Текст книги "Алхимия вечности (ЛП)"
Автор книги: Эйвери Уильямс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Глава 2
– Думаю, я хочу кофе. Или, может, фисташки. Или... ну, не знаю, зелёный чай.
Шарлотта скручивает свои локоны в свободный пучок на макушке.
– Ты можешь взять всё. Неплохой бонус завтрашней перемен тел – не обязательно есть здоровую пищу.
– Ты права, – отвечаю я. – Я в любом случае должна взять горячую сливочную помадку.
Ночь перед моей вечеринкой лунная и ясная, достаточно тёплая, чтобы одеть жакет. Я хватаю Шарлотту за руку и тащу её, несмотря на ломоту в мышцах, к «Майклу» – в моё любимое кафе-мороженое во всём Сан-Франциско... возможно и во всём мире.
Хотя мороженого не было в моем детстве, мы с мамой для вкуса добавляли в сливки фрукты и травы из нашего сада. Мы так делали во время отъезда отца: поздно вставали и поедали его на кухне прямо в ночных рубашках. Век спустя, перетерпев мои рыдания из-за потери матери, Кир накормил меня моим первым настоящим мороженым и ухмылялся, видя торжество в моих глазах.
– Почему люди так сильно жаждут прошлое, когда будущее готовит им лучшие вещи? – спросил он.
– Я всё ещё не могу поверить, что Кир готовит вечеринку перед твоим изменением, – говорит Шарлотта, когда мы сворачиваем за угол на пути к «Майклу». Я напрягаю зрение, чтобы увидеть ежедневное спецпредложение, выведенное неоновыми буквами на окне, – лесной орех, малиновый рожок и мятное джелато [5]5
Джелато – это итальянский замороженный десерт из цельного свежего коровьего молока и сахара с добавлением любых натуральных ингредиентов: свежих фруктов, ягод, шоколада, орехов.
[Закрыть].
– Да, он должен учиться жить без меня, – легко отвечаю я. «Начиная с завтрашнего дня», – добавляю я тихо.
Он не хотел, чтобы я уходила сегодня вечером.
– Вечеринка всё ещё готовится, Сера, – сказал он, но уступил после моих долгих уговоров. Он никогда не мог сопротивляться тому, как я надуваю губы. Ребячество, да, знаю, но это достигло своей цели, и мне нужна эта девчачья ночь с моей лучшей подругой.
Мы проходим через двери «Майкла», и холодный сладкий запах окутывает меня. «Майкл» выглядит так, будто нечто из торнадо на Диком Западе грохнулось прямо в центре Сан-Франциско. Крашеные деревянные цыплята, коровы и зёрна выравнивают стену, ряд ржавых оловянных вёдер свисает с потолка. Мы – единственные люди в магазине, кроме девочки за прилавком с волосами цвета Синего Лунного щербета [6]6
Щербет – сорбе – фруктовое мороженое, аналогичное традиционному напитку.
[Закрыть]и двумя пирсингами, клыками, торчащими из её нижней губы. Она отрывается от шёпота в трубку телефона и, продав нам рожки, снова возвращается к сплетням.
Мы с Шарлоттой сидим за нашим обычным столиком: два табурета стоят напротив окна, открывая прекрасный вид на уличных прохожих.
– Джеральд, 1913, – говорит она без предисловий, указывая на человека сорока с небольшим с выдающимся подбородком и волосами в ушах. Это наша вечная игра. Пусть мы знаем, что единственные Воплощённые в мире, это не мешает задаваться вопросом, нашёл ли кто-нибудь иной путь к бессмертию? Например, философский камень [7]7
Философский камень (лат. lapisphilosophorum), он же магистерий, ребис, эликсир философов, жизненный эликсир, красная тинктура, великий эликсир, «пятый элемент», – в описаниях средневековых алхимиков некий реактив, необходимый для успешного осуществления превращения (трансмутации) металлов в золото, а также для создания эликсира жизни.
[Закрыть], позволяющий им оставаться в своих собственных телах. Мы наблюдаем за людьми на улице и по телевизору, решая, кем из нашего прошлого они могли бы быть.
– Нет, у Джеральда волосы в носу, а не в ушах.
– О, верно, – фыркает Шарлотта, откусывая своё мороженое со вкусом мокко.
Конечно же, в вечер пятницы мы видим непрекращающийся поток подростков, мчащихся на свидания, но больше никто не выглядит знакомо. Все эти тела новые.
Несколько минут спустя я решаюсь задать вопрос, преследующий меня с тех пор, как я решила умереть.
– Ты веришь в истинное перевоплощение?
Шарлотта смотрит на меня своими карими глазами.
– Ты о чём?
– Как ты думаешь, что происходит с душами людей, когда они умирают? Они просто испаряются или переходят в новые тела без воспоминаний о прошлых жизнях? И что с нашими душами? Мы с этим так долго, как двигаться дальше?
Шарлотта кусает свой рожок и глубокомысленно хрустит.
– Ну, ты знаешь, что говорит Кир.
О, я знаю, что говорит Кир. Он рассказывал мне свою теорию в тысяча шестьсот шестьдесят шестом, когда мы плыли на лодке по Темзе во время Великого Пожара в Лондоне. Мы наблюдали за этим пожаром, и я призналась ему, что иногда думаю о смерти, – так я смогу быть с родителями на небесах. Вспышка гнева была мощной и внезапной. Огонь мерцал красным в его глазах, и впервые в жизни я действительно его боялась.
– Душа – лишь концентрация энергии, скрепляемая желанием или, в нашем случае, годами практики, – отчаянно сказал он. – Наши Воплощённые души отличаются от человеческих. Они сильнее.
– Но... – начала я.
Он крепко схватил мою руку, с силой проткнув ногтями кожу до крови.
– Для людей нет ничего после жизни, но твоя душа сильна, слишком сильна. Если ты умрёшь, Серафина, твоя душа захочет остаться после стольких лет. Ты будешь голодным призраком, затягивающим материальный мир.
Мысль остаться на Земле в бестелесной духовной форме испугала меня, и я прижалась к Киру в поисках защиты, в то время как город, в котором я выросла, распадался на моих глазах.
Но сейчас, когда я действительно сталкиваюсь со своей смертностью, я задаюсь вопросом: откуда он может знать, что будет потом? Он говорил те вещи, чтобы испугать меня, лишь бы не бродить по этому миру в одиночестве?
– Мне всё равно, что там говорит Кир, – отвечаю я, наблюдая за целующейся под уличным фонарём парочкой. – Я хочу знать, что думаешь ты.
В отражении в окне я вижу, как уголки губ Шар опускаются. Мы редко обсуждаем Кира, даже в его отсутствие, и сейчас это её беспокоит. Однако она отвечает:
– Мне кажется, что всё же после что-то есть, – она опускает глаза и шепчет: – Иногда я надеюсь, что Джек всё ещё где-то там.
Я касаюсь её руки.
– Я тоже ищу мою маму.
Мы доедаем наши рожки в тишине под аккомпанемент электрического гула холодильников и болтовни девушки за прилавком, радостно смеющейся в телефон и не понимающей, что сейчас рядом с ней две настоящие убийцы. Внезапно Шарлотта указывает на что-то снаружи.
– Симус из Ирландии, 1878!
Я морщу лоб.
– Что? Та белка?
– Да! Он всегда откладывал еду. И его передние зубы были ненормальной длины, – говорит она вредно.
– Ты ужасна, – упрекаю я сквозь смех.
– Но ты все равно любишь меня, – она снова становится серьёзной. – Сера, я знаю, ты нервничаешь насчёт завтра. Но всё будет хорошо, обещаю.
В горле появляется комок, и я отворачиваюсь от неё из опасения выдать себя.
– Ты делала это миллион раз, – продолжает она. – Кир удостоверится, что твоё новое тело великолепно.
– Но разве ты не думаешь, что это неправильно? – напираю я. – Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?
– Мы такие, какие мы есть, Сера. Мы сделали свой выбор. Мне хотелось бы, чтобы все походили на нас.
Но она не произносит: «Мне хотелось бы, чтобы Джек походил на нас».
Было достаточно трудно заставить Кира сделать Шарлотту Воплощённой. Он никогда не принимал её брата.
– Мм, – всё, что я говорю, не желая спорить с Шарлоттой в нашу последнюю ночь. Не мне её судить.
– Пошли домой. Я настроена посмотреть «Пока ты спал» [8]8
«Пока ты спал» – кинофильм, романтическая комедия режиссёра Джона Тёртелтауба 1995г.
[Закрыть] .
– Хм, опять? – стонет Шарлотта.
– Да! Он мой любимый.
Я встаю на шатающиеся ноги и машу на прощание синеволосой девушке. Она настолько поглощена разговором, что даже не замечает, что мы уходим, пока колокольчик на шее коровы на двери не звенит.
– Возвращайтесь поскорее! – она кричит это каждый раз, когда уходит клиент.
Ветер на улице приносит намёк неопределённости, – запах, всегда связанный с невозможностью.
– Ну, хорошо, – смягчается Шарлотта, перешагивая кучу упавших листьев. – Мы можем посмотреть «Пока ты спал». Но тогда как мы сможем посмотреть «Касабланку» [9]9
«Касабланка» (англ. Casablanca) – голливудская романтическая кинодрама 1942 года, поставленная режиссёром Майклом Кёртисом с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях.
[Закрыть]?
– Мм, опять? – я дразню её. Она толкает меня локтём, и мы смеёмся. – Ты этого не знаешь, Шар. Возможно, Джек сейчас с нами.
Шарлотта приподнимает красную бровь и задумчиво улыбается.
– Возможно.
Мы идём назад домой. Я опираюсь на Шарлотту и хочу, чтобы эта ночь – и наша дружба – длилась вечно. Но меня устраивает жить одним моментом. Прожив шесть сотен лет, я, наконец, знаю, что лучше. Время не обмануть, никак. Всё – даже я – и однажды даже Шарлотта – должно закончиться.
Глава 3
Моя вечеринка была назначена на следующее утро, потому я просыпаюсь в пустом доме. Я плохо спала и как бы ни ворочалась – удобней не стало. Холодно-серое постельное бельё в идеале сочеталось с моей болезненно-бледной кожей, впрочем, и с выступающими под неправильным углом костями.
Я набрасываю мой белый махровый халат и иду через квартиру. Она построена в дизайне модерн, в нейтральных тонах, и я в совершенстве вписываюсь в интерьер. В кухне я нахожу наполненный кофейник. Рядом – моя кружка, около неё стоит ваза с единственным пурпурным цветком – Утренней красавицей [10]10
Утренняя красавица – ипомея – один из излюбленных символов японского искусства, в том числе традиционной поэзии хайку.
[Закрыть]. Самое броское красками пятно во всей квартире. Свёрнутая записка подложена под блестящую серебром чайную ложку, резко схватив её, я читаю мелкий шрифт Шарлотты:
Доброе утро, С, я ушла с Амелией. Мальчики в клубе. Давай позже подготовимся вместе к вечеринке?
Шар.
Я наливаю себе кофе и делаю глоток, мысленно благодарю за тепло, проносящееся сквозь тело. Встаю перед зеркалом в нашей совместной с Киром ванной и, позволив одежде соскользнуть, без каких либо эмоций рассматриваю своё тело. Я слишком худая: рёбра торчат из боков, ключица отбрасывает мрачную тень на шею. Я выгляжу больной. Слабой. И всё же искривляю растрескавшиеся губы в улыбке. Если умирать, то отважно, – самый человечный поступок, совершённый мной за все шесть веков.
После душа я, надев свои любимые выцветшие зелёные брюки и расплывчатого цвета худи, бреду в библиотеку Кира. Она закрыта – никто не может войти туда без его разрешения, – но я знаю, где он прячет ключ.
Библиотека – это единственная неутончённая и несовременная комната в нашем доме. От пола до потолка тянутся книжные полки, охватывающие содержанием всё: от ручных коптских переплётов [11]11
Коптский переплёт – «ручной» блок.
[Закрыть]до древних кожаных томов. Восточный ковёр в красных и бирюзовых тонах, лежащий на полу, – подарок из годовалой поездки в Иран. Комната пропахла ароматом старой бумаги, смешанным со слабым запахом мыла Кира, с нотками ветивера [12]12
Ветивер (лат.Chrysopogonzizanioides) – растение семейства Злаки, происходящее из Индии и культивируемое также в Китае, Японии, Бразилии, на Яве, Гаити и Реюньоне ради получаемого из его корней эфирного масла (Ветиверовое масло).
[Закрыть]и кедра.
Это его коллекция, его столетние записи, и как бы Кир ни ценил человеческий прогресс и технологии, ничто не может заменить эти вечные и выдерживающие любые испытания тома. Они имеют почти магическую власть над Киром, и именно поэтому вход сюда запрещён. Мы берём всю библиотеку с собой при каждом переезде в другой город. Меня передёргивает от воспоминаний о неприятностях, которые вызвал этот багаж из Барбадоса в Нью-Амстердам. Как минимум один человек умер из-за этих книг.
Я пробегаю пальцами по корешкам, останавливаясь на нужном, и вытягиваю с полки тоненькую книгу. Она закрыта на замок на манер дневника. Не нужно читать – мне уже известно, что внутри: формула для создания эликсира. Кир – сын алхимика – узнал способ приготовления эликсира, развязывающего серебряную цепочку связи тела и души. Он носит флакон на цепочке на шее, не снимая. Только пара капель превращает смертного в одного из нас: в Воплощённого, душа которого отвязана от конкретного тела, живущего вечным похитителем чужих жизней. Мы нуждаемся в эликсире лишь однажды – во время изменения.
Возможно, в настоящее время Кир знает формулу наизусть, но есть шанс, надежда, что он её забудет: последнее изменение в Воплощённого было более ста лет назад. Этот шанс – всё, что мне нужно.
Я сажусь за его стол и вытаскиваю кремовый лист из канцтоваров.
Дорогой Кир.
Я любила тебя когда-то всем сердцем и жила в различных телах, потому что не могла находиться вдали от тебя. Но года меняют нас…и не в лучшую сторону. Каждая смерть – это ещё одна капля в море убийства нашей любви, и так раз за разом. Я не могу убивать другого, чтобы жить. Когда моё нынешнее тело умрёт, я умру вместе с ним.
До следующей жизни,
Серафина.
Вернувшись в свою комнату, я сворачиваю записку и ложу её в карман платья, которое собираюсь одеть на сегодняшнюю вечеринку. Всё готово. Открыть дверь и закрыть, я просто должна пройти через это.
Вечерний туман настолько густой, что я не вижу ничего дальше двадцати футов от меня. Уличные фонари, светящиеся янтарным в тумане, напоминают мне минералы в огне. Кир однажды очаровал меня этим цветным огнём, подарив вместо привычного букета цветов. Бледный порошок на его ладони – маленький ключ к оттенку пламени. Словно магия: маленькое пламя горит то красным, то фиолетовым, словно кошачьи глаза плещутся в темноте. Но это лишь наука – бура, хлорид меди, сульфат натрия. Теперь мне это известно.
На часах было только десять вечера, когда мы с Шарлоттой приходим в «Изумрудный город», весь день подготавливаемый остальными. Вышибалы припугивают огромную толпу у дверей, проверяя список гостей. Джаред бросает на меня благодарный взгляд, давая проход среди народа. Меня пробирает дрожь в шёлковом платье устричного [13]13
Устричный – практически белый, светло-светло-розовый.
[Закрыть]цвета – современной версии моего наряда в тот самый день много лет назад. Я всегда ценила симметрию, а это словно дань моему первому Воплощению. Маленький ключик от автомобиля прикреплён к обратной стороне моего лифа, плоским кармашком выделяясь против моего сердца. На мне ни одной драгоценности, кроме ядовитого кольца, в секретном отсеке которого лежит последний подарок для Кира.
Второй шаг, и я внутри, поражённая басами и громкими голосами. Я медленно ступаю по лестнице в такт слабым ударам сердца. Шарлотта поддерживает меня рукой за талию.
– Сера, тебе нельзя так долго медлить с новым телом, – взволнованно шепчет она. – Ты сама себя толкаешь к краю.
– Ты знаешь меня, – говорю я, вынужденно смеясь. – Всегда живу до конца.
Кир ждёт нас у двери. Его глаза мерцают в попытке смотреть при низком освещении.
– Серафина, ты прекрасно выглядишь, – шепчет он, притягивая меня к себе. Я окружена его травяным запахом, его сильными руками. Воспоминания маскарадного бала всплывают в голове, но я с усилием заталкиваю их обратно. Ностальгия – мой враг этой ночью. Мне нельзя оглядываться в прошлое.
– Это удивительно, – говорит Шарлотта, приглаживая своё расшитое блёстками зелёное платье, – никогда раньше не была в «Изумрудном городе».
Интерьер клуба весь выполнен в оттенках зелёного: бархатная кушетка цвета влажной хвои, сложная стеклянная люстра зеленовато-жёлтого цвета, бирюзовые обои. Официантки следуют через толпу, разнося на подносах абсент и Мидори [14]14
Мидори – дынный ликёр, выпускаемый японской корпорацией Сантори. Имеет характерный ярко-зелёный цвет, который создаётся путём подкрашивания напитка. Слово «мидори» в переводе с японского означает «зелёный» и должен наводить на мысль о кожуре определённых сортов дыни, потому что именно кожура, а не мякоть используется в качестве ароматизатора. Однако по вкусу и по запаху ликёр больше напоминает не о дыне, а о банане.
[Закрыть]в маленьких стеклянных стаканах.
Не так давно я любила такие вечеринки: танцы доупаду, скольжение через толпу, ловя взгляд Кира, когда мы вместе выбирали мою новую жертву. Бесспорно, в этом есть нечто захватывающее. Обещание, что я по свой прихоти могу изменить собственное тело. Что я могу выйти совершенно новым человеком, являясь новой личностью этого мира. Если бы от моих воспоминаний можно было бы избавиться с той же лёгкостью.
– Ты вписываешься в стиль со своим платьем, – говорю я Шарлотте. – Но в первой книге про волшебникаОза Изумрудный город таковым не являлся. Волшебник сделал так, что все носили очки с зелёными стёклами, и мир приобрёл цвета зелёной гаммы.
Кир хмурится, будто бы я оскорбила его выбор места проведения вечеринки. Я вкладываю свою руку вего.
– Думаю, мне полагается получить бокал шампанского.
Его лицо проясняется.
– Да, идём пить, и не забудьте... смотреть по сторонам.
Он заканчивает это заявление хитрой усмешкой и понимающим взглядом. Мой желудок переворачивается, но я заставляю себя вернуть ему улыбку.
Мы с Шарлоттой пересекаем танцпол, полный двигающихся в такт электронным битам тел. Ди-джей играет ремикс старой песни «Золотое Сердце» Нила Янга. По необъяснимой причине мне становится грустно.
Я пересекла океан из-за золотого сердца. И я старею.
Шарлотта смотрит на меня, убеждаясь, что я следую за ней.
– Давай потанцуем после этого? – ей приходится кричать, чтобы я её услышала. Я беру её руку и сжимаю. «Да».
Она заказывает у бармена две кислые Мидори с кусочками арбуза, и мы провозглашаем тост.
– За новые начинания и старых друзей, – произносит она.
– Сы-ы-ыр, – я улыбаюсь, и мы чокаемся. – Друзья навсегда.
Холодная арбузно-сладкая Mидори течёт по горлу, напоминая мне лето в Алабаме. Кир нашёл заброшенный сельский дом с блестящим красным сараем за ним и огромным участком с арбузами. Шарлотта и я проводили часы в прохладной тени сарая, окружённые запахами сушёного сена и лошадей, съедая арбуз за арбузом и загадывая желания на его семечках.
«Я хочу влюбиться».
«Я хочу жить вечно».
«Я хочу быть с друзьями до конца».
Сейчас у меня есть только одно желание для Шарлотты.
Внезапно я резко хватаю её за руку.
– Шарлотта, ты должна сказать Себастьяну о своих чувствах. Обещай мне это.
Улыбка Шарлотты колеблется.
– Сера, ты знаешь, что сказал Кир.
– Забудь про него, – но увидев её нарастающее удивление, я смягчаю тон. – Ты хочешь жить вечно без любви?
Кир появляется позади нас в баре, обнимая мою талию руками. Я немного поворачиваюсь, чтобы он не заметил записку в кармане.
– Я хочу познакомить тебя кое с кем, – шепчет он. Он уже сделал свой выбор. Это не займёт много времени.
Я тяжело вздыхаю и беру пустой бокал из его рук.
– Позволь мне наполнить его для тебя.
Он целует меня в шею, затем кивает девушке, стоявшей в одиночестве под люстрой; свет падает на кружевные узоры и блестящие каштановые волосы. Она выглядит почти так же, как и я, лишь с незначительной разницей.
Когда он уходит, я крепко обнимаю Шарлотту.
– Спасибо за то, что ты мой лучший друг, Шар. Это я хотела сказать.
Мои глаза наполняются слезами, когда я отпускаю её. Я поспешно смахиваю их.
– Моя чувствительная Серафина.
Она отбрасывает назад пряди моих волос, и её ладонь на секунду касается моей холодной щеки.
– Скоро я увижу тебя обновлённой.
Я тяжело сглатываю, увидев, как бармен ставит передо мной бокал с красным вином. Я беру его и продвигаюсь через толпу к девушке и Киру. Убедившись, что не замечена никем, я открываю потайной отсек в кольце и в один момент опустошаю содержимое в бокал. Сделав шаг вперёд, натыкаюсь на взгляд Кира. Довольный взгляд.
Вспышка печали. Кир – мой алхимик любви, – сделавший магию реальностью и живущий иллюзией, говорящей: «Да, этот огонь горит фиолетовым только для тебя, Серафина».Кир, обнимающий меня крепко, до удушения, и превративший меня в убийцу. Кир, скорее погибший сам, нежели потерявший меня.
Он говорил мне это сотни раз. Но после сегодняшней ночи я уйду – и впервые за сотни лет мы оба будем одиноки.
Глава 4
Я направляюсь к Киру, вышагивая под ритм музыки. Сердце гулко стучит в груди, а вино плещется о край бокала. Я не уделяю внимания этому, зная по опыту, что моя грациозность естественна и не должна быть продумана. «Верь себе, Сера. Не думай – просто действуй».
– Привет, я Сера, – говорю я девушке, протягивая Киру его вино, и пожимаю её руку. Она потрясающе красива с густыми волосами цвета экспрессо и тёплыми карими глазами, обрамлёнными чернильными ресницами. Румянец на её скулах подчёркивает лёгкий оливковый цвет её кожи. С такой внешностью нас могли бы принять за сестёр.
– Я Клаудия, – отвечает она с лёгким немецким акцентом. – Кир сказал мне, что ты фотограф…?
Кир ловит мой взгляд, убеждая продолжать его ложь.
– Я сказал Клаудии о фотосессии, над которой ты работаешь, – ты ведь всё ещё ищешь модель, верно?
– Да, безусловно, ищу.
Девушка смотрит на меня с надеждой в невинных глазах, и я представляю продолжение этой ночи в альтернативной реальности. Мы поднялись бы наверх для разговора. Она бы доверилась мне, приплыв ко мне в руки после историй о месяцах в Мюнхене и посиделках в моём любимом кафе Фрихут. И тогда мои ледяные губы накрывают её – вспышка фиолетового света – и поток силы, сопровождающий моё требование получить её тело.
Внезапно снизошло понимание моего промаха. Моя душа, быть может, и готова умереть, но есть яростно жаждущая жить частичка меня, жить независимо от стоимости этого решения. «Ещё не поздно передумать».Я могу взять её тело, найти Шарлотту и танцевать с ней, теряясь в битах музыки. Могу пойти домой вместе с Киром. Могу быть с ним.
Но когда я смотрю на Клаудию, которая нервно вращает марказитовое [15]15
Марказит (позднелат. marcasita; слово персидское по происхождению) – лучистый колчедан. Минерал, сульфид железа.
[Закрыть]кольцо на указательном пальце, точно понимаю причины невозможности отступить.
Кир делает глоток вина и морщит лоб.
– Это Пино Нуар [16]16
Пино Нуар – французское вино из технического сорта винограда Пино-нуар, используемого для производства вина. В переводе с французского название звучит как «чёрная шишка», поскольку небольшие плотные гроздья этого винограда по внешнему виду немного напоминают шишки.
[Закрыть]?
Моё сердце в груди убыстряет ход – мне не решить, что пугает меня больше: что он выпьет успокоительное или что не сделает этого.
– Нет, – машинально отвечаю я. – Каберне [17]17
Каберне – итальянское вино из технического сорта винограда Каберне Совиньон, используемого для производства красных вин. Один из самых распространённых и культивируемых сортов в мире. Относится к эколого-географической группе западноевропейских сортов винограда. Придаёт вину насыщенный цвет и терпкость. Достаточная кислотность и танинность позволяет сочетать вино, изготовленное из этого винограда, с достаточно жирной пищей.
[Закрыть].
Он делает ещё один глоток.
– Хорошо, – говорит он с ослепительной улыбкой.
– Здесь слишком громко, – я поворачиваюсь к Клаудии. – Почему бы нам не уединиться где-нибудь, чтобы поговорить о съёмке?
Кир снова подносит бокал к губам, как бы подсказывая поторопиться, и я неслышно прошу его не спешить. Я должна увести его до действия порошка.
– Да, было бы неплохо, – соглашается она. Я веду их вглубь зала, к скрытой за тяжёлым зелёным драпом лестнице.
– Здесь есть приватные комнаты, – я оборачиваюсь назад. Девушка стоит ровно и уверенно, в то время как Кир оступается, практически роняя бокал. Но существование в человеческих телах несколько сотен лет даёт свои плюсы: лёгкость, кошачью грацию – он быстро восстанавливается.
Стены лестничного прохода оклеены полосатыми нефритово-золотыми обоями, от подсвечников исходит приглушенный розовый свет. Наверху длинный коридор приводит нас к пункту назначения. Джаред и Амелия стоят снаружи, но отодвигаются, давая нам проход. Я вся на нервах. Амелия странно смотрит на меня, будто видит нечто глубоко внутри. Хотелось бы сказать, что я буду скучать по ней, но, если честно, это облегчение – стать свободной.
Клаудия и Кир заходят в комнату, и я закрываю на замок тяжёлую дверь грецкого ореха позади нас. Кир удивлён – знаю, он хотел открыть дверь для Джареда и Амелии на случай неудачи, – но ничего не говорит.
– Здесь красиво, – затаив дыхание, произносит Клаудия, взяв со стены подсвечник мутного зелёного стекла. Потолок покрыт лёгкой тканью, мягко вздымающейся от бриза, доносящегося из открытых дверей балкона. Приватная комната с балконом – причина моей просьбы Киру провести вечеринку именно здесь.
– Рад, что тебе нравится, – слова Кира звучат невнятно, когда он регулирует кушетку и садится. Он потирает глаза, будто пытаясь избавиться от видения. Я нервно глотаю воздух и вручаю Клаудии стакан абсента, пытаясь удобнее устроиться на подушках, разбросанных по полу. И стараюсь не смотреть на балконные двери. Даже в таком состоянии Кир может понять мои намерения. Моя прощальная записка оттягивает карман.
– Клаудия, расскажи мне о себе. Ты же не из Сан-Франциско? – я переплетаю свои пальцы, лишь бы не выдать нервную дрожь. Вино Кира выпито наполовину.
– Нет, – отвечает она. – Я из Мюнхена.
– Путешествуешь с друзьями?
– О, нет, одна. И мне это нравится. Я много где бывала, но Сан-Франциско – удивительный город. Именно поэтому я хочу получить здесь работу – хочу остаться.
Даже пусть Клаудия вряд ли переживёт сегодняшнюю ночь, гнев всё же охватывает меня. Кир знает, что у меня только один критерий – я беру тела, готовые к смерти физически или духовно. Но Клаудия кристально здорова и счастлива и с нетерпением ждёт будущего. Она одинока и красива – вся информация, нужная Киру для вывода, что она заслуживает смерти.
Кир, бледный и с расширенными зрачками, улыбается мне, ничуть не раскаявшись. Я на мгновение закрываю глаза, заглушая растущее негодование.
Клаудия застенчиво улыбается.
– Ну, расскажите мне о фотосессии, – она скрещивает ноги и поправляет волосы. – У меня есть некоторый модельный опыт.
Я встаю, переполненная гнева, и от резкого движения комната плывёт перед глазами. Я медленно иду к бару, спиной чувствуя их взгляды. Беру бутылку воды из мини-холодильника.
– Съёмка, верно, – мой голос охрип. – Тема ещё не выбрана, но мотив, определённо, сказочный.
– Например, Белоснежка? Это моя любимая история.
Я смотрю на Кира.
– Ты помнишь ту сказку. Эта подходит? – спрашиваю я его.
Мечтательное выражение смягчает его черты.
– Злая королева пытается получить сердце Белоснежки, – шепчет он, и частичка во мне замирает. Я подхожу к зелёной софе, где сидит он.
– Но ей это не удаётся! – говорю я. – Белоснежка перехитрит её и отправит сердце оленя вместо своего.
Он видит мой гнев, но лишь улыбается и осушает свой бокал до дна. Неожиданно я осознаю, насколько сильно моё наслаждение дальнейшими событиями.
«Один», – тихо считаю я.
Его закрывающиеся глаза распахиваются, и он хватает меня за запястье.
– Что происходит? – спрашивает Клаудия.
«Два».
Я близко наклоняюсь к Киру, игнорируя боль в запястье.
– Она не должна умирать. Ни один из них.
– Сера? – его голос слаб, и хватка на моём запястье слабеет.
– Прощай, – отвечаю я.
«Три».
Его глаза моргают, закрываются, и он резко падает вперёд. Я погружаю руку в платье и, вытащив записку, вкладываю её в карман его штанов. Его рука скользит по моей руке, он обрушивается на низкий столик, голова с громким стуком падает рядом со стаканом.
Клаудия испуганно выдыхает.
– Беги! – шепчу я. И мчусь к дверям балкона, подобно птице взлетая к свободе в ночь.
