Текст книги "Хроника отложенного взрыва"

Автор книги: Феликс Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14

– Что за чушь ты порешь! – Ермаков раскраснелся от злости, что с ним бывало крайне редко.

– У нас недостаточно ресурсов, чтобы все выяснить. – Костя ничуть не смутился от начальственного гнева. Наоборот, в его глазах читались легкая усмешка и немой вопрос: «Интересно, а меня ты возьмешь с собой в «Гособоронэкспорт»? Если да – тогда стоит на тебя вкалывать. А нет – прощай. И не тревожь занятых людей, нам еще пахать и пахать на армейских нивах».

О предстоящих служебных перемещениях, как бы их ни скрывали, личный состав каким-то образом всегда узнаёт заранее.

– Хорошо, давай спокойно разберемся. – Ермаков сбавил обороты, видя, что Костя в курсе его ближайших планов и обижен тем, что адмирал до сих пор не говорит откровенно: остаются они одной командой или разбегаются?

– Я и так спокоен, Анатолий Борисыч. Но выше головы не прыгнешь. А здесь дело тонкое.

– Ты прав. Но кровь из носу надо узнать, какие документы к ним попали. И откуда?

– Про «Мясника» они могли узнать только из близкого круга. – Костя намекал, что он не только хороший спец, но и прекрасно осведомлен о делах Ермакова.

Сам адмирал пока ни словом не обмолвился о «Мяснике», тем более в связи с Гольцовым и Михальским. Но среди документов, которые могли попасть к ним, Ермакова конечно же в первую очередь интересовала папка «Мясник». В свое время ее, как донесли агенты, передал Белугину тот самый Заславский. Надо постараться вернуть эти документы, пока они не натворили дел.

– Мы прошерстили весь Сергиев Посад, – продолжил Костя. – Ничего нет. Приезжал из Англии друг Белугина Сергей Розенплац. Он встречался с Гольцовым. Но никаких документов не передавал.

– Откуда ты знаешь?

– Анато-олий Борисыч… – Костя хотел сказать: обижаете!

– Хорошо, тогда откуда они могли узнать про нас и про «Мясника»? – спросил Ермаков.

– Про нас – откуда угодно: в газете, от Вощевоза, от своих людей в ФСБ. Не забывайте: у Михальского остались там старые связи. А знают ли они про «Мясника», еще неизвестно.

– Давай исходить из самого худшего. Я считаю: они нашли любовницу Белугина. Надо подумать: где мы могли просчитаться, раз не нашли ее.

– Анатолий Борисович, это всего лишь предположения.

– Ты хочешь сказать, что раз только предположения, то и работать по ним не стоит? Нет, Костя, ты не прав. Теперь цель номер один – баба Белугина. С чего предлагаешь начать?

– Надо подумать. Доложу завтра.

– Сейчас. – В голосе адмирала звучали стальные нотки.

Костя пожал плечами: сейчас так сейчас:

– Надо набросать ее психологический портрет. Потом очертить его круг общения и возможные знакомства. И вычислить.

– Хорошо, давай набрасывать психологический портрет.

– Сейчас? – удивился Костя.

– А когда? Времени нет. У тебя есть фото Белугина?

– Да. В досье.

– Достань.

Снимок положили в центр стола. Улыбающийся Дима наивно смотрел на своих убийц.

– Думаем: какая женщина могла его полюбить? – приказал Ермаков.

Контрразведчики склонились над полированным столом. Полировка, как зеркало, отразила их волевые подбородки.

– Любовь с первого взгляда или с какого? – без улыбки спросил Костя.

– Не шути, – серьезно ответил адмирал. – Думай.

«Действительно, как можно полюбить такого? – мелькнуло у Ермакова. – Это же зеленый юнец. И хвастливый выскочка».

Костя тоже недоумевал. Женщин он делил на три части. Самая маленькая – счастливые. Это его жена и пара нынешних любовниц. Затем – вторая категория: разбитые сердца. Это те, с кем он переспал хотя бы разок. Если собрать их вместе, то хватило бы на пятиэтажную хрущевку. Правда, некоторые квартиры пришлось бы сделать коммунальными.

Последнюю и самую многочисленную группу составляли обделенные. Это все женское население планеты, не исключая жительниц Папуа – Новой Гвинеи и сельвы Амазонки. Большинство из них вообще не подозревало о существовании Кости и даже теоретически не имело шансов попасть к нему в постель. Несчастные.

– Я думаю, его любила какая-то неказистая или перезрелая, – произнес Костя. – Отчаялась найти свое женское счастье. А тут подвернулся Дима. И она уцепилась за него.

– Почему же он скрывал ее?

– Стеснялся. Уродка ведь.

Ермаков вопросительно смотрел на фото Белугина, словно ждал подтверждения. Но карточка была безучастна к происходящему.

«А ведь похоже на правду, – подумал адмирал. – Подцепил страхолюдину, которую и показать-то страшно. Вот и конспирировался».

Но на фото у Белугина были счастливые глаза. Такие вряд ли бывают у тех, кто встречается со страхолюдинами. И все-таки он из газеты. Полно баб, которые от журналюг тащатся.

– Не то, – твердо произнес Анатолий.

«Почему? На такого можно клюнуть только от безысходности, – гадал Костя. – Если не страхолюдина, то кто?»

– Может, увечная какая? – задумчиво произнес он.

– Что тебя все на чернуху тянет? «Страшная», «увечная»! – возмутился Ермаков. – Напрягись. Мне нормальная версия нужна.

«Чем тебе эта не подходит?» – рассердился Костя, но промолчал.

– Что, если, наоборот, молодая, – вдруг вспомнил свою догадку адмирал. – Допустим, школьница. А ему уже под тридцатник. Вот никому и не говорил.

– Это мысль, – согласился Костя. – Молоденькие ничего не соображают. Могут и на такого клюнуть. А на людях появляться с соплячкой неудобно.

– Тогда все сходится, – сказал Ермаков.

– Не совсем, – спохватился Костя.

– Почему?

– Малолетке ценные документы не доверишь. А если б доверил, все бы давно уже об этом знали.

– Да, – со вздохом согласился адмирал.

Он вспомнил Лену, ее милое, но абсолютно безответственное личико. Она порхала в другом мире. Разве можно с ней было говорить… да хотя бы о теперешнем деле? Она бы абсолютно ничего не поняла. И могла сболтнуть подружкам.

– Значит, малолетка отпадает, – заключил Костик. – Кто же тогда?

Будь на их месте, обычные люди из сугубо штатской организации, они бы давно поручили психологическую экспертизу ситуации профессионалам. Но Анатолий и Константин – офицеры, а это совсем другой тип взаимоотношений. Если Ермаков сказал: сами разработаем портрет, значит, это нужно сделать, не сходя с места. Иначе пострадает авторитет адмирала. А уж какой результат получится у такого мозгового штурма – правильный или нет, – это уже дело десятое. Военные привыкли засекречивать свои провалы так, будто их и не было.

– Получается, взрослая и умная женщина, – произнес Ермаков. – Столько молчала!

В его голосе звучал скепсис. То, что взрослая и умная женщина не полюбит такого зеленого юнца, как Белугин, было аксиомой. Но сейчас нужна хоть какая-то версия!

– Это не исключает того, что она была страшной, – произнес Костя. – Даже, наоборот, подтверждает.

– Не зацикливайся. Это нормальная женщина. Почему он скрывал ее?

Они, как и положено оперативникам, были неплохими психологами. Но в силу профессии и личных склонностей давно не верили ни в мораль, ни в мужскую порядочность. В их кругу было принято хвастаться победами, живописуя под водочку самые интимные подробности.

– Может, она замужем? – неожиданно для себя ляпнул Костя.

Он вспомнил одну из своих любовниц: умная, красивая, замужняя. С ней можно было поговорить по душам, как с другом. Ей можно было доверить даже самые ценные документы. И в постели она была как фейерверк: горящая, яркая и громкая. В общем, не женщина – мечта.

Но о ней Костя предпочитал не распространяться. Муж ее – тоже офицер – был вспыльчив. Мог и пристрелить соперника.

– Ты прав: она замужняя, – кивнул Ермаков. – Будем придерживаться этой версии. Проверь круг знакомств Белугина. Скорее всего, это жена кого-то из его товарищей.

– Или соседа.

– Или соседа, – соглашаясь, повторил адмирал. – Действуй в этом направлении. И еще…

Он выдержал паузу. Костя внимательно взглянул на начальника. Так волкодав смотрит на хозяина, зная, что тот собирается бросить ему кость.

– У меня к тебе личный вопрос.

В желудке у волкодава приятно заурчало. И только лишь чувство собственного достоинства не позволяло ему радостно вильнуть хвостом.

– Мне поступило предложение перейти в «Гособоронэкспорт», – сказал адмирал. – Я думаю согласиться. Нивы там, сам знаешь, непаханые. Придется засучить рукава и работать. Мне потребуются свои люди.

У Костика потеплело в груди.

– Так что подумай, не перейти ли туда вместе со мной, – заключил адмирал.

– Какие условия и чем мне придется заниматься? – спросил Костя для порядка, хотя оба понимали, что он не откажется.

– Примерно тем же, что и здесь.

– Это предложение адресовано мне одному?

– Всем. Подумай, поговори с ребятами, вдруг кто-нибудь захочет остаться, – произнес адмирал. Костик прекрасно понял: Ермаков хочет забрать с собой всю команду. И это не могло не радовать.

Двое парней в легкомысленных толстовках, обсуждавшие схемы ликвидации Яцека и Георгия, еще не дождались звонка. За окном бывшей фотолаборатории стемнело. Брюнет в серенькой толстовке с симпатичным «мячиком» на груди, отдаленно похожим на советский герб, стал собираться. Второй, высокий блондин с нежным взором, достал из-за металлического шкафа раскладушку.

Он не любил спать на служебной кровати, стоявшей в другой комнате конспиративной квартиры. Полированные спинки давно потрескались, полосатый матрас обтерся, а сама кровать скрипела и шаталась, как старый совратитель, разбитый добрым десятком болезней.

– Смотри не усни, – заметил брюнет, смотрясь в замызганное зеркало.

– Пошел на хрен, – добродушно ответил блондин, пробуя на прочность пружины раскладушки. – Сейчас хоккей начнется. Так что уматывай и не мешай смотреть.

– На каком канале? Он вчера барахлил.

Словно подтверждая его слова, старенький черно-белый телевизор зашипел на тумбочке армейского образца.

– Черт, звук пропал! – Блондин заглянул с обратной стороны. Крышки не было. Тусклый свет ламп едва пробивался из-под слоя пыли.

– Ладно, пока. – Брюнет пожал руку напарнику и вышел.

У подъезда он встретил Михалыча, их коллегу, который с тоской смотрел на витрину магазина через дорогу. Две девчушки в шапочках Санта Клауса пили пиво из бутылок. Михалыч поеживался в китайском пуховике.

– Привет, Серега, – хмуро поприветствовал он брюнета. – Из фотолаборатории?

– Да.

– По пиву?

– Давай, – охотно согласился Серега.

Чтобы попасть в магазинчик, пришлось спуститься по крутой лестнице. Они оказались на грязном пятачке, с трех сторон стиснутом прилавками. Продавщица, скучавшая на табуретке, завидев мужчин, встрепенулась и закричала:

– Тамара Валерьевна, ребята пришли!

Из подсобки вышла неохватная заведующая с ярко-синими от теней веками.

– Ребят, когда у вас в конторе сезон отпусков? – поинтересовалась она.

Серега и Михалыч озадаченно переглянулись. Конторой они называли одну из сильнейших спецслужб страны, в которой им посчастливилось служить. Но это мог знать лишь узкий круг. Серега и Михалыч из негласного аппарата. Очередные звездочки они получали по совершенно секретным приказам. А рабочим местом им служили конспиративные квартиры, расположенные неподалеку: «фотолаборатория», «детсад» и «галерея».

– А почему вы, собственно, интересуетесь? – осторожно спросил Серега, прикидывая, что делать с этой теткой. Сразу повязать или сперва доложить начальству?

– Я к тому, – ответила заведующая, – что мне нужно знать, сколько водки заказывать.

У бойцов невидимого фронта отлегло от сердца.

– Не беспокойтесь, – добродушно ответил Михалыч. – Заказывайте как обычно.

Позже в задушевном разговоре выяснилось, что мужчины, похожие друг на друга неприметностью, давали магазинчику две трети выручки от спиртного.

– Примелькались мы здесь, – заметил Серега, когда вышли на улицу.

– Что делать, работа напряженная, вот и ходим куда попало за пивом, – философски заметил Михалыч. – У тебя есть открывашка? Пошли на лавочку сядем.

– Замерзнем. Давай стоя пить. Вот ключами открой.

– Жаль, что зима, – вздохнул Михалыч, поддевая пробку.

Крышка звонко отлетела в сторону.

– Летом Москва – рай для алкоголика, – произнес Михалыч, возвращая ключи Сереге. – Можно пить, сидя на ступеньках. И смотреть на девчонок. И вспоминать холостые годы.

– Не береди раны.

– Кстати, видел недавно жену Деталина.

– Да? Ну и как?

Подполковник Деталин погиб осенью 1994 года, через день после убийства Белугина.

– Младший сын закончил школу, поступил в Академию ФСБ, – сообщил Михалыч.

– Наши помогли? – с интересом спросил Сергей.

– Да.

– Хорошо, что контора своих не бросает, – задумчиво произнес Серега. Прядь черных волос упала на блестящий лоб с шишечкой-выступом над правой бровью.

Сергей действительно порадовался за сына Деталина. «Хороший был мужик, – подумал он. – Правильно, что его семью не забыли».

Ефим Деталин имел неосторожность знать Серегу и даже бывать по делам службы в фотолаборатории.

1994 год.

Ефим Деталин всегда переживал из-за своего большого живота. «Зеркальная болезнь начинается, – горько шутил он. – Это когда яйца только в зеркале видно». А еще подполковник не любил смотреть в зеркало потому, что оттуда смотрел стареющий, лысеющий мужчина.

В тот день он заметил, что брюки вновь стали тесными, и вздохнул: надо садиться на диету. Времени заниматься спортом не было.

После обычного утреннего брифинга Ефим позвонил Сергею.

– Я проверил ваши образцы. Они совпадают.

– Хорошо. Мы займемся этим, – ответил Сергей. – Ты уже написал заключение?

– Сегодня напишу.

– Будь другом, покажи.

– Хорошо.

Незадолго до убийства Белугина Ефима пригласили в фотолабораторию и попросили небольшую консультацию по взрывчатке. Подполковник Деталин был ведущим экспертом по взрывным устройствам в управлении. Ему показали «дипломат» и попросили совета по некоторым деталям.

Ефим объяснил все, но сам не задал ни одного вопроса.

Но когда рвануло в «Столичной молодежи», Деталин позвонил Сергею и сказал, что по просьбе редакции проводит дополнительную экспертизу по делу Белугина. Подполковник заподозрил, что бомба, которую ему показывали в фотолаборатории, родственница адской машины, взорвавшей журналиста.

Он не думал ничего плохого. Мало ли какую разработку вели коллеги? А эта информация могла им помочь. Да и сам Ефим был обязан во всем разобраться. Коллеги с охотой откликнулись и предоставили ему свои образцы. Взрывник даже обрадовался, когда они совпали с тем, что найдено в редакции: значит, расследовать дело будет легче.

– Подмени меня на дежурстве, мне надо в Одинцово по делам, – попросил Ефима сосед по кабинету.

– Ты раньше не мог сказать? – возмутился Деталин.

– Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного. Выручай, Ефим!

– Хорошо, – вздохнул Деталин. Он знал, что коллега не по службе едет в Одинцово. Любовница у него там. А делами только прикрывается. Но не мог отказать: не поможешь сегодня, завтра сам не проси.

– К девяти успеешь?

– Буду полвосьмого.

После обеда возле трех вокзалов нашли бомбу, и руководство приказало дежурному эксперту выезжать.

– Я так и знал, – пробурчал Ефим, надевая костюм с яркими буквами на спине.

Мешок обнаружили у билетных касс, между мусорным баком и торговым ларьком. Внутри лежала пластиковая канистра с жидкостью, похожей на бензин, и хозяйственная сумка. Обнаружил это хозяин ларька.

– Что это? – спросил он у уборщика в ярко-желтой жилетке, вяло махавшего метлой.

– Хрен его знает, – ответил уборщик. – Забыл кто-то.

– Какой, на хрен, «забыл»! – воскликнул торговец. – Здесь бензин! Зови милицию, быстро!

Через несколько минут это место очистили от людей и оцепили. Из касс выгнали всех. Те, кто уже отдал кассирам деньги и документы, ругались с милиционерами. Эти в ответ материли несостоявшихся пассажиров.

– Граждане, не волнуйтесь! На вокзале обнаружена бомба! – кричал в мегафон мужчина в черной кожаной куртке, к которому сержанты обращались «товарищ майор». – Соблюдайте спокойствие!

Милиция не вызывает оперативную группу ФСК, пока не убедится в реальности взрывного устройства. Но в этот раз бомбу никто не видел. Никто не заглядывал в сумку. И теоретически там могло находиться что угодно. Например, пиво и рыба.

Однако «товарищ майор» твердо сказал:

– Звоните в ФСК.

Ефим Деталин медленно подошел к свертку. Осмотрел содержимое.

– Проводов нет, – сказал он двум милиционерам, стоявшим рядом и с любопытством смотревшим на него. – Но вы на всякий случай отойдите.

Он поднял канистру и отдал ее помощнику, молодому пареньку, недавно закончившему институт:

– Отнеси ее подальше.

– Есть!

Когда он отошел, Ефим осторожно взялся за ручки маленькой сумки и развел их в стороны, чтобы посмотреть, что внутри.

От страшного грохота вздрогнуло все. Мусорный бак опрокинулся, а тело Деталина упало на спину. Свидетелям показалось, что его голова превратилась в красные брызги. Толпа охнула и бросилась врассыпную. Кровь офицера потекла по земле, перемешиваясь с грязью, мусором и битым стеклом.

Через несколько дней на первой полосе «Столичной молодежи» появилась статья:

САПЕРЫ И ЖУРНАЛИСТЫ ОШИБАЮТСЯ ОДИН РАЗ

Холодная осень. Хлесткий дождь. Москва прощается с подполковником Е. Деталиным. Культурный центр управления. Утонувший во мраке зал. На постаменте – закрытый гроб. Что же сталось с тем добрым лицом на портрете в траурной рамке?

Смерть пожинает свой урожай. Погибают профессионалы. Простые солдаты и испытанные воины. Мы потеряли Диму Белугина…

Теперь – брешь в рядах спецслужб. Ощущение такое, будто весь город превратился в минное поле. Не защищен никто. Правоохранительные органы не справляются.

Пятнадцать лет проработал Ефим Деталин офицером-инженером спецслужб. Он разминировал более двухсот взрывных устройств. Из поединка «бомба – человек» всегда выходил победителем. Но на этот раз не обошлось – он только приступил к разминированию, как прогремел взрыв.

Ефим Деталин – очередная потеря в войне с преступностью. Совсем недавно он давал «СМ» анализ по взрыву в редакции, искренне хотел нам помочь, кто же знал, что всего через несколько дней его не станет. А нам останется лишь память да холмик на Троекуровском кладбище…

Сырая земля. Холодный дождь. Строгий вид траурных венков…

Мы скорбим вместе с вами, родные и близкие, коллеги Ефима Деталина. И эта заметка – наша горстка земли, брошенная в могилу.

Петр Тинкин

Серега читал заметку и плевался:

– Писаки гребаные! Понаписали. «Очередная потеря в войне с преступностью»… Козлы! Да он из-за вас погиб.

Официальное расследование решило, что бомбу подложили бандиты, хотевшие напугать хозяина ларька, а офицеру просто не повезло. Никто не задумался о том, что взрывное устройство было с ловушкой, слишком сложной для обычных рэкетиров.

На самом деле бомба предназначалась конкретно Ефиму Деталину. Ее подложил Серега. И он же организовал, чтобы на разминирование поехал не кто иной, как Деталин. Таков был приказ. А Серега всегда добросовестно выполнял приказы. Такая у него работа.

«Извини, Ефим, ничего личного», – оправдывался он, взводя бомбу. Он считал, что коллеге просто не повезло. Их группа не могла обойтись без помощи Деталина. Они никак не могли предугадать, что из-за настырности журналистов Деталина тоже привлекут к экспертизе по делу Белугина. Но теперь, когда тот узнал лишнее и не догадался промолчать, его пришлось убрать.

Бомбу, которая убила Белугина, тоже собирал Серега. Он же и сдал ее в камеру хранения Казанского вокзала, а кому и почему предназначался «дипломат», Серега не знал. Но когда на следующий день прочитал газеты – все понял.

О подробностях он читал с профессиональным интересом. В первую очередь – о собственных огрехах. Например, журналист умер не сразу. «Мало тротила или неудачно вмонтировал заряд?» – соображал Серега, изучая газетные статьи. Несколько раз он возвращался к тому, что и как оторвало у Белугина, сверяя с расчетами. Он походил на автослесаря, удачно выполнившего работу, но все равно недовольного результатом. И вечером, за бутылкой водки, мысленно анализирующего: что же он сделал не так? Чтобы в следующий раз выполнить работу лучше.

Истерика, поднятая журналистами, сначала его нисколько не трогала. Разве фермера трогает кудахтанье кур, когда он забивает петушка на суп?

Но через несколько дней истерика газет вокруг убийства Белугина порядком ему поднадоела. «Сколько можно? – рассерженно думал Сергей, выбирая, что почитать в туалете. – Разве других тем нет? Лучше бы о том писали, что платят гроши».

В тот же день генерал Полуяхтов листал дайджест публикаций по делу Белугина. И его, напротив, радовала шумиха. А фотография убитого даже очень понравилась генералу. «Народ будет плакать, – подумал он, смотря в глаза Диме. – Удачный был ход. Парень погиб не зря, – вдохновенно рассуждал Полуяхтов, словно перед ним и вправду лежала шахматная доска и он играл лучшую в своей жизни партию. – Словно пешка превратилась в ферзя. Посмертно».

События развивались так, как и хотел Полуяхтов. Пресса палила по развалившему и разворовавшему армию министру обороны из орудий всех калибров. В кремлевских коридорах некоторые уже перестали замечать Павла Сергеевича, считая его отыгранной картой. «Если пресса его так прессует, значит, есть команда сверху», – рассуждали зубры подковерных интриг. «Госвооружение» и Служба безопасности президента пользовались моментом и оттесняли Ткачева от торговли оружием.

Но Павел Сергеевич оказался крепким аппаратным бойцом. И не пасовал. По крайней мере, должность он за собой сохранял.

«Ну и бог с ней, – спокойно рассуждал Полуяхтов, – политический вес Ткачева до скандала и после – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Теперь Пашке-министру не стать ни президентом России, ни даже мало-мальски влиятельным политиком».

Все шло настолько гладко, что Полуяхтову захотелось добавить некий штрих, который не повлияет на результаты схватки, но доставит наслаждение истинным гурманам игры.

«А не торчат ли где уши управления?» – задавался вопросом Иннокентий Тимофеевич, перелистывая дайджест. В первые дни то тут, то там мелькали туманные намеки на причастность к взрыву контрразведки. Но вскоре они сошли на нет, газеты полностью переключились на Ткачева. «Ермаков постарался, – отметил Полуяхтов. – Молодец. Дело знает. А не подкинуть ли ему новую задачку?» Он нажал на кнопку спикерфона:

– Вызовите пресс-секретаря.

Когда вызванный сотрудник прибыл, Полуяхтов вкратце пересказал суть нужной публикации.

Через несколько дней в «Доводах и фактах» появилась заметка «Следы ведут в ГРУ?». О том, что слив информации Белугину шел через Ермакова. Намек на то, что сотрудники ГРУ подменили «дипломат», был неглавным. Тот, кому надо, должен обратить внимание на фамилию будущего адмирала.

«Интересно, выкрутится или нет? – с интересом думал Полуяхтов, читая заметку. – Выкрутится, куда он денется. Но ему будет полезно: чтоб не расслаблялся».

До этой заметки Ермаков не писал никаких объяснительных. Но после нее у него начались неприятности.