Текст книги "Карта времени"
Автор книги: Феликс Пальма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
И несмотря ни на что, Дерек, я буду любить тебя всю мою жизнь. А когда мои глаза закроются навсегда, никто не сможет утверждать, что я не была счастлива. Хотя должна признаться тебе, что все это очень нелегко. Ведь, если верить твоим словам, я никогда больше тебя не увижу, и думать об этом невыносимо. Несмотря на всю мою решимость собраться с силами и осознать это, иногда меня посещает безумная надежда, что ты ошибся. Конечно, я ни на минуту не сомневаюсь в твоих словах, любовь моя, нет! Но тот Дерек, который сказал мне эти жестокие слова в чайном салоне, и тот Дерек, который любил меня, а потом так поспешно вернулся в свое время, тот Дерек, которым ты еще не являешься, возможно, тоже сочтет невыносимой мысль о том, что больше никогда меня не увидит, и изобретет какой-нибудь способ вернуться ко мне! Ведь что сделает этот Дерек, не знаем ни ты, ни я, потому что он может разорвать замкнутый круг. Вот какая надежда живет в моей душе, любовь моя! Наивная, но без нее я уже не могу обходиться. Пожалуйста, вернись ко мне! Я так надеюсь, что аромат моих нарциссов поможет тебе найти дорогу.
Уэллс спрятал письмо обратно в конверт, положил на стол и долго смотрел на него. Затем он поднялся и начал ходить кругами по кухне. Он мерил ее шагами, потом опять садился, вставал и снова принимался ходить от стены к стене. Наконец он вышел из дома и направился к станции Уокинг за кэбом. Проходя мимо Джейн, которая работала в саду, он сказал на ходу, что едет в Лондон по делу. Уэллс почти выбежал из калитки, стараясь скрыть, что сердце бешено колотилось у него в груди.
В этот вечерний час на улице Сент-Джеймс царили тишина и спокойствие. Уэллс приказал кэбмену остановиться в начале улицы и подождать его. Он поправил шляпу и галстук и начал втягивать носом воздух, как ищейка. Через несколько секунд ему показалось, что сквозь запах лошадиного навоза пробивается тонкий возбуждающий аромат, который вполне может принадлежать нарциссам. Ему нравилось, что в импровизированном романе возник образ этого цветка. Недавно он прочел, что, вопреки распространенному мнению, свое название нарцисс получил не от юного греческого бога, упивавшегося собственной красотой, а благодаря своим наркотическим свойствам. В луковице, из которой вырастал цветок, содержались алкалоиды, способные вызывать галлюцинации, и это показалось Уэллсу как нельзя более подходящим к ситуации: как иначе, если не грезами наяву, можно было назвать то, что происходило с ними тремя – девушкой, Томом и самим писателем? Уэллс осмотрелся и пошел вдоль длинной и тенистой улицы с видом беспечно прогуливающегося прохожего, хотя по мере того, как он приближался к предполагаемому источнику изысканного аромата, у него начало пересыхать во рту. Зачем он приехал сюда? Чего он хочет добиться? Он и сам этого не знал. Единственное, что он знал, так это то, что ему необходимо встретиться с девушкой, увидеть ту, которая могла написать прочитанные им письма, или хотя бы дом, в котором они родились в прелестной головке. Может быть, даже этого ему будет достаточно.
Раньше чем он сам того ожидал, Уэллс очутился перед аккуратным ухоженным садиком. В центре шумел небольшой фонтанчик, а весь сад был обнесен затейливой решеткой, на которой чугунные узоры переплетались с живыми цветами с большими бледновато-желтыми лепестками. Садик, несомненно, был самым красивым на всей улице. Поэтому Уэллс сделал вывод, что желтые цветы, должно быть, и есть те самые нарциссы, следовательно, элегантный дом, окруженный садом, – это особняк семьи Хаггерти и отчий дом Клер, незнакомки, в которую он притворялся влюбленным с такой страстью, которую никогда не показывал женщине, действительно искренне им любимой. Однако сейчас ему не хотелось пускаться в размышления об этом парадоксе. Он приблизился к решетке почти вплотную и попытался разглядеть что-нибудь за окнами. Если бы ему удалось увидеть хоть что-то, это оправдало бы внезапную поездку сюда в его собственных глазах.
И тут взгляд Уэллса встретился с удивленным взглядом молодой девушки, стоящей в дальнем углу сада. Поняв, что его заметили, Уэллс попытался притвориться, что оказался здесь случайно, однако попытка вышла нелепой и неестественной, так как в эту минуту он понял, что девушка, недоверчиво оглядывающая его, не может быть никем другим, кроме как Клер Хаггерти. Уэллс постарался успокоиться и изобразить на лице непринужденную улыбку.
– У вас очень красивые нарциссы, мисс, – произнес он неожиданно высоким голосом. – Их аромат разносится на всю улицу.
Девушка улыбнулась и немного приблизилась. Достаточно, чтобы Уэллс смог увидеть ее нежное красивое лицо и поразиться, насколько хрупкой была ее фигура. Она наконец стояла перед ним. На этот раз одетая, но настоящая. И, несмотря на великоватый нос, несколько нарушающий гармонию лица греческой богини, а может, как раз благодаря ему, девушка показалась Уэллсу невероятно красивой. Этой молодой женщине он писал письма. Она была его возлюбленной, правда, только воображаемой.
– Спасибо, сэр, вы очень любезны, – ответила девушка.
Уэллс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его. То, что он мог бы сказать ей, шло вразрез с правилами игры, в которой он согласился участвовать. Он не мог открыть ей, что невысокий и невзрачный с виду человек, в эту минуту стоявший перед ней, был автором тех строк, без которых, по ее словам, она не могла больше жить. Он не мог сказать ей, что точно знал, от чего именно она испытывает любовное наслаждение. И разумеется, не мог выбить у нее почву из-под ног, ошеломив рассказом о том, что ее первая любовь – всего лишь фарс, придуманный ею и живущий только в ее воображении. О том, что никакого капитана Шеклтона не существует, как не существует ни путешествий во времени, ни войны с автоматами в 2000 году. Ведь поведать ей о том, что все, ради чего она готова была отдать свою жизнь, – это умело и тщательно продуманная ложь, было все равно что вложить в ее руку заряженный револьвер и предложить выстрелить себе в сердце. Подумав так, Уэллс заметил, что девушка смотрит на него с любопытством, как будто его лицо ей знакомо. Боясь как-нибудь выдать себя, писатель приподнял шляпу, вежливо попрощался и продолжил свой путь вдоль улицы, стараясь не ускорять шага. Заинтригованная Клер несколько минут смотрела ему вслед, затем пожала плечами и ушла в дом.
С противоположной стороны улицы, спрятавшись за углом какого-то дома, за девушкой наблюдал еще один человек – Том Блант. Когда Клер скрылась в доме, он вышел из своего укрытия и покачал головой. Появление Уэллса удивило его не так уж сильно. Наверняка и писатель тоже в какой-то мере мог догадываться, что он придет сюда. Ни один из них двоих не сумел устоять перед искушением разыскать дом девушки, на местоположение которого она намекнула в письме, надеясь, что, в случае своего возвращения, Шеклтон захочет найти его.
Теперь, когда Том вернулся в свое скромное жилье на Бакеридж-стрит, он не знал, что и думать. Неужели Уэллс мог сам влюбиться? Он все же решил, что нет. Наверняка тот явился туда, движимый любопытством. Разве, окажись сам Том на месте писателя, ему бы не захотелось хоть раз увидеть ту, которой он писал слова, возможно никогда не высказанные даже собственной жене? Том растянулся на лежаке, чувствуя какую-то невероятную усталость, но нервное напряжение долго не давало ему заснуть. Он проспал всего пару часов и, поднявшись еще до рассвета, пустился в неблизкий путь к дому Уэллса. Эти пешие прогулки помогали ему прийти в форму лучше, чем изнурительные тренировки, которым подвергал своих актеров Мюррей, чьи головорезы пока больше не появлялись, чтобы наказать Тома за неподчинение приказам, хотя терять бдительность было рано.
Уэллс ждал его на ступенях террасы. Казалось, он тоже провел ночь без сна. Темные круги у него под глазами еще более подчеркивали их нездоровый, лихорадочный блеск. Вероятно, он всю ночь писал письмо, которое теперь было у него в руках. Увидев приближающегося Тома, Уэллс коротко кивнул в знак приветствия и, избегая прямо глядеть ему в глаза, протянул конверт. Том молча взял его, как будто тоже не желая быть первым, кто нарушит напряженное молчание, полное намеков и догадок. Он повернулся было, чтобы уйти, но тут услышал голос писателя:
– Ты ведь принесешь мне ее письмо, несмотря на то что на него уже не нужно отвечать?
Том оглянулся и посмотрел на Уэллса с искренним сочувствием. Он и сам не знал, к кому оно больше относилось: к писателю, к нему самому, а может быть, к Клер… Наконец он печально кивнул и двинулся к калитке. Отойдя уже достаточно далеко, так чтобы его нельзя было увидеть, он распечатал конверт и принялся читать.
Любовь моя!
В моем мире не растут нарциссы, впрочем, здесь вообще не бывает цветов, но я уверяю тебя, что, когда я прочел твое письмо, я почувствовал их аромат. О да! Я так и вижу себя рядом с тобой, в твоем саду, о котором ты мне рассказывала, вижу, как твои нежные пальчики бережно ухаживают за цветами, как прозрачная вода садового ручья смывает с твоих рук следы кропотливого труда. Благодаря тебе, любовь моя, я могу ощутить чудесный аромат прямо отсюда, с другого берега реки времени.
Том грустно покачал головой, представив себе, до какой степени подобные слова могут взволновать Клер. Ему снова стало бесконечно жаль ее. Он вдруг ощутил глубокое отвращение к самому себе. Девушка не заслуживала того, чтобы ее так жестоко обманывали. Да, возможно, эти письма должны были спасти ей жизнь, но в глубине души он понимал, что с их помощью пытается загладить свою вину за то, что так эгоистично повел себя с ней, движимый одним лишь стремлением удовлетворить свои плотские желания. Он не мог успокоить совесть, убедив себя, что таким образом удерживает ее от самоубийства, и продолжать жить дальше, как будто ничего не произошло, зная, что Клер разрушила свою жизнь, принеся ее в жертву ложным мечтам и химерам. Долгая пешая прогулка помогла ему привести мысли в порядок. Хорошенько поразмыслив, он решил, что единственный способ исправить ошибку – это полюбить Клер по-настоящему, сделать так, чтобы та любовь, ради которой она была готова пожертвовать собой, стала истинной, а не притворной. Для этого капитан Шеклтон должен рискнуть собственной жизнью и вернуться из 2000 года, поспешив навстречу своей любимой. Да, это был единственный способ загладить вину, и это было единственное, чего Том не мог сделать.
Погруженный в такого рода мысли Том наконец дошел до заветного дерева. К своему удивлению, Том уже издалека заметил рядом с деревом тонкий девичий силуэт. Он без труда узнал Клер даже на расстоянии. Том остановился в замешательстве и, не веря своим глазам, смотрел на девушку: она стояла у дуба, прикрываясь от солнечного света тем самым зонтиком, который он принес ей сквозь время. Невдалеке виднелся ожидающий ее экипаж со скучающим кучером на козлах. Скрываясь за кустами, растущими вдоль тропинки, Том прокрался поближе. «Что она тут делает?» – пронеслось у него в голове. Ответ был очевиден: ждет его. Да, девушка ждала его, вернее, капитана Шеклтона, она надеялась, что он вдруг возникнет перед ней в вихре, залетевшем сюда прямо из далекого 2000 года. Она не желала смириться с судьбой и решила не сидеть сложа руки. А с чего еще можно было начать, как не приехать сюда, на место, где капитан Шеклтон забирал ее письма. Отчаяние заставило Клер совершать поступки, которые выходили за рамки роли, отведенной ей в этой игре. Спрятавшись за кустами, Том проклинал себя за то, что даже не подумал о таком развитии событий, зная: речь идет о девушке, которая уже доказала, что обладает недюжинным умом и решимостью.
Ему пришлось просидеть в своем укрытии все утро. Клер еще долго печально ходила вокруг дуба, пока наконец, устав от бесполезного ожидания, не села в экипаж и не приказала кучеру возвращаться в Лондон. Только после этого Том смог положить письмо у дуба и тоже отправился в город. По дороге он вспоминал проникновенные слова, которые Уэллс написал в конце последнего письма:
Мне бесконечно горько сознавать, что я пишу тебе мое последнее послание, любовь моя. Ты сама сказала мне об этом, и я верю тебе, как всегда. Я хотел бы написать тебе множество писем, посылать их тебе каждый день, пока не наступит то роковое майское утро, когда мы шагнем навстречу своей судьбе… Но кое-чему я все же научился за последнее время: будущее предначертано, и ты смогла в него заглянуть. Поэтому я убежден: нечто должно произойти и это событие не позволит мне продолжать посылать тебе мои письма. Возможно, машину, которая служит сейчас для нашей связи, запретят, а мою миссию отменят, сочтя бесполезной. Я в полном смятении. С одной стороны, я счастлив, что не прощаюсь с тобой, что меня ждет наша скорая встреча, но, с другой стороны, сердце мое готово разорваться от боли, когда я думаю о том, что более ты никогда ничего не услышишь обо мне. Но это не означает, что я перестану любить тебя. Я твердо знаю лишь одно, милая Клер: я всегда буду любить тебя. Я вечно буду любить тебя отсюда, из моего мира, в котором не бывает цветов.
Слезы обильно текли у Клер по щекам. Она села за стол, глубоко вздохнула и обмакнула перо в чернильницу.
Я тоже пишу тебе в последний раз, любовь моя. Мне хочется начать это письмо еще одним признанием в любви, но я должна быть честна с самой собой и, к моему стыду, вынуждена признаться тебе совсем в другом. Пару дней назад я совершила ужасный поступок. Да, Дерек, я совсем не так сильна духом, как мне казалось. Я отправилась к нашему дубу, надеясь встретить тебя там. Жизнь без тебя невыносима. Мне нужно было тебя увидеть, пусть даже это разрушило бы ткань времени. Но ты не появлялся очень долго, и я уже не могла более там оставаться, дома надо было объяснять свое отсутствие матери. Питер, мой кучер, пока ничего не заподозрил. Но как бы он воспринял твое магическое появление у дерева прямо из воздуха? Наверное, наша тайна была бы раскрыта, и это привело бы к непоправимой катастрофе. Теперь я поняла, что вела себя как глупый безответственный ребенок, потому что, даже если бы Питер ничего не понял – а он и так бросает на меня обеспокоенные взгляды, когда я прошу отвезти меня к дубу, хотя до сих пор не выдал меня матери, – наша непредвиденная встреча нарушила бы течение времени. Ведь тогда ты увидел бы меня впервые не 20 мая 2000 года, как это должно случиться, а сегодня, и дальнейшее развитие событий уже нельзя было бы предсказать. Но, к счастью и одновременно к моему огорчению, ты не появился, и ничего не произошло. Вероятно, ты побывал там вечером, и на следующее утро я нашла у дерева твое прекрасное прощальное письмо. Прости меня за этот глупый поступок, Дерек. Я рассказала тебе все это, чтобы ты знал также и о моих недостатках. И, надеясь заслужить твое прощение, я посылаю тебе маленький подарок от всего сердца: я хочу, чтобы ты узнал, что такое цветок.
Написав эти слова, Клер поднялась из-за стола, взяла с полки книгу «Машина времени» и вынула из нее желтый нарцисс, засушенный между страницами. Она нежно поцеловала его хрупкие тонкие лепестки и осторожно вложила в конверт с письмом.
В этот раз Питер ни о чем ее не спрашивал. Не дожидаясь распоряжений, он погнал лошадей в направлении Харроу. Прибыв на условленное место, Клер поднялась на холм к дубу и, как обычно, спрятала письмо под камнем. После этого она в последний раз взглянула на мирные зеленые луга, раскинувшиеся вокруг, на пшеничные поля, золотой линией очертившие горизонт, и мысленно попрощалась с этим местом, которое в течение нескольких дней было молчаливым свидетелем ее счастья, уходящего теперь навсегда. Она посмотрела на надгробье Джона Пичи и задумалась о том, что за жизнь прожил этот незнакомый ей человек, любил ли он когда-нибудь или жил-жил да так и умер, не познав сладости встреч и горечи расставаний с любимой. Клер глубоко вдохнула деревенский воздух, и на мгновение ей даже показалось, что она чувствует едва уловимый запах своего возлюбленного Дерека, как будто его частые появления оставили за собой этот невидимый, но осязаемый след. «Все это только мое воображение, – решила Клер, – я просто слишком сильно хочу его увидеть». Но ей приходилось смириться с неумолимой реальностью. Остаток своей жизни она должна будет провести без него, довольствуясь лишь знанием того, что на другой стороне реки времени кто-то так же страстно мечтает о встрече с ней. Вероятнее всего, она больше никогда не увидит своего любимого. Сегодня же вечером, завтра или, быть может, послезавтра невидимая рука заберет последнее письмо и… Не будет больше писем, не будет ничего, кроме одиночества, которое ее несчастная судьба расстелет перед ней как гигантский ковер.
Клер вернулась к карете и молча села в нее, ни слова не сказав кучеру. В этом не было необходимости. Питер обреченно вздохнул и направил лошадей в сторону Лондона. Когда карета скрылась из виду, Том, который все это время сидел на дереве, скрываясь за густой листвой, перебрался на ветку пониже и спрыгнул на землю. Он очень хорошо мог видеть Клер из своего убежища, мог даже дотянуться до нее рукой, если бы захотел. Но, не осмелившись сделать этого, теперь терял ее навсегда. Он вытащил письмо из-под камня, сел на землю рядом с дубом, прислонившись к стволу спиной, и принялся читать.
Как ты правильно догадался, Дерек, очень скоро использовать машину времени будет запрещено. Ты больше не будешь перемещаться во времени, пока не одержишь окончательную победу над проклятым Соломоном. Тогда наступит тот день, в который ты решишь рискнуть своей жизнью, чтобы переместиться в мою эпоху. Но давай не будем забегать вперед. Позволь мне шаг за шагом рассказать тебе, как произойдет наша первая встреча и что ты должен будешь сделать потом. Как я уже сказала, это случится 20 мая 2000 года. В то утро ты со своими солдатами будешь поджидать Соломона в засаде. Несмотря на разумное расположение твоих людей, в начале боя перевес будет на стороне Соломона. Но не беспокойся об этом, так как потом Соломон предложит тебе раз и навсегда решить, кто сильнее, сразившись на шпагах. Прими это предложение без колебаний, любовь моя, и ты выйдешь победителем из этой битвы. Ты станешь героем, а ваше сражение положит конец власти машин над людьми и станет началом новой эры. Исход битвы настолько предрешен, что этот день превратится в цель туристического паломничества людей из моей эпохи, которые с волнением будут наблюдать вашу борьбу.
Однажды и я совершу путешествие во времени в твою эпоху и буду свидетельницей того, как ты одерживаешь верх над Соломоном. Я спрячусь среди развалин и, вместо того чтобы вернуться с остальными экскурсантами, попытаюсь остаться в твоем мире навсегда, ведь ты уже знаешь, что в моей эпохе мне недостает самого главного. Да, мне не удалось воплотить задуманное, но благодаря этому мы с тобой познакомились. Хотя я должна предупредить тебя, что наше первое знакомство не было слишком романтичным, скорее, напротив, оно поставило нас в довольно затруднительное положение, особенно тебя, Дерек, я до сих пор смеюсь, когда вспоминаю об этом. Но мне кажется, больше я ничего не должна тебе рассказывать, ведь это может как-то повлиять на твое непосредственное поведение. Я только думаю, ты должен знать, что во время этой короткой встречи я обронила свой зонтик, и хотя ты пересек временную пропасть, чтобы узнать меня и полюбить, этот зонтик стал предлогом, под которым ты пригласил меня в чайный салон. Конечно, для того чтобы произошло то, что должно произойти, и мы оказались вовлечены в этот неизбежный круг и завершили его, ты должен появиться в моей эпохе до того дня, когда начнется наша переписка. Ведь это ты воодушевил меня на написание первого письма. Ты должен появиться здесь именно 6 ноября 1896 года, найти меня на рынке Ковент-Гарден в полдень и назначить мне свидание в чайном салоне вечером того же дня. Если ты выполнишь все с точностью, круг замкнется, и все, что уже случилось, произойдет вновь.
Вот и все, любовь моя. Пройдет несколько месяцев, и наша история любви начнется для тебя. А для меня… Для меня она закончится через несколько секунд, в то мгновение, когда я поставлю последнюю точку в этом письме. Но я не в силах сказать тебе «прощай навсегда »ведь это убило бы всякую надежду увидеть тебя вновь. А я уже говорила тебе, что с этой минуты в моем сердце всегда будет жить надежда на то, что однажды ты вернешься, чтобы разыскать меня. Для этого тебе просто нужно идти на аромат цветка, который ты найдешь в этом конверте.
Любящая тебя всем сердцем К.
Дочитав до конца, Уэллс тяжело вздохнул, молча сложил письмо, которое дал ему Том, и положил листок на стол. Он взял конверт и заглянул внутрь. Там ничего не было. Он и не ждал этого. Цветок, приложенный к письму, предназначался не для него. Теперь, сидя у себя на кухне, озаренной лучами заходящего солнца, он осознал, что слишком размечтался. Ведь отнюдь не он был главным героем этого романа, соединившего сердца, находившиеся по разные стороны реки времени. Он вдруг показался самому себе жалким и смешным и не мог избавиться от мысли, что в этой истории он третий лишний, гнилая половинка яблока, которую нужно отрезать и выбросить.
