Текст книги "История Фридриха Великого"

Автор книги: Федор Кони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

   Фридрих увидел, что при таких обстоятельствах он может полагаться только на самого себя. Надлежало увеличить силы Пруссии, и на этот предмет он не пощадил ни государственной казны, ни даже собственного достояния. Из казначейства было вынуто шесть миллионов талеров, со всего государства сделан поземельный побор в полтора миллиона. Вся серебряная утварь, украшавшая дворец: канделябры, столы, люстры, камины и даже серебряные духовые инструменты, заведенные Фридрихом-Вильгельмом I, были обращены в деньги. Каждую ночь двенадцать гайдуков переносили вещи на лодки и отправляли их на монетный двор. Все делалось тихо и скрытно, чтобы не возбудить в народе беспокойства и опасений таким явным признаком государственной нужды. Но эти распоряжения дали королю возможность увеличить войско и обеспечить его на долгое время всем необходимым.

   Окончив военные приготовления, Фридрих 15-го марта отправился опять к армии.

{176}

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Поход 1745 года

   Испытав несчастье, Фридрих стал действовать гораздо осторожнее. Он не хотел сам отыскивать битвы, как в предыдущую кампанию, а решился выждать нападения австрийцев на Силезию. По приготовлениям неприятеля можно было заключить, что он намерен вторгнуться в Силезию со стороны Богемии.

   Фридрих с удовольствием узнал, что опасный его соперник, Траун, отозван к итальянской армии, и что место его в неприятельском войске заступили другие вожди, которые все вместе не имели сотой доли его дарований.

   Чтобы сбить с толку прусского короля и скрыть от него настоящую точку нападения, австрийцы отправили несколько легких отрядов, которые рассыпались по всей Верхней Силезии. Завязалась малая война. Беспрерывные стычки с венграми и пандурами служили только упражнением для прусской кавалерии, но никак не могли отвлечь внимания Фридриха от действия главной неприятельской армии.

   Винтерфельд был героем этих мелких сражений. Почти каждый день он одерживал победу над отдельными австрийскими отрядами, брал в плен солдат, отнимал обозы и пороховые запасы. {177} Король был им очень доволен. За эти действия Винтерфельд получил генерал-майорский чин.

   Фридрих сосредоточил главные свои силы близ Франкенштейна, а двоюродный брат его, маркграф Бранденбургский Карл, с девятитысячным отрядом занял крепости Егерндорф и Троппау. По соображениям Фридриха, австрийская армия должна была явиться из-за гор у Швейдница, Глаца или Егерндорфа, стало быть, в этой позиции он мог ее встретить лицом к лицу. Главную квартиру свою он поместил в монастыре Каменце, где был некогда так счастливо спасен аббатом Стуше, и где надпись на бронзовой доске и картина доныне повествуют об этом удивительном событии.

   Но позиция Фридриха имела свои невыгоды: от Егерндорфа до Нейсе оставался значительный промежуток, не занятый войсками. Австрийцы воспользовались этой оплошностью, прошли туда с двадцатитысячным корпусом, отрезали там ландграфа от главной армии и постарались оттеснить короля в Верхнюю Силезию, чтобы таким образом очистить своей армии широкую и спокойную дорогу.

   Фридрих проник в их замысел, отдал им в жертву Силезию до самого Козеля и думал только о том, как бы соединить корпус {178} маркграфа с главной армией, чтобы потом всеми силами нагрянуть на врага и с первого раза нанести ему решительный удар. Но к совершению плана короля не было никакой видимой возможности. Всякое сообщение с маркграфом было преграждено, австрийцы заняли все дороги и стерегли их неусыпно. Не только курьер, даже переодетый шпион не проскользнул бы сквозь непроницаемую сеть, которой они окружили Фридриха.

   Медлить было невозможно. Фридрих решился на жестокую, но почти необходимую игру. Он поручил Цитену пробиться с гусарами сквозь неприятельские линии и, во что бы то ни стало, доставить к маркграфу приказание, чтобы он немедленно двинулся к Франкенштейну.

   С сердечной горестью принял Цитен приказ короля, но поклялся исполнить его непременно. Слезы брызнули из глаз его, когда он тронулся с места. Он знал, что ведет храбрый полк свой на верную смерть и внутренне дал себе слово быть первой жертвой роковой экспедиции, не желая видеть ее погибели. Каждому солдату было передано предписание короля, чтобы хоть один из них, если уцелеет, мог доставить его по назначению. Минута, в которую этот превосходный полк отделился от своих товарищей, чтобы никогда более не возвращаться к ним, была торжественна и умилительна. Несмотря на то, каждый солдат бодро шел в открытую могилу, в твердом убеждении, что умирает на пользу отчизны и во славу своего короля – так велико было патриотическое увлечение, которым Фридрих умел воодушевить свое войско.

   Ловко придуманная хитрость и странный случай помогли Цитену счастливо исполнить поручение короля и спасти свой полк. Близ Отмахау он переправился через Нейсе и ночью, по разным тропинкам и проселочным дорогам, пробрался до Нейштата, где, совершенно отдельно от прусской армии, стоял небольшой отряд в гарнизоне. Не доходя до крепости, он узнал, что в эту самую ночь значительный австрийский отряд пытался взять город, но безуспешно. Цитен остановил свой полк и велел солдатам надеть новую обмундировку, которая им только что была выдана перед походом. Она состояла из синих ментиков и медвежьих шапок, вместо прежних красных доломанов и плисовых киверов. Форму эту австрийцы еще никогда не видали на прусских войсках и, сверх того, она очень подходила к одному из их собственных гусарских полков. Когда с рассветом австрийский отряд двумя колоннами дви-{179}нулся назад к своему лагерю, Цитен с полком своим примкнул к арьергарду. Несколько венгров, которые служили у него в полку, пошли вперед, балагурили и занимали австрийских солдат россказнями, чтобы отвлечь их внимание. Таким образом Цитен продолжал свой марш под неприятельским прикрытием с шести часов утра до четырех пополудни. В продолжение этого времени их обогнали два драгунские полка, но никто и не подозревал поддельных австрийцев. Наконец, достигнув до Леобшюца, австрийский отряд поворотил вправо к своему лагерю, который находился в четверти мили, а Цитен гикнул своим удальцам и, как стрела, пустился влево. Тут только австрийцы увидели обман. Пока они пришли в себя и решили, что начать, Цитен ускакал уже далеко; за ним пустились в погоню, но он отбился. Ночью прорвался он через несколько кордонов и, ко всеобщему изумлению, на следующее утро явился к маркграфу с предписанием короля.

   Гораздо больше труда представлял поход маркграфа Карла. На каждом шагу встречал он неприятельские отряды, которые преграждали ему дорогу. С каждым из них дрался он поодиночке, и, наконец, победителем привел свой корпус в королевский лагерь.

   Австрийские и саксонские войска соединились у Траутенау и оттуда двинулись к силезской границе. Фридрих отступил к Швейдницу и занял очень выгодную позицию. Чтобы ободрить неприятеля, он распустил слух, что хочет двинуться к Бреславлю, приказал чинить дороги, ведущие к этому городу, и даже снял свои аванпосты, расставленные в горах. Видя такие распоряжения, неприятель поддался на обман и начал действовать смелее. Австрийско-саксонская армия выступила из-за гор. На широкой равнине, при Гоген-Фридберге, она расположилась на дневку. Здесь главные вожди составили военный совет, как удобнее и легче овладеть Силезией. На следующее утро был назначен дальнейший поход. Прусские войска были совершенно скрыты от неприятеля пригорками и кустарниками.

   В ночь на 4-е июля Фридрих приказал всей своей армии с возможной тишиной и осторожностью собраться к Штригау и расположил ее так, что мог атаковать неприятеля со всех сторон. К рассвету полки его стояли уже в боевом порядке.

   Едва поднялось солнце, как саксонская армия стала спускаться с гор, чтобы занять Штригау. Пруссаки поздоровались с ними картечью. Неожиданная встреча смутила саксонцев. В тот же миг пра-{180}вое крыло прусской армии, под начальством генерала Демулена, бросилось в атаку с таким неистовством, что саксонцы не устояли, смешались и в беспорядке обратились в бегство, прежде чем австрийцы, ничего не понимающие, смогли узнать, в чем дело.

   Принц Лотарингский, главнокомандующий соединенными войсками, слышал перестрелку, но полагал, что это действие первого приступа на Штригау. Он узнал истину только тогда, когда несколько саксонских полков с отчаянием бросились к нему навстречу и объявили, что почти вся армия легла на штригауских полях. Тогда фельдмаршал быстро изготовился к бою и немедленно повел австрийцев в долину.

   Но и они были встречены пруссаками с тем же геройством и неустрашимостью. Прусские колонны двигались вперед с необузданной быстротой и опрокидывали все, что попадалось им на пути. Один полк отличался перед другим храбростью; вся битва была для них будто состязанием о первенстве. В несколько часов битва была решена, и около полудня пруссаки уже праздновали победу.

   Особенно отличился Байрейтский драгунский полк. Под начальством генерала Геслера он разбил и обратил в бегство двадцать неприятельских батальонов, захватил в плен 2.500 человек и отнял 66 знамен и пять орудий. За это король наградил храбрый полк особенными знаками отличия и собственноручно повязал крест Достоинства на его знамя. Генерал Геслер получил титул графа. {181}

   Необыкновенное воодушевление прусской армии происходило оттого, что сам Фридрих подавал ей пример величайшего самоотвержения и личной неустрашимости. Австрийцы устроили батарею из сорока орудий, которая громила и рассекала прусские полки по всем направлениям. Фридрих взял три батальона отборных людей и сам повел их против огнедышащего жерла. Люди валились около него, как снопы, но он, впереди всех, на коне, ободрял солдат и с тремястами пятьюдесятью солдатами достиг батареи. Тут велел он им ударить в штыки и первый вскочил на вал.

   Битва эта, которая называется Гогенфридбергской или Штригауской, дорого стоила австрийцам. Они лишились 4.000 человек убитыми, 7.000 пленными и, кроме того, множества орудий и знамен. Пруссаки потеряли только 2.600 человек.

   Перед самым началом дела к Фридриху прибыл кавалер де Ла-Тур, посол от Людовика XV, с известием о победе при Фонтенуа. {182} Он просил короля о дозволении пробыть в его главной квартире и посмотреть на военные действия.

   – Вы хотите узнать, за кем останется Силезия? – спросил его Фридрих.

   – Нет, – ответил де Ла-Тур, – я хочу только быть свидетелем, как ваше величество караете своих врагов и защищаете права своих подданных.

   По окончании дела Фридрих изготовил ему ответ к Людовику XV. Он был короток:

   "Я расплатился при Фридберге по векселю, который Вы на меня выставили при Фонтенуа".

   Это сардоническое замечание не могло понравиться французскому королю. Впрочем, он сам подал к тому повод. До начала кампании Фридрих употребил все меры, чтобы заставить Людовика подействовать решительно против Австрии. Людовик отвечал, что он и так не шутит с австрийцами и в доказательство приводил свои победы.

   Фридрих заметил де Ла-Туру, что во Фландрии французы имели дело только с шестью тысячами австрийцев, и что победы Людовика, хотя и очень знамениты, но в отношении к его союзникам приносят почти такую же пользу, как битва на берегах Тигра и Евфрата или взятие Пекина.

   Фридрих преследовал бегущего неприятеля до самого горного хребта. Тут он приказал ударить отбой, чтобы дать отдых своим солдатам, измученным быстрым переходом прошедшей ночи и жаркой битвой в продолжение дня. На другой день король отправил вслед австрийцам генералов Демулена, Цитена и Винтерфельда. Они настигли неприятельский арьергард, разбили и разогнали его, отняли еще несколько пушек, знамен, лошадей и полевых ящиков. Австрийцы бросились в Богемию, прусская армия последовала за ними.

   Когда король прибыл в Ландсгут, его окружила с неистовым криком толпа крестьян, вооруженных вилами, серпами, топорами и косами. Они просили позволения перерезать всех католиков за притеснения, которые они претерпели от ненавистного католического духовенства.

   – Что вы, что вы, дети! – воскликнул Фридрих. – Разве вы не христиане? Разве не помните святого писания? Сам Спаситель повелевает вам устами моими: любите враги ваша, благословите кля-{183}нущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющие вы.

   Крестьяне, пораженные словами короля, успокоились:

   – Ты прав, отец наш! – восклицали они. – Не нам судить виновных, а творцу небесному и его избранникам!

   Молча разошлись они по домам, а Фридрих возблагодарил Бога, что мог спасти католиков от возмездия за их Варфоломеевскую ночь.

   Во Фридбергской битве отличились и два брата короля, принц Август-Вильгельм и принц Генрих, которому минуло только восемнадцать лет. Первый со своей бригадой атаковал неприятеля под самым сильным огнем, а второй служил при короле адъютантом. Французский генерал, маркиз Валори, который был свидетелем геройской неустрашимости принца Августа, говорил о ней после битвы с удивлением. "Поверьте, – отвечал ему принц, – нигде нельзя быть безопаснее, как между такими товарищами, но надо уметь доказать, что предводитель их достоин".

   И действительно, прусские солдаты оказали в этом замечательном деле неимоверные подвиги. Все планы Фридриха были ими исполнены с изумительной точностью, изобретенные им фланговые {184} атаки, погубившие врага, совершались с баснословной быстротой и ловкостью. Сам Фридрих, удивленный своим войском, говорит в "Истории своего времени":

   "Земной шар не крепче покоится на плечах Атласа, как Пруссия на такой армии".

   Король последовал за неприятельской армией в Богемию, чтобы лишить богемские пограничные земли всех съестных припасов и заставить австрийцев выбрать себе зимние квартиры подальше от Силезии.

   Карл Лотарингский занял укрепленный лагерь близ Кенигингреца. Фридрих разбил свой лагерь рядом с ним при Хлумеце. Три месяца обе враждующие армии жили бок о бок спокойно. Иногда только австрийский партизан барон Тренк нападал на прусские провиантные подвозы, и это причиняло по временам легкие сшибки, не имевшие никаких важных последствий. Пруссаки тешились этой малой войной, как забавой для развлечения. Лихой австрийский партизан Франчини выезжал ежедневно в разъезды, как странствующий рыцарь, отыскивая геройских похождений. Прусские партизаны, со своей стороны, также искали встречи с ним: их схватки походили более на рыцарский турнир, чем на серьезное дело. При одной из таких схваток австрийские офицеры сказали прусским с особенной вежливостью:

   – Господа, с вами чрезвычайно приятно драться: всегда чему-нибудь научишься!

   Пруссаки отвечали им столь же обязательно:

   – Это оттого, господа, что вы были нашими наставниками, и если мы выучились хорошо защищаться, так это потому, что нас всегда мастерски атаковали.

   И вслед за тем началась резня, от которой несколько десятков человек с обеих сторон легли на месте.

   Между тем тотчас по удалении прусских войск, венгры и кроаты проникли в Верхнюю Силезию, рассеялись по ней врассыпную, начали грабить, и захватили крепость Козель. Король послал туда двенадцатитысячный отряд, под начальством генерала Нассау, с приказанием очистить страну от венгров и непременно занять Козель. Нассау разогнал кроатов и так быстро и неожиданно обложил крепость, что гарнизон ее очнулся только при взрыве бомб и гранат, которые посыпались на город и укрепления. Видя, что защищаться невозможно, гарнизон стал просить о свободном выпуске из {185} крепости. "Господа, – сказал Нассау парламентерам, – хотя вы защищались очень храбро, но я уже отвел вам квартиры в Бреславле; итак, решайтесь скорее и оставьте здесь оружие, чтобы оно вас не беспокоило в дороге". Три тысячи кроатов сдались и были отведены как военнопленные в Бреславль, а Нассау преследовал венгров до самой Моравии.

   Другой сильный отряд, под начальством князя Дессауского и генерала Геслера, Фридрих отправил к Галле, чтобы удержать саксонцев, которые угрожали вторгнуться в Бранденбург.

   Приняв все меры к защите, король начал думать о средствах к примирению. Через посредство Англии надеялся он склонить Австрию и Саксонию к миру и даже соглашался признать супруга Марии-Терезии императором.

   Он вошел в переписку с Георгом II и успел составить с ним в Ганновере трактат, по которому Англия бралась склонить Марию-Терезию на подтверждение Бреславского мира и заставить остальные державы признать Силезию собственностью прусского короля.

   Но Георг II слишком понадеялся на себя при заключении этого трактата: Мария-Терезия и слышать не хотела о мире. "Скорее откажусь от короны, чем от Силезии", – говорила она английскому министру в ответ на предложение Георга. А при избрании ее супруга в императоры голос Фридриха стал бесполезен, потому что большинство курфюрстов было и так на ее стороне. И действи-{186}тельно, несмотря на протесты прусского и курфальцского послов, 13-го сентября гроссгерцог Франц Лотарингский был во Франкфурте провозглашен императором.

   Эта удача еще более возбудила гордость Марии-Терезии. Она объявила решительно, что до тех пор не успокоится, пока не принудит к покорности возмутившегося подданного. Так называла она Фридриха.

   Саксония противилась миру так же упорно. Августу III хотелось утвердить польский престол за своим потомством. Для этого ему нужна была подпора Австрии. Притом, по договору с Марией-Терезией, ему были обещаны княжества Саганское и Глогауское, которые могли служить связью между Саксонией и Польшей.

   Итак, Фридриху оставалось одно средство: вынудить мир силой оружия.

   При нем находилось только 18.000 человек. Этого было недостаточно, чтобы держаться в Богемии. Он принял меры к отступлению в Силезию и для того переместил свой лагерь в Штауденц.

   Карл Лотарингский между тем получил новые подкрепления из Австрии; войско его состояло из 40.000 человек. Почти ежедневно являлись курьеры от Марии-Терезии с предписаниями действовать как можно решительнее против пруссаков. Узнав, что Фридрих намерен ретироваться, принц решился атаковать его арьергард и потом, окружив главную прусскую армию в горных ущельях, нанести ей окончательный удар. Враждебные армии находились друг от друга на расстоянии двенадцатичасового перехода.

   Рано утром 30-го сентября, когда Фридрих снимался с лагеря, и часть его войска двинулась уже в поход, ему вдруг донесли, что австрийцы подходят к ним со всех сторон в боевом порядке.

   Король не задумался ни минуты. Он наскоро построил всю свою армию в одну линию и сам объезжал фронт под градом картечи, которой австрийцы осыпали пруссаков с двух батарей в двадцать восемь орудий. В ту самую минуту, как лошадь короля, испуганная чем-то, взвилась под ним на дыбы, пуля попала ей прямо в голову и положила на месте. Сама судьба хранила монарха, и этот случай придал еще более бодрости его солдатам. Позиция Фридриха была довольно невыгодная, потому что у него не хватало людей, чтобы прикрыть все важнейшие пункты, но и австрийцам было не лучше: у них, напротив, было слишком мало места, чтобы развернуть все свои силы. Фридрих воспользовался их положением. Он {187}приказал фельдмаршалу Буденброку атаковать австрийскую кавалерию. Двенадцать прусских эскадронов совершенно опрокинули пятьдесят пять австрийских. Австрийцам решительно невозможно было ни отодвинуться назад, по причине гористой местности, ни действовать против неприятеля, потому что эскадроны были расположены один за другим, и первый эскадрон, не выдержавший атаки, опрокинулся на второй, второй – на третий и так далее, пока вся кавалерия не была приведена в такой беспорядок, что солдаты вынуждены были сдаваться пруссакам почти без боя.

   В то же время пехота правого крыла, под начальством генерала Бойена и полковника Гайста, пошла на обе неприятельские батареи и после жаркой встречи и отчаянного сопротивления овладела ими.

   Центр австрийской армии, расположенный на крутой возвышенности, которая была защищена прилеском, оставался еще нетронутым. Фридрих послал против него свои гвардейские полки под начальством принца Фердинанда Брауншвейгского. Судьбе угодно было, чтобы в этой битве два родных брата встретились как враги. Австрийским центром командовал старший брат прусского генерала, принц Людвиг Брауншвейгский. Здесь пруссаки оказали чудеса храбрости: чтобы достигнуть до неприятеля, они должны были продираться сквозь кусты и взять крутую возвышенность почти приступом, при сильном отпоре и несмолкающем беглом огне неприятелей. Но и здесь они остались победителями.

   Австрийцы старались еще кое-где держаться на возвышенностях, но полки их были слишком расстроены, а пруссаки, ободренные успехом и побуждаемые примером вождей, не давали ни минуты отдыха и делали нападения со всех точек. Наконец, австрийцы, потеряв всякую надежду удержать за собой поле битвы, в беспорядке обратились в бегство, оставив пруссакам богатую добычу.

   Пруссаки преследовали бегущих до деревни Сор, от которой битва эта и получила свое название. Австрийцы потеряли до десяти тысяч человек, из которых часть легла на месте, часть попалась в плен. Один Борнштедский кирасирский полк отнял у них десять знамен, 15 пушек и захватил 1.700 пленных. Потеря с прусской стороны простиралась до 3.000 человек. Между павшими в битве были принц Альбрехт Брауншвейгский и генерал Бланкензе. {188}

   Особенным мужеством и распорядительностью в этом деле отличился знаменитый впоследствии полковник Форкад. Во время сражения, ворвавшись в неприятельские ряды, он дрался впереди своих солдат, как отчаянный, но был ранен пулей в ногу, упал на месте и был отнесен за фронт. По окончании дела король, рассуждая о действиях своих офицеров, сказал, что большей частью победы обязан неустрашимости Форкада. Кода, после второй Силезской войны, Фридрих возвратился в Берлин, Форкад явился во дворец, чтобы поблагодарить короля за этот лестный отзыв. Но от боли в раненой ноге он не мог стоять и вынужден был прислониться к окну. Фридрих бросился за стулом и принудил Форкада сесть, несмотря на все его отговорки. "Будь покоен, любезный полковник, – сказал ему Фридрих, – такой храбрый и отличный офицер, как ты, стоит того, чтобы сам король подал ему стул".

   К особенностям Сорской битвы принадлежит то, что у прусского войска были отняты все обозы, и даже сам король лишился своего походного багажа, так что кроме мундира, который был на нем, у него ничего не осталось. Левое крыло и центр прусской армии не имела времени укрыть свой багаж. Отряды австрийских партизан Надасти и Тренка бросились его грабить, вместо того, чтобы драться. Отыскав в обозе короля и офицеров значительное количество вина, они перепились, начали неистовствовать над освободившимися там женщинами и ранеными и дали пруссакам полную свободу поражать в это время их товарищей. Отчасти это послужило в пользу прусского войска, но зато и австрийцы отличились: они до того очистили обозы, что вечером, когда король пожелал ужинать, не нашлось даже черствой корки хлеба. Генералы вынуж-{189}дены были разослать адъютантов в разные стороны, чтобы отыскать чего-нибудь на ужин королю. Одному из них удалось найти солдата, у которого был целый хлеб. Солдат не хотел его отдать ни за какие деньги, но узнав, что хлеб назначается для короля, не поверил адъютанту, и сам пошел в королевскую ставку. Там узнал он истину.

   – А, если так, – сказал солдат, разломив хлеб пополам, – то дело сладится: король дрался, как и мы, с ним можно поделиться по-братски.

   Когда ему король предложил денег, он не взял их:

   – За короля я отдавал даром жизнь, а уж за хлеб и подавно не возьму с него денег. Деньги солдат берет только с врага, а не с товарища.

   Даже чернил и пера не могли достать королю. Фридрих вынужден был отправить депешу к министру своему в Бреславль на лоскутке бумаги, на котором написал карандашом:

   "Я разбил австрийцев, отнял пушки, забрал пленных – вели петь Te Deum".

   К Дюгану он также написал коротенькое письмо: вот его содержание:

   "Я кругом ограблен! Сделайте одолжение, купите мне "Боало" в маленьком издании, с примечаниями, "Введение во всеобщую историю" Боссюэта и Цицерона. Я думаю, вы найдете все эти книга в библиотеке моего милого Иордана".

   Итак, прусский король в короткое время одержал две новые победы, но это его нисколько не подвинуло вперед. Он ждал мирных предложений со стороны Австрии, но Австрия молчала. А между тем, по недостатку провианта и по причине раздробления прусского войска, победитель вынужден был добровольно ретироваться от побежденных. Пять дней стоял он на поле битвы, а потом отодвинулся к Траутенау, где и пробыл до 16-го октября. Когда и здесь были потрачены последний клок сена и последний сухарь, Фридрих повел всю армию в Силезию. Этот поход совершился не без сшибок с неприятелем, который караулил пруссаков в горных ущельях. В Силезии армия стала на кантонир-квартиры между Швейдницем и Штригау; генерал Демулен протянул кордоны по границе; принц Леопольд Дессауский принял главную команду, а Фридрих отправился в Берлин.

{190}

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Последняя вспышка войны

   Иордан один не встретил с обычной радостью победоносного короля при торжественном въезде его в столицу Пруссии. Все ликовало вокруг Фридриха, но его сердце стеснялось тоской. Во время второй Силезской войны он лишился двух ближайших друзей, которых называл своим семейством: Иордана и Кейзерлинга. Еще до отъезда в Берлин писал он г-же Кама:

   "Ради Бога, позаботьтесь о дочери покойного Кейзерлинга, она также, как и отец ее, принадлежит к семейству моего сердца. Я сам осиротел вместе с нею, потеряв ее отца и моего Иордана, и скорбь моей души печальнее каждого траура, который их родные могут наложить на себя. Когда я развернул присланные мне книги Иордана, сердце мое облилось кровью. С трепетом думаю о возвращении в Берлин, вспомнив, что этого человека, который меня так любил, нет уже в живых. Трудно будет мне отвыкнуть от наслаждения, которое неизменно доставляла мне дружба Иордана и Кейзерлинга".

   При таком направлении духа Фридрих думал только о мерах к прекращению войны, которая становилась для него тягостной. Он полагал, что новые его победы заставят Австрию и Саксонию приступить к решительным переговорам. {191}

   Но не так думали его враги. Они желали гибели соперника и к этой цели устремили все свои мысли и действия. 8-го ноября, в то самое время, как гарнизонную церковь в Берлине украшали завоеванными трофеями, король, через шведского посланника при саксонском дворе, получил сведения о новых враждебных починах своих неприятелей.

   Саксонский министр Брюль, личный враг Фридриха, составил хитрый план, как погубить его еще в течение той же зимы. План состоял в том, чтобы через Саксонию проникнуть в Бранденбург, отнять у Пруссии Силезию в первые зимние месяцы, захватить Берлин и снова переименовать прусского короля в маркграфы Бранденбургские. Австрия с восторгом приняла мысль Брюля. Было предположено: главной австрийской армии, под начальством принца Лотарингского, немедленно, через Лаузиц, двинуться на Берлин; другому корпусу, в 10.000 человек, отделенному от рейнской армии, под командой генерала Грюна, соединиться под Лейпцигом с саксонскими войсками, напасть на пруссаков при Галле и потом также идти на Берлин. В самой столице Пруссии союзники хотели принудить Фридриха возвратить Австрии Силезию, а Саксонии уступить герцогство Магдебургское, с городами Котбусом и Пейцем.

   Вся деятельность и душевные силы Фридриха пробудились при этом известии. Дело шло о вопросе: "быть или не быть". Медлить было некогда. В тот же день созвал он военный совет и решил, как действовать при этой неожиданной опасности.

   Принц Дессауский получил приказание тотчас же отправиться к войску, стоящему у Галле, и приготовить его к походу. Оттуда ему назначено было двинуться в Саксонию, а сам Фридрих с силезской армией хотел проникнуть в Саксонию через Лаузиц. Таким образом, пруссаки с двух противоположных сторон должны были подойти к Дрездену. Для прикрытия Берлина оставлен был незначительный гарнизон, но сами жители составили порядочный корпус милиции, который ежедневно обучался военному делу. Около столицы выводили полевые укрепления, чтобы оградить ее от первого нападения неприятеля; с той же целью было поручено генералу Гаку с 5.000 солдат идти навстречу врагу, при первом его появлении, и вступить с ним в битву. Пятьсот подвод были приготовлены, на случай несчастья, для отправления в Штеттин государственных архивов, казны и прочих ценностей. {192}

   Распорядившись всем в Берлине, Фридрих 15-го ноября прибыл к армии в Лигниц. Здесь узнал он из депеши Винтерфельда, который оберегал границы Лаузица, что 6.000 саксонцев прошли в Верхний Лаузиц через Циттау, и что главная армия Карла Лотарингского следует за ними.

   Фридрих решил употребить ту же хитрость, которая ему однажды помогла. Он соединил около себя все войска, какими мог располагать, генералу Нассау приказал из Верхней Силезии передвинуться к Ландсгуту, чтобы прикрыть границу, и заградил все пути, по которым до австрийцев могли доходить известия о движениях его армии. Между тем к неприятелю посылались перебежчики, которые уверяли, что король более всего боится за свою столицу и думает только о ее прикрытии, для чего спешит через Кроссен перебраться в Берлин, чтобы предупредить Карла Лотарингского. Для большего утверждения неприятеля в этом мнении он приказал исправлять дороги к Кроссену и выстроить по этому направлению несколько магазинов. По берегам Бобера, Квейса и Нейсе были протянуты кордоны, которые, внимательно наблюдая, никого не пропускали в Саксонию.

   Карл Лотарингский вторично попался в ловушку. Он полагал, что пройдет через Лаузиц безостановочно и встретит там всего лишь трехтысячный корпус Винтерфельда.

   При сильном тумане, 23-го ноября, Фридрих тихо поднялся с места. При Наумбурге он переправился через реку и быстро двинулся к Герлицу, куда австрийцы шли со всеми своими силами. Здесь он разделил армию на четыре колонны: посередине шли две колонны пехоты, по бокам по колонне конницы. Король сам предводительствовал центром, а Цитен с гусарами, как и всегда, составлял его авангард. По ошибке колонновожатых марш был очень затруднителен, потому что они повели войско через болотистые места. Цитен все же успел выбраться на проселок и прибыл к Геннерсдорфу прежде короля.