Текст книги "Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии"

Автор книги: Федор Ошевнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Ускорив шаг, чтобы быстрее встретиться с идущими на него и одновременно увеличить разрыв меж собой и настигающими, Кедров двигался прямо на атлета в костюме, оставляя его напарника правее.

– Ну, ты, б…! – выкрикнул атлет, приблизившись до трех шагов.

И рванулся вперед, выбрасывая правую руку с кастетом, усаженным короткими металлическими шипами. Таким сработанным по особому заказу холодным оружием можно запросто размозжить переносицу или переломить челюсть. Владелец кастета, похоже, и рассчитывал на первый – эффектный – удар, многократно проверенный на упрямых должниках и всяких лохах. Но перед ним находился мастер рукопашного боя…

Подшаг навстречу нападавшему – и офицер тут же развернул корпус по часовой стрелке. Летящий кулак со смертоносным железом просвистел мимо: враг провалился вперед. Перехватить правой рукой его запястье, продернуть противника чуть дальше и – короткий, вполсилы, удар ребром ладони по кадыку. Сделано!

«Ударил бы мощнее – прямая дорога на кладбище, – мысленно резюмировал Кедров. – А прием-то получился как четко: будто на тренировке…»

Продолжая движение, капитан с силой приподнял подбородок атлету и зажал его шею под мышкой, в удушающих тисках. Правую руку врага – на излом… Оттащить плененного от дружков…

Весь прием занял секунды три, так что «качок» в свитере не успел активизироваться. «Спортсмены» и вообще еще только подбегали к месту схватки – правда, с уже выщелкнутыми лезвиями ножей-выкидушек в руках. «Свитер» наконец-то сподобился выхватить электрошокер и газовый пистолет.

«Легко уделал – надо ситуацию дожимать», – оформилась новая мысль, и капитан дико заорал:

– Стоять, суки! Еще шаг – и он покойник! – И тут же с притворной вежливостью поинтересовался у атлета, одновременно стаскивая с его беспомощной руки кастет: – Слышь, братан, тебя как зовут?

– Ник… кита, – в два приема выговорил тот, судорожно цепляясь за удушающую горло руку левой кистью. Остальные противники в замешательстве топтались на месте.

– Ну что, Никишок… Жить-то хочешь? Не то… – Игорь на секунду сдавил кадык плененному, и тот глухо захрипел.

– Эти звуки ласкают слух, – с издевкой произнес офицер, продевая в кастет пальцы правой руки. – Приятелям-то разобъясни: ежели кто дернется, первый труп – ты. Как минимум и еще одного закопаю, а повезет – всех! Дурилки! – опять закричал Кедров. – Я Афган и пять «горячих точек» прошел! Сколько тварей лично на тот свет отправил – со счета сбился! Четырьмя меньше, больше – без разницы! – Чуть тише добавил: – Я к смерти давно готов, а вот вы? – И внимательным властным взглядом обвел застывшие, меловые лица врагов.

– Чуешь, что одной ногой в могиле? – продолжил капитан беседу с Никишком. – Оглянуться не успеешь – только позвонки хрустнут! – И после секундной паузы заорал: – А ну, на х… отсюда! Да бегом, бегом!!! – Опять перейдя на обманчиво дружеский тон, как бы попросил: – Никишок, походатайствуй… – еще раз, на миг, придавив тому кадык.

– Уйдите… Прошу… Иначе эта падла… – атлет заперхал.

– Здесь точно четыре падлы, – уточнил капитан. – И точно знаю, что ни одна из них – не я… Ножи и остальной арсенал – на землю! Ну! И свалили – больше не повторяю, ломаю ему шею!

– Уходите!!! – взвыл полузадушенный атлет.

Дружки нехотя повиновались.

Дождавшись, пока обезоруженное трио удалилось метров на сто, Игорь одной рукой собрал с асфальта оружие, рассовал за пазуху и по карманам. Двигаясь то боком, то задом, протащил плененного шагов на тридцать в противоположную от друзей сторону. Двое случайных прохожих шарахнулись вбок…

У валявшегося близ дороги обломка бревна Кедров отпустил сломленного врага, и тот мешком свалился на облизанный дождями комель, обеими руками массируя горло.

– Слышишь меня хорошо? – спросил офицер.

Не отнимая рук от шеи, атлет с усилием кивнул.

– Тогда своему боссу – или кто он тебе – передай: за дочь любому глотку перегрызу! Усекаешь? А если хозяин твой не вникнет, сквозь всех телохранителей достану и через сотню пыток пропущу! В Афгане всякому научился… Уж там знают, как человека о собственной смерти умолять заставить!

Капитан и изрядно помятый атлет расходились в разные стороны. Игорь даже не оглядывался: настолько был уверен, что этот бой он выиграл… И вдруг остановился, взглядом упершись в новенький «джип», припаркованный на противоположной стороне расширяющейся улицы. Через открытое окно с заднего сиденья престижного авто, на офицера злобно смотрел холеный мужчина с тонкими усиками и цейсовским биноклем в руках.

«А вот и сам заказчик», – догадался мститель и замедлил шаг. Правая рука против воли опустилась на локтевой сгиб левой, и Игорь резко вскинул вверх одноименную с ней кисть.

Угадав, кому адресован сей неприличный жест, пассажир «джипа» торопливо поднял тонированное стекло. Шикарный автомобиль резво и почти бесшумно рванул с места…

* * *

Через сутки, ближе к вечеру, в квартиру Кедровых постучался мужчина в милицейской форме.

– Участковый инспектор, лейтенант Суржиков, – представился он и предъявил краснокожую «ксиву». – Тут на вас, товарищ капитан, заявление поступило. О групповом хулиганстве… Со стороны вас и, соответственно, дочери вашей, несовершеннолетней… Разобраться следует…

– Что ж, проходите, – нехотя пригласил Игорь в комнату нежданного гостя. В принципе, капитан допускал и такой ход развития событий, так что был к нему готов.

Участковый инспектор неторопливо достал из папки-«лентяйки» стопочку бумаг.

– Значит, так: что мы имеем. Есть протокол заявления от гражданина Юрчилова Станислава Викторовича по поводу подстрекательства вами вашей дочери на избиение его сына. Что в дальнейшем на ваших глазах и имело место… Подтверждается свидетельскими показаниями педагога Кутовой Маргариты Оттовны – она же классный руководитель потерпевшего и подозреваемой… Вот выписка из журнала приемов и отказов от госпитализации амбулаторных больных горбольницы номер два, а также акт судмедосвидетельствования от двадцать третьего апреля сего года. Согласно ему, у Юрчилова-младшего зафиксированы телесные повреждения в виде гематомы мягких тканей головы. Со слов отца, подросток также жалуется на непрекращающиеся головные боли… Да и вообще: произошедшее не могло не повлиять на психическое состояние несовершеннолетнего… Он в своем объяснении подтверждает изложенные отцом факты. Что можете пояснить по этому поводу?

– На протяжении длительного времени Юрчилов-младший методично и изощренно травил мою дочь, – начал Кедров, – мучил ее и систематически избивал. Однако педагоги всегда покрывали маленького садиста.

– Ваши слова бездоказательны, – перебил лейтенант милиции. – У Алексея Юрчилова – прекрасная характеристика. Подписана классным руководителем и директором школы…

– Конечно, – усмехнулся Игорь. – Чего не сделаешь… в надежде на папино подаяние.

– Не понял…

– Ладно, проехали. Давайте тогда только о последнем эпизоде: учителя подтверждают, что недавно Юрчилов ударил мою дочь папкой с учебниками по голове?

– Про этот факт действительно упоминалось, – поморщившись, вынужден был согласиться участковый. – Но директор поясняет, что, во-первых, вы сильно преувеличиваете. А во-вторых, случаю давалась принципиальная оценка. Мальчик в присутствии вашей супруги извинился, и инцидент считается исчерпанным.

– Ах, считается… А ну, иди-ка сюда, – позвал Игорь жену из комнаты Иринки. – Разобъясни-ка товарищу начальнику по поводу принципиальной оценки…

– Малолетнего преступника пришли защищать? А где вы были, когда он мою дочь избивал и оплевывал? С учителями заодно? Да он ее совсем затерроризировал! – налетела Кедрова коршунихой на участкового инспектора, с жаром перечисляя все случаи унижения дочери. Лейтенант милиции несколько минут молча слушал материнские претензии, а затем протестующе поднял руки вверх, как бы закрываясь от словесного потока, низвергавшегося на его голову:

– Хорошо, хорошо… – И опустил руки на стол. – Значит, так: мы во всем тщательно разберемся, если неприязненные отношения между детьми действительно имели место.

– Представьте, имели! – выпалила Людмила. – А вы тут устраиваете… игру в одни ворота! Да моя Иринка и мухи не обидит!

– И все же: разве она не избивала Юрчилова рюкзаком?

– Слегка погладила, это точнее, – не согласился капитан. – Подтверждаю: в моем и учительницы присутствии. Только действовала по собственному почину… Поняла, что мой разговор с Алексеем ни к чему не приведет: тот хамил, врал, вину признавать не собирался. Скажу больше: он и надо мной начал издеваться. Мне, мол, некогда по пустякам болтать, спешу, да и вообще – если что и произошло, то нечаянно, ненароком… Вы согласны, что шарахнуть сколько есть мочи сумкой по голове одноклассницы возможно походя, даже этого как бы и не заметив?

– Мы разберемся, – повторился участковый инспектор. – Только это тоже не метод – устраивать самосуд. Необходимо было еще раз посетить директора, встретиться с отцом подростка, к нам в конечном итоге обратиться…

– Пардон, никакого самосуда, – уточнил Игорь. – С моей стороны… Ну, стукнула Иринка одноклассника – в отместку, несильно, девочка она хиленькая. Ну, за вихор дернула… От этого же не умирают, так? Напомню: все, что она сделала, неуправляемый мальчишка с ней творил раньше и больше… Давайте тогда уж обоюдно их действия разбирать…

– Сейчас мы больше о ваших действиях речь ведем, – гнул свою линию лейтенант милиции. – Кутова настаивает, что девочка действовала по вашей указке, и уверена, что у вас заранее сговор был.

– Хех! – усмехнулся Кедров. – Да ради куска хлеба – в смысле места в школе – она вам сейчас засвидетельствует, будто я каждую ночь в кабинете директора первоклассниц насилую! Повторяю: мальчишка мне нахамил, дочь поняла, что из разговора толку не будет, ну и… Какой тут может быть сговор? Так и пишите…

– Ну, хорошо. – Участковый инспектор взял из «лентяйки» чистый лист. – Теперь надо бы и от несовершеннолетней объяснение принять.

– Категорически возражаю, – отрезал капитан.

– Почему?

– Чтоб лишний раз ребенка не травмировать. Да и без педагога вы малолетних опрашивать не имеете права…

– Время тянете? Ладно… Значит, так: завтра в школе опросим.

– А я сегодня дочери строго-настрого запрещу с любым на эту тему разговаривать, – предупредил Игорь. – И посмейте только на девочку давить – по судам затаскаю!

– Благодарю за откровенность! – и участковый инспектор резко захлопнул «лентяйку».

…И этот бой был выигран. Правда, после ухода милиционера Игорю пришлось выслушать критическое мнение Людмилы о сложившейся ситуации. Но теперь и жена, и дочь в любом случае должны были действовать заодно с главой семьи, как бы ни складывались обстоятельства…

* * *

Через несколько дней, когда Кедров уже вышел на службу, его вызвали в военную прокуратуру: все собранные по факту «группового хулиганства с предварительным сговором» материалы были переданы туда. С тяжелым сердцем шагал капитан по улице: а вдруг адвокат в своих предположениях все же оказался неправ?..

– Разрешите? – постучался и приоткрыл светлой полировки дверь в кабинет военного прокурора Игорь. И четко отрапортовал: – Товарищ полковник, капитан Кедров по вашему приказанию прибыл!

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил хозяин кабинета, сидящий в черном кожаном кресле на колесиках за массивным рабочим столом. Перпендикулярно к нему примыкали еще три, «рангом поскромнее», с придвинутыми по обеим сторонам рядами полумягких стульев. Боевой офицер сдернул пятнистую кепку и осторожно умостился на одном из них.

Выдержав паузу, полковник – лысый, с широким пористым носом и выпирающим кадыком – задал риторический вопрос:

– Понимаете, товарищ капитан, по какому поводу вы здесь?

– Да уж догадываюсь.

– Тем лучше – не будем ходить вокруг да около. Конфликтная ситуация в школе наличествовала?

– Имела таковая место, – нехотя признал Кедров.

– А поскольку вы – армейский офицер, то и материалы проверки по заявлению гражданина Юрчилова были, соответственно, направлены милицией в наш адрес.

– Ну, это-то понятно.

– Вот и ладно. Итак, с документами мы внимательно ознакомились. Выло над чем подумать… М-да-а… Посему – сделали запрос в воинскую часть, характеристику и личное дело ваши нам переслали. Скажу откровенно: впечатляет. Афганистан – кстати, в свое время я тоже в Кандагаре побывал, и даже знавал вашего бывшего командира полка Чайкина. К слову: не в курсе, где он сейчас?

– В Подмосковье, на пенсионе. На даче затворником живет, редиску выращивает.

– М-да-а. А какой лихой офицер был! Ладно, у каждого по жизни свой путь… Значит, Афганистан – орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги»… Чечня, Дагестан, Чечня, опять Чечня… Орден Мужества, две медали «За отвагу», «За отличие в воинской службе»… Целый иконостас!

– Скажете тоже. Да у того же Чайкина – куда круче… Вот только он свои награды недавно все хотел переплавить и потом результат в реке утопить.

– Что-что-что? – удивился военный прокурор.

– Эхх! Не хотелось вам говорить, – вздохнул Кедров. – В религию командир качнулся. И круто. От беса, кричал, все эти награды дадены, за души людские загубленные. Грехов, значит, на нем много, успеет ли к смертному часу замолить? А не то – гореть ему на адовой сковородке… Спасибо, жена и сын вовремя неладное углядели – кое-как скопом забрали медали и ордена. Теперь вот у соседей хранят. И вообще, товарищ полковник, вы ж меня сюда вызвали не о наградах моих да и чужих речь вести…

– Ох и ершист ты, однако, капитан, – неожиданно отказался хозяин кабинета от официального «вы». – Подразумеваю, оттого-то до тридцати семи – и все в младших офицерах. Характеристика-то на тебя, с одной стороны, положительная, а с другой – ввернули: «Не всегда соглашается с мнением вышестоящего начальства».

– Ага. Особенно если оно выдает на-гора идиотские приказы, а когда я их по мере возможности все же стараюсь исполнить, от косяков попробуй застрахуйся. Я же потом еще и крайним оказываюсь, если возражать начинаю и не соглашаюсь чужую вину на себя принять. Дурдом!

– М-да-а… Ладно, я тебе как афганец афганцу. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении тебя мы, конечно, вынесем. Только вот что еще для этого сделать надо. Тут, в материалах, имеется акт судмедэкспертизы – по поводу полученных несовершеннолетним Юрчиловым телесных повреждений: на удивление быстро спроворили! – так и ты дочь на медосвидетельствование тоже своди. Направление мы подготовили, вот, а заключение в дело подошьем.

– Без проблем, – отозвался Кедров.

– Идем дальше. Вот бумага. Немедленно пиши объяснение, что по статье 51 Конституции РФ никто показания против себя и близких родственников давать не обязан, а значит, молчание дочери закону не противоречит. Это чтобы на рапорт участкового ответить, где он на тебя и дочь бочку катит: мол, отказываются давать показания. Однако вот жену твою почему-то опросить запамятовал – ну ничего, мы это живо поправим…

– Раз оно так пошло, товарищ полковник, тогда и я скажу, – насупился Игорь. – На днях на меня было совершено разбойное нападение. Четверо неизвестных мужчин окружили, по дороге из школы – дочь провожал. Молодые, накачанные, с холодным оружием. И если бы не мой богатый опыт в рукопашке, лежать бы точно сейчас в реанимации. Ну, за что боролись, на то и напоролись. Да, кастет, ножи и шокер, что у этих громил отобрал, припрятал. Надо – отпечатки там или что, так принесу.

– Один против четверых? – изумился военный прокурор. – И сдюжил? Однако! Кстати, рапортом-то своему командиру доложил?

– А смысл? – вопросом на вопрос ответил офицер. – Оно понятно, что это люди Юрчилова были, я даже его самого в «джипе» неподалеку лицезрел, только вот поди докажи…

– Ну и напрасно, – не согласился полковник. – Если подобное повторится – немедленно рапорт по команде и в милицию заявление.

– Да уж… – скептически протянул Игорь. – Если повторится – они умнее будут. В плане, подготовленнее…

…Прошло еще несколько суток.

В деле появились новые документы: школьная характеристика на Иринку – на одно достоинство три недостатка. Плюс – свидетельские показания несовершеннолетнего Антона Мокрицкого, подглядывавшего за ходом конфликта. Наконец-то приняли подробное объяснение и от Людмилы. В документы подшили второй акт медосвидетельствования – теперь уже несовершеннолетней Кедровой, «давно и часто жалующейся на аналогичные головные боли». Опрошенная в прокуратуре Ожившая Мумия свою роль в затяжном ЧП поясняла неубедительно…

И в итоге гарнизонная военная прокуратура в возбуждении уголовного дела в отношении гражданина Кедрова И. Д. и гражданки Кедровой И. И. по части 2 статьи 213 Уголовного кодекса РФ «Хулиганство» отказала – «за отсутствием состава преступления».

О чем и был официально поставлен в известность командир мотострелкового полка.

Можно было считать, что выигран главный бой?.. Однако жизнь внесла свои коррективы…

* * *

Вскоре Игоря вызвал к себе в кабинет заместитель командира полка по воспитательной работе. Пасмурное лицо подполковника задушевной беседы явно не обещало.

– Мало мне, товарищ капитан, было запросов из военной прокуратуры, так теперь ваша фамилия еще и у заместителя командующего по тылу на слуху! – официально, на «вы», начал старший офицер, хотя обычно бесцеремонно «тыкал» младшим по званию.

– В каком смысле? – насторожился Кедров.

– В отрицательном, – уточнил подполковник и перешел на «ты». – Генералу поступил сигнал, что ты человека нужного обидел. Так и сказал: очень нужного. И фамилию назвал. Догадываешься, о ком идет речь?

– Само собой…

– Так вот: генерал требует, чтобы ты прилюдно, в школе, извинился перед одноклассником твоей дочери и его отцом и вообще уладил как-то этот вопрос. Можешь считать таковое приказом.

– Мне лично извиняться не за что, – отрубил Игорь. – А вопрос… Что ж, если «как-то», то он уже улажен.

– Это тебе лишь кажется, – наклонился к нему главный воспитатель полка. – Не забывай: я тоже материалы несостоявшегося уголовного дела читал. И склонен думать, даже уверен, что на деле все происходило именно так, как учительница пишет. Был в твоих действиях криминал! Был! Только тебе подвезло: испугом отделался. Впрочем, и к лучшему: пятна еще на всю часть не хватало…

– А в действиях подрастающего садиста вы криминала не находите? – возмутился Кедров. – И что учителя все знали, да молчали?

– Такие оценки давать неправомочен, – сразу открестился от ответа на скользкий вопрос подполковник. – Моя обязанность – отследить твое поведение и, если требуется, наказать по всей строгости!

– Интересно, за что? В возбуждении-то отказано…

– А за то самое! Например, за ненадлежащее воспитание дочери – в духе рукоприкладства! За нежелание в конфликтной ситуации общаться с руководством школы! За оказание психологического давления на несовершеннолетних своими прогулками в форменной одежде под окнами учебного заведения! Вам что, товарищ капитан, для этого форма дана? – вновь перешел на «вы» и поднялся с кресла подполковник.

Игорь тоже встал – субординация – и заявил:

– Будь на месте моей дочери ваша – вы б наверняка рассуждали иначе! – И осекся, поняв, что наступил на больную мозоль старшему офицеру: детей у него – по слухам, из-за его стерильности – не было.

– Я попрошу, товарищ капитан… – побагровел и, прищурив глаза, повысил голос «воспитатель», – не проводить неумные и оскорбительные параллели! Хорошенько подумайте над предложением генерала – иначе я не гарантирую вам прохождения дальнейшей службы в нашей части!

– Артиллерия бьет по своим? Тогда мне только и остается, что самому к генералу на прием записаться!

– Это если мы позволим, – процедил подполковник, – а для начала еще командир полка имеется. Так что главный разговор впереди. Свободны!

…Вечером того же дня капитана поджидал второй неприятный сюрприз: жена со слезами сообщила, что ее уволили – а работала Кедрова инспектором социальной защиты в администрации одного из городских районов.

– Сказали, что меня и держали раньше только из жалости, – возмущалась Людмила. – У меня же строительный техникум – «не по профилю». «На ваше место претендует классный специалист…» Я уже и у юриста была – по КЗОТу, говорит, нарушения нет…

– Ничего-ничего… Устроишься где-нибудь по специальности, – пытался утешить жену Игорь.

– Ты в своем уме? – напустилась она на мужа. – Это где и кто нынче хоть что-нибудь строит? И какой из меня прораб, если с нашими переездами я вообще проработала года полтора, а потом прочно в домохозяйки…

– Будем что-то подыскивать… Через биржу, через газеты… – только и смог ответить Кедров.

Но на том сюрпризы не закончились. Назавтра Иринка принесла из школы сразу две двойки. Потом они пошли сплошным потоком: по три-четыре в день. Учителя спрашивали девочку на каждом уроке, вопросы задавали самые каверзные, ловили на всякой мелочи и постоянно выговаривали ни за что. Особенно в том преуспевала Маргарита Оттовна.

– Четверть века преподаю – и впервые вижу такое нежелание к учебе! Ты, смотрю, по «неудам» скоро и Мамонова переплюнешь! В чем дело? Элементарщины решить не в состоянии! – с явным наслаждением ругала Кутова Иринку, вызвав ее к доске и предложив задачу повышенной сложности. – И нечего мне тут крокодиловы слезы лить! Все равно тройки не выплачешь!

Быстро уяснив ситуацию, одноклассники объявили девочке тихий бойкот: никто и пальцем не трогал, но теперь вовсе не общались, принципиально поворачиваясь к ней спиной и игнорируя робкие попытки завязать разговор. Иринка, чего с ней раньше никогда не случалось, стала прогуливать школу.

А через две недели – за это время жена Игоря так и не нашла себе новой работы, а у офицера в части стали готовить документы на его перевод в тмутаракань – классный руководитель принесла супругам на дом официальное уведомление… Решением специальной комиссии из ведущих педагогов школы, возглавляемой представителем городского комитета по образованию, ученица седьмого класса Кедрова была признана неспособной обучаться в показательной школе с математическим уклоном, куда принимаются лишь особо одаренные дети. Кандидатка же не выдержала испытательный срок, в связи с чем родителям было предложено перевести девочку в другую школу – и даже указано, в какую именно.

Только тут Людмила вспомнила, что какую-то бумагу по этому поводу она раньше, при приеме дочери на учебу после очередного переезда семьи, действительно подписывала, но как-то не придала тому особого значения…

– Пускай так, – всхлипывала Иринка. – Пускай переводят, лишь бы побыстрее. Но почему здесь, даже если в сто раз хуже меня отвечают – всем тройки… Даже Мамонову ставят, а он, бывает, вообще молчит… Ко мне в классе никто не подходит! Не разговаривают! Отворачиваются! А учителя кричат, что я лентяйка и тупица! За что? Папа, за что?

Жена кричала на Игоря, обзывала всяко. Он угрюмо молчал, понимая, откуда дует ветер. Семье методично «перекрывали кислород» по всем каналам.

* * *

Прошло еще несколько дней…

Получив законный выходной после воскресного наряда, капитан решил идти ва-банк. Собственно, а что ему еще оставалось?

Позавчера Иринку так довели в школе, что она попыталась покончить с собой. Выбрала не петлю или прыжок с крыши высотного дома, а отравление. Наглоталась снотворного, которое иногда принимала на ночь мать. И, если бы та не вернулась рано домой, получив отказ в трудоустройстве в двух местах, неизвестно, удалось ли бы спасти решившуюся на самоубийство.

Сейчас жизнь девочки уже была вне опасности, но пока еще Иринка находилась в реанимации…

В так называемой посмертной записке – есть такой термин, – а вернее, целом письме девочка сообщала родителям, что после уроков Юрчилов-младший вновь изо всех сил ударил ее папкой по голове, во дворе школы. И пообещал теперь избивать каждый день. Когда же Иринка закричала, зовя на помощь директора школы и классного руководителя, которые как раз в эту минуту вышли на порог, обе женщины, прекрасно видевшие действия сына нового русского, по-военному сделали поворот кругом и спрятались в здании, да так оттуда и не вышли, сколько девочка ни плакала. А Юрчилов-младший важно уселся на переднее сиденье «джипа», возле которого стояли пятеро крепких мужчин, и с комфортом отбыл домой…

…Собираясь на свою личную войну, офицер не стал надевать камуфляжной формы. Облачился в непривычный гражданский костюм, повязал галстук, обул надраенные тупоносые туфли. Немного подумал и прикрепил на грудь все свои начищенные – не до блеска, а чтобы чуть высветлились – боевые награды.

По широкому асфальтированному тротуару Кедров твердо шагал к офису фирмы Юрчилова-старшего, нежно поглаживая в кармане гладкие бока гранат-«эргедешек». Слегка нагревшийся металл успокаивал, вселял дополнительную уверенность в своих силах, убеждал в собственной справедливости.

А вокруг шелестели зеленой, слегка запылившейся – не было дождей – листвой деревья и цвиркали в этой зелени птицы… Солнечные лучи, еще не очень жаркие, спускались с безоблачного неба. И не верилось боевому капитану-мотострелку, что сегодня, через считанные минуты, в одно мгновение, единственный маленький осколок «эргедешки» может похоронить под собой весь этот привычный мир с его явными и тайными войнами. Однако твердо знал решившийся на крайность офицер одно: случись даже самое худшее – и в мир иной, которого мы все боимся, но куда неминуемо придем, он шагнет только вместе со своим главным врагом. Шагнет без колебаний.

…Ах, как не хотелось делать этот непоправимый шаг! Но на все теперь оставалась одна – Господня – воля.

1999