Текст книги "Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии"

Автор книги: Федор Ошевнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Да ты, я вижу, только в направлении «подайте мне» думаешь. Понятно. Потому-то финчасть соответствующий начет за утрату формы на тебя оформит – и в личное дело. Уволишься, в военкомате на учет станешь, работать на благо общества начнешь – тогда и вычтут. Вот только мне, что к тебе домой попусту слетал-скатал, никто не компенсирует.

– Ну я же сказа-а-ал, я тут совершенно ни при че-о-ом…

Поговори-ка с эдаким кадром. Кстати, пока мой взвод целый месяц «тащил» караульную службу, Семыкин по выходе с гауптвахты обречен был летать из наряда в наряд дневальным по роте. А куда его еще прикажете деть? Тем более, ротный приказал: чтоб двадцать четыре часа в сутки чепешник на виду! Вот и следили. В несколько пар глаз. Потом, правда, начались занятия основного курса обучения и наблюдение за неблагополучным рядовым несколько притупилось. Как выяснилось, совершенно напрасно…

Да, совсем забыл. За семыкинскую самовольную отлучку дежурный по роте сержантскую лычку потерял, до ефрейтора разжаловали. Мне, как командиру взвода, соответственно, объявили выговор, ну а уж ротному и замполиту – «строго указали» за потерю бдительности и слабое воспитание личного состава. И попробуй я только рот раскрыть: мол, когда Семыкин «ноги делал», меня в подразделении вообще не было. «Но солдат-то твой? Твой… Значит – „заполучи, фашист, гранату!“ И сиди тихо, радуйся, что до строгача или, тем паче, неполного служебного соответствия не дошло». Так-то. Виновных в армии назначают.

…В ШМАСе, в середине периода обучения, всякий день похож на другой. Так что с момента семыкинской «самоволки» быстро минуло полтора месяца. И тут меня прямо с занятий нежданно выдернул в свой кабинет комбат, у которого уже находились ротный и наш замполит.

– В адрес части выделено энное количество боеприпасов и артвооружения, – предварительно чмокнув, сообщил подполковник. – И для их доставки в полк по железной дороге решено назначить тебя начальником караула по сопровождению воинских грузов. Значит, завтра с утра следует убыть в город Ростов-на-Дону, в штаб округа. С собой возьмете трех бойцов: лучших из взвода отобрать! Командир роты, замполит – проконтролировать лично! Это вам не абы что, а оружие! Пусть и в опломбированном вагоне. И сами с оружием. А то еще додумаетесь… – и хозяин кабинета скорчил гримасу, – кому-нибудь типа Семыкина автомат заряженный доверить!

– Товарищ подполковник, все ясно! – поспешил заверить ротный.

А я додумался уточнить:

– Кстати, насчет того же Семыкина. Не исключена вероятность, что если я убуду, он может еще раз «ноги сделать».

Фразу эту я произнес, отчасти действительно опасаясь этого. Но куда больше потому, что не хотелось неизвестно сколько суток по сильной жаре трястись в теплушке, прицепляемой к вагону с грузом. И каждому полустанку кланяться. И спать в собачьих условиях, на голых досках, – знаем, однажды уже проходили, только в тот раз командировка зимняя была.

– Товарищ старший лейтенант! – особенно громко чмокнул комбат и недовольно перешел на «вы». – Ваше единственное преимущество – как лучше выполнить приказ вышестоящего командования! Сосредоточьтесь только на этом! А за Семыкиным я, так и быть, сам лично прослежу!

«Держи карман шире!» – мысленно не поверил я. А вслух произнес:

– Задача ясна. Разрешите приступить к отбору караульных?

– Разрешаю, – смилостивился комбат. – Через час доложите фамилии кандидатов, да чтоб с подробными характеристиками! А к вечеру подготовить табель постам, недельный паек получить – и ко мне на инструктаж! – И вальяжно махнул рукою: – Пока свободна, исполняйте!

…В командировку, связанную с выполнением боевой задачи, отобрали командира первого отделения, комсгруппорга – таковые в Советской Армии имелись в каждом взводе – и еще одного толкового бойца. Все подготовили; все, в том числе и оружие, непосредственно перед убытием получили. И, как говорится, в добрый путь!

В Ростов-на-Дону приехали поздно вечером тех же суток. Добрались до военной комендатуры, там доложились, переночевали на жестких топчанах в комнате, больше напоминающей тюремную камеру. С утра по спецсвязи отзвонился дежурному по нашей части: так и так, прибыли на место без происшествий.

– Ну, это у вас без, – кисло усмехнулся он. – А у нас имеется. Семыкин-то твой опять испарился.

– Как?

– Известно: ножками. Вчера вечером роту в город на помывку повели…

– И?.. – Мне прекрасно было известно, что в связи с затянувшимся капитальным ремонтом гарнизонной бани личный состав уж который месяц пользовался одной из городских.

– И он оттуда-то не помылся, а смылся. Сначала зашел вместе со всеми в раздевалку, а потом, вроде как в первую партию не уместившись… Знаешь же, там в две смены процесс, – на двор вернулся, курил с остальными дожидающимися. А затем втихаря – шмыг на улицу. Построились после помывки, проверились – одного нет. Кого? Семыкина. Форы у него часа полтора имелось. Единственно же, кто его еще наблюдал, – мороженщица. Подходил, стало быть, худосочный да лопоухий солдатик, пилотка в руках. Пломбир приобрел. Ну, дальше следы теряются. Тут уже давно все на ушах стоят, а за то, что старшина ваш шлангануть решил, сам роту в баню не повел, на сержантов спихнул, его чуть ли не увольнять собрались.

– Дела-а-а… – протянул я и подумал, что все-таки вовремя комбату про возможность нового ЧП ввернул. Оно как-то само собой получилось. Проку с того, конечно, будет маловато, и все же…

Про саму командировку особо рассказывать, полагаю, здесь не к месту. Тем паче ничего примечательного за ее время и не произошло: долго ехали, на всякой остановке патрулировали-охраняли, питались сухпаем, отдыхали по очереди. Бойцам своим про новый побег сослуживца сказал, только уж когда через неделю, благополучно доставим опасный груз на нашу станцию, с рук на руки сдал его начальнику артвооружения. Еще и поинтересовался у него же:

– Семыкина-то так и не нашли?

– Нет-с, – по-старомодному ответствовал пожилой майор. – Хотя всю часть задействовали. И город, и все дачные коттеджи прошерстили. Увы-с… Приказ о наказании, кстати, уже родили и вчера на собрании офицеров зачли. Тебе, кажется, строгий выговор-с…

«Что и следовало ожидать», – уныло подумалось мне, и мы с бойцами пошагали к крытому тентом грузовику.

Едва я успел сдать пистолет и патроны в «дежурку» и выйти из нее в район большого плаца, как узрел дефилирующего по нему начальника политического отдела. Тот, в свою очередь, обнаружив меня, резко остановился и властно призвал рукой: ко мне! А когда я, чеканя строевой шаг, остановился напротив второго лица воинской части, откозырял и проорал традиционное:

– Товарищ подполковник, старший лейтенант такой-то по вашему приказанию прибыл! – старший офицер едва поинтересовался итогом ответственной командировки и тут же обрушил на меня поток обвинений.

Из таковых прямо-таки напрашивался вывод, что в новой «самоволке», закономерно перешедшей по времени – более двух суток – в самовольное оставление части (минула неделя, а следов солдата так и не было обнаружено), виноват лишь я, только я, и вообще: кто дал право забирать с собой в командировку лучших бойцов, и всех из семыкинского отделения?

– Дак комбат же… – аргументировал я свои действия. – Прямым текстом приказал: лучших! Не абы что, сказал, а оружие повезем!

– Но это же ваш солдат сбежал, – зашел начпо с другой стороны. – Вы же должны были предвидеть и предупредить!

– Что я и сделал, – поспешил сообщить я. – И предвидел, и предупредил… накануне командировки.

– Кого именно и о чем? – набычился сбитый с толку начальник.

– Командира батальона, командира роты и ее замполита, – браво отрапортовал я. – Именно о том, что Семыкин с бежит немедленно после моего отъезда.

– И что?

– Мне было резко указано, что мое единственное преимущество – как можно лучше выполнить приказ вышестоящего командования! А за Семыкиным комбат пообещал лично проследить. Так и заявил: лично!

– Проверим! – недовольно рявкнул начпо. – И если выяснится, что врете… Ну, я вам тогда крайне не завидую!

…На сей раз ротный и замполит в голос подтвердили о легкомысленном заявлении комбата. Тот до поры до времени ничего на сей счет ответствовать не мог: несколько дней назад рьяно выехал к родителям сбежавшего, дважды отзвонился оттуда с нулевым результатом и… потерялся. Похоже, решил воспользоваться шансом и маленько погреть пузо у Черного моря.

Вернулся он еще через день. Не буду описывать очную ставку с ним в кабинете командира полка и в присутствии начпо, но орали они оба на отдохнувшего и загоревшего старшего офицера без стеснения, прямо в моем присутствии. Позднее же ротный проговорился, что, по проверенным сведениям (полученным из строевой части), нашему общему прямому начальнику, как и ранее старшине роты, вкатили неполное служебное соответствие – «за самоустранение от служебных обязанностей» – отдельным приказом.

– Опять ты дешево отделался, – подытожил ротный. – Всего строгач, как мне и замполиту. А ведь солдат-то твой…

– Товарищ майор, ну я ведь прямо предупреждал: сбежит он, гад! И к тому же сам выполнял боевую задачу за полтысячи километров от части! Так в чем тогда моя личная вина?

– Семыкин, спрашиваю, твой?! Или как? Так почему ты всех нас не убедил, раз такой умный?

Дальнейших аргументов у меня не нашлось.

Шло время… Поиски солдата продолжались, но – постепенно затухая. Оно понятно. И только к концу августа дезертира наконец-то обнаружили. В Новороссийске, на пляже, карманы в без присмотра оставленной одежке чистил: кушать-то и на море хочется. Отдыхающие вора сами задержали и милицию вызвали.

Как мы узнали много позднее, выскользнув с банного двора, самовольщик выяснил, где в городе расположена железнодорожная товарная станция (повезло – оказалась не столь уж и далеко), и направился туда. Удачно добрался до цели, по пути затарился двумя буханками хлеба, помидорами и колбасой, найденную банку из-под томатной пасты водой из колонки наполнил. И со всеми припасами спрятался в облюбованном товарном вагоне, зарывшись в солому. Двое суток дрожал от страха: вдруг обнаружат, а на третьи сформированный состав, куда прицепили и вагон-убежище, отбыл в южном направлении.

Дня через три в часть поступила новая информация: Семыкина направили для освидетельствования в дом для умалишенных.

– Тут без родителей явно не обошлось, – приняв на грудь стакан очищенной, рассуждал ротный. – Они, похоже, на все готовы, лишь бы любимого сыночка не посадили, ну и срочную чтоб дальше не служить. Лучше пусть их оглоеда официально дуриком объявят…

От нас потребовали представить в спецмедучреждение ряд документов на обследуемого. Подготовили. Служебную карточку, характеристику, результаты индбесед и т. д. Из всего следовало, что на солдате клейма ставить негде – это в принципе действительности соответствовало. Но, прежде чем из штаба отправить пакет бумаг спецпочтой, меня вызвали к комбату.

Серия номер два многопрофильной беседы с участием его, начпо, ротного и – прицепом – замполита новшествами не блистала.

– Мы же обязаны всемерно заботиться о чести и престиже родной воинской части, – непривычно ласково вещал начальник политического отдела. – Вот потому-то командир и приказал отработать вопрос: что, если направить в Новороссийск офицера с отношением и забрать дезертира на поруки? Глядишь, общими усилиями и с учетом прошлых ошибок перевоспитаем. Тогда, само собой, не столь жирное пятно на коллективе…

– А ехать именно тебе, – мрачно буркнул комбат, свято убежденный, что я его с потрохами политотдельцу заложил, Чтобы с больной головы на здоровую ответственность перекинуть (ничего, тебе, старлей, это еще аукнется!). – Чмокнул и весомо добавил: – Это же твой и только твой выкормыш!

– Все ясно… почти. Можно только один вопрос?

– Ну?

– Так понимаю, поездка предполагается снова за мой личный счет?

– Опять ремешком прикидываешься? – на все тридцать два зуба рявкнул комбат и даже чмокнуть забыл.

– Нет, вы скажите: а он как хотел? – возмущенно взвопил начпо в сторону ротного и замполита. Те скромно промолчали, на пару отведя глаза.

– Я один раз уже так скатал! – поняв задумку кучи начальников, отчаянно ринулся я в словесную атаку. – И средств мне никто не вернул! А тут предлагается в поезде идиота – и в одиночку – везти! Так как с ним прикажете отдыхать, путь-то неблизкий… Или в туалет водить? Смирительной рубашки-то не имеется…

– Наручники изыщем! – зло рявкнул комбат. – И самого здоровенного сержанта в помощь! А срать – ночную вазу укупишь, пусть в отдельном купе тужится! Потом в сортир снесешь, чай не барин!

– Понял, понял, – побежденно вскинул я руки вверх. – Значит, до Новороссийска два плацкартных билета, назад – четыре купейных. Множим, плюсуем и делим сумму поровну на присутствующих.

– Это почему же купейных четыре билета? – впервые подал голос ротный.

– А тужиться он в присутствии посторонних будет? Женщины там, с ребенком… Или вдруг полковник какой именитый в купе до комплекта окажется. Академик, знатный комбайнер, спортсмен. Да как вызовет бригадира, да накропает жалобу – чего там мелочиться! – прямиком министру обороны! Если же довезу «ценный груз» до части без происшествий, кто из вас гарантирует, что он до конца периода обучения больше ничего не выкинет? Всяку ночь над ним наблюдателем стоять? Каждый день следом, не отрываясь, поспешать? Кругломесячно? Ну, если б он у меня один был, а то ведь и остальным тридцати гаврикам внимание уделить треба! Они ж ведь все мои! А как, если умалишенный кого среди ночи придушит? Ему – ничего, а кто виноватым будет? Не один же я, тут мно-огих пристегнут!

– Эка ведь умеет с темы съезжать! – поморщился засомневавшийся начпо.

– «Пиджак» хренов! – вскочил комбат, а следом живо поднялись и мы с ротным и замполитом. – Ему лишь бы ничего не делать! Я вот те на суд-то офицерской чести!

– Товарищ подполковник! А ведь он отчасти прав! – неожиданно стал на мою сторону ротный, видимо, представив, насколько сложно будет уследить за Семыкиным, а в случае чего отвечать за дурака или какой там у него сейчас непонятный статус… Замполит, в унисон чужим словам, часто закивал.

– Молчать! – сжал кулаки комбат.

– Я лично молчать не буду! – окончательно закусил я удила. – Прикажете за убегуном ехать – так в ГлавПУР телеграмму подробную отобью! Имею полное право! И про то, что руководство раньше предупреждал, да только вот слепы и глухи оказались! И снова на те же грабли толкаете!

– Так! Все свободны! – подытожил начальник политотдела, поднявшись из комбатова кресла. – Я доложу командиру части, что вопрос отработан.

И на богатой идее взятия дезертира на поруки был поставлен большой жирный крест.

А вскоре в часть пришел новый запрос относительно моего бывшего солдата. Перевели его, оказывается, из одного дурдома в другой. В нашем уже городе. И оттуда аналогичное требование в ШМАС поступило. По поводу документов. Поскольку пока пациента из Новороссийска везли, бумаги его все оказались утеряны при невыясненных обстоятельствах…

Флаг вам в руки! Наш штаб оперативно ответил, что однажды мы таковой пакет уже отправляли, копий не имеем, стало быть, сами ищите, да обрящете.

Спустя еще несколько суток мой взвод, вместо послеобеденных занятий, в полном составе разогнали на всякие хозработы. Неожиданно оказавшись свободным, я по собственному почину махнул на окраину города, в дурдом. Ну вот хотелось мне на этот штучный со знаком минус экземпляр поглядеть, который у всех массу крови попил, да и высказаться от души.

Добрался. Удостоверение личности офицера предъявил на входе. К главврачу попросился. И о короткой встрече попросил. Удовлетворили. Только говорить пришлось с разных сторон массивной решетки.

– Ну что, рядовой Семыкин, со свиданьицем, значит! – с неприкрытым сарказмом поздоровался я. А чего, собственно, его жалеть? – Во-он куда ты, значит, поспешал-то со всех ног. И как обстановочка за решеткой? Соседи не забижают? Персонал конфетки-сигаретки регулярно выдает?

– Зачем вы та-ак, товарищ старший лейтена-ант?

– Как?

– Издева-аетесь. Не ду-умал, что вы тако-ой злой.

– Ты-то чего хотел? Может, чтоб тебе за все про все да орденок на грудь? В такое говно часть вогнать – на все Вооруженные Силы прогремели!

– И что-о тепе-ерь?

– Тепе-е-ерь у тебя две-е-е дороги, – передразнил я бывшего подчиненного, глядя прямо в его узкие глаза. – Или в компанию с дураками, или – на нары. Так вот: хотя и оба варианта решеточные, все же от души желаю именно второго. Побыстрей и надолго!

– Вы за э-этим только и приходи-или?

– Отчасти. А еще – очень уж захотелось в твои честные глазки поглядеть.

– Ну и как? Чего увидели? – неожиданно перестал растягивать слова патологический убегун.

– Скорее, чего не увидел. Раскаяния. М-да. Не зря про тебя, кого ни спроси, – сплошной негатив. Как же ты дальше жить будешь?

– Вот это уж точно не ваша забота, – отрезал Семыкин. Безразличный взгляд его мгновенно исчез, переродившись во взор превосходства. – И неизвестно еще, куда именно я отсюда пойду. А поскольку конфет и сигарет вы мне явно не принесли, общаться больше не желаю.

Повернулся спиной ко мне и закричал:

– Санитар! Санита-ар! Помогите! Плохо мне!

– Чтоб тебе еще хуже стало… – негромко произнес я, и дезертир зябко поежился. Тут к нему подошел здоровенный санитар и увел в глубь длинного коридора.

Нет, далеко не столь прост оказался на деле солдат, на словах всячески давящий на жалость.

Едва успел я возвратиться в часть, как на меня тут же наскочил ротный.

– Где тебя носило? Комбат искал, куда-то с заданием срочно заслать хотел! Так орал, так орал!

– К Семыкину ездил, – ответил я.

– А на хрена? – изумился майор. – Какого лешего: тебя ж к нему никто не посылал?!

– Вот и я говорю: а на хрена? – взвыл комбат, едва мы с ротным перешагнули порог его кабинета. – В дурдом? Что еще за такая непонятная самодеятельность?

Я как мог пояснил. Однако начальство не убедил. И чуть ли новое взыскание не заработал. За свою, так сказать, самовольную отлучку. Наверное, именно из-за этого как-то так и не успел рассказать прямым начальникам, что, выйдя из спецмедучреждения, на улице едва не столкнулся с родителями горе-рядового, как раз подъехавшими сюда на такси. Беседовать с ними мне совсем не хотелось, и я резко ускорил шаг.

…Минуло еще дней десять. Вместе со взводом заступил я в очередной караул, который мы пронесли без замечаний. А вернувшись после наряда в подразделение, застал в канцелярии уже остограммившегося ротного.

– Все нормально? – осведомился майор. – Тогда присаживайся. Выпьешь?

– Благодарствую, что-то не хочется.

– Лучше прими. А то сейчас такое скажу…

– Говорите, я, если что, всегда успею.

– Водка имеет обыкновение заканчиваться, – глубокомысленно заметил ротный и хлопнул еще граммов пятьдесят. Тщательно зажевал корочкой и проинформировал:

– Семыкина нынче из дурдома доставили. Признали, стало быть, полностью негодным к армейской службе. Мол, ошибочка с призывом вышла. Историю болезни толщиной со спичечный коробок стоячий в медсанчасть передали. А самого идиота – папаше на руки. Под роспись, как вещь. В каптерке переоделся – сплошь джинса, кроссовки навороченные. Адью, говорит, товарищ майор, пусть у вас другие дураки службу дальше тащат, а мне и на «гражданке» неплохо будет. Тут папаша на него цыкнул – они и отвалили. Да-а, похоже, особого рода сволочь из него выйдет. Ну так как, примешь?

– Наливайте! – решительно согласился я…

Месяцем позже, после некоторых раздумий, я записался на прием к командиру части. По заведенному порядку вместе со мной в кабинет полковника вошли ротный и замполит. А начпо и комбат там уже находились.

– Товарищи офицеры, – несколько робея, начал я. – Как вам всем известно, по причине самовольной отлучки, а позднее дезертирства рядового Семыкина, я, как его командир взвода, получил два взыскания. Подчеркну, что в обоих случаях у меня просто не имелось физической возможности пресечь противоправные действия нарушителя воинской дисциплины. Особенно во втором, о возможности которого я тщетно предупреждал руководство. Но дело даже не в этом. Поправьте, если не согласитесь со следующим. Полагаю, когда взводный получает под свое начало очередное молодое пополнение, он не должен задумываться над тем, что ему могут подсунуть идиота, дебила, сумасшедшего – словом, юношу, не подлежащего призыву. А поскольку я не имею соответствующего образования психоаналитика и психотерапевта, полагаю также, можно считать, что проколы медкомиссий военкомата и нашей части несправедливо приписали мне. Приписали и наказали. Ошибочно.

– Позвольте, позвольте! – прервал меня начальник политического отдела. – Но это же был ваш солдат!

– Да. Но он им не должен был быть ни при каких обстоятельствах! – твердо заявил я. – Раз впоследствии официально оказался признан идиотом.

– Что ты тут нам ваньку валяешь! – вклинился комбат.

– Родители отмазку у врачей купили – и делов! Липа там все! – И яростно чмокнул.

– Товарищ подполковник, а чем вы можете подтвердить свое заявление? Есть факты подделки анализов, неправомерные выводы или еще там чего по медицинской части? Я, повторюсь, не специалист; вы и остальные присутствующие тоже. Давайте тогда старшего врача части сюда пригласим, пусть он расскажет, соответствует ли диагноз Семыкина действительности.

– Допустим, по бумагам вполне соответствует, – опять перехватил инициативу начпо. – Вы-то, собственно, чего хотите? Выражайтесь яснее.

– Да куда уж, – усмехнулся я. – Отмените неправомерные взыскания. Всего лишь.

Присутствующие отреагировали бурно: несколько матерных фраз, наползая одна на другую, прозвучали в комнате.

Затем ротный уничтожающе произнес:

– Ну, только «пиджак» до такого и мог додуматься! Слышь, мы здесь, по-твоему, в бирюльки играем? Ведь если по твоей ущербной логике, то и мне следует требовать строгий выговор снять! И ему! – кивнул на замполита. – Да и товарищ подполковник тоже пострадал! – Теперь кивок в сторону комбата. – Я вообще такой наглости – двадцать лет служу, а не видывал! Это же открытое посягательство на основы основ армии – на единоначалие!

– А ваше мнение, товарищ капитан? – впервые вступил в разговор полковник, обращаясь к замполиту роты.

– Э-э-э… – заерзал тот на стуле. – Полагаю, старший лейтенант еще не осознал в полной мере свою роль как офицера.

– А разве здесь театр? – удивился полковник. – Вот уж истинный ответ политработника: вокруг да около и мало толку.

– Почему мало? – тут же бросился начпо на защиту замполита. – Скорее, неточно. Да, у командира взвода, не прошедшего закалку военного училища, недостаточно опыта; да, он пока не сформировался как офицер, склонен в своих неудачах винить окружающих… Но рациональное зерно в человеке присутствует, пытается логически мыслить…

– Словом, не потерян пока для армии полностью, – хмыкнул полковник.

Остальные офицеры настороженно молчали.

– Так что делать-то будем? Солдат твой был, а быть, говоришь, не должен. За что всех наказали, а сатисфакции требуешь ты один. Вот с чем единственно безоговорочно согласен – идея со взятием на поруки действительно гнильцой отдавала. – И полковник метнул быстрый взгляд в сторону потупившегося начпо. – Только такая штука. Правомерны там они, твои взыскания, либо неправомерны – можно спорить до хрипоты, но так мы ни к чему не придем. Это вроде судья в футболе другой раз гол не зачтет, а он, как потом просмотр покажет, был. И что? На результат матча не повлияет, даже если этого судью позднее с работы турнут. Дело уже сделано, и никакого сослагательного наклонения! Так что об официальной отмене взысканий даже не мечтай. Нравится вариант?

– Тогда, товарищ полковник, я вынужден буду написать несколько жалоб.

– Даже несколько?

– Так точно. В штаб округа, в политотдел штаба округа, в военную прокуратуру, в Министерство обороны, в крайком партии, наконец. Может, какой адрес еще и забыл – помараковать следует…

– Мал клоп, да вонюч, – бесстрастно произнес полковник и потянулся к трубке внутреннего телефона. – Строевую часть… Где начальник?

Спустя пять минут тот уже бережно положил перед командиром мое личное дело в красной папке с надписью «секретно» на белой полоске, приклеенной сверху.

– Ну-с, делаем таким образом. – Полковник раскрыл папку, полистал. – Разошьешь, старую служебную карточку порвешь, а вставишь новую и на нее поощрения перенесешь. Взыскания же – вот эти: раз, два – не разноси. Понял?

– Так точно! – И ни единый мускул больше не шевельнулся у начальника строевой части.

– Свободен!

– Есть!

– Вот видишь, – задумчиво произнес полковник, – а ведь приказ-то я отдал противоправный. И майор вполне может на меня свыше пожаловаться. Только не станет, и сделает совершенно правильно. С волками жить… А тебе, мыслю, товарищ старший лейтенант, не в армии бы служить. Запомни: сегодня ты по чистой случайности «торжество справедливости» отыскал. Другого такого шанса не будет. Так что иди и думай. Хорошенько! И вы все тоже свободны.

Начпо моментально подал команду:

– Товарищи офицеры!

По дороге в подразделение ротный уважительно сказал:

– Командир – он действительно командир. Настоящий. Не стал тебя ломать, пожалел. Только помни: это просто стечение обстоятельств. Редкостное. Тем более нехарактерное для закоснелого «пиджака». Ты все же поразмысли: а может, рапорт на увольнение наваяешь?

Подумал я тогда действительно крепко, однако «ваять» ничего не стал.

С годами служба все больше обтесывала меня, зато уже никто не называл «пиджаком». Ближе к концу своей пологой карьеры, серединой пришедшейся на конец лихих девяностых, когда люди учились держаться за место, дослужился я до должности командира роты. На коей имел достаточно взысканий – главным образом, конечно, за дело, хотя и перегибы случались. Только больше такой глупости, как отмены взыскания требовать, и в голову не приходило. А уж каким сам начальником был – про то пусть мои бывшие подчиненные расскажут.

…Вот и сейчас один из них, человек из давнего прошлого, хитровато прищурясь, поглядывал на меня водянистыми глазами.

– Ну что ж, Семыкин, где нынче живешь, чем занимаешься? – решил я слегка поддержать разговор, хотя желания к тому и не испытывал.

– Да все там же, в Симферополе. Свой бизнес небольшой имею, многопрофильный. Автозапчасти, конфеты, сигареты… С Москвой кое-чего иногда перетираю, потому наездами и тут. Жилье? Дом двухэтажный, дача в Севастополе… Две машины, катер хороший недавно прикупил… Женат, один сын, семнадцать годков, на полголовы меня выше.

– Значит, не за горами и армия? – решил я наступить собеседнику на больную мозоль.

– Вот это вряд ли, – расплылась сытая физиономия в несимпатичной улыбке. – Я ведь, учитывая личный опыт, загодя все продумал, хоть и в копеечку влетело. У моего парня уже сейчас «белый билет» аж по пяти разным болячкам. Так что не видать его украинским ВС родимым никогда и нипочем. Так-то оно, товарищ старший лейтенант.

– Положим, майор (я почему-то не стал упоминать о своей отставке).

– Ну, невелика разница. Один черт, гроши получаете, а полканы во все дыры жарят. И так по понижающей.

– А ты, стало быть, мильонами деньгу гребешь?

– Хм… Не буду хвалиться, но, можно сказать, почти так.

– В таком случае как насчет старого должка? За тот давний проезд туда-сюда к твоим родителям? Для моего старшелейтенантского кармана весьма накладно было, да и для майорского тоже подспорьем станет.

Нет, не надеялся я вовсе на то, что Семыкин тут же раскроет бумажник. Интересно просто было: как с темы съезжать будет?

– Ох, това-арищ старший лейтенант… – Бывший подчиненный упорно величал меня, как в далеком 1990-м. – Это неуклюжая попытка удара ниже пояса.

– Обоснуй.

– Так козе понятно. Глупо отдавать старые долги, если они документально не подтверждены. Да и то – только если суд принудит. И потянуть еще, сколько судебные исполнители и сам заимодавец перетерпят.

– Понятно. Сняли тему. Ладно, тогда скажи еще: тебе бумаги твои медицинские – ну, из дурдома – никогда потом в жизни не мешали?

Бизнесмен средней руки Виктор Борисович Семыкин тяжко вздохнул. Потом спрятал хитрые глаза за темными очками и скучно протянул:

– Ох и злой же вы, товарищ старший лейтена-ант. Я к вам, можно сказать, со всей душою, а вы-ы…

Обреченно махнул рукой и, круто развернувшись, вперевалку зашагал прочь. А я неожиданно ощутил на губах невесть откуда взявшийся привкус уксуса.

– Это кто был-то? – спросила жена, до того, как и положено здравомыслящей супруге, в мужскую беседу не встревавшая.

– Да так… Одна большая толстая крыса, которая давным-давно слегка подъела наш семейный бюджет.

– Не поняла…

– Ну, пошутил я, пошутил, не принимай всерьез… Слушай, а давай еще раз здесь щелкнемся?

2008, 2010