Текст книги "Убить футболиста"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Надо же, а я всегда считала, что в МУРе коллектив сплоченный, – с нескрываемой ноткой сожаления произнесла Инга.

– Наивный вывод для человека такой циничной профессии, как ваша. Хотя эту наивность я отношу к тому, что работать вам приходится в сугубо дамском издании. В МУРе работают порядка трехсот человек, и, естественно, люди там встречаются разные. В большинстве своем, конечно, хорошие. Но это мое мнение. Ветераны управления, к примеру, утверждают, что раньше атмосфера в коллективе была более товарищеской. Даже поговорку по этому поводу придумали: «Раньше был МУР, а теперь – «Мурзилка». В нашем департаменте в наличии имеется все: наравне с фактами героизма и мужества присутствуют интриги, склоки и тому подобное.

– Неужели и зарплату вам задерживают? – спросила Инга, заранее предвидя отрицательный ответ. Но собеседник ее разочаровал, заявив:

– А чем мы лучше других? Пару лет назад нам впервые за всю историю столичной милиции не выплатили вовремя получку. И знаете почему? Тогдашний начальник ГУВД в приказном порядке перевел все деньги в некий коммерческий банк, несмотря на протесты финансовой службы. Шахтеры на нашем месте объявили бы забастовку, но милиция, сами понимаете, этой возможности лишена.

– В таком случае не легче ли сменить место работы?

– Кому-то действительно легче. Но я-то свою работу люблю. Во всяком случае, пока.

– Если вы с самого начала знали, что не будете давать интервью, зачем же тогда весь этот маскарад? – после короткой паузы искренне удивилась Инга.

– «Популярно объясняю для невежд», – строчкой из любимой песни Владимира Высоцкого предварил свой ответ Громов. – Во-первых, чтобы встретиться с вами еще раз. Во-вторых, кто вам сказал, что интервью вообще не будет? Я имел в виду, что не буду говорить с вами под диктофон о служебных делах, но о других – пожалуйста.

– Например о каких? О любимом вами сексе, что ли?

– О сексе, пожалуй, не будем, – с тайным вожделением разглядывая ажурный рисунок на модных колготках своей попутчицы, ответил Громов. – Однако разве мало других тем? К примеру, можно поговорить о моем далеком детстве. Кстати, знаете, куда мы сейчас с вами направляемся? В школу, где я проучился десять лет. Это уникальная школа.

– Уникальна тем, что вы в ней учились?

– Может быть, когда-нибудь кто-то вспомнит и об этом. А пока вспоминают других. В разное время в ней учились Марина Цветаева, Рина Зеленая, даже бывший министр внутренних дел Союза Виталий Федорчук.

– Что же это за заведение и где оно находится?

– Это средняя школа под номером 325 в Гороховском переулке, недалеко от Курского вокзала. Она считается одной из старейших в Москве – открылась в 1881 году и до революции функционировала как женская гимназия.

– Какой же интерес гонит вас туда сегодня?

– Сыновний. В этой школе много лет проработала учителем истории моя мама – заслуженный учитель республики Любовь Сергеевна Громова. Теперь она преподает в частном колледже. Ей срочно понадобились какие-то методички, вот я и вызвался ей помочь.

– Отец у вас тоже учитель? – с интересом внимая рассказу сыщика, спросила Инга.

– Нет, мой отец работал конструктором на авиационном заводе. К сожалению, он давно умер – мне тогда было всего четыре года. Мама через несколько лет вновь вышла замуж, и моим отчимом стал известный писатель Игорь Хорватов. Не слышали про такого? В свое время он был знаменит, писал романы на производственную тему. «Время смелых» – про строителей БАМа – не читали? Самый известный его роман. А теперь он директор издательства, которое специализируется на детективах.

– И вы конечно же ему в этом помогаете?

– Теперь придется. Он подарил мне машину, на которой мы с вами сейчас едем, и взял с меня слово, что по мере необходимости я иногда буду консультировать авторов, которые у него печатаются. Знаете, такие мелкие советы опера писателям, которые пишут детективы.

К зданию школы они подъехали через несколько минут. Припарковав машину напротив массивных металлических ворот, Громов услужливо открыл дверцу и помог своей спутнице выбраться из салона.

– Как я люблю такие тихие московские переулочки, – с интересом осматривая окрестности, произнесла девушка.

– Абсолютно с вами солидарен – здесь действительно прекрасные места. Видите вон то здание? – Громов указал рукой на красивый двухэтажный особняк, расположенный вниз по переулку. – Сейчас там размещается посольство Республики Эквадор, а более тридцати лет назад на втором этаже этого здания жил я со своими родителями. Комнатка у нас была небольшая, детская кровать не умещалась, и мне приходилось спать в металлической ванне.

– Я надеюсь, мемориальная доска на этом доме висит? – тут же сострила девушка.

– К сожалению, нет. В этих местах столько зданий, связанных с моим именем, что памятных досок на каждое не хватит. Однако давайте зайдем в школу. – И Громов пригласил девушку пройти в небольшую калитку справа от ворот.

Войдя в здание, они поднялись на второй этаж, где в небольшом кабинете размещался школьный музей. Там их встретила невысокая пожилая женщина с интеллигентным лицом.

– Добрый день, Ирина Марковна, – поздоровался с ней Громов и галантно поцеловал женщине руку.

– Здравствуй, Кирюшенька, – улыбнулась хозяйка кабинета и нежно погладила по голове склонившегося над ее рукой Громова. – Что-то давненько ты не баловал нас своим вниманием.

– Работа такая, – с нескрываемым сожалением в голосе ответил Громов и добавил: – Как поется в старой песне: «Ни минуты покоя».

– А мы ведь тебя с твоей мамой предупреждали – не ходи работать в милицию. Однако ты нас не послушал. А ведь у тебя был неплохой литературный талант.

– Мой талант, Ирина Марковна, никуда от меня не делся. Знаете, какие я рапорты своему начальству пишу – они буквально зачитываются. Кстати, о писанине. Ирина Марковна, разрешите мне представить вам молодую и очень талантливую журналистку по имени Инга. – И Громов подвел к хозяйке кабинета свою спутницу.

Женщины с интересом посмотрели друг на друга и обменялись коротким рукопожатием.

– Ирина Марковна, вы в курсе, зачем я приехал? – после короткой паузы вновь обратился к хозяйке кабинета Громов.

– Конечно, твоя мама мне уже позвонила. Однако методички находятся у директора.

– Тогда если вам не трудно, Ирина Марковна, займите, пожалуйста, гостью чем-нибудь, а я вас на несколько минут покину. – И Громов, лукаво подмигнув девушке, вышел из музея.

Кабинет директора находился на этом же этаже, всего лишь в нескольких шагах от музея. В годы, когда в этой школе учился Громов, на этом месте располагался кабинет немецкого языка. Преподавал предмет Михаил Петрович Эпштейн, с которым у Громова, несмотря на его весьма средние показатели по языку, были довольно хорошие отношения. В 1976 году, во многом благодаря этим отношениям, Громов даже получил возможность с группой отличников съездить на неделю в ГДР. С тех пор минуло более двадцати лет, Михаил Петрович в школе уже не работал, а на том месте, где когда-то был его кабинет, теперь находились владения директора.

Секретаря, которая обычно всегда сидела в приемной, на месте не оказалось, и Громов беспрепятственно прошел в директорский кабинет. На удачу, его хозяйка была на месте и, сидя за своим столом, что-то писала. Увидев, какой гость к ней пожаловал, она радушно улыбнулась и, отложив свою писанину, предложила ему сесть на один из стульев.

– К сожалению, Екатерина Ивановна, совершенно нет времени, – отказался от предложения Громов. – Да и вы, я вижу, вся в заботах.

– Угадал, Кирилл, – ответила женщина. – Сегодня в четыре часа отправляем детей в летний лагерь, а документы еще не готовы. А твои методички – вот они. – И директриса достала из стола небольшую стопку бумаг и отдала их гостю.

В это время зазвонил телефон, и Громов, посчитав за благо не отвлекать больше хозяйку от ее неотложных дел, вышел из кабинета. Если бы он еще на несколько секунд задержался у директора, он наверняка бы заинтересовался разговором, который она повела с неизвестным собеседником. Однако Громов покинул кабинет слишком быстро и плотно закрыл за собой дверь. Что же за разговор вела директор?

Мужской голос, который звучал на другом конце провода, директору был совершенно незнаком. Однако обладатель его говорил очень вежливо, в некоторой степени даже заискивающе, чем сразу расположил к себе собеседницу.

– Извините, что отрываем вас от дел, но нам срочно нужна ваша помощь. Вас беспокоит режиссер с телевидения Олег Иванович Елизаров. Дело в том, что мы собираемся снимать документальный фильм о наших прославленных спортсменах, в частности – о знаменитом когда-то футболисте Сергее Кадилине. Вам наверняка знакома эта фамилия?

– Безусловно, – ответила директор. – Однако я не перестаю удивляться вашему брату телевизионщику. Где же вы раньше-то были? Год назад вы могли бы круто изменить его судьбу, но опомнились только сейчас.

– Однако согласитесь, лучше поздно, чем никогда, – вновь подал голос собеседник директора. – К сожалению, нам только сейчас стало известно о тех трудностях, которые пережил Кадилин. Говорят, что он даже крыши над головой не имеет. Мы пытались разыскать его через бывших друзей, но у нас ничего не получилось. Кстати, вам не известно, где можно его найти?

– К сожалению, нет.

– Жаль. Но мы знаем, что в вашей школе учится его дочь – Оксана Кадилина. Вы не могли бы дать нам ее адрес, чтобы мы вышли на ее маму – бывшую жену Кадилина? Мы хотели бы взять у нее интервью, но главное – может быть, через нее выйти и на самого спортсмена.

– Вы считаете уместным волновать человека, который вот уже несколько лет не живет с Кадилиным и имеет новую семью? Я лично считаю иначе. Поэтому никакого адреса я вам дать не могу.

– Неужели и вы нам ничем не поможете? – с нескрываемым отчаянием в голосе спросил «телевизионщик». – Ведь дело-то благое – мы хотим пускай с опозданием, но воздать должное этому замечательному спортсмену. Вы сказали, что надо было раньше об этом думать. Согласен. Но ведь и сейчас Кадилин испытывает серьезные трудности и наверняка будет рад любой помощи. С этим вы согласны?

Вопрос, который задал директору ее невидимый собеседник, заставил женщину задуматься. Она впервые за время разговора заколебалась в своей решимости не давать никаких адресов и теперь мучительно прикидывала в уме, как ей быть. И тут ее внезапно озарило.

– Можете радоваться, вам повезло. Я совсем забыла об одном мероприятии, которое у нас намечено на сегодня. В четыре часа мы отправляем детей в летний лагерь отдыха, и среди отъезжающих будет и Оксана Кадилина. Провожать ее наверняка придет ее мама и, вполне вероятно, сам Сергей Кадилин.

– Почему вы считаете, что он тоже может прийти? – спросил «телевизионщик».

– Точно я утверждать не могу. Однако все три предыдущих года он обязательно приходил провожать свою дочь в лагерь. Вот и я подумала: почему бы ему не прийти и сегодня?

– Вы нас очень сильно выручили. Спасибо вам большое, – радостно зазвенел в трубке голос «телевизионщика», после чего раздались короткие гудки, возвестившие о конце разговора.

Директриса положила трубку на рычаг, а сама подумала: «Я ведь даже не спросила, в какой телекомпании работает этот режиссер. Хотя, если они приедут сегодня в школу, времени для этого у меня будет предостаточно».

Громов, вернувшийся в школьный музей, застал там идиллическую картину. Хозяйка музея и его белокурая спутница проводили время в разглядывании многочисленных фотографий, развешенных на музейных стендах. Громов подошел ближе и приятно удивился – женщины разглядывали фотографию, на которой был запечатлен его родной класс во время выпускного вечера.

– Вот, Кирюша, пытаюсь рассказать Инге о твоем классе, но память меня подводит, – смутилась хозяйка музея, увидев Громова. – Я думаю, лучше тебя это никто не сделает.

– Это верно. Только интересно ли это Инге?

– Очень интересно, – поспешила заверить Громова девушка. – К своему глубокому стыду, я окончила школу всего лишь пять лет назад, однако со своими одноклассниками с тех пор больше не виделась. Даже не знаю, чем большинство из них занимается. Неужели вы, Громов, знаете, кем стали ваши одноклассники после стольких лет разлуки?

– А кто вам сказал, что мы не встречаемся? – удивился Громов. – Периодически мы устраиваем совместные встречи и делимся друг с другом впечатлениями. А память у меня, к вашему сведению, отменная. К примеру, вот этот юноша, – и Громов ткнул пальцем в то место на фотографии, где был запечатлен симпатичный молодой человек с длинными волосами, – сейчас работает журналистом и пишет книги. Его зовут Влад Зорин. Слышали, наверное? Он написал несколько книг про знаменитых людей.

Инга ничего не ответила, лишь смущенно пожала плечами. Но Громов не стал заострять на этом внимание и продолжил экскурс по старой фотографии:

– Следующий юноша – Сережа Зикеев, сейчас работает врачом-психиатром. Рядом с ним – Наташа Уткина, заправляет делами в одном из банков, ее подружка Таня Усачева работает в магазине, Сережа Злобин всерьез увлекся туризмом, Андрей Минаев – мой коллега, только по другому департаменту – работает в ФСБ, Сергей Глушков служит в коммерческой фирме, Наташа Зимелева и Алла Анфиногенова – домохозяйки, Володя Степанов и Игорь Королев – бизнесмены, про меня вы знаете, Вадим Мер посвятил себя химической промышленности, Миша Баранов, царствие ему небесное, к сожалению, умер, Марина Юровецкая уехала в Германию, Гена Кузнецов – известный филателист, Марина Богомолова и Света Холина работают в коммерческих фирмах, а Лена Акимченко – учительница английского языка. Кстати, именно благодаря этой девушке я стал сыщиком.

– Как это? – удивилась Инга.

– Это очень занимательная история, – подала голос стоявшая в сторонке хозяйка музея. – После нее Кирюшу иначе, как сыщик, никто не называл. Кирилл, что же ты молчишь, расскажи девушке.

– Пожалуйста, – легко согласился тот. – Дело было, когда я учился в пятом классе. Как-то зимой после уроков я зашел в раздевалку и увидел, как Лена стоит в углу и плачет. Я поинтересовался, в чем дело, и она поведала мне грустную историю о том, что кто-то стащил у нее из рукава новую шерстяную шапочку. А дело было зимой, в жуткий мороз. Я попросил Лену никуда не уходить из раздевалки, а сам отправился к нянечке, сидевшей у дверей. Спрашиваю: никто вам шапочку не оставлял? Она отвечает, что нет. Тогда я вернулся в раздевалку и внимательно осмотрел пальто Лены. И нашел в рукаве, где лежала шапочка, табачные крошки. Тут я сразу смекнул, что вор либо старшеклассник, либо взрослый человек. Вновь отправился к нянечке. Спрашиваю: не заходил ли в раздевалку кто-то из взрослых. Тут она и сообщает, что за десять минут до звонка, возвестившего об окончании урока, в раздевалке крутился школьный слесарь, отопление проверял. Я бросился в каморку, где этот слесарь обитал. Дверь в нее находилась прямо возле входа в школу, на первом этаже. Раньше там был подвал, где проходили уроки труда для мальчишек, а потом эту дверь заделали. Слесарь сидел в своей каморке и что-то мастерил.

Войдя к нему, я сразу обратил внимание на то, что на столе у него лежит распечатанная пачка папирос «Беломорканал». Это открытие настолько меня вдохновило, что я прямо с порога заявил: мол, я знаю, что это вы стащили у моей одноклассницы шапочку, и, если вы немедленно ее не вернете, я пойду к директору и обо всем расскажу. Я, конечно, тогда был обыкновенный пацан, ничего в психологии не соображал и действовал исключительно по наитию. Но как оказалось, угадал. Слесарь внезапно испугался, достал из своего фанерного чемоданчика злополучную шапочку и стал буквально умолять меня не выдавать его. До сих пор помню его глаза и слова, которые он повторил несколько раз: «Бес попутал». Вот, собственно, и вся история.

– И после нее вы решили пойти в милицию? – спросила Инга.

– Нет, конечно. В те годы я мечтал о карьере рок-музыканта. Обожал «Битлз», «Слэйд», «Иглз», «Пинк Флойд», «Машину времени» и все такое прочее. Кстати, здесь есть фотография, на которой изображен наш школьный рок-ансамбль «Осколки радуги» образца 1979 года, в котором я был вокалистом.

Громов подвел Ингу к одному из стендов и указал на снимок в углу:

– Вот это – я, рядом со мной, с бас-гитарой в руках, Владик Зорин, а за ударными – Слава Фадеев. К сожалению, он сейчас в тюрьме.

– Он что – бандит? – спросила Инга.

– Почему сразу бандит? – удивился Громов. – Всего лишь профессиональный вор.

Инга вновь взглянула на фотографию и в течение нескольких секунд внимательно вглядывалась в лица людей, изображенных на ней.

– Вы были красивый юноша, – после небольшой паузы вновь обратилась она к Громову. – Девушки, наверное, вам на шею вешались?

– Они и сейчас на меня вешаются, – ответил сыщик. – Правда, теперь я песен не пою и вместо гитары предпочитаю пистолет Макарова. Однако хорошо, что мы вспомнили о моей работе. Мне ведь влететь может за мою длительную отлучку. А вам?

– Я, в отличие от вас, человек творческий, и график работы у меня свободный. А в данный момент я работаю.

– В каком смысле? – удивился Громов.

– В том смысле, что я надумала написать статью о вашей замечательной школе. Пока вы отсутствовали, Ирина Марковна успела рассказать мне столько интересного про ее историю, что мысль о статье пришла в голову сама собой. Ведь журнал наш дамский, а школа ваша была когда-то женской гимназией. Так что вы, Громов, можете смело отправляться на свою работу, а я остаюсь.

Заявление девушки произвело на сыщика сильное впечатление. В течение нескольких секунд он стоял молча, пытаясь определить, шутит его спутница или нет. Но голубые бездонные глаза Инги были настолько искренними, что Громов мысленно укорил себя за то, что посмел хотя бы на мгновение усомниться в правдивости сказанного девушкой. Однако прежде чем удалиться, он спросил:

– Инга, если я приглашу вас в выходные сходить куда-нибудь, вы не откажетесь?

– Конечно нет, – улыбнулась девушка. – Тем более сейчас, когда я буду работать над материалом о вашей школе. Вы же кладезь ценной информации. Так что не волнуйтесь – поезжайте на работу, а вечером я обязательно вам позвоню.

Воодушевленный этими словами Громов наскоро простился с Ириной Марковной и вышел из музея. Он еще не знал, что с обеими женщинами ему предстоит встретиться еще раз через несколько часов, причем при обстоятельствах, которые идиллическими никак не назовешь.

СЕКРЕТНЫЙ АГЕНТ

Кадилин проснулся от того, что кто-то рывком сорвал с него одеяло и сопроводил это действие громким возгласом: «Подъем!» Открыв глаза, футболист увидел над собой довольную физиономию пучеглазого, и тут же в его памяти стали медленно всплывать все перипетии вчерашнего вечера.

– Который час? – спросил Кадилин, протирая глаза.

– Одиннадцать часов двенадцать минут по московскому! – бодро отрапортовал пучеглазый. – Пока вы здесь с Семой дрыхли, я уже успел к метро смотаться.

– Зачем? – удивился Кадилин.

Вместо ответа пучеглазый запустил руку в карман своих брюк и, бросив на кровать, где лежал футболист, горсть жетонов для таксофона, спросил:

– Забыл, какое дело мы должны сегодня провернуть?

В это время из соседней комнаты вышел заспанный Сема, который, увидев рассыпанные жетоны, удивился:

– На кой ляд ты их купил? У нас же здесь телефон имеется!

– Дурень ты, Сема, – усмехнулся пучеглазый. – Кто ж такие дела по домашнему телефону проворачивает?

Только теперь до Кадилина стал доходить смысл происходящего. Он вспомнил, какого рода мероприятие они договорились обтяпать сегодня, однако особенного прилива радости от этого не испытал. Его душу вновь стали одолевать сомнения. Видимо, пучеглазый догадался о том, какие мысли посетили футболиста, потому что присел к нему на кровать и спросил:

– Ты чего такой грустный, Серега? Или опять не веришь в успех нашего мероприятия?

– Честно говоря, не очень, – признался Кадилин.

– Ну и зря, – с жаром воскликнул пучеглазый. – Тебе такой фарт в руки привалил, а ты сомневаешься. И надо быть полным идиотом, чтобы пройти мимо денег, которые валяются у тебя под ногами. Ведь достаточно только руку к ним протянуть – и они твои.

– И сколько же этих денег у нас под ногами валяется? – поинтересовался Сема.

Пучеглазый думал всего лишь секунду, после чего ответил:

– Не менее ста тысяч баксов.

– Лучше сто две, – поправил приятеля Сема и тут же пояснил: – Чтобы разделить поровну.

– Как скажешь, – согласился с поправкой компаньона пучеглазый. – Ну, как, Серега, – по тридцать четыре штуки на брата не хило?

Кадилин в ответ улыбнулся, тем самым как бы подводя итог этому спору.

– Вот и ладненько, – потирая от удовольствия руки, произнес пучеглазый. – Времени у нас в обрез, поэтому действуем по ускоренному плану. Даю тебе, Серега, двадцать минут на то, чтобы побриться, после чего выезжаем. Звонить будем с таксофона недалеко от метро. О том, как себя вести во время разговора, поговорим по дороге. Все ясно? Тогда – вперед.

Кадилин управился со своей бородкой за пятнадцать минут, а еще через пять минут компаньоны уже выезжали на машине со двора. По дороге пучеглазый коротко обрисовал приятелям свой план. По нему выходило, что Кадилин должен был назначить встречу чиновнику возле центрального входа на ВВЦ, бывшую ВДНХ.

– Там площадь хорошо просматривается со всех сторон и народу всегда достаточно, – объяснял суть задуманного пучеглазый. – Ты, Серега, встанешь возле тротуара, а мы с Семой будем наблюдать за тобой из машины. Вместе нам пока появляться не надо – можем жертву спугнуть.

– Да погоди ты загадывать, – попытался одернуть компаньона Кадилин. – Еще никакого разговора не было, а ты уже о месте встречи печешься.

– А куда он денется – разговор-то? – удивился пучеглазый. – У тебя полный карман жетонов – звони сколько влезет.

– Я о другом – вдруг этого чмошника на месте не окажется?

– Окажется, – голосом, не терпящим возражений, произнес пучеглазый. – Я всем телом чую, что он на месте.

– Больше ничего не чуешь? В гадиловку к ментам мы не угодим? – подал голос сидевший на заднем сиденье Сема.

– Только без кипеша, Сема, ты же знаешь, что я вслепуху не действую, – ответил пучеглазый. – Будете меня слушаться, все будет тип-топ.

Вскоре они подъехали к нужному месту и, выйдя из машины, подошли к таксофону, находившемуся недалеко от подземного перехода. Народу вокруг практически не было, что было на руку шантажистам – лишние свидетели конфиденциального разговора им не нужны. Кадилин снял трубку и быстро набрал номер, который он хорошо помнил все эти годы. Вскоре на другом конце провода ему ответил приятный женский голосок:

– Вас слушают.

– Девушка, мне, пожалуйста, Аркадия Петровича.

– А кто его спрашивает? – поинтересовалась девушка, тем самым подтверждая, что пучеглазый был прав – чиновник оказался на месте.

– Скажите ему, что звонят из футбольного клуба «Спартак» по очень важному делу, – ответил Кадилин и тут же увидел у себя перед носом вздернутый вверх большой палец пучеглазого – мол, молоток, все делаешь правильно.

– Соединяю, – произнесла девушка, и в следующую секунду Кадилин услышал в трубке приятную мелодию.

Мелодия звучала недолго – уже через несколько секунд ее прервал хорошо знакомый Кадилину баритон:

– Говорите, я слушаю.

– Добрый день, Аркадий Петрович. Не узнаете, кто вас беспокоит?

– Мне сказали, что из «Спартака». Кузьмич, ты?

– Нет, не он. Неужели мой голос так сильно изменился, что вы перестали его узнавать?

– Что за угадайку вы там устраиваете? Вам что, делать нечего, как отвлекать людей от работы? – В голосе чиновника слышалось раздражение. – Короче, либо вы говорите, кто вы, либо я немедленно кладу трубку!

– Класть трубку не в ваших интересах, Аркадий Петрович. А звонит вам Сергей Кадилин. Помните такого?

На другом конце провода повисла пауза – видимо, там мучительно прикидывали, стоит ли продолжать беседу с внезапно объявившимся футболистом. Наконец выбор был сделан.

– Куда же ты пропал, Сергей? – Голос чиновника заметно подобрел. – Сколько лет от тебя ни слуху ни духу.

– Зато вы с газетных полос не сходите. Правда, толку мало – наш футбол как был в заднице, так там и торчит.

– Ты что, ради этого мне позвонил? Неужели до сих пор злишься на меня за ту последнюю встречу? Напра-а-асно. Я ведь действительно вынужден был срочно уехать в командировку. Сам понимаешь, работа такая.

В это время трехминутный лимит времени истек и в таксофоне прозвучал предупредительный сигнал. На него оперативно среагировал стоявший рядом пучеглазый, который тут же опустил в щелочку очередной жетон. В дальнейшем подобные манипуляции он совершил еще несколько раз. Разговор между тем продолжался.

– Наверное, хорошие деньги за свою работу получаете? – спросил Кадилин.

– Нормальные, – уклончиво ответил чиновник.

– Я читал, вы себе шикарный дом на Рублевке построили?

– Врут газеты – обычный дом в два этажа.

– Ну да, у вас же у всех – скромные зарплаты, обычные дома, недорогие автомобили.

– Сергей, извини, но у меня нет времени обсуждать с тобой мою зарплату. – В голосе чиновника Кадилин вновь уловил раздражение. – Ты в свое время тоже жил неплохо – имел и квартиру, и машину, ездил по заграницам. Разве я виноват в том, что затем ты все это потерял? Пить надо было меньше.

– А вы, значит, не пьете?

– Я, дорогой мой, знаю меру. А ты этой меры не знал. Странный вы народ, спортсмены! Вечно обвиняете кого угодно, только не себя, в своей неудавшейся жизни.

– А вы считаете, что ваша жизнь удалась?

– Во всяком случае я не жалуюсь. Как умею работаю, по мере сил помогаю нуждающимся.

– Что же вы мне не помогли, когда я к вам за помощью пришел?

На другом конце провода вновь повисла пауза. Наконец собеседник Кадилина произнес:

– Сергей, мы с тобой взрослые люди и играть в прятки нам не пристало. Поэтому скажу тебе прямо – помогать тебе я не хочу. Барсукову, Епишеву или другим ребятам – пожалуйста, но тебе – нет. И в этом ты сам виноват. Ты ведь у нас всегда был гордым, никогда ничего не просил. Вот и живи со своей гордостью.

– Спасибо за откровенность. Только вы зря думаете, что я звоню вам с очередной просьбой о помощи. Я ведь каким был гордым, таким и остался, и на ваш счет не заблуждаюсь.

– Тогда чем вызван этот звонок?

– Если честно, то элементарной жаждой мести. Вы откровенно признались в том, что меня не любите, вот и я хочу ответить вам тем же. Подвернулся случай вам отомстить – вот я и позвонил.

– Что же это за случай? – продолжал удивляться чиновник.

– Да так, мелочь – одна видеокассета. А записаны на ней вы, причем в очень интересной компании.

– Какой компании? Что ты мелешь? И вообще, я чувствую, что продолжать разговор дальше бессмысленно, поэтому кладу трубку.

– Если вы положите трубку, то эта кассета попадет в руки людям, которые спят и видят, как бы турнуть вас из вашего кресла. Понимаете, о ком я говорю? Понима-а-ете. Так что в ваших интересах выслушать меня до конца.

– Хорошо, я выслушаю тебя, – после короткой паузы произнес чиновник. – Только имей в виду, если ты перейдешь рамки приличия…

– Рамки приличия перешли вы, – перебил собеседника Кадилин. – Вы говорите, я меры не знал? А вы знали, когда вас в хвост и в гриву двое пидоров трахали? Или этого не было? Тогда позвольте вам напомнить, где конкретно все это происходило. На пленке зафиксирована дата – восьмое марта этого года. То есть в женский праздник спортивный чиновник достаточно высокого ранга позволяет пользовать себя по-дамски двум мужикам. Эдакий обоюдный подарок. Все это действо происходит в роскошных апартаментах, на фоне камина и висящей над ним картины Айвазовского «Девятый вал». Не могу сказать точно, подлинник это или всего лишь копия, но то, что творят с вами под картиной, – самая настоящая реальность.

– Какая мерзость! – с возмущением воскликнул на другом конце провода чиновник. – Это грубая провокация, которую я без внимания не оставлю. Ты еще пожалеешь, что ввязался в это дело.

– А что вы мне можете сделать? – засмеялся в ответ Кадилин. – Я и так опустился на самое дно. А вот вам есть что терять. После того как эту кассету обнародуют, я просто уверен – ваша беззаботная жизнь завершится. Такого рода компромат наши охочие до скандалов граждане с удовольствием посмакуют. Я уже приблизительно представляю себе, какого рода заголовки украсят наши газеты.

На другом конце провода вновь повисла пауза, во время которой пучеглазый успел отправить очередной жетон в чрево таксофона. При этом он специально показал Кадилину, сколько жетонов у него осталось – четыре, что означало – времени на разговор осталось всего лишь двенадцать минут.

– Что замолчали? – первым нарушил тишину Кадилин. – Или все еще не верите в правдоподобность такой съемки? Чтобы вам окончательно стало ясно, что я не вру, назову еще ряд деталей, запечатленных камерой. Одного из ваших партнеров вы пару раз назвали Славиком, а второго – Ленечкой. Последний – высокий блондин лет двадцати пяти. Вас они, на вашу беду, называют вполне однозначно – Аркадием Петровичем. Кроме этого, на пленке прекрасно видно родимое пятно у вас на пояснице. Теперь верите?

– Откуда у тебя эта кассета? – откликнулся наконец чиновник.

– Купил в палатке, – засмеялся Кадилин. – Шучу. Случайно оказался в гостях у одного человека и наткнулся на нее в видеомагнитофоне. Естественно, узнав в одном из героев вас, я не мог остаться безучастным – без ведома хозяина взял ее себе.

– Кто этот человек?

– Какая разница? Хотя для вас, конечно, – большая. Однако имени его я вам не назову.

– Но это же шантаж и вторжение в личную жизнь! – все еще пытался защищаться чиновник.

– Ошибаетесь, Аркадий Петрович. Какая же это, к черту, жизнь? Это самая настоящая гнусность. Ведь в конце фильма вы забавляетесь с мальчиком, которому от силы лет тринадцать-четырнадцать!

– Чего же ты хочешь от меня? – усталым голосом спросил у Кадилина чиновник.

– А вы сами не догадываетесь?

– Денег?

– Угадали.

– Сколько же тебе надо?

– А сколько вам не жалко выделить на такое дело из своей скромной зарплаты?

– Десять тысяч долларов тебя устроят?

– Издеваетесь? Думаете, если Кадилин в бомжи скатился, значит, на любые деньги согласится? Дудки! Моя цена – сто тысяч долларов. Вернее – сто две, – поправился Кадилин, после того как его толкнул в бок стоявший рядом Сема.

– Откуда у меня такие деньги? Ты просто сошел с ума! – взвился на другом конце провода собеседник.

– Ничего подобного, – с той же твердостью в голосе произнес Кадилин. – Прибедняться будете перед лохами-журналистами, а мне лапшу на уши вешать не надо. Не хотите идти на мои условия – пожалеете. Пусть я ничего на этом деле не заработаю, не страшно – к нищете я уже привык. Но вам жизнь испорчу капитально. Итак, в последний раз спрашиваю: вы согласны на мои условия или нет?