Текст книги "Пятнадцать суток за сундук мертвеца"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Наташка замолчала. Было заметно, что у нее в душе бушует ураган эмоций. Чтобы справиться с ними, она решила заварить чаю и подбросить сладостей в пластиковую вазочку.

–    В общем, девочки, – снова заговорила толстуха, – маялась так Валерия наша почти год. Любимый то появится, то исчезнет, как сон, как утренний туман. Она все пыталась выяснить, что с ним происходит.

–    Ну и как, выяснила? – спросила я, поглощая нежнейшее «курабье».

–    Выяснила на свою голову. Как говорится: меньше знаешь, крепче спишь. Оказалось, что ее Борька – игрок. А это, миленькие мои, хуже алкоголизма. Уж поверьте медику!

Верить на слово медику я не собиралась. Однако о том, что к алкоголизму, наркомании и табакокурению добавился и диагноз «игромания», слышала не раз. Оказывается, это тоже болезнь! Игрок иной раз просаживает целые состояния в карты, рулетку, в автоматы... Идиотизм полный! У нас в универсаме возле дома поставили такой автомат – длинный ящик с отверстием для монет и окошками, в которых мелькают цифры. Несколько раз я наблюдала столпотворение азартных людей возле железного идола. Ладно, детишки – им, в принципе, заняться нечем. Но ведь и взрослые дядьки с удовольствием бросают пятирублевые монетки в щель автомата. И что примечательно: ни разу на моих глазах никто ничего не выиграл. Но дядьки продолжают упрямо верить в удачу, думая, что еще чуть-чуть – и она им улыбнется. В результате отцы семейств покидают универсам с экологически чистыми карманами. По счастью, никто из моих знакомых не страдал этим заболеванием.

–    А Валерия красивая? – задала неожиданный вопрос Клюквина.

–    Валерка-то? – встрепенулась Наталья. – Щас, погодите...

Она снова скрылась в коридоре. На этот раз хозяйка принесла фотокарточку:

–    Вот смотрите.

На снимке улыбалась легкоузнаваемая Наталья с неизменными косичками. Рядом стояла удивительно красивая девушка с шикарной гривой огненно-рыжих волос. Перед девушками на корточках сидел какой-то заморыш с прической «а-ля Эйнштейн» и очками «Привет от Берии». Снимок был сделан этим летом, о чем говорили цифры в углу карточки, и, по-моему, на Поклонной горе. Ни рыжеволосая красавица, ни заморыш не улыбались, а серьезно смотрели в объектив.

–    Это и есть Валерка? – ткнула пальцем в рыжую Клавка. – А что это за пигмей?

–    Это не пигмей. Это Боря.

–    Боря?! – не поверила я. – Тот самый Боря, которого так любит Лера? Не может быть!

У меня, честно говоря, не укладывалось в голове, как такая эффектная женщина могла предпочесть подобного, как справедливо заметила Клавдия, пигмея красавцу Николаю?!

–    Да-а уж. Пути господни неисповедимы, – философски изрекла Клюквина. – Прямо-таки красавица и чудовище.

–    Да не... Борька, вообще-то, нормальный, это просто на фотографии так получился. А как вам Лерка? Красивая?

Я согласно кивнула. Девушка на самом деле завораживала и притягивала взгляд.

–    Что ж, – Клавдия поднялась, – спасибо за чай, за рассказ. Нам, пожалуй, пора.

–    На разборки поедете? Советую с утра, потому что сейчас вызовов много, только время зря потеряете.

Мы пробрались к выходу теми же партизанскими тропами. Уже на пороге я не удержалась и задала давно волновавший меня вопрос:

–    Наташ, а почему ты так не любишь Валерию?

–    А что я, мать Тереза, чтобы всех любить? – неожиданно обозлилась девица. – Лерка использует всех, кого только может. Еще можно понять, если бы для себя старалась, а то ведь все для Бореньки. Кольку жалко!

–    А что с ним? – быстро спросила Клавка.

–    Страдает парень. Он любит Лерку, и она этим пользуется... Так что, подруга, – обратилась ко мне Наталья, – рано ты его в женихи записала. Думаю, это он от отчаяния с тобой связался.

–    Наверное, – печально вздохнула я. – А давно Колька к Валерии приходил последний раз?

–    Ой, давно уж. Недели две назад, наверное. Я еще у Лерки спрашивала: мол, чего это твоего поклонника не видно. А она грубо так ответила: «Не твое дело». А что, он всерьез к тебе переметнулся? Видать, ненадолго, раз вы здесь.

«Не твое дело», – мысленно ответила я так же, как и Валерия.

Уже на улице Клавка поделилась со мной впечатлениями от встречи с Натальей:

–    Неприятная девица.

–    Согласна. Знаешь, Клава, я думаю, что она завидует Валерии и тайно влюблена...

–    В кого, в Лерку? – уточнила Клюквина..

–    При чем здесь Лерка? – я поморщилась. – В кого-нибудь из ее поклонников. Их у нее целый табун.

–    Тайно влюблена?

–    Угу, тайно...

–    Ох, и любишь ты, Афоня, все таинственное. Прямо-таки подросток-переросток. И когда только повзрослеешь?

Я обиженно надулась и решила объявить сестрице бойкот на ближайшие пять минут. Вспомнив фотографию Валерии, я погрузилась в философские размышления. И почему так устроена жизнь? Казалось бы, чем Коля Лерке не пара? Оба высокие, красивые, стройные... Так ведь нет, выбрала себе какого-то ботаника-недомерка. Ладно бы еще человек хороший был, а то ведь игрок! Я допускаю мысль, что Наталья в силу известных причин могла и преувеличить кое-что. в своем рассказе. Полную ясность может нам дать только личная беседа с Валерией.

–    Ну что? – прервала мои размышления Клавдия.

–    А куда ж еще? К Сашке все равно не попадем,  а к Валерке на подстанцию поедем завтра с утра. Правда, меня немного беспокоит запертый в ванной Иван... Как, интересно, Сашка на него среагирует?

–    Обойдется как-нибудь, – беспечно отмахнулась Клюквина.

Лично я в этом сильно сомневалась. Мое шестое чувство упорно твердило, что подобный поступок просто так нам с рук не сойдет.

Возле дома нас поджидал сюрприз в виде долговязого Проши. Он был при параде: в дорогом костюме с лужниковского рынка, в новых очках и с уже оформившимся бланшем под глазом. Распахнутая куртка являла миру яркий галстук цыплячьей расцветки. В руках Проша сжимал по букету хиленьких гвоздик.

–    Где-то я его уже видела... – задумчиво пробормотала Клюквина.

Ответить я не успела. Прохор, завидев нас, сверкнул очками и устремился навстречу.

–    Здравствуйте, Афанасия, здравствуйте, Клавдия, – торжественно произнес он, вручая цветы.

–    Спасибо, конечно. А ты кто? – напрямик спросила Клавка. Судя по всему, последствия посещения Ефима она помнила лишь эпизодами.

Прохор растерянно захлопал здоровым глазом, а я коротко рассказала сестре обстоятельства знакомства с ним. Клавдия нахмурилась и не слишком любезно поинтересовалась:

–    И чего ты приперся?

–    Кхм... Я уже сообщал Афанасии, что имею кое-какое отношение к искусству. Если быть совсем точным, я являюсь совладельцем арт-галереи «Блюз»...

Прохор сделал многозначительную паузу, ожидая от нас какой-нибудь реакции. Мы с Клюквой – люди, далекие от высокого искусства. Не то чтобы мы совсем в нем не разбираемся: несколько раз даже выбирались в Третьяковку и на выставку в ЦДХ. Причем от выставки у меня остались воспоминания лишь о длиннющей очереди за билетами, жутком холоде и невыносимом желании сходить в туалет. Сама экспозиция как-то стерлась из памяти. В общем, сообщение Прохора о месте работы впечатления на нас не произвело. Однако это странно! Если вспомнить, где и как я познакомилась с Прошей и приплюсовать сюда его одежку от рыночного кутюр, то возникает вопрос: а не засланный ли казачок? По моим представлениям, совладельцы чего-нибудь (банка, нефтяной компании или арт-галереи) выглядят как-то иначе. И уж, во всяком случае, фонари под глазом не носят! Поэтому я насторожилась и подозрительно сощурилась.

–    Короче, Склихосовский! – поторопила Клавдия Прохора.

–    Я хочу купить у вас обе картины! – выпалил он на одном дыхании.

Недовольство Клюквиной как ветром сдуло. Она широко улыбнулась и торжествующе посмотрела в мою сторону. А я, обрадовавшись случаю избавиться от Фиминой мазни, воскликнула:

–    Да забирай бесплатно! Мы будем только рады изб,..

Клавка отвесила мне увесистый подзатыльник, и я заткнулась, а она радостно запела:

–    Чего ж мы на улице-то стоим! Прошу, прошу... Подобные вопросы на ходу не решаются. Сейчас чайку-кофейку попьем, все обсудим, еще раз на полотна взглянем! Пройдемте!

Клавка подхватила Прошу под руку и, весело щебеча, увлекла его в подъезд. В эту минуту я впервые в жизни вспомнила, что, помимо русского литературного языка, есть еще и разговорный. Мои великовозрастные ученики, слава богу, владеют им в совершенстве, и я успела кое-чему у них научиться.

Дома Клюквина развила чрезвычайную активность. Прохора она усадила в удобное кресло и мгновенно материализовала безупречно накрытый к чаю стол. Меня, к примеру, Клюква не кормила черной икрой, шоколадом «Моцарт» и вишневым вареньем (его я сама втихаря таскала из Клавкиных запасников). Обида, возникшая еще у подъезда, зрела с невероятной быстротой и вскоре приобрела угрожающие размеры. Проше суета вокруг его персоны явно нравилась. Он вальяжно закинул ногу на ногу, слопал три (!) бутерброда с икрой и полвазочки карамелек. Жизнь показалась мне совсем пресной. Я затаилась в предвкушении контрольного удара. Почему-то очень хотелось нанести этот удар в здоровый глаз Прохора.

–    Так, ну а теперь поговорим о деле, – вежливо напомнила Клюква. – Значит, говоришь, желаешь купить наши картины. И какая цена? Предупреждаю, стоимость данных шедевров нам хорошо известна! Мы специально экспертов из Третьяковки  приглашали. И вообще, мы тоже кое в чем разбираемся. Вон, Афанасия у нас почти искусствовед!

Ощутив собственную значимость, я важно надула щеки, решив позже напомнить Клавке, что искусствовед и филолог – суть разные вещи.

Проша нервно заелозил в кресле.

–    Э-э, понимаете ли, дамы, – робко заговорил он. – Мы только месяц как открылись. Вернее, даже не открылись еще. Если повезет – через десять дней заработает первая экспозиция. В связи с этим купить картины более чем за триста долларов мы не сможем.

Прохор с сожалением развел руки в стороны. Клавка восторженно пискнула, но тут же взяла себя в руки:

–    Смеешься?! Да ты икры сожрал больше! Не-ет, меньше чем за пятьсот не отдадим. Каждую!

На меня навалилась ужасная слабость. Отвалить за «Демократию» и зеленых шахтеров такие деньги! Подозреваю, что Прохор еще меньше нас разбирается в живописи, раз предлагает подобную сделку.

Совладелец арт-галереи напыжился, вспотел, закатил глаза и через полминуты выдохнул:

–    Согласен! Когда можно забрать картины?

–    Картины против денег, – припечатала я. – Как говорится, утром деньги, вечером стулья, вечером деньги – утром стулья. Дальше по тексту.

Резкий звонок в дверь прервал приятную беседу. Душа у меня переместилась в район пяток, и я шепотом спросила:

–    Кто это?

Клавка, воодушевленная удачной сделкой, отстранение пожала плечами:

–    Открой и узнаешь.

На цыпочках я прокралась к входной двери и замерла. Посетитель еще раз позвонил, а потом забарабанил в дверь чем-то очень тяжелым.

–    Кто там? – просипела я.

–    Кто?! – взревел Сашкин голос. – Это ваш ум, честь и совесть!

Я метнулась обратно в комнату и без сил плюхнулась на диван, обреченно выдохнув:

–    Сашка пришел.

Взгляд Клюквиной заметался по углам комнаты в поисках надежного укрытия.

–    Откроешь? – спросила я, заранее зная ответ.

–Ха!

Стук в дверь сделался невыносимым.

–    Может, я открою? – предложил Прохор.

–    Давай, – быстро согласилась я. – Только очки сними. На всякий случай.

Прохор снял очки и вышел в коридор. Мы с Клюквиной прислушались. Стук в дверь прекратился. Зато раздался какой-то странный глухой удар, всхлип, и на пороге возникло то, что еще утром было Сашкой, а сейчас более всего походило на Кинг-Конга-убийцу.

–    Мама! – простонали мы с Клавкой и, не сговариваясь, полезли под журнальный столик.

Ткнувшись пару раз в мосластый клюквинский зад, я пожалела, что в свое время не купила большой обеденный стол – там все-таки намного просторнее!

Кое-как угнездившись под миниатюрной столешницей, мы с Клавдией обнялись и дружно задрожали.

«Господи, пронеси мимо сию карающую длань! – взмолилась я. – Нет на мне столько грехов, честное слово. Наоборот, стараюсь только добро делать. Так нешто за это наказывать? Ты вспомни, сколько я за свою жизнь старушек через дорогу перевела и бездомных собачек домой перетаскала? И потом, у меня самая гуманная профессия в мире. Аминь!»

Прочитав молитву, я осторожно высунулась из укрытия. Сашка стоял возле столика, уперев руки в бока, и гневно сверкал очами.

–    Саш... – всхлипнула я и осеклась.

Весь вид Шуши говорил о том, что наш с Клавкой смертный час приближается со скоростью света. Хлопнула входная дверь.

–    Ну, вражина, берегись, – разозлилась Клюквина, вылезая из-под стола. – Ты только что сорвал нам сделку на тысячу долларов. И кто ты после этого?

Позавидовав Клавкиному бесстрашию, я проявила благоразумие и поудобнее устроилась под столом.

–    Короче, так, – продолжала Клюквина, – ты нам должен штуку баксов. Ну, и плюс проценты за моральный ущерб. Итого... Две с половиной тысячи американских рублей. Поторопись, Сашок, а то счетчик включится!

Я выглянула из своего укрытия, чтобы не пропустить самое интересное. Саня по-прежнему молчал, но его лицо постепенно приобретало нормальное, почти человеческое выражение. Шестое чувство подсказало мне, что опасность физического уничтожения миновала и можно выбираться на волю. В этот момент на пороге комнаты возникли два милиционера с автоматами Калашникова на шее. За их спинами маячил Прохор. Что-то в нем неуловимо изменилось, но что именно, было пока неясно. Я решила проявить осторожность и не спешить покидать уже насиженное место под столом.

–    Вот он, – указал Проша на Сашку и снова скрылся за спинами блюстителей порядка.

–    Та-ак, граждане, что здесь происходит? – спросил пожилой милиционер с погонами лейтенанта.

Мы с Клавкой обменялись красноречивыми взглядами и временно онемели, а Александр Михайлович почему-то обрадовался:

–    Здорово, мужики! Чего всполошились? Ничего страшного здесь не происходит. Я вот свататься пришел... Только девчонки между собой никак не договорятся, кто замуж за меня пойдет. Вот и повздорили малость. Нет, я, конечно, готов на обеих жениться, но, увы, закон это запрещает! А я закон уважаю! Давайте выйдем в коридор, я вам еще кое-что объясню...

Милиционеры повели автоматами и неохотно последовали приглашению. Причем один из них встал так, чтобы видеть и то, что происходит в коридоре, и не упускать из виду нас. Я, кряхтя, выбралась из-под стола и уселась на диван рядом с Клавдией. Прохор робко протиснулся в комнату и опустился рядом со мной. Только теперь удалось рассмотреть произошедшие в нем изменения: под вторым глазом у бедняги зрел брат-близнец соседнего фонаря. Жалко парня, уже второй раз из-за своей доброты страдает! Помнится, кто-то говорил, что добро должно быть с кулаками. Но нельзя же так буквально и за столь короткий промежуток времени! Хотя есть люди, которые всю жизнь получают тумаки и затрещины. Был у нас подобный экземпляр в институте. Где-то до третьего курса Леха Пименов (так звали это ходячее недоразумение) ничем не выделялся из общей массы студиозусов. Ну разве только своим хроническим невезением. Если где-то с крыши падала сосулька с крыши, то Леха непременно оказывался в нужном месте и в нужное время. Опасности и неприятности подстерегали парня буквально за каждым поворотом. Кстати, наш факультет располагался в здании бывшей школы имени Лаврентия Павловича Берии. Может, это обстоятельство, а может, просто длительное отсутствие капитального ремонта служило источником постоянных сюрпризов: то пол провалится, то потолок рухнет, то прорвет канализацию и затопит деканат... В общем, дерь... в смысле, проблем хватало. И почему-то все они сыпались именно на Лешку. Причем в прямом смысле: штукатурка на голову, нога, попавшая в дырку в полу; дверь в туалет заклинивало именно тогда, когда там предавался размышлениям Пименов. Короче говоря, жизнь бедолагу не баловала. К середине третьего курса он решил круто изменить свою судьбу и вступил в «Общество адвентистов седьмого дня». Все бы ничего, да только Леха принялся проповедовать какую-то ересь среди широких студенческих масс. Попервоначалу над ним смеялись, а потом он настолько всем надоел, что его вежливо выслушивали и давали по шее. Таким образом, невезучий Пименов путем проб и ошибок выяснил: предначертанное судьбой не изменить. Он плюнул на адвентистов и принял жизнь такой, какая она есть. Может, и Прохор входит в касту любителей тумаков?

–    Ну что, друзья мои, поговорили? – весело спросил Сашка, возвращаясь в комнату и усаживаясь в кресло.

–    А эти где? Которые в форме? – нахмурилась Клюквина.

–    Кто? Друзья из органов? Так они уехали по своим неотложным милицейским делам. Давайте по порядку. Сначала с вами, девушки. Где вы изволили сегодня пропадать? Зачем охранника в ванной заперли?

–    Мы выполняли президентскую программу! – брякнула я и сама испугалась собственной смелости.

Клавка, не ожидавшая, что мы с ней птицы столь высокого полета, заинтересованно заморгала.

–    К-какую программу? – поперхнулся Шуша.

–    Что значит, какую? Обычную президентскую программу. Их у него, вообще-то, несколько...

–    Да говори ж ты толком! – прикрикнул Сашка. – Вот послал бог характер: смесь шейкера с саранчой! Какая программа?

Я подняла палец вверх и с расстановкой произнесла:

– Мочить всех в сортире! Иван, правда, до сортира не дошел – ванная ближе оказалась...

Клавка заржала, а Прохор несмело улыбнулся и осторожно дотронулся до свежего синяка. Сашка сжал челюсти и заиграл желваками.

–    Хорошо, – угрожающе прошипел он. – Я тоже гражданин России и обязан выполнять решения партии и правительства. Но я не такой изверг, как вы, и в сортире запирать вас не буду.

–    А где? – заинтересовалась Клавдия.

–    Потом узнаешь, – туманно пообещал Саня и плотоядно усмехнулся.

Сестра насупила брови и напомнила:

–    Ты, если не ошибаюсь, свататься пришел? Вот и сватайся! С невестами, между прочим, так не поступают. Решил жениться, так женись!

–    На вас?! Да нешто я совсем разум потерял? К тому же, как я вижу, уже есть жених, – кивнул Сашка в сторону Прохора, отчего тот нервно заерзал на диване. Подозреваю, впрочем, что у него тоже отпало желание связывать свою судьбу с вами. – Ты кто, парень?

–    Я... Хм... Ну... – Проша лихорадочно подбирал слова, чтобы объяснить цель своего визита и остаться невредимым.

–    Он коммерсант, – пришла я на помощь растерявшемуся парню. – Зовут его Прохор, и явился он сюда, чтобы купить «Демократию» и «Шахтеров».

–    Да, – подтвердила Клюквина, – а ты, Александр Михайлович, своим появлением все испортил.

–    Коммерсант, говоришь? – Сашка недоверчиво оглядел Прошу с ног до головы. – Что-то не впечатляет...

–    А я начинающий, – храбро ответил Прохор. – Вот, пожалуйста, моя визитная карточка.

Он покопался во внутреннем кармане пиджака и извлек оттуда бумажный прямоугольник. Шуша несколько секунд внимательно его изучал, затем улыбнулся и протянул руку:

–    Ну, извини, брат! Погорячился. С кем не бывает. А все эти невесты, прошу прощения, кого хочешь до психушки доведут. Охранника в ванной закрыли, а сами слиняли. Теперь представь себе мое, мягко говоря, удивление: прихожу домой, а из ванной доносится мужское пение вперемежку с отборным матом!

Не знаю, как Прохор, а я хорошо представила себе эту картинку. Шуша, наверное, еще долго удивлялся. Я тихонько захихикала, но быстро справилась с эмоциями и поджала губы. Проша немного неуверенно рассмеялся, а затем поднялся во весь свой почти двухметровый рост.

–    Пойду я, пожалуй... – он вопросительно посмотрел на Сашку. – Девочки, картины я завтра заберу, после обеда.

–    Ага, иди, – согласился Саня. – Я сейчас жениться начну. Тебя проводить?

Взгляд новоявленного коммерсанта медленно переместился с Сашки на нас, затем юноша посерьезнел и официальным тоном заявил:

–    Нет, провожать меня не надо, потому что я никуда не пойду.

–    Почему? – оторопела Клавдия.

–    Я тоже хочу жениться.

–    На ком? – я бросила быстрый взгляд на Сашку и поняла, что до похорон осталось полчаса.

–    На ком? – хрипло поинтересовалась и Клавка, синея от непереносимого волнения.

Прохор замялся и нерешительно промычал:

–    М-м... Я еще не определился.

Александр Михайлович помрачнел. «Ну, дела! – думала я. – Прямо голова кругом, ум квадратом! Женихов-то подвалило, аж страшно делается. Клюква, наверное, не нарадуется: сбывается ее заветная мечта – пристроить меня под теплое мужнино крылышко...»

Однако радости на Клавкином лице не наблюдалось. Скорее, растерянность и желание, чтобы все побыстрее закончилось. Проша, кажется, тоже чувствовал себя крайне неуютно. Сашка буравил несчастного парня глазами.

–    Не решил, говоришь, – медленно произнес Сашка. – Это хорошо. Значит, нам есть, что обсудить. Пошли, поговорим?

–    Пошли! – с отчаянием жертвы в зубах крокодила отозвался Прохор и первым шагнул к двери.

–    Мальчики... – предприняла я жалкую попытку остановить разборки.

–    А вы, невесты, подождите пока, – пресек мою попытку Александр Михайлович. – Негоже девицам такое нетерпение проявлять! Значит, так, сидите здесь – и ни гу-гу! Шаг влево, шаг вправо – убью; прыжок на месте – провокация. Все ясно?

Мы с Клавкой дружно кивнули

–    Ключи от квартиры, – потребовал Сашка.

Судорожно вздохнув, я пролепетала:

–    Они там, в коридоре. Над зеркалом висят...

Уже на пороге Александр Михайлович обернулся и показал нам кулак внушительного, надо сказать, размера.

Звук запираемого замка дал понять, что мы остались одни. Тем не менее ни я, ни она даже не попытались встать с дивана.

–    Клав, как ты думаешь, все уже закончилось? – с надеждой в голосе спросила я.

–    Хотелось бы верить. Надеюсь, Сашка весь пар выпустит в беседе с Прошей... – я незаметно перекрестилась, а Клавка продолжала: – С одной стороны, это хорошо, нам меньше достанется, а с другой... Едва ли Прохор теперь захочет картины купить. Видать, придется их потомкам сберечь!

Совершенно обессилев от событий и связанных с ними волнений, я прикрыла глаза и полностью отдалась течению мыслей.

«Потомкам сберечь... Неизвестно еще, какие они будут, эти потомки. Разбазарят наше состояние, подобно наследникам Дрейка! Да-а, это ж надо, какие страсти кипят из-за этого пирата. Интересно, а у кого все-таки карта? Успел убийца Семена ее найти, или она преспокойно лежит себе на даче и дожидается светлого часа? А романтики-то, оказывается, еще не перевелись, карты, клады, пираты... Но убивать из-за этого все же не стоит. Странно еще и то, что оба убийства совершены абсолютно одинаково. Впрочем, как раз это можно понять. Убийство Коли прошло относительно гладко, так зачем же изобретать велосипед? Господи, а вдруг убийца нас видел?! Может, он теперь за нами начнет охоту?! – я заволновалась, но тут же попыталась себя успокоить: – Не-ет, не начнет. Мы ведь с дачи сразу в милицию попали. Если убийца нас и проследил, то только до отделения. Будем надеяться, что это его успокоило. А потом Сашка нас привез к себе домой. Так что следы мы неплохо запутали...

А Валерия? Как она отнеслась к гибели Николая?»

Довольно чувствительный тычок под ребра прервал мои размышления. Я открыла глаза и тут же наткнулась на тяжелый Сашкин взгляд.

–    А где же Проша? – пропищала я.

–    Он ушел, но обещал вернуться. Милый мальчик. Теперь вернемся к нашим проблемам. Итак, где вы изволили сегодня пропадать?

Клавдия на несколько секунд задумалась, а потом очень серьезно сказала:

–    Хорошо, мы ответим на твой вопрос. Но сначала хотелось бы напомнить кое о чем. Точнее, о твоем обещании нам помогать...

–    А чем, по-вашему, я занимаюсь? – Сашка, кажется, был искренне удивлен.

–    Ты? Ты, Александр Михайлович, чинишь нам препятствия, вместо того чтобы помогать!

–    Ну да?!

–    Вот тебе и ну да! Ты постоянно стараешься нас изолировать. А мы, между прочим, делом занимаемся. Если помнишь, нас в убийстве обвиняют и даже во всесоюзный розыск объявили. Ты, Саня, сам служивый, хоть и бывший, и понимаешь, что никто по большому счету не будет искать настоящего убийцу. Вот и приходится нам самим, как барону Мюнхгаузену, себя из болота за волосы вытаскивать. Знаешь, нам совсем не хочется чужой срок мотать! Уж лучше замуж.

–    О вашем замужестве мы еще поговорим, – помолчав, ответил Сашка. – Но кое в чем ты права, я действительно немного перегнул палку. Но вы должны меня понять! Я очень волнуюсь! Ведь вы такие хрупкие, беззащитные... Любой может обидеть!

Я с подозрением воззрилась на Шушу, пытаясь понять, всерьез он это говорит или шутит. Сашкины глаза были чисты и невинны, как у новорожденного младенца. Даже обычно дерзкие черти, живущие в глубине его зрачков, сейчас смотрели вполне серьезно. На Клавкином лице прочно угнездилась недоверчивая ухмылка.

–    Ладно, лирику опустим, – сдержанно вздохнул Саня. – Я обещаю, что больше никаких попыток изолировать вас от общества предпринимать не стану. Только уж и вы, будьте любезны, ставьте меня в известность о ваших планах! Да, и прекратите отключать мобильники. Я же должен знать, куда ехать, чтобы вас спасать!

Остаток дня прошел мирно, почти по-семейному. Мы поужинали, беседуя на отвлеченные темы, посмотрели по телевизору какую-то третьесортную голливудскую комедию и засобирались спать. Сашка дал понять, что покидать нас не собирается. Вместо этого он по-хозяйски устроился на диване. Ни я, ни Клюквина не решились ему противоречить, а, печально вздыхая, побрели в спальню.

Феноменальная способность Клавдии засыпать, едва голова коснется подушки, не подвела сестру и на этот раз. Зато я беспокойно вертелась с боку на бок. В конце концов, измучившись совершенно, вскочила с кровати и босиком пошлепала на кухню за теплым молоком. Из-за двери гостиной, где спал Сашка, доносилось кряхтение, покашливание, невнятное бормотание.

«Волнуется, страдалец», – покачала я головой.

Вскоре я уже сидела с кружкой волшебного средства от бессонницы перед аквариумом. Тырочка несказанно обрадовалась, что хозяйка уделила наконец ей внимание. Она быстренько всплыла на поверхность и высунула головку из воды.

–    Бедная моя девочка, – пожалела я черепашку, – решила, наверное, что о тебе забыли. Не волнуйся! Просто сейчас такие дела творятся. Может быть, нас даже в тюрьму заберут...

Мне просто жизненно необходимо было выговориться, а более благодарного слушателя, чем Тыра, не найти. Поэтому я взахлеб принялась рассказывать молчаливой подружке о событиях последнего времени. Рассказ получился очень живописный, а местами и героический.

–    С тараканами не пробовала разговаривать? – как гром среди ясного неба раздался Сашкин голос, сопровождаемый жиденькими аплодисментами. – Правда, они плохие собеседники – разбегаются быстро.

–    У нас нет тараканов, – замолчала я, насупившись.

–    Обиделась? Да брось, Афанасия. Я ж все понимаю. Просто очень уж красиво ты говоришь! Того и гляди Звезду Героя получишь... А вообще-то, вы с Клавкой молодцы. Я б точно вас наградил!

–    Правда? – я робко посмотрела на Сашку.

–    Конечно, честное пионерское. Ну, иди сюда, поведай о ваших подвигах.

Пару секунд я раздумывала, потом согласно кивнула и устроилась у Шуши на коленях. Немного повозившись, устраиваясь поудобнее, я в конце концов приютила голову у Сашки на груди и неторопливо поведала о предстоящем визите к Валерии.

–    Что ж, дело хорошее, – подвел итог Саня, когда я замолчала. – Я завтра с вами поеду.

–    Зачем? – спросила я, холодея от мысли о том, что скажет на это Клюквина.

Шуша погладил меня по спине:

–    Ну, во-первых, на машине все-таки сподручнее. А во-вторых, вы будете постоянно на глазах, я не стану нервничать и в случае чего смогу сразу прийти на помощь.

Идея сама по себе неплоха – собственный транспорт, персональная служба спасения... Но есть и существенные недостатки. Сашка будет вечно давать советы и пытаться руководить нашими действиями. Но это еще полбеды. Главное – то, как отнесется к этой идее Клюквина. А впрочем, решила я, пускай у Шуши голова болит, как от Клавки отмахиваться. Сашка воспринял мое молчание как согласие и полез с поцелуями. А я что? Я вовсе и не возражала!

Проснулась я от неприятного звука будильника. Давненько такого не было! Обычно Клавдия вставала рано, заботливо готовила завтрак и будила меня привычными воплями: «Афоня! Где мои брюки (юбка, кофточка, колготки и т.д.)?» Сейчас часы показывали половину седьмого, а в квартире стояла необычная тишина. На соседней кровати Клавки не было. Не на шутку встревожившись, я отправилась на поиски сестры. Она обнаружилась на кухне в компании с Сашкой. Оба чинно пили чай, время от времени одаривая друг друга многозначительными взглядами.

–    Доброе утро, – поздоровалась я, протирая глаза кулачками. – А чего это вы тут делаете?

–    Завтракаем, – спокойно ответила Клавдия.

–    Присоединяйся, милая, – предложил Сашка.

Наверное, пока я спала, Земля стала вращаться

в обратную сторону. Иначе какими еще катаклизмами можно объяснить мирное чаепитие Клавдии и Александра Михайловича?! Второе чудо за одно утро – это слишком много для моей нервной системы. Я поежилась, как в ознобе, и отправилась в ванную.

«Я еще сплю, – уговаривала я сама себя, стоя под прохладной водичкой. – Сейчас проснусь, и все будет по-старому: и Клавка с ее вечными поисками одежды, и Сашка с придирками и нападками, и даже их язвительная, но, в общем-то, безобидная пикировка».

Однако подобный аутотренинг положительного результата не принес. На кухне обстановка осталась прежней.

–    Садись, Афоня, – кивнула на стул Клюквина.

Пока я завтракала, за столом велась неторопливая беседа о политике, о погоде, о последнем футбольном матче... Невероятно, но о деле не было сказано ни слова!

–    Сашка едет с нами, – спокойно сообщила «новость» Клюквина, когда я уже приступила к кофе. – Надеюсь, ты не возражаешь?

Сашка вопросительно посмотрел в мою сторону, а нахальные черти в его глазах состроили гнусные рожи.

–    Не возражаю, – буркнула я, подозревая этих двоих во всех смертных грехах.

–    Вот и славно! – широко улыбнулся Саня. – Идите, девочки, собирайтесь, а я пока посуду помою.

Я закатила глаза, собираясь немедленно скончаться от разрыва сердца. Клавка была спокойна, как английская королева на собственных похоронах.

–    Вы только недолго, – настиг нас в коридоре Сашкин вопль. – А то в пробках застрянем.

В полукоматозном состоянии я принялась одеваться, не решаясь спросить Клавку о причинах поразительных метаморфоз. Изредка по ее лицу змеилась хитрая улыбка, заставлявшая меня нервничать. Наконец я дошла до точки кипения и отважилась задать сестре вопрос: