Текст книги "Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии"

Автор книги: Федор Ошевнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Товарищ старший лейтенант, вас срочно в роту вызывают! – прямо в открытую форточку выпалил он.

– А что случилось-то? Тревога, что ли?

– Да нет, другое! Перепелкин в «самоволку» сорвался! – сбивчиво пояснил солдат. – Ни с чего бы вроде… Там уже и ротный приехал, и дежурный по части! И этот, как его… подполковник… Ага, Барзинчук! Он еще ругался, что вам по сотовому никак не дозвониться. Прям сильно…

Виктор торопливо извлек мобильник из внутреннего кармана кителя. Так и есть – на экране высвечивался текст: телефон полностью разряжен.

«Лишний козырь не в мои карты, – тут же оформилась мысль. – А вкупе с самоволкой… Блин, уж если не повезет… Правдолюбец чертов… И кто бы мог подумать?! В тихом омуте…»

Невысокий и худосочный, рядовой Перепелкин во взводе держался особнячком. Родом из Воронежа, он там же сдавал вступительные экзамены в университет, на исторический факультет, однако по конкурсу не прошел: всего полбалла не хватило.

Будучи призван на действительную службу, вчерашний абитуриент исключительно трудно вживался в армейскую действительность. Ему долго не давалось умение туго наматывать портянки и быстро, ровно подшивать подворотничок. Строевым шагом солдат топал, «будто ему лом в задницу воткнут», – как однажды метко выразился майор Чемборис. На стрельбах из автомата, нажимая спусковой крючок, рядовой боязливо жмурился и упорно отправлял почти все пули «за молоком». А когда вновь сформированная рота по сигналу тревоги впервые выдвигалась в район рассредоточения, сослуживцам в конце трехкилометрового марша пришлось в буквальном смысле тащить выбившегося из сил товарища и его амуницию на себе.

При всем при том памятью и кругозором несостоявшийся историк обладал феноменальными. Имел место случай: однажды Барзинчук самолично проводил во взводе Санталова показные занятия все по той же общественно-государственной подготовке. И – редкий для ОГП момент! – подполковнику тогда вопрос задали: какова дальнейшая судьба крепости Измаил была, после взятия ее Суворовым? Вроде бы триумфально завоевали, а дальше о ней – нигде и ничего. Проясните, значит…

Тут старший офицер сильно призадумался и забормотал что-то вовсе не в тему. А рядовой Перепелкин – ты гляди! – руку тянет. Что такое? Солдат встал и не хуже профессора лихо излагает:

– По Ясскому мирному договору, подписанному в декабре 1701-го, Измаил был возвращен Турции.

– За что ж тогда россияне кровь проливали? – уже закономерно слышится новый вопрос из рядов слушателей.

– По этому же договору, – толкует дальше знаток-эрудит, – за Россией закреплялись обширные территории. То же Причерноморье, включая Крым, земли между Южным Бугом и Днестром. Плюс – Турция от своих претензий на Грузию отказывалась. Подписанием Ясского мира третья русско-турецкая война – а всего их было шесть – и вовсе завершилась. Измаилом же пришлось тогда пожертвовать ради куда большего…

– Вот-вот, молодец, я как раз это самое и хотел сказать, – перехватил тут инициативу Барзинчук. – Да ты садись, садись… Кстати, императрица Екатерина Вторая для награждения за подвиги, совершенные при взятии Измаила, специально учредила офицерский золотой крест «За храбрость».

– И вовсе он назывался «За отменную храбрость», – уж совсем некстати встрял прямо с табурета Перепелкин. И этого, конечно, ему не простили.

– Товарищ рядовой! – поставил чересчур знающего солдата во фрунт главный воспитатель полка. – За недисциплинированный выкрик с места объявляю вам два наряда вне очереди на службу! Командир взвода! Сегодня же привести приказ в исполнение!

И после занятия еще яро возмущался:.

– Откуда такой языкатый выискался? Тоже мне, развел умняк на роже! Зато форма сидит, как на корове седло! И сапоги крема просят! И вообще…

И вообще: непреложную истину с бородой, о том, что начальник всегда прав, а в армии – вдвойне, Санталов и попытался втолковать позднее возмущенному рядовому, у которого глаза от незаслуженного – на его взгляд – наказания подозрительно блестели.

– Ведь наряды он мне ни за что? – в унисон вопросу-утверждению вытянул тонкую шею Перепелкин. – Разве ж я неверно сказал?

– Не берусь судить, – ушел от прямого ответа Виктор. – По русско-турецким войнам специалист небольшой. Однако вышло в итоге неловко… – Невольно поморщился и козырнул цитатой, приписываемой петровскому уставу:

– «Подчиненный, перед лицом начальствующим, должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Мысль хоть и царская, зато для любой армии справедлива. Быть умнее старшего вредно. Всегда. Ни-зя-а! Теперь-то хоть ясно?

– Никак нет! – надрывно возмутился подчиненный. – Придурковатого из себя корчить? Это же оскорбительно! И низко! И глупо! Классик как говорил: «Служить бы рад – прислуживаться тошно!» Нет, ни за что!

– На нет и суда нет, – быстренько попытался свести ситуацию к шутке-прибаутке командир взвода, постаравшись пропустить мимо ушей «классика». – И в целом: обсасывать ситуацию тоже нет ни смысла, ни времени… – Не удержавшись, добавил: – Тем паче, с тобой очень трудно разговаривать.

– Ага, конечно. Так всегда утверждают, когда в дискуссии дальше аргументировать нечем, – враждебно заявил нарядчик.

– Ну, знаешь! На «гражданке» дебатировать будешь! – менторски одернул Санталов. – Пока же – изволь исполнять приказ старшего. Выкрик-то с места был? Был! Следовательно… Сегодня же заступишь дневальным по роте. Да заруби: отслужишь свое, отучишься – трудиться опять-таки в коллективе придется. А там, при любом раскладе, свое начальство. Так что неизвестно еще, где беспристрастности окажется меньше. Особенно если в частных лавочках. – Подумал и дополнил: – Тебе лично надо было очень постараться в вуз поступить. Не смог – что ж, служи как все, без высовываний. Свободен!

На том инцидент исчерпался. Хотя нет: наряды наказанный пронес без особых замечаний. Главное же – «умников на роже» больше не разводил. По крайней мере, во время занятий. Зато обиженно замкнулся в себе.

И вот – пожалуйста: заполучите самовольную отлучку! А это вам не абы что, а серьезнейшее нарушение воинской дисциплины, которое впоследствии отрикошетит не только по непосредственному виновнику.

«Полбеды еще, если оперативно найдем, – невольно размышлял старший лейтенант по пути на службу. – Если же… Нет, даже и думать не хочется! Но куда и зачем он лыжи навострил? Причина? Вроде бы ничего такого особенного за ним в последнее время не замечалось…»

…В канцелярии подразделения было накурено и многолюдно. На месте командира роты, во главе сдвинутых буквой «Т» столов, плотно восседал подполковник Барзинчук, узурпировавший телефон.

– Есть, товарищ полковник! – рапортовал он в трубку, подавшись вперед и даже чуточку привстав из кресла. – Конечно-конечно… Так точно! Для организации поисков полностью задействуем свободный личный состав. Все офицеры роты прибыли… Понял, понял, вокзал и автовокзал в первую очередь… Да, да, обязательно перекроем. Так точно, эт-то, уже выдвигаемся! – На другом конце провода был командир полка.

Примостившись у окна, с каменным выражением лица, жадно смолил любимую «Приму» майор Чемборис. Его зам по воспитательной работе капитан Зайд суетливо рылся в шкафу с документацией. Старшина роты старший прапорщик Гущин что-то строчил в огромном талмуде-ежедневнике. Присутствовали здесь и командиры взводов – капитаны Апашанский и Бушуев (впрочем, почти тут же усланные на плац строить роту), старший лейтенант с длиннющей фамилией Шарикоподшипников, прозванный за природную дубоватость Шариковым, ну и слегка поддатый – по случаю так некстати прервавшегося выходного, – Лосище Дважды Лейтенант.

– Обозначился наконец! – бросив трубку на рычаг, зло прокомментировал прибытие Санталова и его рапорт Барзинчук. – Солнышко наше красное взошло!

«Солнышко красное» постаралось сдержать эмоции.

– Витя, ты почему телефон отключил? – поинтересовался Чемборис.

– Я не отключал. Разрядился он, – коротко объяснил комвзвода.

– Конечно. А мы и не сомневались, – продолжил комментарии замкомандира полка. – И эт-то именно когда в части ЧП! Которое принес именно ваш взвод! Надеюсь, уже в курсе произошедшего?

– Так точно. Рядовой Перепелкин находится в самовольной отлучке.

– Ну и…? Ваши соображения? Почему, как случилось, где ныне может дислоцироваться беглец?

– Так сразу затрудняюсь… – пожав плечами, протянул Виктор.

– Товарищ майор! Вы только посмотрите на этого, так сказать, боевого офицера! – повернувшись к Чемборису, стал выговаривать теперь уже ему Барзинчук. – Он, видите ли, затрудняется… Да вы вообще самоустранились от своих служебных обязанностей и не живете жизнью подразделения! – И тяжелый взгляд подполковника уперся в лицо старшему лейтенанту. – Эт-то почему мы тут вашу работу делать должны, а вы только об денежном довольствии и печетесь!

– Зачем же вы так… – тихо, с гневной дрожью в голосе произнес Санталов. – Я и сегодня в роте был, только перед обедом убыл…

– А толку! – повысил голос главный воспитатель. – Вы хотя бы в курсе, что ваш умняга-самовольщик вчера вечером письмо какое-то получил? Откуда, про что? Явно же не про новые факты из истории русско-турецких войн!

– Не могу знать… – неуклюже ответил распекаемый, про себя отметив неприкрытый сарказм распекавшего его начальника.

– Что и требовалось доказать! – торжествующе подвел итог Барзинчук. – А вот мы уже, представьте, кое-что выяснили. Благо хоть Зайц моральный климат должным образом отслеживает. Просветите его, капитан, а то мне надоело одному за всех глотку драть… – и презрительно откинулся на спинку кресла.

– Виктор, ты в курсе, что у Перепелкина девушка была? – осторожно вопросил Зайц.

– Конечно. Они вместе в школе учились, оба в один в вуз поступали. Только однокласснице больше повезло. Переписывался он с ней…

– Ну а тебе известно, что в последнее время переписка эта приняла… м-м-м… односторонний характер?

– Каюсь, недоглядел, – честно признался Санталов.

Барзинчук презрительно фыркнул, поджав губы, но на сей раз промолчал.

– Эх ты! – не выдержал теперь уже ротный и потянул из пачки новую сигарету. – Да то ж типичная ситуация! Девяносто девять из ста: письмо было от той самой девицы. Мол, полюбила другого, выхожу замуж, прости, останемся друзьями. Либо приятель какой, по ненужной доброте, о том же настучал. Психика у парня слабовата на излом оказалась – вот и сорвался. Явно надеялся при личной встрече время вспять повернуть: вдруг да перемыслит бывшая. Другие варианты самоволки тоже бывают. Но – реже.

– Ну все, хватит рассусоливать! – вновь завладел браздами правления Барзинчук. – Рота построена? Значит, эт-то… Выдвигаемся на поиски. Личный состав разбить на группы по десять человек, во главе каждой офицер или сержант, указать маршруты патрулирования, время докладов… И шерстить, шерстить, шерстить! Асфальт нюхать! Надеюсь, умник еще в городе и в форме!

…Как оказалось, главный воспитатель надеялся зря, хотя причину самовольной отлучки вычислили абсолютно верно.

Рядовой Перепелкин, одолевший забор части сразу после завтрака, первым делом рванул в район дачных участков – именно мимо них рота выдвигалась по сигналу тревоги в район рассредоточения. Там высмотрел пустующий, несмотря на воскресенье, домик, разбил выходящее с тылу в огород оконное стекло и проник в помещение. Удачно сменил солдатскую форму на рабочее одеяние дачника. Потом же, затарившись в ближайшем продуктовом киоске буханкой хлеба и двухлитровой бутылкой минералки, сообразил быстренько убраться из большого города – на грузовой попутке. Словом, в электричку, направлявшуюся в сторону родного Воронежа, самовольщик сел уже в ближайшем райцентре. Так что пока беглеца до ночи выискивали на площадях и улицах областного мегаполиса, отвергнутый любимой мчался к ней на всех парах.

…Увы, всех возможных перипетий такого незаконного путешествия Перепелкин учесть не мог. Хотя и сумел удачно проехать километров двести с гаком в нужную сторону. И все-таки на очередном вокзале, уже на границе области, был вычислен бдительными стражами правопорядка. Причина элементарна: в «беушной» одежде беглец подозрительно походил на бомжа.

В отделении милиционеры быстро выяснили армейский статус задержанного, изучили его военный билет и, уточнив телефонный номер, несколько позднее созвонились с воинской частью.

Бесплодные широкомасштабные поиски там давно завершились, личный состав добросовестно почивал на двухъярусных койках. Виктор же тогда решил, что возвращаться домой нет никакого смысла, практичнее перекантоваться в роте. Где далеко за полночь старшего лейтенанта разбудил дневальный – дежурный по части радостно извещал, что самовольщик уже пойман сотрудниками транспортной милиции. Так что на следующие сутки, к вечеру, командир взвода возвратил горе-подчиненного назад, в «учебку».

– Ну и о чем ты думал, когда деру давал? – выпытывал у него Санталов в электричке.

– Не знаю… Ни о чем… Просто поговорить с ней хотел… – нехотя тянул Перепелкин, сопя и тоскливо вглядываясь в окно.

– Да был бы разве толк с того разговора?

– А вдруг…

– Эх, какой ты еще, будто пацан, несерьезный! Жизнь в целом, как и история в частности, не терпит сослагательного наклонения. Все куда проще. Пойми: ты – здесь, в сапогах и надолго, а вернешься – будущее весьма туманно. А там она, возможно, ухватила свой самый главный шанс. Или армейский дезертир для создания семьи надежнее будет? Передачки в дисбат носить? Мысли, историк.

– Все равно, предательница она! – дрожащими губами почти выкрикнул рядовой.

– Не-а, – не согласился Виктор. – С ее стороны это не предательство. Просто пошла другой дорогой. Да, не повезло тебе, но это же не смертельно. Конечно, вот если бы она на перроне твой дембельский поезд встречала, а он бы запоздал, а она, продрогшая, с букетом на перроне, и навстречу тебе, не успел ты с подножки сойти, да на грудь кинулась – вот тогда бы я сказал: пофартило, на всю оставшуюся! Судьба! Ан не судьба…

После окончания служебного расследования, проведенного по факту «самоволки», – Перепелкин – через военный суд – получил семь суток ареста с содержанием на гаупвахте. Чемборису и старшине роты, контролировавшему в день побега воскресные мероприятия, досталось по строгому выговору. Взводному же, от щедрот и по инициативе главного воспитателя, впаяли неполное служебное соответствие занимаемой должности.

– Благо еще, что вся эта история с самовольным оставлением части закончилась для нас без тяжелых последствий. Но выводы-то мы сделать обязаны! Я проанализировал деятельность командира взвода, воспитавшего злостного нарушителя. И, на мой взгляд, старший лейтенант Санталов понятия не имеет, чем его солдаты живут и какой у них настрой. Вот отсюда, от элементарного нежелания вникать в помыслы, запросы и быт личного состава, и начинаются недисциплинированность, расхоложенность, безответственность, а по этой стезе так и до ЧП со смертельным исходом недалеко! – едва не с пеной у рта доказывал тогда Барзинчук на совещании руководства части.

– Типун вам на язык! – недовольно буркнул комполка. И тут же согласился с предложенным в качестве наказания взводного «неполным служебным».

Так вот и вышло, что все три взыскания, которыми ныне, как елка игрушками, был обвешан молодой офицер, он «заработал» менее чем за месяц. То есть Виктор нежданно-негаданно угодил в тяжелейшую жизненную ситуацию, когда вся его дальнейшая служба вдруг оказалась под вопросом.

Да, на этот раз командир батальона счел необходимым ходатайствовать о приеме взводного командиром части. Однако ничего хорошего из того визита не получилось, поскольку беседа проходила в присутствии не только ротного и комбата, но еще и подполковника Барзинчука, без обиняков заявившего, что таким офицерам, как Санталов, в армии не место. Аргументов на то красноречиво хватало…

«Самовольная» история, впрочем, имела и еще один отзвук. По указанию все того же главного воспитателя Виктор пристрастно уточнил у Перепелкина, пока облаченного в старое подменное обмундирование, на какой именно даче солдат оставил форму. И в следующее же воскресенье направился туда сам, упаковав «позаимствованную» самовольщиком одежду и обувь в свой «тревожный» чемоданчик.

Нужный домик офицер отыскал почти сразу, благо крышу его венчал оригинальный флюгер: целующиеся голуби. Хозяевами же строения оказалась пожилая скандальная пара. Вникнув в ситуацию, супруги тут же затребовали у неожиданного гостя «документ с печатью». А списав данные Санталова с его служебного удостоверения, в два голоса немедленно завопили о возмещении ущерба за разбитое стекло.

– Если сейчас же не расплатитесь, мы судиться будем! – сварливо выкрикивала свинообразная хозяйка, отчаянно жестикулируя в опасной близости от лица гостя. – Воры вы, а не защитники Родины!

– Солдат твой был – значит, ты и раскошеливайся! – вторил ее не менее тучный муж, щерясь прокуренными зубами и рубя воздух ладонью с отсутствующей фалангой мизинца. – Стекло найти, порезать по размеру, да привезти, да вставить, да штапики тоже на дороге не валяются!

Етить твою налево! Пришлось доставать тощий бумажник. Ободрали Виктора потерпевшие знатно. Когда же дело дошло до, так сказать, натурально-одежного обмена, дачники с апломбом заявили, что форменное обмундирование они выбросили на мусорку.

– На кой леший оно нам сдалось? – пояснил хозяин. – Не модно, не ново, да и размер не подходит…

Действительно, невозможно было представить форменное «хебе» сорок восьмого размера на пивном животе толстяка. Посему ушел Санталов восвояси с одной лишь парой возвращенных кирзовых сапог в чемоданчике, так и не решив: развела ли его крикливая чета либо действительно от «хебе», ремня и пилотки избавилась… Ладно. Всевышний им судья…

Отметим, что подполковник Барзинчук дачным походом старшего лейтенанта остался крайне недоволен.

– Значит, будете из своего денежного довольствия цену новой солдатской формы возмещать! – многообещающе пригрозил он взводному.

Только тут на его сторону встал закон.

В документы рядового Перепелкина легла выписка из приказа по части, где констатировался факт утраты военного имущества. Принималось решение о выдаче нового комплекта обмундирования. И утверждался начет далекого будущего: после увольнения солдата в запас означенную сумму стоимости «хебе» и прочего следовало через военкомат взыскать из заработной платы виновника утраты после его устройства на работу.

Известна теория, что жизнь – цепь многочисленных случайностей. Лучшие умы человечества бьются, пытаясь определить, насколько они случайны вкупе. Нас же интересует конкретная человеческая судьба…

Неделей позже майор Чемборис отмечал свой сорок пятый день рождения. Традиционно в подобных случаях, когда официальный рабочий день заканчивался, а солдаты уходили на ужин, офицеры и старшина подразделения собирались в канцелярии роты. Виновнику торжества вручался подарок, наливались по три дежурные рюмки водки на нос, коллектив оперативно опрокидывал их под короткие тосты, заедал немудреной закусью и тихо расходился. Кто по своим домам, а кто и приглашался домой к имениннику, на более серьезное застолье.

Так планировалось и на сей раз. За исключением нюанса: дежурные рюмки решено было наливать не в канцелярии, а в давно пустовавшей старой казарме.

– Товарищ майор, – втолковывал ротному капитан Зайц, – вы же сами видите: подразделение под колпаком у Барзинчука. Так не приведи Господь он именно в самый неподходящий момент в канцелярию нагрянет. Будем потом бедными…

– Справедливо… – вынужден был признать Чемборис.

В качестве подарка ему на сей раз вручили пластмассовую бутылку, имитирующую коньячную. Однако на деле, если разом потянуть ее за горлышко и дно, емкость по окружности раздвигалась на середине длины и из центра бутылки, словно из ручки зонтика, двумя рядами выскакивали никелированные трубочки с сигаретами на конце.

– Лихо! – прокомментировал именинник. – Приходит, значит, ко мне гость, я ему предлагаю: давай, мол, по рюмашке жахнем. Потом, стало быть, вот эдак потянул… Ррраз! Закуривай, друже! Ну что, разливаем? Время «Ч»…

Расходились офицеры поодиночке. Только путь у них всех лежал через контрольно-пропускной пункт, где в засаде и притаился «великий изобличитель». Чудом избежал встречи с ним лишь Лосище Дважды Лейтенант, который по каким-то собственным соображениям удалился с территории военного городка кружным путем, через ворота автопарка.

– Эт-то что же я наблюдаю? – властно выговаривал замкомандира полка виновнику торжества. – Организованная пьянка на рабочем месте и в форменной одежде! Ну и что с того, что день рождения? Дома отмечать надо! Говорите, якобы не в рабочее время? Да у нас оно ненормированное и круглосуточное! Пока погоны на плечах! А вдруг да тревога? Подразделение же полностью обезглавленное окажется! Короче, пишите объяснительные! Все! Немедленно! Где, кстати, ваш самый «боевой» офицер? – и подполковник презрительно скорчил кислую мину, ожидая ответа.

– Он сегодня вечерние мероприятия в роте контролирует, – не скрывая презрения, ответил майор. – Так что с нами не выпивал и вовсе не при делах.

– А вот мы сейчас эт-то проверим! – заявил заместитель командира полка. – Вызывайте-ка его срочно сюда!

Не поленился ведь самолично идти вместе с Санталовым в санчасть! Там дежурная медсестра в приказном порядке проверила его на содержание алкоголя в крови.

– Надо же, трезвый! – с нескрываемой злобой изумился Барзинчук. – Ладно, ничего, вы у меня все равно скоро на чем-нибудь, да попадетесь!

– Вы себе цель такую поставили или как? – не выдержав столь демонстративной неприязни, поинтересовался Виктор, застегивая форменную рубашку. – Мои недочеты, как на собаке блох, выискивать и вылавливать?

– Товарищ старший лейтенант! – мгновенно взвился проверяющий. – Вы слишком много разговариваете! Кто вам дал право обсуждать действия старшего по званию и должности? Да я вам… Да я вас…

– С дерьмом сожрете, – кратко подытожил Санталов. – Вопрос в сроках.

– Объяснительную мне! Быстро! Сюда! – завопил подполковник, размахивая руками и демонстрируя пухлые кулаки.

Испуганная медсестра метнулась из процедурного кабинета в коридор санчасти.

– Нечего мне вам объяснять, – отказался Виктор. – Да и незачем. И так картина маслом писанная.

– Ну, мы вот скоро в другом месте поговорим! – прищурив глаза и агрессивно выпятив подбородок, пообещал главный воспитатель.

– Я вам аналогичное тоже гарантирую! – вдруг заявил молодой офицер, и по лицу его угадывалось, что для себя он уже принял какое-то важное решение.

– Эт-то что такое? – удивился, возмутился и даже голос понизил Барзинчук. – Вы мне – угрожаете?

– Да упаси Бог! – возразил и даже руки к груди прижал командир взвода. – Просто соглашаюсь… Действительно, поговорить следует… Потом… А пока – разрешите идти в роту, а то скоро вечерняя поверка начнется. Личный состав по головам пересчитать, воинскую дисциплину укрепить. Тапочки, тумбочки, противогазы, «парадки»… Да, конспекты по ОГП чуть не забыл. Главное!!! Работы – море и еще маленький пруд… Так разрешите?

– Идите… пока… – с долей растерянности распорядился замкомполка.

– Есть! – лихо вскинул ладонь к козырьку фуражки Виктор, четко сделал поворот кругом и решительно вышагнул из кабинета…

В обязанности ответственного по учебному полку, коим в тот памятный вечер вновь являлся Барзинчук, непременно входила проверка караулов. Двух внутренних и гарнизонного. Учитывая, что последний и второй внутренний находились соответственно на окраине города и на автодроме, вообще вынесенном за городскую черту, пока подполковник на дежурной машине объехал их… Везде следовало выйти на посты, пообщаться там с часовыми, поэкзаменовать свободную смену плюс проверить порядок заряжания-разряжания и содержание оружия, чистоту в караульном помещении. Да еще в постовых ведомостях результаты проверок детально записать… Словом, к своей квартире – второй этаж пятиэтажного дома с улучшенной планировкой, четыре комнаты, общая площадь жилья девяносто восемь квадратных метров, не считая двух лоджий, – подполковника привезли почти в два часа ночи. Что ж, для людей в погонах событие вполне рядовое.

Дежурный автомобиль отъехал. Заместителю командира полка оставалось пройти всего лишь метров сорок по неосвещенной асфальтовой дорожке, окаймленной кустами самшита, – от проезжей части до подъезда. Как вдруг на середине короткого пути из-за кустов вышел и преградил дорогу старшему офицеру… Кто это? Неужели? Да, именно он. Любитель лимонада «Дюшес».

– Ну, вот мы и в другом месте, – с усмешкой произнес Санталов. – Теперь поговорим? Кажется, хоть в этом плане у нас мнения совпали, а?

– Вы эт-то… что? – севшим голосом только и вымолвил Барзинчук и напряженно огляделся по сторонам: вокруг ни души, а в такой далекой сейчас родной пятиэтажке всего два окна светятся и оба занавешены.

– Я эт-то ничего, – передразнил Санталов. – Говорю же, поговорим. Только ты лучше не дергайся, не провоцируй… на более активные действия.

Подполковник тупо молчал, медленно осознавая серьезность нештатной ситуации. Переход к «активным действиям»? Ну нет. Пока был смысл выждать.

– Вот и ладушки, перехожу к сути, – продолжил Виктор. – Старт конфликта – бутылка, на которую ты запал в «караулке». Множим на твою мстительность, дальше – больше… И вот на финише ты люто жаждешь моего увольнения из армии. По негативу. В лучших традициях бюрократии. И активно загоняешь в угол. Мне-то что остается? Плакаться не резон. Мыслю, выгорит вдруг твой расклад – и я тебя уничтожу. Физически. Из Чечни-то кое-что сумел вывезти. Неважно что, просто поверь: одному тебе за глаза достаточно будет…

Старший лейтенант выдержал многозначительную паузу, наблюдая, как главный воспитатель полка лихорадочно ищет место для рук: то уберет их за спину, то скрестит на груди, то опустит по швам. Наконец он сцепил ладони поверх ширинки форменных брюк, так и не проронив ни слова.

– Ты, надеюсь, мое личное дело внимательно изучал? – поинтересовался взводный. – Родители умерли: отец от рака, давно, а у матери год назад – обширный инфаркт… Ни жены, ни детей, ни жилья и никаких других сдерживающих факторов – найн, ноу, ёк! В ответе только за себя! А на кону главное и единственное: армейская служба. Ее лишить возомнил? Так давай, рискни! И я тоже рискну. Слово боевого офицера! Не сразу – может, через месяц, а то и даже год. Надо же тебе дать возможность всласть помучиться. Охрана? Кому ты вообще нужен? К слову: не надейся, что оружие по месту проживания храню. Прикопано. И надежно. Век искать будешь – хрен по всей морде! Если же про этот разговор эфэсбешникам заикнешься, отбрешусь. Скажу, клевещешь из-за сложившихся неприязненных отношений. Мол, глоток лимонада не поделили. Вот уж так обсмеют – с ног до головы! И однако жизнь может внести всякие коррективы. Так что предлагаю полюбовную сделку: завтра пишу рапорт с просьбой о переводе на новое место службы, желательно в Чечню, а ты всеми фибрами ходатайствуешь. Все понял? Повторять не буду. Адью!

И Санталов неспешно зашагал от силившегося преодолеть дрожь в коленках старшего офицера, быстро растворившись в темноте. Барзинчук постепенно приходил в себя, и уже было потянулся к мобильнику – отдать нужные команды, запустить в действие механизм расправы с неугодным взбунтовавшимся подчиненным. Да как он только посмел?!! Щенок! На «ты»! Незаконный вывоз оружия! Угроза убийством начальника! На такой срок закатают!

Но в итоге так и не раскрыл сотовый, заторопился к дому, убыстряя шаг.

О чем в ту ночь думали подполковник и старший лейтенант? Неведомо. Только оба не сомкнули глаз почти до рассвета.

…Следующим утром Виктор положил перед своим непосредственным начальником обещанный, хотя и не ему, рапорт. Не так скоро дело делается: желание Санталова удовлетворили лишь тремя месяцами позднее. Кстати, к тому времени с него давно сняли все взыскания.

И попал боевой офицер вновь в «горячую точку». И всего лишь через две недели его представили к награждению орденом Мужества вторично, только на этот раз посмертно. И некому оказалось впоследствии вручить высокую награду: близких родственников у погибшего не имелось, а дальних искать не стали. И даже толком неизвестно, где же он похоронен.

А подполковник Барзинчук тем временем удостоился перевода в штаб округа, где почти сразу получил очередное воинское звание – полковника. Он славится своей принципиальностью, борьбой за дальнейшее укрепление воинской дисциплины и уставной порядок. В перспективе же «великий изобличитель» усиленно примеряет на себя генеральские погоны.

Умом Россию не понять…

2009