабальеро и подумал, что это имя должно быть уменьшительное или половина от тройной фамилии Сота-Гутьеррес и Альба.

– Что поделаешь! – пожав плечами воскликнул он, – человек делает то, чего хотят остальные.

– Вы говорите словно по книге, дон Франсиско.

– Нет, сеньор, не заставляйте меня краснеть, не зовите меня так. А просто Пакито, не вводите новшеств, которые были бы причинами недоразумений. Вы же знаете, что все большие города – те же Олимпы, а капризы богов нужно уважать.

– И богинь. Я буду послушен.

Два собеседника перевели дыхание, затем Пакито изрек:

– Я тянул с визитом, поскольку мне нравится быть добрым посланником, и хотелось бы преподнести вам городские газеты… конечно же, самые значимые. Я уже собрал их, вот они.

– Газеты?

– Ясно, что газеты – глас народа, так сказать, общественный отклик; хорошо бы знать, что говорят люди о ком-либо, особенно если этот кто-то иностранец и достойный человек. Вот они, почитайте. Они выходят ежедневно, я разложил их по порядку, есть также научные и литературные издания. Я говорил с главным представителем оперы, чтобы он оставил за вами ложу на следующий сезон. Преффети будет вашим портным, а Гильо – сапожником. Их уже предупредили. Если вы любите прогуливаться по утрам на лошади, не беспокойтесь, я поговорил с лучшим конюхом города. А пока я покидаю вас, я занят благотворительным концертом (поговорим о нем позже). Себе я не принадлежу… повторяю, я в вашем полном распоряжении. Располагайте мной, могу прогуляться с вами, сходить в театр, Академию, общественные заведения, купальни, министерские дома, дома литераторов и модных художников и так далее. У меня хорошие связи со всеми, могу запросто рассказать вам обо всех и обо всем, когда сочтете это нужным.

– Благодарю, друг.

– Друг? Нет, не избегайте этой темы – Пакито – это самое подходящее. Называя меня Пакито, вы внушаете мне доверие. Я уже позабыл, что принес вам путеводитель по городу. Прочтите, это очень интересно, хорошо бы знать все наши районы, улицы, площади и здания.

– Благодарю. Я внимательно прочту.

– Не хотите ли пойти сегодня вечером в оперу? Это последний спектакль сезона и примадонна великолепна. Какая грудь! Лицо! Какая стать!

– Поверьте, я был бы рад увидеть Несби.

– Ну в таком случае дело улажено, я буду здесь ровно в девять.

– Буду ждать вас, Пакито.

Спускаясь по лестнице, ведущей в комнату, сеньор де Раузан подумал:

– Этот человек не глуп и со временем будет на моей стороне.

В этот самый момент сеньор де Раузан сверил список рекомендательных писем, и, хотя дважды прочел, но не обнаружил среди них имени Франсиско Сота-Гутьеррес де Альба.

– А! – сказал он, – должно быть, это один из этих заботливых типов, старательных и способных, которые берут на себя высокосветские задания от комиков, портных, сапожников, кучеров, издателей, часовщиков, ювелиров, продавцов антиквариата, картин, редких книг, и так далее, чтобы служить наивным чужестранцам и общественным министрам. Он наймет их большую часть и будет пользоваться последними с плеткой в руках и лестью на губах. Эти субъекты – нередкое явление.

Проницательность сеньора де Раузан не раскрыла тайну Пакито, но сеньор де Раузан разгадал часть той тайны.

II

Кабальеро взял газеты, принесенные Пакито, где прочел следующее.

Эпоха гласила: «ИМЕНИТЫЙ ГОСТЬ. Нас уверили, что в город прибыл дон Хосе Уго де Раузан, достойнейший кабальеро, писатель, известный политик, ученый и светский человек. Надеемся, что его пребывание в городе будет приятным».

Якорь сообщал: «ЗНАМЕНИТЫЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК. В город *** приехал кабальеро де Раузан, персона известнейшая в литературных и научных кругах. Одни говорят, что он прибыл с дипломатической миссией, а другие, что он путешествует по политическим соображениям. Будь это что угодно, поприветствуем знаменитого государственного деятеля и пожелаем ему приятного пребывания в городе».

Фривольный Свет писал: «НЕОТРАЗИМЫЙ. Молодой, богатый, образованный, элегантный и галантный – все это кабальеро Уго, который путешествует в свое удовольствие, приехал прошлым вечером в этот город и остановился в отеле Сан-Лукас. Надеемся, что наше добропорядочное общество встретит должным образом этого героя, который заслужил в других столицах прозвище неотразимый. Фривольный Свет приветствует его и предоставляет себя в его распоряжение».

Закончив чтение, кабальеро сказал:

– Все, что пишут эти газеты – очень любезно, и должен полагать, наивно… как наивны все газеты. Стало быть, поверю на слово. Но как расценивать умысел, с которым пишут неотразимый? Не общественное ли это недоброжелательство, которое насторожилось на мой счет? Есть что-то пикантное во фразе: Фривольный Свет приветствует его и предоставляет себя в его расположение». Скоро узнаю, что это значит.

Завершая рассуждение, сеньор де Раузан подумал, что Пакито помог ему обнаружить желаемое. Вот теперь Пакито стал полезен. Со своей стороны, менее знатный Пакито надеялся быть нужным.

Этим вечером кабальеро побывал в опере. Светское общество страстно желало знакомства, о нем пронеслась тысяча слухов, он стал объектом любопытства публики. Одни говорили, что он великий герой или неизвестный принц, а другие уверяли, что он великий мошенник и шарлатан. Не было недостатка в тех, кто говорил, что он азартный игрок и изгнанный политик. Члены Правительства принимали его за английского шпиона, уполномоченного раскрыть тайны высокой политики и воспрепятствовать интригам русского правительства в связи с делами Турции. В любом случае, все страстно желали увидеть бенгальского тигра или белого слона. Любопытство – обычное явление больших городов.

Сеньор де Раузан появился в ложе вместе с Пакито. Тот знал, что путешественник был объектом всех взглядов и пересудов, и не упускал счастливого случая выставить напоказ простоту общения с ним, словно они были связаны узами старой дружбы или родства. Он часто клал руку ему на плечо, чтобы привлечь внимание, слегка похлопывал по коленям, чтобы втереться в доверие, все больше использовал бинокль кабальеро, хотя у него был свой, непринужденно смеялся, как могут смеяться между собой приятели. Трудно сказать, произвел ли сеньор де Раузан фурор в театре, а вот Пакито произвел его с избытком, что очень его порадовало, потому что он был тщеславен и хотел показать собственную значимость. По правде, в быту и среди слуг он был прост, так что по существу его гордость была гордостью Диогена.

– Что за дьявол этот Пакито? – сказал Кортесу Мортимер по окончании представления. – Он повсюду и все успевает. Он в приятелях у сеньора де Раузан.

Мортимер был капризным щеголем. Кортес ответил:

– Было бы несправедливым обвинять его в угодливости. Пакито очень хорош.

Кортес был человеком осмотрительным и его девизом была китайская пословица: «Человек – хозяин не произнесенного слова, и раб произнесенного слова».

Мортимер добавил:

– Что скажешь о сеньоре де Раузан?

– Что я могу сказать? Я его почти не видел.

– О нем говорят необычайное и двусмысленное.

– А кто не говорит двусмысленное?

– Но нужно же остановиться на чем-нибудь.

– Доброй ночи, Мортимер. Ты уже удовлетворил свое любопытство.

Сеньор де Раузан не пробыл в опере и часу, но этого было достаточно, чтобы мужчины изучили его лицо и манеры, а женщины одежду, форму его рук, ногти, стиль запонок, не потому, чтобы оценить эти признаки, а потому, что женский критерий имел свои правила и давал этим правилам очевидную непогрешимость. Человек неопрятно или плохо одетый внушал им отвращение, худые и плохо ухоженные руки не вызывали страсть, грубые руки для них были лапами журавля. Что касается внутренних качеств – они были мелочью в общественной полемике и это можно было простить.

После посещения театра сеньор де Раузан был щедро одарен приветственными письмами от первых дам и визитами тщеславных особ. Его внешний вид, скорее мужественный и серьезный, чем великосветский, как правило, нравился; но слово Фривольного Света – неотразимый – свалилось бомбой посреди города, вызвав подобие стихийного бедствия. Каждый хотел приблизиться к чудовищу и собственноручно выяснить, что значит это слово. Были похвалы и порицания, начали озвучивать украдкой имена Дон Жуана, Ловеласа и Ришелье. Говорили, что Раузан – высокородный развратник, что было еще более возмутительно, поскольку кабальеро не казался юношей; что его жизнь в свете была потоком жертв; что призраки его покойных жен тревожили его сон; что за ним следила полиция; что он внезапно сбежал из города; что он был одержимым, воскресшим, другом душегуба Берка, и еще тысячу вещей подобного рода. Мужчины с жаром спорили относительно новоприбывшего; а женщины… что касается женщин, лишь напомним, что любопытство – друг прекрасного пола, что естественно, и в тот момент оно бодрствовало, но этот неотразимый, воскресший, душитель не требовал объяснений и не пытался расследовать. Тем не менее, все молчали, и никто не хотел первым сорвать вуаль. Будто сговорившись, они выжидали.

Любовные опасности имеют свою привлекательность.

III

Сеньор де Раузан попрощался с Пакито, когда они вышли из театра:

– Приходите завтра ко мне.

Пакито пришел в назначенный час, поскольку был человеком предусмотрительным и полагал, что кабальеро хотел попросить объяснений по поводу слова неотразимый, или, лучше сказать, выяснить через него причины резкости Фривольного Света. Пакито словно знал это и не ошибся.

Кабальеро сразу начал:

– Я прочел газеты, что вы мне принесли, и не хочу скрывать от вас удивления от слова неотразимый. Мне оно кажется подозрительным и помимо того, что компрометирует, вдобавок вызывает неприязнь и недоверие ко мне.

– Вы находите это несправедливым?

– Я нахожу это нахальным, – сказал кабальеро, избегая вопроса Пакито.

– Почему нахальным?

– Потому что так оно и есть. Благородное происхождение заключается не во внешнем облике. Потому что это недостойно, понятно, что относительно меня хотели поднять тревогу.

– Неотразимый – это то, чему вы не можете противостоять; а говоря о человеке, это не доказывает ничего плохого. Предположим, речь идет о женщине. Неотразимой женщине, которая имеет такое колдовское очарование, в которую нельзя не влюбится, увидев ее. Это должно быть то, о чем вы говорите.

– Да, такое говорят о женщине, но не о мужчине.

– Слово не меняет свою природу, потому что у него нет пола.

– Это строго логично, и даже у знатоков нет ответа; но в подобном свете поступки очень отличаются от слов. Есть много мастеров логики, которые ничего не имеют в своих методах рассуждения. Почему? Да потому. Общество, друг Пако, это не место для болтовни. Между теорией и практикой есть такая же разница, как между материальным и духовным; теоретики далеки от практики.

– То есть…

– То есть Фривольный Свет, называя меня неотразимым, ставит на мне печать опасного, способного на все, человека, которому нельзя доверять.

– Но…

– И доказательством этому будет то, что произведет это слово в городе. Все мужья, отцы, братья и любовники будут косо смотреть на меня. Все будут избегать меня; в своих домах все будут показывать мне на дверь.

– Сеньор…

– Тем не менее, не утруждайтесь. Вы знаете, что две трети репутации присвоены незаконно, или потому, что род человеческий склонен преувеличивать все хорошее и плохое; или потому, что люди не понимают и не проверяют то, о чем говорят, лишь повторяют из уст в уста. Популярность – это шумиха. По своей сути это верно, к тому же возбуждает либо симпатию, либо ненависть, а чернь глупо повторяет. Уже не в первый раз меня считают омерзительным; но удивляет не то, что это докатилось до этих мест, а то, что кто-то торопливо распространяет клевету. Здесь чувствуется присутствие врага.

Пакито онемел, поскольку тот был прав, а спокойствие и глубина слов сеньора де Раузан производили впечатление. Тот продолжал:

– Вчера вечером я хотел воспользоваться вами, чтобы узнать не цель тех слов, поскольку я ее знаю, а руку, которая их написала; но передумал. Я узнал эту руку.

От последних слов сеньора де Раузан Пакито застыл, но не от удивления, а от ужаса, что теряет ценную дружбу путешественника. И тут он спросил:

– Здесь есть какая-то загадка?

– Не то чтобы она была: есть лишь злой умысел.

«Быть или не быть, – подумал Пакито. – Если промолчу, то пропаду, если заговорю, то могу спастись и пройду Рубикон».

Именно Пакито принес заметку в газету Фривольный Свет, это и хотел узнать сеньор де Раузан, теряясь в догадках насчет издателя. Если он скажет сейчас, то может оказаться в хорошем положении; позже дело приобретет характер сплетни и Пакито потеряет репутацию человека услужливого и верного. Потому он заговорил:

– Конечно же, я не придал значения делу, но теперь вижу, что должен был. Пообещайте сохранить это в тайне, и я расскажу вам, что и как.

– Говорите же.

– Да, сеньор. В намерении писать я чист, но именно я передал это в газету.

– Вы?

– Да, сеньор. Мне дал это русский посол, который здесь проездом, а так как я не обнаружил в этом злого умысла, то сдал это в печать и перепроверил факты.

Кабальеро улыбнулся откровенно желчно, что было для него характерно, затем сказал:

– И кто же этот русский посол? Русская дипломатия имеет ужасную репутацию.

– Это сеньор Рюрик.

Раузан опять также улыбнулся и сказал:

– Я подозревал. Продолжайте, Пакито.

– Посол говорил, что вы намерены приехать в город. Он хорошо о вас отзывался. А когда узнал о вашем прибытии, то как бы между прочим сказал: «Пакито, собственноручно перепишите эти четыре письма и принесите их в газету Фривольный Свет. Хотелось бы оказать любезность сеньору де Раузан, но мое занятие не позволяет мне напрямую вмешиваться в эти дела». Мне тоже нравится оказывать любезность выдающимся персонам, для этого я использую любой удобный случай. Вот и все. И если бы вы попросили, то же самое я сделал бы для вас.

– Не сомневаюсь, если бы я спросил, вы ли автор заметки, то вы ответили – да.

– Ответил бы по простоте душевной, поскольку я и являюсь автором заметки.

– Ну конечно, Пакито, доверие за доверие. Сеньор Рюрик закатил скандал, вбив себе в голову, что у меня были любовные отношения с его женой, а потом вызвал на дуэль. Она не состоялась, потому что я не дерусь из-за женщин. Не знаю, исчезли ли его ревность и раздражение, но честь жены оказалась на всеобщем обозрении.

– Теперь понимаю.

– Это радует. Слово неотразимый в их устах звучит для меня как обвинение и сарказм.

– Этот сеньор оскорбил вас, можете рассчитывать на меня.

– Нет, это использование друга, которому я доверяю. Терпение. Мастерства вам не занимать, у вас все получится. В вашем возрасте очень трудно пойти другим путем, как и ссориться из-за ерунды. Русский дипломат взял на себя право вами распоряжаться.

Сеньор де Раузан говорил сурово, но Пакито не принял это во внимание или притворился, поэтому безропотно заговорил:

– Это правда.

– Продолжайте ему служить. Раз вы являетесь его другом, то нет причин, чтобы он был моим врагом. Что касается тайны, которую я доверил вам, делайте с ней все, что хотите.

– Какой тайны?

– О жене посла. Я не разглашаю тайн, но и не берусь их скрывать. Каждый судит на свой лад. Поговорим о другом. Вы сказали, что были заняты благотворительным концертом.

– Да, сеньор. Речь идет о помощи дому слепых.

– Тогда я взял сотню входных билетов. Вот их стоимость. Будьте добры, заберите их и передайте ученикам школ с хорошей репутацией в городе.

– Вы так щедры, сеньор де Раузан.

– Этот эпитет звучит куда приятнее, чем неотразимый. Сначала со мной обращаются как с двадцатилетним Адонисом, а потом называют русским варваром.

Из дома чужестранца Пакито вышел ошеломленным. Теперь он уже никогда не поверит, что тот глупец. Вместо того, чтобы завладеть им, он почувствовал, что становится его вечным рабом.

Была ли это хозяйская прихоть или роковая случайность, когда Уго потянул за шнур колокольчика и приказал своему доверенному слуге:

– Ман, выясните, где находится дом, и отправьте это письмо по назначению.

Ман взял письмо и вышел. На конверте было написано: Сеньорите Эве де Сан Лус.

Кабальеро присел на диван, чтобы отдохнуть и поразмышлять, и произнес вслух:

– Вы хотите сражения, что ж, будем сражаться; я еще не достал свое оружие.

Имело ли это отношение к приказу отправить письмо сеньорите Эве? Посмотрим.

IV

Тем же вечером осмелевший Пакито прогуливался и разговаривал с русским послом:

– Я видел сеньора де Раузан, он очень уязвлен строками Фривольного Света.

– Ничего в них не может его оскорбить, – спокойно ответил русский посол. – Человек неотразимый – это приятнейший человек.

– Я сказал ему то же самое, что газетная цитата была моей задумкой, чем и обрадовал его.

– Иначе и быть не могло.

Два или три дня спустя Рюрик подарил Пакито бриллиантовый перстень.

– Только этого мне не хватало! – воскликнул он, чуя опасность потери такого клиента из-за ерунды…

Пакито не был наговорщиком или подлецом, но если добивался мужской дружбы, то извлекал из этого выгоду. И с дамами – тоже.

Мы говорим извлекать из этого выгоду, потому что люди высшего света, которые хотят произвести впечатление, платят тайно и щедро своим источникам, не замечая, что в их жизни появился шпион. Пакито, как Хромой Дьявол, видел все происходящее одновременно во всех домах, трезвонил обо всем в нужное время и при подходящем случае. Это – другая частью тайны этого персонажа. Однако же, о дуэли посла с сеньором де Раузан он не рассказал никому. Когда погода была опасной, Пакито не выходил в море.

А еще у Пакито была такая ловкость. Он слушал и с величайшей осторожностью впитывал в себя слова и суждения персонажей, а затем умышленно и через слово в беседе с ними повторял их же слова. Это усиливало его влиятельность и значимость среди тех, у кого он воровал их же мысли. Поэтому, услышанное у министра, ожидалось услышать у генерала, и то же самое говорилось священнику. Таким образом, Пакито нигде не повторялся, а источник его не иссякал.

В дальнейшем мы увидим, как он вел себя с дамами.

V

После того, как Уго послал письмо Эве де Сан Лус прошло восемь дней. Его посетил высокий, худощавый, одетый в траур кабальеро старше шестидесяти лет. После приветственных поклонов кабальеро мягко произнес:

– Я земледелец и поэтому живу за городом. Здесь я со вчерашнего дня, и моя дочь очень просила поприветствовать вас и засвидетельствовать наше почтение.

– Я благодарен вам за оказанное внимание, было бы приятно узнать ваше имя.

– Все объясняется тем, что моя фамилия Сан Лус.

– Вы отец сеньориты Эвы?

– К вашим услугам.

Во время этого короткого диалога Сан Лус внимательно наблюдал за кабальеро де Раузан, изучая его характер и достоинства.

– Я должен попросить у вашей дочери сеньориты тысячу извинений, поскольку поступил не совсем правильно, отправив письмо таким образом…

– Эва мне рассказывала об этом.

– Но вы, сеньор, знаете трудности, которые обычно окружают чужака в большом городе, посетившего его впервые.

– Это верно. Сеньор де Раузан, чем я с дочерью можем вам помочь?

– Ваша дружба и доверие были бы для меня честью.

Этот изящный и уместный ответ обрадовал сеньора де Сан Лус. Затем он сказал:

– Хотя я и говорил, что земледелец, но занимался этим не всегда. Меня привлекают финансы, иногда губернатор удостаивает меня чести поста министра финансов.

– Это очень интересное занятие, ввиду того, что от него зависит богатство страны. Люди поверхностно считают, что быть финансистом – значит справиться с махинациями, опытными дельцами, банкротством, но они ошибаются. Быть финансистом – это значит знать статистику, коммерцию, сельское хозяйство, фабрики, таможенные пошлины, курсы валют, кредиты, административное управление, математику, биржу.

– Я думаю точно также.

– Поскольку я тоже увлекаюсь этими вопросами, которые считаются очень скучными, будучи очень продуктивными, нам следует поболтать о них.

Сеньор де Сан Лус теперь уже улыбался. Он пришел к кабальеро в дурном расположении духа, но сказанное обезоружило его. Если существуют отношения между людьми одинаковых добродетелей и недостатков, то существуют также отношения более благородные и крепкие между людьми похожих убеждений. Сеньор де Раузан установил такие отношения, и это понравилось сеньору де Сан Лус. Сеньор де Раузан был очень искусен в таких делах.

– Очень хорошо, – сказал тот, прощаясь. – До скорой встречи.

– Почту за честь.

Когда Эва увидела отца, то подбежала к нему и спросила:

– Что скажете, папа, о страшном чужаке?

– Он не чудовище, как его называют, а неотразимый.

– А это что значит?

– Это значит много, потом увидишь.

– Но…

– Ничего, сама поймешь.

– Получается, он придет в наш дом?

– Он не сказал мне, но не сомневаюсь, что придет. Это кабальеро такого типа, которые мне нравятся: любезный и серьезный, выражается очень ясно и глубоко, что убеждает и искушает одновременно.

– Папа, если кто-то нас услышит, то осудит. Вчера вы говорили, чтобы я остерегалась авантюристов…

– И сегодня скажу то же самое, но не в этом случае.

На следующий день сеньор де Раузан появился в доме де Сан Лус. Хозяина не было дома, и кабальеро объявил о себе сеньорите Эве. Это была типичная испанка, дама высшего класса из Кастилии. Густые черные волосы, черные глаза, милые и отважные, нежная кожа, хорошего сложения, но не очень высокая. В ее одежде было много траура.

Увидев ее, Уго заинтересовался. Эва взглянула на него и почувствовала, что этот мужчина оживил ее сердце, которое она считала давно умершим.

Сеньор де Раузан сказал:

– По правде, я почувствовал, что сеньора де сан Лус нет дома; но его отсутствие позволяет засвидетельствовать вам мое глубочайшее почтение, я даже благодарен небесам, что не столкнулся с ним.

– Сеньор де Раузан, ваши слова не соответствуют действиям… Присаживайтесь.

– Вы встретили меня в штыки, но я не жалуюсь.

– Почему?

– Потому что еще важнее одобрения женщины может быть только ее упрек.

– Я едва разумею, что вы говорите, – Эва покраснела от его лести.

– Это же ясно, как день: одобрение женщине нравится, но она не уступает, когда недовольна.

– И…? – прервала Эва, стараясь успокоиться.

– И женщину не волнуют персоны, которые ей безразличны.

Эва вновь покраснела.

– Я расстроил вас, и это вас мучает, – продолжил кабальеро. – Я не настолько самодоволен, как некоторые думают, и поскольку мне не представляется возможным создать о себе более приятное впечатление, то меня утешает ваше общество.

Эва хотела было сказать, но сдержалась: если она возразит мнению кабальеро, то проиграет. Если промолчит, то произведет неуверенное впечатление. Неуверенность – для одаренных женщин метод исследования, как и для Декарта. Сеньор де Раузан понял, что происходит с Эвой и сказал:

– Оставим эту мелочь. Понимаю, вы не хотите ни возражать, ни поддерживать мои понятия, и очень рад, что вы благоразумны. Оплошность, которую я совершил по отношению к вам – это невоспитанность, и этого не прощают, и не должны прощать сеньоры. Я послал вам с моим слугой письмо, которое должен был принести лично, и целый месяц медлил с письмом.

– Это верно. У меня есть новости из письма, я знала о вашем прибытии в город, и ждала письма с минуты на минуту. Почему вы его задержали? Как только я получила письмо, то попросила отца увидеться с вами… и вот вы здесь, и я могу говорить с вами.

– Меня удивляет то, что вы говорите.

– Все очень просто. Письмо касается молодой особы, очень дорогой мне и очень несчастной. Ее чрезвычайно интересует один вопрос. Уже отправлено три письма, и я написала ей: «Я не видела сеньора де Раузан, твое письмо не пришло еще мне». Если бы вы узнали историю этого бедного создания, то назвали бы ее жестокой. Поскольку вы не знаете этой истории, то я назову вас просто беспечным… Я не буду ворошить волнительного прошлого.

– Сеньорита, – сказал кабальеро. – Я никогда не верил ни в какую предустановленную гармонию по знаменитому Лейбницу. Но теперь я отрекаюсь от той убежденности, и понимаю, что происходит между двумя. С тех пор, как я приехал в ***, я умышленно не послал его по месту назначения…

– Умышленно?

– Совершенно верно. Не знаю, почему, ведь я был не знаком с вами, и не знал содержания этого письма. Это было просто прихотью, или, возможно, предчувствием…

– Предчувствием?

– Возможно, неумышленно, я подумал, что это письмо поставит нас в положение любовников, и нанесет вред нам обоим.

– Не понимаю, почему, – сказала Эва, теперь побледнев.

– Вам – по одним причинам, а мне – по другим… но пора нам узнать, обманулся я или нет.

– Но ведь вы изменили свое мнение, отправив письмо.

– Я сделал это в миг заблуждения… если не в ярости. К тому же, лично я не относил его, а то, что там написано, никуда не денется.

– Вы жалеете?

– Нет, но я ошеломлен, хотя не верю в злой рок. Я, со своей стороны, послал письмо, а вы – заставили отца посетить меня, вот вам и судьба. Это дало мне пищу для размышлений, поскольку раньше казалось, что именно поступки говорили мне: «Нет высшего провидения, но есть некое его подобие, которое мы воспринимаем через переживания».

Эва ничего не сказала. Она почувствовала расположение к незнакомцу, познакомившись с ним. Ее подруга писала ранее: «Я не видела и не общалась с ним, но знаю, что он чародей. Его называют неотразимым. Мне бы очень хотелось узнать, влюбился ли он в тебя…» Эва была раздосадована тем, что он не отправил ей письма, что о нем судачит весь города, что появился он в ее доме спустя много дней.

Сеньор де Раузан встал и произнес:

– Надеюсь, сеньорита, вы проявите доброту и простите мою оплошность с этим письмом.

– А как насчет того, что нельзя исправить?

– Если позволите, я все исправлю.

– Все зависит от вас, – сказала Эва и улыбнулась кабальеро. – Сеньор де Раузан, этот дом в вашем распоряжении.

Кабальеро поклонился и вышел.

Это была первая встреча Уго и Эвы. И как бы они друг другу ни понравились, но пришлось оборвать опасный разговор, который завел бы туда, где оказаться им не хотелось. Опустим беседу, и проследим за их мыслями друг о друге.

Эве было около тридцати лет, срок ее девичьей прелести был на исходе, ее украшала уже зрелая красота.

Кабальеро де Раузан перевалило за сорок, и как бы он ни возбуждал безумные страсти и ни ценил женщин, но похоже, не любил никого. Судьба перечила ему в большой любви, его сердце было золотой урной, но урной погребальной.

VI

Прошло много дней, сеньор де Раузан не шел в дом Эвы, он встретился с ней на улице. Эва сказала:

– То ли из-за того, что я была сбита с толку нашим разговором, или потому что посчитала неуместным, но я забыла попросить вас кое о чем. Я должна ответить своей подруге завтра и хотела бы этим вечером повидаться с вами.

– Снова письмо? – с улыбкой спросил сеньор де Раузан.

– Да… выпьем чаю с моим отцом. Жду вас.

Эва гуляла с другими сеньоритами, но в порыве эгоизма не представила их кабальеро. Что случилось, то случилось, она приберегла для себя сеньора де Раузан – его дружбу, любовь или равнодушие – Эва хотела его себе, а не вручать другим, тем более своим подругам.

Когда кабальеро стал удаляться, одна сказала:

– Это тот самый кабальеро, недавно приехавший в город? Он кажется очень видным.

Другая заметила:

– И очень элегантным.

И третья:

– Говорят, он очень богат и умен.

Четвертая, которую звали Лаис, ничего не сказала, но смотрела на него до тех пор, пока тот не скрылся. Она невольно растерзала цветок в руках. В ее голове сверкнула мысль: заставить этого человека полюбить ее, завладеть им и победить всех красавиц города. Она верила в собственную красоту, молодость, независимость и силу денег. А терзая цветок, она хотела растерзать себя или сеньора де Раузан? Или это было лишь нетерпение?