Текст книги "История Фридриха Великого"

Автор книги: Федор Кони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

   В 1759 году, как и в предшествовавшем, кампания была открыта герцогом Фердинандом Брауншвейгским. Французы, предводительствуемые Субизом, еще зимой овладели предательски Франкфуртом-на-Майне, несмотря на то, что этот город принадлежал к имперскому союзу и, следовательно, должен был оставаться неприкосновенным. Обладание Франкфуртом открыло французам сообщение с имперской и австрийской армиями и, сверх того, обеспечивало подвоз провианта и полевых припасов из главного лагеря Контада. Фердинанд должен был употребить все усилия, {348} чтобы отнять у них этот важный пункт. 13-го апреля при Бергене, близ Франкфурта, произошла битва, но французы, у которых главное начальство вместо Субиза принял граф Броглио, держались крепко на своей позиции. Фердинанд вынужден был отступить к Везеру. Тогда обе французские армии вошли опять в Германию и быстро овладели Касселем, Мюнстером и Минденом. Но тут Фердинанд остановил их успехи. В первый день августа он разбил армию Контада при Миндене, а племянник его, наследный принц Брауншвейгский, в то же время поразил отряд французов при городке Веттере. В Минденском деле вся французская армия погибла бы непременно, если бы английский генерал Саквил, подкупленный французским правительством, не изменил своим союзникам. К победе при Миндене присоединилось еще несколько удачных операций Фердинанда, так что к концу года французы должны были отказаться от всех своих счастливых завоеваний. Герцог Виртембергский был также в числе врагов Фридриха. За деньги он выставил французам десять тысяч солдат и предводительствовал ими сам, состоя на жалованье под знаменами Броглио. К концу года он занимал с войском город Фульду. В первых числах декабря герцог давал великолепный бал. Вдруг танцевальная музыка была прекращена сильной перестрелкой и стуком оружия на улицах. Все остолбенели. Наследный принц Брауншвейгский с гусарами и драгунами овладел городом. Большая часть гарнизона была порублена, 1.200 человек взяты в плен, остальные разбежались, побросав оружие. Сам герцог едва успел спастись. Дамы вынуждены были окончить бал с прусскими кавалерами. Они меньше всех приходили в отчаяние от несчастья, постигшего город. Тем и кончилась южная кампания. Настоящее же дело с главными неприятелями Фридриха началось потом.

   В Семилетней войне все движения армий были сопряжены с большими переходами. Система устроения магазинов играла важную роль в каждом предприятии: прежде, чем армия могла действовать, она должна была обезопасить себя со стороны продовольствия. Магазины показывали точку, с которой неприятель намерен был начать свои операции и давали противнику средства предугадывать его намерения. На систему магазинов своих противников Фридрих обратил особенное внимание. Прежде, чем враги его двинутся с места, он хотел отнять у них все способы к содержанию войск и таким образом замедлить их предприятия. В феврале он {349} послал корпус в Польшу, где по берегам Варты находились главные магазины русских. Пруссакам удалось истребить трехмесячный запас на 50.000 человек. Кроме того, они захватили пана Сулковского, главного поставщика провианта русской армии. Такая же экспедиция была предпринята в Моравию; она не удалась, но представила Фридриху другие выгоды. Даун полагал, что пруссаки намерены вторгнуться в Моравию и сосредоточил тут главные свои силы. Этим он обнажил богемские границы со стороны Саксонии. Принц Генрих воспользовался случаем и послал несколько корпусов в Богемию, где они в пять дней уничтожили все австрийские магазины. Сам же принц пошел со своей армией во Франконию против имперцев, которые были расположены отрядами между Бамбергом и Гофом. При появлении прусских колонн имперцы оставляли свои кантонир-квартиры и обращались в бегство. Только у Нюрнберга имперская армия опять соединилась и перевела дух. Пруссаки овладели всеми ее магазинами, обозами, взяли много пленных и собрали значительную контрибуцию с франконских городов. Но Саксония, к границам которой Даун двинул уже несколько войск, имела нужду в защите. Потому принц Генрих оставил имперцев и поспешил назад. Эта экспедиция была совершена в мае месяце.

   Фридрих в это время неподвижно стоял у Ландсгута, напротив Дауновой армии, которая занимала укрепленный лагерь в Богемии, и сторожил каждое ее движение. Даун ждал предприятий со стороны русских, потому что условился с Салтыковым действовать общими силами. В последних числах апреля русские перешли через Вислу и снова устроили свои магазины. Фридрих отправил против них корпус графа Доны, стоявший в Померании, с предписанием атаковать отдельные колонны русской армии во время ее похода. Но Дона не успел в этом предприятии. Осторожный и распорядительный граф Петр Семенович Салтыков сумел упреждать каждое его движение и, наконец, соединил свою армию. Дона не мог решиться на битву с таким сильным войском и удовольствовался одними контрмаршами и нападениями на мелкие отряды и магазины русских. Между тем Салтыков все шел вперед и приблизился уже к Одеру. Фридрих, недовольный действиями Доны, вздумал заменить его вождем более отважным и предприимчивым. Он выбрал Веделя, младшего из своих генералов. Чтобы не обидеть старших, он наименовал его диктатором армии. {350}

   "С этой минуты, – сказал ему король, – ты представляешь при войске мое лицо; каждое твое приказание должно быть исполняемо, как мое собственное. Полагаюсь на тебя вполне! Действуй, как в Лейтенском деле: атакуй русских, где бы их ни встретил, разбей наголову и не дай соединиться с австрийцами – большего я от тебя не требую".

   Но Ведель не оправдал доверенности короля. Он слишком буквально хотел исполнить его поручение и дорого за это поплатился. Он встретил русскую армию при местечке Пальциге, в десяти верстах от города Целлихау. Несмотря на превосходство ее позиции и на значительные силы, он напал на русских 12 июля. Болотистая местность не позволяла ему действовать правильными линиями. Он должен был проводить свои войска по узким дефилеям маленькими отрядами. Сначала ему удалось было привести нашу армию в расстройство своим быстрым нападением, но против многочисленной нашей артиллерии не устояли ни испытанная отвага прусских солдат, ни личная храбрость самого диктатора. Ведель был разбит наголову, солдаты его рассыпались, частью затоптаны в болота, частью легли на месте. Пять раз пруссаки возобновляли атаку и пять раз были отбиты со значительным уроном. Русскими было добыто 1.200 пленных, 14 пушек, 4 знамени и 3 штандарта. На поле битвы найдено до 5.000 убитых пруссаков, тогда как урон нашей стороны простирался только до 900 убитыми и 3.500 ранеными. В этой битве погиб наш храбрый генерал Демику, который так отличился в Цорндорфском сражении. Уничтожение корпуса Веделя дало русским средства подойти к Кроссену, где к ним присоединился 18.000 австрийский корпус, под командой Лаудона. Теперь перед ними дорога к Берлину была совершенно открыта.

   Известие об этом поразило Фридриха. Но он хотел испытать последнее, решительное усилие. Написав духовное завещание, в котором назначал племянника своего наследником престола, он вызвал в свой лагерь принца Генриха, сдал ему команду над войсками, назначил его опекуном наследника и взял с него клятвенное обещание – никогда не заключать мира, постыдного для бранденбургского дома.

   "Победить или умереть!" – вот девиз, который он себе выбрал, когда собрал на берегах Одера до 40.000 войска и начал переправлять его через реку. {351}

   Русская армия, вместе с корпусом Лаудона, состояла из 70.000 человек. Салтыков, поджидая присоединения второго австрийского корпуса, под командой Гаддика, стоял в укрепленном лагере на высотах при Франкфурте. При известии о приближении прусской армии он даже не почел за нужное переменить свою позицию, несмотря на то, что Фридрих подходил к нему в тыл тремя колоннами. Он только учредил сообщение между своими флангами посредством ретраншемента, который прикрывал фронт всей армии. Правое наше крыло простиралось до самого Одера и стояло на так называемых Жидовских горах. Им командовал граф Фермор. Левое занимало Мельничьи горы до склона их к долине, покрытой пашнями и болотами; оно находилось под начальством князя Александра Михайловича Голицына. Центром командовал граф Румянцев, а авангардом – генерал-поручик Вильбоа. Лаудон со своим корпусом стоял позади правого крыла. Левое было прикрыто деревней Кунерсдорф. Все возвышения были защищены очень сильной артиллерией.

   1-го августа Фридрих стал против нашей армии. Необыкновенная деятельность и беспрерывные движения в его войсках показывали, что он хочет атаковать русских со всех сторон. Но сам он в это время, расспросив приведенных к нему переметчиков, высматривал нашу позицию и выбирал точку, с которой было бы удобнее начать атаку, советуясь о том со своими генералами.

{352}

   В девять часов утра пруссаки установили две батареи на горе, прямо во фланг нашему левому крылу, в то же время часть конницы и пехоты вошли в лощину и начали атаку, при сильном перекрестном огне. Невзирая на сильный огонь, пруссаки взобрались между виноградниками на возвышение, заняли наши укрепления и потеснили левое крыло. Фридрих выдвигал им на подмогу новые колонны. Салтыков отрядил генерала Панина на подкрепление своих. Но пруссаков не могла удержать примерная храбрость наших солдат: они овладели возвышением и бросились в штыки на русские батареи. Левое крыло наше было совершенно расстроено и обратилось в бегство. Более ста орудий и несколько тысяч пленных достались в руки пруссаков, Фридрих торжествовал; он не сомневался более в окончательном успехе и отправил даже гонцов в Берлин и в Силезию с радостной вестью о победе. Пехота очистила ему поле действия; теперь оставалось коннице и артиллерии довершить начатое.

   Но кавалерия его находилась на другом конце, против правого русского крыла. Она не могла поспеть вовремя, потому что должна была дефилировать и делать большие обходы между прудами и болотами. Пушки также могли быть перевезены только с большим затруднением. Салтыков воспользовался этим и открыл по пруссакам сильный огонь из 80 орудий. В то же время Румянцев и Лаудон ударили с нашей и австрийской конницей во фланги прусских эскадронов и опрокинули их, а князь Любомирский, с полками {353} Вологодским, Псковским и Апшеронским, и князь Волконский, с первым Гренадерским и Азовским, привели в беспорядок прусскую пехоту. Даже личная храбрость Сейдлица не помогла против этого ловкого нападения: пруссаки расстроились и разбежались. Но все еще выгоды битвы были на стороне Фридриха. Русское войско, совершенно расстроенное, сосредоточилось в последнем своем ретраншементе, защищаемом пятьюдесятью орудиями. Можно было полагать, что русские после своего огромного урона за ночь отступят, и полная победа останется на стороне Фридриха. Но король этим не довольствовался. Он хотел испытать свое счастье до конца и совершенно истребить русскую армию. Многие генералы и преимущественно Сейдлиц старались отклонить короля от намерения продолжать битву; он уже колебался, но в это время подъехал один из старых генералов. Фридрих спросил его мнение; из угодливости тот присоветовал идти вперед – и битва снова закипела.

   Главный успех теперь зависел от овладения горою Шпицберг, которая командовала над довольно обширным пространством, была занята лучшими русскими и австрийскими полками и защищена надежной артиллерией. Пруссаки полезли на крутой обрыв Шпицберга; в них брызнули картечью, и рвы шпицбергенские наполнились трупами, которых тут же засыпало землей. Несколько раз они возобновляли свои покушения, и каждый раз страшная могила наполнялась новыми жертвами. Наконец, сама природа их обезоружила: пятнадцать часов прусское войско находилось в форсированных маршах, девять часов длилась уже битва, жаркий день, голод, жажда и беспрерывные усилия истощили последние их силы. Солдаты роняли ружья и в совершенном изнеможении падали на месте. В то же время покушения пруссаков на другие высоты были также счастливо отбиты. Фридрих постарался провести одну свою колонну позади нашей второй линии, чтобы тем поставить русских между двух огней, но и это не удалось. Генерал-майор Берг встретил ее штыками и шуваловскими гаубицами и потеснил назад, а Вильбоа и князь Долгорукий, ударив пруссакам во фланг, обратили их в бегство и взяли обратно не только все наши пушки, но и множество неприятельских.

   Фридрих употребил последнее средство: он приказал Сейдлицу атаковать высоты. Но огонь русских батарей действовал слишком опустошительно. Прусская конница расстроилась и прежде, чем смогла прийти в порядок, Лаудон с австрийскими гусарами и гене-{354}рал-майор Тотлебен с нашими легкими войсками ударили на нее в тыл и во фланг. Сейдлиц был тяжело ранен. Пруссаки обратились в бегство, несмотря на увещания и просьбы Фридриха. Король, остановясь в самом жестоком огне, приходил в совершенное отчаяние и громко восклицал: "Неужели для меня здесь нет ни одного ядра!" Под ним были убиты две лошади, мундир его был прострелен в нескольких местах, возле него пали три адъютанта, но он не оставлял поля битвы. Наконец, ядро поразило его лошадь в грудь, она опрокинулась навзничь и непременно придавила бы своим трупом короля, если бы адъютант и гренадер, стоявшие возле, не подхватили его в самую минуту падения. В то же время ружейная пуля ударила Фридриха в левый бок; по счастью, сила ее была остановлена золотой готовальней, которую король носил в кармане. Тогда офицеры приступили к нему с просьбами, чтобы он оставил свой опасный пост. "Когда все бегут, я один останусь на месте", – отвечал он с диким отчаянием, вонзив шпагу свою в землю.

   Наконец, неистовые крики преследующего неприятеля обратили в бегство и последнюю треть храбрых пруссаков. Между ними был небольшой отряд гусар ротмистра Притвица; за ним гнались казаки, "Господин ротмистр! – закричал один из гусаров. – Взгляните – это наш король!" Весь отряд кинулся на пригорок. На нем {355} стоял Фридрих, один, без свиты, сложив на груди руки, и с немым бесчувствием смотрел на гибель своего славного войска. Притвиц почти силой усадил его на коня, гусары схватили лошадь за поводья и увлекли за собой. Но казаки их уже настигли, и король наверное был бы убит или взят в плен, если бы Притвиц удачным выстрелом из пистолета не сразил офицера, который предводительствовал казачьим отрядом. Падение его на несколько минут остановило преследователей, и пруссаки успели ускакать.

   Фридрих совершенно потерялся; вся бодрость духа, вся энергия его исчезли. "Притвиц! Я погиб!" – восклицал он беспрестанно дорогой, и едва отряд ушел от преследования, он написал карандашом записку к своему министру Финкенштейну в Берлин: "Все пропало! Спасите королевскую фамилию! Прощайте навеки!"

   Поздно вечером прибыл он в небольшую деревушку на Одере. Отсюда был отправлен новый гонец к Финкенштейну.

   "Из 40.000 человек, – писал ему король, – у меня осталось только 3.000. Я не могу более располагать войском. Подумайте о безопасности Берлина. Я не переживу моего несчастья. Последствия битвы хуже, чем сама битва. Средства мои истощены. Признаюсь откровенно: все пропало. Но я не буду свидетелем погибели моего отечества. Прощайте навсегда!"

   Тут же было написано предписание генералу Финку, которому король сдавал команду над остатками своей несчастной армии:

   "Генералу Финку предстоит трудное поручение. Я передаю ему армию, которая не в силах более бороться с русскими. Гаддик за ним, а Лаудон впереди, ибо он, вероятно, пойдет на Берлин. Если генерал Финк двинется за Лаудоном – Салтыков нападет на него с тыла; если он останется на Одере, то будет подавлен Гаддиком. Во всяком случае, я думаю, лучше напасть на Лаудона. Успех такого предприятия мог бы остановить наши неудачи и замедлить ход дела, а выигрыш времени очень много значит в таких обстоятельствах. Секретарь мой, Керер, будет присылать генералу газеты из Торгау и Дрездена. Генерал Финк должен обо всем извещать моего брата, которого я наименовал генералиссимусом армии. Совершенно поправить наше несчастье невозможно, но все приказания моего брата должны быть исполняемы беспрекословно. Армия присягает моему племяннику, Фридриху-Вильгельму. Вот последняя моя воля. В бедственном моем положении я могу только подать совет; но если бы имел хоть какие-нибудь средства, то не покинул бы мир и войско". {356}

   Фридрих заночевал в полуразвалившемся крестьянском шалаше. Не раздеваясь, бросился он на пук соломы, а адъютанты расположились в ногах его, на голом полу.

   Всю ночь прометался он на своем ложе в страшном волнении – состояние души его было ужасно. Утром приближенные едва его узнали, до того изменились все его черты. Отрывистые, бессвязные, почти бессознательные речи показывали, что он близок к помешательству. Один из офицеров донес, что привезли несколько спасенных орудий. "Ты лжешь! – закричал на него Фридрих с бешенством. – У меня нет более пушек!" Почти так же принял он артиллерийского полковника Моллера, когда тот явился с рапортом. Но Моллер выдержал первый пыл и потом старался успокоить и утешить короля. Он уверил его, что все солдаты преданы ему душой и телом, готовы на каждый новый подвиг и рады всей своей кровью искупить свободу отечества и жизнь короля. Это подействовало на Фридриха. Слезы проступили у него на глаза, и ему стало легче. Новые надежды запали в душе его вместо мрачного отчаяния и постоянной мысли о самоубийстве.

   Пруссаки потеряли в Кунерсдорфской битве до 20.000 убитыми, ранеными и пленными. Между убитыми находился и майор Эвальд Клейст, известный немецкий поэт, имя которого гремело по всей Германии. Печальная участь постигла этого героя-певца. Он вел солдат на приступ Шпицберга, ядро оторвало у него правую руку, он схватил шпагу левой и опять бросился вперед, но не достиг до вершины: картечь раздробила ему ногу. Солдаты отнесли его в лощину и оставили до окончания дела. Здесь нашли его казаки, раздели донага и бросили в болото.

   Во время битвы русские гусары, проходя мимо, услышали его стоны, вытащили полумертвого из болота, приодели, чем могли, перевязали рану, утолили его жажду, но не могли взять с собой и оставили близ дороги. Тут пролежал он до глубокой ночи. Новый казачий пикет совершил над ним новые неистовства. На следующий день русский офицер нашел его в ужасном положении, покрытого ранами, почти истекшего кровью. Немедленно страдальца отправили во Франкфурт, где над ним были испробованы все врачебные пособия. Но человеческая помощь не могла возвратить его к жизни. Он умер 12 августа и был похоронен с большими почестями. Члены франкфуртского университета и русские войска сопровождали его гроб до могилы. Один из наших офицеров, видя, {357} что на гробе Клейста нет шпаги, положил свою на крышку, говоря, что такой достойный офицер не может быть схоронен без этого знака отличия.

   Немецкие историки полагают урон с русской стороны до 17.000 человек убитыми и ранеными и уверяют, что граф Салтыков в донесении своем императрице сказал в оправдание значительной своей потери: "Что делать! Король прусский дорого продает победы над собою! Еще одна такая битва и я принужден буду сам доставить реляцию к Вашему Величеству!" Но все это несправедливо. Русских было ранено 10.863, и в числе их кн. Голицын, кн. Любомирский и генерал Олиц. Что же касается до убитых, граф Салтыков говорит в своем донесении:

   "Могу Вашему Императорскому Величеству засвидетельствовать, что если найдется где победа сия славнее и совершеннее, то ревность и искусство генералов и офицеров, а мужество, храбрость, послушание и единодушие солдатства должны навсегда примером остаться. Что же до урону с нашей стороны принадлежит, то оный гораздо меньше, нежели я сперва сам думать мог. Убитых генерально всех чинов имеем мы только 2.614 человек".

   Русские и австрийцы, под предводительством Тотлебена и Лаудона, в тот же вечер преследовали пруссаков до самого Одера и отняли у них еще множество пушек и знамен. Добыча наша состояла из 26 знамен, 2 штандартов, 172 пушек и гаубиц и множество полевых снарядов. Кроме того, было взято в плен 6.555 человек рядовых, 44 офицера и отнято более 10.000 ружей.

   Граф Салтыков был награжден за Кунерсдорфскую победу чином генерал-фельдмаршала.

   Фридрих скоро убедился, что страх и отчаяние его были неосновательны. Около него собралось до 18.000 человек, рассеянных неприятелем в Кунерсдорфской битве. С ними он переправился через Одер, сломал за собой мосты и стал укрепленным лагерем между Кюстрином и Франкфуртом. Русские также перешли Одер и стали лагерем при Лоссове, а Даун подвинулся с главной австрийской армией в Нижнюю Лузацию. Все показывало, что оба войска хотели соединиться, вместе вступить в Марку и овладеть беззащитной столицей Пруссии. Фридрих присоединил к себе все войска, какими мог располагать, и решил защищать дорогу к Берлину. Для этого он стал у Фюрстенвальда на реке Шпрее, куда вытребовал себе новую артиллерию из берлинского арсенала. Но напрасно {358} Фридрих ждал неприятелей: они не являлись. По причине возникших несогласий между Салтыковым и Дауном русские не воспользовались своими выгодами. Даун требовал, чтобы Салтыков шел непременно на Берлин, а сам щадил свои войска. Салтыков отвечал на это, что одержал уже две кровавые победы и ждет того же от австрийского фельдмаршала. Тогда Даун для виду подвинулся вперед, но едва он прошел несколько миль, как принц Генрих, наблюдавший за ним в Силезии, посредством хитрого маневра ударил на него в тыл, разрушил все магазины в Богемии и вынудил его поспешно воротиться. Между тем русские потребовали от Дауна выговоренного продовольствия для армии; австрийский военачальник сам ничего не имел и вместо провианта предложил деньги. Салтыков отвечал: "Мои солдаты денег не едят!" и приготовился к отступлению. Тогда венский кабинет, подстрекаемый Дауном, настоятельно потребовал, чтобы Салтыков преследовал свои завоевания, грозя, что в противном случае он будет сменен, и другой пожнет плоды его побед. Это взбесило русского фельдмаршала, и он немедленно двинулся к польским границам. Но дорогой он получил высочайшее повеление продолжать войну и обратился снова к Силезии. Намерение его было осадить Глогау. Фридрих предупредил его и, заняв крепкую позицию перед Глогау, преградил русскому войску дорогу. Не получая подкрепления из главной австрийской армии и слыша, что Даун обратился в Саксонию, Салтыков не решился вступить с Фридрихом в битву. Он повел армию по берегам Одера, достиг до местечка Тернштадт, хотел взять его, но, встретив сопротивление, превратил его в пепел, а потом выступил, в начале ноября, в Польшу. Лаудон отделился от русских и пошел в Моравию. Берлин был спасен.

   Но с отступлением русских опасность не миновала. Пока Фридрих действовал против Салтыкова, имперская армия, под начальством герцога Цвейбрюкского, проникла в Саксонию, оставленную без всякой защиты. В короткое время Лейпциг, Торгау и Виттенберг были заняты. Имперцы подступили к Дрездену. Комендант Шметау приготовился к обороне – он решил отстоять город или похоронить себя под его развалинами. Это случилось вскоре после Кунерсдорфской битвы. Фридрих в безнадежном своем положении написал Шметау, чтобы он не рисковал понапрасну гарнизоном, а постарался бы спасти артиллерию и казну, состоявшую из 5.000.000 талеров. Вследствие королевского предписания Шме-{359}тау сдал город на капитуляцию, выговорив свободный выход гарнизону и вывоз орудий. Имперцы согласились, но по занятии города предательски напали на прусских солдат, отнимали у них ружья, рубили их и брали в плен. Только немногие из гарнизона уцелели. А помощь была уже близка: генерал Вунш, посланный Фридрихом, находился только к трех милях от Дрездена.

   По удалении русских Фридрих сильно занемог подагрой. Несмотря на жестокие страдания, он не упускал из виду военных действий и созвал к себе всех генералов. Они нашли его в бедной каморке небольшого мещанского домика, в Кебене. Он лежал на постели, ноги были прикрыты шубой, голова завязана платком.

   – Господа! – сказал он им. – Я созвал вас, чтобы ознакомить с моими намерениями и показать, что жестокая боль не дозволяет мне лично явиться к армии. Уверьте храбрых пруссаков, что болезнь моя не вымышлена, что я вполне надеюсь на их мужество и не успокоюсь до тех пор, пока не поправлю наших дел. Только одна смерть может меня разлучить с моей армией!

   Одну часть войска он отправил на прикрытие Силезии, другую, под начальством Вунша, на освобождение Саксонии от имперцев.

   Но и в мучительные часы болезни деятельный ум Фридриха не мог оставаться спокойным. Он занялся критическим разбором Се-{360}верной войны Карла с Петром Великим и написал книгу под названием "Взгляд на характер и дарования Карла XII". Отсылая рукопись к маркизу д'Аржансу, он писал:

   "Голова моя постоянно занята военными идеями и до того привыкла к этой работе, что даже в часы развлечения ум мой не может обратиться на другие предметы".

   Едва король почувствовал облегчение, он сам поскакал в Саксонию. Там дела его, между тем, значительно поправились.

   Вунш успел отнять у имперцев Виттенберг, разбил пришедших к ним на подкрепление австрийцев при Торгау, овладел городом и, пять дней спустя, взял Лейпциг со всем его гарнизоном. Принц Генрих также поспешил на помощь Саксонии и, несмотря на все усилия Дауна, соединился с Вуншем. Здесь начался ряд самых замысловатых маневров с обеих сторон. Дауну хотелось вытеснить Генриха из Саксонии, Генрих прикрывал отнятые у имперцев и австрийцев города и заставил Дауна отступить к Дрездену, который один еще находился в руках неприятельских. В это время прибыл король. Даун начал ретироваться. Фридрих сам повел армию против отступающих австрийцев и разбил их при деревушке Крегисе. Неприятель ретировался в Плауэнскую долину, король отправил несколько отдельных корпусов, чтобы его тревожить и отрезать его коммуникации. Один из этих корпусов проник в Богемию, собрал там большую контрибуцию, захватил все запасы, разграбил несколько городов и возвратился с богатой добычей. Но другим корпусам не посчастливилось. Генерал Финк был послан к Максену, чтобы преградить Дауну ретираду. Финк начал представлять королю всю отвагу и опасность такого предприятия, но король, не слушая его, закричал в нетерпении: "Вы знаете, что я не терплю затруднений! Отправляйтесь!" Финк повиновался, скрепя сердце; предчувствие его не обмануло. Вскоре неприятель окружил его со всех сторон, Финк хотел пробиться, но это не удалось, и он вынужден был со всем корпусом положить оружие и сдаться в плен.

   Таким образом, Фридрих лишился 12.000 человек. Та же участь постигла другой прусский корпус, под командой Диреке, стоявший по ту сторону Эльбы. Австрийцы начали его обходить, Диреке ночью хотел переправиться через реку, но в это время пошел сильный лед и затруднил переправу. 1.500 пруссаков были захвачены неприятелем. {361}

   Сократив армию Фридриха до 24.000 человек, Даун смело мог надеяться на успех. Он решил остаться в Саксонии. Но прусский король не уступал ему ни пяди. С маленьким своим войском он стал против него лагерем при местечке Вильдсруфе. Наступила жестокая зима; снег выпал по колено, палатки заледенели. Четыре батальона постоянно сменялись в лагере, где солдаты замерзали на часах, а ночью ложились вместе, стараясь согреть друг друга дыханием. Остальное войско было размещено по ближним деревням. Офицеры жили в избах, солдаты строили себе шалаши, рыли землянки и грелись у костров, которые никогда не потухали. На пять миль в окрестности порубила все леса на дрова. Эта зимняя кампания похитила у короля больше солдат, чем самая кровопролитная битва. Но она имела и свои выгоды: неприятель не смел шагнуть вперед, не смел и отступить. Он терпел те же неудобства и бедствия, как и прусское войско, но у него они еще были усилены повальными болезнями. Сама природа опустошала обе армии без кровопролития. Так простоял Фридрих до тех пор, пока в середине января наследный принц Брауншвейгский, по взятии Фульды, не привел ему в подкрепление свое войско. Тогда только король расположил армию по зимним квартирам. Сам он перенес свой штаб во Фрейберг, где и провел остальные зимние месяцы.

   Фридрих много претерпел в этот пагубный год. Но и враги его мало выиграли. При всех успехах и усилиях австрийцы овладели только Дрезденом и его окрестностями, а шведы, ободренные отсутствием прусских войск, распространили свои ничтожные завоевания в Померании. Фридрих мог все еще торжествовать.

{362}

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Начало кампании 1760 года

   "Шар земной не крепче покоится на плечах Атласа, как Пруссия на своей армии", – сказал Фридрих после Фридбергской битвы. Четыре года упорной войны, где Пруссия со своими восемью миллионами жителей боролась с пятью государствами, имевшими более восьмидесяти миллионов подданных, доказали всю справедливость этого изречения. Но теперь эта могущественная, необоримая армия была расстроена и доведена почти до ничтожества. Надо было подумать о средствах пополнить и усилить ее без ущерба государству. Фридрих предложил своим неприятелям размен пленных, они не согласились, надеясь истощить его до конца. Тогда все пленные насильно были приведены к присяге и зачислены в прусские полки. Под знаменами Фридриха они обязывались воевать даже против своего отечества. Такая мера была бы безрассудством во всяком войске, кроме прусского, где строгая воинская дисциплина и личное превосходство Фридриха налагали крепкое ярмо на подчиненных. Один Наполеон мог впоследствии прибегать к подобным средствам, он один, подобно Фридриху, силой своего гения владычествовал над духом народов! Бедная Саксония и на этот раз должна была поплатиться {363} за интриги своего министра и за бесхарактерность своего короля. Она сделалась для Фридриха единственным рудником, из которого он извлекал деньги, продовольствие и солдат. Она выставила 10.000 рекрут, внесла в казну два миллиона червонцев, тысячами отпускала лошадей и рогатый скот и отдала половину своей жатвы на содержание прусской армии. Обширные саксонские леса были порублены, сплавлены по Эльбе до Гамбурга и обращены в деньги. Кроме того, нужда в людях подала мысль к совершенно новой системе рекрутских наборов: начали вербовать на военную службу. Прусские вербовщики под разными видами разбрелись по всей Германии и заманивали молодых людей в свои сети, обольщая бедняков – деньгами, богатых – почестями, а слабодушных – вином и распутством.