Текст книги "Тайный рейс"
Автор книги: Эйсукэ Накадзоно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Оставив машину на 7-й линии Гинзы, Цой медленно, словно прогуливаясь, направился пешком в конец улицы. Он шел по тротуару под яркими магазинными тентами, надежно защищавшими от горячего солнца, и, несмотря на свою полноту, не ощущал особой жары. Конечно, сейчас было бы приятнее зайти с какой-нибудь красоткой в этот французский ресторанчик…
Осмотревшись у витрины и увидев в ней отражение своего квадратного смуглого лица, Цой почувствовал желание разбить стекло. Ему как раз нужно было именно сюда. Он неторопливо огляделся еще раз и, убедившись, что никого из знакомых соотечественников поблизости нет, спустился в подвал, где находился ресторан французских рыбных блюд.
Как было условлено, японец ожидал его в небольшом изолированном кабинете.
– Привет! Давно ждешь? – небрежным тоном спросил Цой, придвигая к себе стул.
С японцами, стоявшими на низших ступенях общественной лестницы, он привык разговаривать именно так: на «ты» и без всяких там «господин» и прочее. Заметив, что японец хоть и не слишком элегантно, но весьма прилично одет, он несколько смутился, но потом подумал, что в конце концов это всего лишь «ищейка», которую он оплачивает.
Японец начал без обиняков:
– Господин директор! Не надо нам путать карты. Раз вы нам доверились, вы должны все рассказать в подробностях. Иначе ничего не получится.
– В подробностях? Групости! Твой начарьник сказар, что достаточно знать торко церь.
Цой отлично говорил по-японски, не хуже любого японца. Но нередко он умышленно говорил с корейским акцентом.
– Мой начальник, кажется, ваш знакомый. Потому он и взялся так просто за ваше дело, – сказал японец.
– Я с ним был на дружеской встрече деловых людей Японии и Кореи. Там у нас обнаружилась общность взглядов, так сказать родство душ, – ответил Цой.
– Родство душ? Это вносит некоторый нюанс, – засмеялся японец. – Но поскольку дело поручено мне и я за него отвечаю, я могу действовать только в присущей мне манере. Откровенно говоря, иначе я просто не уверен в успехе. Впрочем, не лучше ли вам обратиться с вашей просьбой в полицию? Это более надежный и быстрый путь.
– В полицию?
– Ну да, – ответил японец небрежным тоном, в котором нетрудно было почувствовать иронию. – Подайте заявление в полицию. Укажите, что ваша личная секретарша Канако, похитив пятнадцать миллионов иен наличными деньгами, скрылась в неизвестном направлении, и потребуйте, чтобы приняли все меры к ее розыску. Этого будет вполне достаточно.
Японец был сыщиком так называемого Консультационного бюро по вопросам психологии труда. Звали его Макио Сайдзё. Три дня назад хозяин бюро, господин Могами, лично поручил ему розыск сбежавшей секретарши Цоя.
Бюро Могами оказывало услуги главным образом по организации труда на предприятиях и борьбе с профсоюзами. Следовательно, оно не только консультировало своих клиентов по вопросам рационального использования рабочей силы и увеличения возможности воспроизводства на основе учета конкретных условий: условий труда, квалификации, личных качеств, психологии, жизненных условий и быта рабочих. Оно занималось также сбором секретной информации о деятельности прогрессивных политических партий, профсоюзных организаций, о рабочем движении и настроениях среди рабочих.
По поручению клиентов бюро выясняло прошлое отдельных рабочих и служащих, собирало сведения об их поведении, устанавливало за ними слежку. Бюро Могами считало своей основной специальностью рациональное использование рабочей силы и широко рекламировало предложение своих услуг в этой области. Но большинство клиентов обращалось в бюро с иными просьбами. Им нужны были быстродействующие средства против активных действий профсоюзных организаций на предприятиях. Таким образом, по существу, бюро Могами было не чем иным, как частным сыскным агентством, занимающимся шпионажем среди рабочих.
Поручение Цоя разыскать его сбежавшую секретаршу в практике бюро было первым.
Правда, когда фирма Цоя принимала на службу какого-нибудь японца – это были лишь разнорабочие или машинистки, – она неизменно обращалась в бюро с просьбой проверить его прошлое. Машинистка со знанием английского языка и по совместительству личная секретарша Цоя, Канако Ясума, была принята в фирму год назад. Ее проверка была поручена Сайдзё, который только что поступил тогда в бюро, и он это хорошо помнил. Господин Могами тоже об этом помнил и потому поручил ее розыск ему.
При приеме Канако на работу фирма Цоя просила проверить лишь одно: не является ли она членом Демократического союза молодежи или какой-либо другой левой организации, а если нет, то не находится ли под их влиянием. Оказалось, что в этом отношении она была вне всяких подозрений.
Зато Сайдзё, который в то время только что поступил в бюро и работал с невероятно большим усердием, удалось тогда узнать две другие ее важные тайны.
Он один только раз виделся с Канако. Она жила тогда в районе Сугинами. Сайдзё явился к ней на квартиру. Он стоял тогда в небольшой прихожей и разговаривал с ее матерью. Случайно туда вдруг вошла Канако. Девушка была в комбинации. Она, вероятно, только что вернулась домой и как раз начала переодеваться. Увидев постороннего мужчину, она растерялась и, замигав своими большими темными глазами, спросила мать:
– Кто это такой?
– Кана-тян![7] В таком виде! – воскликнула мать. – Этот человек из фирмы, куда ты поступаешь на работу…
– Вы из стола личного состава? – спросила Канако.
– Да, в этом роде, – уклончиво ответил Сайдзё.
– Значит, вы из сыскного бюро? – Канако беззвучно рассмеялась.
Она производила впечатление крайне нервной девушки. Две круглые черные родинки на ее обнаженном плече, расположенные рядом, как глазки на игральной кости, придавали особую прелесть ее миловидному облику. В ее поведении было что-то чересчур наивное, непосредственное. Она была бы похожа на тех соблазнительных дурочек, которые так привлекают мужчин, если бы не тень какой-то подавленности или печали, вдруг набегавшая на ее лицо и делавшая его серьезным.
Собственно, причины чувствовать себя очень счастливой у Канако и не было.
Обстановка в семье была сложной. Семья состояла из пяти человек: мать, отчим, два младших брата, которых мать родила от отчима, и она. Мать Канако была японской репатрианткой из Южной Кореи. Сразу после войны она вернулась на родину с только что начавшей ходить Канако, которую с кем-то прижила в Корее. Жилось ей нелегко, определенных занятий она не имела. Работала поденщицей, уборщицей, агентом по страхованию жизни. В Японии она познакомилась с шофером такси (звали его Готаро) и вышла за него замуж. Отчим не очень благоволил к падчерице. Но мать, которая и после замужества продолжала работать страховым агентом и очень любила дочь, дала Канако возможность окончить колледж.
Кроме того, девушка страдала клептоманией. Об этом Сайдзё рассказала некая Мотоко Ивано, которая полгода училась с ней в одной группе на курсах машинописи. Они сидели там рядом, беспрерывно стуча на стареньких «ремингтонах». Не полагаясь на свидетельство одной Ивано, Сайдзё решил навести справки о Канако в женском колледже, который она окончила. Ее бывшая классная наставница госпожа Кадзуи подтвердила, что и в колледже за Канако водился этот грех. В ее классе у учениц исчезали карманные деньги, ручные часики, фотоаппараты. Госпожа Кадзуи, изредка посещавшая дома своих воспитанниц, однажды зашла домой к Канако и там увидела фотоаппараты и некоторые другие вещи, пропавшие у учениц. Тогда ей стало ясно, кто у них «внутренний вор». Но она была опытным педагогом, ей и раньше были известны случаи проявления клептомании у воспитанниц, и она пришла к выводу, что Канако – клептоманка.
Темное происхождение Канако и ее болезнь конечно же должны были помешать ее приему на работу в фирму.
В своем донесении Сайдзё все описал подробно. Но каково было его изумление, когда патрон, прочитав донесение, оставил в нем только то, что касалось ее политической благонадежности, а все остальное тут же на глазах у сыщика вычеркнул.
– Запомни следующее, – сказал Могами. – Мы должны отвечать на вопросы наших клиентов, как счетно-вычислительная машина. Отвечать только на поставленные вопросы. Никакие другие сведения не нужны. Пусть они тебе кажутся архинужными – это лишь твое субъективное мнение. Отсебятина может лишь сбить с толку клиента.
Проверка личности Канако была своего рода экзаменом для Сайдзё. Поэтому руководил им тогда непосредственно сам Могами.
Могами! Прошлое этого человека никому не было известно. Маленького роста, лысый, он обычно казался этаким благодушным старичком. Но временами он довольно твердо давал почувствовать, что под бархатными перчатками у него железные руки. Сайдзё это впервые испытал на себе в деле с Канако. Будучи новичком, он не сумел сразу понять замечание шефа и стал оправдываться.
– Конечно, эти сведения не очень приятные, – сказал Сайдзё. – Но факты есть факты, и я старался по возможности правдиво их осветить…
– Это бьет мимо цели, – перебил его шеф. – Повторяю: впредь ничего лишнего. Ясно? Задание можешь выполнять любыми средствами. Для отвода глаз можешь спрашивать о чем угодно. Но все, что не относится к делу, старайся сразу забыть. Не следует слишком много знать. Это опасно.
– Опасно? – переспросил Сайдзё.
– Да. Что, непонятно? Это первая заповедь для всякого, кто причастен к разведке. Агент, который стремится слишком много знать, может стать опасным для разведки. А ты, кажется, к этому имеешь склонность.
– Вы хотите сказать… что я вам не подхожу?
– Нет, зачем же, я этого не говорю, – смягчился шеф. – Человек, сумевший за каких-нибудь два дня столь легко справиться с заданием, мне вполне подходит. Поэтому я и хочу предостеречь тебя от ошибок. И еще одно. Как деловой человек, я понимаю господина Цоя. Ему хочется иметь машинистку и личную секретаршу-японку. Этого не следует забывать. Причем из семнадцати кандидаток ему понравилась одна Канако. Он готов принять ее немедленно, лишь бы не было сомнений в ее политической благонадежности… А то, что она дочь репатриантки из Кореи, – в этом, может быть, сам перст судьбы.
Посмеиваясь сейчас про себя, Сайдзё вспоминал этот разговор с шефом. Тогда старик подметил у него «склонность стать опасным агентом». А вышло так, что он оказался более проницательным, чем шеф. Поэтому он решил сейчас плюнуть на мнение шефа, который ввязался в это дело. Прямо заявить об этом он, естественно, не мог и просто посоветовал Цою обратиться в полицию.
Цой вскипел:
– Если бы я хотел обратиться в полицию, я бы не обратился к вам!
– Это верно, – спокойно заметил сыщик. – Ведь в полиции пришлось бы объяснять назначение этих пятнадцати миллионов, а вас это не устраивает. Не так ли?
– А хотя бы так, – буркнул в ответ Цой.
– Я так и думал, – продолжал сыщик. – А все-таки куда вы ее послали с такой огромной суммой? Пятнадцать миллионов иен! Хоть она и ваш личный секретарь, но ведь это еще совсем девчонка!
– Я ей доверял.
– Вы уклоняетесь от ответа, – резко сказал Сайдзё. – Вы ей доверяли потому, что она была вашей любовницей?
– Это уже похоже на оскорбление.
– Разве я не прав? Во всяком случае в Токио ее нет. Ни квартирные хозяева, ни родители, ни друзья, ни знакомые – никто ее с того дня больше не видел. Но как бы то ни было, рассчитывать на успешный розыск будет невозможно, если вы будете прятать голову под крыло и темнить насчет этих денег. В полицию, конечно, вы можете обратиться и не сказав о них. Но тогда вам нужно будет запастись терпением, может, через пару лет вам что-нибудь сообщат.
– Опять ты со своей полицией! Погоди! Ты ее матери ничего не говорил?
– Конечно, нет. Я позвонил ей по телефону на работу, назвался старым школьным товарищем дочери и спросил, как поживает Канако и где она сейчас.
– Я ей пока сказал, что послал дочь в служебную поездку.
– Она так мне и ответила. Кстати, я и сам готов поверить, что вы послали Канако в служебную командировку.
Это случилось пять дней назад, в час пополудни. В последние дни жара стала немного спадать. Воздух становился прозрачнее, предвещая приближение осени.
Цой из рук в руки передал Канако пятнадцать миллионов иен в десятитысячных купюрах, она при нем уложила их в свою большую красную сумку. Она должна была отвезти эти деньги в заказанное Цоем место. Из окна своего кабинета на седьмом этаже он провожал ее пристальным взглядом, пока она не сошла с тротуара на Сёвадори и не села в проезжавшее мимо такси. В кремовой плиссированной юбочке, веселая, нарядная, она была похожа на девушку, отправляющуюся на свидание. Словно бабочка, впорхнула она в такси и с той минуты бесследно исчезла. В контору она не возвратилась. Если бы деньги были доставлены по назначению, Цоя об этом уведомили бы по телефону условной фразой: «День рождения Бок Сона завтра». Но такого звонка не последовало. Авария, несчастный случай? Справки, наведенные в отделе уличных происшествий, не подтверждали этого.
Оставалось еще два предположения: либо Канако по дороге ограбили и убили, спрятав труп, либо она сама похитила деньги и скрылась. В первом случае подозрение должно было пасть прежде всего на водителя такси. Случись это по дороге из банка, можно было бы еще поверить, но чтобы шофер такси среди бела дня стал грабить и убивать пассажира, было маловероятным. Возможно, на нее напали неподалеку от места назначения, когда она вышла из такси и пошла пешком. В это время кто-нибудь мог вырвать у нее сумку с деньгами. Но в этом случае либо пострадавшая должна была заявить в полицию, либо, если она сама не в состоянии была это сделать, кто-либо из прохожих, которые были неподалеку от места происшествия, поскольку дело происходило днем на оживленной городской улице. Однако в тот день ни в одно из полицейских отделений Токио подобных заявлений не поступало. Да и вообще сомнительно, чтобы она подверглась нападению на улице, ведь никто не знал, что у нее с собой такие деньги.
С другой стороны, предположение, что она сбежала, при тщательном размышлении тоже казалось не очень обоснованным. Правда, она была клептоманкой. Но клептоманам свойственно болезненное влечение к мелкому воровству, а не к крупным кражам. Свою потребность совершать мелкие кражи Канако, жившая теперь в первоклассном многоквартирном доме на Аояма, снятом для нее Цоем, могла теперь удовлетворять легче, чем когда-либо. Но если все же допустить, что она похитила деньги, куда она могла скрыться? Молодая, неопытная, она даже с такими деньгами вряд ли могла притаиться где-нибудь в полном одиночестве, не поддерживая связи ни с кем из своих.
Сайдзё за два дня обыскал почти весь Токио и пришел к выводу, что Канако в городе нет. Имея этот козырь, он решил поймать Цоя и повторил свой вопрос:
– Может быть, вы все-таки послали ее куда-нибудь? Из страны?
– Из страны? – с растерянным видом переспросил Цой. Казалось, что у него возникло какое-то неожиданное предположение, заставившее его даже испугаться.
– Да, – ответил Сайдзё. – Я почти убежден, что вы подвергли ее какой-то большой опасности. Либо, воспользовавшись случаем, она предала вас.
– Да? Такая вещь возможна? – пробормотал Цой. – Хорошо. В таком случае я откроюсь. Но имей в виду, что это должно остаться в строгой тайне… Я никуда ее не отправлял. Она должна была отвезти деньги на Сибутани, в редакцию «Пан-Кориэн ревью»[8].
– Для какой цели?
– Все! Больше я вам ничего не могу сказать.
– Что ж, и на этом спасибо, – сухо сказал Сайдзё. – Я ведь все равно узнаю…
3
Редакция журнала «Пан-Кориэн ревью» находилась в районе Сибутани, на Маруяматё – тихой улице, спускающейся по склону холма. Эта улица была хорошо известна благодаря ресторану «Россия». На доме, где помещалась редакция, имелась надпись с названием журнала на английском и корейском языках. Парадный ход был европейского типа, но в остальном это было здание японской постройки, похожее не то на ломбард, не то на жилой дом.
В помещении редакции прямо против двери тянулась стойка, похожая на прилавок. Комната была перегорожена фанерной перегородкой. Справа и слева в центре было по большому столу, на которых стояли таблички с надписями: «Секретариат» и «Редакция». На столах и шкафах громоздились перевязанные веревками пачки журналов «Пан Кориэн ревью» на английском, корейском и японском языках. В секретариате за столом сидела молодая женщина, больше ни одного сотрудника в помещении не было.
Лампа дневного света в сыром воздухе горела неярко, и тусклый свет, падавший на лицо и округлые плечи девушки, как бы приглушал исходивший от нее аромат молодости.
– Я хотел бы повидать главного редактора, – обратился к ней Сайдзё, протягивая визитную карточку.
На карточке значилось: «Корреспондент «Торговой газеты» Фудзио Каваи». И все же девушка насторожилась.
– Разрешите спросить, по какому делу?
Говорила она на хорошем, чистом японском языке. Ее тонкие губы чуть улыбались.
– Я, собственно… хотел бы поговорить с редактором о будущих… Я имею в виду будущие экономические и торговые отношения Японии и Кореи. Мне хотелось бы узнать, как он мыслит себе эти отношения, и написать об этом в своей газете.
– Ах так?.. Правда, господин Чон не специалист по экономическим вопросам, но он возлагает на эти отношения огромные надежды.
– В таком случае не могу ли я получить у него интервью?
– К сожалению, его сейчас нет в Токио.
– Хм… А где же он?
– Он уехал по срочному делу в Осака.
– Там у вас отделение?
– Да. На Имадзато. В районе Хигасинари. Но…
В это время из-за перегородки стремительно вышел длинноволосый мужчина. В нем сразу можно было узнать сотрудника редакции.
Прервав девушку, он стал быстро и с некоторым раздражением говорить что-то по-корейски, казалось, он ругал ее. Сайдзё это показалось подозрительным. Но тут мужчина повернулся к нему и неожиданно предложил:
– Если хотите, я могу ответить на ваши вопросы. Я заведующий редакцией, моя фамилия Хан, и у нас с Чоном общая точка зрения. Ответы можете опубликовать от его имени.
– Что ж, в таком случае…
Заведующий редакцией, как видно, решил действовать без обиняков. Да и Сайдзё уже не мог идти на попятный. Они перешли в помещение редакции и уселись на диван, стоявший в углу. С видом заправского журналиста Сайдзё достал из кармана блокнот и карандаш и приготовился делать заметки.
– Вы, вероятно, знаете, что мы боремся за воссоединение Южной и Северной Кореи? – Заведующий редакцией внимательно посмотрел Сайдзё в лицо. – Или вы не любитель политических проблем?
– Да, в этом я не очень разбираюсь…
– Но для того чтобы правильно ответить на ваш вопрос и чтобы вы сумели правильно понять наши взгляды на будущие экономические и торговые отношения Японии и Кореи, я должен несколько разъяснить нашу политическую позицию. Это необходимая предпосылка.
– Пожалуйста! Я с удовольствием…
– Хорошо. Тогда слушайте… У вас, японцев, существует различие в подданстве между северными японцами и южными японцами? У вас регистрируют одних японцев как подданных, скажем. Японской Народно-Демократической Республики, а других – как подданных Великояпонской империи?
– Нет.
– А у нас, как вам известно, такое различие существует. Есть Северная Корея, и есть Южная Корея. Есть Корейская Народно-Демократическая Республика на севере и Корейская Республика на юге. Есть граждане одной и подданные другой.
– Но разве это не следствие того несчастья, что в результате войны Корея была раздельно оккупирована Америкой и Советским Союзом?
– Вы хотите сказать, что для Японии было счастьем, что ее оккупировала одна Америка? В самом деле, в Японии ведь нет 38-й параллели! Разоружив Квантунскую армию и японские гарнизонные войска в Корее, Советский Союз и Америка не разделили Японию на зоны оккупации. Все это так. Но корень-то зла в том, что Япония тридцать шесть лет держала Корею под своей пятой… Но не будем сейчас возлагать ответственность на вас. Однако, если вы хотите понять страдания народа, нации, расколотой – нет, разодранной! – на две части, попробуйте себе хоть на минуту представить, что вы сами разлучены с семьей, они теперь северные японцы, а вы – южный! Не очень приятно, правда?
Сайдзё не ответил, и Хан переспросил:
– Ну так как? Вот вы – и вдруг «южный японец»!
– Да-а… Такое, конечно, могло случиться… – запинаясь проговорил Сайдзё. – Но ваши вопросы такие неожиданные…
– Учтите, что мы не коммунисты, – продолжал Хан. – Мы не настаиваем на изменении строя ни на Севере, ни на Юге. Мы требуем, чтобы немедленно были выделены представители от обеих сторон и была создана федеративная республика… Но в настоящее время Япония восстановила отношения только с Югом и, говорят, ссужает Юг деньгами. Это хитроумные козни, направленные на то, чтобы воздвигнуть еще более прочную стену на 38-й параллели, чтобы увековечить раскол страны. Таким путем японцы и корейцы действительно не смогут протянуть друг другу руки и стать друзьями. Напротив, в этом случае японцы станут врагами корейской нации.
Сайдзё делал вид, что записывает слова собеседника. На самом деле он думал о другом. Неужели Цой собирался дать пятнадцать миллионов той политической организации, которую представляет этот журнал? Какую же цель он преследовал? Пусть они не принадлежали к числу так называемых левых организаций, но все равно это достаточно сомнительная группировка. И все-таки Цой дает такие деньги! А ведь он весьма осмотрительный делец! Недаром, даже приглашая японку Канако в личные секретарши, он беспокоился прежде всего о ее связях с какими-либо нелояльными политическими организациями. Правда, всякие бывают капиталисты. Среди них есть и такие, кто очень быстро меняет ориентацию. Но изменился ли сам Цой? И что могло его побудить к этому? Да и бескорыстно ли он действует в данном случае? Но на какую же выгоду он рассчитывает, давая такие деньги? Решить эту задачу будет не так-то просто.
Когда Хан перешел к экономическим вопросам, Сайдзё сделал вид, что во всем с ним соглашается, но все время пытался заговорить о главном редакторе Чоне и выяснить, с какой целью он поехал в Осака.
Сначала Хан будто этого не замечал, а потом не выдержал:
– В Осака у нас не только много читателей, но много и наших сторонников… Он раза два в месяц обязательно ездит туда: проверяет, как идет распространение журнала, и попутно выступает там с лекциями.
– В таком случае… я хотел бы попросить вас… Не дадите ли вы мне на время фотографию вашего главного редактора? Я хочу поместить ее в газете.
– Фотографию? Это совершенно исключено, – наотрез отказал Хан. – Надеюсь, причину вы сами понимаете. Наше движение не может считать себя в безопасности даже в такой стране, как Япония, где гарантирована свобода слова.
Сайдзё ушел из редакции ни с чем – он ничего не узнал о Чоне, даже его фотографии не получил.
Но нельзя сказать, что его посещение редакции оказалось совершенно бесполезным. Девушка из секретариата и заведующий редакцией ответили ему о поездке Чона по-разному. Девушка сказала, что главный редактор уехал по срочному делу, а заведующий редакцией заявил, что он отправился в одну из своих очередных, регулярных поездок. Сейчас главного редактора «Пан-Кориэн ревью» занимало одно: куда бесследно исчезли пятнадцать миллионов иен и сама посыльная. Вряд ли Чон безучастно сидел и ждал эти деньги. Вероятнее всего, «срочное дело» в Осака как раз связано с исчезновением этих пятнадцати миллионов.
Вернувшись в сыскное бюро, Сайдзё доложил обо всем шефу. Могами приказал подробно информировать его о ходе розысков. Выслушав донесение сыщика, он снял телефонную трубку и сделал Сайдзё знак, чтобы он подождал в соседней комнате. Видимо, Могами решил сначала сам что-то проверить, после чего уже давать дальнейшие указания.
Бюро Могами помещалось на верхнем этаже уютного четырехэтажного здания по улице Хитоцугитё в районе Акасака, недалеко от телестудии. Когда по соседству открылся Клуб китайских мандаринов, здание бюро как-то сразу померкло. Да и вся улица, застроенная двух-, трехэтажными домами, с небольшими магазинами и ресторанчиками, для центральной части столицы была не слишком оживленной. Но это было, пожалуй, на руку Могами и его специфическому учреждению.
Вместе с издательством «Проблемы труда», которое тоже возглавлял Могами, бюро занимало пять довольно больших комнат на четвертом этаже. Но деловая рабочая обстановка чувствовалась лишь в первых двух комнатах, куда вы попадали сразу с лестничной площадки: здесь помещалось издательство «Проблемы труда», выпускавшее книги и брошюры по вопросам трудового законодательства. В остальных трех комнатах, которые занимало Консультационное бюро, включая кабинет шефа, расположенный в самом конце коридора, всегда царила атмосфера как бы безделья. Тут за столами сидели два или три консультанта, или «директора», как их еще называли, старик делопроизводитель и две девицы, занимавшиеся счетоводством; это и был весь штат служащих бюро, работавших здесь. Остальной аппарат бюро составляли разбросанные по городу сыщики, осведомители, внештатные эксперты, оперативные помощники и другие секретные сотрудники. Никто из них друг друга в лицо не знал. Каждый был связан с определенным официальным сотрудником («директором») бюро и получал задания от него. В бюро они являлись раз в месяц, каждый в назначенный ему день и час, за жалованьем и премией. Таким образом, здесь господствовала полная диктатура шефа бюро. При этом постороннему посетителю не так-то легко было проникнуть в эти комнаты. Издательство «Проблемы труда» одновременно играло роль и своего рода бюро пропусков. Чтобы попасть в Консультационное бюро, посетителю нужно было пройти через вахтерскую охрану. Кроме того, обработка и хранение секретной информации, разработка различных проектов и планов, составление всякого рода записок и справок – все это производилось в строгой тайне и в другом месте. Доступ туда имели только «директора». Словом, вся основная работа велась в особом помещении, а контора на Акасака как бы служила лишь для связи.
Некоторые сотрудники бюро утверждали, что свою систему Могами скопировал с органа Гейера, который в период установления нацистской власти в Германии пользовался особым доверием у Гитлера. А орган Гейера в то время отличался высоким искусством шпионажа. Именно это искусство и начал постигать Сайдзё вскоре после своего поступления в бюро. Теперь уж он иногда без всякой боли мог думать о той ржавчине, что стала покрывать его изнутри.
А начало было такое. За участие в студенческом движении его исключили из университета. Организация распалась. Большинство приятелей порвали всякую связь с движением и разбрелись кто куда. Все о нем забыли, и он целыми днями бегал по городу в поисках работы. Наконец натолкнулся на объявление в газете: «Издательству «Проблемы труда» требуются распространители печати в рабочих организациях. Высокая оплата. Желательны лица, имеющие опыт в студенческом или рабочем движении». Само небо посылало ему эту работу. Привлекая к сотрудничеству людей, пострадавших за участие в таком движении, Могами рассчитывал на немалые выгоды. Сайдзё был принят на работу после первого же знакомства, словно его тут уже ждали. Он даже получил в виде аванса сто тысяч иен на экипировку. Но распространение изданий «Проблем труда» шло из рук вон плохо. Ни в профсоюзах, ни в других рабочих организациях никто их покупать не хотел. Основную же часть зарплаты Сайдзё составляли проценты, так что жить ему было не на что. А заботливое издательство не скупилось на авансы, и в мгновение ока Сайдзё задолжал триста тысяч иен. Поэтому было не до возражений, когда ему предложили перейти в Консультационное бюро по вопросам психологии труда.
В пустынной комнате раздался звонок внутреннего телефона. Шеф приглашал Сайдзё к себе.
– Что ж, придется съездить в Осака.
– Я и сам так думал, ничего другого не остается.
– В четыре часа дня зайдешь в кафе «Руэ» на Яэ-сугути, там спросишь пакет на свое имя. Это будет коричневый конверт с фотографией Чон Су Капа и сведениями о нем… Разумеется, все это ты должен быстро пересадить в свою голову и тут же убрать материал куда-нибудь подальше.
– Ясно.
– Затем вот еще что. В Осака есть человек по имени Чхим Йоль, что в переводе означает пылающий закат. Этот человек по возрасту и положению старше Чон Су Капа. По возможности постарайся выяснить их отношения.
– Понятно.
Сыщики, направлявшиеся в отъезд, необходимую предварительную информацию об объектах «изучения» довольно часто получали из особых источников. Но на сей раз все было уж как-то быстро подготовлено. Однако свои умозаключения Сайдзё постарался скрыть под маской бесстрастности и безразличия.
– В дебри не залезай. Как только нападешь на след Канако, сразу возвращайся назад. – На последних словах шеф сделал ударение. Наставление было слишком подробным – можно было подумать, что шеф предвидел какую-то опасность. – Поедешь сегодня второй «Ласточкой», – продолжал Могами. – Тебе ведь еще нужно побывать в кафе, до поезда у тебя как раз останется полчаса. Возьми в кассе сто тысяч иен, не хватит – вышлем еще.
Деньги на расходы выдавались под отчет, и обычно какие бы деликатные траты ни предстояли, на них требовались подробные письменные обоснования. Но на сей раз благодаря вмешательству шефа все обошлось без всяких формальностей.
Сайдзё молча выслушал все указания шефа, но на душе у него было неспокойно. Необычный интерес Могами к этому делу, слишком быстрое получение нужных сведений и предупреждение шефа, чтобы он «не залезал в дебри», – все это вселяло какую-то безотчетную тревогу.
4
Чон Су Кап никак не мог отделаться от чувства, что за ним все время кто-то следует по пятам. Но он был весь этот день очень занят, и у него не было времени это проверить. От осакского отделения «Пан-Кориэн ревью» на Имадзато до станции кольцевой электрички Цурухаси было пятнадцать минут ходьбы, но он взял такси. Так как на этот раз его приезд в Осака был внезапным, он наметил встретиться с Чхим Йолем после того, как покончит со всеми другими делами. Нужно было соблюдать чрезвычайную осторожность. Он прошел на перрон и, смешавшись с толпой пассажиров только что прибывшего поезда, вышел со станции с противоположного конца. Затем вдоль моста повернул назад. Теперь ему нужно было войти в пассаж Международного рынка и здесь подняться на второй этаж магазина металлических изделий Чхан Сона. Солнце уже садилось, и в пассаже было почти совсем темно. Огни еще не зажигались. Время самое подходящее.
Чхим Йоль эмигрировал в Японию из Южной Кореи сразу после военного переворота. Погруженный в думы, он сидел сейчас на тонкой циновке, маленький, худой, усталый, в потертом синем пиджаке. Седой старичок с белыми старческими пятнышками на лице и руках, уже нисколько не похожий на прежнего энергичного, блестящего лидера немногочисленной, но боевой оппозиционной партии, много раз сидевшего в тюрьме и продолжавшего бороться и с Ли Сын Маном, и с Чан Мёном.
