Текст книги "Том 5. Литургия мне"

Автор книги: Федор Сологуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

 
Есть соответствие во всем,
Не тщетно простираем руки,
В ответ на счастье и на муки
И смех, и слезы мы найдем.
 

Еще в «Тяжелых снах» героиня находит «восторг в страданиях». В «Навьих чарах» Триродов объясняет ужаснувшей наших филистеров Алкиной: «Боль ужасна, но без нее скучна безоблачность жизни».

Вследствие этого уравновешенное Я движется только по законам внутреннего побуждения, – творчество его абсолютно свободно. То же и у Вейнингера: «Человек есть все, и потому он средоточие всех законов, и оттого он абсолютно свободен». Освобождение от закона Необходимости достигается уравновешивающим влиянием другого могущественного закона – Свободы. Человек, поставивший себя в центре мирового процесса, будет жить по законам творимой им воли, а не по законам исторической необходимости… Поэтому власть его над вещами беспредельна:

 
Околдовал я всю природу,
И оковал я каждый миг.
Какую страшную свободу
Я, чародействуя, постиг.
 

В этом последнем – отличие Я, различие двух эпох: до Меня и после Меня.

Изложив, насколько мы сумели, в постепенном ходе их развития теории философского мировоззрения Сологуба: I) пессимистическую, отвергающую мир в его настоящем аспекте; II) утверждающую мир, творимый личным Я; III) солипсическую, – теорию Я как центра мироздания, – служащую основой и вместе с тем посредницей между двумя названными, на первый взгляд противоречащими друг другу положениями, остается нам связать все воедино, отправляясь от той точки, где мы остановились, уклонившись по необходимости в сторону. Задачей нашей остается раскрыть пред читателем возможность перехода, светлых врат к новому миру, новой жизни, о которых в минуту откровенности проговорился кто-то из персонажей «Навьих чар». В предисловии к «Пламенному кругу» автор восклицает: «Хочу, чтобы интимное стало всемирным». Думается, что здесь и хранится ключ к этим искомым Вратам, – здесь надо его искать и найти. Дело, очевидно, в том, чтобы то интимное, личное, которое до сих пор составляло удел некоторых «отмеченных», стало всемирным и общим. Красота должна сделаться достоянием толпы, – выйти из храмов и хранилищ на открытые всем доступные площади и пространства. Это и осуществится в грядущем преображенном социальном строе, о котором пока еще мечтают Триродовы, Елисаветы, Елены, говоря: «осуществим утопию»… «Увенчать красоту и низвергнуть безобразие», – «Отринуть обычное, – и к невозможному устремиться» («Победа Смерти»).

Как совершится переход к этому счастливому и вольному бытию, – «где нет владык и рабов, где легок и сладок воздух свободы», – обещанному нам автором «Победы Смерти»? Сологуб предполагает – и против этого, конечно, можно многое и многое возразить, – что Врата, ведущие к этому преображенному миру, суть врата Смерти.

 
Но для всех – одна кончина,
Все различно – все едино.
 

Вследствие этого было бы крайне ошибочно считать Смерть у Сологуба пустяком, «Сквознячком», как выразился один из наших критиков, – самоцелью… Она нужна нам прежде всего для выявления социальной красоты всех этих жертв, радостно и сознательно кладущих свои юные жизни на алтарь Великой освободительной Литургии. Потому нам и не жаль праведников с золотистыми душами, падающих, подобно агнцам пасхальным, у подножия жертвенного Алтаря. Жизнью своей, – в ее настоящем, непреображенном виде, они, может, сделают меньше, чем искупительной смертью. Отдельных смертей мало, – нужны еще великие социальные кровопролития, великие революционные2 жертвоприношения, – все для той же цели – выявления социальной красоты жертвенной Смерти. И в самом деле: что может быть прекраснее Трагичного, – величественнее Христовой Смерти? Инстинктом художника автор подсказывает нам мировую красоту жертвенной Печали. Прекрасна и светла смерть мальчика Симы в рассказе на тему 9 января; прекрасна и легка сознательная смерть Гриши в «Рождественском мальчике», – его добровольный уход в «новый мир, через дверь темную, но верную»… Так же социально-красива смерть отрока Лина, восставшего на убийство человека, и мученическая кончина прекрасной Альгисты с невинным младенцем в трагедии «Победа Смерти». Все эти жертвы – переход, – тот «мост», по которому у Ницше придет в будущий преображенный мир грядущий сверхчеловек.

Из всего вышесказанного следует: задача настоящего момента – сделать интимное – поэта, художника, реформатора – общим, всемирным, доступным всем и каждому, заполнить бездну, отделяющую инициатора от толпы, актера от зрителя, творца от «черни». Это должно совершиться во всех областях творчества: здесь и последовательницы Дункан, и Театр Единой Воли, и Царица поцелуев – Мафальда, не стыдящаяся всем отдавать свое тело на улице, на площади, куда должны прийти все – званые и незваные, поэт и чернь.

Каков будет этот «преображенный» мир, упоминание о котором все чаще и настойчивее звучит в последних произведениях Сологуба? Будет ли то «безгрешная и ясная» звезда Маир или «далекая, прекрасная» земля Ойле, о которых мечтает поэт:

 
А я меж звезд найду дорогу
К иной стране, к моей Ойле.
 

Намеки, правда отрывочные и туманные, на это преображенное будущее звенят между музыкой строк еще не законченной симфонии «Навьих чар»… В описании триродовской колонии и его дома, где «живут ужас и восторг», можно найти кое-какие указания на реформы воспитания, одежды и других сторон внешнего жизненного уклада. «Одежда должна защищать, а не закрывать»… «Усыпить зверя и разбудить человека – вот для чего должна служить нагота». «Мы идем из города в лес, – от зверя, от одичания в городах. Надо убить зверя, – убить его». Убедительно звучит: «Мы совлекли обувь с ног и к родной приникли земле. И совлекли одежду, и к родным приникли стихиям, и нашли в себе человека, – только человека, – не грубого зверя, не расчетливого горожанина, а только плотью и любовью живущего человека».

Будем же надеяться, что автор «Навьих чар» не замедлит показать нам этого преображенного человека во весь его гигантский рост…

Золотое руно. 1908

Михаил Кузмин «Сумеречная Дульцинея»

[текст отсутствует]