Текст книги "Хроника отложенного взрыва"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21

На западной окраине подмосковного Пушкина днем безлюдно. Особенно если день рабочий. Особенно если зима.

От недавней оттепели на дорогах осталась слякоть, перемешанная с серым снегом. На обочинах сугробы с ледяной корочкой и скользкие тропинки, по которым бредут, спотыкаясь, редкие пешеходы.

«Лендровер» проехал по мосту над железной дорогой. Справа и слева поля, пересеченные извилистой ленточкой реки и окруженные голыми деревьями.

– Летом здесь хорошо, наверное, – заметил Гольцов.

– Летом везде хорошо, – ответил Михальский, наблюдая в зеркало за ехавшими позади машинами.

– Не скажи, – философским тоном произнес Георгий. – Не везде. В Афгане, например, плохо.

– Ну ты сравнил. Еще бы Африку вспомнил! Я про Россию говорю.

Дорога бежала мимо желтых двухэтажек, покосившихся частных домов, одиноких хрущевок. На одном из перекрестков, где дорога спускалась к речке, стояла зеленая «девятка» с поднятым капотом. Возле нее возился парень в легкомысленной толстовке. Наклонившись, он ковырялся в двигателе, время от времени откидывая со лба волосы.

В другое время Михальский обязательно остановился бы и спросил: чем помочь? Но сейчас он спешил: они ехали незваными гостями на дачу Ермакова.

Да парень и не нуждался в помощи.

Это был Сергей. Но ни Гольцову, ни Михальскому это имя ничего бы не сказало.

Дача Ермакова находилась в глубине поселка, возле самой запретной зоны.

– Ничего себе адмиралы живут, – произнес Михальский, останавливая машину.

– А ты думал, – ответил Гольцов.

Они открыли ворота и вошли во двор. К высокому крыльцу особняка из темно-коричневого кирпича вела асфальтовая дорожка.

– Да это дворянское гнездо! – воскликнул Яцек.

– Тоже хочешь быть адмиралом? – улыбнулся Гольцов.

В руках у них были черные кожаные кейсы. Под расстегнутыми курткам из мягкой кожи виднелись дорогие пиджаки. Михальский, не любивший костюмов, специально принарядился для такого случая: «На серьезное дело надо ходить в серьезной одежде».

Рядом с дубовой дверью висел колокольчик. Яцек дернул за цепочку-язычок. В доме раздался звонок. Через несколько минут на пороге появился Ермаков. Увидев гостей, он широко улыбнулся:

– Кого я вижу! Проходите, товарищи. Или господа?

– Мы в первую очередь граждане, – с легким вызовом ответил Михальский.

– Как вам угодно. – Адмирал вновь расплылся в слащавой гэбистской улыбке. – Располагайтесь.

Он пропустил визитеров в дом. В гостиной перед камином сидела в кресле девушка в красном платье. В руке она держала наполненный пивом высокий стакан с гербом Баварии.

– Познакомься, Лена, – сказал Ермаков. – Это Яцек Михальский и Георгий Гольцов. Мы с ними давно присматриваемся друг к другу. Очень достойные люди. Решили порадовать нас неожиданным визитом.

Девушка натянуто улыбнулась и с удивлением посмотрела на Анатолия.

– Чувствуйте себя как дома, господа. – Ермаков проигнорировал взгляд девушки, повернувшись к визитерам.

Он не выглядел удивленным и раздосадованным, наоборот, сразу захватил инициативу, чем несколько смутил своих гостей.

– Пиво, водочка? – радушно поинтересовался хозяин.

– Нет, спасибо, – хмуро ответил Гольцов.

– Не пьем на работе, – добавил Яцек, улыбнувшись. В его голосе было больше легкости, чем у напарника.

– Отлично, – сказал Ермаков. – Это характеризует вас только с положительной стороны. Садитесь на диванчик. Чувствую, разговор нам предстоит долгий и серьезный. Если вы не возражаете, мы проводим даму. Сейчас я вызову такси. Или у вас какие-то другие планы?

В его глазах мелькнула усмешка.

– Нет, мы не возражаем. – Михальский покачал головой, садясь на диван и откидываясь на спинку.

Лена переводила взгляд с любовника на гостей и обратно. Она была растеряна.

Ермаков вызвал по телефону такси.

Стали ждать. Сидеть друг напротив друга. Разбавлять неловкие паузы неуместными замечаниями. И ждать, откровенно ждать, когда уедет четвертая лишняя.

«Он знал», – поняли одновременно Гольцов и Михальский.

«Что происходит?» – не понимала Лена. На самом деле Ермаков использовал ее чем-то вроде приманки. Он действительно знал, что Гольцов и Михальский собираются навестить его во время свидания с любовницей. И ускорил эту встречу.

Если бы Лена узнала об этом, то не обиделась бы. Просто пожалела бы время, потраченное впустую. Можно было посидеть с подружками в кафе или сходить в боулинг. Она все равно не смогла бы понять: зачем ее вытащили в такую даль, если собирались решать свои проблемы?

Гольцов и Михальский хотели нагрянуть неожиданно и в такое время, чтобы смутить адмирала. Думали, он будет более податливым. Они не учли одного: Ермакову было глубоко по барабану, что его застанут с любовницей. Он не боялся, что гости расскажут про это жене и начальству (ну расскажут, и что?), а потому считал себя неуязвимым.

– Как себя чувствует Заславский? – спросил Анатолий.

– Хорошо, – ответил Гольцов.

В воздухе витала напряженность, будто малознакомая компания собралась за столом, но еще не успела опьянеть и подружиться.

– Легко мою дачу нашли?

– По карте.

– Да, места здесь запутанные. – Ермаков вздохнул. – Если не знать, можно заблудиться. Кстати, вы вырядились, как агенты ФБР из голливудских боевиков. Не могли как люди одеться? А то моветон получается.

– Моветон – это ткань такая? – Михальский сделал туповатое лицо. Он прекрасно знал, что такое моветон, но понимал: Ермаков вставляет легкие шпильки, чтобы вывести из равновесия. Дудки!

– Мы попроще решили одеться. – Яцек хлопнул себя по колену. – Думали, вы посвободней будете себя чувствовать, когда гости одеты в привычном стиле.

– Вы отстали от стиля лет на пять. Чувствуется, что давно из органов ушли.

Когда такси приехало, все почувствовали облегчение.

– Вот теперь поговорим, – произнес адмирал, проводив любовницу. – Так что вы хотели?

Его голос изменился. Теперь это был холодный тон барина, к которому пришли с отчетом нерадивые приказчики.

– Каемся, Анатолий Борисович, хотели банально взять вас на понт. – Михальский развалился на диване, широко раздвинув ноги. Голос его звучал спокойно и непринужденно. – Думали, застанем вас с любовницей, начнем шантажировать, вы и растаете.

– Ну что ж, попробуйте. – Ермаков снисходительно улыбнулся. – Хотя могли бы придумать что-то более захватывающее. Честно говоря, разочарован. Такие опытные профессионалы – и банальный гоп-стоп. Только зря мою девушку смутили. Она теперь жалеть будет, что поехала на дачу, а не в бильярдную. Но я не понимаю, в чем смысл вашего наскока. Зачем было так усложнять? Позвонили бы на работу, я бы вас в кабинет пригласил. Поговорили бы. Так что вы хотите?

«Он знал, – подумал Михальский. – Он все знал, а потому должен был подготовиться. Как? Вызвать своих. Если в ближайшее время сюда не ворвутся боевики и не закопают нас в огороде, это можно считать косвенным доказательством его невиновности».

– Слышал, вы увольняться из органов собрались. Чего так? – по-свойски спросил Яцек.

– А ты почему в свое время уволился? – Тон Ермакова тоже был дружеский, но глаза недобро сверкнули.

– У меня была ситуация, – ответил Яцек.

– Так и у меня ситуация.

Мужчины пристально смотрели друг на друга. Как драчуны, которые ходят кругами, говорят какие-то необязательные вещи, выбирая момент, собираясь, чтобы, застав врага врасплох, нанести смертельный удар.

– Зачем Ваську-то на Ксению натравили? – будто между прочим спросил Яцек. – Я же расстался с ней.

– Какого Ваську? – Ермаков невинно моргнул, словно удивляясь.

– Да бросьте, Анатолий Борисович. – Яцек махнул рукой. – Вы только нам не рассказывайте, что ничего не знаете. Мы же по душам пришли поговорить. Так что давайте не будем ваньку валять. Вы про операцию «Мясник» больше нас знаете. Что мы будем тут рассказывать?

– Хм, «Мясник», – неопределенно произнес адмирал, предоставляя гостям продолжать разговор.

– Решили запугать меня, все понятно. – Михальский развел руками: мол, ничего страшного, свои люди. – Но какой смысл Ксению атаковать? Вы бы лучше на бывшую жену какую-нибудь натравили. Или тещу. Больше толку. Вы же знаете, как я их люблю. А Ксения… Кто такая Ксения?

– За Ваську больше не переживайте. Он теперь всю жизнь просидит в психушке. А что касается «Мясника»… Операция уже закрыта.

– Знаем, читали рапорт. – Яцек щелкнул замком, раскрыл кейс и достал файл с документами по «Мяснику». – Так что не рассказывайте сказки.

– Нет, по-настоящему закрыта. Со вчерашнего дня. Но это секретная информация.

– Спасибо за доверие. Постараемся оправдать: никому не расскажем. Но и вы должны пойти нам навстречу.

Михальский бросил файл на журнальный столик. Ермаков расхохотался.

– Вы что, вербуете меня? – сквозь смех спросил он. – Так на чем собрались брать, на этом? Да и смысла я по-прежнему не понимаю. Что вы хотите узнать? Спросите, отвечу как на духу. Я человек без пяти минут отставной, мне скрывать больше нечего.

Про себя Ермаков отметил, что у него неплохо получается и эта роль: добродушного простака пенсионера, к которому пристают с глупыми вопросами. А вот наглые гости стали все больше раздражать. Если сначала он отнесся к ним как к шаловливым детям, неопасным в принципе, то теперь это были назойливые мухи. Тоже не опасные, но уже противные.

– Вы знаете, что мы хотим спросить. – Голос Яцека стал жестким. – Но вы еще не готовы откровенно разговаривать про дело Белугина.

– Почему вы так считаете? – Адмирал изобразил удивление. – Что мне скрывать? Преступление раскрыто, дело в суде.

– Мы предполагали, – заговорил Гольцов, – что вы не станете делать тайны из отношений с Еленой Германовой.

Ермаков даже не сразу понял, о ком речь. Он крайне редко вспоминал фамилию любовницы, которую узнал через несколько недель после попадания в совместную постель.

– Нет, не стану, – кивнул адмирал.

– Так же как не вынудит вас к откровенности и информация про «Мясника».

– Что значит – вынудит к откровенности? – Ермаков сделал вид, что возмущен и оскорблен такой постановкой вопроса, искренне не понимая, чего от него хотят.

– Поэтому мы оставим это в довесок, – спокойно продолжал Георгий. – Если не договоримся, данная информация, конечно, пойдет куда надо. Но будет такой мелочью по сравнению с тем, что мы приготовили, что даже упоминать не стоит.

Впервые за время разговора Ермаков напрягся. Не то чтобы испугался – заинтересовался.

– А приготовили мы вот что… – Георгий замолчал, выдерживая театральную паузу.

Повисла гнетущая тишина. Ермаков с удивлением почувствовал, как тревожно сжалось сердце.

– Вы продаете оружие арабским террористам. Вот копии документов, которые мы можем представить на суд общественности и прокуратуре. – Гольцов достал из кейса кипу бумаг. – Несколько террористов уже арестованы с пистолетами ГШ-188, российского, как вы знаете, производства. Полиция Германии проводит расследование. Вот здесь написано, как вы переправили оружие в Европу. Сейчас планируете продать туда же взрывчатку. Только, как вы и сами знаете, террористы – это не конечный адресат, они всего лишь посредники. На самом деле покупатель Ирак.

Гольцов говорил жестко и уверенно, не оставляя времени для возражений. Он словно забивал гвозди:

– Если об этом станет известно, Генпрокуратура вас просто размажет, ибо неприятности с Америкой сегодня никому не нужны. – Голос Георгия звучал тверже стали. Его личное мнение, что справка может попасть в брюхо чьего-то сейфа, адмирала не касалось.

Ермаков постарался расслабиться, хотя бы внешне. Удар все-таки был неожиданный. И сильный. То, что Гольцов и Михальский знали про «Праведный гнев», ошарашило.

Самое страшное не то, что они знали, а то, что он допустил утечку. Если об этом узнает Полуяхтов… А если долетело до ушей Михальского с Гольцовым, значит, может долететь и еще куда… Вот это неприятность.

– Вы увольняетесь из органов, чтобы перейти в «Гособоронэкспорт», – продолжал Гольцов. – Но мы можем испортить вам всю малину. Поместим в базу данных Интерпола. После этого не то что по делам, а даже отдохнуть вы сможете выехать разве что в Белоруссию. Что, конечно, для вас не так уж плохо.

Гольцов с хитрецой посмотрел на адмирала:

– Но вы же понимаете, что после огласки никто не даст и гроша за вашу жизнь и свободу?

Про жизнь Гольцов ввернул для красного словца. Но Ермакова шокировало именно это слово. «Они знают и про Полуяхтова!» – с испугом подумал он. Это могло стать не просто нокаутом, а смертельным нокаутом. Всегда становится горько и досадно, если недооценить противника.

– Так что у вас, по-моему, только один выход… – Георгий опять сделал многозначительную паузу.

– Хорош агитировать за советскую власть, – резко произнес адмирал. – Что конкретно вы хотите?

– Кто убил Белугина? – с нажимом в голосе спросил Михальский.

Хозяин дачи глубоко вздохнул и потянулся к мини-бару.

– Хотите виски, коньяк? – спросил он у гостей.

– Отравленный? – с улыбкой поинтересовался Михальский.

– Нет, отчего же, – добродушно сказал Ермаков, наливая себе коньяк. – Вас уже поздно травить. Раньше надо было.

Он залпом выпил.

– Это вы правильно заметили, – жестко произнес Яцек. – Но раз не успели, теперь вам придется выложить всю правду про убийство Белугина.

Они с Гольцовым заранее договорились: давить на адмирала до последнего, не принимая никаких отговорок. Если он не убивал, то по крайней мере знает настоящих убийц. А если не знает – ему же хуже.

– Господа, вы меня ставите в неудобное положение, – спокойно произнес Ермаков, откидываясь в кресле и закидывая ногу на ногу. – Дело в том, что Белугина убил я.

Это было правдой.

Осенью 1994 года он узнал, что Белугин получил документы об операциях «Мясник» и «Мытарь». В частности о торговле ураном, о продаже оружия чеченским боевикам, об обучении взрывников. Это могло стать бомбой. Информационной бомбой. На этом фоне компромат на Ткачева, который сливал Ермаков, выглядел просто мелким ворчанием.

Об опасности он узнал из двух источников: от Тинкина, случайно подслушавшего разговоры Димы, и от доносчиков в 45-м воздушно-десантном полку. Документы раздобыла разведка ВДВ, а отнес их Белугину лично Заславский.

Ермакову показалось, что он стоит на краю пропасти. Он не боялся высоты, но ясно представлял опасность. Спасение только в том, чтобы скормить пропасти кого-то другого. Толкнуть туда его вместо себя.

Так уж устроена жизнь: кто-то падает, кто-то взлетает. Хочешь летать высоко, сталкивай других. Ермаков приказал Косте, тот в свою очередь взял своего подчиненного – Серегу, еще нескольких человек и сделал все как надо. Собрали мину, отвезли на вокзал. Проследили за клиентом.

С Белугиным договаривался сам Ермаков. Рисковал, конечно, но выхода не было. Да и любил он риск. Всегда любил.

«А Дима подлец еще тот, – думал Анатолий, договариваясь о передаче «очень важных документов, настоящей бомбы». – Держит на меня компромат и ничего не говорит. Улыбается. Просит принести что-нибудь против тех, кто слил на меня. Настоящий журналист – скользкий, наглый. Такого и взорвать не жалко».

Ермаков не мог знать, что для Полуяхтова убийство Белугина стало шоком. Когда он узнал о взрыве, первые несколько минут у него было странное, нереальное ощущение, что все происходящее вокруг – бред.

Все произошло так, как он и хотел: взорван журналист известной газеты, писавший против Ткачева. В прессе страшный шум, следы ведут в Министерство обороны.

Только когда и кому он приказал убить?

Может, приказал и забыл? Может, у него первые признаки болезни Альцгеймера? От этой мысли даже холодок побежал по коже. Может…

Он не знал, сколько времени сидел в кресле, смотря куда-то вдаль.

Раньше с ним вообще не бывало ничего подобного. Однако здесь потрясение было слишком сильно.

Нет! Надо встряхнуться. Здесь должно быть рациональное объяснение. Генерал вызвал доверенных людей и приказал пулей нестись в «Столичную молодежь» и выяснить все подробности. Все что можно.

Вечером он уже спокойно читал рапорта сотрудников. Уши организатора отыскал без особого труда. Ермаков! Конечно, он, кому же еще.

Ну что ж, Толя, раз начал, тебе и продолжать. Он позвонил товарищу и пригласил на дачу.

Дымок от костра. Шашлыки. Белые стволы берез надели ярко-желтые шапки. Золотой цвет осени оттеснял сочную зелень, солнечные лучи слабели на глазах, проигрывая бой прохладе. Ветерок уже переметнулся на сторону стужи. Все сильнее чувствовался холод только наползающей откуда-то из-за леса зимы.

Мужчины сидели друг против друга в легких куртках. У Полуяхтова теплый свитер закрывал горло, Ермаков смотрел на собеседника и жалел, что надел пуловер.

– Пашка лоббирует создание службы собственной безопасности. – Генерал откусил сочный кусок свинины. – Хочет заменить ею военную контрразведку.

– Бред, – воскликнул Анатолий.

– Бред, – согласился Иннокентий. – Но шансы, как ни странно, у него есть. Сегодня все, что творится в стране, один большой бред.

– Что же делается, Иннокентий Тимофеевич? Страну развалили. КГБ развалили. Теперь окончательно хотят смешать все с дерьмом?

– Думаю, ему не дадут. – И Полуяхтов заговорил о Чечне. – Ткачев хочет ввести туда войска. Это будет катастрофа.

– Почему? Сколько можно терпеть! Это же бандитское гнездо, пора навести там порядок.

– Кто будет наводить? Те, кто вооружал Дудаева. Сам знаешь, сколько Ткачев ему оставил. А знаешь, кто больше всех ратует за наведение армией конституционного порядка в Чечне? Те, кто помог провернуть аферу с фальшивыми чеченскими авизо.

Полуяхтов говорил взволнованно, потому что действительно болел душой.

– И что делать, оставить Чечню как есть? – спросил Анатолий.

– Нет, – твердо ответил Иннокентий Тимофеевич. – Но действовать нужно грамотно. Проводить спецоперации. Помогать чеченцам, которые против Дудаева. Убрать его их руками. И мягко посадить своего человека. А не вводить туда войска: это, еще раз повторю, будет катастрофа. Сколько людей положим, перед миром опозоримся.

– Правда, – Ермаков кивнул. – С такой армией много не навоюешь. Пашка развалил все.

– Знаешь, что будет, если начнется в Чечне? Кинут в бойню восемнадцатилетних пацанов. Необученных. Потому что других солдат нет. Да еще офицеров, которые забыли, когда на стрельбище последний раз ездили. Страну зальют кровью и позором. – Кулаки генерала сжались.

– Но что же делать?

– Пашку надо убрать.

– Совсем? – Анатолий провел ладонью по горлу.

– Нет, конечно, – Иннокентий улыбнулся. – Убрать с должности. Или хотя бы связать по рукам и ногам. Так, чтобы не смог нагадить.

Разговор этот мало волновал Ермакова, его сейчас занимали совсем другие проблемы. Но отмахнуться от Полуяхтова и его проблем он не мог. Поэтому спросил:

– Как?

– Вот это хороший вопрос. – Генерал откинулся назад и внимательно посмотрел на собеседника, будто пытался оценить. – Нужен хороший скандал.

– Зачем?

– Как – зачем? – Иннокентий пожал плечами. – Слышал о Белугине? Он критиковал Ткачева. Вполне возможно, что за это и пострадал.

Он внимательно посмотрел на Ермакова, отчего тот съежился. Было в этом взгляде что-то нехорошее. Будто он знает.

– Трудно сказать, кто организовал убийство, – продолжал Полуяхтов. – Но я уверен, этот кто-то все тщательно продумал. И у следствия мало шансов. Не правда ли?

«Опять этот взгляд, – с опаской подумал Анатолий. – Откуда он знает?.. А если знает, то что?»

– Но мы можем использовать ситуацию с пользой. Кстати, почти сразу появилось две версии: убрали спецслужбы или ГРУ. Но про спецслужбы – это полный бред, а вот версия с военными может оказаться перспективной. Что, если поднять шум, показав пальцем на Ткачева?

– Ерунда это. Газеты пишут, ветер носит. Обвинят его, ну и что? Отмоется.

– Нет, ты не прав. – Полуяхтов покачал пальцем. – Этому делу можно дать ход. Тонко и грамотно. Тогда у Пашки просто времени не будет гадости делать, он будет только отмываться. Особенно если ниточку протянуть к его любимым десантникам. Поверь мне, он станет шелковым.

– Хм, интересно. – Ермаков почесал затылок. – Надо подумать.

У Полуяхтова, естественно, были совсем другие цели, не те, о которых он говорил Ермакову. В дальнейшем он полностью держал ситуацию под контролем, направляя действия Ермакова.

Но если, разыгрывая придуманную им партию, можно было убить еще нескольких зайцев, то что в этом плохого? Тем более что генералу действительно не нравилось то, что происходило в стране. Его воротило от дорвавшихся до власти жополизов и рвачей. Хотелось задушить их скопом.

«Начнем с Ткачева, потом всех, как гнид, передавим», – порой думал Полуяхтов, и злость переполняла его. Но никто и никогда не видел генерала в такие минуты.

Впоследствии ему понадобился человек, на которого можно взвалить черновую работу «Праведного гнева». Использовать на полную катушку людей из своего ведомства Полуяхтов не хотел, пришлось бы оформлять все официально, писать кучу бумаг. Операция стала бы известна руководству. А бюрократы начальники никогда бы не дали на нее добро. Сейчас же все дрожат за свои кресла, и если не будет прямого указания сверху, никто на сомнительную авантюру не пойдет. Поэтому Полуяхтов выбрал Ермакова, человека со стороны, который так хорошо зарекомендовал себя в деле с Белугиным.

– Вот такие были мотивы, – Ермаков подробно рассказал Гольцову и Михальскому, как планировалось убийство, опустив разговор с Полуяхтовым и вообще ни словом не обмолвившись про генерала. – Мы хотели спасти десятки тысяч молодых парней, которых Ткачев потом погубил в Чечне. Увы, не удалось.

– Ты мудак, – грозно произнес Михальский.

– Стоп, – адмирал поднял ладони, призывая успокоиться, – не надо грубить. Вы пришли узнать правду. Вы ее узнали. Ваша оценка меня не интересует. У вас не тот масштаб мышления, чтобы судить об этом деле. Большая политика иногда требует жертв. На войне тоже приходится посылать солдат на смерть, чтобы выполнить боевую задачу и спасти сотни, а то и тысячи жизней.

– Масштаб, говоришь? Ты убийца! – Яцек не скрывал гнева.

– Молодой человек, – Ермаков тяжело посмотрел на Михальского, – если вы хотите разобраться со мной как мужчина с мужчиной, вставайте и разбирайтесь. Мы еще посмотрим, кто кого. Но не устраивайте истерик и сцен в стиле базарных торговок. Не опускайтесь.

Голос адмирала был тверд и спокоен, как у очень уверенного в себе человека. Гольцов удержал за плечо Михальского.

– Спокойно, Яцек, – сказал он и посмотрел на Ермакова. – После взрыва вы снабжали журналистов материалами против Ткачева?

– Я. И не только. Но в основном были наши материалы. Жаль, что не сработало до конца.

– Почему же арестовали десантников в 1998 году? Ткачев к тому времени уже был снят и никакой опасности не представлял.

– Не знаю. – Анатолий развел руками. – Это Генпрокуратура решила. Почему они решили реанимировать это дело, аллаху известно. Может, выслужиться надо было: дело ведь громкое. Или еще что.

На самом деле Ермаков обратил внимание на то, что арест десантников странным образом совпал с назначением Ткачева помощником президента России, курирующим «Госвооружение». Примерно в то же время позвонил Полуяхтов, работавший уже в администрации президента, и спросил: а что телятся с арестом подозреваемых?

– Собирают доказательную базу, – неуверенно сказал Ермаков, пытаясь понять, что от него хотят.

– Они так сто лет собирать будут, – грозно произнес генерал. – Если за четыре года работы следственная группа не смогла найти доказательства, значит грош ей цена. В общем, нужны конкретные результаты.

Ермаков, конечно, сопоставил одно с другим и догадался. Ткачев сидел на своей должности как свадебный генерал. И не мешал хорошим людям работать. Потом, когда Пашку совсем задвинули, отпускать десантников было уже поздно. Мельница Генпрокуратуры так затянула их, что уже не вырваться. А задний ход эта система ох как не любит давать.

Но ничего этого Ермаков не сказал незваным гостям.

– Значит, сейчас ты все изложишь под запись, – твердо произнес Михальский, доставая из кейса цифровую видеокамеру. – И еще напишешь свои показания на бумаге.

– Зачем мне это надо? – удивился адмирал. – Думаете, я добровольно соглашусь выкопать себе могилу? В переносном смысле, конечно.

– Мы всего лишь предлагаем выбрать меньшее из двух зол, – заметил Гольцов.

– Тоже верно, – адмирал погладил подбородок. – Интересная камера. Японская?

Он безропотно выполнил все требования гостей. И даже не стал торговаться.

– Я не буду требовать от вас документы в обмен на свою откровенность, – сказал адмирал, провожая их до двери. – Надеюсь на вашу порядочность.

Казалось, что ничего не произошло. Просто добрые друзья заскочили пропустить по стаканчику и уже уходят. Ермаков был весел и радушен.

Это настораживало.

– Что-то он легко сдался, – заметил Яцек, когда они сели в машину. – Не похоже на профессионала.

– Я тоже заметил.

Джип тронулся с места.

– Они отъехали, – услышал из рации Сергей, сидевший в зеленой «девятке».

Напарник, не дожидаясь команды, завел мотор.

Сергей держал в руках сотовый телефон. Стоило позвонить на пейджер и сбросить сообщение абоненту 54321, как «лендровер» Михальского взлетит на воздух. Сергей и текст придумал: «Прощай, дружок».

Бомбу с пейджером-взрывателем напарник прикрепил к днищу джипа, пока его хозяин вместе с товарищем «гостили» у адмирала. Сообщение планировали послать где-то на Ярославском шоссе. Чтобы не рядом с Пушкином. Хотели улучить момент, когда рядом нет машин. Не кровожадные ведь, зачем невинным страдать.

– Слишком все просто, – Яцек повернул на мост. – Отпустил с документами и собственными признаниями. И еще светился, когда нас провожал. Что-то не вяжется.

– Умеет держать удар. А что бы ты сделал на его месте?

– Взорвал бы, на фиг, – воскликнул Яцек. Мысль родилась стремительно и сразу же соскользнула на язык, минуя стадию обмозгования. Так что Михальский и сам сразу не понял, что сказал.

Они с Гольцовым переглянулись.

…– Проезжаем мост, – сообщил Костя, сидевший в грязной «десятке». – Идем в направлении старого Ярославского шоссе.

– Понял, – ответил Сергей. – Следую в направлении старого Ярославского шоссе.

Момент взрыва должен был выбрать Сергей, как признанный специалист в этом деле. Но пока не отъехали от Пушкина, клиентов вел Костя, чтобы не светить раньше времени «девятку» взрывников.

…– Думаю, ты прав, – произнес Гольцов, чувствуя, как немеют ноги.

– Нам подложили мину, пока сидели в гостях, – Яцек посмотрел в зеркало заднего вида. – Видишь «десятку» за нами? По-моему, у пассажира в руках дистанционный взрыватель.

Тон Михальского был шутливым, но взгляд серьезен.

– Почему же он еще не нажал на кнопку? – спросил Гольцов.

– Думаю, ждет, пока мы отъедем. Не хотят шлепать рядом.

– Ты уверен?

– Нет. Я просто рассуждаю логически.

Сергей мягко, даже любовно сжимал миниатюрный серебристый телефон. На синем экране светилось название оператора. Сергею не терпелось набрать номер. Люди, сидевшие в «лендровере», для него были чем-то вроде кукол. Или персонажей фильма, которые двигаются, разговаривают, но ведь все знают, что они выдумка, которая никогда не шагнет из телевизионного ящика в реальность. А потому и переживать за них не стоит.

Бомба же, прикрепленная к джипу, наоборот – живая и родная. Потому что Сергей собрал ее собственными руками и тем самым вдохнул жизнь. Только она была как бы в коконе. А теперь ей предстояло родиться заново, превратившись из личинки в прекрасную бабочку.

Бомбы живут всего мгновение. По сравнению с ними бабочки-однодневки бессмертны. Но зато у бомбы яркая и насыщенная жизнь.

…Яцек резко вывернул руль. Джип едва вписался в поворот.

– Решил облегчить ребятам работу? – спокойно спросил Гольцов, хотя ему было очень страшно.

– Спасаю наши шкуры.

Впереди был тупик. Дорога заканчивалась полукругом, на котором стояли исписанная автобусная остановка, замызганный ларек и два мусорных ящика. Между ящиками и остановкой брала начало тропинка, убегавшая к платформе станции Мамонтовская.

– Ты не против, если мы прокатимся на электричке? – поинтересовался Яцек, ударяя по тормозам.

Две старушки с авоськами, полными пустых бутылок, стояли на остановке. Их костлявые, ястребиные носы были обращены в сторону, откуда должен приехать автобус. Но появился джип. «Лендровер» остановился как вкопанный возле тропинки. Из него выскочили как ошпаренные двое мужчин с кейсами и побежали в сторону платформы. Один из них на ходу достал из кармана брелок с ключами. Джип издал звук «пьюк». Старушки проводили их глазами и неодобрительно покачали головами.

– О, разбегались! – ворчала первая бабушка в потертой куртке из кожзама. – Бандиты или «новые русские». Носятся как угорелые.

– Разворовали страну, а теперь бегают, – согласилась вторая, позвякивая сумкой.

– Ё-моё…

– Что такое?

– Они ушли.

– Как?

– Молча…

Электричка подползла к платформе. Двери с шипением открылись. Гольцов с Михальским вбежали в вагон, не обращая внимания на заплеванный семечками тамбур и бомжей, закусывающих холодными сосисками на лавочке возле входа. Друзья и в обычное время не были брезгливыми, а уж тем более когда скрывались от погони.

– Уехали! Поднимай всех. Надо перехватить их в Мытищах.

– А если раньше сойдут?

– Даже не думай об этом.

– «Подарок» надо снять.

– Давай быстрей!

Через пару минут бабульки с интересом наблюдали, как возле джипа остановилась «девятка». Из нее выскочил парень и бросился к «лендроверу». Бабульки не успели сообразить, что именно выхватил он из-под днища джипа, как тот уже вернулся в машину. Все действо заняло несколько секунд. «Девятка», выбросив из-под колес комья серого снега, унеслась туда, откуда приехала.

– Во, что я говорила: бандиты, – со злостью сказала первая старушка.

– Проклятые демократы, развалили страну, – стала ворчать вторая. – На пенсию жить невозможно, а эти на джипах разъезжают. Хоть бы повзрывали их всех.

Яцек позвонил по мобильному телефону в свою фирму. Приказал, чтобы съездили за его джипом и обязательно прихватили с собой взрывотехника.

До следующей станции, Клязьма, электричка шла две с половиной минуты.

– Выходим, они еще не успели сориентироваться, – сказал Яцек. – На следующих станциях могут уже встречать.

Клязьма – это дачный поселок. Прямо у платформы они нашли машину. За сходную цену дачник, случайным ветром занесенный сюда зимой, согласился добросить их до Москвы.