Текст книги "Том 5. Литургия мне"

Автор книги: Федор Сологуб

Федор Кузьмич Сологуб
Собрание сочинений в восьми томах
Том 5. Литургия мне

Мистерии

Литургия Мне

Посвящаю моей сестре

УЧАСТНИКИ ТАИНСТВА:

Отрок.

Хранитель преданий.

Хранитель алтаря.

Дева, принесшая нож.

Дева, принесшая вино.

Дева, принесшая хлеб.

Дева, принесшая венец.

Дева обреченная.

Дева избранная.

Жена первого поклонения.

Юноша, принесший чашу.

Юноша, наточивший нож.

Юноши, носящие светочи.

Жены с ароматными курениями.

Странники, носящие посохи.

Строители.

Юноши.

Девы.

Мужи.

Жены.

Старцы.

Наступает ночь. В пустынной долине собираются желающие совершить Литургию. Они приносят дары, хранимые до времени в покровах. Все приходящие снимают обувь и обычное платье, облекаются в белые одежды и увенчиваются цветами.

Ждут Отрока-жреца. Светочи, еще не все зажженные, мерцают слабо; их держат юноши. Некоторые из юношей принесли флейты, бубен, лиры, тимпан. Ожидающие, приготовляясь к совершению Литургии, поют гимны предначинательных воспоминаний. В то же время воздвигают алтарь из каменных плит и возлагают на него сучки и ветки деревьев.

Юноши и девы

 
Мы рано вышли на дорогу,
Когда Дракон еще дремал
И лучезарную тревогу
Из темных скал не поднимал.
Поля дымилися росою,
И улыбалась нам заря,
Над нерассеянною мглою
Надеждой милою горя.
И все окрест предстало новым,
Как первозданный вешний день,
Являя холодом суровым
Нежданных воплощений тень.
Дивились мы окрестным долам,
Привет слагали их красе,
И в ожидании веселом
Замедлили до ночи все.
И день прошел, и перед нами
Румяный вечер промелькнул,
И замолкает за горами
Веселый и тревожный гул.
И, ночь отрадную встречая,
Поем хвалу и ночи мы,
Надеждой детскою венчая
Восстанье тьмы.
 

Мужи

 
Мы труд свершали неистомный,
Мы созидали крепость стен.
Пред грозным ликом ночи темной
Не убоимся мы измен.
Приют наш радостно основан,
Закован в прочную броню,
И силой Змия зачарован,
Как дар сияющему дню.
Все стало прочно и обычно
За нерушимостью оград,
И мы пришли сюда привычно
Свершать уставленный обряд.
 

Старцы

 
Не мы уставили обряды,
Но мы устали их свершать.
Из-за ветшающей ограды
Идем к служению опять.
Во всем, что солнце обещало,
Двоякий лик узрели мы.
Двойное нас терзало жало
Лучей неправых, зыбкой тьмы.
Познанье истин невозможно
На этой суетной земле,
Но обещание не ложно, —
Святое кроется во мгле.
И вот, без радостной надежды,
Но покоряясь, мы пришли
Готовить светлые одежды
Царю тоскующей земли.
 

Девы

 
Затихни, гнев! Умолкни, битва!
Вещай, вещай нам, тишина.
Когда меж нами есть молитва,
Она не нами зажжена.
 

Юноши, носящие светочи

 
Приди, блаженный утешитель!
Сверши таинственный обряд.
Вот, мы покинули обитель,
Ушли от прочности оград.
Сошлися мы в туманном доле,
Где мочит платье нам роса.
Сверши все то, что в дивной воле.
Земле да будут небеса.
Туман долинный вместе с нами
И светочей пустынный дым
Горят смиренными мольбами
И ожиданием святым.
И ожиданию ночному
Явить законы бытия
Сойдет к свершению святому
Для нас и жертва и судья.
 

Странники, носящие посохи

 
К тому, что праведно и вечно,
Что созидает все окрест,
Мы устремлялись бесконечно
От ближних и от дальних мест.
Какими темными трудами
Нас долгий путь ни утомлял,
Мы здесь. Согласными мольбами
Наш круг зажегся, засиял.
 

Хранитель преданий

 
Я вспоминаю в час великий
Того, Кто есть, святую Мать,
Хвалящих неустанно лики
И вожделеющих восстать.
И вспоминаю Иного, —
И кто решит предвечный спор?
Я вспоминаю Кровь, Слово,
В голос тьмы, и дивный взор.
Из-за горы доносится свирельно-нежный голос
Отрока, сопровождаемый лирным звоном.
 

Отрок

 
Вспоминая минувшее,
Невозвратно мелькнувшее,
Может быть, обманувшее,
Вспоминая, что сделали,
И заветное цело ли,
Вспоминая, гадая,
Обличая томления дня,
И обряды свершая,
И огни зажигая
От святого огня,
Где вы ни были, как вы ни жили,
Что бы вы ни открыли,
Вы забыли,
Забыли Меня!
 

Носящие светочи разжигают их. Светочи пылают.

Юноши и девы

 
Мы ждем свершителя-жреца,
Идущего с огнем.
За ним пойдем мы до конца,
Без страха мы пойдем.
Безвестен путь, и темен дол, —
Куда бы путь нас ни привел,
Но мы пойдем, и темный страх
Погасим в трепетных сердцах.
 

Отрок( еще невидимый, говорит, и флейта сопровождает его речь)

 
Провели вы дороги
И воздвигли чертоги.
Для таинственной встречи
Вы пришли издалече,
И в мерцаньи святого огня
Вы свершений торжественных ждете.
Но когда же ко Мне вы придете?
Иль совсем вы забыли Меня?
 

Юноши, носящие светочи( зажигая огонь на алтаре)

 
Когда взошла заря,
Мы ждали светлого Царя,
Но мы увидели Дракона.
Был неразгадан дивный лик,
Был непонятен темный крик,
Сжигала сердце едкость стона.
Свернувшись в яркое кольцо,
Закрывши маскою лицо,
За сказкой созидал он сказку,
Но из глубин его двойник
В час торжества его возник
И нам открыл змеиный лик,
Сорвавши пламенную маску.
Тогда разгневанный Дракон
Вознес над миром свой закон,
Закон безумный произвола.
Он стрелы жаркие точил
И злобу яркую разлил
От высей гор до глубей дола.
И собирал нас бледный страх
Живить огни на алтарях
И убивать на жертву Змею.
И жертва, погасивши взор,
Сама под жреческий топор
Без воплей преклоняла шею.
Но вот затмился дикий день,
Взошла до гор немая тень, —
И мы пришли сюда все вместе,
Чтоб в единении возжечь
Огни святых венчальных свеч
Освобождающей Невесте.
Алтарь тихо дымится.
 

Строители( в сопровождении тимпанов)

 
Друг другу руки подадим
И, как свечей венчальных дым,
Надежды мы соединим,
Свершим завещанное нам
И подвиг, сладостный сердцам,
Передадим
Векам.
Воздвигнем новый храм
И прочно стены утвердим.
Дракону злому время пасть, —
Мы утвердим
Иную власть.
Мы создадим
Блаженный строй
И над землей
Прострем довольство и покой.
 

Юноши

 
Зрела сила,
И созрела,
И пора к свершенью дела
Наступила.
 

Жены

 
Серп над миром
Вознесен в томленьи лунном.
Ветер вторит лирам,
Нежным лирам сладкострунным.
 

Мужи

 
Тяжкий молот
Занесен над ветхим домом,
Будет свод его расколот,
Разрушенье будет громом.
 

Девы

 
На озерах
Распустилися купавы,
И росятся в лунных взорах
Отуманенные травы.
 

Отрок( уже близко, но еще не виден)

 
И в единении – забвенье,
И в братском подвиге – не-Я.
Куя связующие звенья,
Забыли вы, что цепь – Моя.
Соединившись ночью тайно,
Свершая грезы бытия,
Забыли вы, что все случайно,
Что неизменен только Я.
Грозя чарующему Змию,
Святыню злого дня кляня,
Как вы свершите Литургию,
Когда забыли вы Меня?
Везде, где преломлялось тело,
Везде, где проливалась кровь,
Там неизменно пламенела
Моя предвечная любовь.
Мое под звездной ризой тело,
Моя за бездной глубина,
И надо всем отяготела
Моя предвечная вина.
Среди распутий и раздолий
Мой лик являл повсюду Я.
Моею направлялась волей
Вся неизбежность бытия.
 

Девы

 
Приди, открой свой лик!
Тебе – цветы, Тебе – огни,
Тебе – согласный клик.
На подвиг нас соедини.
 

Хранитель алтаря

 
Кто ты, светлый? кто ты, дивный?
Жрец ли, жертва или царь?
Ты услышал вопль призывный.
Для тебя готов алтарь.
 

Жены с ароматными курениями

 
Кто же Ты? Скажи нам ныне
Имя дивное Твое.
Чем кадить Твоей святыне?
Как прославить бытие?
 

Приходит Отрок с белым тюльпаном в руке. На нем только белый короткий хитон, опоясанный желтым шелком. Руки и ноги нагие. Грудь полуоткрыта.

Отрок

 
Я прихожу в тумане ночи.
Я приходил и в блеске дня.
Вы отвращали очи,
Не узнавали Меня.
Во всем, что воля и дыханье,
На всех просторах бытия,
Струя деянья и желанья,
Являюсь вечно только Я.
Роса ли падает на землю,
Звучат ли птичьи голоса, —
Я все мгновенное объемлю,
Я – птичий голос, Я – роса.
Звеня волной иль тучкой тая,
Огонь иль замысел тая,
Превосходя иль ниспадая,
Все – Я. И все, что есть, то – Я.
 

Девы

 
Ты пришел в наш круг.
Ты в простой одежде.
Посреди подруг
Ты такой же, как и прежде.
Знаем мы Тебя,
Отрок непорочный.
Нас, как прежде, воз любя,
Ты пришел к нам жертвой полуночной.
Одна из дев подает Отроку нож. Отрок подходит к
алтарю и возлагает нож на алтарь.
 

Девы

 
Нежен Ты и мал.
Не закрыто тело.
Сам Ты нож священный взял,
К алтарю подходишь смело.
Если кровь Твоя
В час ночной прольется,
Тише ропота ручья
Стон Твой пронесется.
Отрок! Ты для нас.
Упадешь Ты скоро.
Для чего в полночный час
Ты вознес слова укора?
 

Отрок( у алтаря)

 
Опять покорен Я,
Свершающий игру.
Открыта грудь Моя.
Живу. Иду. Умру.
Закон Моей игры
Исполню до конца.
Я создал все миры,
Но сам Я без венца.
Бессилен Я и мал.
Блаженная игра!
Кто тайну разгадал?
Пора. Прийти пора.
 

Дева, принесшая нож

 
Отрок нежный и прекрасный!
Ты ли агнец непорочный,
Под ножом безгласный,
Здесь, в великий час полночный,
Искупающий страданья
Омраченного созданья,
Зло и лживость бытия?
 

Отрок

 
Я.
 

Дева обреченная

 
Отрок милый и смиренный!
Ты ли жрец ночных служений?
И в дыму святых курений
Погрузишь ли нож священный
В боль трепещущего тела,
Приобщивши наше дело
К вечным мукам бытия?
 

Отрок

 
Я.
 

Жена первого поклонения

 
Ты беден, прост и мал.
Пред нами Ты смиренно стал.
Но взор Твой – власть.
И мы хотим
К ногам Твоим
Упасть.
Твой кроткий голос тих,
Роса блестит в кудрях Твоих,
Твоя жемчужная роса.
Слились алмазы в звездный строй.
Венец над дивной головой
Твои простерли небеса.
Цветок ночной в Твоей руке.
Туман клубится на реке.
Дымится жертвенный алтарь.
Туман соткал Тебе хитон.
Ты дивной ризой облачен.
Ты – Царь.
То не тюльпан в руке Твоей, —
Дрожит в ней чаша бытия.
Скажи нам, Ты ли – Царь царей?
 

Отрок

 
Я.
 

Жена первого поклонения целует ноги Отрока, и за нею – все остальные. Во время целования Его ног

Отрок говорит:

 
Так, Я – Агнец, Жрец и Царь.
Все опять свершу Я ныне.
Сам на жертвенный алтарь
Я взойду к Моей святыне.
Забывали вы Меня
В тусклом свете злого дня.
Сам Я поднял ваше бремя.
Указал Я вам пути, —
И в огне Меня найти
Наступило время.
Перед вами Я стою,
Пламенеющий любовью,
Вашу кровь пролью,
И смешаю кровь Мою
С вашей кровью.
 

Огонь на алтаре разгорается. Юноши со светочами образуют широкий эллиптический обвод, в фокусах которого – Отрок и алтарь.

Отрок

 
Совьется мир, как дым.
Огонь покончит с ним.
Слова пророка вещи.
Но Я вовеки невредим.
Прикосновением Моим
Я освящаю вещи.
Несите же ко Мне,
Что надо для свершенья дела.
Мое святится святостию тела,
Чужое все сгорит в огне.
 

Четыре девы, обнажив свои невинные тела, подносят Отроку вино в фиале, хлеб неразрезанный, венец и нож. Отрок возлагает руки на обнаженных дев и на их приношения.

Отрок

 
Я освящу Моим прикосновеньем
Вино и хлеб, венец и нож
И зачарую тайной и забвеньем
Все, в чем порок и ложь.
 

Дева, принесшая нож, передает нож юноше, который точит его о камень.

Отрок

 
Одежду пыльную вам надо
Совлечь с Меня.
Пылай вокруг Меня, ограда
Священного огня!
 

Юноши снимают с Отрока пояс и хитон и бросают в алтарный огонь. Носители светочей приближаются к Отроку.

Отрок

 
Огни небесные, торжественно горите,
Миры к мирам соединя!
А вы приблизьтесь, сестры, облеките
Одеждой светлою Меня.
Девы надевают на Отрока белую одежду, такую
же, как у всех участников таинства. И надевают
одежды на дев приношения.
 

Отрок

 
Благословляю легкость тканей.
В обычной ткани полотна
Основа тяжкая страданий
С надеждой переплетена.
 

Все поют песнь огня и обходят кругом алтаря, сплетясь руками. В это время носители светочей становятся в один ряд сзади алтаря, так, что участники обряда дважды пересекают означенную ими черту – от алтарного света в тьму долины и обратно к свету.

Песнь огня

 
Мы зажгли огни кругом.
Оградились мы огнем.
В небесах огни над нами, —
И в сплетеньи дружных рук
В тесный мы сошлися круг,
Озаренные огнями.
Ты, огонь, сожжешь, сожжешь
Все, что было, пыль и ложь
Суетного дня.
Чрез огонь из зыбкой тьмы
Шли мы. Отрок милый, мы
Вышли из огня.
 

Дева, принесшая венец

 
Я принесла Тебе венец.
Его ковал златокузнец.
Он золотой. Он в камнях весь.
Ты тяжесть камней светлых взвесь.
Ты улыбнись на их игру.
Утешь улыбкою сестру.
 

Отрок( возлагает венец на свою голову)

 
Алмазный враг Дракона,
Гроза Драконовых очей,
В вещаньях вещего закона
Дробящий слитность злых лучей, —
Святыней дивного венчанья
Я вновь тебя благословил
И освятил твои мерцанья
И вечный трепет вражьих крыл.
В бездонно-голубом эфире
Шестиконечная звезда,
Ты на лазоревом сапфире
Отпечатлелась навсегда.
Я освятил твоих мерцаний
Двойную, сладостную весть, —
В лучах святых очарований
Число таинственное шесть.
Огонь и кровь в стекле рубина.
Ты – чудотворная хвала.
Тебя родная плоти глина
В огне плененном родила.
В кровавом пламени строенья
Запечатлев Мою любовь,
Благословляю в час хваленья
Твою пророческую кровь.
Горишь ты, светлый и зеленый,
Мой первозданный изумруд.
Мои пророческие стоны
В твоих надеждах не умрут.
Весенним чистым откровеньем
Ты твердость камня озарял.
Моим земным благословеньем
Светись, таинственный кристалл.
 

Юноша, наточивший нож

 
Наточил я острый нож.
Ты на сталь его дохнешь.
Рукоять его возьмешь
В освящающую руку, —
И кого ни изберешь
На пронзающую муку,
Будет свято острие,
И Твое иль не Твое
Нож пронижет тело, —
Будет свято дело.
Отдает нож Отроку.
 

Отрок

 
Острый нож в руке Моей.
Он Моей рукою сжат.
Он на весь избыток дней
Неизменно свят.
Тускло блещет сталь
В зареве огня, —
Острая печаль
Смотрит на Меня.
Разделять он вечно рад.
Разделенье – ложь.
Но, пронзив, ты сам поймешь,
Что, рукой невинной взят,
Непорочен нож.
Нож Моей рукою сжат.
Сталь ножа остра.
Ты пойми Меня, Мой брат,
Ты пойми, Моя сестра, —
Разделенные давно,
Я и Ты – всегда одно.
Там, в зеркальности небес, —
Бесконечности чудес,
Но иных и многих лиц
Нет в обители родной.
Между Мною и Тобой
Нет преграды, нет границ.
В чаше – вечное вино.
Я и Ты – всегда одно.
Огонь на алтаре слабеет.
 

Юноша с чашею

 
Принес я чашу золотую.
В нее одну росу святую
С ночных цветов я собирал.
Соединимся мы над чашей.
Твоей ли кровью, кровью ль нашей
Ее наполни. Час настал.
 

Передает чашу Отроку. Дева, принесшая вино, открывает фиал и подносит его Отроку. Отрок наливает в чашу освященное вино и отдает деве опустевший фиал.

Отрок

 
В торжественном движеньи
Руки протянутой Моей,
В дыханьи трепетных огней
Святится чаша приношенья.
Движением сплетенных рук,
Гореньем дивного огня
Очерчен неразрывный круг.
Все свято вкруг Меня.
 

Отрок передает чашу Избранной Деве. Вонзает нож в свою руку, протянутую над чашею. Кровь каплет в чашу. Отрок передает нож Избранной Деве и от нее берет чашу.

Отрок

 
Нож возьми, сестра,
Сестра Моя.
Вот свершения пора.
Плоть Моя и кровь Моя.
Здесь и вне – только Я.
 

Дева Избранная первая соединяет свою кровь с Его кровью и передает нож одному из участников таинства. Каждый по очереди вонзает нож в свою руку, так, чтобы капли крови падали в чашу. Медленно движутся вокруг чаши и поют.

Песнь крови

 
Тихо льется в чашу
Жертвенная кровь.
Звезды славят нашу
Кроткую любовь.
В жертвенной могиле,
Где Иной почил,
Мы соединили
Токи алых сил.
Нож священно острый
В быстром круге рук.
Вы не бойтесь, сестры,
Острых, быстрых мук.
И не бойтесь, братья,
В чашу кровь струя,
Разрушать заклятья
Злого бытия.
 

Отрок

 
Отрок непорочный,
Между вами – Я.
В чаше полуночной
Эта кровь – Моя.
Кто ж боится боли,
В чашу кровь струя?
Тайной вечной воли
Эта боль – Моя.
 

Все

 
Сердце не трепещет.
Неразрывен круг.
Вкруг безмерность блещет
Лучезарных дуг.
 

Отрок

 
Обольщенья тела —
Легкий сон ночной.
Нет нигде предела
Меж Тобой и Мной.
Вас, как мир, Я движу.
Только плоть Мою
В хороводе вижу.
Кровь Мою Я пью.
 

Отрок склонился над чашею. Прильнул губами к ее краям.

Жены

 
Круг закончен. Дело свершено.
Отрок милый, Ты поник.
Подними Твой дивный лик.
Дай нам, дай нам новое вино.
 

Отрок

 
Соединяйтеся над чашей.
Целуйте дивные края.
Здесь капли крови, крови вашей.
Но кровь – Моя, вся кровь – Моя.
Все по очереди пьют из чаши, из рук Отрока.
 

Хор( поет)

 
Соединились мы над чашей.
Лобзаем дивные края.
Здесь вместе капли крови нашей.
Но кровь Твоя есть кровь моя.
 

Отрок

 
Из чаши, освященной ныне,
Вам в жертву кровь Мою даю.
Познайте путь к Моей святыне,
С любовью пейте кровь Мою.
Открыв пути к Моей святыне,
Над чашей вас соединя,
Один закон даю вам ныне:
Идти ко Мне, любить Меня.
Когда в лазоревом сапфире
Возник шестиконечный крест,
Благословив святыню в мире,
Соединил Я все окрест.
Моей грозой в чертог Змеиный
Огонь сапфировый проник, —
Вознес Я в правде триединой
Над миром отраженный лик.
Внимайте пламенного Змея
Несчетно повторенный стон, —
Над ним вознесся, пламенея,
Мой диамантовый закон.
И в мир идите, расторгая
Змеиный ненавистный плен.
Соединенья весть благая
Да сокрушит преграды стен.
Очарование рубина
Над славой Моего чела
Напомнит вам, что та же глина
И плоть и кровь произвела.
Ваш путь святым обетованьем
Мой очарует изумруд
И озарит благим сияньем
На ваших нивах дружный труд.
Лучи сапфира и рубина
И эта жертвенная кровь
Открыли вам, что все едино
И что во всем – Моя любовь.
Игрой державной мир колебля,
Я укрощаю злобу змей.
Как трепет зыблемого стебля,
И жизнь и смерть в руке Моей.
Здесь, с вами, и в ином пределе,
Во всех просторах бытия,
И в каждом духе, в каждом теле, —
Всё – Я. И всё – лишь только Я.
Теперь, в рассветном утомленьи,
Идите к бедным злобам дня,
Храня завет: в соединеньи
Идти ко Мне, любить Меня.
 

Братья и сестры целуют друг друга и расходятся, храня безмолвие. Заботливые жены и девы убирают освященные предметы и литургийные одежды.

5 февраля 1906

Томление к иным бытиям

слова начинательные

Дню моему – сон и мечтание, ночи – томление.

Так начертано в книге судеб, и неизменно это начертание, неизменно до конца.

Когда для других восходит яростное солнце, призывающее к трудам и достижениям, тоска моя говорит мне хриплым голосом:

– Еще один день ненужного, бесцельного бытия. Но не бойся, – я с тобою. На всех путях твоих я с тобою.

Так утешает она меня: она думает, что я боюсь одиночества. Но приходят сны и мечтания и озаряют бесконечную пустыню ненужного дня.

И сны мои странные для людей, и кто из них не назвал бы их жестокими!

И мечтания мои еще страннее и жесточе. Ибо они совсем и во всем – мои, и я веду их в долину странного инобытия.

Созданная по образу и подобию земного мира, населена она вампирами и кошмарами, – самое, однако, миролюбивое население. Неба и солнца нет в долине инобытия, – свет исходит только от созерцающего и только для него. Никому не дается с принуждением созерцать образы чуждого мира.

Истинно, свобода обитает в долине инобытия.

Свобода и союз. Все вместе, и все по законам своей и моей свободы. И если проливается кровь, то это – только моя кровь, радостно пролитая.

Когда же наступает ночь, успокаивающая трудившихся человечков, приходит ко мне томление мое и говорит мне:

– Не бойся, я опять с тобою.

И оно думает, что я боюсь одиночества.

Боюсь ли я одиночества?

Если бы вампиры и кошмары оставили меня, я не был бы одинок. Из тьмы небытия извел бы я к свету истинного инобытия иные сны, иных вампиров извел бы я от небытия. Источающих мою кровь и пожирающих плоть мою. Ибо я не люблю жизни, бабищи румяной и дебелой.

1

В ожидании истязаний, задуманных мною, я томился тоскою и страхом, на узкой сидя скамье.

Я был один, – пока еще один. Келья моя была мала и тесна и заперта извне на крепкий замок. Стены у нее были голые и мрачные, как стены темницы. А за стеною шептались и смеялись заглушёнными голосами, чтобы я не слышал.

Но только я и мог слышать. И кто же иной мог здесь быть, и видеть, и слушать?

Окно кельи было высокое, под мрачным сводом моей темницы томилось оно, и как будто бы его и вовсе не было. И если был свет, то не из этого окна. А свет был. И при этом свете видел я и окно, высокое, узкое, загражденное решетками. И видел дверь, железную, тяжелую, холодную, с тонкою ржавостью широких скреп и темных петель.

И видел холодные, гладкие плиты каменного пола.

2

С визжанием и скрежетом зашевелилась ручка у двери, и это были звуки противные и страшные. Неизбежное приближалось, созданное мною же, но чего уже нельзя было отвратить или изменить. И насмешливый скрежет как бы говорил:

– Хочешь, не хочешь, – все равно сбудется. Тебя не спросят.

В этом визгливом и все же хриплом голосе слышалось торжество гнусного победителя, тщеславящегося незаконною победою. Унижение для меня звучало в этих звуках, но никого не радовали они. Призраки не радуются. Они ранят, и убивают, и даже унижают, и сами бесстрастны, – они, приносящие отчаяние и стыд.

И пока медленно открывалась дверь, я смотрел на нее глазами, полными ужаса и тоски. И медленно открывалась дверь. А открывавшие ее тихо говорили о чем-то, торжествуя и не торопясь, и тихий смех слышался в звуках их шепота.

3

Уже когда дверь открылась наполовину, но входящие еще не показались, заметил я, что свойство освещения стало иным. Я отвел глаза от двери, в ту сторону, где почудилась мне перемена, – и там было отраженное пламя. Тускло-красное, оно ширилось. И вот оно коснулось моих глаз. Я увидел светочи, с дымом горевшие и изливавшие тусклый и неверный свет. И потом увидел людей. И ужаснулся.

То были обнаженные, прекрасные и ужасные отроки. Их было семь, и в руках их было то, что сулило радость истязаний. Тела их краснели в дымном озарении светочей. Широкие груди их дышали медленно и спокойно, и все движения их казались исполненными страшной силы и непоколебимого спокойствия. По их медленным и неотразимым движениям понял я, что они – исполнители.

Лица их сияли невиданною на земле красотою, но глаза их сверкали такою свирепою радостью, точно это демоны вышли из ада. Но то были только люди, созданные мною по тому же плану, как и первозданная Эдемская чета. И только человеческая радость трепетала в их раздувающихся ноздрях, – они предчувствовали радость тех мук, которыми они насладятся. О, они еще не знали, чем и как будет завершена их потеха! Они не знали, что они только рабы-исполнители, обреченные таким же мукам сами.

4

Первые два отрока держали в руках по светочу из черных листов пергамента, пропитанного смолою и еще каким-то составом, усиливающим горение и замедляющим сгорание. Пламя держалось на верхних концах высоких светочей, иногда даже оно как бы отрывалось от светочей и поднималось на краткий миг в воздухе, словно стараясь убежать с этого смолистого и нечистого ложа, но потом снова возвращалось к обугленным вершинам светочей и с тихим треском тихонько сползало еще немного ниже. Дым от светочей подымался немного, и затем легкою тучкою уносился назад, в отворенную теперь настежь дверь.

Эти два отрока смеялись, как веселые и добрые мальчики, и зубы их сверкали, белые, крепкие зубы хищного человека. В глазах у них сверкали искры, отраженные от светочей или от внутреннего огня.

Они подошли ко мне близко и стали по обе стороны рядом со мною. Улыбаясь жестокою и бесстыдною улыбкою, они заглядывали мне в лицо. От них пахло сладко и нежно, кожа на их телах умащена была благовониями, и смрад светочей смешивался с благоуханием, исходящим от их тел. Стопы их ног казались покрасневшими от холода каменных плит.

5

Другие два отрока держали в руках по связке веревок. Это были обыкновенные бечевки средней толщины, пеньковые, прочные, добросовестно сделанные. Такими бечевками связывают небольшие узлы и маленькие сундуки для недалеких путешествий.

Бечевки были сложены в несколько раз и почти доставали до полу. Они колебались в руках отроков и слегка ударяли их по бедрам и голеням.

Отроки улыбались закрытыми губами, и казалось, что их зубы слегка сжаты. Иногда они сами слегка похлопывали себя бечевками по бедрам и сладострастно вздрагивали.

Эти отроки были ростом больше первых двух, и мускулы их были более могучими. Они подошли ко мне тихо, словно крадучись, и стали за моею спиною. Они стали так близко, что я чувствовал на своей шее их сдержанное дыхание.

Беспокойство заставило меня обернуться назад, – беспокойство, одолевающее того, за кем стал некто враждебный. Но один из них посмотрел на меня с такою злобою, что я содрогнулся.

Он наклонился ко мне и гортанными звуками сказал мне что-то на языке незнакомом, грубом и странном, – что-то непонятное, но, очевидно, угрожающее. Я отвернулся от него и увидел подходящего ко мне пятого отрока.

6

Пятый отрок держал в правой руке длинный свиток пергамента. Он держал свиток ближе к верхнему краю. Свиток изгибался широкими изгибами, потому что пергамент был толстый и прочный и почти касался пола своим нижним концом.

Отрок со свитком стал передо мною и устремил на меня внимательный взор. Он не улыбался, прекрасное лицо его дышало спокойствием и равнодушием. И долго смотрел. И томительно было ожидание.

Потом он опустил глаза на свиток и стал читать шепотом, останавливаясь часто, и при каждой остановке смотрел на меня внимательно и равнодушно, словно сличая мои приметы с тем, что было начертано на пергаменте. И ему было все равно, сбудется или не сбудется замышленное. Он следил лишь, чтобы предметы предметного мира сходствовали с тем, что предсказано по писанию, которое он держал в своей нетрепетной руке.

Он был самый покойный из всех семи отроков, – он был книжный и отвлеченный. Тело его нежно пламенело в дымном озарении светочей и казалось почти прозрачным. Члены его были тонки и стройны, и движения его медленны и исполнены необычайной и волнующей прелести.

7

Повинуясь обаянию его шепота и его переходящих со свитка на меня и обратно взоров, я посмотрел на себя с таким странным и спокойным любопытством, словно взирая на чужого и нового человека. И со спокойным удивлением я увидел свое тонкое тело, облеченное в старое и пыльное одеяние.

Это была та одежда, которую носят все горожане в Европе, – скучная, черная одежда, повседневная и обременительная, как вериги.

Твердые поручи и твердая кираса на груди стесняли движения, но не защищали ни от чего, – и твердость их была обманчивая, и побуждалась простою и даже не теплою водою. Убогое золото блестело на груди в столь скудном количестве, что не соблазнило бы оно и голодного вора. Черная обувь когда-то зачем-то блестела, и кто-то другой в поте лица заботился о том, чтобы она с каждым восходом солнца воспринимала новый блеск, – но теперь она покрылась пылью. Далека и трудна была дорога, по которой пришел я в эту темницу.

Переводя глаза то на себя, то на читающего свой свиток отрока, я почувствовал, что в отроке есть нечто, смутно беспокоящее меня каким-то еще новым беспокойством, – не тем страхом, как от первых четырех, но чувством неизъяснимо волнующим. И с усилием всматриваясь в его черты, я наконец понял, что это – я. Я сам стоял перед собою и читал свой приговор.

В стране инобытия свершаются иные возможности, неслыханные на земле.

И слова свитка зажглись передо мною тусклым пламенем, но я не стал их читать, ибо знал их наизусть.

Сколько раз в томительные дни, в тоскливые ночи читал я и перечитывал этот свиток, прежде чем отдал его исполнителям!

8

И тогда увидел я последних двух отроков. Они таились сначала сзади других и шептались и смеялись негромко, и теперь подошли и стали рядом с отроком, читающим свиток.

Это были самые сильные и высокие из всех отроков. Их широкие и могучие плечи, их высокие груди, медленно и сильно дышащие, их слегка согнутые руки со вздутыми мускулами, – все это внушало страх. Истинно, это были исполнители, и лица их дышали жадным, веселым и беспощадным смехом и издевательством. В руках у каждого из них виднелось по связке длинных и крепких бичей, похожих на змей.

Эти отроки смеялись, прыгали от нетерпения, щекотали друг друга концами бичей и при этом повизгивали от нетерпения и восторга. Они жадно и насмешливо смотрели на меня и шептали что-то.

Отрок со свитком кончил читать и сказал спокойно:

– Верно. Это – он.

Остальные шесть отроков обрадовались и засмеялись громко. И громче всех смеялись отроки с бичами. И сказал я отрокам:

– Чему вы смеетесь? Разве вы не знаете, что это – я?

Отроки замолчали, и испуг выразился на их лицах. Но отрок со свитком сказал медленно и спокойно:

– Не бойтесь. Это – только он. И даже больше того скажу вам. Это – тело, преданное нам на забаву. Ибо мы – дети и хотим играть.

Отроки опять обрадовались и засмеялись еще громче прежнего. И отрок со свитком сказал, обращаясь ко мне:

– Даже и правдою ты не соблазнишь нас, величайшим из соблазнов – правдою. Потому что мы только исполнители.

9

Возвысив голос, начал говорить он так, при наставшем внезапно молчании:

– Это тело, слабое и больное, отягощенное пороками и грехами всего мира, надлежит уничтожить. Как мастер мнет глину, когда изваяние не удалось, так и это порочное тело надлежит смять и уничтожить. И вот повеление исполнителя.

Он развернул свиток и читал медленно и спокойно:

– Тело, которое вы найдете в темнице двигающимся, рассуждающим и чувствующим, предадите вы жесточайшим мучениям, истязаниям невыносимым, даже до смерти. Вы обнажите преданное вам тело и подвергнете его поруганиям по произволу вашему. И потом распрострете вы его на полу темничном и свяжете столь крепко, чтобы оно не могло избежать жестокости вашей. И будете бичевать его медленно и долго. Но не до смерти. И потом отрежете руки и ноги его, и остальное ввергнете в медленно горящее пламя. И темница его да будет предана огню. И память о нем да истребится на земле.

Он окончил чтение, и отроки радостно засмеялись. И сказал он:

– Таково повеление повелителя.

И я сказал:

– Повелитель – я.

Отрок со свитком ответил мне:

– Нам все равно, кто повелитель. Мы – исполнители. И исполним повеление.

И обратясь к другим отрокам, он сказал им:

– Утвердите светочи ваши в стене и начните.