Текст книги "Тайный рейс"
Автор книги: Эйсукэ Накадзоно
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Вот как? Значит, вы метиска? Отец ваш, вероятно, был участником Сопротивления и убит?
– Да. Во время второй мировой войны он погиб в тюрьме в Фузане.
– По словам Ли Кан Мана, японцы уничтожили тридцать миллионов корейцев.
– Это что? Сочувствие? Но сочувствием тут не отделаешься! Моя мать покончила с собой, когда я была в шестом классе средней школы. Это было в конце войны. Я осталась сиротой, и меня взяла на воспитание корейская женщина. Знаете вы такое стихотворение?.. Послушайте. В переводе на японский язык оно звучит так…
Такано вполголоса стала читать:
В родном селенье близких больше нет.
Все умерли. Наш домик развалился,
И пересох колодец. Лишь вороны Кружат теперь над этим местом и кричат.
И свой любимый край теперь
Я вижу лишь в мечтах туманных.
И плачу, и тоскую я по нем,
Как по любви той первой,
Которой уже нет возврата.
Сайдзё не вынимал изо рта сигареты. Но запах табачного дыма не мог заглушить запаха духов, исходившего от Такано, горячее дыхание которой Сайдзё чувствовал рядом с собой. Но нет, это не духи, это запах крема «Аймэй».
– Ваша приемная мать была ама с Чечжудо? – спросил Сайдзё.
– Откуда вы это знаете? – удивилась Такано.
– Просто элементарная наблюдательность. Когда нас задержал сторожевой катер, вы скрылись под водой. Это мог сделать лишь тот, кто знаком с работой ама.
Такано промолчала.
– Но вы проделали еще более поразительный фокус. Вы достали труп Канако со дна у Круглого Мыса, перевезли его на Берег Мертвецов и укрыли на горе Дзимба!
– Очень мне нужно это было скривив иронически губы, сказала Такано.
– Очень. Вы вынуждены были исправить оплошность Ли Кан Мана. Подправить его грубую работу.
– А разве нельзя было сделать проще? Скажем, отвезти труп на лодке за линию Ли Сын Мана и там бросить в море…
– Нет. Корейские сторожевые суда следят значительно строже, чем наши. Они постоянно патрулируют вдоль пограничной линии, и пытаться проникнуть туда на простой рыбачьей лодке было делом более рискованным. Тем более что вы решили оставить покойницу на родной земле. Но надо было сделать так, чтобы ее нельзя было опознать. А поскольку вы в прошлом сама ама, у вас хватило и умения и сил все это проделать. Может быть, у вас были какие-нибудь еще побуждения так поступить, не знаю… Вы были уверены, что труп не будет обнаружен, а его неожиданно скоро нашли. Правда, узнать Канако сумел только я.
– Интересно. По-вашему, выходит, что, если я когда-то была ама, значит, все это можно мне приписать? Но ведь это все ваши домыслы. Сплошная фантазия!
– Фантазия? – Приподнявшись, Сайдзё пристально посмотрел в лихорадочно блестевшие глаза Такано. – Конечно, одна вы это не могли проделать. Тогда вы побывали на Круглом Мысе, чтобы уговорить Нам Чху Чо помочь вам.
– Я заезжала туда по торговым делам. Продавала там косметику. А такой женщины я совершенно не знаю.
– Любопытно. Как же так? Ама, работающие там, все из Осака, с Цурухаси. Вы тоже живете в районе Цурухаси, на улице Нанчо, неподалеку от винной лавки, что стоит на углу. В прошлом вы тоже ама. Вы выросли с этими женщинами, вы их сверстница. Было бы по меньшей мере странно, если бы вы не были знакомы с Нам Чху Чо… Если вы намерены это и дальше отрицать, у меня есть еще одно доказательство. Не знаю, продали вы или подарили Нам Чху Чо крем «Аймэй», но ее товарки поставили его у урны с ее прахом. Это я видел своими глазами.
Такано ничего не ответила, она только крепче стиснула зубы.
– Ну, а Ли Кан Ман месяц назад разве не был у Нам Чху Чо?
– Это уже совершенно немыслимо, – отрицательно покачала головой Такано.
Сайдзё на Круглом Мысе сказали, что кто-то навестил Нам Чху Чо около месяца назад. Но это мог быть и кто-то другой. А если это был и Ли Кан Ман, то его посещение тогда трудно было связать с убийством, происшедшим несколько дней назад. Поэтому Сайдзё решил пока этого больше не касаться и лишь спросил:
– Но вам-то Нам Чху Чо определенно помогла. В этом я уверен.
– Да. Помогла, – ответила Такано. – В тот памятный день, когда она обнаружила труп, ночью она тайком дала мне лодку. И я подняла его. Одежду я связала в узел, привязала к нему груз и бросила в море у Берега Мертвецов. Я причалила в том месте, где вы прятались за выступом скалы. Там есть небольшое углубление и берег не очень обрывистый. Там, кстати, транзитный пункт нелегальной переправы. Оттуда, завернув труп в одеяло, я перенесла его на Дзимбу.
Признание поразило Сайдзё. Сейчас, когда его догадки получили столь явное подтверждение, он впервые по-настоящему понял, насколько все это важно. Но он постарался скрыть свое удивление.
– И знала об этом одна Нам Чху Чо. Не так ли? До сих пор она полагала, что вы торгуете парфюмерией, и только. А теперь узнала и о вашем подлинном занятии. И стала вам помехой. И тогда ее убили, инсценировав несчастный случай… Так ведь?
– Не совсем так. Мысль убить ее возникла… Полиция наседала на нее, и она могла проговориться… Но я не убивала ее. Я не могла!
– Не могли?
– Не могла! – почти крикнула Такано, и глаза ее наполнились слезами. – Мы ведь с ней росли вместе, точно сестры-близнецы. Мать Нам Чху Чо была и моей приемной матерью. Мы все вместе перед самым концом войны перебрались в Японию. Здесь я некоторое время жила у своих родственников, но вскоре ушла от них. Родственники глумились надо мной. «Кореянка… кореянка…» – только и слышала я от них. Три года я проработала подводной рыбачкой и в полной мере узнала, что такое тяжелый труд. Мать Нам Чху Чо и сейчас приходит мне помогать, присматривает за моим домом…
Сайдзё вспомнил сухонькую старушку, которая вышла ему навстречу, когда он был у Такано. Он еще тогда спросил ее о Ли Кан Мане, и старушка ответила: «Вы спрашиваете о господине Кобори? Нет, он больше не показывался». И приложив руку ко рту, деланно засмеялась, явно желая скрыть свое смущение. Она свободно говорила по-японски и внешне ничем не отличалась от японки. Значит, это и была мать Нам Чху Чо? Свою родную дочь она уже никогда не дождется. Да и приемная вряд ли скоро вернется к ней.
– Ваш волнующий рассказ, возможно, заслуживает доверия, но… – Сайдзё вспомнил свой разговор с офицером сторожевого катера и невольно сделал паузу. Он попытался еще раз мысленно проследить ход событий. Незадачливый агент южнокорейской разведки, этот самый «боксер», сообщает в верхнецусимское отделение полиции о нелегальной лодке, отплывшей от Берега Мертвецов. Он указывает, что на лодке находится женщина – организатор нелегальных переправ. Вполне естественно, что помощник полицейского инспектора Камати связывает ее бегство с загадочной гибелью Нам Чху Чо. Вполне логично также, что Камати, как и Сайдзё, связал бегство Такано с убийством женщины, труп которой был найден на Дзимбе… – Все же вас сейчас разыскивают по подозрению в убийстве, – продолжал Сайдзё. – Причем подозревают вас в двух убийствах: и Канако и Нам Чху Чо. Вы понимаете, в какое положение вы попали? Ведь предполагают, что эти убийства совершили вы лично. Следует ли вам в этом случае покрывать преступления Ли Кан Мана?
– Оставьте Ли Кан Мана в покое! Вы не смеете о нем так говорить! – вспылила Такано.
Судя по ее решительному виду, защищать Ли Кан Мана она готова была всеми средствами.
Сайдзё не мог скрыть язвительной усмешки.
– Я понимаю, – сказал он, – Ли Кан Ман очень красив. Но ведь этот человек спокойно убивает всякого, кто становится для него опасен. Не обольщайтесь, он и вас бросит, как только перестанет в вас нуждаться!
– Вы говорите так только потому, что ищете в этом деле лишь любовные отношения. Другое вы и представить себе не можете.
– Сперва действительно я так на это и смотрел, – спокойно ответил Сайдзё. – Но теперь я смотрю иначе. Ли Кан Ман просто украл пятнадцать миллионов! И никто не поверит, что он руководствовался какими-то высокими целями.
– Ошибаетесь! Это было сделано в интересах революции! Для организации Сопротивления!
– Да! Для организации Сопротивления! – крикнул вдруг Ли Кан Ман, вскакивая на ноги.
Он, очевидно, уже давно не спал и подслушал весь разговор.
– Да, да! – кричал он с перекошенным от злобы лицом. – И что это я тебе дался? Ли Кан Ман, Ли Кан Ман! Для тебя я, между прочим, «господин Ли Кан Ман»! Я с тобой свиней не пас! Понял? А ты кто? Шпик! Ищейка японских империалистов! Разве ты в состоянии понять нашу борьбу?
– Ты все время называешь меня агентом японских империалистов. А ведь на самом деле я выполняю лишь поручение президента корейской фирмы Цой Ток Чхона!
– Цой Ток Чхон – собака! Ты, может быть, хочешь сказать, что он корейский патриот? Он японский холуй! Эта продажная душа находится в эмиграции по соображениям личной выгоды. Скоро мы его вместе с тобой предадим суду революционного трибунала!!!
– Товарищ Ли, хватит! – остановила его Такано. – Ведь этот человек сейчас тоже как бы лишился родины. Его можно только пожалеть. А кроме того, он еще может нам пригодиться…
5
Внезапно лодка зашуршала по гальке. Мотор зафыркал и умолк. Лодка остановилась. Послышался всплеск брошенного якоря. Над трюмом показалось освещенное утренними лучами лицо рыбака.
– Хотел доставить вас в Ёсими, да опасно… Там уже сейчас людно… Тут, правда, пляж, открыто все, но на нем никого нет. Однако к берегу ближе подойти нельзя – отмель! Придется вам здесь выходить и бежать вон до той рощи.
С этими словами он взял веревочную лестницу и спустил ее с борта в воду.
– Ну и болван этот рыбак! – сердито проговорил Ли Кан Ман. – Или ему плевать на нас! Выходить на открытом берегу – это же безрассудство!
– Солнце, правда, еще только всходит. Может быть, и ничего, хотя все-таки опасно, – как-то нерешительно сказал Ким Сун Чхиль.
– Зря только теряем время, – прервала его Такано. – А мешкать нельзя, иначе наша лодка привлечет к себе здесь внимание. Быстро собирайтесь!
Сейчас и в самом деле не было времени искать другое место для высадки. Нужно было действовать, и действовать быстро. Высаживаться всем сразу было рискованно. Поэтому решили сходить на берег поодиночке с интервалами в пять-десять минут. Первым должен был сойти Ли Кан Ман, затем Такано, за ней Сайдзё и, наконец, Ким Сун Чхиль.
Через пять минут после Такано из трюма вылез Сайдзё. Сняв обувь, он по лестнице спустился в воду. Тут было мелко, вода не доходила и до колен.
Белая линия отлогого берега была метрах в ста. Дальше виднелась зеленая сосновая роща. Справа побережье образовывало острый выступ, а слева описывало кривую и переходило в круглый мыс. Все вокруг было подернуто белесой утренней дымкой. Ни людей, ни лодок… Лишь где-то далеко в море, мимо размытого туманом синего силуэта острова медленно проплывало какое-то судно, похожее на танкер.
Бежать казалось Сайдзё нелепым, и он пошел не спеша, словно ему было приятно брести в холодной воде. Его охватило странное чувство, будто он возвращается в Японию после длительного отсутствия. Он еще не достиг берега, как его нагнал Ким Сун Чхиль. Усердно размахивая руками, кореец торопливо бежал к берегу.
– Побыстрей! – крикнул Ким Сун Чхиль на ходу Сайдзё.
Когда все собрались в роще, Ли Кан Ман стал раскладывать костер. В роще было сумрачно и холодно. Вдруг Сайдзё, подвернув свои промокшие брюки, бросился к костру и затоптал разгоревшийся огонь.
– Лучше не надо. Японцы – народ наблюдательный. Заметят огонь, и сразу сюда прибегут!
– Ладно, – не стал возражать Ли Кан Ман и тоже начал тушить дымящиеся ветки. – Только до каких пор нам придется здесь торчать? И как назло, кажется, ни одной сигареты ни у кого нет?! – сказал он, неизвестно к кому обращаясь.
В тоне его слышалось раздражение, но никто и в самом деле не знал, когда и куда они двинутся дальше. Даже Сайдзё совершенно не представлял, где они находятся. Такано молчала. Она то всматривалась в видневшиеся сквозь деревья домики под красными и зелеными крышами, то снова смотрела на море. Откуда-то донесся отчетливый стук гета. Все стали прислушиваться.
– Каждый раз, как слышу стук гета, я твердо уверен, что нахожусь в Японии и все опасности уже позади, – сказал Ли Кан Ман. – Товарищу Киму еще незнакомо это чувство…
– Гета? «Цок-цок»? А ведь кому приятен этот стук, тот становится «полуцокальщиком», то есть полуяпонцем?! – иронически усмехнулся Ким Сун Чхиль.
– Узнала! – воскликнула вдруг Такано, прерывая пикировку мужчин. – Это Ясуока. Отсюда идет прямая дорога до Симоносеки. Туда не больше десяти километров. Можно ехать автобусом, но можно нанять и машину. Однако нам надо обсушиться. В таком виде нельзя показываться в городе. Тут народу мало, сразу обратят внимание. Подождем еще немного.
– Что ж, подождем, – не стал и на этот раз спорить Ли Кан Ман.
День был пасмурный, похоже было, что солнце так и не покажется. Синевато-зеленое море, проглядывавшее меж соснами, было спокойным.
Сайдзё сидел, прислонившись спиной к сосновому пеньку. Хотя пистолет Ли Кан Мана и был направлен постоянно на него, уж здесь-то он мог бы от них убежать. Но странно, он чувствовал, что стал как бы их соучастником, товарищем, которого они сами уже не хотят лишиться. Группа, несомненно, направляется к Чхим Йолю в Симоносеки. Таким образом, перед ним открывается возможность проникнуть в самую суть дела, которое он должен был расследовать. О такой благоприятной ситуации он и не мечтал. Правда, ему угрожает, по словам Ли Кан Мана, трибунал. Но будь что будет, решил Сайдзё. Тут стоит пойти на риск!
К нему подошел Ким Сун Чхиль. Как бы желая его развлечь, он заговорил с ним.
– Скажите, что, по-вашему, представляет собой Цой Ток Чхон?
– А вы о нем ничего не знаете?
– Абсолютно.
– Видите ли, я следую правилу не интересоваться своими доверителями… Я изучаю не их, а порученное дело.
– Но, очевидно, вы его все-таки считаете человеком, заслуживающим доверия?..
– Я просто выполняю порученную мне работу, сообразуюсь только с обстоятельствами дела и совершенно не интересуюсь личностью доверителя. А заслуживает он доверия или нет – об этом я буду судить после того, как выполню поручение.
– Вон вы какой! – разочарованно произнес Ким Сун Чхиль.
В это время к ним подошел Ли Кан Ман и что-то спросил у Ким Сун Чхиля по-корейски. Судя по его веселому подмигиванию, он на что-то подбивал Ким Сун Чхиля. Но тот, видно, неодобрительно отнесся к его предложению. Наконец они подозвали Такано. Некоторое время они трое что-то оживленно обсуждали. Под конец Такано утвердительно кивнула головой, как бы давая на что-то санкцию.
Ли Кан Ман и Ким Сун Чхиль осмотрели друг друга, привели в порядок одежду, после чего направились вдвоем к опушке рощи и вскоре исчезли из виду.
– Куда это они? – спросил Сайдзё.
– За сигаретами. Товарищ Ким тоже заядлый курильщик. А кроме того, это будет его первый шаг в чужой стране, – ответила Такано.
– Опрометчивый шаг! Лучше бы я сходил.
– Вам пока нельзя, – сказала Такано с лукавой улыбкой. – А ему надо же когда-нибудь начинать. Нам ведь предстоит выполнить уйму опасных дел. Да и разведать тут дорогу тоже надо…
Прошло довольно много времени, наверно, не меньше двух часов. И Сайдзё и Такано начали беспокоиться.
– Я схожу поищу их! – сказал Сайдзё, поднимаясь.
В это время на краю рощи показался бежавший Ли Кан Ман. Полы его плаща развевались, волосы рассыпались по лбу, лицо было бледное, губы посинели.
– Товарища Кима схватили, – проговорил он, еле дыша, и в изнеможении упал на землю.
Такано побелела как полотно. Она стояла растерянная и ошеломленная.
– Как же это произошло? – спросил Сайдзё.
– Для безопасности мы решили разделить обязанности… Я нашел подходящий ларек, а он пошел за сигаретами. И вдруг я услышал, как товарищ Ким заспорил о чем-то со стариком торговцем. Дело, думаю, плохо… В это время, как нарочно, мимо проходил полицейский. Он вдруг привязался к товарищу Киму…
– Стало быть, Кима задержали. А вы что делали?
– Товарищ Ким незаметно взглянул в мою сторону и сделал мне глазами знак уходить… Я долго бродил по городу. Желая удостовериться, что за мной не увязались.
– Хм! Этого надо было ожидать, – глухо проговорил Сайдзё.
Такано неподвижно смотрела куда-то вдаль, ее глаза наполнились слезами.
– Боже мой! Его же ждет смерть! – Уронив голову на руки, Ли Кан Ман заплакал.
6
Квартал Нагато-Нитё в Симоносеки значительно меньше района Цурухаси в Осака. Но он так же густо заселен корейцами и почти сплошь состоит из лавчонок. В любом корейском поселении в Японии, каким бы оживленным оно ни казалось, неизменно бросается в глаза бедность. И всюду здесь чувствуешь едва скрываемую враждебность и непокорность. Это относится и к Нагато-Нитё в Симоносеки. Это заметил и редактор «Пан-Кориэн ревью» Чон Су Кап, который, получив телеграмму от Чхим Йоля, вчера ночью экспрессом выехал из Токио, сегодня в 10 часов утра прибыл в Симоносеки, а сейчас, доехав на такси до конца узкой улицы Чаяма, шел пешком по Нагато-Нитё.
Этот убогий «сеттлмент» – прежде всего, конечно, продукт «творчества» японцев, но и сами корейцы немало потрудились над его созданием. Чон Су Кап шел быстро, сердито размахивая руками, и казалось, что этот полный и высоченный мужчина расшвыряет сейчас и эти низенькие домишки, и лотки с товарами, стоявшие вдоль узенького тротуара, и самих продавцов. Зайдя в мясную лавку, он уточнил полученный им адрес и после торговых рядов свернул в небольшую тихую улочку. Ее конец упирался в старые ворота, образуя тупик. Над воротами красовалась грубо написанная вывеска – «Компания Тохоку. Сбор утиля». Ворота были открыты настежь. В глубине двора лепились друг к другу контора, несколько складских помещений и жилой домик.
Чон Су Кап направился к домику. Открыв стеклянную дверь, он увидел Чхим Йоля, игравшего с хозяйскими ребятишками.
– О! Милейший Чон! С приездом! – Чхим Йоль отложил в сторону детскую книжку с картинками, встал, протянул гостю свою морщинистую руку.
– Я полагал, что мы с вами обо всем договорились, и вдруг эта телеграмма! – сказал Чон Су Кап, с трудом скрывая раздражение.
– Есть нечто такое, что мне захотелось тебе показать первому, – улыбаясь, проговорил старик. – Потолкуем после. А сейчас надень гета и пойдем со мной.
Они вышли во двор. Ведя за собой гостя, старик направился к одному из сарайчиков. Перед сарайчиками высились груды металлического лома.
Помещение было едва освещено. По одну сторону в нем стояли испорченные стиральные машины, холодильники, радиоприемники и разные пришедшие в негодность электротовары. Середина склада пустовала. На противоположной стороне в углу виднелось какое-то возвышение, покрытое шерстяным одеялом, что-то вроде кровати. Чхим Йоль подошел к этому ложу и сдернул одеяло. Оказалось, что одеялом были накрыты два деревянных ящика. Чхим Йоль взял валявшиеся на полу клещи и вскрыл один из ящиков.
– Смотри, Чон!
Чон Су Кап будто застыл на месте. В ящике лежали винтовки. Один к одному, точно шпроты в банке, прильнули их продолговатые, смазанные маслом, сизо-черные стволы.
– Откуда у вас это оружие? – дрожащим голосом спросил Чон Су Кап.
– А вот послушай. В этих двух ящиках лежит тридцать семь карабинов, восемнадцать пистолетов и небольшое количество боеприпасов и динамита. Все это достал Ли Кан Ман. Его энергии и отваге мы обязаны этим богатством… Не знаю, сумеешь ли ты понять… Ведь ты полагал, что Ли Кан Ман разложился, что его соблазнила японка и он с ней сбежал. Даже думал, что это была шпионка и что она сумела его завербовать. Но как это все было далеко от истины! Ли Кан Ман действительно использовал средства, предназначенные для «Пан-Кориэн ревью». Но он не растратил их на свои прихоти и развлечения. Теперь ты видишь, куда они пошли?
– Простите, но ведь уже во время нашего последнего разговора в Осака, когда я высказал подозрение, что Ли Кам Ман присвоил деньги, вы это категорически отрицали. Вы даже обвинили меня тогда в антипатриотизме…
– Погоди! Выслушай меня до конца! Уверен, что тогда ты перестанешь сердиться… На те пятнадцать миллионов иен Ли Кан Ман купил это оружие. Но это не все. Он сделал еще кое-что. Чтобы организовать перевозку оружия и товарищей и обеспечить в дальнейшем регулярную связь с родиной, он приобрел великолепную моторную лодку и подобрал на нее отличный экипаж. Таким образом, теперь у нас есть постоянно действующая база для переправ, открывающая перед нами исключительные возможности.
– Ну а причем тут я? Мне что прикажете делать? – снова перебил старика Чон Су Кап.
– Выступление тридцатого сентября начнется по нашему сигналу. Мы будем первыми! Весь план восстания от начала до конца разработан Ли Кан Маном. У этого человека не только замечательная голова. Он блестящий организатор! Тебя мы не просим непосредственно участвовать в восстании. Ты убежденный сторонник мирного объединения и делаешь упор на пропагандистскую деятельность. Что ж, очень хорошо!.. Но нам хотелось бы, чтобы ты оказал нам одну очень важную услугу. Необходимо уговорить Цой Ток Чхона расширить финансовую помощь движению. Ты понял меня? Мы с тобой расходимся во взглядах по ряду вопросов, но я полагал, что, когда ты увидишь воочию нашу подготовку, возникшее между нами недоразумение рассеется и ты сумеешь нас понять.
– Что можно сделать с полсотней карабинов и пистолетов?! Это вспышкопускательство! Ведь времена бланкизма прошли! – воскликнул Чон Су Кап.
– Ты думаешь, что все это детская игра? – улыбаясь, сказал Чхим Йоль. – Сегодня сюда должен прибыть член ЦК Единой народной партии товарищ Ким. Вот заслушаем его доклад и спокойно все обсудим. Сегодня ночью мы хотим провести расширенное совещание представителей Единого фронта, в котором должен принять участие и ты. Там и примем окончательное решение.
– Товарищ Ким? Председатель Единого национального фронта?..
– Да. Именно он, и вот что он, вероятно, скажет. С двадцать седьмого по двадцать девятое число будут происходить массовые казни товарищей, находящихся в сеульской тюрьме. Это вызовет сильное возмущение в подпольных организациях. Уже отмечаются волнения в частях военной полиции. В районе Канчу полицейские начали переходить на сторону народа. Имеют место вооруженные столкновения. Июньская забастовка учащихся не окончательно погасла. Есть признаки ее повторения и в новом учебном году. Страна сейчас как пороховой погреб. Стоит только поднести огонь!..
– Я вовсе не собираюсь отрицать…
– Подожди, выслушай меня… В первых числах октября Конституционной комиссией будет внесен законопроект о пересмотре конституции. Затем начнутся совместные маневры американского и южнокорейского военно-морских флотов. Обстановка тогда станет для нас менее благоприятной. Я не вижу более подходящей даты, чем тридцатое сентября. Медлить нельзя! И, несомненно, товарищ Ким это со всей силой подчеркнет. Если не поднять восстание сейчас, мы все потеряем. Даже в случае перехода власти из рук военных в руки гражданской администрации в стране будет установлена власть, которая фактически ничем не будет отличаться от диктатуры военной хунты. И дело объединения Юга и Севера будет надолго отодвинуто. Такой возможности, как сейчас, мы уже никогда не получим!
– Вашу точку зрения я уже слышал.
– Но это не только моя точка зрения. Я имею основания утверждать, что и товарищ Ким одобряет выработанный нами план действий.
– Вы в этом уверены?.. Во всяком случае, я хотел бы повидаться с ним, – после некоторого раздумья заявил Чон Су Кап. – Скажите, а что если товарищ Ким придерживается иного мнения, что если его точка зрения совпадает с моей? Как вы будете тогда поступать?
– Я этого не допускаю, – убежденно сказал Чхим Йоль.
– Хорошо. Но предположим, что это все же так. Ведь тогда всю ответственность за эту затею придется принять на себя вам с Ли Кан Маном!
– Разумеется. Кто заварил кашу, тот и будет ее расхлебывать. Я готов ответить за все. И готов остаток своих дней употребить на то, чтобы смыть с себя позорное пятно растратчика и возместить эти деньги.
Сказав это, Чхим Йоль повел Чон Су Капа к выходу. На дворе было пасмурно. Низко нависали пепельно-серые тучи. Вот-вот должен был пойти дождь. Когда Чхим Йоль и Чон Су Кап поравнялись с зданием конторы, старик взглянул вдруг на небо и неожиданно засмеялся.
– Знаешь, Чон, – сказал он, оборачиваясь к своему спутнику, – любопытная вещь со мной происходит! С годами у меня развилась страшная невралгия. В плохую погоду обычно все тело ноет, места себе тогда не нахожу. А сейчас хоть бы что! Про все боли забыл! Будто снова стал юношей.
– …
– Никогда я еще не жил такой полной, содержательной жизнью, как сейчас. За все свои шестьдесят лет. Ты понимаешь меня?
– Кажется, понимаю, – потупив глаза, ответил Чон Су Кап. Он отнюдь не разделял восторженности этого старого деятеля национально-освободительного движения, но и не мог смеяться над его чувствами.
– Ты знаком с Симоносеки? Мне и до войны приходилось здесь прятаться. На Хигасиоцубо, да и на этой же злосчастной Нагато-Нитё. Тридцать тысяч наших соотечественников ютится на этих улицах. И до чего же жалкое они влачат существование! И все же даже здесь им лучше, чем в Южной Корее. Вызволить их отсюда, и чтобы камня на камне не осталось от этих убогих и жестоких улочек, и возвратить на родину, чтобы они могли отдать все силы строительству новой отчизны!.. Послушай, а ведь, возможно, этот день уже близок! – заключил Чхим Йоль.
В это время в воротах показались мужчина и женщина. В измятых плащах, бледные, усталые. Это были Такано и Сайдзё. Едва держась на ногах, Такано подошла к Чхим Йолю. Сайдзё, увидев Чон Су Капа, так опешил, что несколько мгновений не мог сдвинуться с места.
– Что случилось? Где товарищ Ким? – обеспокоенно спросил Чхим Йоль по-корейски.
– Неприятность… Большая неприятность, – ответила Такано.
– Неприятность?..
– Мы высадились не в Ёсими, а близ Ясуока. Он пошел за сигаретами, вызвал подозрение у патрульного полицейского и…
– Черт знает что такое! – Чхим Йоль буквально заскрежетал зубами. – Не мог денек-другой обойтись без курева! Что же теперь делать? Ну, а Ли Кан Ман… Неужели и Ли Кан Мана?..
– Нет, с ним все в порядке. Мы вместе сюда добирались. Но дело в том, что товарища Кима сегодня, вероятно, продержат в здешней полиции и только завтра отправят в изолятор в Омура. Ли Кан Ман отправился на Хигасиоцубо, чтобы все разузнать. Там у него есть свой человек в полиции, лавочник, доставляющий передачи.
– Ну и что?
– Ли Кан Ман вместе с Кимом ходил за сигаретами и чувствует себя ответственным за провал. Он сказал, что не сможет показаться на глаза товарищам, пока не придумает, как вызволить Кима из тюрьмы.
– Опять авантюра, – заметил Чон Су Кап. – Впрочем, ему, кажется, ничего не запрещается делать.
– Жаль, конечно, товарища Кима, – тяжело вздохнул Чхим Йоль. – Но главное сейчас узнать мнение подпольных организаций в стране относительно восстания. Услышать хотя бы одно слово: да или нет. Ведь не исключено, что с ним можно будет связаться, чтобы получить такой ответ.
– Вы думаете? Что ж, это было бы очень хорошо! А мне пока разрешите откланяться. У меня здесь есть несколько корреспондентов, к которым я хотел бы зайти.
– Чон! Насчет твоего окончательного решения прошу повременить до получения ответа от Кима. Очень тебя прошу, – умоляющим тоном произнес Чхим Йоль.
– Да, но, к сожалению, я больше трех дней здесь пробыть не смогу.
– Как с тобой связаться?
– Как связаться? – переспросил Чон Су Кап, скосив глаза в сторону Сайдзё. Взглядом он дал Сайдзё понять, что хочет что-то сказать и ему, и, перейдя на японский язык, произнес:
– Я собираюсь остановиться в корейской гостинице «Мэйгэцу» возле вокзала…
7
Это было ранним утром на третий день. Шел проливной дождь. В машине, принадлежавшей фирме «Тохоку», Сайдзё направлялся на симоносекский вокзал. С ним был Ли Кан Ман. Все эти два дня Ли Кан Ман ни на минуту не оставлял его одного. Когда же Ли Кан Ману нужно было куда-нибудь отлучиться, его место занимал молодой кореец с тупой физиономией. Поскольку Сайдзё не собирался бежать, этот «домашний арест» отчасти его даже устраивал. Заботила только невозможность связаться с Чон Су Капом. Но, может быть, сегодня он сумеет это сделать? Однако ни по дороге на вокзал, ни на вокзале ему, разумеется, не удалось позвонить по телефону.
В шесть часов сорок минут Сайдзё с Ли Кан Маном сели в экспресс. Как только поезд тронулся, Сайдзё с удовольствием вытянулся в откидном кресле. Он только сейчас почувствовал, как сильно ноет у него спина после двухдневного лежания на жесткой кровати.
– Это хорошо, что ты сопровождаешь меня, ехать как-то веселее, – сказал он Ли Кан Ману. – Но до самого лагеря ехать тебе нельзя. Без вида на жительство для иностранцев ты рискуешь угодить туда же, где находится Ким.
– Об этом можешь не беспокоиться, – вопреки ожиданию дружеским тоном ответил Ли Кан Ман. – Когда стало известно, что ты берешься связаться с товарищем Кимом, Такано поддержала тебя. Мы тоже согласились. Ты словно для этого и попался нам на пути. Смотри ж, не подкачай! Желаю тебе успеха.
– И тогда вы отпустите меня на свободу?
– Возможно!
– А что если я потом пойду против вас?
– Шутишь! Теперь ты стал уже вроде нашего союзника. Поэтому после победы революции я постараюсь добиться для тебя даже награды.
Сайдзё иронически усмехнулся.
– Революция – это вроде страховки. Платишь, платишь, а премии и не видно! А я ждать не хочу. По мне лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.
– Не веришь ты в наше будущее, – недовольно проговорил Ли Кан Ман.
Поезд в это время подходил к станции Модзи. Ли Кан Ман вдруг поднялся и с беспокойством посмотрел на платформу.
– Что там? Полиция? – спросил Сайдзё.
– Нет, все в порядке, – ответил Ли Кан Ман и с улыбкой добавил: – Ну здесь я сойду. Только ты не думай, что за тобой и дальше не будут следить. Поэтому не вздумай финтить!
– Что ж, спасибо за предупреждение. Я вижу, в свое будущее вы верите, а в союзников не очень! – отшутился Сайдзё. И вдруг у него как-то неприятно засосало под ложечкой. Он вспомнил, что как раз отсюда, с этой станции, когда он ехал из Токио в Хаката, за ним увязался «боксер».
Сайдзё остался один. Когда поезд тронулся, он осторожно осмотрелся. Корейцев, кажется, в вагоне не было. «А, может быть, это японец?» – подумал Сайдзё, и у него екнуло сердце. Во всяком случае, это будет квалифицированный «хвост».
В 11.30 утра поезд прибыл в Икихая. Когда Сайдзё сошел, дождь уже почти прекратился и сквозь редеющие тучи стали пробиваться солнечные лучи. В вагоне слежки за собой Сайдзё так и не обнаружил. Не исключено, что Ли Кан Ман просто брал его «на пушку».
